Как выжить в старшей школе де ла Круз Мелисса
Copyright © 2016 by Lele Pons LLC
© Cover credit: Koury Angelo
© Е. Прокопьева, перевод на русский язык, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
О книге
Это художественное произведение, и персонаж по имени Леле Понс списан с настоящей Леле Понс (но не во всем). Точно так же жизнь Леле и ее вайны стали основой для большинства историй, рассказанных в этой книге (но сам сюжет – истинный вымысел).
Это не автобиография.
Это вымышленная автобиография, если такой жанр вообще существует.
Почему бы и нет?
Леле Понс и Мелисса де ла Круз
Как выжить в старшей школе
Леле:
Моим фанатам
Мелисса:
Майку и Мэтти, как и всегда
#КОГДАВШКОЛЕТЫНИКТО
Сентябрь-декабрь
Пролог
Мои любимые, прекрасные читатели! Прежде чем рассказать, как я пообещала себе пережить старшую школу, мне бы хотелось поговорить с вами о том, что для меня очень близко и важно.
Видите ли, у каждого человека (и у большинства животных, как я выяснила, тоже) есть своя уникальная суть, и состоит она из укоренившихся качеств, которые и делают нас теми, кто мы есть. Древнегреческие философы, наверное, назвали бы это «душой», но я не древнегреческий философ, а всего лишь девчонка-подросток, и потому назову это «сутью Леле». Конечно, вы назовете ее как-нибудь по-другому, например «суть Сары» или «суть Джейсона», смотря как зовут вас.
Я хочу сказать вот что: по моему глубокому убеждению, ваша суть – это нечто очень особенное, и, кем бы вы ни были, ее нужно ценить. А теперь я расскажу вам, как стала настоящей Леле – человеком, которого люблю несмотря ни на что.
Конечно, отчасти наша суть возникает, когда мы только-только рождаемся на свет, но на самом деле куда важнее то, что происходит позднее. Я родилась в Каракасе, столице Венесуэлы, но уже вскоре меня перевезли в деревню, где я, представьте себе, жила в амбаре. Бывает же такое, да? Только подумайте: малышка Леле бегает босиком по кукурузным полям вдали от цивилизации. У меня не было собак, кошек или других домашних животных, но зато моими близкими друзьями стали тигрята и мартышки. Я много лет и понятия не имела о том, что такое торговый центр или (ах!) интернет. Моим развлечением была природа: я наблюдала за птицами, собирала ягоды и – самое потрясающее – любовалась звездами.
Сколько себя помню, речь давалась мне тяжело. В детстве я не могла говорить и для общения использовала свое тело. Такой способ самовыражения казался мне куда естественнее. Мне было легче изобразить свои мысли и чувства на бумаге, чем выразить на словах, так что я частенько рисовала что-то вроде комиксов – порой страниц на восемь – чтобы объяснить родителям или учителям, чего я хочу. У каждого человека есть свои сильные и слабые стороны. Движения и рисунки были моей силой, а разговоры с другими людьми – слабостью.
А теперь добавьте сюда иммиграцию в Соединенные Штаты, и вуаля! – вот вам и катастрофа. Я ничего не знала об американской культуре, и непохожесть на других буквально сковывала меня страхом. Чтобы вновь обрести душевное спокойствие, я обратилась к сфере развлечений. Выяснилось, что сверстникам нравятся мои театральные способности и то, что я, ну, забавная. Я поняла, что умею смешить людей, и решила держаться за свой талант как за спасательный круг в самое сложное и одинокое время моей жизни.
Мне кажется, что именно благодаря воспитанию среди дикой природы и неумению общаться словесно я стала той актрисой и забавной чудачкой с золотым сердцем, какой вы знаете меня теперь. Быть Леле порой нелегко, но каждое утро, просыпаясь, я говорю себе: «Зажигай!», и именно этот настрой помогает мне продолжать мое невероятное приключение.
Я хочу, чтобы вы задумались над теми событиями и обстоятельствами вашей жизни, которые делают вас НАСТОЯЩИМИ, и начали ценить каждую частичку себя – ваши сильные стороны, ваши слабости, хорошее, плохое, отвратительное – потому что все это делает вас особенными и УДИВИТЕЛЬНЫМИ. Просто поверьте.
Итак, это была история о том, как я открыла в себе суть истинной Леле. А дальше я поведаю вам, как пережила первый год в старшей школе Майами и как сумела поделиться своим посланием с почти десятью миллионами подписчиков. Надеюсь, вам понравится!
Целую и обнимаю,
Леле
1. Аррр! Ну и фингал, дружище! (0 подписчиков)
Первое, что вы должны обо мне знать, – я не всегда была той сногсшибательной, сексуальной, крутой и беззаботной блондинкой, какой вы видите меня сейчас. Да-да, знаю, поверить невозможно. Но правда в том, что еще недавно я была неуклюжей парией и носила брекеты и одежду, которая уже вышла из моды и была велика мне на два размера. «Нет! – слышу я ваши возражения. – Леле всегда была идеальной!» В каком-то смысле вы правы, да, всегда, но это уже другая история. Сейчас же давайте вернемся к мрачным и по-настоящему сложным временам моей жизни.
Мне шестнадцать лет, и это мой первый день в школе Майами-Хай. Длинные коридоры и ученики… вселяют страх. Видите ли, раньше я училась в школе Святой Анны – маленькой, можно даже сказать, уютной школе для девочек. И католической, да. Я из обеспеченной католической семьи и из маленькой католической школы. До сегодняшнего дня я только и видела, что двадцать милых, хорошо знакомых мне девочек, с которыми я росла бок о бок, ну и все передачи на канале «Дисней» (#TBT[1] Ксенон: Продолжение[2] #НикогдаНеЗабуду).
