Лунная соната для бластера Серебряков Владимир
— Логичным, — согласился я, надеясь, что в моем голосе достаточно жидкого гелия. — Но не разумным.
Хиль смутился еще больше — теперь уже не только из-за того, что влез в чужую личную жизнь, но и потому, что не понимал, о чем это я. Ему и не надо понимать. Трудно объяснить, что связывает меня и Сольвейг — я хочу сказать, мне это самому себе трудно объяснить — но это в любом случае не влечение плоти. С Сольвейг такое просто невозможно. У нее заблокированы эти центры. Полностью. С двенадцати лет. Поначалу, когда мы только познакомились, меня это пугало — я знал, откуда взялся блок, и почему Сольвейг отказывается его снять и шарахается от самого слова «гипнургия», хотя знание это обошлось мне в перелом предплечья и цикл бессонных ночей, когда моя соседка по комнате во сне рыдала без слез… Потом я привык. Просто перестал воспринимать ее как женщину — только как друга.
Групарю я объяснять этого не стал — тот и без меня понял, что тему лучше сменить.
— Прошу прощения, — чопорно поклонился он. — Я не имел в виду вас обидеть.
— Я не обиделся. — И в самом деле, на что обижаться? Вряд ли мне пришло бы в голову что-то иное, будь я на месте Хиля. — Так вот, Сольвейг сейчас занимается Домом Карела. Самому Карелу предъявят обвинение в незаконной глубокой репрографии.
— Это не новость.
— Согласен. Но у нас есть желающие дать показания.
Хиль поднял брови, отчего вытянутое лицо групаря стало еще длиннее. Я кивнул в ответ на невысказанный вопрос.
— Тогда дело иное, — согласился он. — Но если Карел и впрямь связан со Службой, его вытащат из любого лифта.
— А вот это мы и проверим, — усмехнулся я. — Если Меррилл попытается помочь своему сообщнику, это станет доказательством его вины. По крайней мере для меня. Дальше уже будет легче. Так как — продержитесь еще пару дней?
— Продержимся хоть до скончания века, — уверенно заявил Хиль. — Но это дорого нам обойдется.
Мы поговорили еще немного о военных проблемах — я выяснил, что с начала войны его больше не пытались поймать в вирте, словно неведомый охотник забыл о жертве, или пытался усыпить ее бдительность — и разъединились. Я попытался найти Маркоса через сьюда видеосети — ради проформы попробовал, а не потому, что ожидал какого-то результата. Результата я и не получил. Маркос, наверное, прятался где-то в глубине вирт-рега Джотто, куда даже на смятом канале не пройти. Трусоват Маркос, до неприличия трусоват. Кстати… а не поискать ли мне Каина? Уж этот-то знает все; может, за хорошую плату отвалит мне и секрет этой нелепой войны? Да нет, вряд ли. И сведений ценных у меня нет — его услуги оплачивать, и сам он секрета не раскроет. Кроме того, если кто-то и способен хакерствовать на дом Карела, так это Каин. Уж лучше воспользоваться советом Маркоса и поискать его в той забегаловке в Ле Солейль.
Я вызвал в объем очередную сводку новостей Доминиона. На всех каналах зудели об одном — о загадочном взрыве на Лагранже-5. Версии выдвигались самые фантастические, вплоть до теракта, потому что ответственность за него уже взяли на себя три группировки; я ожидал, что в ближайшее время они перегрызутся из-за авторских прав. Словно багаж всех эмигрантов не изучают под микроскопом, а ТФП-эффектор можно унести в чемодане. Лунному карантину на общем канале уделили секунд пятнадцать. На локальном мне повезло больше — я узнал, что вчера появились первые больные. Даже снятый через камеры купольных терминалов видеоряд позволял ощутить атмосферу ужаса и обреченности, повисших в обреченном реге. Санитарный врач Джованни Бердони сообщил службе новостей, что дезинфекция куполов будет проведена в течение недели. Читай: дольше пяти дней никто не промучается. Меня передернуло, и я отсоединился, перейдя на записи классической музыки.
Пошарив по каналам, я обнаружил то, что показалось мне своевременным — современные клипы на классические песни Серебряного века. Я прибавил звук и закрыл глаза — видеоряд меня обычно раздражает, классику надо слушать, а не смотреть. Шумел дождь, которого я никогда не видел, и Джим Моррисон почти речитативом проговаривал мучительные строки об оседлавших бурю. Песня подходила к концу, переливались звонкими каплями заключительные ноты и шуршал ливень. Наступила пауза.
Потом Моррисон завел «Зажги мой огонь». А я лег на ковер и задумался.
Допустим, что за всем этим стоит Меррилл. Это предположение я решил принять за рабочую гипотезу — пусть безосновательную, зато логичную. Возможность у него есть. А мотив? Что он получит, выведя меня из игры?
Колониальщик совершил непростительную ошибку, убив Яго Лауру. Останься хакер жив, я не поверил бы его безумному сообщению. Но смерть придала веса словам покойника. Похоже, что Доминиону и впрямь угрожает какая-то опасность. Не будем гадать, какая — эпидемия ли, бунт? Попробую поставить себя на место Меррилла и подумать, каков будет порядок его действий.
