Возвращение оракула Шведов Сергей

— В каком смысле?

— Ты что, придурок? — ухмыльнулась горилла и поднесла к носу оппонента увесистый кулак, заросший густой шерстью.

— Я буду стрелять, — неуверенно пообещал охранник, испуганно озираясь по сторонам в поисках поддержки.

Однако, увы, помощи ждать было не от кого. Огромный бульдог, ростом с годовалого теленка, доверительно положил лапы на плечи второго охранника и что-то ласково ему втолковывал.

— Я тебе постреляю! — нагло ухмыльнулась горилла и без церемоний вытащила из кобуры охранника пистолет. После чего передала его под опеку двух чудовищно наглых попугаев, которые, вспорхнув на ближайшую стойку, дико орали на весь банк:

— Деньги давай! Давай деньги!

Попугаи были не только наглые, но и неправдоподобно огромные, а один из них так долбанул лапой зашевелившегося охранника, что тот не устоял на ногах и отлетел в угол. Подниматься охранник не захотел. Сложившаяся ситуация не располагала к проявлению героизма, поскольку явно выходила за рамки реальности. Охранник Федя, отгулявший вчера на семейном празднике, проклинал прижимистую тещу, которая напоила дорогого зягя какой-то паленой гадостью, от которой у того сначала болела отяжелевшая с похмелья голова, а теперь вот и вовсе начались глюки. Охранник Вася вчера вроде бы не пил. Зато имел серьезный разговор с Дражайшей супругой по поводу ее предполагаемой неверности, а потому и пришел на работу взвинченным. Теперь мог на собственном опыте убедиться, что семейные скандалы до добра не доводят, зато запросто могут довести до психушки склонного к чрезмерным переживаниям человека. Справедливости ради надо отметить, что Федя и Вася, несмотря на болезненное состояние, долг свой выполнили и сигнализировали о творящемся в банке беспределе куда следует. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что доблестные сотрудники милиции прибудут вовремя и окажут огневую поддержку своим непутевым коллегам.

Пока рукастая горилла выгребала наличку из банковских закромов, ворон и кабан вели с управляющим банка «Муниципальный» господином Сюткиным светскую беседу. Леонид Сергеевич Сюткин, человек от природы общительный и говорливый, в этот раз, однако, явно выпадал из ансамбля, путался в согласных и вообще вел себя так, словно сроду не видел говорящего кабана. Правда, кофе и сигареты он гостям все-таки предложил, что, безусловно, характеризовало его с положительной стороны. Гости от кофе отказались, но сигарету кабан взял и даже удачно ее раскурил с помощью хозяина, любезно щелкнувшего перед его пятачком своей позолоченной зажигалкой.

Надо отдать должное гостям, вели они себя вежливо и предупредительно, разговоры вели деловые, о курсе доллара, например. Но и Леонид Сергеевич в долгу не остался и щедро поделился наличными деньгами, хранящимися в его солидном финансовом учреждении. Покалякав о том, о сем минут пять, гости раскланялись с хозяином. Расторопная горилла, сгибаясь под тяжестью двух огромных сумок, уже направлялась к родному лимузину, когда на место происшествия прибыл милицейский наряд. При виде столь наглого и бесцеремонного поведения грабителей у стражей правопорядка сдали нервы. Они открыли огонь на поражение, забыв о предупредительных мерах вроде сакраментального «стой, стрелять буду!» и прочей того же сорта ерунде. Сторонние наблюдатели с интересом ждали, как рухнет на мокрый асфальт горилла и как она, несчастная, обольется кровью, но не дождались. Выпущенные милиционерами пули разнесли вдребезги несколько витрин за спиной наглого животного, но сама горилла как ни в чем не бывало продолжала свой путь. В довершение всех бед милицейский наряд был атакован двумя громадными попугаями, которые не только попортили облицовку почти новенького автомобиля, но и раздолбали своими клювами его ветровое стекло, норовя добраться до своих недоброжелателей. А уж когда на пороге банка возникло огромное клыкастое существо, которое лишь условно можно было назвать собакой, стражи порядка, расстрелявшие в суматохе все свои патроны, вынуждены были ретироваться с места преступления, к огромному разочарованию почтенной публики. В который уже раз приходилось констатировать, что порок восторжествовал, а добродетель, она же законность, попрана самым хамским образом. Лимузин, вобрав в себя своих странных пассажиров, укатил в неизвестном направлении, обрекая всех свидетелей и очевидцев происшествия на мучительные раздумья. А что же это, собственно, было, господа хорошие?!

Петр Васильевич Хлестов уже настолько притерпелся к своей новой роли узника, что даже заговорил человеческим языком. А обратная метаморфоза, случившаяся с ним, после того как сердобольные сотрудники Тайной канцелярии решили накормить его супом, и вовсе вернула ему утерянное было равновесие.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — сказал потрясенный Кравчинский, наблюдая за странным превращением породистой таксы в уважаемого финансиста. — Петр Васильевич, дорогой, как же вы дошли до собачьей жизни? Император Всея Руси— и вдруг такой конфуз.

— Издеваетесь, молодой человек! — огрызнулся Хлестов. — Ну-ну.

Тем не менее рассказ финансиста о незавидной доле призрака в царстве оракула был выслушан с большим вниманием. Нельзя сказать, что Петру Васильевичу сочувствовали, но и осуждать его никто не торопился. Хотя ущерб, нанесенный им государству и частным лицам, выливался в довольно кругленькую сумму.

— Нет уж позвольте, господа, — возразил проштрафившийся финансист, — а кто измерит в цифрах мои физические и моральные страдания?