Мои родители, Анна и Луис Понс, внезапно и несправедливо решили, что мне стоит перейти в школу побольше, чтобы найти еще друзей, расширить кругозор, бла-бла-бла, прежде чем поступить в колледж. Им разве никто не сказал, что в колледж можно поступить после окончания любой школы, если есть интернет? Добро пожаловать в двадцать первый век, мама и папа, устраивайтесь поудобнее.
Ладно, я это все не специально, просто иногда моя дерзость не знает границ. Конечно, поступить в вуз – это хорошо и важно, но для меня ли? Я очень хочу стать актрисой, и мне будет тяжело отложить воплощение своей мечты еще так годика на четыре, поэтому даже не знаю… Я уже готова представить себя миру, готова взять жизнь за рога и зажигать.
Но я послушная католичка и уважаю желания своих родителей (ну стараюсь ведь!), потому и попала сюда, в Майами-Хай – обитель красивых девушек и, пожалуй, самых нереально симпатичных парней на свете.
Я просыпаюсь поздно (обычное дело), и, конечно же, мне не удается одеться в свой первый день так, как хотелось. Белая блузка с рюшами, черные штаны и сапоги до колена, которые здорово смотрелись на Рианне, превращают меня не в поп-звезду, а в пирата. А впрочем, живем только раз, так ведь? И я отправляюсь в оплот горячих парней в образе капитана Джека Воробья. (Да, я знаю, что тема с «живем только раз» – уже вчерашний день, но ведь всего раз живем-то!)
Обо всем по порядку. Мое расписание. Его я получаю в приемной из рук леди, похожей на старую картошку в очках да еще и с неровно накрашенными губами.
– Добро пожаловать в Майами-Хай, – говорит она так, будто рада была бы с собой покончить, только бы рта не раскрывать. От нее пахнет клубничными конфетами и чесноком, а это, если честно, с утра как-то слишком. Ну да ладно. Вот мой образовательный удел на следующие десять месяцев:
1 урок: Английский язык
2 урок: Мировая история
3 урок: Алгебра
4 урок: Физкультура
5 урок: Биология моря
6 урок: Испанский
Конечно же, я сразу оказываюсь белой вороной. Да-да, на меня то и дело кто-нибудь пялится. Ну вы знаете, о чем я – об этих презрительных взглядах, которые так любят подростки и которые словно говорят: «Да кто она вообще такая?» На первом уроке, английского, какой-то мальчишка с торчащими в стороны синими волосами швыряет мне в голову шарик скомканной бумаги. На втором уроке, мировой истории, пацан в перевернутой задом наперед бейсболке кричит мне: «Эй, а че ты так разговариваешь странно?» Когда я объясняю ему, что это из-за венесуэльского акцента, он отвечает: «Не знаю, ты как будто вообще разговаривать не умеешь».
– Говорить, а не разговаривать.
– Чего?
– Ты хотел сказать, что я плохо говорю по-английски. С точки зрения грамматики, то есть. Поэтому должно быть «говорить», а не «разговаривать». В этом контексте.
– Боже, ну и шизанутая, – бормочет мальчишка точно таким же неприветливым прыщавым парням, которые смеются и кивают.
На третьем уроке, алгебры, ко мне подходит рыжеволосая девчонка в очках и говорит:
– У нас тут одеваются более… элегантно. Чтобы ты знала. На будущее.
И уходит к своей компашке. У всех есть компания. Кроме меня. Леле Понс, потерянная и одинокая, словно маленькая рыбка в огромном пруду. Эх. «Ну привет, старшая школа», – думаю я про себя и топлю свои печали в ледяной «Пепси».
После третьего урока наступает время обеденного перерыва. Не знаю, читатель, давно ли ты бывал в школьной столовой, но просто поверь – это, пожалуй, самое жуткое место в мире. Серьезно, школьные столовые заслужили свой собственный сезон в «Американской истории ужасов»[3]. Позволь мне описать все разнообразные кошмары столовой Майами-Хай:
• Дамы на раздаче еды: Грубые и хмурые женщины, которые, похоже, ненавидят свою жизнь, а заодно и всех нас – просто за то, что мы есть. Одна из них, с именем «Айрис» на бейджике, наорала на меня лишь из-за того, что я не успела вовремя достать деньги. А потом еще раз наорала, уже за то, что я не перевела деньги на Единую карту (это теперь специальная расчетная карта для всех омерзительных школьных столовок, что ли?).
• Сеточки для волос: Дамы на раздаче носят сеточки для волос, которые пропитаны потом и жиром и напоминают мне сети для ловли рыбы – не могу смотреть на головы этих дам без мыслей о рыбе, которая отчаянно извивается, борясь за жизнь. Аппетит пропадает.
• Несъедобная еда: Эта еда противозаконна. Я правда, правда не знаю, что это вообще такое. Выглядит так, словно кусок пенопласта сдобрили подливой, а поверх положили какие-то кусочки, может, курицы, а может и нет. Ко всему этому прилагаются «мандарины», которые на самом деле оказываются плавающими в кукурузном сиропе мандариновыми дольками.
• Атмосфера: Здесь ужасно воняет, шумно, дышать нормально невозможно.
• Ученики: Школьная столовая – единственное место, где одновременно можно встретить так много учеников. Если вы смотрели фильм «Дрянные девчонки», то знаете о школьных кастах (тусовые эротоманы, новички, сентиментальные обжоры, клевые азиаты и т. д.), но в Майами-Хай всё по-другому. В Майами-Хай всё не так просто. Все кучкуются вместе, одна каста перетекает в другую, так что непонятно, где заканчиваются качки и начинаются ботаны. Школьной администрации не под силу справиться с этими шайками, но они заставляют их сидеть всех вместе, отчего и происходит весь этот кошмар. В «Дрянных девчонках» и вообще во всех на свете фильмах про школу главная героиня (она же новенькая) не знает, куда сесть, потому что ей нигде не рады, а я не знаю, куда сесть, потому что сесть просто некуда. Так что даже если бы меня где и приняли, сидеть пришлось бы у кого-нибудь на коленках. Господи боже, просто зоопарк какой-то.