Прежде всего — прервать связь с метрополией. Хотя бы лифт-связь. Соблазнительно повесить на голубца и карантин, но вряд ли Меррилл в этот момент знал о катастрофе. Иначе ему не было нужды рваться в Отстойник за сообщением. Затем — пресечь распространение слухов. Яго Лаура. Миша Макферсон. Хиль Лара. И — наконец — последний этап: взять власть в свои руки. Что ж, посмотрим, каков будет следующий ход господ голубцов.
Открыв глаза, я увидел, как зябко скачут по клавишам, терзая мою душу, пальцы Манзарека — реконструкция, конечно. Гитарист выжимал из своего инструмента мучительные мольбы. Потом вновь вступил голос. Я опустил веки, и мягкий бестеневой свет стал для меня буйным пожаром. Жаркая ярость и жажда действий вновь поднимались во мне; я подавил их с последним аккордом. Сначала подумать, а потом действовать: золотой принцип, которому я следую далеко не всегда.
Если бы я только мог оказаться в вирте! Я и по эту сторону не слабак, но в ирреальности со мной мало кто может потягаться. Разве что такие аугменты, как Меррилл. Я вспомнил свои первые опыты, когда загранье еще не примелькалось мне, не стало привычным, и я разглядывал его круглыми от удивления глазами. Трудно привыкнуть к миру, где каждая мелочь что-то значит. Где одно неловкое движение может выключить в комнате свет — или стереть тебя в пыль. Как только не гибнут в полете… Я не случайно прожил до двадцати восьми лет, не то что не аугментировавшись — даже интербрейна не поставив. Разумеется, прямое подключение инфора к чувствительным зонам увеличивает сенсорное разрешение и позволяет выделывать такие номера, какие в костюме даже акробату не исполнить. Но и опасностей прибавляется немало. Неловкое движение способно оставить в твоем черепе два кило жареных мозгов. А излишнее усердие может разбить холосхему сознания на десятки черепков, каждый из которых начинает действовать самостоятельно, порой окончательно покидая тело, переходя в ирреальность навечно. Таким, потерявшим клок себя несчастным не поможет даже лучший гипнург. Я видел, как уходят мои товарищи — потерявший рассудок Эрм, Алексей, чьи черты я с дрожью замечаю в городских сьюдах, Чистильщик Эвсебио, посвятивший себя уничтожению демонов-паразитов и сгинувший — и не хотел следовать за ними.
Но все-таки… Если Меррилл помогает Дому Карела, то хватит ли у него сил держать под наблюдением и меня? В конце концов, слежка за Хилем прекратилась после начала атаки на его дом. Быть может, стоит попробовать? Или обождать?
Под ложечкой неприятно сосало. Я проанализировал ощущение, и обнаружил, что попросту проголодался, несмотря на то, что перед отъездом из куполов Ареты выпил чаю с алиенистами (что равносильно плотному обеду. Второму.) Вероятно, мой желудок начинал возмущаться постоянным нервным напряжением и в знак протеста стал переваривать сам себя, но пищи он требовал настойчиво. В кладовке царил функциональный вакуум — пришлось идти в кафе соседнего соцкупола. Я мог и сразу направиться в Ле Солейль, но тамошняя кухня меня не прельщала.
Я устроился за столиком в углу — по профессиональной привычке предпочитаю сидеть спиной к стене, — и заказал порцию колы (три капли коки на стакан, мне больше нельзя) и бутерброды с горячей псевдоветчиной. Но поесть в одиночестве мне не удалось. На столик мой упала тень, и на соседний стул плюхнулся долговязый тип с совершенно собачьим выражением лица. Судя по мешковатому светло-зеленому балахону — дуэйнсианин. Само по себе необычно — эти ребята редко по доброй воле вступают в контакт с посторонними.
— Добрый день, офицер, — произнес он, явно напрашиваясь на разговор. Вот как, значит — «офицер». Узнал.
— И вам того же, — произнес я с кислой миной. — С кем имею?
— Шуруш Тераз-Забал с'Шеод иффтхен лисс Шлаха, — представился дуэйнсианин.
Я попытался не подавиться колой. Единственным, что я понял из этой тирады, было слово «шуруш»: титул или профессия, что-то в этом роде. «Тераз-Забал», очевидно, имя. Остальное — бессмысленный набор звуков.
Самая большая проблема в разговоре с дуэйнсианами — понять, что они тебе сказать собираются. Может быть, Новая Семантика и позволяет, как утверждала Дуэйн, достичь нового уровня взаимопонимания, но учить ради этого язык, структура которого изменяет разум… Вот и сейчас — бедняга Тераз мается, пытаясь перевести на английский привычные новосемантические понятия, а я не знаю даже, что такое «шуруш», хотя каждый второй из лунных дуэйнсиан носит этот титул (если это титул, а не почетная приставка к имени, не семейное положение и не что-нибудь еще). Равно как не имею понятия, почему дуэйнсиане всегда представляются полным именем — если это имя полное.
