Инферно Габриеля Рейнард Сильвейн

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Убедившись, что все спят, Габриель и Джулия на цыпочках прошли в кухню.

— Ты уверена, что не замерзнешь? — шепотом спросил он, кивая на ее пальто. — Ноябрьские ночи холодные.

— В Торонто еще холоднее, — сказала она.

— На этот раз ночевки в яблоневом саду не будет, — пообещал Габриель. — И все равно шарф тебе не помешает. Смотри, что я раскопал в комоде. — Он достал из кармана плотно сложенный черно-белый полосатый шарф. — Реликт времен моей учебы в колледже Святой Магдалены в Оксфорде, — пояснил Габриель, заботливо укутывая шарфом шею Джулии.

— Мне нравится.

— Кстати, тебе он очень идет. Я и еще кое-что нашел. — Габриель вынул из полиэтиленового мешка старое одеяло, показавшееся Джулии очень и очень знакомым.

— Неужели то? — спросила она, дотрагиваясь до одеяла.

— Наверное, оно. Но сейчас не июль. Я прихватил еще парочку. Можем идти.

Они вышли. На дворе было темно и холодно. Значительно темнее и холоднее, чем в тот вечер шесть лет назад. Джулии показалось, что не было никаких шести лет. Как и тогда, она вложила свою ладошку в широкую ладонь Габриеля. Они пересекли темный двор и вышли за ограду.

— Что-то не так? — насторожился Габриель.

— Все нормально.

— Я же чувствую, как ты напряглась. Скажи, в чем дело? — Он мягко высвободил свою руку и обнял ее за талию. Джулия тоже обняла его.

— В прошлый раз я заблудилась. Обещай, что больше меня не бросишь.

— Джулианна, я не собираюсь тебя бросать. Ты даже не понимаешь, как много ты для меня значишь. Я не представляю и представлять не хочу, что я мог бы снова тебя потерять. — Голос Габриеля стал хриплым. Признание удивило Джулию. — Если почему-либо мы расстанемся, обязательно меня дождись. Обещаю, что я тебя найду. — Габриель вынул из кармана небольшой, но довольно мощный фонарик и осветил мокрую тропку, уходящую во тьму.

Джулия и днем побаивалась этого леса. Сейчас ей было страшно даже рядом с Габриелем. Темнота превращала обыкновенные деревья в злобных чудовищ. Джулия крепко держалась за его руку и смотрела под ноги, чтобы не зацепиться за узловатые корни сосен.

Они шли не так уж и долго. Насколько Джулия помнила, тогда путь к яблоневому саду занял у них больше часа. Сам сад оказался намного меньше. Валун и яблони по-прежнему были на своих местах, но не такие крупные и значительные, как в ее памяти. Странно. Обычно это детям все кажется больше. Но ей тогда было семнадцать лет. А может, она не столько запомнила, сколько нафантазировала себе их первую встречу?

Габриель подвел ее к месту их тогдашнего ночлега и расстелил покрывало.

— А кто купил дом Ричарда? — вдруг спросила Джулия.

— Ты о чем?

— Мне интересно, кто купил дом Кларков. Только не говори, что это миссис Робертс. Она давно зарилась на их дом.

Габриель усадил Джулию на покрывало, сел сам и закутал их обоих в пару взятых из дома одеял.

— Не волнуйся. Дом купил я.

— Ты? А зачем?

— Я тоже не хотел, чтобы его хозяйкой стала миссис Робертс. Она бы сразу вырубила все деревья.

— Ты купил дом из-за этого сада?

— Можно сказать и так. Мне была ненавистна мысль, что новый владелец найдет земле иное применение и мы даже не сможем сюда приехать.

— Значит, когда Ричард переедет в Филадельфию, дом будет пустовать?

— Пока не знаю. Я поручил своему агенту по недвижимости найти желающих снять дом. Вообще хотелось бы сделать его нашей общей летней резиденцией. Я просто не мог допустить, чтобы Ричард продал дом неизвестно кому.

— Это было очень великодушно с твоей стороны.

— Деньги для меня ничего не значат. Я в другом долгу перед Ричардом. И тот долг мне никогда не выплатить.

Джулия поцеловала его в щеку.