— В общем, пошли по шерсть, а вернулись стрижеными, — подытожил результат допроса мрачный Кузнецов.

Следователь прокуратуры был абсолютно согласен с частным детективом, хотя ситуация сама по себе не лезла ни в какие ворота. Ну что теперь прикажете делать с этой захваченной в плен таксой?

— Может, домой его отправить? — предложил Кравчинский.

— То есть как это домой?! — возмутился Хлестов. — А кто мне вернет человеческое обличье. Это же подрыв авторитета. Я с людьми работаю. А тут сидит себе человек, и вдруг нате вам — собака. Я к губернатору вхож! У меня связи на самом верху!

— Прямо не знаю, что с вами делать, Петр Васильевич. — Кравчинский покачал головой, украшенной напудренным париком. — Может, вас пока в Тайную канцелярию зачислить? Служебной собакой, а?

— Я на вас жаловаться буду губернатору! — взвился Хлестов. — Что вы себе позволяете, молодой человек?!

— Свидание с губернатором мы вам организовать, пожалуй, сможем… Но вряд ли это облегчит ваше положение.

Хлестов собирался было вновь вспылить, но в последний момент передумал. Он вдруг вспомнил, что его нынешнее положение при всей своей несуразности, вопреки известной поговорке, все-таки лучше губернаторского. А арестовал главу области не кто иной, как этот сидящий перед ним субъект в черном кафтане. А почему арестовал и по какому праву, сейчас уже, пожалуй, бесполезно допытываться.

— Проштрафился наш губернатор, — вздохнул Кравчинский. — Указом государыни Екатерины Алексеевны сослан он будет в Сибирь, на вечное поселение.

— Позвольте! — взвился было Хлестов, но тут же и осел в растерянности. — То есть как в Сибирь?

— Скажите еще спасибо, что на поселение сослан, а не на каторгу.

— Но это же абсурд, — перешел на шепот Хлестов. — Мы же с вами разумные люди и все понимаем. Или влияние оракула распространилось уже и туда?

— Пока нет, но я не исключаю и такого варианта развития событий.

— Василий Валентинович, дорогой, — воззвал финансист к сидевшему здесь же Сухареву, — ну хоть вы заступитесь за Семена Семеновича.

— К сожалению, не могу, — хмуро бросил Сухарев. — Бывший губернатор уже дал признательные показания. В них, между прочим, фигурирует и ваша фамилия, гражданин Хлестов.

— Это что же? — растерянно произнес Петр Васильевич. — И меня в Сибирь упекут?

Если бы решение проблемы зависело только от Сухарева, то он, безусловно, упек бы Хлестова куда подальше. И что, спрашивается, человеку надо? Нахапал денег, и живи в свое удовольствие, так нет, лезут, куда их не просят, хватают, аж за ушами трещит. Мало ему миллионов — миллиард подавай. Ну и что теперь с этой лопоухой таксой делать? Кормить за государственный счет?

Василий Валентинович в последнее время окончательно запутался, какому государству он служит. То есть он, безусловно, служил Отечеству. Однако Сухареву хотелось бы большей ясности в определении конституционных и временных рамок. С главой государства тоже были определенные неясности. Тайная канцелярия подчинялась императрице; сотрудники НКВД кивали головой на потолок, намекая чуть ли не на самого товарища Сталина… Но ведь Василий Валентинович отдал свой голос на выборах совсем за другого человека! Однако Москва молчала. Хотя, возможно, она что-то и говорила по поводу его родной области, лишившейся в одночасье и мэра и губернатора, но до изолированного в зоне отчуждения Сухарева информация не доходила.

Василий Валентинович в расстроенных чувствах брел по коридору, когда до него вдруг долетел грозный окрик:

— Сухарев, к прокурору!

И хотя Василий Валентинович числился ныне в кадрах Тайной канцелярии, он не счел возможным проигнорировать приглашение. Все-таки Лютиков, пусть и слегка свихнувшийся под воздействием недружелюбных внешних сил, был его непосредственным начальником.

В кабинете прокурора уже сидел расстроенный майор Сидоров, получивший, надо полагать, нагоняй от начальства за проваленную операцию у села Горелова. Сам Лютиков, по неизменной своей привычке, шаром катался по кабинету из угла в угол и решительно рубил воздух рукой.

— Черт знает что у нас в городе творится, — с ходу накинулся прокурор на ни в чем не повинного следователя Сухарева.

Василий Валентинович хоть и не был в курсе последнего происшествия, однако ничего хорошего от жизни уже не ждал, а потому воспринял информацию прокурора совершенно спокойно. Эка невидаль, в самом деле, ограбление банка!

— Мне уже звонили оттуда, — ткнул пальцем в Потолок Лютиков, — и выразили свое неудовольствие.

Сухарев саркастически улыбнулся. В ожившего товарища Сталина он, естественно, не верил — это было бы слишком для и без того хворающего Отечества, — губернатор готовился к вечному поселению, мэр находился под следствием… Так кто же мог звонить товарищу Лютикову?

— За одни неполные сутки эти негодяи выгребли наличные деньги из всех банков города! Как вам это нравится?

— А что я могу? — подал голос майор Сидоров. — Нечистая сила, что тут поделаешь.

— Ты мне этот опиум для народа брось! — взвился Лютиков. — Развел тут, понимаешь, религиозную пропаганду. Грабителей арестовать и предать суду революционного трибунала. Я лично буду руководить операцией.

