Большая книга ужасов. Millennium Щеглова Ирина
Сзади накатывал топот, будто рептилии обрели вдруг ноги.
Коридор перетек в лестницу. На одной из нижних ступенек лежал сотовый. Таня подхватила его, машинально просмотрела список звонков. Приема на лестнице не было. Звонков тоже. Потрясенная всем этим, она не заметила, как выбежала за дверь, перепрыгнула широкий порожек и по инерции побежала наверх. Полина стащила ее со ступенек, заставляя развернуться. Следом показался Ожич. За ним, споткнувшись и врезавшись в стену, вывалился Макс Макс. Он тут же кинулся закрывать дверь, но в нее с другой стороны стали ломиться с криками: «Ты чего? Ты чего?» Сарымай отпихнул Макс Макса. Дверь распахнулась, хлопнув о стену. Ромка рухнул на широкую ступеньку, судорожно втянул ноги. Макс Макс, тяжело сопя, освободился от захвата одноклассника и захлопнул дверь в подвал.
— Кожина! — тонко пискнула Таня, вспоминая об Олёнке.
Макс Макс снова приоткрыл дверь.
Она была тяжелая, дубовая, стянутая железными полосами с большими выпуклыми заклепками. Вверху привычный прямоугольник венчался полукругом. Отсвет ламп от винтовой лестницы башни осторожно ощупывал несколько первых ступенек подвала и, поджимая лапки, не решался идти дальше.
Все с тревогой глядели вниз, ожидая, что сейчас появится Олёнка. Но из темноты на них шел только утробный подземный гул. Мрак вздыхал, переживая, что упустил пленников.
— Is it the right direction[8]? — осторожно спросили у них за спиной.
— No! — грубо ответил Макс Макс, наваливаясь на дверь.
Аккуратный старичок, робко указывающий в сторону подвала, понимающе закивал и, изобразив на лице вселенское терпение, потопал наверх.
— А как же Олёнка? — Нормальный голос к Тане все не возвращался, она тоненько пищала — судорога сводила мышцы горла.
— Ушла уже твоя Олёнка, — зло прошептала Полина и побежала вниз.
Ожич, что-то привычно бормоча себе под нос, пошел следом.
— Как подменили, — выдал общее наблюдение Макс Макс.
— Нормальная она, — хрипло отозвался Ромка.
— А ты где застрял? — накинулся на него Макс Макс, которому надо было на ком-то сорвать раздражение от пережитого страха. — Или ты с ними заодно? — Он все еще искал виновников произошедшего.
Таня по стеночке начала спускаться. Ноги неприятно подрагивали, хотелось присесть и хотя бы на секундочку закрыть глаза.
А в церкви полным ходом шло приготовление к свадьбе. Двое парней таскали корзины с белыми цветами. Когда двери церкви распахивались, звучал орган. Музыка взлетала под готические своды, сыпалась на плечи и головы притихших подопечных Эдика колючим дождем. Временами музыка спотыкалась, пальцы искали верную ноту, пробовали то один аккорд, то другой, начинали заново. Все это было страшно своей неестественностью и невозможностью.
— Где вы были? — Эдик улыбался. Он готов был выслушать любую версию.
— Дверью ошиблись, — с трудом ответила Кудряшова и закашлялась — спазм не хотел отпускать.
А вокруг знакомые лица. Все стоят, с любопытством смотрят. А все ли? Она раз за разом пробегала глазами по одноклассникам и только на четвертый отыскала Кожину. Бледная Олёнка стояла над крайней корзиной с цветами, сжав кулачки, и пристально смотрела на Таню. Глаза у нее были припухшие после долгих слез, нос натерт до красноты. Светлый тон пудры, которую Кожина успела положить на лицо, некрасиво выделялся на болезненно покрасневших скулах. Кудряшова отвернулась. Ей неинтересно было задавать макс-максовский вопрос: «Где ты застряла?» С Олёнкой, которая оказалась слабой, говорить было не о чем. Нарастающий гул ахов и восклицаний шел от группки, где Полина что-то быстро рассказывала девчонкам и подошедшему Эдику. Тот понимающе кивал, перевязывая ей правую руку белой тряпкой.
Так, так. Хазатов в сторонке изучает потолок, Сарымай шажками, шажками пробирается к выходу. С этими все понятно. Но девчонки! Никто из них и не подумал подойти, спросить, что произошло. Всем интересно послушать Полинин бред, после которого уже ничего нельзя будет изменить — поверят Зерновой, никого ни в чем потом не переубедишь. Обидно, но пережить можно.
