Большая книга ужасов. Millennium Щеглова Ирина

— Не знаю, — Ленка потупилась. — Может, Ромка выбирать будет?

Где-то было такое… Один выбирает среди нескольких, кто красивее… А! Точно! Это про Трою. Парис выбирал среди богинь самую красивую. Пообещали отдать в жены прекрасную земную женщину, Елену, вот он и назвал победительницей… кажется, Артемиду[12]. Надо в Инете посмотреть. Из-за этого ведь еще война началась. О! Войны им тут как раз и не хватает. Конец июня, самое время для войн[13].

— Возьми сушку, подкупи Ромку, он назовет тебя самой красивой, и вы с Зерновой подеретесь.

Таня по столу подогнала одну сушку к краю.

— Ты скоро?

В дверном проеме появилась Полина. Правую руку держит согнутой, кажется, кисть еще больше опухла. И бледная она какая-то. Вон, за косяк держится. Что же это за змей такой был? Помрет Зернова, выйдет политический скандал.

Лена стала спешно собираться. Таня вытащила свой мобильник. Связь была. Хоть что-то хорошее. Может, и не звонил никто в подвале? Газы глюки навеяли. В легкой форме.

Полина буравила ее недобрым взглядом. Так, так… Накрасилась. Надела узкие джинсики со стразиками на попе, топик. Пойдет в подземелье, насморк заработает, начихает на своего полоза, он ее бросит.

— Отдыхаешь? — выдавила из себя Зернова.

— А ты вся в трудах, — съязвила Таня. — Как рука?

— Проходит, — соврала Зернова.

Таня выстучала стилом на экране слово «полоз».

— Полоз, — прочитала она вслух, — змея, семейство ужеобразных. Выделяется разнообразной окраской. Длина до 2,5 метра. Некоторые виды отличаются повышенной агрессивностью. Укус полоза для человека не опасен, но болезнен.

— Все сказала? — сквозь зубы процедила Полина.

Таня стала демонстративно распускать косу, встряхивая головой, чтобы волосы красиво рассыпались по подушке.

— Мы ждем, — Полина зло сверкнула глазами в сторону Лены и ушла.

Таня победно откинулась на кровати. Конечно, она им не нужна, потому что вопрос «кто красивее» в ее присутствии не звучит. Она! Какие еще могут быть сомнения? Тут и без «яблока раздора» разобраться можно. А тем более без Ромки.

Ленка скользнула за дверь, застряв зашуршавшими пакетами.

Рява на мельнице обмолвился, что у нее красивые волосы. Она слышала в подземелье, что кто-то говорил то же самое. Если уж сравнивать волосы, то у Тани они были, без сомнения, лучше. Рява… А был ли он? Может, тоже, показалось. В гостиницу Таня прибежала одна, мокрая насквозь. Как будто и не сушилась. Во рту неприятный привкус дождевой воды. Кофе не было? И Эдика тогда тоже. А приехали ли они вообще в этот чудный город Таллин? Может, так и сидят у себя дома, сны видят?

Таня глянула в окно. Каменные стены, красные черепичные крыши.

Черт, как все запутано! Рява был, и, наверное, он собирался к ней приставать, но мимо шел Эдик, выручил ее и отправил в гостиницу. Да, так все и было.

Таня крепче сжала в ладони телефон. Было тревожно. Строчки прыгали перед глазами, но она заставила себя сосредоточиться.

Так… полоз…

«Полоз желтобрюхий, амурский, большеглазый, закавказский, краснополосый, красноспинный, леопардовый…»

Однако!

«Питается грызунами, птенцами и яйцами птиц. Пойманную добычу душит, сдавливая кольцами. Может укусить. После укуса наблюдаются все симптомы отравления змеиным ядом. Место укуса опухает, укушенный чувствует головокружение, слабость, тошноту. Симптомы проходят в течение суток».

Все приметы отравления у Зерновой есть. Скорее бы уж померла, что ли. Меньше суеты было бы.

«Спаривается в мае-июне. Молодняк появляется в августе».

Пока все сходится. На дворе июнь. Хоть и дождливый. Осталось выяснить, какая связь между полозом, красивыми волосами, Линдой, свадьбой и подвалами Олевисте.

