Рюрик. Полёт сокола Задорнов Михаил

– Послушай, Ас-скальд, ты сейчас уедешь в Альдогу, а кто будет помогать мне торговать, я ведь не понимаю словенской тарабарщины? – озабоченно проговорил нурманский купец.

– Ты же знаешь, Лодинбьёрн, что это повеление Олафа, а толмача я тебе постараюсь сыскать.

– Я могу быть толмачом, – неожиданно даже для себя, по-нурмански молвил Ольг, подходя к купцу.

– Ты из свеев, судя по выговору, – молвил купец, внимательно оглядывая крепкую стать юноши.

– Мой род долго жил в стране свеев.

– Тогда давай со мной на торжище, сейчас воз за товаром подъедет, как зовут тебя, юноша?

– Ольг, – ответил юный приладожец.

– А что означает твоё имя?

– По-местному, по-словенски, Вольга – «прекрасный», а на вепсском языке, «ольг» означает «солома», – уклончиво ответил Ольг.

– Солома? – громогласно расхохотался Лодинбьёрн, хлопнув себя по бёдрам. – Ну и имена у вас, деревья, цветочки, разве это имя для мужчины? Я буду называть тебя Хвитрбарт – Беловолосый!

Все последующие дни Ольг помогал ярлу в торговле как толмач.

– Хвитрбарт, ты можешь найти мне десятка полтора крепких мужей, что уверенно держат в руках весло и меч? Платить буду хорошо. – Бородатый здоровяк Лодинбьёрн молвил это как бы между прочим. Увидев, как загорелись очи юноши, добавил, хитро сощурившись: – Тебя первым приглашаю, увидишь новые земли, познаешь долю настоящего викинга, грозы морей, а уж добра сколько заработаешь!

Последние слова нурмана напомнили юноше грозные окрики отца Велины. Мысль о том, что он может испытать себя, стать настоящим мореходом и вернуться к Велине и её отцу с щедрыми дарами, всё больше нравилась Ольгу. Теперь юноша засыпал и просыпался с мечтами о предстоящей новой жизни викинга. Но ни отцу, ни матери об этом до поры до времени не говорил. Только чуткая сестра сама с тревогой спросила:

– Ты что задумал? Мне Жданка Быков сказывал, будто ты его брата уговаривал идти в викинги, стяжать славу и достаток…

– Сами боги даруют мне сей редкий случай, – стал с жаром доказывать сестре Ольг, – либо я загину в славном бою, как поёт Ас-скальд, либо вернусь домой совсем другим. Тогда-то уж точно дядька Бажан не станет возражать против моей женитьбы на Велинушке!

Сколько ни отговаривала его Ефанда, сколько ни плакала, но брат твёрдо стоял на своём.

Незадолго до отхода Ольг с двумя десятками друзей стоял перед драккаром. Ярл Лодинбьёрн, мощный и лохматый, прошёлся вдоль выстроившихся молодых ладожан, придирчиво осматривая каждого.

– А ну-ка, проверим, как вы мечом владеете, – молвил важно ярл и кивнул стоящему рядом пожилому викингу. Тот принёс меч и щит и стал проводить поочерёдно с каждым из приладожцев пробные поединки.

Ярл отобрал четырнадцать молодых и крепких ладожан. Но четверо в последний момент раздумали, подчинившись воле родителей. Всего вместе с Ольгом на драккаре уходили десятеро сотоварищей.

– Не ходи с викингами, братец, прошу тебя! – снова умоляла Ефанда. – Мама, отец, не отпускайте его!

Мать плакала, собирая в дальнюю дорогу одежду и снедь, уж она-то знала, из-за кого решил податься в дальние края её любимый сын, но знала и то, что по характеру он весь в отца, и если что решил, не откажется от задуманного.

– Мужи в кельтских родах исстари сами отвечали за свою судьбу, так поступил когда-то и я, уйдя из страны свеев в эту приладожскую землю. Теперь ты, Ольг, взрослый, я обучил тебя обращению с железом и деревом, ты достиг возраста мужа и сам должен принимать решение. Но одно скажу, жить среди нурманов тебе будет трудно, раньше или позже ты покинешь их страну, как это сделал я в своё время. Да хранит тебя Беленус! – молвил отец и обнял сына.

– Я знаю, отчего ты поступаешь так, братец, и не могу тебя остановить, – тихо и печально молвила Ефанда, глядя на него как на шаловливого мальца. Движения её были непривычно медленными, из зелёных очей покатились слёзы. – Вот, возьми сей старинный торквис, – шмыгнув носом, еле слышно молвила она и, сняв со своей шеи, надела на него оберег. – Дар покойной бабушки, он тебе поможет, я знаю… – Девчонка разрыдалась и убежала. Провожать драккар она так и не пришла. Не пришла на пристань и Велина, но тайная их встреча состоялась вечером накануне отплытия. Девушка незаметно ускользнула из дома в укромный уголок березняка, начинавшегося прямо за оградой отцовского дома.

– Велинушка, я пришёл проститься, поутру уходим, я нанялся гребцом к нурманам, – молвил юноша все приготовленные заранее слова и замолчал от нахлынувших на него чувств. Велина растерялась, она привыкла к тому, что Ольг всегда рядом, глядит зачарованными очами, такой крепкий, надёжный, готовый носить её на руках – и вдруг…

– Зачем, почему ты уходишь? – спросила девушка, перебирая косу.

– Твой отец хочет, чтобы жених непременно был богатым, и я им стану, – в волнении рёк юноша, сжимая в ладонях руку милой. Непременно стану! – воскликнул он, а потом тихо добавил: – Коли не погибну в море или в какой схватке. Ты будешь меня ждать?