Возражений не последовало. Василий Валентинович уже сообразил, что упущенная под Гореловом банда собак Баскервилей добралась до города и принялась шерстить почем зря финансовые учреждения. Из показаний Хлестова Сухарев знал, что бригаду возглавляют два местных авторитета, Кудряшов (он же Кабан) и Аникеев (он же Ворон). Люди (или нелюди), хорошо знающие город и способные натворить много бед. К тому же, если верить арестованной таксе, абсолютно неуязвимые для пуль. Немудрено, что они действуют столь откровенно и нагло. Сухареву до сих пор не приходилось участвовать в отлове проштрафившихся животных, и он с интересом ждал, что предложит в этой связи прокурор Лютиков.

— По имеющимся у нас оперативным данным, банда готовит новое ограбление. Собственно, это единственный банк в городе, который они еще не успели ограбить. Вот там мы и устроим на них засаду.

— Может быть, следует посоветоваться с товарищами из Тайной канцелярии? — осторожно предложил Сухарев.

— Какая еще Тайная канцелярия, Василий Валентинович, ты в своем уме?! — возмутился Лютиков. — Выезжаем немедленно. Еще вопросы есть?

У Сухарева вопросы были, но задавать их он не стал, хотя и намекнул товарищу Лютикову, что поимка преступников не входит в обязанности прокурора и не худо было бы поручить это ответственное дело специально обученным людям. Однако Лютиков намеки следователя пропустил мимо ушей, всецело захваченный предстоящей операцией. Сухареву не оставалось ничего другого, как последовать за своим непосредственным начальником.

К месту предстоящего происшествия выехали на двух машинах. Возглавлял кортеж лично прокурор Лютиков, в хвосте его лайбы болтались работники НКВД во главе с майором Сидоровым. В машине прокурора кроме Сухарева находился еще один весьма нервный субъект, назвавшийся Сюткиным Леонидом Сергеевичем.

— Я все-таки не понимаю, Иван Николаевич, чем я могу вам помочь? — спросил субъект, испуганно разглядывая из окна с детства знакомые улицы Родного города.

— Вы поможете нам опознать преступников.

— Иван Николаевич, дорогой, да вы их и так ни с кем не перепутаете.

Насколько понял Сухарев из разговора, Сюткин возглавлял банк «Муниципальный», ограбленный недавно собаками Баскервилей. Появление банкира у особняка НКВД показалось Василию Валентиновичу странным. До сих пор он полагал, что существует четкая граница между полосой отчуждения, контролируемой оракулом, и всем остальным городом, живущим обычной трудовой жизнью. Во всяком случае, сам Сухарев, как ни пытался, вырваться за границы зоны отчуждения не смог.

— Как вы оказались в этой машине? — тихо спросил Сухарев у свидетеля.

— Мне позвонил Лютиков и приказал приехать к особняку. Я что-нибудь сделал не так?

— Нет. Все в порядке.

Для Василия Валентиновича стало откровением, что Иван Николаевич Лютиков в отличие от него имеет выход в город и перезванивается с его обитателями. Между прочим, такого выхода не было ни у Кравчинского, ни у Кузнецова, которые, как и Сухарев, оказались пленниками оракула и вынуждены были действовать под контролем не только компьютера, но и управляющего этим странным агрегатом Иванова. Но если последний действительно управляет ситуацией, то зачем ему понадобилось устраивать на городских улицах эту комедию с собаками Баскервилей? В конце концов, в средствах, насколько Сухарев знал, Аркадий Семенович не испытывает недостатка.

— А что говорят в городе по поводу этих ограблений?

— Все в шоке, — прошептал побелевшими губами Сюткин. — Шутка сказать — призраки! Все газеты переполнены описаниями происшествий самого фантастического толка. В районе кожевенного завода видели привидение верхом на коне и с факелом в руке. Проскакал среди ночи мимо припозднившихся граждан и был таков. А на улице Краснофлотской дом пропал. Можете себе представить? Вместе с жильцами! Был дом, и нет его. Это что же такое на белом свете делается, товарищ следователь? Многие уже пророчат Армагеддон. Другие ждут Спасителя. Какого-то не то Сара, не то Цесара. Якобы только он и сможет навести в городе порядок.

— Гайосара, — подсказал Сухарев.

— Именно, — обрадовался Сюткин. — Вот ведь имечко, прости господи. А у нас ведь ни мэра в городе, ни губернатора в области. Сидят, понимаете ли. А кто арестовал и за какой надобностью, никто и понятия не имеет. Говорят, что сам Генеральный прокурор выразил озабоченность. Вы понимаете, о чем я?

— Понимаю, — кивнул Сухарев, хотя и сильно погрешил против истины.

Банк с красивым названием «Веста» охранял чуть ли не целый полк милиции. Два десятка снайперов затаились на крышах соседних домов. Два крупнокалиберных пулемета стояли прямо в холле и тупо Целили в дверь. Взвод ОМОНа расположился непосредственно в помещении банка, контролируя каждое его окно. Даже если бы банк вздумали штурмовать сотни террористов, то им бы пришлось солоно.

Прокурор Лютиков, никому не доверяя, лично Проверил диспозицию вверенных его управлению войск.

— Муха не пролетит, — удовлетворенно сказал он. — А если пролетит, то обратно мы ее точно не выпустим.

Насчет мух Сухарев как раз и не беспокоился, его смущали собаки Баскервилей. Майор Сидоров и его бравые подчиненные, уже имевшие дело с нечистой силой, сомнения следователя разделяли целиком и полностью.

— Я в этого кабана шесть пуль выпустил, — обиженно бубнил старшина Володя, — а ему хоть бы хны.