Сесть негде, есть не хочется, поэтому я выбрасываю свой картонный поднос в мусорную корзину и спешу выйти вон, чтобы глотнуть воздуха, пока у меня не случилась паническая атака или пока я не набросилась на кого-нибудь в страхе и замешательстве. Оказавшись на улице, я сажусь спиной к стене и считаю минуты до тех пор, пока не проходит это странное состояние. Но, конечно же, в ожидании время тянется нестерпимо медленно, и передохнуть мне не дают. В мою сторону, стуча каблуками лакированных туфель, направляется крайне делового вида женщина в синем пиджаке и с прической как у Хиллари Клинтон. Она сжимает в руке рацию так крепко, будто идет обезвреживать бомбу. Увидев меня, женщина замирает на месте.
– Прошу прощения, и что это мы здесь делаем? – Голос у нее злобный и хриплый, словно она мучается от жажды и хочет высосать всю мою кровь.
– Э-э-э… понятия не имею, что здесь делаете вы. А я здесь потому, что там дышать нечем.
– Это не имеет значения, ты знаешь правила. Во время обеда ученикам нельзя покидать столовую.
– Да просто сегодня мой первый день в школе. Я не знала.
– Что ж, теперь знаешь. Ступай назад, иначе мне придется сделать тебе дисциплинарное взыскание.
– Дисциплинарное взыскание? Как в тюрьме? Мне совсем не хочется обратно в столовую.
– Слушай, не знаю, как там было заведено в твоей прежней школе, но здесь, в Майами-Хай, мы исключений не делаем. Если я буду обращаться с тобой, как с принцессой, мне придется обращаться так со всеми. Поэтому ты должна обедать в столовой, как и все остальные.
– Вы называете меня принцессой только потому, что мне захотелось глотнуть свежего воздуха?
– Пожалуйста, не перечь. За сегодня я не сделала еще ни одного выговора и не хочу начинать сейчас.
– Господи. – Мне уже просто смешно от того, что она несет и вообще от всего происходящего. – Похоже, придется поднять восстание.
– Незачем так драматизировать. После занятий зайди к секретарю и возьми разрешение на выход. Пусть твои родители его подпишут, и тогда ты сможешь выходить из школы во время обеда. В столовой сидеть тебе не придется, но и на территории школы оставаться тоже нельзя. Это из соображений безопасности.
– Вот спасибо. Как славно, что мне не пришлось драматизировать.
Женщина раздраженно фыркает и уходит, снова стуча каблуками. Она держит голову впереди всего тела и от этого смахивает на диагональную линию. Остается лишь восхищаться этой странной целеустремленностью.
Звенит звонок, и я как никогда в жизни рада вернуться в класс. Я замечаю, как к школе подходит с виду добрая афроамериканская девчонка. Волосы у нее заплетены в безупречные косички, а очки выдают ботаника.
– Привет, – окликаю я ее. – Ты во время обеда уходишь из школы?
– О да, я бы просто не выжила, если бы торчала там каждый день, – она указывает на столовую.
– Там ужасно, правда ведь? А то, может, мне просто кажется.
– Нет, подруга, ты права.
– Впервые в жизни, наверное. Я Леле Понс.
– А я Дарси Смит. Приятно познакомиться. Постарайся как можно быстрее достать разрешение на выход, ты вроде милая, и мне бы не хотелось, чтобы ты там сгинула.
Взять на заметку: достать разрешение на выход или погибнуть.
Взять на заметку: мне не нравится эта школа.
Взять на заметку: а вот Дарси мне вроде как нравится.
Четвертый урок – физкультура. Тренер Вашингтон оказывается приземистой женщиной со стрижкой «под горшок» и двумя серебряными зубами. О, и еще у нее не хватает мизинца на левой руке. Она раздает всем отвратительную неоновую спортивную форму, а затем строем ведет нас в раздевалку, где нам, похоже, предстоит оголиться друг перед другом. Фу. Я католичка и, следовательно, весьма застенчива, поэтому изо всех сил стараюсь не привлекать к себе внимания – я ведь даже не знаю всех этих девчонок по именам и не хочу, чтобы их первое впечатление обо мне сложилось по бежевому спортивному бюстгальтеру фирмы «Найк». Но уже поздно. Худая, но фигуристая брюнетка с большими ясными каре-зелеными глазами и длинными ресницами замечает меня в толпе и, почуяв мою слабость, тут же решает этим воспользоваться.
– Эй, новенькая. – Она ухмыляется. – По-моему, у моей бабушки точно такой же лифчик.
– Как много ты, однако, знаешь о нижнем белье своей бабушки, – не задумываясь, тут же отвечаю я. В раздевалке воцаряется тишина, а Ясноглазка поднимает брови с выражением лица, которое, признаюсь, немного меня пугает. Я сцепилась не с той девчонкой? Она специально очень медленно закрывает дверцу своего шкафчика, словно посылая мне молчаливое предостережение, а затем, перекинув волосы через плечо, уходит.
– Твоя мамаша вчера этот лифчик носила, – бормочу я себе и всем, кто еще слушает. Отлично, Леле, отлично.
Когда мы выходим на поле, тренер Вашингтон проводит перекличку, и я узнаю, что Ясноглазку зовут Иветт Ампаро. Мое же имя Вашингтон произносит как «Ли-Ли», и мне ничего не остается, кроме как поправить ее. Это второе, что вы должны узнать обо мне: я могу по-настоящему взбеситься, если какая-нибудь стерва назовет меня Ли-Ли. А некоторые идиоты даже говорят «Лэй-Лэй» или «Лилли». Что, никто читать не умеет? Мое имя Леле… ЛЕ-ЛЕ. Как в слове «лев». Или «лелеять». Или «укулеле», это такая гавайская гитара. Вот как можно запомнить, ничегошеньки сложного. Я пытаюсь объяснить все это тренеру Вашингтон, но она быстро теряет терпение и продолжает перекличку.