Резкий порыв ветра с реки прижал лёгкое одеяние к телу девушки и проявил его стройность. В голове у юноши зашумело от волнения, он обнял милый гибкий стан, и на какой-то миг перестал видеть и ощущать что-либо вокруг, кроме её дивного тела и волшебных уст. Почти в полном забытьи он нашёл эти уста своими и слился с ними в долгом первом поцелуе.

– Погоди, – томно и страстно прошептала Велина, – погоди, не сейчас, не сегодня…. Потом, когда вернёшься, всё будет потом… – Она, как в полусне, прикрыла ладошкой его страстные и неумелые уста, чуть отстранила свою взволнованную грудь.

Ольг вновь привлёк любимую к себе, и они долго стояли, обнявшись, не в силах оторваться друг от друга, пока не услышали встревоженного голоса матери девицы.

– Велина, где ты, куда опять запропала? Вот отец приедет, я ему всё расскажу!

– Ну и пусть рассказывает, – молвил, нахмурившись, Ольг, – а я тебя не отпущу!

– Да нет, она добрая, совсем не такая, как отец, просто стращает меня, – ответила девица. – Только идти, в самом деле, надо, а то подумает невесть что, шибко за меня волнуется. Ну, прощай, мой викинг! – она быстро чмокнула его в щёку и легкой козочкой унеслась прочь на голос матери. В смехе любимой Ольг впервые уловил скрытые нотки удивления и гордости за него.

– Послушай, Ларри, – как-то спросил Ольг низкорослого и говорливого нурмана, – от какой такой болезни умерли те викинги, которых погребли в Приладожье?

– Ха, Беловолосый, ты поверил старому Косматому Медведю? Эта болезнь называется «клинки отчаянных ререгов». Лучше с ними не встречаться. Их было мало, нас много, товара у них тоже изрядно, вот ярл и польстился. Но ререги покрошили почти половину нашей команды. Не зря ярлы и конунги стремятся иметь ререгов в союзниках, а не в стане врагов.

– Ререги, это русы с берегов Варяжского моря, у которых есть град Рарог? – вспомнил Ольг рассказы отца.

– Ререг – это их конунг, сущий берсерк. Даны хотели переманить его к себе, но он не захотел креститься. Заручился поддержкой франков и заключил династический брак с их принцессой.

Большую силу имеет!

– Я вижу, ярл огорчён потерей своих воинов…

– Огорчён? – ехидно захихикал Ларри. – Да ведь Лодинбьёрну теперь за каждого убитого викинга придётся отдать часть добычи семье погибшего! А что ещё скажет наш конунг Олаф Жестокий, когда узнает, что Косматый влез в драку с ререгами, тут будешь не просто огорчён!

Прошло немного времени, и приладожцы стали настоящими гребцами драккаров. Их руки, и до того не избалованные, ещё более окрепли, походка по качающемуся настилу стала твёрже, а на стоянках под зорким оком Лодинбьёрна они совершенствовали своё владение оружием. Ольг старался усвоить хитрые боевые уловки, на которые викинги истинные мастера. Когда возвращались в фиорд, то все расходились по домам, а новобранцы под руководством кого-то из воинов отрабатывали знаменитый низкий шаг викинга, благодаря которому они могут ходить на дальнее расстояние даже быстрее, чем конный воин. Несколько раз попадали в стычки, и двое ладожан погибли, один был тяжело ранен.

Так прошло два лета и две зимы.

Когда весеннее солнце засветило по-настоящему радостно и принялось жадно глодать снежные покрывала склонов, образуя плеши-проталины, началась подготовка к большой морской охоте.

– Главные на корабле – это гарпунёры, – пояснял Асскальд Ольгу и его землякам-ладожцам, которые впервые отправлялись на столь необычную охоту. – На острый конец гарпуна надевается кольцо. Когда наконечник входит в кожу зверя, кольцо снимается и остаётся на древке, а из наконечника выходят зацепы, которые не дают гарпуну вырваться из тела жертвы. Охотникам остаётся дождаться, когда загарпуненный кит выдохнется, таская драккар.

– Кто же будет таким человеком на нашем «Медведе»? – спросил любопытный Шульга.

– На вашем ярл Лодинбьёрн, а я иду с самим конунгом Олафом Жестоким, никто лучше и дальше его не может бросить тяжёлый гарпун с привязанным к нему канатом из китовой кожи, – как всегда несколько высокопарно молвил певец.

– Говорят, эти морские звери очень велики? – спросил снова любопытный кривич.

– Да они просто невероятно огромны, как три наших драккара, и только мы, могучие викинги, можем добывать этих зверей на своих замечательных драках и шнеках.

– Ты его не очень-то слушай, – на вепсском молвил, обернувшись к Шульге, Бобрец. – Мы с отцом как-то ходили за пушниной на полуночь, к Студёному морю, и видели, как возвращались с охоты на китов тамошние люди полночных берегов. Они ходили на морских зверей в простых челноках из кожи, сами маленькие, кривоногие, очи узкие, а тащили на привязи за собой к берегу огромные туши.

– Ну да, викинг без хвастовства, что топор без рукояти, – тоже на вепсском поддержал его Ольг, – мне про то ещё отец рассказывал.

– О чём вы говорите, я не понимаю этого языка? – слегка обеспокоенно спросил скальд.

– О том, певец, что морской зверь, даже в один драккар величиной, опасен, а уж в три драккара… – молвил коренастый чудин с белесыми очами по прозвищу Окунь, лукаво подмигнув друзьям.

– Не верите мне, вот пойдём через три дня в море, тогда сами увидите, – отвечал, нахмурившись, Ас-скальд.

Море встретило их холодным ветром. Пока шли под парусом, все вглядывались в необъятный морской простор, не взметнётся ли где фонтан, который выпускает кит, вынырнув из водной толщи.