— А я в какаду стрелял, — поддержал старшего по званию милиционер Куницын. — И тоже без толку. Машет, гад, крыльями и долбит клювом по капоту. А крылья — что у твоего дракона.

— А ты драконов-то— видел? — усмехнулся стоящий рядом омоновец с гранатометом в руках.

— Видел, в кино, — обиделся Куницын.

— Мало ли что покажут в кино.

— Зато таких попугаев я даже в кино не видел!

— А таких кабанов и подавно, — дополнил товарища старшина Круглов.

— Я извиняюсь, — встрял в разговор профессионалов свидетель Сюткин, — он ведь курящий. Такая у него особая примета. Может, это поможет следствию.

— Кто курящий? — не понял прокурор Лютиков.

— Кабан. Я лично давал ему прикурить.

— Какая это примета? — удивился Иван Николаевич. — У нас все поголовно курят.

— Так то люди курят, — не сдавался Сюткин. — А тут, я опять извиняюсь, некоторым образом свинья мужского пола.

Прокурор Лютиков в сторону Сюткина только рукой махнул. Ох уж эти очевидцы. Ну такого нагородят порой, что целая следственная бригада не разгребет. Курящая свинья мужского пола — это же надо додуматься! Вот и выиграй процесс с такими вот свидетелями обвинения. Это не свидетели, а находка адвоката!

— А если банда заметит засаду? — спросил командир омоновцев, ражий детина чуть не под два метра ростом.

Вопрос был задан по существу. Вообще-то не заметить полк внутренних войск, дислоцированный на ограниченной площади, да еще среди бела дня, мог только слепой. Надо быть воистину редкостными наглецами, чтобы в такой грозовой ситуации решиться на ограбление.

В кармане прокурора зазвонил мобильник. От неожиданности Сухарев даже вздрогнул. Зато Лютиков мгновенно схватился за телефон. Кто и о чем ему докладывал, Василий Валентинович слышать не мог, но если судить по лицу, то доклад был не из самых приятных.

— Ювелирный магазин ограбили на улице Садовой, — сказал прокурор упавшим голосом.

— Собаки Баскервилей! — ахнул милиционер Куницын.

— Да какие там собаки, — отмахнулся в раздражении прокурор Лютиков. — Натуральные сукины сыны! Вошли три амбала в масках и с пистолетами выгребли из сейфов все драгоценности.

Известие, что ни говори, было неприятным. Судя по всему, какие-то ушлые урки воспользовались "Снявшейся в городе суматохой и провернули операцию вдали от сосредоточенных вокруг банка милицейских сил. Надо полагать, вышестоящие товарищи не погладят по головке прокурора Лютикова — тот, собрав все силы в центре, опрометчиво оголил фланги, по которым и был нанесен сокрушительный удар.

— Чтобы я больше не слышал ни о собаках, ни о курящих кабанах! — взвизгнул Лютиков. — Распустились, понимаешь, совсем.

— А о гориллах можно? — робко спросил устрашенный прокурорским гневом Сюткин.

— О каких еще гориллах?

— Так вон она, у входа, — указал пальцем Сюткин. — Я ее сразу узнал, товарищ прокурор.

Лютиков открыл было рот для очередного ругательства, но тут дверь банка действительно отворилась, и на пороге возник субъект в шляпе и длинном плаще. Субъект курил сигарету, пуская дым мелкими колечками и нагло скаля крупные лошадиные зубы. Сравнивая этого типа с гориллой, свидетель Сюткин был не так уж и не прав. В руках у волосатого типа были две объемистые сумки.

— Здесь, что ли, деньги дают? — громко спросила горилла, глядя на прокурора шальными глазами.

Сцена была, что называется, ни в какие ворота, даже сюрреалистические. Пусть ты и курящая обезьяна, но грабить банки в присутствии прокурора и взвода омоновцев — это уже верх наглости.

— Руки вверх, — твердо сказал прокурор Лютиков.

— Иди ты? — удивилась обезьяна. — Да за что же, гражданин начальник?

— Стрелять буду, — пообещал слегка опешивший прокурор.

— Нет, сначала я стрельну. — Горилла вынула руку из кармана вместе с пистолетом Макарова и всадила две пули одну за другой прямо в прокурора Лютикова.

К слову, омоновцы в критической ситуации не растерялись, открытый ими огонь должен был буквально разнести обезьяну-террористку на куски, но не тут-то было. Горилла преспокойно покинула холл, несмотря .на устрашающий грохот крупнокалиберных пулеметов, неспешно спустилась с крыльца и села в поджидавший ее черный лимузин. Ражий омоновец успел всадить в этот лимузин заряд из подствольного гранатомета, но не сумел даже обшивку попортить. Неуязвимый автомобиль, несмотря на стучавшие по его крыше свинцовые градины, горделиво уплыл с места происшествия и увез в неизвестность убийцу прокурора Лютикова.

— Прекратите стрелять! — крикнул следователь Сухарев омоновцам. — Не хватало, чтобы вы друг друга поубивали.

Стрельба хоть и не сразу, но стихла, и в наступившей гробовой тишине прозвучал голос свидетеля Сюткина:

— Боже мой, а он мне не поверил!

— Наповал, — коротко бросил командир омоновцев. — Проморгали, мать твою!

Сухарев в смерть прокурора Лютикова почему-то не поверил. Хотя и сам не смог бы себе объяснить Причину своих сомнений. Конечно, прокуроры тоже люди и вполне могут пасть на поле битвы с криминальными элементами, но ведь не от рук же, извините, невоспитанного животного. Тем не менее прокурор Лютиков не дышал, и подоспевшие к шапочному разбору врачи констатировали смерть.

