Железный пар Крусанов Павел

Сочи, резиденция Бочаров Ручей, приватный кабинет гаранта конституции. Число сегодняшнее, тайный час.

На стенах кабинета висят застеклённые фотографии в рамках из ценных пород дерева: в кабине истребителя, в люке батискафа, в танке, на ракетном крейсере, в скафандре на космодроме Байконур, со стерхами, с амурской тигрицей, с олимпийскими чемпионками-гимнастками. Мальчишество вполне простительное.

До недавнего времени одну стену почти целиком занимала карта мира в проекции Меркатора, но по распоряжению хозяина кабинета её сняли, поскольку на ней Гренландия визуально была сопоставима с Российской Федерацией, что неправильно. Теперь на той стене – гимнастки, а в кабинете появился большой глобус с рельефно проработанной поверхностью суши. У окна – латунная подзорная труба на треноге, большая, убедительная, направлена приблизительно в сторону Турции.

В кабинете тихо. Дневной свет из окон мешается с желтоватым светом электричества.

Президент сидит за рабочим столом, без пиджака, без галстука, ворот рубашки расстёгнут, лицо задумчивое (задумчивое – не мечтательное). На столе – бумаги. Видно, что лежат в определённом порядке, но порядок особый, привычный лишь хозяину, для постороннего – не очевидный.

В кабинет входит помощник президента по вопросам инноваций. В руках – кожаная папка с клапаном на кнопке.

– Здравствуйте. Вызывали? Полагаю – по вопросу докладной записки?

– Проходи, садись.

Помощник проходит, садится.

– Это не записка, Влад, это – роман. – Президент берёт со стола несколько листов бумаги и помахивает ими, точно веером. – Опять, что ли, за старое: рука – к перу, перо – бумаге? Имя Влад – в честь Ходасевича?

– Нет. – Помощник прыскает в ладонь. – В честь Цепеша. Ну, вы понимаете…

– Понимаю. У нас как раз с Турцией геморрой. Ладно, к делу. Что ты здесь, скажи на милость, написал? Кровушки хмельной напился?

– Как можно. Вы же знаете – я, собственно, не пью. Тут такая штука… Тут надо с предысторией.

Зрачки помощника озаряются внутренним огнём.

– По делу говори, без вологодских кружев.

Помощник кладет руки на стол, как школьник. Рядом на столе – кожаная папка.

– Значит, так. В администрацию президента прислали книгу. На ваше имя.

– Это понятно. Дальше.

– Дал референту просмотреть. Тот прочитал – и словно подменили человека. Глаза горят, высказывается чётко, рвётся в дело. Вот, говорит, что России нужно, вот, говорит, чего мы ждали, сами, так сказать, не ведая о том.

– Бывает. Вы референтов нынче прямиком из детского сада набираете.

– В том-то и дело: этот – кадр проверенный. Никаких самостоятельных инициатив, никаких вредных иллюзий – скала. Сам от него не ожидал. Поэтому дал просмотреть второму референту – цинику, каких не видел свет. И в результате тот же, так сказать, анамнез: человека не узнать, стал сам не свой – восторженный романтик. В полном очаровании находится и рвётся в бой, чтобы нести идеи в массы.

– Идеи? Какие идеи? Дело говори.

– Слушаюсь. Книга эта – не изящная словесность, а натуральный философский труд. В том смысле, что философы лишь различным образом объясняли мир, а дело в том, чтобы изменить его. Помните? Одиннадцатый тезис о Фейербахе. Я бы даже резче определил: эта книга – руководство к действию. Речь о преображении человеческого племени и всего устройства жизни в людей-богов и планету-рай.

– Тоже прочитал? То-то смотрю, тебя самого как будто подменили.

– Так точно. Сначала, правда, дал специалистам, чтоб изучили на присутствие наркотических паров, биологического заражения и радиации. Всё чисто, не фонит.

– Точно не фонит? А то ты как будто светишься.

– Хи-хи! – Помощник прыскает в ладонь. – Весёлый вы сегодня.

– С вами не соскучишься. Дальше.

– Ну вот, специалисты, значит, ничего сомнительного не нашли. Но я, прежде чем прочесть, решил подключить Академию наук на предмет, так сказать, интеллектуальной экспертизы. А там, представьте, уже об этой книге знают – им тоже выслали. Гудёж такой стоит – весь Ленинский проспект качается. И даже дальше. Готовят коллективную петицию – инициатива нового национального проекта.

– Кто автор?

– Вам имя ничего не скажет. Я через ФСБ пробил – действительно, есть такой. Из Питера. Ничем не отличился, в сомнительных делах и связях не замечен, в соцсетях не зарегистрирован, зарабатывает честно – переплётом и реставрацией старинных книг. В детстве получил травму головы. А мозг, знаете ли, предмет такой – иной раз после травмы чудеса творит. Словом, самородок. Таких русская земля на всякий случай, впрок рожает. Если люди на должностях поляну перестанут сечь.