– Вижу! – первым завопил низкорослый Ларри, указывая рукой в море по левому борту, – вон там фонтан!

– Я тоже вижу, вон там…

– И я вижу ещё фонтан, даже, по-моему, два!

– Все к вёслам! – крикнул кормчий. Викинги бросились по местам, по двое на весло и стали быстро разгонять драккар. На других кораблях было то же самое. Стараясь первыми успеть к стаду китов, гребцы каждого корабля налегали на вёсла изо всех сил. Но прийти первым, ещё не значило первым начать охоту. «Медведь» оказался рядом сразу с тремя могучими морскими скитальцами, но киты один за другим, блеснув мокрыми горами-спинами, тут же скрылись в глубине. Были эти морские животные хоть и очень велики, но не втрое больше драккара, как стращал Скальд. Лодинбьёрн, сжимая в руке свой гарпун, стоял на носу «Медведя», дрожа от нетерпения и досады, что очередная гора мяса и жира снова исчезла под водой, так и не подпустив его на расстояние верного броска.

– Куда ты правишь, – орал он на кормчего, – левее, давай левее, я сказал! Охо-хо, опять не туда!

– Не ори! – так же разгневанно отвечал ему кормщик. – Твоё дело вовремя и точно метнуть гарпун, а уж как управлять «Медведем» – моя задача!

Вдруг огромная изогнутая спина вынырнула из воды почти рядом с драккаром. Ярл с необыкновенным для его грузного тела проворством метнул свой тяжёлый гарпун, огромное животное быстро исчезло под водой, а толстый, почти с руку, канат из кожи кита, стал стремительно разматываться. Вот он закончился и натянулся, гребцы перестали налегать на вёсла. Огромный морской зверь то тащил драккар за собой, то от боли начинал метаться. Канат ослабевал, потом вновь туго натягивался. Несколько викингов с тяжёлыми копьями стали на носу, другие по бортам, ожидая, когда всплывет уставший великан.

– Вон он, я вижу его! – закричал кто-то с левого борта.

– Нет, это не наш, этот без гарпуна, – ответили ему сразу несколько голосов. Неожиданно у правого борта «Медведя» показалась из воды огромная угловатая голова морского зверя, который с шумом выпустил вверх и вперёд водяной фонтан. Зверь лежал на воде, неспешно двигаясь, и продолжал шумно дышать, низвергая из себя фонтаны воды. Лодинбьёрн решил поразить и второго кита, он уже подхватил запасной гарпун, потрогал своей большой дланью, прочно ли привязан к нему канат, как вдруг нос «Медведя» стал уходить от такой уже близкой цели. Загарпуненный ранее кит снова начал метаться. Другой шнеккар, воспользовавшись этим, вклинился между «Медведем» и китом, и его гарпунёр тут же метнул свое оружие.

Кит, в которого только что попал гарпун, резко ударил по воде огромным хвостом с разрезом и ушёл вглубь и в сторону.

– А-а-а… – раздался с носа драккара дикий вопль боли. Воин с тяжёлым копьём оказался прижатым толстым канатом к левому борту. Ольг, что грёб у самого носа, даже услышал, как трещат рёбра несчастного. В это время драккар вздрогнул, будто живой, что-то ударило в его правый борт, и он сильно накренился влево.

– Весло, рулевое весло! – закричал кормщик, когда корабль выровнялся.

– Слава Одину, что удар пришёлся вскользь! – взволнованно молвил ярл, поднимаясь на ноги с настила, куда его опрокинул неожиданный удар кита.

– А вон там, – указал Ларри рукой вправо, – видно, не вскользь! – Действительно, один из кораблей как-то неуклюже осел на корму и стал быстро погружаться. Люди прыгали в воду и плыли к ближайшему шнеккару. На «Медведе» же принялись чинить руль, стараясь вёслами удерживать корабль носом к волне. Но загарпуненный кит тут же разворачивал корабль по-своему. По команде кормщика то одна, то другая сторона гребцов налегала на вёсла, тогда как другие чинили руль.

– Вот он! – истошно заорал кто-то на корабле. – Он вынырнул совсем рядом, это точно наш, у него в спине гарпун ярла Лодинбьёрна! – В животное полетели копья, а кто-то подхватил железную палицу.

– Брось палицу, этому киту она не поможет, у него над головой видишь какая броня, притом мягкая, – урезонил викинга с палицей ярл, – лучше возьми топор и руби меж спинных позвонков!

Вода вокруг всплывшего кита стала красной от крови. Острые копья и топоры на длинных рукоятках кромсали обессилившее от борьбы и потери крови морское животное. Зверь вяло пошевеливал огромными плавниками, а его могучий хвост лишь подрагивал.

– Всё, – торжественно крикнул ярл, – он наш, мы его одолели!

Радостные вопли викингов были ответом Лодинбьёрну. Руль починили до наступления темноты и взялись за вёсла, направляясь к родному фиорду. А утром под громкий галдёж чаек и крики воронов причалили к берегу.

– «Медведь» пришёл первым с добычей! – закричали те, кто оставался на берегу, в основном женщины и дети.

– Да, мы пришли первыми, потому что мы лучшие из всех не только в нашем фиорде, но и во всей Скандинавии! – гордо выпятив грудь, воскликнул Косматый Медведь. – Мой незнающий промахов гарпун с одного удара поразил самого большого кита во всём море. Ни у кого нет таких гребцов, которые могут гнать драккар быстрее ветра!

– А я с первого удара топором разрубил хребет зверя надвое, и он перестал дышать!

– Великий Один направил моё копьё прямо в спину зверя! Я выпустил из него сто бочек крови!

