Год Дракона Давыдов Вадим

Пролог. Драконами не рождаются

– Что у нас, Андерсон? – дежурный ординатор госпиталя «Маунт Синай»[1] быстро вышагивал рядом с каталкой.

– Множественные огнестрельные, большая кровопотеря. Парня только что вытащили из бронированного «линкольна» – машина, говорят, похожа на дуршлаг, шофёр умер на месте, а этот – вот, дышит ещё. Но состояние – критическое, надежды – никакой.

– Это, Андерсон, не вам решать. Давление?

– Сорок на восемьдесят и падает.

– Пульс?

– Тридцать четыре.

– Группа крови?

– «А плюс».

– Ну, хоть что-то![2] Катетеризируйте вену и начинайте переливание, немедленно. Сестра Карлайл!

– Да, сэр. Операционная номер восемь.

– Хорошо, спасибо, сестра. Быстрее, Андерсон, быстрее! – напустился хирург на молодого врача-интерна. – Сколько можно возиться с простейшим катетером, чёрт возьми?!

– Судя по тому, как вы тут суетитесь, я ещё жив.

Люди вокруг носилок на мгновение остолбенели. Голос их подопечного звучал ровно и немного насмешливо. Слишком ровно. Слишком насмешливо. Когда этого парня привезли, он закономерно был без сознания, подумал интерн. И прийти в себя человек, до такой степени изрешечённый пулями, как минимум полдюжины из которых засели у него в черепе, просто не способен. Что происходит?!

– Не понимаю, почему вы ещё живы до сих пор, – наклоняясь над раненым, пробормотал Хэйвен. – Этого по определению быть не может!

– У меня есть кое-какие незавершённые дела, док. Этот мир – дерьмо, и пора привести его в порядок.

Господи, что сегодня за день, пронеслось в голове у ординатора. Шесть покойников, одиннадцать раненых только за его смену! Интересно, приятель, почему ты ещё не седьмой, – для двенадцатого в тебе слишком много дырок?! А в Индии – только что сообщили – взорвался химический завод, погибло несколько тысяч. Насчёт дерьма парень, похоже, прав!

– Андерсон, от вас всё равно никакого толку, – спокойно продолжил раненый. Интерну показалось, что зелёные глаза человека на носилках сейчас прожгут его насквозь. Невозможно, подумал он. Во-первых, он убит, – а во-вторых, у человека вообще не может быть такого взгляда! – Отправляйтесь на пульт[3] и позвоните, – интерн машинально записал продиктованный номер. – Когда вам ответят, скажите – продаётся жук в янтаре. О прочем не беспокойтесь.

– Доктор Хэйвен?! – интерн изумлённо и, кажется, умоляюще посмотрел на хирурга-ординатора.

– Отличная фамилия для врача[4], – усмехнулся раненый. – Оформляйте, док. Долго ещё?

Ординатор опомнился первым.

– Ну, что встали?! – вызверился он на пребывающий в кататонии персонал. – В операционную, живо! Андерсон, – делайте, что вам сказали! А тебе, парень, следует заткнуться, не то и вправду придётся «оформлять»!

В ходе операции, продолжавшейся более трёх часов, раненый ни разу не сомкнул глаз – и ни словом, ни мимикой не дал понять, испытывает он боль или нет, хотя наркоз, судя по всему, на него не действовал. Это страшно мешало доктору Хэйвену и при этом невероятно возбуждало его любопытство, – и профессиональное, и человеческое.

Первая извлечённая пуля заставила ординатора на мгновение забыть о пациенте: ему ещё не доводилось вынимать из человеческих тел подобные снаряды. Около полутора дюймов в длину, она оказалась довольно лёгкой – менее сотни гранов[5]. И калибр какой-то странный, пожал плечами Хэйвен, – нечто среднее между двадцать вторым и двадцать пятым[6]. За время своей работы в госпитале ординатор существенно поднаторел в таких дисциплинах, как оружейное дело и баллистика. Ничуть не менее удивительной была форма, совершенно не изменившаяся при прохождении по раневому каналу – она напоминала скорее кернер или наконечник дротика для игры в «дротики», нежели собственно пулю.

– Это бронебойный сердечник, док, – прокомментировал замешательство Хэйвена раненый. – Или карбид вольфрама, или упрочнённая сталь. Свинцовыми экспансивками[7] меня бы на куски разодрало, и вы бы спокойно смогли допить ваш вечерний кофе, – который, кстати, по счёту?

– Да заткнитесь же, – почти взмолился хирург, швыряя пулю в кювету. – Заткнитесь, ради всех святых, или я велю заклеить вам рот!

– Это жестоко, – вздохнул раненый. – Пользуетесь своим служебным положением? Ну, ладно, ладно – молчу!

– Невероятно, – хирург опустился на заботливо подставленную скамеечку и поднял руки, давая возможность медсестре снять длинные резиновые перчатки, куда были заправлены манжеты халата. – Клайв, – Хэйвен повернул голову к анестезиологу, колдовавшему над установкой, – он ещё в сознании?