Хочу сказать вам, что контактный футбол – это как-то немного слишком для первого дня в школе. Почему нельзя просто попрыгать «ноги вместе – ноги врозь»? А вот нельзя. Видимо, учителя физкультуры в больших государственных школах получают удовольствие, издеваясь над учениками. Как только тренер Вашингтон разводит нас с Иветт по разным командам, я понимаю, что мне обязательно нужно уложить ее. И вот третье, что вы должны знать обо мне, – я предпочитаю физический контакт. Это не значит, что я глупая, просто люблю решать проблемы, используя свое тело. Ну, пробежаться, потанцевать в одиночку, ударить кого-нибудь, если нужно. Я видела, как решают свои разногласия мальчишки – небольшая потасовка, и все в прошлом. Они словно львы в диких прериях. Но от нас, девчонок, по какой-то неведомой причине ждут, что мы будем спокойно беседовать, словно маленькие леди. Ну да, конечно!
В общем, как только мы оказываемся на поле, я с головой включаюсь в игру. Во мне вдруг возникает чувство, что если я не выиграю этот матч для своей команды, то первый день в школе можно будет официально считать провальным. Но если я выиграю, то стану героиней для себя самой и восторжествую над всеми неудачами, что привели меня к этому. Стоит тренеру Вашингтон подуть в свисток, и вот я уже бегу, прыгаю, подныриваю, прокладывая себе путь через поле с таким рвением, что абсолютно забываю об одном – я совершенно ничего не знаю о контактном футболе. Ой-ой. Сквозь пелену захлестнувшего меня адреналина я вижу, как кто-то бросает мяч Иветт, и устремляюсь к ней. Может, не стоило, может, это неправильно, но я бросаюсь на нее всем телом и опрокидываю бедную тощую Иветт на землю. Но она не собирается так просто сдаваться и вступает в борьбу, дергая головой в разные стороны, и вот – БАЦ! – ее черепушка бьет мне в лицо, как шар для боулинга. Я закусываю губу, чтобы не закричать. Вокруг моей головы, как в мультике, вертятся звездочки, а тренер свистит в свой идиотский пронзительный свисток.
– Так, все, перерыв. Что здесь происходит? – показывая руками жест «тайм-аут», говорит она.
– Ли-Ли напала на меня. – Тьфу.
– Ничего подобного, я пыталась перехватить мяч. Вообще-то, так и бывает в контактном футболе. В который мы сейчас как раз играем. – Я прикладываю ладонь к правому глазу, который уже начинает опухать. Иветт картинно дуется, и тренер заставляет меня сесть. Тут начинаю дуться я, в одиночку сидя в углу, злясь на Иветт, на тренера Вашингтон, на того пацана, что кинул мне в голову бумажный шарик, и на моих бестолковых родителей, которые заставили меня прийти в это гадкое, ужасное место.
К тому времени, как я переодеваюсь в свою обычную (читай, пиратскую) одежду, мой глаз уже заплыл и не открывается. Эта дрянь поставила мне фингал!
– Ты же в курсе, что на пирата похожа, да? – бросает мне Иветт, выходя из спортзала.
– Аррр! – кричу я ей вслед. Мне хочется заставить ее пройтись по доске[4].
Дома родители задают мне тот самый жуткий вопрос, которого до ужаса боится каждый ребенок и который похож на скрип мела по доске: «Как прошел день?»
– Нормально, – отвечаю я, но вдруг меня одолевает приступ честности, и, передумав, я добавляю: – Хотя вообще-то отвратительно. Сама школа просто огромная, и все там считают, что круче них никого нет.
– О, Леле, – мама произносит мое имя идеально, это всегда утешает, хоть и несильно. – Уверена, ты круче всех.
– Спасибо, мам, я им обязательно скажу, что моя мама считает меня суперкрутой.
Я иду к себе в комнату, падаю на кровать, рычу в подушку и для пущей театральности дергаю ногами. Пожалев себя, я решаю, что достаточно настрадалась на сегодня. Пришло время «выбросить все это из головы», как поет Тейлор Свифт, «отпустить и забыть», как поет Эльза[5].
Настал час моей отдушины – Вайна[6]. В фильме «Завтрак у Тиффани» Холли Голайтли, которую играет Одри Хепберн, говорит, что в «Тиффани» ничего плохого никогда не случится, и точно так же я думаю про Вайн. В Вайне никогда ничего плохого не случится, по крайней мере со мной. Это единственное место, где я чувствую себя неуязвимой. Войдя в аккаунт, я вбиваю название сегодняшнего вайна: «Хорошо быть парнем».
2. Хорошо быть парнем (2000 подписчиков)
Немного предыстории. Наверное, кто-то из вас спросит, что же такое Вайн? Хотя, возможно, никто не станет такое спрашивать. А правда в том, что мне однажды пришлось. Я была не только занудой, но и совершенно ничего не знала о соцсетях, причем так долго, что это уже можно было посчитать чем-то ненормальным. В 2011 году у меня до сих пор не было профиля в Фейсбуке. Или даже телефона. В глубине души я не была городской девчонкой. Порой мне казалось, что я даже не с планеты Земля. Если честно, мне и теперь иногда так кажется. Но вернемся к соцсетям. Я не видела в них никакого смысла. Собирать фальшивых друзей, словно карточки с покемонами, и выслушивать, как все хвастаются тем, как классно провели выходные, – все это не казалось мне таким уж заманчивым.
Может, я и сошла с ума, но нет ли вещей поважнее?
И все-таки, когда Люси, моя лучшая подруга из школы Святой Анны, показала мне свой аккаунт в Вайне, меня тут же к нему потянуло. Это была первая на моей памяти социальная сеть, действительно предназначенная для искреннего самовыражения, а не слепых отчаянных попыток утвердиться в обществе. Более того, это оказалось даже нечто большее.