— Офицер полиции Миша Макферсон, — представился я в свою очередь, сильно подозревая, что собеседнику моему известно не только мое имя и звание, но также и полная биография и прочие отличительные признаки.
— Очень приятно. — Наблюдать за ним было одновременно забавно и страшновато. Лицо дуэйнсианина странно меняло выражение в зависимости от интонации, а руки сами собой складывались в гештальты. Создавалось впечатление, что Тераз-Забал танцует, не слезая со стула. — Я был убежден прийти найти вас (ладони положены на стол внахлест), сообщить информацию значения предельного (руки скрещены на груди) от человека высокопоставленного в единении (пальцы хитро переплетены), вам неизвестного лично (правая ладонь на горле), в тайне глубоко заинтересованного (два пальца левой руки на подбородке).
— И в чем дело? — небрежно осведомился я, пережевывая второй бутерброд.
— У нашего единения следователей Дуэйн, — Тераз-Забал словно протянул мне в сложенных лодочкой ладонях нечто невидимое, — есть проблема разрешимая с трудом.
— Последователей, — поправил я его. — И что за проблема?
— Кто-то раскрыть смог наши коды, — ответил шуруш.
Я поднял брови. Можно, конечно, и этим заниматься — только зачем? Дуэйнсиане — не система жизнеобеспечения, и не станут приплачивать тому, кто найдет слабинку в их защите. Я сам (каюсь) занимался вскрывашеством не только ради искусства, и вполне понимал невыгодность подобных действий.
— И кто?
— Мы не знаем. — По мере того, как дуэйнсианин втягивался в разговор, его английский заметно улучшался. — Никто из вскрышечников Луны не делал этого. Но реструктуризация сетей Новой Семантики есть процесс самотекущий посредством последовательности разрушающих сигналов.
Я сделал могучее мыслительное усилие.
— То есть какой-то хакер подпустил вам демона в датабанки?
— Не только. — На лице шуруша отобразилось горькое недоумение. — Вся структура Новой Семантики интелтрона разрушается есть быть… бытовать… будущить?..
Действительно, серьезное дело. Дуэйнсиане в свое время проделали колоссальную работу, переводя стандартные интелтроны на язык процессов Новой Семантики, чтобы иметь возможность вести диалог с компами на своем шипящем наречии. А теперь какой-то распадный компарь исхитрился развалить все, ими созданное. Что ж, ломать — не строить…
— И чего вы хотите от меня? Я вскрышечник, не хакер. Или вы не можете нейтрализовать демона?
— Мы его нейтрализовали шессисх последнее время, — возразил дуэйнсианин. — Нам потребно знать, кто сделал это, и наказать его примерно. Вознаграждены будете по трудам своим.
Я примерился и выплеснул содержимое своего стакана ему в физиономию.
— Что ты делаешь, урод! — взвыл Тераз-Забал с'Шеод и так далее, мгновенно забыв о своем хваленом достоинстве. — Сшерх аур… — Остольное потонуло в немыслимых звукосочетаниях Новой Семантики Дуэйн, извергаемых луженой глоткой шуруша. Подозреваю, что он ругался как делинк — а то какой же язык без ругательств?
— А теперь слушай меня внимательно, — произнес я, для пущей убедительности вытряхивая блиссеры из кобур. — Я тебе не хакер. Я — вскрышечник. Я еще никому за деньги блох не подпускал в интелтроны. По справедливости стоило бы вам всю сеть вразнос пустить за такие слова, но на первый раз прощу. А теперь пошел вон, и чтобы я тебя больше не видел!
Я раздраженно заказал еще стакан колы и остервенело вгрызся в бутерброд. Начал жевать и остановился. Дуэйнсианин все еще сидел рядом со мной.
Я сглотнул непрожеваный кусок.
— Я неясно выразился? — поинтересовался я тоном, который позаимствовал у шефа.
Тераз-Забал покачал головой.
— Прошу извинения, — пробормотал он. — Не имел намерения оскорбить вас. Не имел сведений о различиях непросвещенных.
Я помолчал.
— Так плохо, да?
— Очень плохо, — горячо поддержал меня шуруш.
Что же мне ему сказать? Я же не могу выйти в вирт, и помочь дуэйнсианину — тоже.
— Я попробую найти его, — сказал я, чувствуя себя неловко. — Но бить будете сами, не мое это дело. Свяжусь через глос. Ваше имя есть в памяти сьюда?
— Спросите малое единение Шлаха. Единение иметь союз с шилихта все, найти лицо потребное в малом скоре. — Дуэйнсианин встал. — Благодарность от вас скрытого (правая ладонь на горле) с вами.
Вот так. И какого беса я взвалил себе на шею очередной груз?
Глава 10. Взрыв
Допив колу, я принялся вяло перебирать в памяти сведения по полузабытому делу Сиграма. Идти домой, а тем паче работать не хотелось решительно — главным образом потому, что я не представлял, с какого конца к работе подступаться. Патрулировать улицы? Нелепо. Война идет в ирреальности, а в коридоры проливаются лишь отдельные капли крови.