– Никогда такого не видел, – пробормотал тот. – Давление пятьдесят на сто, пульс пятьдесят восемь.

– Док, вам мама в детстве не рассказывала, – нехорошо говорить о присутствующих в третьем лице?

– Чёрт, я бы на вашем месте всё-таки заткнулся, – прошипел Хэйвен, косясь на кювету, которую несла на вытянутых руках операционная сестра с такой осторожностью и таким выражением лица, как будто внутри ёмкости располагалась как минимум атомная бомба. – Пятьдесят три пули, и я не уверен, что достал все, чёрт подери!

– Не переживайте, док, – усмехнулся лежащий на операционном столе. – Рассосётся!

Грохот кюветы, упавшей на вымощенный кафелем пол, и стук рассыпающихся по всему помещению стальных цилиндриков вернул хирурга на землю. Хэйвен поперхнулся и закашлялся.

– Эй, док, – голос пациента звучал теперь требовательно и озабоченно, хотя паники или страха в нём по-прежнему не ощущалось. – Я сердечно признателен вам за труды, но сейчас мне просто необходимо отсюда свалить, и как можно скорее. Мой адвокат уже тут, если ваш Андерсон ничего не напутал. Я понимаю – клятва Гиппократа, врачебный долг и всё такое, но лучше вам послушать и сделать так, как я говорю.

– Большие деньги? – усмехнулся Хэйвен.

– Куда больше, чем вы когда-нибудь сможете себе представить, – лёгкий смешок раненого, как ни странно, подействовал на Хэйвена убедительно. – Плохие парни не любят делиться, но мне наплевать.

– Мы влили вам почти два литра крови и плазмы, – покачал головой хирург. – В таком состоянии вам нужен профессиональный уход и постоянное наблюдение. С вашими ранениями…

– Не выживают, – закончил за Хэйвена пациент. – Очевидное – невероятное, а? Так что, – вы же умница, док, и не будете возражать?

Подумав несколько секунд, хирург величественно кивнул, краем глаза следя за остальными участниками действа – все они, замерев, ждали, каков будет его вердикт:

– Надеюсь, ваш адвокат сумеет разобраться с полицией, – пара детективов наверняка ожидает за этими дверьми. Хотя меня это и не касается, я был бы рад узнать, чем закончатся ваши приключения, молодой человек.

– Я пришлю вам открытку, – ухмыльнулся раненый. – Поехали наружу, ребята!

Рейс «Lufthansa». Москва – Франкфурт. Март

Прозвенел сигнал, и над аркой входного проёма загорелась надпись «Пристегните ремни». Андрей вздохнул – слушаюсь и повинуюсь – и закрыл ноутбук. Остававшиеся двадцать с лишним минут до посадки заняться было решительно нечем, и Корабельщиков, скучая, потянул из кармана впереди стоящего кресла какой-то глянцевый журнал, принадлежащий полку российских клонов западной гламурной макулатуры.

Рассеянно листая страницы с мало интересовавшими его «звёздными» новостями, Андрей поймал себя на мысли, что немного завидует: уж лучше такая безбашенная волюшка-воля, чем унылый «парадок» в родных палестинах. Корабельщиков ненавидел единственный международный аэропорт Республики, оглушавший случайно заброшенного в него путешественника кладбищенской тишиной и унылой затхлостью длинных переходов с редкими рекламными щитами местного оператора сотовой связи и псевдопатриотической социалки «Купляйце тутэйшае», являющей городу и миру безнадёжный провинциализм местного «креатива». Ничего удивительного – в душном воздухе «рэжыма» с трудом дышалось любому, кто хотел сам распоряжаться своей жизнью, потому и разбегалась молодёжь буквально в разные стороны – в Вильнюс, Варшаву, Хельсинки, – куда удавалось вырваться, а хоть и в Москву! Да что Москва – в Воронеже или Саратове было веселее и интереснее, чем в столице «рэспублики», глава которой на голубом глазу однажды посулил её гражданам «бедную, но недолгую» жизнь.

Андрей, пожалуй, был своего рода исключением – он не стремился убежать навсегда, ускользая на время. Судьбе было угодно даровать ему такую возможность – путешествовать с комфортом и не за собственный счёт. И отбытие, и прибытие своё Корабельщиков научился обставлять, как дополнительное приключение: поездом – в Москву или в Киев, а оттуда уже – самолётом дальше, непременно Lufthansa, KLM или Luxair, в зависимости от пункта назначения. Из Столицы Андрей не летал никогда – редкие дорогущие рейсы той же Lufthansa, вечно пустая трасса Столица – Аэропорт и угрюмые лица пограничников и таможенников, томящихся в горьком безлюдье «воздушных ворот», словно в ссылке, навевали на него такую неодолимую тоску, что впору было всерьёз беспокоиться о душевном здоровье. Да и нырять отсюда прямиком в европейский круговорот лиц, встреч и событий, а потом, разом – назад, будто в омут с чёрной стоячей водой, – нет, это было определённо выше его сил.