Вайн стал не просто способом выразить себя, он стал той отдушиной, которой я ждала всю жизнь. Сколько себя помню, как только мне становилось трудно обратить свои мысли в слова, я использовала картинки. Физическое общение. Но, открыв для себя Вайн, я словно нашла средство, с помощью которого могла наконец в полной мере общаться с окружающим миром, делиться своими размышлениями и сомнениями с любым, кто готов слушать. Я наконец-то обрела голос и подсела на это.
Набрать как можно больше подписчиков я не стремилась. Честное слово! Но девочки из школы Святой Анны посчитали мои видео смешными и сразу меня поддержали. В нашей маленькой частной школе я очень быстро стала «Знаменитостью из Вайна» – все девочки, с которыми я училась, подписались на меня, целая тысяча! Люди спрашивают, как так вышло, и вот что я скажу – никакого пафоса в этом никогда не было: люди хотят честности, и я не боялась быть честной с ними. Вот так все просто.
Возвращаемся в настоящее. Я учусь в Майами-Хай, где никто ничего обо мне не знает – никому не нравится мой юмор, моя честность и уникальность, потому что меня сразу же записали в чокнутые. Но стали бы меня считать изгоем, осудили бы так быстро, будь я парнем?
Не поймите меня неправильно, мне нравится быть девушкой. Мне нравятся мои длинные, густые светлые волосы, нравится надевать гламурное платье на какое-нибудь крутое мероприятие. Но тому есть своя цена. И очень даже немаленькая. Если ты девушка, тебе приходится вкладывать много сил в свою внешность, приходится носить лифчик (что очень неудобно), приходится писать сидя (что тоже очень неудобно), и, самое главное, когда-нибудь тебе придется выдавить из себя человечка размером с шар для боулинга и назвать это чудом – если ты этого захочешь. Чудо, как же. Звучит, как настоящий кошмар.
На второе утро пребывания изгоем Майами-Хай, как положено девушке, я просыпаюсь на три часа раньше, чтобы выглядеть зачетно. Если вы не понимаете мой язык, «зачетно» означает «на все сто». А «на все сто» означает… шикарно. И вот я ставлю будильник на пять утра (жесть!), но умудряюсь раз сто нажать на кнопку повтора сигнала и в итоге сплю до половины восьмого, а это значит, что у меня всего лишь полчаса на то, чтобы навести красоту и добраться до школы. Если вам хоть что-то известно о красоте, то вы поймете, как этого мало, чтобы решить проблему. И даже мало, чтобы намазаться кремом. Ха, в рифму.
Я натягиваю джинсы и темно-синюю рубашку-поло, надеясь, что сегодня мне удастся остаться незамеченной. И пара простых белых конверсов точно поможет мне в этом. Процесс одевания проходит гладко, но потом начинаются настоящие неприятности, вот где все идет наперекосяк (семь сорок пять – лучшего времени для этого сумасшествия и не подобрать): мои волосы. О боже, мои волосы! У меня длинные, длинные-предлинные, длиннющие волосы. Клянусь, будь они чуть длиннее, я бы стала Рапунцель. Кто спорит, быть длинноволосой блондинкой – это круто, кто-то даже может позавидовать, но вот что я вам скажу – эти волосы из ада. Что бы я ни делала, наутро они в полнейшем беспорядке, в узлах и колтунах торчат в разные стороны. Это ежедневная битва, борьба добра со злом – я в ванной, с расческой в руках, борюсь со своими волосами, как с драконом (а драконы борются? Даже не знаю). Стоит мне распутать и пригладить эти многотысячные пряди, как они снова начинают топорщиться, отказываясь оставаться на месте, отрицая свой статус-кво, восстают против угнетателя, протестуют, словно кучка плаксивых хиппи. Иногда я думаю, что лучше уж просто побриться наголо.
У парней таких проблем нет. Парни проведут разок рукой по волосам, и все, они готовы. Вот почему парни – враги. У них слишком легкая жизнь.
Внизу мама с папой готовят мой любимый завтрак: вафли с натуральным кленовым сиропом из Вермонта. Да, банально, но мне все равно – лучше на свете нет ничего. Я порой жалуюсь на своих родителей, хотя, по правде говоря, они не так ужасны. Как они могут быть плохими, если каждое утро с тех пор, как мне стукнуло пять, постоянно готовят мне вафли? Легенда гласит, что, когда мы только переехали из Венесуэлы, я очень сильно скучала по родине, и поднять мне настроение могли только эти замороженные вафли, вот так они и стали ежедневной утренней традицией. Да, не самая интересная в мире легенда, но она моя, так что отвяжитесь.
– Сегодня ты выглядишь как-то по-другому, милая, – замечает папа, когда я усаживаюсь за стол и откусываю кусочек пропитанной сиропом вафли.
– Сегодня я не нарядилась в пирата, – с набитым ртом отвечаю я.
– Да, наверное, в этом дело.
– Ты выглядишь прекрасно, – наливая мне апельсинового сока, говорит мама.
– А мне понравился твой вчерашний наряд, – зачем-то вставляет папа. – Креативно. Необычно. Я надеюсь, ты не позволишь этой новой школе раздавить твою индивидуальность.
– Что ж, если мою индивидуальность и раздавят, виноваты будете вы, потому что это вы меня туда отправили.
Родители обмениваются своим фирменным взглядом в духе «Такая у нас Леле, что поделаешь», и на этом разговор заканчивается.
На первом уроке, английского, случается чудо: мистер Контрерас представляет нам Алексея Кайпера, нового ученика, перешедшего из другой школы. Описать его можно лишь только одним словом: секси. Голубые глаза, светлые волосы, убранные назад и открывающие идеальный лоб, под белой футболкой проглядывает точеный пресс. Джеймс Дин[7] для нынешних школьниц. Мечта. Мистер Контрерас просит его рассказать нам о себе, как пришлось и мне в мой первый день, вот только я просто стояла перед классом и краснела, а ему это удается легко и естественно.