— Тебе тепло? — спросил Габриель.

— Ты сейчас вполне заменяешь камин в гостиной. Мне даже жарко.

— Но ты сидишь слишком далеко от меня.

В неярком лунном свете было видно, как его глаза потемнели. Джулия прильнула к нему и чуть вздрогнула, когда он уложил ее себе на колени.

— Вот так лучше, — прошептал Габриель и, засунув руку ей под пальто, осторожно погладил по обнаженной коже внизу спины.

— Можно тебя спросить?

— Можно.

— Почему ты не взял фамилию Кларк?

— Эмерсон — фамилия моей матери, — вздохнул Габриель. — Смена фамилии для меня была равнозначна отказу от матери. При всем уважении к Кларкам, я не из их породы. Совсем не из их.

Разговор оборвался. Каждый погрузился в свои воспоминания. Габриель неторопливо ласкал ей спину. Чувствуя, что молчание его вполне устраивает, Джулия заговорила сама:

— Габриель, мне глупо дальше таиться. Я влюбилась в тебя, едва увидела у Рейчел твою фотографию. Меня поразило, что ты тогда заметил меня и даже захотел прогуляться со мной.

Габриель поцеловал ее, и его губы подсказали Джулии, какой жар бушует сейчас у него внутри.

— Я тогда находился в кромешной тьме. И вдруг появилась ты. Однажды ты спросила, почему я не овладел тобой в ту ночь, когда ты сама была готова мне отдаться. Поверь, я тогда об этом вообще не думал. Я упивался твоей добротой, и она разгоняла мою тьму.

Джулия попыталась было отвернуться, но его глаза не пускали. Глаза настрадавшегося, ранимого человека.

— Когда я тебе говорил, что плохо помню ту ночь, я не врал. Но я запомнил твою красоту. Твои волосы, лицо, рот. О твоих устах можно было бы писать сонеты. Джулианна, едва я тебя увидел на заднем крыльце, мне захотелось тебя поцеловать.

Джулия крепко прижалась к нему и обняла за шею. Она целовала его: медленно, втягивая его нижнюю губу себе в рот и исследуя его рот своим языком. Как уже не раз бывало, их ласки стали жарче и свободнее. Габриель водил рукой по ее спине. Ему хотелось увидеть ее прекрасную, гладкую кожу. И не только кожу. Ему хотелось увидеть нагую Джулию. Лунный свет сделает ее кожу совсем мраморной. Но когда она задрожала, он отстранился и тихо спросил:

— Любовь моя, тебе хорошо?

Джулия ошеломленно посмотрела на него — не ослышалась ли. Но потом ее лицо расплылось в улыбке.

— Мне даже очень хорошо. Я… — Она замолчала и покачала головой.

— Что ты хотела сказать?

— Ты очень… пылкий.

Габриель вдруг расхохотался. Смех его был заразительным, и Джулия почти уже засмеялась вместе с ним. Потом ей вдруг показалось, что он смеется над нею.

— Ты думаешь, что я пылкий, но даже не знаешь, о чем я сейчас думаю.

Его рука скользнула к самому низу живота, в который сейчас упирался жаркий, уставший ждать член. Оттуда, где соприкасались два начала, исходили таинственные, зовущие волны.

Джулия покраснела, но глаз не отвела.

— Я не знаю, о чем ты думаешь. Расскажи.

— Я хочу интимной близости с тобой, потому что ты мне очень дорога. Я хочу своей наготой поклоняться твоей наготе и узнавать все твои тайны. Хочу доставлять тебе наслаждение, но не считаные минуты, а часы и даже дни. Я хочу видеть, как твоя спина изгибается в экстазе. Я хочу входить в тебя и смотреть в твои глаза. — Он тряхнул головой и вздохнул. — Но не здесь. Здесь холодно, и это место не для твоего первого раза. Нам нужно еще кое-что обсудить. — Габриель нежно поцеловал ей лоб, боясь, как бы она не приняла его слова за отказ. — Я хочу, чтобы тебе было тепло, уютно и ты чувствовала себя в полной безопасности. Я хочу восхищаться каждой частичкой твоего тела. Это требует времени и несколько иных условий, чем подстилка на холодной земле. — Он обольстительно ей улыбнулся. — Но мои желания имеют куда меньший вес, чем твои.