— Ну и куда его теперь? — почесал затылок майор Сидоров.

— В морг, куда еще, — пожал плечами врач.

— Вы его не вскрывайте пока, — тихо порекомендовал врачу Сухарев. — И мобильник ему оставьте, он вам позвонит.

— Вы в своем уме, гражданин?! — удивленно спросил врач. — Кто позвонит?

— Покойник, — пояснил непонятливому эскулапу Василий Валентинович.

— Вас случайно не контузило, товарищ?

— Я следователь прокуратуры, — показал ему Сухарев свое удостоверение. — Попрошу впредь действовать в рамках моих предписаний.

И прокурор Лютиков не подвел следователя Сухарева. Не успел еще Василий Валентинович выпить кофейку в Тайной канцелярии для успокоения раздрызганных нервов, как его пригласили к телефону. Иван Николаевич был взволнован, голос его заметно дрожал, тем не менее он настоятельно порекомендовал следователю Сухареву явиться с докладом по месту службы. Этот звонок с того света не то чтобы потряс Василия Валентиновича, но заставил призадуматься. Вызванный для консультации, Кравчинский склонялся к мысли, что «покойный» Лютиков вернулся в свое обычное состояние и пребывает сейчас в сильном смущении.

— А меня оракул к нему отпустит?

— Не исключено, — задумчиво протянул Аполлон Кравчинский. — Вы ведь у нас не совсем персонаж. В зону отчуждения попали с целью отыскать прокурора Лютикова. Именно в этом качестве вас и зарегистрировал компьютер. Но теперь прокурора здесь нет, значит, следуя логике компьютера, вы должны его найти. Вот и отправляйтесь на поиски. Можете прихватить с собой и коллег.

— Вы имеете в виду Сидорова и милиционеров?

— Конечно. Попробуйте проделать тот же путь, но в обратном порядке. Через подвал.

Сидоров не совсем понял, куда его тащит следователь и за каким чертом ему понадобилось лезть в эти катакомбы. Но был майор человеком долга и потому последовал за Сухаревым если не в ад, то, во всяком случае, в его преддверие.

Василий Валентинович не без труда нашел тот самый шкаф, с которого начались все их беды. Хотя с того черного дня и прошло уже немало времени, милицейские мундиры продолжали как ни в чем не бывало аккуратно висеть на вешалках.

— А зачем нам этот маскарад? — удивленно спросил Сидоров, ему почему-то не хотелось расставаться с хромовыми сапогами и галифе.

— Оперативное задание, — коротко пояснил Сухарев, которому недосуг было пускаться в пространные объяснения.

Не успел майор Сидоров зашнуровать свои ботинки, как последовала чудовищная вспышка. Какое-то время Сухарев пребывал в оцепенении, но очень быстро пришел в себя. Кажется, он не пострадал. Милиционеры во главе со своим бравым Начальником тоже пребывали в добром здравии, хотя и выглядели слегка смущенными.

— Что это было? — растерянно произнес Сидоров.

— А вот это нам с тобой еще предстоит выяснить, Семен.

Пользуясь инструкциями, полученными от Кравчинского, Сухарев двинулся к выходу из подвала. И двери темницы, наконец, распахнулись настежь. Дворец пребывал все в том же жалком состоянии, в котором следопыты, озабоченные поисками прокурора, оставили его более недели назад. Василий Валентинович увидел следы титанических усилий строителей, пытавшихся по его приказу пробиться в подвал, и усмехнулся. Знай он тогда, что ждет его в этом подвале, сбежал бы из этого чертова особняка на край света.

Между прочим, Сухаревская «девятка», на которой следователь с прокурором прибыли в подозрительное, как тогда им казалось, место, стояла целехонькая у подъезда особняка. А вот милицейского «уазика» не было. Видимо, его успели забрать озабоченные коллеги майора Сидорова. Машина завелась с полуоборота — вынужденный простой пошел ей только на пользу. Сухарев от души порадовался, что его автомобиль не был подвергнут примитивному раскулачиванию, и слегка подивился этому поистине фантастическому обстоятельству.

— А что я жене скажу по поводу долгого отсутствия? — расстроенно протянул старшина Круглов.

— Скажешь, что был в секретной служебной командировке, — распорядился майор Сидоров. — И вообще, помалкивайте о том, что видели и слышали. Я сам доложу кому следует.

Прокурор Лютиков пребывал в сильном смущении. Надо отдать должное пииту Кравчинскому, он довольно точно определил состояние возвращенца с того света. Конечно, с работниками правоохранительных органов случаются разные казусы, в том числе и весьма неприятные, но быть убитым обезьяной — для прокурора это, знаете ли, слишком. Впрочем, физически Лютиков нисколько не пострадал и даже попытался изобразить привычную бодрость, но потом махнул рукой и указал прибывшим коллегам на стулья:

— Какие будут предложения?

— Да уж какие тут могут быть предложения? — вздохнул майор Сидоров. — Одно слово — влипли.

Лютиков помрачнел лицом и сел на свое привычное место у стола, глаза его тоскливо смотрели на следователя Сухарева.

— Будет скандал.

Судя по всему, и прокурор Лютиков, и майор Сидоров сохранили в памяти все, что происходило с ними в зоне отчуждения, и сейчас испытывали сильное беспокойство по поводу совершенных под воздействием загадочного оракула противоправных действий. Все-таки нынешнее наше законодательство сильно отличалось от законодательства сталинской поры. Не говоря уже о методах работы.