– Привет, я Алексей, только недавно с семьей перебрался во Флориду.
– А ты откуда? – нетерпеливо спрашивает кто-то из класса.
– Из Бельгии. Мы переехали пару недель назад. Мне здесь очень нравится. Еще вопросы? – Класс смеется вместе с ним, он уже ухитрился всем понравиться. Чертов везунчик. А какая у него ослепительная улыбка! Отпад!
– Леле тоже новенькая, – говорит мистер Контрерас, и мои уши тут же краснеют. – Можешь сесть рядом с ней. Леле, подними, пожалуйста, руку, чтобы мистер Кайпер увидел тебя. – Я поднимаю руку и наверняка смахиваю при этом на бабуина, а великолепный Алексей тут же меня находит. Должно быть, он суперумный.
– Привет, – говорю я, – приятно познакомиться.
– И мне.
– И как вафли, правда вкусные? – спрашиваю я.
– Что? – Он ничего не понимает. Боже мой, боже мой.
– В Бельгии. Ну, бельгийские вафли? Они ведь там должны быть очень вкусными, разве нет? Я просто без ума от вафель. – Я просто без ума от вафель? Ох, Леле.
– Ну да, так и есть, – он смеется, вновь блеснув своей обворожительной улыбкой. – По идее, они лучшие в мире, но если честно, я не очень люблю вафли. Я как-то больше по блинчикам.
– Не любишь вафли? Ты псих?
– Может, это ты псих?
– Есть немного.
– Я тоже, – отвечает он, и вы ни за что не догадаетесь, что происходит дальше: ОН МНЕ ПОДМИГИВАЕТ! Мы улыбаемся друг другу, и у меня такое чувство, будто сердце вот-вот выскочит из груди.
На выходе из класса я спотыкаюсь о рюкзак и падаю прямо на Алексея, ударившись губой о его плечо. Его футболка застревает в моих брекетах, и высвободить ее оказывается непросто. Вот вам и романтика. Но Алексей ведет себя очень мило, помогает мне встать, и все такое, но поздно – все уже заметили.
– ЛОЛ, – говорит одна девчонка другой. – Эта новенькая така-а-ая неуклюжая.
– Ой, не то слово, – отвечает ей подруга. – Стран-ная.
После уроков я подхожу к своему шкафчику и обнаруживаю, что на нем красной краской написано: «СВЕЖЕЕ МЯСО».
– Вы издеваетесь? – не обращаясь ни к кому конкретно, говорю я вслух. От шока даже не знаю, испугаться мне или рассмеяться. Сейчас за такое могут и от уроков отстранить. Все ведь видели социальную рекламу против травли в школах? Краем глаза я замечаю компанию парней и девчонок, которые ржут и показывают на меня пальцами.
– Добро пожаловать в Майами-Хай, свежее мясо! – кричит девчонка с жизнерадостно подпрыгивающими кудряшками и гадко смеется. Ее слова звучат как предупреждение, будто это еще не конец. Мол, берегись. Кто, черт побери, эти люди? Им что, заняться больше нечем? Я всегда думала, что школьная травля – не что иное как выдумка из романтических комедий восьмидесятых, мне и в голову не приходило, что ученики действительно могут заниматься такой ерундой. Да, в школе Святой Анны тоже не было идеальных учеников, но никто и никогда не был так груб. Обычно я люблю поплакать, но сейчас не могу позволить этим идиотам увидеть, как сильно они меня задели, и, поборов слезы и чувство бессилия, я распрямляю плечи, словно не вижу и не слышу их. Пока я впихиваю все свои учебники в изуродованный шкафчик, подходит Алексей. Одна из книг падает, и он поднимает ее. Настоящий джентльмен.
– Спасибо, – говорю я. – Эй, а с тобой они тоже так поступили? – И показываю ему дверцу шкафчика.
– Э-э-э, нет. Ух ты, жестоко.
– Я не понимаю! Ты ведь тоже новенький, почему они не стали издеваться и над тобой?
– Я нормальный – я вписался. Подростки не уверены в себе и накидываются на любого, кто на них больше всего не похож. – Он пожимает плечами.
– Так нечестно.
– Хочешь сказать, ты предпочла бы, чтобы они издевались надо мной?
– Нет… я просто не понимаю, что во мне такого особенного. Никогда не думала, что настолько не похожа на других. И мне бы не хотелось переживать все это в одиночку.
– Не то чтобы не похожа, просто ты независима. Тебя не сильно волнует, что о тебе думают другие, и их это нервирует. Да и не придется тебе переживать это в одиночку, я здесь. Прикрою, если что.
– О. – Я изо всех сил стараюсь не покраснеть, но безуспешно. – Спасибо.
– Где живешь? – спрашивает он. – Я мог бы тебя проводить. – Сейчас что, тысяча девятьсот пятьдесят второй? Это компьютерная игра про любовь и флирт? Где я? Кто я? Почему я не чувствую свое лицо? (Но мне нравится!)
– На Ромеро-стрит, минут двадцать пешком.
– Небольшая экскурсия мне не помешает – мы только что переехали. – Голос Алексея звучит хрипло и экзотично, словно тропический бриз. Ну, если бы у тропического бриза вообще был какой-то звук. Он отлично говорит по-английски, но с необычным ритмом, присущим иностранцам, и эта легкая неуверенность лишь добавляет ему сексуальности.
– Да, тебе определенно нужна экскурсия. Мы можем пойти пешком, похоже, ты в неплохой физической форме. В смысле, в хорошей физической форме. То есть, в общем, по твоему виду можно сказать, что от двадцатиминутной прогулки ты не умрешь. Я не имела в виду, что ты секси. – Я как-то читала статью про флирт в журнале «Космополитен» и, похоже, мало чему научилась.