Ей не хотелось стоять рядом с теми, кого Зоя Игоревна недавно назвала дружным коллективом. Никакой он не дружный. Каждый сам за себя.
В двери, ведущей из башни, появился Макс Макс. Вид у него был помятый, испачканный и злой.
— Если вы мне сейчас не скажете, кто все это учудил, то я вообще здесь всех прибью. А тебя, Саранча, в первую очередь.
Это уже было скучно.
Таня вышла на улицу. Ощущение было такое, словно в подвале она провела не полчаса, а целую жизнь. Даже улица изменилась. Потемнела, присела, состарившись. С нее исчезли нарядные краски, перестало перекатываться по черепичным крышам солнце. Облако зацепилось за макушку шпиля. Ветер гнал по голой улице рваную афишу. Странно, Таня только сейчас заметила, что в городе почти нет деревьев. Город, как в панцирь, был забран в камень, строго держал осанку и лишь чуть прищуривался, когда ветер бросал в окна домов песок.
Пережитый страх неприятной занозой шевельнулся в душе. Какое знобкое чувство. Раньше она никогда не испытывала такого одуряющего состояния. Которым нельзя управлять. И которое так не хочется пережить вновь.
— Будет дождь. — На крыльцо вышел Эдик. — Мы, наверное, не сможем продолжать экскурсии — они все пешие.
Кудряшова снова глянула наверх. Небо заволакивали темные тучи. Они наступали на город, клубились, недовольно ворчали.
— Мне все равно! — выдохнула Таня, решительным шагом выходя на улицу Лай. — Слышите? Все равно!
Она побежала направо, уперлась в странное круглое низенькое здание с конической крышей. А потом вдруг увидела ступеньки и пятачок зелени и ринулась туда, под ветки старых кряжистых лип, упала на скамейку и расплакалась, сама не понимая почему. Ветер кружил прошлогодние листья. Проносящиеся под холмом машины глушили шум ветра и ругань грозы. Но сам воздух, наполненный электричеством, не давал забыть — идет ураган.
Таня задрала голову. Липы были страшными. Они корявыми воинами обступили холм, уперлись в небо сучковатыми ветками. Старые деревья с болезненными шишковатыми наростами. Словно какой-то колдун в ярости заставил их расти криво. На уровне человеческого роста они начинали раздваиваться, растраиваться, а то и делиться на четыре ствола. Кроны лип шелестели, напоминая о неприятном столкновении в подземелье башни.
Нет, Кудряшова больше туда не пойдет. Ни за что! Полина, оказывается, и сама могла спокойно выйти. А они-то, дураки, полезли ее спасать! Никому не нужны их подвиги. Каждый сам за себя.
Ветер играл Таниными волосами, путал их. Кудряшова снова собрала их, резинкой перехватила в хвост. В небе зарокотало, и по-хорошему надо было бежать в гостиницу — утро было настолько солнечным, что Таня и не подумала брать зонт. Но уходить было рано.
Кудряшова сползла с лавки и вышла на ступеньки, ведущие обратно на улицу Лай и к церкви Олевисте.
Ветер сдул с мостовой прохожих, и только машины, проезжающие под холмом, напоминали о том, что жизнь продолжается, что никаких перемещений во времени не случилось.
Вернется домой, все-все расскажет маме, а потом залезет в Интернет и узнает про этих полозов, поймет, что это за свадьба такая, змеиная, и что особенного в Таллине, где все это произошло. Поскорее бы вернуться. Впрочем, и осталось-то всего три дня, две ночи. Все нашлись, больше ничего не произойдет. А про полозов она и в гостинице сможет прочитать. Придет в номер, упадет на кровать и зайдет с мобильника в Интернет.
Далекий еще раскат грома звонко прошелся по черепичным крышам, а ветер заставил вертеться флюгеры на шпилях.
Это было, наверное, красиво, когда на макушке башни Олевисте и на четырех башенках по бокам крутились золотые петушки, они весело спорили с ветрами и показывали блестящие гребни всем молниям. Теперь башня настороженно ждала идущего урагана, одиноким крестом встречая непогоду.