— Мэра сегодня отпускают. Рябушкин уже оформил передачу его на поруки рабочим завода «Красный пролетарий».

— Будет скандал, — повторил вслед за прокурором майор Сидоров.

— Не думаю, — покачал головой Сухарев, — он ведь дал показания. Не в интересах Гуслярова поднимать шум по поводу своего ареста. Тем более что он, скорее всего, уже сообразил, что столкнулся с чем-то из ряда вон выходящим и не укладывающимся в рамки нашей правовой системы.

— Пожалуй, — слегка приободрился майор Сидоров. — В конце концов, все мы стали жертвами неопознанного объекта, называемого оракулом. А Иван Николаевич даже едва не лишился жизни на боевом посту.

— А как быть с губернатором? — поморщился Лютиков.

— С губернатором сложнее, — честно ответил Сухарев. — В монархические времена почему-то не принято было передавать проштрафившихся чиновников на поруки пролетариата.

— Давай без шуток, Василий Валентинович, — построжел лицом прокурор.

— А без шуток не знаю, что и сказать, Иван Николаевич. Кравчинский считает, что единственная возможность выручить губернатора — это действительно отправить его в Сибирь, ну, скажем, в качестве зама представителя президента по Сибирскому федеральному округу.

— Но это же черт знает что! — вспыхнул Лютиков. — Какой-то оракул будет диктовать кадровую политику федеральному центру! Они никогда с этим не согласятся.

— Боюсь, что у федерального центра скоро не будет выбора, если, конечно, нам не удастся выключить эту чертову машину.

— Так ты считаешь, Василий Валентинович, что нужно поставить в известность Генерального прокурора?

— Безусловно. Тем более что в столице наверняка уже в курсе возникших у нас проблем.

— Да уж, — вздохнул Лютиков. — Пресса раструбила о похождениях собак Баскервилей чуть ли не на весь свет. Шутка сказать, они обчистили практически все банки в городе. А меня, скорее всего, отстранят.

— А вот этого ни в коем случае допустить нельзя, — сказал Сухарев. — Вы ведь теперь для оракула покойник, Иван Николаевич, то есть в некотором смысле призрак, уж простите на недобром слове. И руки у вас развязаны.

— Руки развязаны, а преступники гуляют на свободе.

— Зато мы знаем их имена, — напомнил Сухарев. — И сделаем все, что в наших силах, чтобы пресечь их связи в криминальных кругах. Нам известно также имя человека, затеявшего эту нелепую игру. Я имею в виду Аркадия Семеновича Иванова. Таким образом, наше внедрение в зону отчуждения было хоть и не совсем добровольным, тем не менее принесло ощутимые плоды. Об этом и надо доложить в вышестоящие инстанции.

— Вот именно, — расправил плечи майор Сидоров. — Работаешь, рискуя жизнью и здоровьем, как последний Штирлиц, а тебе увольнением грозят! Конечно, были издержки морального и правового порядка, но ведь и ситуация, в которую мы попали, далеко не тривиальная.

— Это уж точно, — окончательно пришел в себя прокурор Лютиков. — Сейчас не время раскисать. Работа, работа и еще раз работа. Я вас больше не задерживаю, товарищи.

Стая вошла во вкус привольной городской жизни. Антоха, столь удачно застреливший прокурора, ходил в героях. По вечерам Гриня с Веней, сидя у телевизора, смаковали свои похождения, о которых взахлеб рассказывали местные телеведущие. Столица пока угрюмо отмалчивалась, словно и не замечала творившихся у нее под боком безобразий. Главари стаи подсчитывали прибыль. Денежки были немалые, и Кудряшов с Аникеевым ломали головы, как их сохранить, передав в руки надежных людей. А с этим как раз возникли проблемы. Правоохранители тоже не дремали. Годами вроде бы используемые связи рвались как паутина. Ни Кудряшову, ни Аникееву никак не удавалось выйти на своих подельников. К тому же стае следовало соблюдать осторожность. Убить их, конечно, не убьют, но отловить, как это показал случай с финансистом Хлестовым, очень даже смогут. Из особняка Иванова стая, стараниями все того же Аркадия Семеновича, перебралась на окраину города, в малоприметный дом, купленный специально для этого случая. Однако не было никаких гарантий, что стаю рано или поздно не обнаружат и здесь.

— Надо уходить, — сказал осторожный Аникеев. — Почудили, и хватит.

— Вопрос — куда уходить? — нахмурился Кудряшов.

— Пора возвращаться к нормальной жизни. Свои обязательства перед Ивановым мы выполнили, теперь пришла его очередь платить по счетам.

Предложение Аникеева было разумным, но Кудряшов сильно сомневался, что свихнувшийся цезарь так просто их отпустит. Судя по всему, у Аркадия Семеновича весьма обширные планы, делиться которыми со своими подручными он, однако, не спешит.

— Слышь, братаны! — оторвал подельников от телевизора какаду Гриня. — А разве мы ювелирные магазины грабили? И в ресторанах мы не бесчинствовали. Что же он нам лишнего лепит, гад? Этак они на нас всех городских собак повесят. А нам за свои грехи не рассчитаться.

Клюев был прав, по меньшей мере половина преступлений, приписываемых стае, была совершена кем-то другим. Похоже, что в городе действовала еще одна криминальная бригада, но пока что трудно было сказать, работает она сама по себе или под контролем гайосара Йоана Грозного.

— А ведь могут и спросить, — задумчиво проговорил Бульдог. — По совокупности все нами совершенное тянет на большие сроки.

— Ну и что ты предлагаешь? — повернулся в его сторону Кудряшов.