— Я думаю, тебе мои чувства вполне понятны, — сказала Джулия.

— Ты так думаешь? — неуверенно спросил Габриель.

Джулия наклонилась, чтобы его поцеловать, но Габриель чуть запрокинул голову, и ее губы ткнулись в его подбородок.

— Если бы я не захотела пойти с тобой сюда, я бы не пошла.

— Я рад, что ты захотела.

— Я захотела не только пойти с тобой в сад. Габриель Эмерсон, я хочу тебя, — выдохнула она. — Я… — Она вдруг закусила губу, чтобы не произнести еще одно слово.

— Говори, не бойся, — прошептал он. — Не надо скрывать свои желания.

— Я… я хочу, чтобы ты был моим первым мужчиной. Габриель, я — твоя… если ты меня хочешь.

— Я хочу только тебя, и больше никого.

На этот раз его поцелуи были полны страсти и обещаний. И тело Джулии отозвалось пробужденным и вспыхнувшим желанием.

Габриель хотел ее. Желание всегда ощущалось в его поцелуях, но это желание можно было легко спутать со страстью и телесным голодом. Сейчас же вся путаница исчезла. Они оба хотели друг друга; их руки жадно познавали запретные места друг друга, а губы слились в затяжном поцелуе. Старый сад был их Раем, принадлежащим только им.

Их поцелуи становились все жарче и неистовее. Габриель лег на спину. Джулия, незаметно для себя, оказалась на нем. Вся ее стыдливость исчезла, и от настоящего слияния их отделяли лишь два последних хлипких барьера — его трусы и ее кружевные трусики.

Но Габриель был начеку. Чувствуя, что потом не простит себе этой поспешности, он отбросил волну желания и слегка коснулся ее щек.

— Джулианна, остынь немного. Я жажду тебя целиком, но не надо спешить. Мы не урываем с тобой минутки счастья. Будущее принадлежит нам и только нам. Мы с тобой обговорили не все моменты.

— Неужели нужно обсуждать еще что-то? — с откровенной досадой спросила она.

— Да, дорогая. Прежде всего, мою поездку в Италию. Ты должна была бы узнать о ней раньше, а не из вопроса Ричарда.

Джулия села рядом.

— Что тут особенного? У профессоров бывают выездные лекции в других странах. Это часть профессорской работы, — сказала она, опуская голову.

Габриель, как уже не раз бывало, большим пальцем поднял ей подбородок.

— Джулианна, не таись. Скажи, о чем ты сейчас думаешь?

— Я понимаю, что не вправе ничего требовать. Но если честно… меня задело, что Ричард узнал о твоей поездке раньше меня.

— Ты имеешь все права требовать. Как твой друг, я должен был сначала рассказать тебе, а потом уже Ричарду и остальным.

— Ты мне… только друг? — удивленно прошептала Джулия.

— Слова «друг» и «приятель» часто путают по смыслу. «Друг» — замечательное слово. Оно допускает разные стадии. Я твой друг на стадии возлюбленного.

Джулию пробрала дрожь.

— Значит, я твоя возлюбленная? Даже если у нас еще не было интимной близости?

— Секс не единственное проявление интимной близости между влюбленными. Тут есть множество оттенков. Но ты должна знать: все эти оттенки я хочу испытать только с тобой, и больше ни с кем. Потому что я твой друг, а не приятель. Пожалуйста, прости меня, что не сказал тебе об этой поездке. Приглашение от Галереи Уффици пришло несколько месяцев назад. Намного раньше, чем ты приехала в Торонто. Я собирался ехать еще летом, но тогда не получилось. А потом… я ждал, когда мы получше узнаем друг друга.

— А при чем тут наши отношения? — удивилась Джулия.

— При том, что поездка во Флоренцию должна была стать моим рождественским подарком тебе. Мне просто невыносимо думать, что я должен буду уехать и оставить тебя одну… Знаешь, я очень боялся, что ты откажешься, посчитав эту поездку… «орудием соблазнения».

— Ты действительно хочешь, чтобы я поехала с тобой?

— Я скорее готов вновь отложить эту поездку, чем ехать одному.