Глухо звякнул аудиопроектор столика.
— На ваше имя поступил вызов, офицер Макферсон, — пролебезила интерфейсная программа хорошо синтезированным баритоном.
— От кого? — поинтересовался я лениво.
— Миз Элис Т. Релер, — ответила программа. — Соединить?
— Да, конечно. — Я машинально пригладил волосы. Пальцы наткнулись на продавленную инфором за многие годы бороздку, и под сердцем опять екнуло.
На гаерах в кафе экономили — проявившаяся над столешницей головка Элис была чуть больше наперстка, а индивидуальностью обладала в той же примерно степени, что штампованые шорты.
— Слушаю… Элис, — проговорил я вполголоса, машинально наклоняясь к изображению.
— Миша… — В голосе собеседницы мне послышались истерические нотки. Девушка запнулась, и продолжила: — Миша, тут человека убило!
— Где? — поинтересовался я, одновременно пытаясь состроить мудры вызова двух псевдоинтеллектов — контролера коридорной интелтроники и нашего Вилли.
— У… — Элис сглотнула. — Прямо у входа в купол, где транспортер… он выходил… и мембрана сомкнулась… Слышно было, как хрустели кости, а больше ничего, так быстро, так быстро…
Стандартная методика устранения, мелькнуло у меня в голове, но чтобы так нагло…
— Это и есть война, — произнес я успокоительно. — Не волнуйтесь так. Вы же не групарка. Вас никто не тронет.
— Так это… — На микроскопическом личике Элис отразилось переживаемое «сатори». — Это была не авария?
— У нас не бывает аварий, — соврал я. — Конечно. Просто какой-то хакер поймал свою жертву в неудачном месте. Такое случается.
Моя собеседница позеленела. Вполне понятно — когда у тебя на глазах живой человек превращается в бесформенный мешок, истекающий кровавой жижей сквозь пробитые осколками костей дырочки… Но именно поэтому разговаривать с ней сейчас надо пожестче, раз уж отхлестать по щекам голограмму затруднительно.
— Если боитесь — лучше не выходить из дому, — посоветовал я, не удержавшись. — А я сейчас займусь этим делом.
— Каким делом? — бесцеремонно поинтересовался Вилли.
— В куполе Ярман одного оприходовали, — направил его я. — Что слышно?
— Шутишь? — изобразил удивление лосенок. — Не было там ничего.
— Как не… — начала было Элис, но я махнул рукой, призывая к молчанию.
Почему не запускается коридорный надзиратель?
— Вилли, — не своим шепотом потребовал я, — загрузка мощностей купола Ярман?
— Семьдесят три процента, — откликнулся лосенок.
Близко к норме.
Я опустил руки в контрольную зону, складывая пальцы управляющими жестами. Ничего.
— Оверрайд, — прошептал я. — Ид Макферсон. Диагностика.
В объеме закрутилась цветная канитель.
— В локальных подпрограммах сьюд-контроллера по куполу Ярман обнаружены вредоносные алгоритмы нижнего уровня связности, — сообщил Вилли. — Как ты догадался?
— Большого ума не надо, — откликнулся я рассеянно. — Обмануть камеры слежения ничуть не сложней, чем людские глаза. Лучше скажи, кто этим теперь займется?
— Не знаю, — отозвался сьюд так неуверенно, что мне стало его жалко. — Наличный персонал занят…
А я опять выпадаю из обоймы, потому что боюсь даже инфор натянуть.
— С моего домашнего терминала, — распорядился я, — заберешь вакцину. Ту, что лежит в пятой зоне хранения, под маркой "в". И прежде чем применять — возьми образец вирусного кода, я с ним поработаю потом.
— Это не вирусный код, — ответил Вилли, промедлив секунду. Собственно, мог и не медлить, но подобными, едва уловимыми паузами принято обозначать, что команда исполнена.
— А какой? — удивился я.
— Легальный, — невозмутимо пояснил Вилли. — Ничей.
— Как так? — Все веселее. Как может легальный исполняемый алгоритм не содержать опознавателя?
— Определяющий кодон входит в список допустимых, — проговорил лосенок так скучно, будто объяснял недалекому малышу простейшие детсадовские мудры. — Но он никого не определяет.
У меня не было сомнений в том, что значит этакая нестыковка. Секретный кодон, из тех, которыми пользуются спецслужбы. Можно было допустить, что Карелы его просто купили… но я в это не верил.
— Отменить вакцинирование! — спохватился я запоздало. Против легальных алгоритмов я бессилен — если только не написать специально на них нацеленный вирус, но для этого надо залезть в вирт. Проклятие!
— Извини, Элис, — торопливо пробормотал я, поворачиваясь к объему, — но мне надо бежать…
— Понимаю. — Девушка кивнула с той неестественной серьезностью, какая выдает жертв психологического шока. — Торопись.
Прозвучало по-алиенистски многозначительно.
Я машинально погасил объем.