— Ничего,—пожал плечами Бульдог.—Просто надоела собачья жизнь.

Собачья жизнь поднадоела не только Бульдогу, но и всем сбившимся в стаю призракам. А Кудряшову с Аникеевым и вовсе не улыбалось всю оставшуюся жизнь шестерить на Иванова. Пора было принимать меры, способные кардинально поменять ситуацию. Однако сложность была в том, что Иванов знал о действиях стаи практически все и в любой момент мог принять упреждающие меры.

— Позвони Хлестову, — посоветовал Кудряшову Аникеев. — Возможно, этот лох уже вернулся.

Телефон в доме, видимо, остался от прежних хозяев. Но был и риск, что пропавшая такса работает под присмотром правоохранителей и, чего доброго, наведет их на след товарищей по несчастью. Но в любом случае финансист был не менее, чем Куд-ряшов с Аникеевым, заинтересован в возвращении своего человеческого статуса.

Хлестов на звонок откликнулся. По его словам, он буквально час назад вернулся из Тайной канцелярии.

— Откуда вернулся? — не понял кабан.

— Представляешь, они хотели зачислить меня в штат служебной собакой, — частил без передыху Хлестов. — А больше у них-де должностей для оборотней нет. Можешь себе представить: Петр Хлестов — служебная собака. Я этому Кравчинскому так и сказал: не дождетесь! Я императором был! У меня высшее образование!

— Да погоди ты со своим образованием! — рассердился Кудряшов. — Встретиться надо.

— Так приезжайте! — обрадовался финансист. — Я в своем загородном особняке один как перст. Охрана сбежала. Прислуга сбежала. Я ведь пришел как человек и вдруг на глазах у изумленных зрителей превращаюсь в собаку. Все в шоке. Я в панике.

Хлестов еще что-то рассказывал взахлеб, переживая случившуюся с ним неприятность, но Кудряшов его не слушал, обдумывая первый шаг. Судя по всему, Хлестов не врал. Вряд ли правоохранители выпустили его из своих лап в нынешней непростой ситуации, когда город взбудоражен невероятными похождениями криминальной стаи. Уж скорее они предъявили бы его как трофей вышестоящим инстанциям.

— Поедем вдвоем, — повернулся Кудряшов к Аникееву. — Ты и я. На такси. Благо мы сейчас находимся в человеческом обличье.

— А если начнется метаморфоза?

— Тем хуже для таксиста, — усмехнулся Кудряшов.

К счастью, все обошлось. И на милицию не нарвались, и сберегли нервную систему предприимчивого частника, предложившего им свои услуги за вполне умеренную плату. В дом Хлестова проникли с черного хода, предварительно убедившись, что за финансистом вроде бы не следят. Слежка велась за домом Иванова, расположенным поблизости. Авторитеты обнаружили засаду без труда и так же без труда определили, что в засаде сидят доблестные стражи порядка.

Хлестов тоже был пока в человеческом обличье, но при виде товарищей по несчастью проявил прямо-таки щенячью радость.

— Рассказывай, — с порога взял быка за рога Кудряшов, — что еще за Тайная канцелярия и с чем ее едят.

Петр Васильевич как хозяин отменно гостеприимный предложил гостям коньяк и между двумя рюмками, выпитыми исключительно для успокоения нервов, рассказал о своих мытарствах.

— Значит, ты угодил в лапы Друбича? — уточнил Кудряшов.

— Только не в лапы, а в руки, — поправил Хлестов. — Мне еще повезло. Надо сказать, что в Тайной канцелярии с арестованными обращаются помягче, чем в НКВД. Хотя кому я это рассказываю.

— Вот именно, — усмехнулся Кудряшов. — Значит, эти молодые люди с Ивановым на ножах?

— Во всяком случае, не дружат, — подтвердил с охотою Хлестов. — Своей целью они ставят нейтрализацию безумного цезаря, и я лично их в этой благородной цели поддерживаю. Аркадий Семенович перешел уже, знаете ли, все границы. Держать в собачьем теле порядочных людей — это же верх неприличия.

Кудряшов тоже не прочь был сменить кабанье обличье на человеческое, и как можно скорее, но при этом ему не хотелось остаться в прогаре. Вопрос был в том, сумеют ли эти двое, Кравчинский и Кузнецов, справиться с изворотливым безумцем Ивановым и прибрать к рукам оракула. А точнее, те бесчисленные сокровища, которые эта чертова машина таскает в своем нутре. Один раз им это удалось, но не факт, что удача от них не отвернется во второй попытке. В любом случае, прежде чем сотрудничать, надо обговорить условия.

— Вообще-то их не двое, а трое, — напомнил Аникеев. — Ты забыл Ходулина. А он ведь не просто человек, а призрак.

— Причем призрак со стажем, — добавил Хлестов. — По слухам, он тоже в городе. Во всяком случае, я читал о его появлении на улицах города в газете. Желаете взглянуть?

— Не надо, — отмахнулся Кудряшов. — С газетами успеем. А тебе, Петя, придется наведаться в Тайную канцелярию.

— Завтра? — с надеждой спросил финансист.

— Нет, прямо сейчас— Кудряшов был непреклонен.

— Но я не успею, — заволновался Хлестов. — Вот-вот начнется метаморфоза. К тому же я пьяный, меня гаишники остановят. Права отберут.

Кудряшов поведением Петра Васильевича был огорчен и не сумел этого огорчения скрыть от собеседника. Так что занесенный над головой кулак разом привел финансиста в чувство. Он мгновенно протрезвел и выразил готовность отправиться на свидание с Аполлоном Кравчинским сию же минуту.