Линда, Линда…

Известно, что она была женой эстонского героя Калева. И озеро Юлемисте наплакала потом безутешная вдова, и Вышгород построен на камнях, которые натаскала все та же Линда. А еще в Таллине стоит памятник Линде около Шведского бастиона. На Таню тетка с венком на голове была совсем не похожа, если вообще можно говорить о сходстве со скульптурой. А вот бусы у нее такие есть.

Таня сунула руку под кровать, где у нее стояла сумка, вытащила бусы. Войлочные красные бусины перемежались коричневым стеклярусом.

Кудряшова вдруг услышала странное гудение, оглянулась и увидела, что в форточку влетел раскаленный шар. В воздухе знакомо запахло электричеством.

Ярко-желтый переливающийся мячик повис над столом. Он нервно подрагивал, словно решал, куда лететь дальше. За собой оставлял размытый, нехотя тающий хвост. Таня поджала губы, чтобы даже дыханием не выдать себя. Шар сверху рухнул на лежавшие на столе сушки и метнулся к двери.

Обалдев от такой наглости, Таня спустила ноги с кровати. Шар юркнул в щель над порожком, мазнул по полу хвостом.

— Куда?

Кудряшова выскочила в коридор, успела заметить исчезающий на лестничном повороте свет.

— Стой!

Перегнулась через перила. Шар мячиком прыгал вниз, не забывая подтягивать следом за собой хвост.

Потеряв по дороге тапочки, Таня сбежала вниз. Шар ударился о последнюю ступеньку лестницы и кошкой прыснул к конторке. В одно неуловимое движение зверек вскочил на стол, потерся мордой о гладкую столешницу. На Кудряшову глянули недовольные желтые глаза. А потом кошка посмотрела на Руту Олеговну. Осмысленным таким, вполне человеческим взглядом.

— Я же просила не бегать… — привычно начала раздражаться консьержка.

Кошка, обыкновенная серая в темную полоску и никакая не черная, спрыгнула на пол и юркнула в нишу. После себя на конторке она оставила три сушки. Те самые, что Таня взяла в столовой.

— Кошка. Серая. — Кудряшова сжимала в кулаке свои бусы. — Вы утверждали, что кошки нет.

— Это не кошка! — Рута Олеговна захлопнула толстую тетрадь, куда до этого что-то вписывала, и, недовольно топая каблучками, вышла из-за конторки. — Вот, смотрите! Нет никакой кошки!

В нише и правда никого не было. Неглубокая, метр, не больше. Хорошо освещенная. Ни щелочки, куда можно было бы спрятаться.

Газ, говорите?

Ладно, кошки нет. Но есть сушки. Спрашивать о них неудобно. Вдруг консьержка сама принесла себе парочку, чтобы перекусить в минуту отдыха? А тут свалившаяся со своего этажа Таня станет доказывать, что сушки ее. Рута Олеговна точно решит, что московские школьники слегка сдвинуты по фазе, из-за сушек права качают.

— А что тогда есть?

Уходить не хотелось. Желание узнать правду заставляло стоять на месте. Сушки притягивали взгляд. Таня отлично помнила их покатые бока у себя в ладони, помнила, как одна из них слегка отсырела в руке. Горьковатый привкус съеденной сушки еще бродил во рту. Их у нее стащили, в этом не было сомнения. Но заподозрить в этом степенную консьержку было невозможно. Валить все на шаровую молнию тоже как-то… В любом случае будут ругаться.

Рута Олеговна окинула Танину фигуру взглядом с ног до головы — растрепанные волосы, босая, в руке — бусы. Что еще можно ждать от дикой России!

— Ничего нет, кроме ваших бестолковых фантазий! Меня уже спрашивал ваш мальчик. Все это глупости про змей и драконов! Наши старые легенды. Зачем вы их вспоминаете? Вот, возьмите карту, чтобы больше не блуждать по городу. Он у нас небольшой. Здесь негде потеряться!

Кудряшова взяла с конторки сложенный в несколько раз проспект.

— Приятного аппетита, — буркнула она, кивая на сушки.

Рута Олеговна недовольно скривилась.

Очень хотелось сушки забрать. Хотелось! Но… Таня попятилась, ступила на лестницу и побрела наверх.

Она так и видела, как хватает сушки, как объясняет, что их у нее забрала шаровая молния, которая потом превратилась в кошку, а та спряталась в нише, где сейчас никого нет. Как Рута Олеговна после этого рассказа снимает телефонную трубку, и через пять минут (когда надо, эстонцы очень даже быстрые) приезжает бригада «Скорой помощи» и увозит Таню в психушку. После чего Рута Олеговна с хрустом эти самые сушки съедает.

Черт! Откуда же они у нее взялись? Или у Тани зрительные галлюцинации? И началось все с подвала, где никаких змей не было, куда всего лишь просочился коварный газ. Потому что даже если какой полоз и был в сыром подземелье, то уж никак не стал бы рассуждать о женской красоте. Уполз бы прочь от толпы с фонариками. Ну, если только настырную Зернову в ладонь укусил бы. Это можно.

Глюк.

Таня глянула на свои сбитые коленки и поцарапанные костяшки пальцев.

Хороший такой глюк, с последствиями. Змеи — глюк. Дракон над Олевисте — глюк. Рява с кофе — глюк. Сушки и кошки — глюк. Либо этому есть объяснение, либо Таллин очень странный город. Странный, а местами еще и страшный.

На лестничном пролете между вторым и третьим этажом сидел Хазатов. Увидев Таню, он ошалело заморгал, забыв прикрыть рот.

— А ты разве не со всеми? — неловко спросил он, первоначально собираясь задать какой-то другой вопрос.

— Я против всех, — скорчила раздраженную мордочку Таня. — А ты чего один?

Только сейчас она разглядела, что Альберт занимается какой-то ерундой — делает «мышку». К концу длинной веревки прикрепляет лохматую бумажку. Такими «мышками» с котятами хорошо играть.

— Кошку видела?

— Видела.

— Давай поймаем!

— Зачем?

— Мне один чел денег за нее даст.

— С какого перепугу?

— Сам подошел ко мне и сказал, что если я поймаю ему нашу кошку, то он сто евро отсыплет. Хочешь, с тобой поделюсь?

— А мне-то за что?

— Ты хозяйку отвлечешь. Пускай она уберется на пять минут. Я как раз успею поймать. Видел я эту кошку, она в нише спряталась.

Таня замерла. Не глюк. Или глюк, но один на двоих?

— Это не кошка, — медленно произнесла она.

— Кошка, кошка, — довольно усмехнулся Альберт. — Черная.

А теперь не торопиться.

Таня присела на ступеньку, поджала пальцы на ногах.

— А ты видел, откуда она пришла?

— Около тетки все время сидела.

Таня выпрямилась. А ведь Хазатов в подвале не был, газами не дышал. С чего вдруг у него начался бред с галлюцинациями?

Она потрогала Альберта за локоть. Все нормально, теплый такой локоть, жесткий — Хазатова сколько ни корми, все равно тощим останется.

— Ты чего? — нахмурился Альберт, отодвигаясь. — А хочешь, я тебе одну вещь скажу? Но только пообещай, что поможешь.

Сколько тайн, сколько тайн!

Кудряшова глянула вниз через перила. Спуститься и еще раз все проверить. С головой залезть в нишу, надкусить каждую сушку. Не любила она тайны без разгадок.

— Девки на улицу собираются, — с видом подпольщика сообщил Хазатов.

— Об этом не знает лишь Игоша, — фыркнула Таня. — Мне Ленка Богданова тут же рассказала, как только они об этом договорились. Пускай по такому дождю топают, куда хотят.

— Я им карту дал. — У Хазатова вид был как у героя, совершившего разом за Геракла все подвиги. И еще один. Сверху. До кучи. — Мне ее один пацан сунул. Там все ходы подземные обозначены. Пускай сначала они сходят, а потом я пойду. Интересно по подвалам пошастать.

Обратно в шаровую молнию кошка сможет превратиться? Если ей, например, показать сушку? Кошка, охотящаяся за сушками…

— Девчонки Ромку с собой берут, — змеем-искусителем вещал Альберт.

И откуда он только всех этих пацанов берет? Один карту дарит, другой за кошку сто евро предлагает…

— Еще одну вещь расскажу. — Хазатов пучком собрал своих «мышек», потряс, как бы заранее торжествуя победу. — Говорят, если поймать много кошек, штук пятьдесят, в полнолуние насадить их на вертел и медленно поджаривать на огне, то они своими криками вызовут Короля котов, его зовут Длинные Уши. Он придет и выполнит любое твое желание. Даже девять жизней может подарить.

— И окончишь ты все эти девять жизней на костре.

— Каком костре? — Альберт так ярко представил, как долго и мучительно станет тратить заработанные жизни в огне, что в лице переменился.

— Инквизиции! Кошки орать будут, вот тут тебя «Гринпис» за бока и схватит.

— Отобьюсь, — усмехнулся Хазатов.

— Поймаешь ты кошку и что сделаешь? Станешь с ее помощью бородавки сводить?

— Какие бородавки? Говорю, с парнем познакомился. Он мне вчера один прикол рассказал, потом карту дал, а сегодня спросил, нет ли у нас кошки. Я и отвечаю — есть. Он и предложил за нее денег. Эту не поймаю, любую другую ему суну. Сто евро на дороге не валяются.

— Кошка, знаешь ли, тоже не очень под ногами путается.

— Найдем! — Альберт снова победно потряс своими «мышками». — А чего, правда Максимихин треплет, что ты в него влюбилась?

— Чего? — Сам по себе перескок с темы на тему был странным, а уж такого заявления Таня и подавно не ждала.

— Ну, сидел в столовой и рассказывал, что в подвал ты из-за него поперлась. Он, мол, пошел Полинку вытаскивать, а ты из ревности — за ним. Что вы с Зерновой поцапались из-за него. Теперь Полинка злится и не берет тебя с собой. Хотя я бы тоже сходил на подземелье посмотреть.

— Зачем же ей тогда Разоренов? Брала бы с собой Максика, — зло выпалила Таня. Это надо было такую чушь придумать! Встретит Макс Макса, уши пообрывает.

— Это она специально, — Альберт медленно наматывал хвосты своих «мышей» на ладонь. — Чтобы Макс ревновал. Максимихин вроде как с Разореновым поругались из-за нее.

— Что ты несешь! Да кому нужна эта рыжая уродка?

— А чего? Нормальная девчонка, — искренне изумился Альберт.

Это Зернова-то нормальная? Рыжая, невзрачная, вечно лохматая, одевается черт знает как! А говорит? Через слово «это» да «то»… Деревня!

Таня помчалась вниз. Наверх — это опять сидеть в комнате. Нет, хватит! Кто тут самый красивый — еще вопрос. А вот кто тут во всем разберется — уже данность.

— Вы куда? — недовольно глянула на нее из-под сильно накрашенных век Рута Олеговна.

Секунду Кудряшова смотрела на хозяйку.

— У меня на кошек аллергия, — вдруг выпалила она и бросилась к нише. С разбегу. Если кошка прошла, и она проскочит.

Стена была жесткая и неожиданно липкая, словно ее вареньем обмазали. В голове от столкновения со стенкой загудело. Но Таня не сдавалась. Она стала быстро ощупывать выступающие кирпичи. Где-то ведь щель быть должна. В нашем рационально-правильном мире так не бывает, шаровая молния в кошку не превращается, кошка не проходит сквозь стены, а по подвалам не прячутся драконы.

— Немедленно выйдите оттуда!

Консьержка железными пальцами сдавила ее плечо.

— Здесь был кот! Серый!

— Я вызову полицию!

— И дракон! Над Олевисте!

Бледнеть Руте Олеговне было уже некуда, но она побледнела.

— И змеи в подвале! — выдала последний аргумент Кудряшова и посмотрела на консьержку.

— Откуда вы это взяли? — прошептала хозяйка, а потом резко вздернула Таню на ноги. — Немедленно идите к себе в комнату! Вы мешаете работать. Вы! Лично вы! Постоянно! Мешаете!

Таня попятилась. Взгляд у Руты Олеговны был какой-то странный. Она раньше не замечала… но глаза! Они вдруг стали темнеть.

Кудряшова врезалась в конторку и обернулась. На нее смотрели черные равнодушные бусины глаз. Заячьих. Заяц был плюшевый. Серый. Макс Макс с таким остервенением над этим зайцем издевался в поезде, что не запомнить его было невозможно.

— Все эти дожди, драконы, церкви с покойниками, полозы, — пробормотала Кудряшова, не в силах отвести взгляда от игрушки.

Заяц принадлежал Кожиной. Еще вчера он у нее был. И вот теперь… Сидел на конторке Руты Олеговны. А рядом лежали сушки. И пачка крекеров. В Москве такие везде продаются. Макс Макс, наверное, на вокзале купил.

— Откуда у вас это? — Таня ткнула пальцем в зайца.

— Уходите! — Рута Олеговна шла на Кудряшову с явным намерением вышвырнуть за дверь.

— Заяц. Мы его вчера потеряли.

— Я не знаю, что вы потеряли. Он здесь сидит много лет. До того, как вы сюда приехали, было тихо и правильно. Вы же своим шумом собираетесь перевернуть весь Таллин! От вашего топота и крика город провалится в преисподнюю. Сидите в своем номере и не бегайте по этажам!

Она схватила Таню за локоть, решительно повела к лестнице.

— Оттого, что вы так бегаете, создаете столько шума, происходят одни беды. Это старое здание, его нельзя тревожить криками.

Консьержка силой тащила Таню наверх.

— Я же хотела как лучше, — пыталась освободиться совершенно сбитая с толку Кудряшова. — Заяц Кожиной! Я ее сейчас приведу!

Кудряшова вырвалась и бросилась наверх.

— Олёнка! — вопила она, боясь, что ее опередят, что не дадут сделать то, что надо. — Там твой заяц!

Она почти добралась до третьего этажа. Ей так и виделось, как в коридоре их встречает рассерженная Игоша. Как она упирает руки в бока, как сурово сдвигает брови. Как светится довольством лицо Зерновой. Как вытягивается испуганной буквой «О» мордочка Кожиной. Как ухмыляется Макс Макс. Как тревога мелькает в глазах Разоренова. Как идет к ней навстречу Ожич. Чтобы помочь.

Все это она успела представить, но не увидеть. Потому что до третьего этажа не добежала.

По дому пронесся возмущенный мяв, грохот и звон. Шарахнула входная дверь. Рута Олеговна испепеляющим взглядом посмотрела на Таню. Кудряшова глупо хихикнула, не зная, что говорить. Видать, Хазатову удалось осуществить задуманное. Пока они тут бегали…

— Что вы опять натворили?

Таня силилась сдержать улыбку, но у нее это не получилось. От напряжения заболели мышцы щек.

Дверь грохнула с такой силой, что стены дрогнули.

Институт, а студентов за три дня они так и не увидели. Вообще ни одного человека за все это время. Хотя бы кто посторонний зашел…

На лестнице поднялся жуткий сквозняк. Юбка взлетела вокруг Таниных ног. Неприятный озноб пробежал от коленей, скрутил живот, заставил согнуть плечи. Консьержка заспешила вниз. Таня осторожно стала спускаться следом. Ноги окоченели, колени не гнулись. Нехорошее предчувствие, которое в ней поселилось еще днем, чернильным пятном расползлось по груди, болезненными иголочками впилось в запястье.

В распахнутую входную дверь поливал дождь. И прямо из воды составлялась невысокая фигура. Прозрачной акварельной краской выделялись черные волосы на голове, блестели пронзительные черные глаза.

Ветер швырял воду в холл, и вместе с этим ветром через порог шагнул Рява.

— Ну, здравствуй! — Он поднял голову и улыбнулся Тане страшной разъезжающейся улыбкой. — Вот мы и встретились.

Рута Олеговна набежала на водяную фигуру. Ветер плеснул на нее дождем, смял, растворил в серых струях. И тут же одна за другой стали гаснуть лампочки в холле. Сначала под потолком, потом на столе. С сухим щелчком ухнул в темноту светильник на лестнице.

Таня как замороженная стояла, вцепившись в перила. Шелест дождя отдалился, зато стали отчетливо слышны шлепающие по воде шаги. А вместе с ними… Нет, нет! Вместе с этими звуками стелилось шипение. Злое, отрывистое…

— Невессссста! — прошелестело в воздухе.

Перед Таней вдруг возник черный силуэт Рявы. От его ног к Тане потянулась гигантская змея. Ее черный глаз прожигал насквозь, гипнотизируя, лишая воли. Небольшая голова качнулась. Промелькнуло огромное тело. Змея упала на Таню всей своей многокилограммовой мощью.