Таня представила, как ветер сдувает с Ратушной площади легкие алюминиевые столики кафе, как носит по брусчатке улетевшие салфетки, как стучит незакрепленными ставнями.
Ей стало весело. Этот город жил по своим законам, и они Тане нравились.
Закапал дождь. Неподалеку сверкнула молния, на стену ближайшего дома упал электрический отсвет. Снова заворчал гром. Прямо над липами загрохотало.
Капли дождя стали крупными. Они тяжело стучали по непокрытой макушке, вызывая неприятный озноб. Дождь барабанил по плечам, по голым локтям, прибивал легкую шелковую юбку к коленям, рождал запоздалую боль в ногах, сбитых бесконечными падениями в подземелье.
Очередная молния расколола черную тучу и по касательной мазнула вдоль башни. В ответ ей с другой стороны тоже полыхнуло, словно кто-то дал ответный залп. Два грома, встретившись, оглушили друг друга. Ветер заволновался, столбом взвился вверх. Липы у Тани за спиной заохали, завздыхали. И сразу стало понятно, почему они такие — каждый раз быть свидетелем столкновения стихий — еще и не так скрючит. И ведь молнии, промахиваясь, не раз били в них. Каждый удар рождал вот такого многорукого монстра.
Ливень ухнул стеной, отгораживая город от всего мира. Он рубил действительность на части, словно хотел уничтожить ее. Молнии сверкали, перегоняя друг друга. Одна, казалось, ударила прямо в макушки лип. Таня вжала голову в плечи и невольно спустилась по ступенькам на улицу. Брусчатка потонула в потоке воды. Она неслась с холма вниз, завихрялась около круглого здания с конической крышей, билась о вековые стены церкви, будто пыталась смыть ее с лица земли. В наступившей темноте только металлические отсветы молний позволяли видеть, что земля еще не разверзлась, что город стоит.
Смотреть наверх было неудобно, вода заливала лицо, делала тяжелыми волосы, неприятно текла по ногам. Туча клубилась вокруг высокого шпиля. Она словно зацепилась за его макушку, и ее теперь крутило на месте, отчего, как из разорванного мешка, из ее темного бока сыпались молнии. Они с яростью бились о медные листы кровли и, отскакивая, отсветами улетали обратно в небо.
— Сюда! Сюда!
Гром кружил голову, поэтому Таня не сразу поняла, что ее кто-то зовет. В том самом круглом здании, что она оставила за спиной, была приоткрыта дверь. Оттуда призывно махали рукой.
— Come here!
Гром, эхом метнувшийся в узком колодце стен, заставил шевельнуться. Застывшие от холодной воды ноги и руки двигались с трудом. Чувствуя себя как бы отдельно от своего тела, Таня забежала в распахнутую дверь.
— Спасибо! — прошептала она.
— Смотрите отсюда! — Пожилой мужчина ткнул пальцем в сторону башни.
Серебристый металлический свет опалил брюхо туч и вдруг высветил нечто невозможное. По границе света и тьмы скользнула тень. Тучи, столкнувшись, уронили на башню молнию, и тут же наперерез ей из тени вывалился сноп огня. Гром разорвал вспышку, гася ее. И все исчезло, превратившись в бесконечный серый дождь.
— И так каждый раз.
Пораженная увиденным, Таня забыла о стоящем рядом человеке.
— Что каждый раз? — Казалось, что голова ее повернулась со скрипом.
— Они бьются.
Гроза уходила. Вспышки сместились к морю, дождь посветлел и поредел.
— Кто? — Таня пыталась рассмотреть хоть что-то, но между облаками больше никто не летал. Только какая-то смелая пичуга возвещала об окончании урагана. Дракон исчез. Если это, конечно, был дракон…
— Небо с преисподней.
Не ожидавшая этих слов, Таня снова посмотрела на собеседника. Это был старик с худым морщинистым лицом. Острый нос, тонкие поджатые губы, темные, слишком яркие для старика глаза. И волосы темные, почти черные, не тронутые сединой.
— Господь пытается разрушить то, что построил дьявол, а дьявол, соответственно, сделать это не дает.
Мужчина театрально помахивал рукой в такт своим словам.
— Разве вы не знаете легенду об Олевисте? Эту башню помогал строить сам черт, вот небеса и злятся.
— Знаю, — кивнула Таня и чихнула.
— Правда, знаете.
Мужчина жестом пригласил Таню пройти. Комната, куда она вошла, была огромная, наверное, размером с весь дом. Круглая. По стенам ее висели фотографии. Арт-галерея? В таком странном месте? Хотя, что еще здесь может быть?
Таня чихнула снова, и мужчина засуетился.
— Сходите умойтесь, я вам дам полотенце, — он указал на нишу, где пряталась дверь. — С одеждой не помогу, но, может, вам удастся выжать кофту и просто обтереться.
Он скрылся в подсобке и вышел с черным махровым полотенцем.
Неловко было принимать все эти знаки внимания, но выхода не было. На улице еще шел дождь. А до гостиницы, казалось, так далеко. Да и старик вряд ли имел какие-то дурные мысли. Он сунул ей в руки полотенце и сразу ушел, даже не думая следить за тем, что она станет делать.
Таня глянула на себя в зеркало и ужаснулась. Водостойкая тушь потекла, от холода лицо посинело. Кожа потемневших губ покрылась некрасивыми трещинками. Как это она ухитрилась превратиться в ведьму из приличного человека?
О чудо! Вода была теплая. Жидкое мыло с приятной вербеновой отдушкой. Согревающая волна от кончиков пальцев пробежала к плечам, оживила тело, так что вполне можно жить дальше и даже улыбаться грядущему.
Шелковые юбка и кофта были влажные. Ничего. Высохнут. Надо волосы промокнуть полотенцем и взбить у корней, чтобы быстрее сохли. Таня мазнула губы блеском и ухмыльнулась своему отражению. Ливень смыл с нее все обиды. По большому счету, ей уже было плевать и на Полину с ее закидонами, и на Кожину с ее истериками, и на Макс Макса с его манией величия. Пускай все они дружно провалятся в преисподнюю, она больше ни за кого переживать не будет, а тем более бегать за кем-то и кого-то искать. Она приехала сюда отдыхать, ходить по магазинам и любоваться готическими видами. Все! Больше никаких чертей и драконов. Сказки для маленьких.
С гордо поднятой головой вышла из туалета.
— Спасибо! — протянула она в пустоту полотенце.
Мужчина появился сразу же, словно из-под земли вырос.
— О! — заговорил он, слегка запыхавшись. — Как вы быстро. Стало теплее?
— Я, наверное, пойду.
— Там еще дождь. Посидите. — Мужчина говорил так спокойно, будто не сомневался, что Таня не откажет. — Сейчас будем пить кофе. Кстати, меня зовут Рява.
— Как? — смутилась Таня.
Задерживаться было неудобно. После всего пережитого, после такого вороха обид в душе — скорее бы к себе в номер, лечь в кровать и подумать, разложить все по полочкам. Но мужчина так любезен, что отказать невозможно. Опасности, о которой всегда предупреждает мама, от него не исходит. Незнакомец даже близко к Тане не подходил, о непристойности и речи не было. Человек, может, искренне предложил помощь мокнущей под дождем девушке, а она его сразу на фиг пошлет? Да и что может быть опасного в чашке кофе? Вот только имя какое-то…
— О! Мой отец был чудаком. Он назвал меня старинным эстонским именем — Рява. Оно было распространено до того, как эту землю завоевали датчане и принесли с собой свою веру. Считается, что старое название города Ревель произошло от этого имени — земля Рявы. Ну, или Ревы, — с усмешкой пошел он на уступку, хотя Таня и возразить не успела. — А вам, конечно же, рассказывали легенду о косуле и водили к ее памятнику?[9]
Таня кивнула. Хозяин галереи говорил неспешно, интонация его голоса увлекала. Он знал много интересного, может быть, даже больше Эдика.
Ненавязчиво Рява подвел Таню к небольшому круглому столику.
— Жаль, что здесь нет камина, он помог бы вам согреться. А кофе будем пить по-походному, из термоса.
Металлический термос был извлечен из-под столика. Верхнюю крышку Рява оставил себе, протянув Тане белую пластмассовую чашечку, которая в этой сложной конструкции прикрывала пробку. Во влажном после дождя воздухе разлился аромат кофе.
— А знаете, как раньше говорили? — хихикнул Рява, наливая Тане полную чашку коричневого напитка. — Пить чай — отчаиваться, пить кофе — продавать душу дьяволу!
Таня прыснула, чуть не пролив жидкость.
Рява налил себе и выжидательно глянул на гостью. Таня поняла, что теперь пришло время ей подавать реплику, чтобы поддержать светскую беседу.