— Тогда спасибо за приглашение, — сказала Джулия, порывисто целуя его и расплываясь в улыбке. — Оно принято.

Обрадованный Габриель тоже поцеловал ее и зарылся лицом в ее волосы.

— После истории с одеждой я был почти уверен, что ты откажешься ехать. Если хочешь, я закажу нам отдельные номера. Могу заказать твой обратный билет с открытой датой. Если ты вдруг решишь уехать…

— Габриель, никаких «вдруг». Я тебе сказала «да», и ответ исходит не только из моей головы. Из сердца тоже. Если лететь во Флоренцию, то только с тобой. И не надо мне ни отдельного номера, ни билета с открытой датой. — Она снова покраснела. — Семестр к тому времени окончится. Мы едва ли нарушим университетские правила, если мы… если ты… уложишь меня в постель и возьмешь то, что можно взять лишь один раз. — Джулия хотела еще что-то сказать, но ей мешали поцелуи Габриеля.

— Ты уверена? Ты действительно хочешь, чтобы я стал твоим первым мужчиной?

— Да, — простодушно ответила Джулия. — Я решила это еще тогда. Мне не нужны были другие. Я ждала тебя.

Джулия не заметила, как вновь оказалась на нем. Никогда еще они не были так близки. Даже в музее, во время их «эротического танго» у стены. Руки Габриеля как бы сами собой оказались на ее ягодицах. Его захлестнуло знакомое возбуждение. Он хорошо знал это состояние, за которым всегда следовало проникновение в женское лоно.

— Джулия, я вынужден остановиться, иначе все это произойдет здесь, и мне потом будет стыдно смотреть тебе в глаза. Ты принцесса, а принцессе негоже лишаться невинности в столь прозаической обстановке. Я долго ждал. Подожду еще, чтобы не смазать финальные аккорды.

Ей было немного обидно, но это были обиды тела. Умом она понимала: Габриель прав.

— Нам с тобой нужно кое-что обсудить, — снова сказал Габриель. Его голос уже не был игривым и обольстительным. — Грош цена мужчине, если он не думает о физиологическом благополучии своей любимой. Мы с тобой не подростки, которые вспоминают об этом лишь потом. Обычно женщины принимают противозачаточные таблетки. Я думаю, ты уже что-то принимаешь, поскольку у женской физиологии свои воззрения на девственность, и они отличаются от моральных принципов. Однако я должен тебе сказать, что со мной тебе не понадобится принимать противозачаточные средства.

Чувствовалось, она не понимала, к чему он клонит.

— Джулианна, у меня не может быть детей.

Джулия моргала, ожидая его дальнейших слов.

— Наверное, я должен был заговорить об этом раньше. Вдруг ты мечтала о детях?

Она ответила не сразу:

— Если честно, сама не знаю. Тут одного желания мало. Нужно учитывать наследственность. Для меня такие слова, как «муж», «ребенок», всегда были чем-то абстрактным.

— Почему?

— Я не верила, что встречу мужчину, способного меня полюбить. Кому нужна слабая, застенчивая, холодная женщина?

— Что ты говоришь? — засмеялся Габриель, целуя ее в щеки. — Ты необыкновенно сексуальная. И уж точно не слабая.

— Тебя, наверное, огорчает неспособность иметь детей, — сказала Джулия, теребя лацкан его куртки. — Но таких случаев очень много. Сколько пар не могут зачать ребенка.

— У меня… совсем иная ситуация, — признался Габриель, и она почувствовала, как напряглось его тело.

— Почему иная?

— У тех пар — естественное бесплодие.

— И у тебя тоже. А разве бывает другое?.. Наверное, бывает. Например, после ранения или какой-нибудь травмы. — Джулия нежно погладила его по щеке. — Ты очень переживал, когда узнал об этом?

Он вдруг схватил ее руку и отвел от своего лица.

— Нет, Джулианна, я испытал облегчение. Это не было внезапно свалившейся на меня новостью.

— Тогда я ничего не понимаю.

— Когда я прошел курс лечения от наркомании, я решил подвергнуть себя добровольной стерилизации.

— Зачем ты это сделал? — спросила она, с трудом сглотнув стоявший в горле ком.