От «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» Андрея отвлёк голос одного из двух сидящих впереди мужчин. Судя по стрижкам и костюмам «под самого» – русские «государевы люди». По выговору Корабельщиков определил: коренные москвичи. Не иначе, на какую-нибудь модную в нынешнем сезоне европейскую «стажировку» направляются, слегка улыбнулся Андрей.

– С тебя червонец, Костя, – с подъёмом заявил сидящий у иллюминатора. – Как и договаривались.

И он довольно зашуршал газетой.

– Когда это мы договаривались? – в голосе сидящего у прохода мужчины слышалось недоумение.

– Я тебе говорил, освободят её? Говорил. А ты не верил! Вот, глянь!

Газета перекочевала в руки Константина. Некоторое время он молчал – видимо, читал – а потом крякнул:

– Точно. Ладно, Толя, – признаю, уел ты меня!

– Да я ни минуты не сомневался, – обязательно Вацлав своих егерей за ней пошлёт. Это же Вацлав!

Андрею сделалось любопытно. Он снова заглянул в карман кресла и обнаружил там какую-то газету. Раскрыв её, он быстро нашёл заголовок, ввергший попутчика в ксенопатриотический восторг. Ну, мне следовало бы догадаться, подумал он. В результате операции, проведённой, как обычно, егерями лейб-гвардии его величества Вацлава Пятого, божией милостью государя и самодержца (ну, почти), 20-летняя студентка Карлова университета А., арестованная по подозрению в перевозке наркотиков и быстренько приговорённая шемякиным таиландским судом к смертной казни, освобождена и уже находится на родине.

– «В ходе боевого столкновения уничтожено несколько полицейских и тюремщиков, пытавшихся оказать сопротивление. Дети и животные, по словам пресс-секретаря посольства Короны в Бангкоке, не пострадали», – процитировал Константин и хихикнул. – Во дают, черти! Хамят всем подряд!

– А все только утираются, – подхватил Анатолий.

Андрей невольно усмехнулся. Даже зашуганная «бацькина» пресса с удовольствием цитировала дипломатов Короны, излагавших свою позицию тоном, от дипломатической эквилибристики весьма далёким. Наверное, вот так разговаривали со всяким «европейским сбродом» екатерининские вельможи, опираясь на суворовские штыки и ощущая за спиной крылья побед под Измаилом и Наварином. И пусть такие цитаты – единственная фронда, на которую способны карманные СМИ «усенародна избранага», но и та выглядит свежо и дерзко среди репортажей о надоях и огуречно-уборочных комбайнах, подумал он.

Несколько лет назад Андрей впервые увидел на «Шляхе» студентов из Праги. Не по-здешнему открытые, свободные, весёлые, красивые ребята и девчонки из такой близкой – и такой далёкой – Короны, они стояли среди своих сверстников-«тутэйших», смеялись, кричали что-то, а потом запели – сначала «Зорку Вянеру», а после – «Варшавянку» и «Марсельезу». Да по-русски, – с ума сойти можно! Спустя мгновения вся колонна подхватила мотив и слова, чудом не позабытые со времён советского детства, – и совсем по-другому, по-новому зазвучали они. Даже Андрей не смог устоять перед этим – воистину народным – порывом, и подхватил слова и мелодию – в полный голос. Это он-то, всегда до слёз стеснявшийся немузыкальности своей, неумения петь! Иные слёзы навернулись тогда ему на глаза: слёзы стыда и боли за родную страну – и слёзы счастья, – оказывается, есть на земле место, где растёт и поёт революционные песни такая вот молодёжь!

А дрались эти дети – конечно же, дети, а как ещё мог их назвать Корабельщиков, будучи много старше? – совсем не по-детски. Расчётливо, умело, технично и потрясающе слаженно. Раскалывая колонну демонстрантов, амаповцы[8] в серо-чёрном «городском» камуфляже набросились на ребят. Выхватив двух девушек, милиционеры поволокли обеих – действительно волоком, по земле, – к «воронкам». После длившегося какие-то доли секунды замешательства остальные пражане – и парни, и девушки, – ринулись в бой. Это был настоящий бой – даже Андрей сумел понять это своим насквозь штатским существом. Никто не успел и глазом моргнуть, – щиты и дубинки оказались уже в руках у ребят. Ещё миг – и катятся кубарем по асфальту овчарки Сероусого, схватившие было девчонок! Толпа расступилась, пропуская в свою глубину маленький отважный отряд, и снова сомкнулась непроходимой стеной. «Бацькины» полицаи, ошарашенные и напуганные отпором, попятились – и не посмели продолжить разгон, лишь преграждая колонне выход на площадь.

Помогаяребятам садиться в автобус, Андрей с изумлением понял: они даже не злятся! Взгляды, всё ещё горящие азартом схватки, победы, – а вот злобы Андрей не увидел. Сочувствие – вот что прочёл он в светлых глазах гостей из прекрасного города на берегах быстроводной Влтавы.