— У вас здесь галерея?
— Да, проходят разные выставки, — как-то незаинтересованно буркнул хозяин. — Зато раньше, знаете, что было?
Таня огляделась. Огромная каменная комната. Прохладная.
— Может, склад?
— Был и склад. Но на самом деле это мельница!
Для мельницы тут много чего не хватало. Например, поворотной макушки с лопастями. Или, на худой конец, огромного колеса, через которое пробегает ручей. Ну, и конечно же, мельница должна быть деревянной.
— Знаю, о чем вы подумали!
Рява отставил чашку и придвинулся ближе. Таня только сейчас заметила, что хозяин галереи слегка косит на левый глаз. Взгляд невольно сбивался на уплывающий зрачок, Таня поймала себя на том, что невоспитанно пялится на человеческий недостаток, и смущенно посмотрела в чашку.
— Это была особенная мельница! Конная. Ее жернова крутили лошади. Правда, оригинально придумано?
— Первый раз о таком слышу, — пробормотала Таня.
— А еще говорят, что по ночам эту мельницу черти вертели.
— Зачем?
— Человеческие судьбы перемалывали, дракону, что живет в подземелье под башней, скармливали. Кузни с мельницами излюбленные места обитания нечисти.
Стало неуютно. Таня отпила кофе. Он был сладкий, с еле уловимым карамельным привкусом. И совсем не горячий, как казалось, глядя на веселый пар над коричневой поверхностью. Но тут напиток встал у нее поперек горла, и Таня чуть не подавилась. Мельница рядом с церковью. Странно это как-то. Подвалы, драконы… Чего это сегодня все про драконов да про драконов? Других разговоров нет?
А Рява между тем, мягко улыбаясь, рассказывал о мельнице, о том, как в восемнадцатом веке ее перестроили под склад, как появилась галерея.
— Но вы совсем не слушаете меня, — вдруг печально произнес Рява. — А знаете, у вас очень красивые волосы.
От внезапного комплимента Кудряшова смутилась, глаза ее невольно снова уперлись в зеркальную гладь напитка. В нем она увидела свое склоненное лицо, деформированный легкой рябью нос, упавший на щеку темный локон.
— Не переживайте, — негромко произнес Рява. — Все у вас будет хорошо. — И коснувшись Таниной головы, пропустил через пальцы воздушную прядь.
Танина шея налилась свинцом, голова стала неподъемной — настолько все это было неожиданным и страшным. Она тупо глядела в свою чашку, видела себя, видела, как шевелятся потревоженные чужой рукой волосы, но саму руку не видела.
— Ах, простите! — отодвинулся Рява, заметив Танино смущение. — Вы же знаете, что у нас очень любят, когда у девушек красивые волосы. Легенду про Линду слышали?
— Она камень в озеро уронила. — Не чувствуя себя от вновь накатившего страха, Таня вытащила из сумочки зеркало, глянула в него, словно хотела убедиться, что все так и есть — у нее действительно красивые волосы. Медленно развернулась, чтобы увидеть отражение Рявы.
На месте его не было. Кудряшова подняла глаза. Хозяин стоял в стороне.
— Все время прокалываюсь на ерунде, — прошептал он.
В дверь постучали.
— Эй! — Голос звучал приглушенно. — Есть кто? Откройте!
Рява шевельнулся. Таня вскочила, опрокидывая свою чашку. Кофе плеснулся на стол.
— Не подходите!
— Мне-то зачем подходить? — пожал плечами Рява, косясь на вяло текущий на пол коричневый ручеек. — Сама придешь, красавица!
В дверь ломились.
— Открывай!
Рява протянул руку к лужице на столе. Едва его пальцы коснулись кофе, как он исчез, растворившись в пролитом остатке. Ручеек потек быстрее. Звонче закапал на каменные плиты пола.
Упало, разбиваясь, зеркало.
Кудряшова попятилась. Только что перед ней стоял человек. И вот теперь его не было. Или это был не человек?
— Таня! — звал кто-то. — Ты там? Открывай!
Зовущий голос был настолько страшен, что Кудряшова бросилась обратно в подсобку, на пороге развернулась, заметалась среди рамок с фотографиями. И тут прямо у нее на глазах стекла в рамках стали лопаться. Они разбивались с легким хлопком, взрывались веселыми трещинками.