— Такие, как я, не должны давать потомство. Я тебе рассказывал о своем отце. И о том, в какой трясине находился сам, когда сидел на наркотиках. Я чувствовал: что-то во мне непоправимо сломалось. И тогда я принял решение: от меня не должен родиться ни один ребенок. Никогда. — Он смотрел ей в глаза. Пристально. Даже пронзительно. — Увы, я тогда не подумал о тебе. Теперь я почти жалею о своем решении. И все же, Джулианна, так лучше. Поверь мне. — Его тело напряглось и застыло, словно он ожидал нападения. — Не удивлюсь, если после этого ты откажешься продолжать отношения со мной.

— Габриель, подожди. Я должна… переварить то, что ты сказал.

Он отодвинулся и закутал ее в одеяло. Джулия вдруг поняла: его признание было следствием, а не причиной. Полуправдой, но никак не истинной тайной его отчаяния. Были какие-то более серьезные события, чем его наследственность и наркотики.

«Неужели тебя это так волнует? — мысленно спрашивала она себя. — Неужели его тайна, которую ты сейчас можешь услышать, уничтожит твою любовь к нему?»

Теперь не Джулия, а Габриель был похож на мраморную статую. Он ждал ее ответа, и минуты тянулись невероятно долго.

«Я люблю его. Что бы он сейчас ни сказал, это не убьет мою любовь. Он — мой».

Джулия обняла его за шею:

— Габриель, ты все равно мне нужен. И я все равно тебя хочу. Наверное, в будущем мы вернемся к этому разговору, но сейчас я принимаю то, что ты сказал.

Поначалу Габриель немного опешил, потому что боялся услышать упреки. Но в голосе Джулии не было даже намека на огорчение. Только спокойное принятие его таким, какой он есть. Габриель не сразу нашелся с ответом.

— Джулия, я должен тебе рассказать, кто я и что собой представляю.

— Хорошо, я выслушаю тебя, но это ничего не изменит. Ты нужен мне, Габриель, и я тебя хочу. И всегда хотела.

Он взял ее лицо в руки и поцеловал так нежно, словно его душа просила разрешения соединиться с ее душой.

— Мне всегда нужна была только ты, Джулианна. Только ты.

Он согревал Джулию своим дыханием и чувствовал, что у него появилась надежда. Возможно, даже вера. Пока он лишь допускал такую вероятность. Определенность наступит потом, если Джулия, узнав о нем все, посмотрит на него этими большими карими глазами и скажет, что он ей нужен.

«Ты любишь ее». Это был тот же голос из ниоткуда, но теперь Габриель его узнал и мысленно поблагодарил.

— Любовь моя, ты опять куда-то уплыл, — улыбнулась Джулия.

— Нет, я сейчас там, где хочу быть. Эта ночь не лучшее время для разговора о наших тайнах. Но я не смогу повезти тебя в Италию, не рассказав тебе все. И мне хочется услышать и твой рассказ. — Тон его голоса и выражение глаз были предельно серьезными. — Я не могу просить тебя обнажить тело, не попросив обнажить и душу. То же касается и меня. Надеюсь, ты поймешь.

Все остальное договорили его глаза. Джулия кивала. Потом она вздохнула, положила голову ему на грудь и стала слушать ровное биение его сердца. Время продолжало течь, а может, остановилось. Двое влюбленных замерли под холодным ноябрьским небом в пустом яблоневом саду, где их видели только луна и звезды.

Джулия проснулась довольно рано, приняла душ и собрала чемодан. В восемь часов она постучала в дверь комнаты Габриеля. Ответа не было. Джулия прижала ухо к двери, прислушалась, но не услышала ни храпа, ни каких-либо других звуков. Решив, что Габриель уже внизу, она пошла к лестнице.

В гостиной на диване сидели Рейчел с Ричардом. Рейчел плакала, а Ричард пытался ее успокоить. От неожиданности Джулия отпустила ручку чемодана, который везла за собой. Смутившись, она торопливо начала извиняться.

— У нас все нормально, — улыбнулся Ричард. — Как спала?

— Великолепно выспалась, спасибо. Рейчел, ты как?

— В лучшем виде, — шмыгнула носом Рейчел и вытерла слезы.