Викинги наперебой похвалялись друг перед другом, а ещё больше перед стоящими на берегу. И только ладожские гребцы молча наблюдали за происходящей вакханалией. Им была странна и неприятна глупая похвальба.

– Да, завалили морского зверя, будь здоров, однако зачем хвастаться и привирать? Как-то не по-мужски это, – обронил Шульга.

Тут же, вытащив морского зверя на мелководье, команда драккара, женщины с детьми и старики, получившие увечье в боях, – все взялись за разделку добычи. Туша кромсалась на куски, жир в огромных сковородах переплавлялся на ворвань, мясо шло на корм собакам и свиньям, – кашалоты непригодны для еды. Из огромного мешка на голове добывали желтоватый китовый воск, чудодейственную мазь от всяческих ран, порезов, ломоты в суставах и многих других болезней.

К обеду причалил драккар конунга Олафа Жестокого, а немного погодя ещё один. Самолюбие Олафа было несколько задето тем, что первым добычу притащил Лодинбьёрн. Но увидев, что «Медведь» добыл кашалота, отыгрался похвальбой о том, что его драккар добыл настоящее мясо, а не падаль!

– Узнаю медвежью повадку, загребать лапами что побольше, а зачем, это уже не важно, – высокомерно изрёк конунг, глядя, как на берегу возятся с разделкой кашалота.

– Зато теперь свиньи и собаки не сдохнут с голоду, они должны молиться за Косматого, – ехидно добавил Гуннтор, сын конунга.

– Эгей, люди фиорда, – прокричал Олаф, – бросайте эту дохлятину, мой драккар притащил настоящую еду, принимайтесь за дело!

На канате драккара болтался серый кит.

Зато вечером, когда булькали котлы со свежим китовым мясом, и к этому запаху примешивался запах эля, щедро наполнявший чаши викингов, Лодинбьёрн достал из-за пазухи зуб кашалота.

– Послушай, Альвхильд, – обратился он к крутобёдрой вдове, что принесла большое бронзовое блюдо с дымящимися кусками китового мяса, – хочешь получить зуб кашалота? Это оберег, и ещё он исполняет желания.

– Эге, ярл, – оттопырила нижнюю губу дородная жена, искря лукавыми очами, – я не так много выпила эля, чтобы не помнить: тот, кто получает зуб, должен вначале сам выполнить желание того, кто его дарит.

– А что, ты не хочешь выполнить моё желание? – раскатисто и хрипло расхохотался Лодинбьёрн.

– Смотря какое, ярл, – хохотнула Альвхильд, ставя на стол блюдо с мясом и как бы невзначай толкая Косматого бедром в бок.

– А какое выберешь: можешь ты ко мне прийти на сегодняшнюю ночь, или я приду к тебе, какое из этих желаний тебе больше нравится? – прошептал на ухо улыбающейся вдове Косматый.

Спустя несколько дней на берегу фиорда остались только огромные голые скелеты и гниющие вороха кишок, вокруг которых лениво ходили объевшиеся собаки, вороны и чайки.

Ярл Лодинбьёрн велел Ольгу с сотоварищами осмолить «Медведя», получившего некоторые повреждения после охоты на китов.

– Эй, словенцы, – крикнул Ас-скальд, проходя мимо и направляясь вверх в посёлок, – идемте к дому хёвдинига Хродгайра, будет потеха, потом досмолить успеете.

– Что за потеха, скальд? – спросил Ольг.

– Сыну Хродгайра сегодня исполняется десять лет!

– Ну и что? – не понял Окунь, макая в растопленную смолу пеньковую кисть. – День рождения – это весело, пойдём, коль приглашают?!

– Не ходите!.. – глухо обронил Ольг и опустил очи, будто что-то рассматривал на свежеосмоленном борту драккара. Он вспомнил рассказ отца о том, как посвящают нурманы своих детей в викинги.

– Ну, чего молчишь, Солома, рассказывай! – поторопил Шульга, который с детства прихрамывал на левую ногу.

– Когда викингу исполняется десять лет, он должен собственноручно убить человека. Обычно для этого используют старого или больного раба, – хмуро поведал предводитель ладожан.

– Не верится мне что-то, пойду, сам погляжу, – сказал Шульга и, слегка припадая на ногу, зашагал вслед за Асскальдом.

В центре большого плотного круга, который образовали викинги, стоял сияющий сын хёвдинга Хродгайра и восхищённо вертел в руках широкий нурманский нож в ножнах из оленьей кожи с костяной отделкой.

– Сегодня тебе десять, Фарри, – торжественно рёк Хродгайр, – ты должен уничтожить своего первого врага, а значит, стать настоящим воином. Поэтому я дарю тебе этот нож, которым ты убьёшь свою жертву.

– Но ведь я убивал уже не раз, отец! – обиженно выпятил губу сын викинга, во всём старающийся быть похожим на отца.

– Э-э, сын, отвернуть голову птенцу большой птицы или удушить детёныша собаки – это всё детство. Ты сегодня убьёшь человека, я же сказал, сегодня важный день для тебя! – возразил хёвдинг.

– Того раба, что вчера привели с поля? Который украл меру нашего ячменя? – загорелся восторгом юный Фарри.

– Сегодня по моему приказу с него сняли ошейник и цепь, разве честь для сына хёвдинга – убить раба? Ты убьёшь свободного человека, это совсем другое дело!

Ребёнок совсем забыл про напускную важность и с детским восторгом запрыгал вокруг отца, размахивая широким норвежским ножом, только что полученным в подарок. Ещё бы, он сегодня, уже сегодня, станет почти вровень с отцом и другими воинами, он будет теперь убивать по-настоящему!