Деревянная дверь ахнула, слетая с верхней петли.
— Таня!
Лицо Эдика было искажено яростью. Он с разбегу наскакивал на дверь, но ее перекосило на запоре, и она лишь жалобно поскрипывала от ударов. Эдик протянул сверху руку.
— Сюда!
Кудряшова дернула тяжелый засов и вовремя отскочила, чтобы не попасть под завалившуюся дверь.
Дождик еще немного сеял. И Тане вдруг показалось, что она так же, как и Рява, утечет сейчас вместе с дождевыми ручейками куда-то под землю.
— Эдик! — прижалась к молодому экскурсоводу Кудряшова.
Он слегка приобнял ее, больно перехватив распущенные волосы.
— Еле нашел, — тяжело прошептал Эдик.
— До вечера! — улыбнулась темнота.
Освобождая волосы из-под рук Эдика, Таня оглянулась. В воздухе таяла знакомая усмешка.
— А-а-а! — Кудряшова попыталась вырваться, потому что все они были заодно. Но невысокий Эдик сильно прижал ее к себе.
— Тихо, — зашептал он в макушку. — Тихо! Это всего лишь гроза. Она уже прошла.
— Ничего не прошло! — Таня дергалась, путаясь в волосах.
Эдик разжал руки. Бьющаяся у него на груди Кудряшова чуть не упала.
— Ты — с ним? — всхлипнула она. — Предатель!
И помчалась по улице Лай к гостинице.
Глава VI
Любитель сушек
Обедали у себя в гостинице в молчании. Отдохнувшая и явно довольная собой Зоя Игоревна пыталась завязать беседу, но ей отвечали односложно. Девчонки перешептывались, пряча лица. Макс Макс смотрел на всех с нехорошим прищуром злого следователя, который прямо сейчас может доказать, что виноваты все. С Ромкой они поссорились, и теперь Разоренов демонстративно изучал стенку. Тарелка с первым стыла между его поставленными на стол локтями.
Неловко держа ложку в левой руке, Полина торопливо ела суп, словно наверстывала пропущенный завтрак. Роняла торжественные взгляды на Таню, явно чувствуя себя победительницей в только ей известной игре. Правая кисть у нее была обернута большим носовым платком. Забываясь, она клала руку на стол, но потом убирала, наверное, укус сильно болел. Вот тебе и не ядовитый полоз. Даже сквозь повязку видно, что пальцы распухли.
Кудряшова устало отвернулась. Хотелось спать. Дождь, сделав короткую передышку, зарядил с новой силой, но уже без грозы и драконов. Он тихо шуршал по крыше, вкрадчиво постукивал в окно. Сумасшедшие утренние события путались и мешались в голове. О змеях и драконах не говорили. Да уже и невозможно было точно сказать, видел ли кто ползучих гадов или все это только показалось? Подвал, рваный свет фонарика, вдруг появившаяся Зернова. А рука… Что ж, руку можно было и ударить об угол. Кто сказал, что это укус?
Так они и сидели кислой компанией, стараясь о походе в Олевисте не вспоминать.
Олёнка рассеянно водила ложкой по тарелке, будто забыла, что с ней надо делать. Полина вернулась, и вроде бы все вставало на свои места: у нее снова была подруга, с которой можно вместе ходить, все обсуждать, бегать за покупками. Но это уже была не та дружба, как раньше, словно Зернова перестала быть прежней. Появилось в ней что-то незнакомое. И этому незнакомому боязно было доверять. А главное, не хотелось слушать все то вранье, что бывшая подруга с ловкостью сказочника выдумывала. Потому что Кожина хорошо помнила, как все было на самом деле в подвале. И хоть Зоя Игоревна уверяет, что никаких змей они видеть не могли, что им все показалось, что скорее всего на них подействовали газы, скопившиеся в подвале, что их напугала идущая гроза — Олёнка упорно держалась своего мнения. Змеи были. И Полина теперь какая-то странная.
Зернова в который раз повторила малоубедительную историю, что вчера ночью, пока все играли в пожар, решила сбегать к церкви, нашла там подземный ход, заблудилась и выбралась только вместе с ребятами. При этом Полина с благодарностью смотрела на Ожича, как будто именно он ее и вывел. Сарымай на ее страстные взгляды не отвечал, смотрел в стол. К еде не притронулся. Словно готовился к тяжелому подвигу, и набитый желудок ему мог помешать.