– Да, с самородками у нас дела в порядке. Вся администрация как на подбор. Сам-то – кто?

– Я – самородок на должности. – Помощник улыбается искренне – и губы, и глаза. – И ответственность осознаю. Я о другом – щедра Россия на таланты. Как, знаете ли, и на чудаков. Тут надо ухо востро держать, поскольку порой без экспертизы их, так сказать, не разобрать. На референтах и снимаем с самородков пробу.

– Давай про дело. Техника безопасности мне без тебя известна.

– Ну да, конечно, извините. Наш самородок – случай исключительный. Однако без рекомендаций.

– Послушай-ка, Олег…

– Я – Влад. – Помощник прыскает в ладонь. – В честь Цепеша.

– Сегодня ты – Олег. В честь клоуна Попова.

– Слушаюсь.

– Раз сам читал, так от себя и говори.

– Так точно, прочитал. И заверяю: это будет посильнее «Фауста». Вы понимаете, о чём я? Впрочем, что я говорю… Вам ли не знать. Знакомились, должно быть, на языке оригинала.

– Напомни-ка.

Помощник растерян – не понимает, где подвох.

– Ну, там один профессор из германцев… разочаровался в идеалах юности… и старость умудрённая ему не в тему… он сделку с чёртом заключил. И тот ему, как геймеру ушастому, дал, так сказать, вторую жизнь в обмен на душу. Профессор посвежел, стал зажигать в тавернах со студентами, бедняжку Гретхен погубил. Потом попал в античные века. Там, разумеется, прекрасную Елену взял…

– Припоминаю что-то. А платить по договору не спешил, вола вертел?

– Так точно. Вёл себя, как хохол галимый.

– Ладно, к делу.

– Я, собственно, о чём… Вам самому бы, так сказать, хоть одним глазком…

Президент смотрит на помощника неопределённо: кажется – снисходительно, но взгляд холодный.

– Ты что, думаешь, мне заняться нечем? Да у меня американцы – вот где. – Президент хлопает себя по жилистой шее. – Не знаешь, что творится в мире? А кто будет станкостроение и технологии налаживать? Нечерноземье поднимать? Мне помидорами и сыром надо завалить страну. А тут китайцы по-тихому мутят, японцы на Курилы облизываются и делят нашу сайру, Амур с Тимуром что-то не в ладах… А ты мне сказку на ночь почитать принёс?

– Так я же что? Я ничего. К вам академики придут с петицией, а вы уже и в теме. Я только в этом смысле. Они ещё и слова не сказали, а вы им, мол, читал, вопрос понятный, знаю. И мнение имею. И вот вам что, дорогие академики, скажу. Красиво выйдет. Вы же впереди планеты всей. – Помощник отщёлкивает кнопку на клапане и достаёт из кожаной папки книгу. – А тут как раз о том, чтоб первыми затеять общее переустройство. В Таджикистане дети исчезают – знаете?

– Докладывали. Ещё по майским агентурным донесениям.

– Я прочитал, – помощник с жаром стучит пальцем по книге, – и точно знаю: это – китайцы! Видимо, книгу где-то раньше всех достали и теперь проект обкатывают в Таджикистане. В качестве эксперимента. А ну как этот самородок питерский американцам и японцам тоже уже отправил экземпляр?

– Послушай, Николай…

– Я – Олег. – Помощник прыскает в ладонь. – В честь клоуна Попова.

– Нет, теперь ты – Николай.

– В честь Гоголя?

– В честь русского богатыря Валуева. Уж больно ты меня пугаешь.

– Да что вы! Да и в мыслях нет! Чтоб я – и вас… Упаси Господь!

– Не в этом смысле, Коля. Смотрю я на тебя, и оторопь берёт. Как со здоровьем? Может, в Бразилию летал и там на комара нарвался?

– Да нет, здоров.

– Начальству лучше знать – ступай-ка покажись врачам.

Помощник встаёт, берёт книгу и собирается положить её обратно в папку.

– Стоп. – Президент вытягивает руку. – Оставь. Минута будет – посмотрю. Всё самому приходится. Скоро лично штрафы за парковку на «зебре» выписывать начну.

Помощник кладёт книгу на стол. Взгляд его излучает счастье. Боком выходит из кабинета.

Книга лежит на столе, вид её хорош. Цельнокожаный переплёт из зелёного марокена, бинты на корешке. Тиснение блинтом и золотом. Мраморный обрез. В приватном кабинете гаранта конституции, на дубовом столе она выглядит уместной.