— Так-то лучше, — одобрил его поведение авторитет. — И не надо со мной шутить, Петя. В случае чего я тебя из-под земли достану. А Кравчинскому передай, что Кудряшов готов к переговорам.

— Но я же вашего адреса не знаю? — растерянно развел руками Хлестов.

— И не надо, — вкрадчиво сказал Аникеев. — Мы тебе сами позвоним.

Лев Игнатьевич Гусляров пребывал в расстроенных чувствах. Хотя, казалось бы, обретенная свобода должна была настроить его на мажорный лад. Мэр, по правде говоря, уже и не чаял вырваться из сталинских застенков. И, видимо, поэтому наговорил много лишнего. Черт его знает, затмение на него, что ли, нашло? Выложил всю подноготную еще до того, как к нему применили методы физического воздействия. Смутил мэра прокурор Лютиков. Гуслярову показалось, что в стране произошел переворот и пришла пора отвечать за совершенные грехи. А теперь выясняется, что никакого переворота не было, а был чистый обман, форменное издевательство над уважаемым человеком. Ну ничего, Лев Гусляров найдет управу на этих аферистов. Развели тут, понимаешь, маски-шоу.

В родной квартире Льва Игнатьевича ожидал сюрприз в виде записки, небрежно брошенной на стол. Гусляров сразу же узнал и почерк супруги, и ее стиль. Пожелание «чтоб ты провалился!» Лев Игнатьевич выполнять не спешил, но в легкую оторопь впал. В квартире, между прочим, было хоть шаром покати, в смысле продуктов питания и ценностей. Все, что можно было унести, дражайшая супруга прихватила с собой. Гусляров, можно сказать, остался гол как сокол и без гроша в кармане. Сломленный семейными неприятностями, Гусляров упал в кресло и тупо уставился в телевизор. Включил он его машинально, по застарелой привычке. Однако увиденное и услышанное в этом чертовом ящике потрясло его больше, чем уход жены.

В городе творилось нечто невероятное, неслыханное. Какие в наше время могут быть призраки?! Это же абсурд!

Совсем они там, на телевидении, распоясались и утратили всякое чувство меры. А прокурор Лютиков хорош, ничего не скажешь! Пока он обтяпывает свои грязные делишки, шантажируя мэра, уголовники обнаглели уже сверх всякой меры. Ну, один банк ограбить — это еще куда ни шло, но чтобы все, и подчистую, это уже никуда не годится. Вот ведь свалились на голову Гуслярова напасти. И хотя Лев Игнатьевич прямой ответственности за деятельность правоохранительных органов не несет, но спрос с него все равно будет. Понаедут комиссии из столицы. Начнут выяснять, кто да что. И обязательно заинтересуются, где был мэр все эти дни. А Гуслярову в свое оправдание сказать практически нечего. Ибо если он начнет рассказывать правду, ему никто не поверит. Чего доброго, еще объявят психом и отправят на лечение.

Лев Игнатьевич уже собрался застонать от отчаяния, но передумал, поскольку как раз в эту минуту к нему пришло озарение — а ведь это заговор! И не исключено, что заговор с целью свержения существующего строя. Не в городском, естественно, масштабе, а в общероссийском. Гусляров схватился было за трубку, чтобы немедленно известить прокуратуру, но вовремя опомнился. Какая гут может быть прокуратура, когда в деле замешан сам Лютиков. В ФСБ надо звонить! А еще лучше в Кремль, по горячей линии. Однако, посидев и пораскинув мозгами, Лев Игнатьевич пришел к выводу, что со звонками торопиться не надо ни в ФСБ, ни тем более в Кремль. Как говорили наши мудрые предки, не буди лихо, пока оно тихо. Прежде всего следует во всем разобраться самому, а уже потом бить во все колокола…

Звонок в дверь заставил Гуслярова вздрогнуть — кого еще принесла нелегкая? Невероятные события последних дней сильно подорвали здоровье Льва Игнатьевича и расшатали его нервную систему. Вот и сейчас он крался к двери, как агент иностранной державы, застигнутый врасплох компетентными органами. Устыдившись собственного страха, Гусляров дверь все-таки открыл, но никого на лестничной площадке не обнаружил. Не исключено, конечно что кто-то просто глупо пошутил, но у Льва Игнатьевича окончательно испортилось настроение.

Вернувшись в комнату, Гусляров собрался уже выключить телевизор и завалиться спать, как его внимание привлек тип на экране. Самым удивительным в этом человеке было то, что он молчал. Просто молчал, глядя при этом на мэра наглыми насмешливыми глазами. Льву Игнатьевичу странный субъект показался знакомым, но это, разумеется, еще не повод, чтобы весь вечер пялиться на его физиономию. Гусляров в раздражении ткнул в первую попавшуюся кнопку, пытаясь перейти на другой канал. Однако не тут-то было. Создавалось впечатление, что этот наглец откупил время на всех каналах, чтобы заставить страну любоваться своей персоной. Лев Игнатьевич попытался выключить телевизор, но неудачно. Навязчивый гражданин не исчез с экрана даже тогда, когда мэр выдернул шнур телевизора из розетки. Это уже было нечто, выходящее за пределы разумного. Гуслярову вдруг пришло на ум, что дело не в телевизоре, замкнуло у него в мозгах, и замкнуло самым надежным образом. Не иначе как от переживаний, связанных с незаконным арестом, у него начались галлюцинации.

— Здравствуйте, Лев Игнатьевич, — спокойно произнес настырный тип с экрана.

— Здравствуйте, — машинально отозвался мэр.