Викинги одобрительно загалдели, когда в круг вышел Асскальд и запел песню о том, как рождается настоящий викинг, как роднится он со своим клинком и как непобедимый этот клинок сопровождает викинга всю жизнь, до самой смерти. Хродгайр, тоже сияя радостью, поднёс скальду кружку доброго эля. После песнопения по знаку хёвдинга в круг втолкнули худого замученного подростка лет пятнадцати.

– Этот человек, свободный житель нашего посёлка, украл у хёвдинга Хродгайра зерно, чтобы набить свой ненасытный желудок. Он совершил преступление, и за это должен быть наказан. Мужественные и свободные люди фиорда, решите, кто должен наказать виновного в воровстве?

– Пусть суд свершит сын хёвдинга и докажет, что он уже настоящий викинг! – закричали один за другим стоящие вокруг.

– Да будет исполнена воля ваша! – вскричал громко Асскальд.

– А кто этот худой, – спросил Шульга у стоящего рядом Ларри, – я его не помню?

– Это раб хёвдинга, – хихикнул товарищ по драккару, – ты его раньше не видел, потому что он пас скот и никогда не бывал в посёлке.

Тем временем крепкий и сытый сын хёвдинга и вчерашний раб, худой и нескладный, остались одни в круге. Именинник ловко извлёк подарок из красивых ножен и шагнул к жертве, в волнении прикидывая, каким из ударов красивее будет прикончить противника, что затравленно смотрел на него расширенными от ужаса очами.

– Давай, давай, Фарри, прикончи негодяя, убей его!!! – распалялись зрители.

«Всё, сейчас этот хёвдинёнок прирежет несчастного», – подумал ладожанин, собираясь уйти, чтобы не видеть кровавой расправы, условно разыгранной в виде справедливого суда. Но в этот миг он увидел, как юный викинг быстро выбросил руку с ножом и… нож улетел в сторону расстроенно охнувших зрителей. Шульга успел заметить этот знакомый всем ладожанам с детства приём. Одной из их любимых игр была забава с деревянным ножом, лезвие которого смазывалось перед «схваткой» сажей, чтобы отметина была видна на теле. Один старался поразить невооруженного противника, а другой, напротив, обезоружить владельца ножа. Часто обороняющиеся делали такой вот упреждающий удар в плечевой сустав вооружённой руки противника, и тогда нож либо не достигал цели, либо вылетал из руки нападающего.

Пока подбирали нож и подавали сыну хёвдинга, Шульга спросил у Ларри:

– Сколько он украл зерна, я заплачу за него….

– Перестань, какое зерно, не вздумай мешать, тебя разорвут на куски. Про зерно это так, традиция….

– Преступнику надо связать руки! – крикнул кто-то из викингов. – Так не положено, вор должен быть связан! – Тут же несколько человек скрутили рабу руки за спиной. Но и со связанными руками он, ещё дважды падая и перекатываясь, сумел уйти от смерти. Чело хёвдинга помрачнело: его сын не может убить даже безоружного, позор! Тогда кто-то из зрителей в злобе сильным толчком ноги в спину обрушил раба на землю. Несчастный со всего маху ударился ликом о каменистую площадку, разбив чело в кровь. Фарри, к ногам которого упал раб, тут же прыгнул ему на спину и занёс нож…

Шульга вернулся на берег хмурый и молчаливый. На вопрошающие взгляды друзей он вдруг ответил вопросом:

– Братцы, я сегодня, там, – он указал по направлению посёлка, – подумал, почему мы с нурманами такие разные? Почему я, Шульга-кривич, Солома-кельт, Родивой, Словен, Валуй – словене, Окунь – чудин, Бобрец-вепс и другие, почему мы все одинаковы в том, что никогда не станем такими, как они? Ведь тот же Ас-скальд, он наполовину словен и речёт по-словенски не хуже нас, но он нурман, викинг, и никогда не будет с нами, как и мы не будем с ним….

– Шульга, что там было? – спросил Валуй.

– Хёвдинг Хродгайр подарил десятилетнему сыну настоящий боевой нож. Скальд спел величальную песню малому Хродгайрёнышу, а потом все встали в круг и ввели в него молодого раба-подростка….

– Погоди, Шульга, но раб не человек, по понятиям нурманов….

– С него утром сняли ошейник раба и объявили свободным человеком. Так вот, жадные до потехи нурманы стоят плотным кольцом, оружия у юнца нет. Малый хёвдинёнок за ним с ножом бегает, но бывший раб, хоть и тощий, но ловкий, ускользает всякий раз от смертельного удара, хотя малый его несколько раз ножом достал, но несерьёзно. Отец от негодования краской налился, тут кто-то из его подчинённых сзади ударил раба ногой в спину. Тот упал прямо к ногам хёвдинёнка и… – Рассказчик замолчал. Молчали и остальные.

Русоволосый ладожанин с досадой швырнул свою кисть:

– Опротивела уже эта морская жизнь да подобные звериные обычаи, не по нутру мне, домой хочу, в Ладогу!

– На опытных морских людей всегда есть спрос, – поддержал его второй. Ты как, Солома?

– Думаете, мне наше родное озеро Нево по ночам не снится? Но мы ведь уговор с Лодинбьёрном на три лета заключили… – сухо ответил юноша, а перед очами вновь возникла Велина, отец с матерью и сестрёнка Ефанда. Сердце остро заныло, и Ольг отвернулся, чтобы друзья не видели его повлажневших очей.

В это время к ним своей медвежьей походкой подошёл Лодинбьёрн, явно радуясь и потирая свои огромные длани, пророкотал:

– Ну наконец-то нам предстоит истинно мужская работа, теперь вы сможете заработать по-настоящему. Побыстрей заканчивайте, завтра уходим!