Зоя Игоревна ее рассказу поверила. Поругала, конечно, прочитала длинную лекцию о том, что нельзя быть эгоистами, что надо думать о друзьях (в этом месте Кудряшова демонстративно фыркнула и отодвинула от себя тарелку с нетронутой котлетой), что вообще в этой поездке они ведут себя как свиньи и больше никогда никуда их никто не возьмет. Слов было много. Их почти никто не слушал. Только некоторые девчонки старательно изображали на своих лицах покорность. После отповеди учительница наказала класс, запретив им до вечера покидать гостиницу. А так как был дождь, то никто особенно и не возражал. Девчонки собирались смотреть покупки. Зоя Игоревна у себя включила телевизор. Таня взяла со стола три сушки и отправилась в номер, где жила вместе с отличницей Машкой Кузиной (неприятный пристальный взгляд, всегда решительна, кандидат в мастера спорта по синхронному плаванию, отвечает у доски, как будто стометровку сдает — четко, ровно, не собьешь) и тихоней Ленкой Богдановой.
Дверь комнаты была закрыта. Вот это новость. Куда подевались эти клуши? Вроде говорили, что идут отдыхать.
Из столовой раздавались голоса, там все еще заседали мальчишки. Танины соседки как испарились. Может, решили не пускать ее в комнату, а сами сидят внутри и хихикают? Зернова могла подговорить их на такую подлость. Она словно купила всех своими нелепыми рассказами о ночном блуждании по подземелью. Вся она теперь была в ореоле славы мученицы, мол, пала жертвой обстоятельств. И все как-то незаметно забыли, что еще вчера она билась в истерике, рассказывая, что ее назвали невестой, что она видела свадьбу змей.
Неужели девчонки и правда заперлись, чтобы не пустить Таню? Она склонилась, заглядывая в щель над порожком. Сушки мешали, и она отложила их в сторону.
В номере никого не было. Ну вот, и эти пропали. Хотя… Дверь комнаты Зерновой и Кожиной приоткрыта. Собрали тайный совет в Филях? Обсуждают, как избавиться от неугодной одноклассницы?
Осторожно, чтобы ничем не выдать своего интереса, Таня по стеночке пробралась мимо комнаты мальчишек и застыла возле приоткрытой двери.
Там шебуршались, поскрипывали кроватями, двигали стулья.
— Я точно говорю! — прошептала Зернова, и тут же несколько голосов наперебой стали возражать: «Нельзя!», «Запретили!», «А ну как узнают?»
— Да ничего не будет, — взлетел громкий уверенный шепот. — Игоша и не заметит.
За спиной щелкнула дверь, и Таня чуть было в комнату не вошла в попытке скрыть, что она подслушивала.
Сарымай не посмотрел в ее сторону. Закрыл свой номер и пошел к лестнице.
Таня перевела дух. Не быть ей Бондом, с такими нервами запорет первое же задание. Стоять и подслушивать расхотелось, чего она нового узнает? Еще один комментарий Зерновой в свой адрес? Очередную сказку о ночи в подвале?
Испуг надо было срочно чем-нибудь заесть. Она прокралась обратно к своей комнате.
Сушек около двери не было.
Пару раз моргнула, пытаясь понять, что произошло. Сперли! Кто? Ожич даже попытки не предпринял, чтобы как-то отвлечь Танино внимание и стащить сушки. Он тупо шел по своим делам, не отвлекаясь на такие мелочи, как хлебобулочные изделия на полу.
Может, она их съела и не заметила? А что, бывает. Временные провалы в памяти. После всего случившегося вполне возможно и не такое. Таня вернулась в столовую, где за разоренным столом Макс Макс в задумчивости гонял свой йо-йо, устраивал лупинги и стринги[10], проворачивал маунты и хопы[11].
— Ну а ты чего думаешь? — спросил он так, будто продолжая давно начатый разговор.
— О чем? — Таня запустила руку в вазу с сушками.
— Чьих это рук дело? Саранчи, Хазатова или Зерновой?
Таня нанизала сушки на указательный палец.
— Я думаю… — лениво начала она, — что ты… — Макс Макс наклонился вперед, демонстрируя повышенное внимание, — дурак.
Сунув сушку в рот, Таня выскочила из столовой.