– Значит, ты не считаешь меня секси? – спрашивает он.
Ой-ой.
– Э-э-э, ну не то чтобы я так не считаю… Я думаю, ты… ну, симпатичный? Да, пожалуй. Ты не страшный. В смысле…
– Да я просто дразню тебя, чудила. Пойдем уже? – Он улыбается. Чудила. Уже придумал мне ласковое прозвище! Смайлик с сердечками в глазах, смайлик с сердечками в глазах.
Это не сон? Второй день в школе, и меня уже провожает домой парень. Может, не такая я и неудачница. Готова поклясться, что эту тупую Иветт Ампаро сегодня никто домой не провожал.
По дороге мы очень мило беседуем, он со своим сексуальным иностранным акцентом, а я – со своим кривым венесуэльским. Мы говорим об очень серьезных вещах, вроде последнего выпуска танцевального шоу и Красной свадьбы в «Игре престолов». Несомненно, Алексей понимает меня. Он спрашивает о моих надеждах и мечтах, и я рассказываю ему, что хочу стать известной актрисой, но стоит мне представить себя на прослушивании перед продюсерами, как у меня тут же начинаются панические атаки. Я спрашиваю о его надеждах и мечтах, и он рассказывает мне, что хочет стать моделью или профессиональным серфером, хотя, может, и актером тоже, но если и это не выгорит, то тогда, наверное, врачом.
Все идеально, кроме одного: мне ужасно хочется писать. Ну вот зачем на шестом уроке мне понадобилось выпить целый литр колы? Потребность в кофеине обходится дорого, поняла, усвоила. «Еще десять минут, и я дома, всего лишь десять минут. Ты сможешь, Леле, вы уже почти пришли», – пытаюсь внушить себе я, но мой мочевой пузырь растягивается, как наполненный водой шарик. Алексей рассказывает мне, как сильно он скучает по Бельгии и как сомневается, что сможет еще когда-нибудь туда вернуться. Но я могу думать лишь о том, как добраться до туалета, и поэтому лишь киваю головой и мычу, как слабоумная. Он, наверное, решит, что я совершенная тупица. Или стерва. Я продолжаю улыбаться и хлопаю ресницами, как советовали в той статье в «Космо», но, по-моему, от этого только больше выгляжу чокнутой. Чокнутой и страдающей. Ни капельки сексуальности.
Потеплело, что ли? Да, точно. Облака развеялись, и теперь мы жаримся на солнце. Под лифчиком собираются бисеринки пота – как бы грудь не утонула.
– Ух ты, а сегодня жарко, – говорит Алексей.
– Правда? Хотя да, наверное. – Я небрежно пожимаю плечами, хотя внутри просто помираю. И тут этот бельгиец (потому что он дьявол, которому хочется замучить меня) берет и стягивает с себя футболку. Это бесчеловечно по двум причинам: во-первых, я вот-вот умру от теплового удара и ничего не могу с этим поделать, а во-вторых, у него бесподобно рельефные мышцы пресса, прямо как у статуи. Бронзовой, великолепной, прекрасной статуи, и я стараюсь не смотреть на них, боясь ослепнуть. Но, будто этого мало, Алексей хлопает меня по плечу и говорит: «Мне нужно отлить, сейчас вернусь», а затем ленивой походкой огибает рядом стоящее дерево и облегчает свою нужду.
Во-первых, это невежливо. Он не в курсе, что рядом приличная девушка? А во-вторых, это нечестно! Вот серьезно, мой мочевой пузырь того и гляди лопнет, а этот парень может пописать когда угодно, если ему приспичит. Об этом я и толкую – парням живется куда легче. Им никогда не познать настоящего неудобства, им никогда не понять наших страданий.
И вот, облегчившись, Алексей выходит из-за дерева, весь такой без футболки, чуть ли не светится, и у него хватает наглости вскинуть руку, чтобы я дала ему пять! И что я делаю? Разумеется, пинаю его по яйцам, как он того и заслуживает!
Шучу, я даю Алексею пять, конечно. Он ведь парень, в конце концов, и хоть в этом его величайшее преступление, отчасти потому он мне так и нравится.
3. Тот, кто всегда застает тебя в худшие минуты жизни (2500 подписчиков)
Третий день в школе, а я уже повелительница Майами – Хай. Я познакомилась с парнем, и у меня готов план, как залечь на дно: носить неприметную одежду, сливаться с толпой, избегать Иветт Ампаро, на занятиях сидеть тихо, уходить из школы на время обеда и всегда смотреть, куда иду. Ничего сложного. Другими словами, я исполнила один из труднейших подвигов всех времен: выжила в старшей школе. Ладно-ладно, мне предстоит провести в этом дурдоме еще шестьсот с лишним дней, и только тогда будет можно сказать, что я выжила, но начало неплохое, так ведь?
День начался с того, что я, сияющая и уверенная в себе, без конца мысленно напевала песню «I Feel Pretty» из мюзикла «Вестсайдская история». На уроке английского Алексей передал мне записку: «Привет, милашка». С ПОДМИГИВАЮЩИМ СМАЙЛИКОМ! Можно было просто отправить мне сообщение, но, видимо, он старомоден. Обалдеть, дважды обалдеть! Говорю вам, я была на седьмом небе от счастья.
Но уже на втором уроке, мировой истории, все начинает рушиться. За пять минут до начала я захожу в пустой класс, словно несокрушимая богиня, с высоко поднятой головой. И именно потому что я задрала нос кверху и витаю где-то в облаках, как настоящая тупица, я не смотрю туда, куда нужно, то есть на пол. Моя нога цепляется за ножку стула, и я лечу. Да-да, в прямом смысле этого слова, взмываю в воздух, но только чтобы тут же рухнуть вниз и треснуться головой об стол.