Он никому никогда не доверял своих мыслей. Поэтому ладожцы услышали о предстоящем деле, только когда их чёрносиний драккар с оскаленной медвежьей пастью бросил якорь у небольшого мыса, за которым должно находиться селение эстов. Ещё не совсем рассеялся утренний туман, и очертания берега были смутными. Что-то изредка громко всплескивало в воде, то ли рыбина, то ли весло раннего рыбака.

– На «Медведе» останутся: Тори, Фридмунд, Герлайф, Ларри и Хради, – Лодинбьёрн повернулся к остальным. – А вы разделитесь надвое, одни высадятся выше, другие ниже селения. Я пойду с теми, кто высадится ниже. Начинаем, как только солнце поднимется над горизонтом. Убивайте всех, кто вздумает сопротивляться, помните, в рабы годятся только молодые женщины, хорошие мастера и крепкие юноши. Дети и старики нам не нужны. В верхней команде старшим будет…

– Мы не станем убивать стариков и детей и, вообще, не будем грабить селение! – прервал Ольг речь Лодинбьёрна твёрдым голосом. – Мы нанимались в гребцы, а не разбойники!

Косматый Медведь на миг онемел от такой дерзости. Затем, с перекошенным яростью челом, медленно двинулся на молодого ладожца, чтобы грозным видом вогнать в его душу страх. Ольг, против ожидания викинга, не отступил, в его душе уже закипала праведная ярая сила, одинаково свойственная свободным племенам русов и кельтов. Ладожцы же, почуяв опасность, тут же выстроились по обе стороны от своего молодого предводителя так, как они привыкли делать с детства. Лодинбьёрн остановился за два шага от обидчика, раздувая ноздри и меча страшные взгляды из-под мохнатых бровей, – огромный, в нурманском кафтане с меховым верхом и меховой опушкой понизу, он и вправду был похож на рассвирепевшего медведя. Но под этой свирепостью глубоко была спрятана и растерянность. Впервые его ослушались на собственном драккаре, и кто, не старый опытный Уго, например, который был в больших переделках, а сопливый словен! Если сейчас же не наказать Беловолосого, завтра не подчинится ещё кто-то. Но дерзкий словен не один, за него стали земляки. Не хватало устроить на «Медведе» рубку. И если в этой рубке падёт половина ладожцев, то снова не будет хватать рук на вёслах. Нельзя более медлить ни мгновения, и Косматый решил.

– Щенок паршивой собаки, за то, что ты прервал меня своим глупым тявканьем, сейчас побегаешь от моего клинка, – прорычал он и привычным движением обрушил на молодого словена свой молниеносный меч. Он намеренно рубанул так, чтобы противник успел отпрянуть назад в последний миг. Но сумасшедший словен вместо этого рванулся вперёд, под смертельное лезвие, успев выбросить над головой прямой кельтский нож, который, конечно, не мог остановить грозного меча, но мягко направил его чуть правее от цели. Тело Ольга волнообразно ушло влево, а рука с ножом, сопроводив оружие врага, вогнала кельтский клинок в руку викинга чуть повыше кисти. Грозный нурман взвыл от боли и выронил меч из ослабевшей руки. Его воины ринулись на ладожан, и началась, завертелась смертельная рубка, которую уже никто не в силах был остановить. Ольг дрался неистово, понимая, что именно он более других виноват в том, что гибнут его друзья, среди которых в эти мгновения не было ни словен, ни кельтов, ни веси – все они сейчас были ладожцы. Викинги тоже падали от топоров, ножей и мечей, но их было больше, и они были опытнее. Вот уже всего несколько самых отчаянных и умелых сотоварищей стоят у самого борта против оставшихся в живых викингов. Ольг отбивался сразу от двух врагов. Он встретил своим клинком и отвёл удар меча быстрого Ларри, шуйцей отбил топор Фридмунда. Викинг заскользил на покрытых кровью досках, и топор, сбитый кинжалом, вместо головы Ольга достиг его шеи. Торквис сестры принял скользящий удар на себя, а Ольг, уже предельно отклонившийся назад, от этого удара полетел в воду.

Оказавшись в тёмной и холодной глубине, Ольг, превозмогая боль в плече, устремился к поверхности и одновременно в сторону от драккара, – хорошо, что на нём кожаный панцирь, а не железная кольчуга. Всплыл и, стараясь не делать шумного вдоха, осмотрелся: чёрная туша «Медведя» призрачно высилась в тумане в четырёх-пяти саженях. Чувствуя, что сил остаётся всё меньше, Ольг, загребая одной рукой, поплыл прочь от злополучного драккара. В голове мутилось, юноша уже не мог понять, плывёт он к берегу или, наоборот, перед очами пошли круги, тело налилось тяжестью и стало погружаться. «Вот и всё», – мелькнуло в голове, когда в последний раз с трудом удалось вынырнуть на поверхность. В тумане что-то мелькнуло, кажется, утлая лодчонка, попытался крикнуть, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип, и над головой в последний раз сомкнулась вода.

Пришёл в себя уже на берегу. Кто-то хлопотал над ним.

– Смотри, викинг ожил! – услышал он слова, сказанные на языке эстов.

– Я же говорил, что он в рубашке родился, – увидев, что утопленник открыл очи, молвил средних лет рыбак.

– Я не викинг, где… драккар? – еле смог прошептать кельт.

– Он ушёл, – ответил молодой рыбак, несколько удивлённый тем, что викинг знает его язык. Раненый ещё хотел что-то спросить, но силы оставили его, и очи застлала тьма.

– А ну, давайте-ка отнесём его в нашу рыбацкую хижину, надо позвать Каупо, – заключил эст.