— Вилли, — обратился я к невидимому собеседнику, — проверь — тело убрали?
— Нет, — ответил лосенок кратко. — Сейчас вызову.
— И, если что — вызывай на любые задания в реале, я сейчас свободен, — промямлил я неловко.
— О’кей, — бросил Вилли, и отключился.
Я уронил голову в ладони. Мне не хотелось ни идти на задание, ни работать в одиночку, ни вообще глядеть на белый свет. Хотелось разве что рассуждать о тщете всего сущего.
В самом деле — как прикажете выступать против самой Колониальной Службы? А ведь обязательно найдется такой умник, что попытается приписать мне богоборчество клинической степени, хотя я всего-навсего пытаюсь взять за жабры не в меру ретивого голубца.
Стоп! То ли у меня размягчение мозгов началось, то ли какая-то другая болезнь, вроде ползучей глупости. Если катастрофа Яго Лауры — суровая реальность, как я предполагаю, то в деле этом замешана вся Служба, а не только Треугольная голова. Сильно ли я наступил на ногу Мерриллу — вопрос открытый, а вот мне он явно поперек горла встал — иначе как объяснишь этакие фрейдистские обмыслочки?
Так что Меррилл — не единственная моя проблема. И нелепая история с Сиграмом, и война Домов, карантин, и даже центровые — все это ложится на мои могучие плечи. Центровые… в сбыте которых Маркос обвинял колониальщиков… в сбыте которых я подозревал Карела… которыми я занимался до отстранения… Это может оказаться зацепкой. Может.
«Если не знаешь, что делать — делай как знаешь». Я встал и направился в купол Ле Солейль. В ту хакерскую забегаловку, где мы последний раз виделись с Маркосом в реале. Возможно, старый стервятник заодно поможет мне справиться с «вредоносными алгоритмами», засевшими в коридорных подпрограммах.
В «Темной таверне» ничего не изменилось. Все так же мрачно волновался авернейский океан и стыли на холодном ветру Тартара белесые стволы квазидеревьев в панорамных окнах; немногочисленные посетители вполголоса беседовали по углам или молча потребляли наркотики разных поколений. Единственная официантка скучала у раздатчика. Маркоса не было. Я, собственно, и не ожидал найти хакера сразу, но в письме он явно намекал на «Темную таверну».
Я подошел к официантке, поздоровался: «Бьено», и, получив в ответ недружелюбное «Добрый день», продолжил:
— Не подскажете, где я могу найти Маркоса Рельи?
— Кто такой? — Официантка подняла на меня тускло-зеленые глаза. Некоторые люди патологически лишены вкуса — ну кому могло прийти в голову носить зеленые глаза с соломенными волосами и ярко-красным платьем? До такого даже кукла не додумается.
— Хакер, стервятник, — пояснил я. — Среднего роста толстяк с разъемами на висках и кисельной физиономией.
— Он у нас часто бывал, — ответила официантка, завязывая пальцы незнакомой мне хитрой мудрой.
— А что, помер? — Вполне возможно.
— Нет, но давно не появлялся. — Официантка нервно оглянулась. По лицу ее было видно, что я не первый, кто интересуется местонахождением некоего Маркоса Рельи. — С позавчера.
— А кто его еще спрашивал? — осведомился я.
— Двое парней, — начала перечислять официантка, ничуть не удивившись, — на вид сущих туристов, потом девица белоглазая, какой-то странный тип — по-моему, компарь, — и голубец.
Вот-так-так!
— Все через реал спрашивали? — осведомился я на всякий случай.
— Нет, только голубец. — Уже хуже. Все остальные могли оказаться не людьми, а видеомасками.
— Как он представился, не помните?
Официантка состроила несколько мнемонических мудр.
— Игорь Козин. — Опять сбой. Хотя… младший лейтенант Козин был сотрудником Меррилла из «старой гвардии». Если бы я услышал сейчас фамилию Дэвро или Еринцева, мне легче было бы убедить себя, что Колониальная служба стремится всего лишь пресечь виртуальные (во всех смыслах слова) беспорядки.
— А остальные?
— Никто себя не назвал. Просто спрашивали. И все — за последние два дня.
Наводящими вопросами и щедрой кредитной смазкой я все-таки выжал из немногословной официантки по паре кадров с каждым из искателей Маркоса Рельи. И тоже зря — никто из описанных не был мне знаком. Но Козин… Я словно заразу разношу — всякий, кто начинает со мной общаться, попадает в поле зрения Службы. Даже такое беспозвоночное (хотя и хордовое), как Маркос.
Я попытался вызвать местные подпрограммы городских сьюдов — через свидетель, само собой, в режиме пользователя, — но, к своему удивлению, не получил отклика. Совсем никакого.
Сообразить, что это значит, я не успел. В «Темную таверну» ворвались трое.
Рефлекс бросил меня в сторону раньше, чем я осознал, что происходит, раньше, чем я успел бы запустить любую репрограмму. Мне убивали до неприличия однообразно — сплющенный шар плазмы прожег стойку раздатчика в том месте, где я только что стоял. В прошлый раз я столкнулся с бластером, будучи в репрограмме. Теперь я получил представление, как это выглядит в реальвремени — и, доложу я вам, оно растягивается не хуже.