— Вы тут поговорите, а я приготовлю завтрак, — вызвался Ричард. — Рейчел любит блинчики с черникой. Джулия, что сделать для тебя?

— Мы с отцом договорились в девять встретиться в «Кинфолксе» и там позавтракать.

— Я тебя подвезу. Времени нам хватит с избытком. Я быстро.

Ричард ушел на кухню. Джулия села рядом с подругой, обняв ее за плечи.

— Что случилось?

— Я поссорилась с Эроном. Он с утра был какой-то насупленный. Я спросила, в чем дело. Он заговорил о свадьбе. Спросил, могу ли я назвать хотя бы примерную дату. Я ему ответила, что хочу обождать. Естественно, он задал обычный вопрос: «Как долго?» — Рейчел в отчаянии взмахнула руками. — Я ему честно сказала: «Не знаю». Я не впервые так говорю, но до сих пор мой ответ его не раздражал. А тут он вдруг спрашивает: «Может, ты вообще хочешь расторгнуть нашу помолвку?»

Джулия едва не вскрикнула. По их вчерашнему разговору с Эроном ей показалось, он понимает, что Рейчел движут не глупые капризы, а вполне объяснимая тревога за отца.

— Мы с ним никогда не ссорились, — всхлипывала Рейчел. — Но сегодня мои слова его так огорчили, что он даже смотреть на меня не мог. Я ему снова стала объяснять, а он молча вышел, сел в машину и уехал. Я понятия не имею, куда он поехал и вернется ли вообще.

— Конечно вернется, — успокаивала ее Джулия. — Покатается, остынет и приедет. Я уверена: Эрон не меньше твоего расстроен вашей ссорой.

— Мы говорили так громко, что отец невольно слышал наш разговор. Он тоже меня спросил, почему я откладываю свадьбу. — Рейчел вытерла глаза и шумно высморкалась. — Отец поддержал Эрона. Сказал, что я не имею права откладывать свою жизнь «на потом». И добавил, что мама была бы очень огорчена моим поведением. Ей совсем не нужен этот траур. — Не выдержав, Рейчел снова заплакала.

— Твой отец прав: вы оба заслуживаете счастья. Эрон тебя очень любит. Сейчас мужчины нечасто так настаивают на свадьбе. А твои «не знаю» его только тревожат. Он думает: вдруг ты струсила?

— Я не струсила. Я люблю только его, и мне никто больше не нужен.

— Так скажи ему об этом. Эрон такой заботливый. Он свозил тебя на остров, чтобы ты оправилась после похорон. Ты не можешь упрекнуть его в нетерпеливости. Он просто хочет знать дату вашей свадьбы, даже если это будет через год.

— Ты просто не представляешь, каким смурным он был сегодня.

— Ты сначала позавтракай, а потом позвони ему, — предложила Джулия. — К тому времени он успокоится. Сходите куда-нибудь, где можно спокойно поговорить. Вне дома это легче.

— Хорошо еще Скотт не выскочил, — сказала Рейчел и даже вздрогнула. — Он бы сразу решил, что его маленькую сестренку обижают, и наговорил бы Эрону гадостей.

В это время с пробежки вернулся Габриель. Он был в черном спортивном костюме. Спутанные волосы блестели от пота.

— Привет, девочки, — весело поздоровался он, вынимая из ушей наушники и выключая свой айфон. — Рейчел, а почему глаза на мокром месте?

— Мы с Эроном поссорились, — сказала Рейчел, готовая снова разреветься.

Габриель подошел к ней, обнял и поцеловал в лоб:

— Печальная новость, Рейч. А где он сейчас?

— Уехал.

Габриель растерялся. Ему всегда было больно видеть Рейчел плачущей. Он почти сразу догадался, что причиной ссоры послужила свадьба, но расспрашивать не стал. Тягостное молчание нарушил Ричард:

— Завтрак готов. Джулия, мне нужно пять минут, а потом я отвезу тебя в «Кинфолкс».

Габриель вопросительно посмотрел на Джулию.

— Мы с отцом договорились встретиться там в девять и позавтракать.

— Но еще нет и половины девятого, — взглянув на часы, сказал Габриель.

— Ничего страшного. Я приеду пораньше, выпью чашку кофе и буду ждать отца.