Коронный Союз. Корона. Это, сначала неформальное, название очень быстро наполнилось смыслом настоящего имени. Всё началось в Праге. Всем казалось: единое государство чехов и словаков доживает последние дни, – эйфория от «бархатной революции» восемьдесят восьмого прошла очень быстро. Случайно узнав о том, какой именно вопрос – один-единственный – внесён в бюллетень предстоящего плебисцита, Андрей лишь недоверчиво усмехнулся. Монархия?! Что за бред! Да никогда они на это не согласятся!

Андрей не собирался принимать происходящее всерьёз. Точно, как он, рассуждали в Европе и в Штатах. Двадцать первый век на носу! Ну, а бывших капээсэсовцев, под грохот перестройки и перестрелки занятых развалом и распродажей вдруг ставшей ненужной им великой державы, и вовсе ничего вокруг не интересовало. По крайней мере, поначалу.

Гедиминович[9], усмехнулся Андрей. Надо же! Откуда могли вообще взяться неопровержимые – ой, держите меня! – доказательства благородных корней никому неведомого командира «диких гусей» из бывшей Родезии?! Как и когда получил он чехословацкий паспорт?! Кажется, ни в Праге, ни в Братиславе никто неудобных вопросов не задавал. Интересно, во сколько тебе это обошлось, Дракон? Отлично известно, кто всё устроил!

Андрей с горечью ощутил, как быстро – и мимо – проносится время. Событий, случившихся в сердце «старушки Европы» за последних полтора десятилетия, хватило бы на несколько жизней – и каких! Вот вам и «старушка», подумал Андрей.

Корабельщиков снова услышал голос сидящего впереди москвича – кажется, Анатолия:

– Наталья моя была в Праге с тургруппой прошлой осенью. До сих пор, чуть что – «А вот в Праге!». Представляешь?! На Рождество опять туда собралась. С той же группой. Но на этот раз, говорит, – и с тобой, Толя. Обязательно. Ты, говорит, сам всё должен увидеть.

– Лучше, чем в Париже? – покосился на товарища Константин.

– Да ну его, Париж этот, – отмахнулся Анатолий. – За чашку поганого кофе все карманы вывернешь! Грязь, мусор, дома разрисованы какой-то хренью, народу, как в бочке! В метро – только успевай поворачиваться: того и гляди, какая-нибудь тварь черножопая или сумку взрежет, или мобилу вытянет. Наташку какой-то козёл прямо при мне принялся лапать! А попробуй, слово ему скажи – ещё и за расизм оштрафуют. Нет уж, больше я в эту дыру – ни ногой! Туда уже все негры и арабы из бывших колоний переехали, – чего я там позабыл?!

– Можно подумать, в Праге их нет, – пожал плечами Константин.

– Нету. Наташка у экскурсовода спрашивала: а как же беженцы? А та ей: у нас беженцы в университете персидскую литературу и арабский язык преподают. А другим у нас делать нечего. Не веришь – сам поезжай, посмотри.

– А что? – загорелся вдруг Константин. – Хорошая мысля, Толя. Веру даже сильно уговаривать не придётся, – меня насчёт восторгов твоей жены уже просветили. Как они за несколько лет всё перевернули – уму непостижимо!

– Читал я этот «Закон о престоле», – вздохнул его приятель. – Гениально, честное слово! Почему мы не додумались?! А ведь иначе просто работать не будет. Династия – фигня: во втором, много – в третьем колене, – уже фуфло одно, а не монархи. А такая схема – претенденты, двадцать лет подготовки, проверки сумасшедшие, боевые в том числе, а потом – выборы из трёх или четырёх оставшихся, и пожизненно на троне[10]. Это, Костя, реально!

– Думаешь, Вацлав не определит своих пацанов в претенденты?

– Ну, и определит. Определяй, не определяй, – если проверки не прошёл, привет. Вылетаешь с дистанции, и всё.

– Так ведь закон – он, сам знаешь, как выворачивается. Только откаты поболе будут.

– Вацлав с Драконом откатят – мало не покажется, – хохотнул Анатолий. – Вон как они албанцев откатили! Ни арабские миллионы, ни турецкие инструкторы, ни пакистанские советники, – ничего им не помогло, – в голосе москвича отчётливо слышалось восхищение. – Раздраконили – за неделю!

Раздраконили, усмехнулся Корабельщиков. И правда, – умри, лучше не скажешь.

– А ты – откаты, откаты, – продолжил Анатолий. – Вацлав башку за откат смахнёт – и поминай, как звали!

– Хочешь, чтобы у нас такие же порядки завели? Тебе оно надо?

– Это пока не надо, Костя. Вот только опасаюсь я, – станет нам оно надо, аж до зарезу, да поздно будет. Дружить надо с Короной, а не собачиться! У них вон русский – чуть ли не государственный язык! Наташка рассказывала, в гостинице каналов телевизионных – штук сорок, из них десяток на русском – новости, спорт, фильмы, культура. Театры наши в Праге, считай, прописаны – а на попсу никто и не смотрит!