— Узнаю, что это твои шутки, косы повыдергиваю, — мрачно пообещал Макс Макс. Катушка проскочила мимо ладони.
Таня перекинула волосы через плечо и довольно улыбнулась — ты сначала догони.
Теперь комната была открыта. Лена шуршала пакетами с покупками, с грустью заглядывала в распахнутое нутро дорожной сумки. Таня сгрузила сушки на стол и упала на кровать. Все, больше ничьими проблемами она заниматься не будет. Только отдых. Только прогулки по городу. Только интересные экскурсии. Куда они там собирались? В монастырь? Отлично. Остается надеяться, что монастырь будет мужской.
Лена вздохнула, ухватила все пакеты разом и сунула в сумку. Долго смотрела на получившуюся кучу, вздохнула и стала по пакету вытаскивать все обратно. Нанизала полиэтиленовые ручки на ладонь, взвесила и, на что-то решившись, второй раз сгрузила пакеты в сумку. Покосилась на лежащую на кровати Таню, опять принялась за пакеты.
Понятно, сказать что-то хочет, но не решается начать говорить первая.
— Шла бы ты… — устало произнесла Таня.
Пакеты с хрустом вошли в сумку.
— Зернова всех подговаривает после ужина пойти к церкви. Обещает ход показать. И змей. Говорит, тебя нельзя брать. Ты все испортишь. Игоше пожалуешься.
Таня хмыкнула. Еще бы! Она так все испортит…
— Кто собирается?
— Да почти все, только Кожина не идет. Боится.
— А тебе, конечно, там бояться нечего!
Это было смешно. Особенно то, что Ленка не выдержала и рассказала. Тихая праведница, ратующая за справедливость.
— С нами Ромка согласился пойти. Он сказал, что ничего в подвале не было. Никаких змей. Что Зерновой все показалось. Газов нанюхалась. Ядовитых. Вот теперь ей в каждом углу гады ползучие и видятся.
А Разоренов, выходит, шел, шел и никого не встретил. Так просто провалился в небытие, поблуждал там часочек и вышел. Обиделся, что Макс Макс за ним не отправился. А в это время Макс Макс врагов искал да Ожича пытал. Он, кстати, тоже о змеях молчок. Только Полина да Таня о них рассказывали. И еще Саранча. Но его, с верой в алтайских духов, легко было убедить, что все померещилось. Одна Кожина отмалчивается. И правильно делает — меньше говоришь, дольше живешь. А тем более когда не суешься в незнакомые места.
— Мне Хазатов про подземный ход рассказал. В позапрошлом веке там бастион строили, вот и накопали. Как раз рядом с Олевисте. И карту показывал, там все обозначено.
Лена говорила быстро, сбиваясь, словно боялась, что ее не дослушают. Но Тане про подземные ходы было неинтересно. Тем более если об этом говорил Альберт. Трепло он.
— А за руку Зернову тоже газ укусил? — тихо спросила она.
— Ударилась.
Таня фыркнула. Даже если Зернова за ночь надышалась ядовитыми газами и начала глюки ловить, то они с Олёнкой и Ожичем за полчаса вряд ли успели отравиться, а здорового полоза видели все. Даже Сарымай. Только он не признается в этом. Видать, что-то задумал, партизан алтайский.
— Надо фонарики взять, там темно, — со знанием дела сообщила Лена. Она больше не волновалась, спокойно отложила пакеты в сторону и села. Свой долг доносчицы она выполнила.
— Да есть там свет, — словами Зерновой ответила Кудряшова и улыбнулась.
Следователь Макс Макс получит массу новых поводов для подозрений. Разоренов, конечно же, мчится в подвал, чтобы доказать, что не виноват, даже версию про газ придумал. А какого лешего туда идет Зернова? И зачем тащит за собой свиту? Ей-то что доказать хочется?
Лена внезапно выдала талант телепата, ответив на этот невысказанный вопрос:
— А еще Зернова сказала, что там мы сможем выяснить, кто самая красивая.
От неожиданного заявления Таня приподнялась на локте. Про красоту сегодня она уже слышала. Прямо сплошной конкурс на звание «Мисс подвалов»!
— Как она будет это делать?
Вспомнилась Полина, ее курносый носик, бледное лицо, соломенные с рыжинкой волосы, глуповатая улыбка, с толстыми стеклами очки. Таня перекинула косу через плечо, сдернула с нее резиночку. Что же с этой красотой связано…