Ольг снова очнулся от прохладных струй воды, что омывали его воспалённые раны. Седой широкоскулый старик с серыми очами лил воду из кувшина и что-то бормотал при этом. Потом он из того же кувшина промыл травы и, приложив их к ранам, перевязал чистой холстиной.

«Местный волхв или знахарь», – понял раненый, стараясь удержаться на лезвии сознания и не улететь снова в небытие. Старик увидел, что его подопечный пришёл в себя и заговорил с ним. Речь его была понятна, так говорили изборские чудины, только отдельные слова эста были незнакомыми, да речь пересыпалась свистящими окончаниями «ас», «ис».

– Богиня судьбы людской Лайме, видно, благоволит к тебе, раз сохранила твою жизнь, а я, помогая ей, омыл раны водой из священного источника да приложил целебные травы, взятые мной с разрешения Перкунаса из его Дубравы. Теперь не сомневайся, викинг, или кто ты там на самом деле, пойдёшь на поправку.

– Я не викинг, я сам из Приладожья, – с трудом просипел Ольг.

– Но ты был на их большой норманнской лодке и с оружием.

Для чего вы пришли сюда? – спросил знахарь, глядя на раненого внимательными очами. Ольг хотел ответить, но не смог удержаться на кромке бытия и улетел вниз.

Когда опять удалось открыть веки, то вместо старика узрел перед собой молодую светловолосую девицу. Она мягко касалась его чела и ланит, нанося на них что-то жидкое и душистое.

– Ты кто? – спросил он шепотом, потому что громко говорить просто не было сил.

– Я Сальме. Мой отец Лембит и брат Меелис вытащили тебя из моря, когда Юрате уже хотела забрать тебя к себе. Видно, сам Таара не позволил ей этого. А как тебя зовут?

– Ольг я, из Приладожья… Был гребцом у викингов, они хотели разграбить ваше селение. Мы, ладожане, отказались, тогда началась схватка… – Ольг больше не имел сил говорить и только глядел, как осторожно, даже нежно, гладит его чело и руку девица.

– Сальме, – строго кликнул рыбак средних лет, видимо отец. Девица смутилась и быстро вышла.

Целебная вода и травы, заклинания знахаря и молодой организм, а может, ласковые руки и глаза Сальме, кто знает, что больше подействовало, но Ольг в самом деле стал быстро поправляться. Жители селения, рыбаки и земледельцы, приходили поглядеть на человека из Приладожья, который, не щадя живота, спас их от смерти и тяжкого полона. Несли еду и простую крестьянскую одежду.

– Сальме, откуда они знают, что я сказал правду о том, что случилось на драккаре? А вдруг я это… ну…

– Соврал? – рассмеялась девица и, став сразу серьёзной, ответила: – Старый Каупо видит мысли и души людей, как мы солнце или дерево. Он сказал, когда люди обманывают, тогда они быстро погибают, а ты выздоравливаешь, – Сальме улыбнулась, но как-то грустно. – Скоро ты совсем поправишься, Ольгас… – она заколебалась, видимо, не решаясь что-то спросить. – Ты уйдёшь или останешься? Ты сильный, Таара с Лайме любят тебя… – она замолчала, не решаясь продолжить.

– У меня есть суженая, – ответил Ольг, опустив очи. – Благодарю тебя за всё, что ты для меня сделала, Сальме. Ты замечательная, добрая и ласковая, но ты знаешь, что я не могу говорить неправду, прости…

Когда Ольг достаточно окреп, рыбаки снабдили его едой и одеждой. С попутной лодьей бывший викинг отправлялся в Волин.

– Волин – воистину великий град, там ты точно найдёшь работу, – напутствовал его рыбак. – А на торжищах есть всё, чего душе угодно. Думаю, подберёшь оберег для своей сестры.

Ольг прикоснулся ладонью к груди, где прежде висел торквис Ефанды.

– Он спас меня от клинка викинга, от гибели в море и ещё от многих бед. Я непременно должен найти хорошую работу, вернуть сестре оберег и… в общем, спасибо вам!

Старый колдун Каупо, поглядев пристально в очи приладожца, молвил медленно и веско:

– Есть люди, у которых душа воина, и лишь на этом пути человек может быть счастлив. Есть торговцы и труженики. Бывают и такие, кого Таара наделяет душой колдуна. Но впервые я вижу, чтобы в одной душе в равной мере слились воедино силы воинская и колдовская. Я не знаю, что может выйти из этого, наверное, богиня Лайме припасла для тебя что-то необычное.

Прощай, мы больше не свидимся!

– Вот, возьми, Ольгас, – протянул увесистый свёрток Лембит, – здесь самая лучшая рыба. Мы с Меелисом хорошо провялили и немного подкоптили её на можжевеловом корне, пока будешь есть, будешь помнить нас.

– Э, нет, я буду вас помнить всегда, если бы не ты с сыном, я бы уже не выплыл! – растроганно молвил кельт, обнимая своих спасителей.

– А-а, не стоит считаться, – махнул рукой хозяин избушки, – ты с друзьями спас нас, мы спасли тебя, так и должны поступать люди, жаль, что далеко не всегда так получается.

Сальме подошла молча, синие очи её были полны слёз. Она постояла, в последний раз коснулась небритых ланит молодого кельта и вдруг порывисто обняла его, поцеловала в губы и тут же убежала, обливаясь слезами.

Широкобокая купеческая насада быстро удалялась от берега, а на высокой скале у одинокой кривой сосны долго был различим тонкий девичий стан.

Вот лодья, наконец пройдя через один из трёх узких проливов, что отделяли град от Варяжского моря, вошла в широкую гавань Волина.