– Вот это-то и подозрительно, Толя, – назидательно поднял вверх палец второй москвич.

– Слушай, Костя, – развернулся к приятелю Анатолий. – А по-твоему, сербы с венграми или румыны с македонцами, – они на каком языке должны договариваться? На китайском, что ли?! Я считаю, Вацлав – гений. Учителя русского есть, учебники есть, инфраструктура – пожалуйста. Бери и пользуйся. Ломать, знаешь, не строить, много ума не надо! А вот Вацлав – с Драконом там, без Дракона, мне, если честно, до фонаря – с умом к делу подошли. И, похоже, очень нехило у них получается, так я тебе скажу!

О роли русского языка как средства международного общения внутри Коронного Союза Андрей слышал не в первый раз. Но удивление его от этого ничуть не умалялось.

– Ну, не знаю, – протянул Константин. – Мне, например, нравится, как у нас с Евросоюзом отношения складываются.

– Отношения – это хорошо. Только Корона по всем пунктам Евросоюз обходит, – Анатолий аккуратно сложил газету. – Они Корону ненавидят просто ещё больше, чем нас – вот и весь секрет ихней «любви», Костя. Особенно после того, как в Австрии референдум о присоединении к Короне прошёл.

– Этак он всех под себя подомнёт, – опасливо заметил Константин. – Ничего хорошего не вижу.

– Как в том анекдоте: мы никуда не побежим, а медленно-медленно спустимся с горы и аккуратно поимеем всё стадо, – Анатолий покрутил головой и поджал губы. – Всех – не всех, а немцы восточные точно облизываются. Я с ребятами из бывшей ГДР на прошлой стажировке немало водки выпил. Много болтать не хочу, но «кайзер Венцель» у них в полном авторитете. Так-то!

– Кто?!

– Ну, Вацлава так по-немецки зовут! А наших там сколько, знаешь? Пять лет в Легионе оттрубил – и пожалуйста: паспорт, кредит государственный. Хочешь – учись, хочешь – дело своё открывай. Вацлав – гений, говорю тебе! И что характерно, – всё у него есть, и нефть, и газ, и народ за него в огонь и в воду. А у нас – один трындёж про многовекторную политику! И политики-то нет – только реакция на раздражение, как у кольцевого червя. Разве мировая держава так себя ведёт?! Да хоть тех же арабов возьми. Мы их кормили-поили, учили-лечили, а они нам – нож в печень в Чечне и пулю в спину на Кавказе! Вот у Вацлава слово с делом никогда не расходятся: сказал людям – будем вместе строить великую державу, и – пожалуйста. Эх, нам бы…

Чего именно хотел пожелать себе и согражданам Анатолий, Корабельщиков слушать не стал. Чтобы догадаться, никакой сверхъестественной проницательности не требовалось.

Фрапорт[11]. Терминал 2. Март

Весь багаж Андрея состоял из сумки с компьютером и парой смен белья, носков и рубашек. Благополучно миновав паспортный контроль и зелёный коридор таможни, он вышел в зал прибытия. И не на шутку удивился, увидев не кого-нибудь там, а саму Труди Грюнн – вот уже лет пятнадцать бессменную секретаршу Брудермайера – с табличкой в руках, на которой значилось «Herr Korabelstschikow». Труди призывно помахала ему ладонью. Андрей ускорил шаг.

– Труди, дорогая! – Корабельщиков наклонился, подставляя для дружеского поцелуя гладко выбритую щку. – Чем обязан? Такая честь!

– Узнаешь, – улыбнулась Труди. – Поехали!

– Бегает ещё твой «народный вагончик»?

– Бегает. Только не здесь и не сейчас, – тонкие лучики морщинок побежали от уголков глаз к вискам фрау Грюнн, и Андрей с грустью подумал о том, что и ему скоро перевалит на пятый десяток. – Идём, цены за стоянку тут сам знаешь, как кусаются.

Не удержавшись, Андрей присвистнул, увидев, какой автомобиль приветливо помигал им габаритами. Новенькая «Шкода-Электра» необычно яркой, но не кричащей расцветки, силуэтом напоминала «Ягуары» и «Мерседесы» конца пятидесятых и стоила в Европе чуть ли не вдвое дороже, чем в Короне. Об этом Андрей недавно прочёл в «За рулём», который до сих пор исправно выписывал. Об автопроме Короны журнал рассказывал регулярно, и неизменно – с восхищением. Однажды сотрудникам редакции даже удалось покататься на «Татре-Богемии» – изящном, стремительном и роскошном, как антикварная «Испано-Сюиза», лимузине. «Богемия» не продавалась вообще: на них передвигались лишь высшие должностные лица Короны и её дипломаты. Рядом с «Татрой» госпожи посланницы «бацькин» бронированный «мерин» смотрелся, мягко говоря, несолидно. Ближневосточные коллекционеры болидов, блондинок и верблюдов бесились, но купить вожделенное четырёхколёсное чудо не могли даже на вторичном рынке: к вопросам державного престижа в Короне относились более чем серьёзно. Авиационный завод «Аэро» выпускал ещё две необычайно интересные модели: реплику знаменитого «Мустанга» 68-го года с самой современной начинкой, и Астон Мартин ДБ5, тоже, разумеется, полностью модифицированный в соответствии с требованиями современности. Андрей не сомневался: именно этим скромным набором марок и типов ограничены автомобильные пристрастия «кайзера Венцеля».