Тело мое в этот момент уже описало плавную дугу, уходя из-под прицела; нейрокоманда выбросила блиссеры из кобур с такой силой, что решетки оцарапали запястья до крови. В полете я успел бросить взгляд на стрелявших. Действительно однообразно — тот, кто посылал их, вероятно, наштамповал сотню клонов одного и того же неприглядного громилы. Еще не коснувшись пола, я выстрелил, но промахнулся — с блаженным стоном сполз со стула один из клиентов.
И тут в схватку вмешался непредвиденный фактор. Рослый мужчина за столиком у окна на Аверн вскочил, выхватил откуда-то ручной парализатор и, не говоря ни слова, уложил одного из громил выстрелом в шею.
Все это я увидел в медленном полете — и очень хорошо, потому что успел в последнюю секунду оттолкнуться от стола, изменив траекторию. Огненный ком пролетел мимо, расплескав мертвое покрытие пола. Мебель вокруг бешено задергалась в электрической агонии. Я выстрелил еще раз — более удачно, судя по тому, что второй громила выронил бластер и, хватаясь за пах, медленно опустился на колени. Последнего добил высокий.
Впечатление от расправы несколько смазалось тем, что приземлился я поясницей на горячий пластик и, не стесняясь, взвыл. Высокий мужчина подал мне руку.
— Бьено, — пробормотал я, вставая и пытаясь содрать со спины застывший термопласт. — Очень кстати.
— Бьено. — Высокий усмехнулся одними глазами. Улыбку губами я видел, а вот такое… почти как знаменитая «улыбка без кота». — Эстебан Игнасио Артемисио Яго Маклин-и-Родригес. Можно просто Эстебан.
Я с трудом подавил дурацкое желание спросить, Маклин он все же, или Родригес. Дареному помощнику в губы (или зубы?) не смотрят. Представляться я не стал — отчего-то казалось, что этот тип меня знает.
— И из какого же вы Дома? — вежливо поинтересовался я.
— Из Дома Джотто, — спокойно ответил Эстебан, нимало не удивившись вопросу. — Наш новый работник в последние дни начал привлекать нежелательное внимание. Мы решили выяснить, в чем дело.
— И поэтому меня спасли? Спасибо.
— Ну, — Эстебан улыбнулся уже по-иному — с черным испанским юморком, — если бы вы умерли, я не смог бы вас допросить.
— А допрашивать не надо, — возразил я, — и так все расскажу. Только давайте присядем куда-нибудь… подальше от камер. И сначала уберем мусор.
Мы обезоружили бандитов (бластеры я конфисковал в пользу сил правопорядка, отчего тут же стал походить на космического пирата — грязного, злого и обвешанного оружием до самых ушей), израсходовали, пока громилы не пришли в сознание, а тела вышвырнули в отводку, проверив предварительно, не проник ли вредоносный код в тамошние подпрограммы. Прохожие брезгливо огибали неподвижную кучу. Я попытался через свидетель проверить удостоверения личности нападавших, но потерпел неудачу — биткарты этих парней кто-то удалил с такой аккуратностью, что я едва отличил пластиковые ногти от настоящих.
Мы вернулись в «Темную таверну». Я заказал себе еще один стакан астрона, а Эстебану по его просьбе — кружку черного кофе. Сам я не питаю особого пристрастия к этому кисловато-горькому напитку, от которого сводит скулы и заходится в истерике сердце, но некоторые недавние иммяки готовы за чашку удавить первого встречного.
Я коротко пересказал Эстебану свои злоключения в той части, которая касалась Маркоса непосредственно, а также сопутствующие догадки. Как и следовало ожидать, групарь мне не очень поверил, но пентов на Луне хоть и не любят, но уважают, и просто отмахнуться от моих слов Эстебан не мог. Он обещал «разобраться» (скорее всего я оказал Маркосу плохую услугу, но тут он сам виноват — нечего врать работодателям) и снабдил кое-какими сведениями, которых Хиль мне дать не мог, опасаясь подключенных линий.
Маркос, как и все хакеры идущей войны, прятался в реге Джотто. Прятался в реаль-смысле. Против всех правил Дом Карела не ограничился ирреальной войной. Сражение выплеснулось в коридоры Глюколовни. За последние четверть часа погибло два десятка человек, вообще непричастных разгоревшемуся конфликту. Полиция вынужденно смотрела на перестрелки сквозь пальцы, осаживая зарвавшихся групарей, лишь когда доходило до гаузеров. Но больше всего моего собеседника беспокоило странное отношение карелов к пентовке — презрительно-враждебное, точно у человека, вынужденного сдерживаться, пока не настанет час мести.
Мне это кое о чем говорило. Если за Карелом из Карелов маячит треугольная голубая башка — не диво, что у этого подонка прибавилось самоуверенности. Следовало ожидать.
К сожалению, моему собеседнику тоже не было известно, кто искал Маркоса до меня. Понятное дело, то были не его люди.