«Все хорошо, Леле, – говорю я себе, собирая учебники, которые разлетелись в разные стороны, словно стеклянные шарики. – Здесь пока никого нет, все в норме, детка, ты справишься». Тут я встаю и, к своему ужасу, вижу Дарси Смит. Она сидит в другом конце класса и молчаливо, но с укором наблюдает за мной. Дарси – симпатичная девчонка, но, насколько я могу судить, тоже из изгоев. У нее темная гладкая кожа и интеллигентная улыбка.
– Ты этого не видела, Дарси, – говорю я. Она же просто смотрит на меня, моргая, а потом отводит глаза. Я могу лишь надеяться, что она уловила суть: мертвые девочки много не болтают.
Случилось ли со мной за день что-нибудь похуже? Разумеется, еще как. На уроке физкультуры мне в голову прилетел баскетбольный мяч. Не знаю, кто так непрофессионально бросает мячи, но ставлю на Иветт Ампаро. И угадайте что?! Свидетелем этому снова стала Дарси, у которой даже физкультуры четвертым уроком нет и которая опять молча пялилась на меня. Следит она за мной, что ли? Я приложила палец к губам и произнесла: «Тссс». Дарси покачала головой и улыбнулась.
Я решила, что это пустяки, ведь никто важный не видел моих неудач. «Важный» – это я про Алексея. Но не стоило мне даже думать об этом, потому что, конечно же, я сглазила. И вот как все происходит.
На обед в столовой сегодня подают мое любимое блюдо (спагетти с фрикадельками), разве что оно какое-то жидкое и пахнет сеном. Прелестно. Слинять из школы на время обеда не вышло. Ну да ладно. Я ставлю поднос с жалким подобием еды на ярко-оранжевый стол напротив Алексея, он же Красавчик, он же Секс-бог.
– Как прошел день, Леле? – Он произносит мое имя идеальнее некуда. Никогда еще оно не звучало так волшебно.
– Ой, да знаешь… – Я отбрасываю волосы назад и сажусь за стол настолько изящно, насколько возможно. – Просто еще один день в раю. – И одариваю его самой искренней улыбкой, на какую способна.
– Было что-нибудь интересное? – И стоит ему произнести эти слова, как я опускаю локоть на край подноса и опрокидываю его, как айсберг – «Титаник». Только эта трагедия намного хуже. Повсюду спагетти, моя белая рубашка-поло забрызгана соусом – рядом со мной будто кого-то убили.
– Боже, да что за ненормальная! – разносится по столовой чей-то крик, и вдруг все начинают показывать на меня пальцами. Поднимаются смартфоны, щелкают фотокамеры. Я умру. Уж лучше мне умереть. Но вместо этого я ору:
– ТВОЮ Ж МАТЬ, КАКОГО ХРЕНА, ИДИОТСКОЕ, ГРЕБАНОЕ СПАГЕТТИ! КЛЯНУСЬ БОГОМ, ЕСЛИ СЕГОДНЯ СЛУЧИТСЯ ЕЩЕ ЧТО-НИБУДЬ ПОХУЖЕ…
– Леле. – Алексей хватает меня за руку. – Спокойно. Все нормально. Это просто паста. Я помогу тебе все прибрать. Всякое бывает. – Разве он не самый лучший? Алексей, Красавчик, Секс-бог, Герой. Я нравлюсь ему, несмотря на то, что веду себя как полная тупица; сквозь все безумие он видит настоящую меня, невероятную и сексуальную. Я знаю это. Я чувствую. Ладно, может, еще рановато и я просто выдаю желаемое за действительное. Но возможно, в конце концов я все-таки не останусь навечно одна-одинешенька. Он убегает за салфетками. Я глубоко и с облегчением вздыхаю: в мире все хорошо, и плевать, что я ходячее недоразумение – такой уж я родилась, детка. И тут я поднимаю глаза и вижу Дарси Смит, которая спокойно обедает в одиночестве в дальнем углу столовой, но только в этот раз она открыто смеется надо мной.
Когда после занятий я жду Алексея, мимо моего шкафчика проходит Дарси. На ней точно такая же белая рубашка-поло, как на мне, только не перепачканная соусом от спагетти.
– Эй, – зову я ее, и она оборачивается. – Дарси, правильно?
– Да, а ты Леле?
– Леле, ходячее недоразумение Майами-Хай. Так звучит полное имя.
– Не вижу ничего плохого в ходячих недоразумениях, – отвечает она. В моей голове взрываются фейерверки, играет оркестр.
– Да, спасибо! И я так всегда говорю!
– Гении мыслят одинаково.
– Знаешь, я сразу догадалась, что ты умная. А знаешь, кто ты еще?
– Кроме того, что умница, красавица и представляю черное меньшинство в Майами-Хай?
– Да, кроме этого. Ты тот человек, который всегда застает меня в худшие минуты моей жизни. У каждого есть такой.
– Правда? По-моему, у меня такого нет.
– Что ж, теперь я могу им стать!
– Черт, придется мне теперь вести себя безупречно, когда ты будешь рядом.
– Наоборот, веди себя хуже некуда! Эй, а не хочешь зайти ко мне в гости? Я бы сейчас отложила домашку часов на пару сотен.
– Ух ты, гении реально мыслят одинаково!
Еще несколько дней, и у нас будет свое тайное рукопожатие, я это чувствую.
Я разрешаю Алексею забить на домашку вместе с нами, в основном потому, что на него приятно смотреть. Дома я убеждаюсь, что мои родители надежно заперты каждый у себя в комнате (видит бог, хватит с меня на сегодня позора) и приступаю к работе над своим последним шедевром. Алексей снимает, а мы с Дарси разыгрываем сюжет сегодняшнего вайна: «Тот, кто всегда застает тебя в худшие минуты жизни».
4. Мишень для травли / иногда я чувствую себя невидимкой (2543 подписчика)