Вообразить, будто Труди способна купить себе «Электру», даже питаясь одним лишь собачьим кормом из «Алди»[12], было решительно невозможно. Посмотрев на удивлённо ползущие вверх брови гостя, фрау Грюнн кивнула:

– Да, теперь мы можем позабыть о минусе на счёте. И всё это из-за тебя, Анри.

– Анри – это Генрих, – машинально, в миллионный, наверное, раз поправил её Корабельщиков. – На французский лад правильно будет – Андр.

– Плевать, – тоже в миллионный раз заявила Труди. – Мне так больше по душе.

Эта невинная игра, что греха таить, нравилась им обоим.

– Ну, и причём тут я? – спросил Андрей, устраиваясь на переднем сиденье и чувствуя, как мультиконтурные подушки нежно обнимают его спину. – Труди, если ты немедленно не расскажешь…

– Немедленно не получится, – покачала головой фрау Грюнн. – История довольно долгая – и довольно странная, если не сказать больше. А кто надоумил тебя обратиться в «Коруну»?

– Ах, боже мой, да никто, – в смятении пробормотал Корабельщиков. – Сам допёр. Чай, не дурак какой!

Столица Республики. Семь месяцев тому назад

На проведение ежегодной конференции не хватало тридцати тысяч. К сожалению, не рублей, а долларов – рубли в таком количестве Андрей выложил бы из кармана, даже не задумавшись, поскольку курс – десять с лишним тысяч «белочек» за один-единственный доллар – давным-давно превратил расчёты в рублях в некую фикцию, которой пользовались только из опасения угодить под административные взыскания. Взять деньги было банально негде: Брудермайер, сославшись на трудности, о которых Андрей был прекрасно осведомлён, отказался выделить больше десятки, а все местные ресурсы вроде представительства ЮНЕСКО Корабельщиков уже задействовал, собрав с грехом пополам аж восемь тысяч «зелёных». Ну, и что прикажете делать?!

Андрей с Татьяной гуляли по Немиге и обсуждали, что ещё можно предпринять. Вечер был тёплым и тихим – бабье лето в этом году расщедрилось как-то совсем уж по-особому. Корабельщиковы иногда позволяли себе такие вылазки – им требовалось побыть просто вдвоём. Сонечка ночевала у бабушки – с удовольствием, и слава богу.

– Андрюша, – он почувствовал, как Татьяна стиснула его ладонь. – Андрюша, что это?!

Корабельщиков поднял глаза, – высокий, он в минуты задумчивости сутулился и смотрел себе под ноги – и тоже остолбенел.

Ещё вчера здесь ничего не было. А сегодня на монументальном, с мощной опорой-колонной, рекламном щите у дороги – огромное полотно, подсвеченное лампами солнечного спектра, невидимыми снаружи. Фактура плаката, похожая на мелованную бумагу, и элегантный, с засечками, шрифт. Андрей прочёл текст и почувствовал, как гулко забилось сердце. Посмотрел на Татьяну, изумлённую не меньше его самого, – и прочёл ещё раз.

Покупаю хороших людей.

Дорого.

Расчёт на месте.

Позвоните*.

Я верю – мы обязательно встретимся.

Ваша Koruna

Под звёздочкой была инструкция: с мобильного телефона набрать «1011», включив автоопределение своего номера, и, прослушав сообщение, повесить трубку. Всё.

С мобильного – это понятно, подумал Андрей. Но что они могут узнать по номеру телефона о его владельце? Наверное, всё же кое-что могут, усмехнулся Корабельщиков про себя. Он повернулся к Татьяне:

– Идём, Танечка.

– Подожди, – она сердито высвободила руку. – Ваша Коруна – что это значит?

– Это Дракон, – вздохнул Корабельщиков. – Коруна – его фонд, официальный вроде как даже. Называется – система поддержки независимых проектов. И коммерческих, и некоммерческих – всяких. Я и не знал, что они тут есть.

– Позвони, – велела Татьяна.

Не просто сказала – велела.

– Ты считаешь, я хороший человек? – улыбнулся Корабельщиков.

– Позвони, – не приняла Татьяна его шутливого тона. – Позвони им, Андрюша. Ты очень хороший человек, и я говорю это вовсе не потому, что я – твоя жена. Позвони им. Сейчас же.

– Ладно, – неожиданно легко согласился Корабельщиков, не узнавая себя и повинуясь какому-то странному порыву весёлого отчаяния. – Отлично. Вот прямо сейчас и позвоню.

Он достал телефон, набрал номер и нажал клавишу вызова.

– Включи громкую связь, – тихо попросила Татьяна.

Он подчинился.

Гудка не было. Раздался звук, похожий на бой курантов – да это же Пражский Орлой, понял Андрей, вспомнив мелодию, сопровождавшую многие передачи на телеканалах из Коронного Союза – и прозрачный, как родник, женский голос с едва различимым западнославянским акцентом воодушевлённо произнёс:

– Здравствуйте! Я очень рада вашему звонку. Я обещаю вам – я выслушаю всех и помогу каждому, кто нуждается и кто окажется достоин моей помощи. Когда мы встретимся – пожалуйста, не бойтесь говорить правду. Это самое главное. Тогда у нас обязательно всё получится. Не выключайте этот телефон – я непременно перезвоню вам в течение следующих двадцати четырёх часов. Спасибо вам за то, что вы есть. Удачи! Ваша Коруна.

Снова короткий перезвон курантов – и тишина.

Первой опомнилась Татьяна:

– Вот это НЛП, – пробормотала она. – Аж мурашки по всему телу. А голос – даже меня пробрало, а уж мужики, наверное, вообще с катушек слетают. Мужик мой, ты как? На катушках ещё?

– Вроде да, – Андрей прокашлялся.

Автоответчик, подумал он, это ясно – но как они такое модулируют, это же какая техника для этого нужна, и коммутатор многоканальный, чтобы вообще без режима ожидания работать! Где, когда это всё установлено, кем, кто разрешил?! Представив себе размер хабара, которым могло быть отрегулировано в «рэспублике» мероприятие такого масштаба и такой технической сложности под носом у «бацьки» с его «бяспекой» – всё-таки диплом радиотеха с отличием, талант не пропьёшь – Андрей крякнул. Ему вдруг сделалось жарко от ощущения чего-то грандиозного, что вот-вот должно было начаться, и чего он не должен был, не имел права пропустить.

– Голос, действительно, потрясающий, – он смущённо улыбнулся Татьяне. – Ты думаешь…

– Она перезвонит, Андрюша, – улыбнулась в ответ, как показалось Корабельщикову, чуть снисходительно, Татьяна. Я всегда знал – Таня мудрее меня и лучше, подумал он. – Не смей даже помыслить о том, чтобы усомниться. Слышишь?

– лышу.

– Откуда он взялся?

– Кто?

– Дракон!

– Никто не знает.

– Так-таки – никто?

– Ну, видимо, тот, кто знает – молчит, имея на то веские причины. В прессе полно всяких слухов, один глупее другого, – такое впечатление, ему самому это даже доставляет удовольствие.

– Надо же, наглость какая, – покачала головой Татьяна. – Ваша Коруна. Наша Корона, значит. Каково?!

– Ох, Танечка, – почти простонал Андрей. – Она просто есть – Корона. Для всех. Понимаешь? И для нас, и для них. Она – у нас, а мы – уж какие есть – у неё. Других-то нет! И она это, кажется, понимает.

– Ну, значит, тогда у нас и правда всё получится, – Татьяна снова взяла его за руку. – Идём, Андрюша. Сутки – это совсем скоро. Да и уверена я – даже больше, чем уверена, – она раньше перезвонит.

Звонок раздался рано утром – Андрей проснулся буквально несколько минут назад и собирался ещё немного поваляться в кровати. Он схватил телефон и в недоумении уставился на дисплей, на котором светилась надпись – «Koruna». Корабельщиков всегда ухохатывался – впрочем, совершенно беззлобно – над голливудскими кинохудожниками, вдохновенно рисующими на дисплеях не безликие номера, а имена абонентов, отсутствующие в записных книжках телефонных аппаратов, на которые поступил вызов. Похоже, технически это всё же возможно, смятенно подумал он, вот только убейте меня, если я знаю, как! Опомнившись, Андрей схватил трубку:

– Да! Слушаю!

– Андрей Андреевич? – осведомился по ту сторону линии весёлый женский голос без малейшего акцента, – не такой, конечно, как на автоответчике, но тоже весьма ничего себе. – Доброе утро. Меня зовут Галина Геллер. Я вас не разбудила?

– Нет, что вы, – пытаясь задавить поднимающуюся адреналиновую волну, поспешил заверить собеседницу Корабельщиков.

– Отлично, – голос зазвучал ещё веселее. – Тогда давайте решим, когда мы встретимся и где.

– Где вам будет угодно, Галина, – улыбнулся Корабельщиков. – И в любое время, когда вам удобно.

– Здорово, – рассмеялась молодая женщина, – почему-то Андрей уверенно решил: Галине не больше двадцати пяти, а может, и меньше. – Мне будет угодно в «Casa di Mario», сегодня, в половине второго, – пообедаем и поговорим. Терпеть не могу беседовать с людьми в бюро, особенно при первом знакомстве. Вы как, не возражаете?

– Да бог с вами, Галина. Разумеется, нет. Мне что-нибудь принести с собой – документы какие-то, может быть?

– Наверное, не стоит, Андрей Андреевич. Формальности от нас никуда не убегут. Сообщите метрдотелю, что у вас встреча со мной, он вас проводит. Договорились?