Молодой приладожец, впервые оказавшийся в столь великом граде, смотрел вокруг широко открытыми очами. Столько разных кораблей в одном месте, тут не только привычные глазу лодьи, насады, расшивы, драккары, шнеккары, кнорры, но и ромейские дромоны и никогда не виданные арабские карабы и шейти с косым треугольным парусом. А уж дома-то какие! Многоярусные терема, изукрашенные дивной резьбой, все улицы ровные, мощёные брёвнами, ограды крепкие! Дивный град из детских сказок отца – и вот он, на самом деле!

– Что, брат Ольг, велик град Волин, а? – широко улыбнулся кормчий на восторженные взоры своего добровольного помощника. – Гляди, брат, гляди, град сей по величине и великолепию соперничает лишь с градом Константина, что в далёкой Византии, а иные во всей Европе ему не чета. – Лодья всё шла вдоль берега мимо многих причалов и добротных построек, в которых угадывались склады для товара, верфи для починки лодий, кузницы, откуда слышались звонкие удары молота, и прочие строения разных дел мастеров.

– Это ж, сколько тут народу? – восхищённо спросил Ольг не то кормчего, не то самого себя.

– Да-а, – протянул довольный кормчий, – народу тут тьма, а товару разного видимо-невидимо! Лодьи со всех концов света белого… Я уж сколько тут бываю, а и то всякий раз диву даюсь. Да что речь, брат Ольг, у одних только лютичей около сотни городов, у бодричей более полусотни, у руян на их острове богатые торговые грады, а ещё поморяне, и те народы, что дальше от моря живут, – сербы, хорваты, чехи, ляхи, – у всех много богатых градов, оттого земля сия Гардарикой и зовётся! – с гордостью изрёк мореход.

Несколько дней бродил как зачарованный молодой приладожец по причалам и торжищам Вольного града, разглядывая диковинные товары, необычно одетых заморских купцов и мореходов. Скромные припасы закончились, и он пристал в подмастерья к кузнецу, что ладил скобы, петли, разные крючья, оковывал лапы деревянных якорей и ещё творил тьму разных вещей для строящихся лодий и их оснастки. Работал Ольг с удовольствием. Пригодилась наука дядьки Кряжа. Кузнец волинский был бы доволен таким способным подмастерьем.

Однако через седмицу выздоровел сын кузнеца, и Ольг, получив плату, отправился на поиски нового заработка.

Проходя по торжищу, юноша остановился у очередной лавки с заморскими товарами. Долго глядел на обручи с каменьями, подвески, амулеты, обереги.

– Чего желает молодой человек? – спросил хозяин лавки, пожилой опрятный купец.

– Мне нужен торквис, кельтский оберег, настоящий торквис, понимаешь?

Купец внимательно поглядел на него.

– То, что тебе нужно, можно найти только в Галлии. Ведь там ещё живёт много кельтов и кельтских мастеров, которые умеют делать настоящие, наделённые силой торквисы, да и старинный можно достать.

Юноша поблагодарил и ушёл расстроенный.

Ранним утром молодой кельт пришёл на уже знакомый причал, где из нутра заморских лодий прямо на пристани выставлялась часть товара «на показ», а местные волинские торговцы брали несколько возов, а то и весь товар сразу, но зато дешевле, чтобы потом продавать в своих лавках подороже. Напротив камня, на котором сидел Ольг, выставляли на причальный настил товар с большой насады с красным парусом. Парус был свёрнут, и что на нём было изображено, юноша не видел. Он заметил, как быстро и согласованно двигаются мореходы, управляясь с тяжёлыми тюками и коробами. Подплыла ещё одна лодья, но втиснуться меж лодьей с красным парусом и другой, которая стояла здесь со вчерашнего дня, не смогла. Послышались недовольные голоса.

– Снова эти ререги влезли на наше место! – прокричал рассерженный кормчий подплывшей лодьи.

Ольг встрепенулся, услышав знакомое слово, значит, лодья с красным парусом ободритская.

– Это ещё кто куда влез! – бросил в ответ молодой хорошо одетый рарожич, тоже проникаясь злостью. – Кто наши земли захватил, когда ваши предки сюда пришли? Лютичи.

– А что ж вы землю-то свою отдали, коли воины такие ярые? – с издевкой в голосе ответил с лодьи лютичей высокорослый воин в накинутой на широкие плечи волчьей шкуре.

– Вы подло нашу столицу захватили вместе с данами. Только и можете, вкупе то с данами, то с саксами, на нас войной идти!

– Так вы ведь первыми вкупе с франками нашу Ретру сожгли! А князя Люба кто убил? Да вы, бодричи, франкам, как цепные псы, служите!

Рарожичи побагровели от этих слов и схватились за мечи, готовые тут же наказать обидчиков. Могучий лютич в волчьей шкуре тоже с готовностью обнажил свой булат.

Ольг поспешил к краю пристани, чтобы его видели и слышали на обеих лодьях.

– Погодите, люди добрые, предков по пустякам беспокоить, – молвил он громко, как будто хотел в шторм перекричать ветер. – Я не лютич, и не рарожич, сторонний, одним словом.

Давайте я по чести и по прави скажу, как оно есть.

– Реки, – согласились лютичи.

– Пусть речёт, – согласились рарожичи.

– Вчера под вечер пришла сюда первой вот эта лодья, – указал ладожанин. – А вот сегодня первой пришла лодья ререгов, оттого зряшный спор меж вами и вредный, потому как старики рекут: «пустая свара богов гневит», а боги у нас общие, негоже это.

– Ишь ты, защитник рарожичей нашёлся, – недовольно заворчали на лодье лютичей. Но люд, что собрался на пристани, одобрительно загалдел:

– Беловолосый верно речёт, так и было, нечего на пустом месте свару заводить. А то стражу кликнем, она на забияк за обнажённые мечи вмиг ругу наложит!