В конце концов с Эстебаном из Джотто мы договорились. По счастью, он занимал достаточно высокое положение (равное примерно рангу Хиля из Л’авери), чтобы заключить со мной если не альянс, то временное перемирие. Пока Дом Карела остается угрозой, мы союзники. Что будет потом — вопрос другой. Не люблю я кукольников, но чего только не стерпишь ради дела.
Домой я вернулся не в лучшем расположении духа. Все лунари как-то откликаются на медлительный ритм вращения; меня ближе к рассвету охватывает депрессия. Я разделся и, пытаясь развеять тоску, скачал себе очередную рассылку новостей.
Блок комментариев по взрыву на Лагранже я пропустил — вряд ли там появится что-нибудь интересное, покуда о своем решении не объявит экспертная комиссия. Перейдем сразу к новостям Доминиона. Ага… беспорядки на Аверне[32]; местная администрация, расписавшись в собственной беспомощности… ля-ля… направлен взвод боелюдей[33].
Так-так. Видеть между кадров мы и сами умеем. Что же за бучу утворили ссыльные на злосчастной планетке, если на усмирение мятежа (слово «беспорядки» в данном контексте переводилось именно так) брошена не малая оперативная группа из четырех-пяти супераугментов, а полный взвод — сотня наводящих ужас киборгов? Ладно, пусть их; главное, что не на наши головы. Что у нас дальше?
В систему 82 Эридана[34] направлена следственная комиссия Службы[35] по требованию населения Теллуса…
Пожалуй, если бы не боелюди, я бы пропустил эту заметку мимо ушей. По привычке, как пропускаю девяносто девять процентов того, о чем болтают в рассылках. А так сработал уже запущенный режим междустрочного чтения, и я задумался.
В последние дни Служба будто с цепи сорвалась. По каждому поводу в домены отправляют голубцов десятками, пачками, без разбора. Раньше обошлись бы одним. А то и пригрозить хватило б. На всю Луну, на три миллиона — пятеро колониальщиков. Это стало в последние годы. А раньше ровненько по стандарту было, один голубец на миллион жителей.
Такое впечатление, что крысы разбегаются из протекающего купола.
Сам не знаю, как это до меня дошло, но, единожды явившись, мысль эта не отпускала. Действительно, если катастрофа близится — как проще и неприметней всего вывести с Земли максимум голубцов? Да разослать их по надуманным поводам в домены…
Но это значит, что день "Д" и час "Ч" на носу. Будет странно, если взвод боелюдей потратит на подавление рассерьезнейшего мятежа больше недели.
А что я сам делал бы на месте людей, вознамерившихся захватить власть в освоенной вселенной? Да в общем, поступил бы так же. А еще — постарался бы заранее, до условленного момента поставить под контроль хотя бы часть миров, спровоцировать беспорядки, сместить местные власти, установить военное правление… Что и наблюдаем.
Так может, и события у нас, на Луне, вписываются в тот же ряд? Меррилл провоцирует Карелов, те начинают войну — не только с другими домами, но и с полицией… Правда, затребовать подкреплений он не может — карантин не дает. Разве что сбрасывать баллистические капсулы с орбиты. Или приказ был дан заранее, а голубец только выполняет его до иоты?
Или у господина Меррилла свои планы? Если власти он хочет не для Службы — для себя? Тогда все сходится. Пока еще дойдут руки до отколовшейся Луны у полураспавшегося союза обитаемых миров… а к тому времени можно расширить производственную базу, контролерами поставить — сьюдов, ощетиниться пенфорд-аннигиляторами… и упиваться властью.
Звонок раздался неожиданно, хотя и негромко — у домового хватило соображения не пугать меня, когда я работаю. В объеме проявился крайне возбужденный Эрик.
— Миша, выручай! — Ну-ну. Только теперь, значит, «выручай»? Я-то думал, что меня начнут рвать на части, едва я из капсулы выйду.
— Что случилось?
— Опять элман буйный. — Ничего себе «опять». Как говорится, давно не было. Центровики нередко сходят с линии, но обычно они попросту впадают в кататонию. Да и тех, кто все же принимается бушевать, скрутить их не проблема — движений они толком не контролируют, мысли разбегаются. Депрессия, хоть и ажитированная, не лучшее состояние духа для бурной деятельности.
— Сильно?
— У него оружие.
Прецизионная точность.
— Какое?
— А всякое. Бластер точно есть. Еще гаузер и блиссер. Блиссером он кормится.
Так. Никаких связных мыслей у меня не возникало, одни междометия. Что за светотень творится? Элман с оружием?..
— Где Сольвейг?
— Уже едет.
И то легче. Вы можете удивиться, почему в моем рассказе все время мелькают одни и те же имена. На самом деле весь постоянный штат подчиненных нашего шефа составлял четыре десятка человек — включая санитарную полицию — и из этих четырех десятков почти половина разбросана по дальним куполам. Не так и много остается для делового и дружеского общения.
— Где этот парень засел?