– Буду ровно в половине второго, – кивнул Корабельщиков.

Он заявился в ресторан минут за двадцать до назначенного срока, исключительно из галантных (по крайней мере, так Андрей сам себя уговорил считать) соображений – нехорошо заставлять даму ждать. Мэтр проводил его, как и предполагал Корабельщиков, в уютную «ложу» – нечто вроде отдельного кабинета, но не так помпезно. Возникший спустя минуту официант вежливо осведомился о желаниях гостя по поводу напитков и принёс заказанную минералку, после чего удалился, оставив Андрея размышлять в одиночестве.

Галина появилась точно в назначенное время. Действительно, совсем молодая, – в каком-то очень лёгком платье, открывавшем загорелые плечи: погода стояла совершенно не сентябрьская. Тонкая, звонкая и сияющая белозубой улыбкой, она до боли напомнила Андрею ребят из Праги, когда-то потрясших его воображение. Он вскочил, отодвинул стул, помогая ей устроиться. Галина поблагодарила его кивком головы:

– Рада познакомиться с вами, Андрей Андреевич. Давайте сразу договоримся – у нас, несмотря на неформальную обстановку, вполне официальная встреча, поэтому счёт оплачивает «Коруна». Это обычная практика, и очень удобно во всех отношениях. Идёт?

– Ну, обычно я кормлю гостей, – улыбнулся Корабельщиков.

– На этот раз вы в гостях, – улыбнулась в ответ Галина, – а я, в некотором смысле, хлебосольная хозяйка. Я буду во время беседы кое-что записывать, ладно? – И добавила, словно извиняясь: – Мне потом так легче всё обдумывать.

– Конечно, Галина… – Андрей замешкался и вопросительно посмотрел на неё, ожидая, что она сама назовёт своё отчество.

– Просто Галина, – снова улыбнулась пани Геллер. Эта немецкая – чешская? еврейская? – фамилия как-то не вязалась с её задорным носишкой, синими глазами и веснушками, и она, похоже, это знала, но не комплексовала ни капельки. – Мне о вас, Андрей Андреевич, довольно много всего известно, – будет нечестно, если я вам ничего о себе не расскажу. Моя девичья фамилия – Окуневич, я из Марьиной Горки, мне двадцать четыре. Два года я отучилась в инязе, потом вышла замуж и переехала в Прагу, там и закончила Карлов университет. Мой муж, Янош Геллер, тоже работает в посольстве.

– Тоже? – удивился Корабельщиков. – И вы – в посольстве? А «Коруна»?

– Посольство и «Коруну» связывают очень тесные и плодотворные взаимоотношения. Я вам как-нибудь всё это непременно объясню, Андрей Андреевич.

Только сейчас Корабельщиков осознал, что перед ним не просто симпатичная – даже красивая – девушка, а сотрудник… Разведки? Нет, пожалуй, это было бы слишком прямолинейно, решил он. Всё, похоже, несколько посложнее.

– Извините, – покаялся он. – Я вас перебил. Совсем не хотелось, честное слово!

– Ну, что вы, – улыбка, – то яркая, то чуть приглушённая – казалось, никогда не покидает лица Галины. – С Яношем мы познакомились на Шляхе, когда…

– Не может быть, – уставился на неё, позабыв о приличиях, Корабельщиков. – Тогда?!

– А вы тоже там были? – просияла его визави, и Андрей почувствовал, как между ними пробежала та самая искорка, что так много значит в человеческих отношениях, из которой они, отношения, и рождаются – вот так, от внезапного узнавания душевной близости, даже родства. – Тогда вы, конечно же, меня понимаете.

– Ещё как понимаю, – покачал головой Корабельщиков. И – почти непроизвольно – оглянулся.

Галина мгновенно отреагировала на его движение:

– Здесь – глушилка, – она показала на свой телефон, с виду – совершенно ничем не примечательную «раскладушку», которую выложила на стол, как только вошла. Андрей сначала решил, – «Моторола», но потом увидел: буква «М» на эмблеме какая-то странная, с хвостиком, как у «@». – Имеющимися в распоряжении местных силовых структур средствами прослушать нас невозможно. Вы сами – инженер-радиотехник, и наверняка лучше меня знаете, как это работает.

Андрей снова покосился на телефон: существовал его «гражданский» аналог, имевший даже сертификат Минсвязи России. Это чудо в неразборном корпусе из металлокерамики, простом и в то же время элегантном – одна-единственная модель, никаких вариаций, даже в цвете, – стоило неимоверных денег при покупке. Зато голосовой связью и службой сообщений можно было пользоваться бесплатно. Если не в Республике, то в Литве или в Латвии приобрести его не составляло труда – «плати и лети». Отнюдь не каждому, разумеется, по карману, но те, кому в далёких путешествиях требовалась по-настоящему надёжная связь, средств на неё не жалели.

– Ну, в общем, представляю, – промямлил Андрей, косясь на телефон. – Хотя степень миниатюризации меня, признаться, ошарашивает.