— В куполе Чаплина. — Киношники лифтанутые… — В третьей верхней отводке. Но он разбил дорожку, так что подобраться к нему впрямую никак — он простреливает все подходы, да и большую часть купола.
Час от часу… Точно сговорились все вокруг не давать мне ни минуты подумать спокойно. Первый раз в жизни со мной творится этакая светотень.
Пять минут спустя я был на месте — вооруженный, как я полагал, до зубов, потому что бластеры кареловских громил так и болтались у меня на ремне. Полагал я неверно — поджидавшие меня ребята из милицейских увешались опасной для здоровья мишурой так, что кожи не видно. Сольвейг, Эрик и Эрнандес (за все годы нашей совместной службы, а он поступил в пентовку еще до меня, я так и не узнал, имя это или фамилия — во всех документах он значился просто как Эрнандес) отогнали неорганизованную ополченскую банду за пределы досягаемости элмановского бластера. На большее моих коллег не хватило, ибо ополченцы рвались в бой, ругаясь и призывая все кары, хвори, несчастья и цорес, какие только есть в Доминионе, на голову ополоумевшего элмана. Я понимал их негодование. Прежде роскошный сад перед входом в отводку тлел; все, что могло гореть, уже сгорело или само погасло, и едкий дым противно щипал глаза. Синеватая дымка висела в воздухе, амебно шевелясь и медленно утягиваясь в вентиляцию.
Фигурка самого берка казалась крохотной. Обезумевший центровик метался по краю балкона, вереща что-то невнятное и время от времени выпуская очередь «в молоко». Цепочки лилово-алых огненых шариков пролетали в воздухе, точно ловко брошенные бусы, и расплескивались о стальные скаты глиссад.
Я отозвал Сольвейг, и мы с ней (точнее, она по моей команде) вызвали в объем уличного инфора карту купола Чаплина. Положение вырисовывалось неутешительное. Герой-полицейский на моем месте добрался бы до злодея по вентиляционным трубам и вышиб бы из бешеного электромана дух, но, во-первых, я — не герой, а, во-вторых, пробраться в вентиляцию из жилых помещений можно только в плохом сенсфильме. Так что наш центровик способен держать все проходы к своему гнезду на мушке, пока серое вещество не спалит. Или пока у него заряды не кончатся, смотря что случится раньше.
— Есть идеи? — осведомился я у Сольвейг.
Та покачала головой. И в самом деле, какие тут могут быть идеи? Посылать на штурм ополченцев? Разве что в целях неумножения популяции…
Как невовремя отрезали меня от вирта! Из ирреальности я без труда обезвредил бы паршивца — отсек бы, скажем, от вентиляции, закрыл бы за гермощитом, пожарной пеной залил бы, наконец. Но то из вирта — а что я могу сделать с уличного инфора? Хотя похоже, что без крайних средств не обойтись.
— Сьюд связи, — скомандовал я. — Офицер полиции Макферсон. Ид?
— Личность подтверждена, — отозвался псевдоразум. — Предупреждаю — в локальных подпрограммах замечены следы вредоносных алгоритмов.
— Ч-черт!
Моя идея — воспользоваться местными управляющими подпрограммами, чтобы устроить берку веселую жизнь, — только что потерпела пробоину и бодро устремилась ко дну. Но альтернативу я видел только одну: штурм. А бросаться самому под огонь скорострельного бластера, да еще вести за собой бестолковых милицейских — увольте.
— Аларм оверрайд, — отдал я приказ, внутренне сжавшись в предчувствии удара. — Выход в глос.
— Подтверждаю.
Объем заполнился неяркими переливами красок — преобладали пастельные желто-розовые тона. Из мглы сконденсировался синтезированный облик глосного сьюда, лицо, заботливо лишенное художниками всех черт пола, возраста и расы.
— Чем могу быть полезен? — осведомился тот с дежурной любезностью.
— Аларм оверрайд, — повторил я. — Ид Макферсон. Контроль над системами купола Чаплина.
— А, этот там, где сидит псих с бластером? — Просто удивительно, как сьюды ухитряются узнавать последние новости, даже не относящиеся к их полю деятельности. Или они тихонько болтают между собой, когда выдается свободная минутка? Ну нет, это я антропоморфизмом занимаюсь. Сьюд не может обладать свободой — тем более свободой воли. Скорее всего, в их программы заложен принцип поиска информации. — Приказ принят.
Этот не спрашивал у меня пароля — видимо, справился где-то, что доступ к паролю у меня есть. В объеме проявилась сложная комм-сеть купола. Я приказал сьюду показать участок третьей отводки. Ало мерцали места повреждений — меньше, чем я мог ожидать, судя по жутким наплывам растекшегося пластика вокруг устья отводки. Опустить гермощит не удалось — пластик залил пазы. У меня мелькнуло подозрение, что элман заранее обезопасил себя от такой простой ловушки.
— Уровень энергопотребления? — поинтересовался я ради проформы.
— Только освещение, 80% номинала. Повреждение люмифоров, — отозвался сьюд.
Читать бесплатно другие книги:
