Casual Робски Оксана

Мы сидим в «GQ».

Пьем «Laurent-Perrien» за мой отъезд.

В то, что я решусь на это, долго никто не верил. И я сама тоже. Но теперь мы уезжаем – я, Антошка и Александр. И наверное, я счастлива.

Я научусь жарить рыбу, которую будет ловить мой сын. Буду встречать любимого вечером с работы и не обращать внимания на местное светское общество, которое наверняка решит: приехала из Москвы и выпендривается.

Хотя я так и не выяснила, можно ли там ловить рыбу.

И есть ли там светское общество.

Но рыба и светское общество есть везде.

Еще я буду писать книги. Хорошие и добрые книги.

А краснодарцы организуют фан-клуб из моих поклонников.

Но потом мы, надеюсь, вернемся в Москву. Мы въедем в нее победителями. На белом коне Я и мой муж Александр.

Мы поженимся в маленькой церквушке на берегу моря.

В Краснодаре нет моря и уже давно не женятся в церквушках.

Но загс-то у них наверняка имеется.

И Александр возглавит какой-нибудь ведущий российский телеканал.

А я, может быть, стану режиссером, и мы будем крутить мои фильмы на своем канале.

И еще, пожалуй, начну пить воду и зеленый чай.

Чернова опять не оценила по достоинству Катину фигуру (согласно легенде, каждый день Катя худела на 1,5 кг). Настроение Кати векторно меняется. Соответственно Катиному настроению меняются и тосты.

– За ту суку, – провозглашает Катя, – которая дала фотографию в газету! И разбила мою счастливую семейную жизнь! – Она окидывает нас всех тяжелым взглядом. – И можете не вставать!

– Прекращай! – говорит Марина Сми. – Ты потрясающая женщина, и муж твой, кажется, об этом вспомнил.

– Уже почти сорок лет я потрясающая женщина, – перебивает ее Катя, – пора бы мне стать потрясающим человеком!

– Ты потрясающий человек, – говорю я. – И мы тебя очень любим.

– Странно, не пьешь, а в любви объясняешься.

– Это Чернова не пьет. Ты путаешь.

Чернова заказала кофе и куантро.

– Ты чего такая грустная? – спрашивает Марина, сдвинув брови «домиком». Сочувственно.

Чернова сосредоточенно смотрит в кофейную чашку. Как будто гадает. Или угадывает что-то очень важное. Задумчивая серьезность плохо сочетается с ее внешностью. Хотя ее вполне можно представить шаманкой, в ритуальном танце топлес перед костром.

– Девочки, дайте минутку. Приду в себя и все расскажу.

– Обрати внимание на пепельницу! – Марина честно старается ее развеселить.

В пепельницах «GQ» нет ничего особенного. Они даже не смешные. Просто семейство Черновых коллекционирует ресторанные пепельницы. У них их штук двести. Со всех концов земного шара. Маленькие, которые умещались в карман, тяжелые, которые надо было незаметно опустить в сумочку, бронзовые, деревянные, хрустальные и пластмассовые. Дизайн не имел никакого значения, хотя и вызывал неизменное умиление хозяев. Главным в коллекции было их количество.

Чернова скользнула взглядом по громоздкому сооружению из стекла. Равнодушно.

– Девочки! – Высокая блондинка в короткой замшевой юбке и белой блузочке с рюшами расцеловалась с Мариной и лучезарно улыбнулась всем остальным.

Под ее фотографиями в светской хронике обычно пишут: «светская львица». До сих пор. Она почему-то не развивается по обычной в таком случае схеме: светская львица -» дизайнер -» телеведущая -» писатель. Но поскольку прогресс охватывает все составляющие человечества, то чаша сия в итоге не минует даже блондинок. А лет через пять следующим звеном цепочки (не то чтобы очень логической) станет, например, профессия «политик». И наши светские львицы догонят западных порнозвезд. Наконец-то!

Хотя я почему-то развиваюсь в обратном направлении. Впервые появившись на страницах глянца как автор книги, теперь частенько встречаю под своей, как правило, неудачной фотографией подпись: «Писательница и светская львица».

Блондинка – светская львица рассказывает историю:

– Прихожу к гинекологу. Профессор. А он мне: «Здрасьте, мы с вами знакомы, вместе за одним столом сидели, вино пили!» Я думаю: «Очень «приятно»… Сейчас я на кресло сяду, а потом мы опять где-нибудь в светской компании…» А он все время по-английски что-нибудь – «how are you» – и все такое. Говорит: «Раздевайтесь, туфли можно не снимать». А я на таких каблучищах, в стиле Памелы Андерсон! Залезаю в кресло. Представляете? В туфлях! Ноги в разные стороны! А он смотрит – «nice, nice» говорит. Потом коллег позвал. А коллеги все армянской национальности! И все смотрят! На достояние Москвы! И головами кивают. И причмокивают: «nice». Я им говорю: «Может, анализы возьмете?» Какое там! 300 евро еще с меня взяли! За такую красоту!

За столиком прямо у входа сидит моя знакомая с подругами. Ее зовут Оля. У нее модный магазин, модная блузка и недоеденные лангустины. Надо поблагодарить Олю за платье, которое я взяла для съемки в «L'Officiel».

Подсаживаюсь к ним. Отличный столик – всех видно. Но я не люблю у входа. Я люблю у рояля.

За соседним столиком – на маленьком диванчике – мужчина с девушкой. Он целует ей руки и заглядывает ей в глаза.

Окружающие косятся на них.

– Помощник Абрамовича, – заговорщицки сообщаю Оле.

– А она кто?

Пожимаю плечами.

– Лохушка какая-то, – подытоживает одна из Олиных подружек. – А он ничего, симпатичный. А она прямо ужас. Ну, не то чтобы ужасужас, а просто ужас. А он… я бы влюбилась!

– Представляешь, – говорит Оля, – мы уже два с половиной года встречаемся, а я до сих пор не знаю, есть ли у него дети.

– Да? Это очень странно. – Пытаюсь вспомнить, с кем же встречается Оля. Конечно, вспомнить не удается. – А ты не можешь как-нибудь выяснить?

– Вот еще! Мне и неинтересно! – Оля доедает лангустина. – Буду я себе голову забивать всякой ерундой! Я лучше подумаю о том, какой помадой мне губы накрасить.

За столиком у стенки тоже знакомые. Пересаживаюсь к ним.

– Смотри, – киваю на тот романтический столик, где мужчина без устали целует девушке руки.

Кто она? – спрашивает Анна, пластический хирург. По крайней мере, так написано на ее визитке. Хотя ее визиткой вполне смог бы стать ее собственный нос. Если это, конечно, ее работа.

– У нее деревообрабатывающие заводы в Сибири. А он так – неудачник какой-то.

– Она красотка, – авторитетно говорит Анна, – а ему бы уши прижать не помешало. И верхнее веко слишком тяжелое. И вообще, что на нем надето? Вот девки! На всех подряд уже вешаются!

– У меня верхнее веко не тяжелое? – беспокоюсь я.

– А у меня? – интересуется приятельница Анны, ковыряясь вилкой в салате.

– Нет, девочки, – Анна успокаивает всех так, как только и может успокоить пластический хирург. – Вы – чемпионы породы!

У Анны выставочный бордосский дог. Так что в породе она точно разбирается.

Возвращаюсь за наш столик. Катя без устали рассказывает Регине о том, что она сделает с той журналисткой, которая подло раздобыла где-то ее фото с актером.

– Нет, ну вот ты – можешь найти мне эту журналистку?! – нетрезво интересуется Катя.

– Я? Могу! Это какая была газета? – Регина листает свою тетрадку.

– А как? Они же там фамилии-то свои не пишут! – Катя в азарте.

– Тебе вообще это надо? – Марина подает реплики в нужный момент, как профессиональная теннисистка теннисный мячик.

– Мне? – Катя размахивает стаканом, как будто в руке у нее знамя. – Надо! Еще как! Я ее уничтожу! Я ее… Я ей горло перегрызу!

А из-за чего он? – тихо спрашиваю Чернову. Ее сын в больнице. Диагноз – отравление. Как обычно – в таких случаях.

Она пожимает плечами. Еле заметно. Как будто тяжесть, лежащая на них, не позволяет ей пожать плечами по-настоящему.

– Не знаю.

– А как? Таблетками? Она кивает.

Наверное, нашими. Импортными и не отравишься.

– А ты ничего не замечала?

Надо было говорить с ней. Об этом. Так ей станет легче. Именно за этим она здесь.

 Нет. Он вроде такой веселый был. Я даже думала – влюбился. Спросил, бриллиант во сколько карат порадовал бы девушку…

– Может, в какую-нибудь компанию попал, может, долги?

– Какие долги? Он отцову карту катает, уже до дыр стер!

– Но с ним все нормально будет?

– Нормально.

– Он в ЦКБ?

– Через два дня, сказали, выпустят.

Позвонила Лялька.

Она уже паркуется. Это значит, что минут через 15 она выезжает с презентации. Минут через 40 будет здесь.

У тапера закончился перерыв.

– Слушайте! – Регина увлечена поисками Катиной роковой журналистки. – У меня есть одна тетка с телевидения, я ее всегда выручаю…

– Это как? – интересуюсь я.

Ну, сейчас же модно всякие гламурные истории рассказывать, и им постоянно нужны сумасшедшие героини с Рублевки… ну, там, кого муж бросил или кто сама раньше секретаршей была…

– Понятно, понятно, – Катя в нетерпении, – мы смотрим телевизор!

– Ну, и она как бы моя должница. По крайней мере, она сама так все время говорит…

– И что?

– Я могу попросить ее насчет этой фотографии Катькиной, только поздно уже…

– Успокойся! – умоляет Марина.

– Звони! Уроем журналюгу! – орет Катя.

Приехала Лялька. В леопардовой юбке, с белокурыми локонами и новым кольцом на пальце.

– Ничего себе! – восхищается Марина Сми.

– Неплохо, неплохо, – одобряет Катя.

– Что пьете? Шампанское? – Лялька садится за стол, посылая всем вокруг воздушные поцелуи. Кивает Черновой: – У тебя все нормально?

– Все нормально, – Чернова кивает в ответ и смотрит на часы.

– А почему у нас стол такой ужасный? – возмущается Лялька. – Вы что, ничего не едите? А где официанты?

– Мы после шести не едим! – обижается Катя. – Только пьем. Хотя, если бы у нас были такие сиськи™ – она косится на Ляльку, – мы бы и не пили.

– У вас вообще можно поесть? – Ляля обворожительно улыбается официанту.

– Конечно! – радуется он.

– Мне, пожалуйста, молодые артишоки, фаршированные креветками и крабовым мясом, – без запинки заказывает Лялька, – и вино, а то я шампанское не хочу…

– Я от него пердю!.. – в тон ей ерничает Катя.

– Мне, пожалуйста, бутылочку «Benefizio Pomino Bianco Doc» 2004 года. Выпьете со мной вина? Девочки? От Marchesi De'Frescobaldi? Потрясающее. Я в это «GQ» вообще только из-за него приезжаю, и недорого, кстати.

Когда Лялька произносила что-нибудь, кроме названий блюд или алкоголя, язык ее уже заметно заплетался.

– Ой! Подружка моя! – Лялькин вопль адресован входящей в зал Оксане Робски.

Робски тоже писатель. Считается, что мы коллеги. А я думаю, она мне подражает. Поэтому мы не здороваемся.

Лялька целуется с Робски. Робски улыбается Черновой.

Я поняла, почему не злословлю. Наверное, я просто не люблю людей.

– Что новенького? – спрашивает Лялька. – Я слышала, ты духи хочешь делать?

– Ну, да, «Casual». – Робски улыбается в 34 зуба. – А на рекламе будет блондинка – может быть, даже ты – в машине в моей, «Bently», эротично душится «Casual» и жмет на газ, врезаясь на дикой скорости в кирпичную стену. Гламурно?

– Гламурно, – соглашается Лялька. – Думаешь, кто-нибудь купит?

– Конечно, купит.

– С такой рекламой… в стенку… Мне кажется, везде должен быть Hollywood ending.

– Да ладно тебе, я шучу!

Уходя, Робски кивает мне.

– До свидания, – я тоже улыбаюсь. В 32 зуба.

– Я поехала. – Чернова опять смотрит на часы и встает. – Там мой муж один.

Я тоже встаю и иду за ней к выходу. На улице Чернова плачет.

– Такое пережила! – шепчет она.

– Ну, все… все! Теперь все будет хорошо. – Я прижимаюсь к ее шубе и дрожу то ли от холода, то ли от собственного бессилия. Потому что не знаю тех слов, от которых ей стало бы легче.

– Там отец вообще с ума сошел! – всхлипывает Чернова. – Думает, это все из-за того, что Сережа в Россию вернулся.»

– Да ладно, влюбляются везде, а у него сейчас возраст такой… опасный. Но теперь все позади.

Охранники бережно усаживают Чернову в новенький «BMW».

Я возвращаюсь в ресторан и полчаса грею руки под струей горячей воды в туалетной комнате.

Две девушки у зеркала красят губы и обсуждают нового знакомого.

– Олигарх, оказывается! – облизывается одна, пробуя языком помаду.

– Слушай, сейчас столько этих олигархов развелось! – вторая достает пудру. – Смотришь: лох лохом, а оказывается – олигарх!

Выхожу в зал. Посередине между столиками стоят Ульяна Цейтлина и девушка-брюнетка в светлом брючном костюме.

Ульяна одета не по погоде красиво. Точнее – раздета. Она близоруко – хотя все вокруг думают, надменно – оглядывает битком набитый зал.

Лицо ее спутницы кажется мне знакомым. Волнистые каштановые волосы девушки заплетены в косу, которая заканчивается там, где начинаются ноги. Ее ноги. У всех остальных на этом месте талия.

– Как дела? – обращаюсь к девушке с косой.

– Хорошо, – в голосе девушки столько энтузиазма, что даже Ульяна перевела на нее свой рассеянный взгляд. – Выхожу замуж. Свадьба будет на юге Франции. Мы арендуем виллу Ротшильда.

– Поздравляю, – мило улыбаюсь в ответ и спрашиваю Ульяну, что новенького в ее жизни?

– Книжку думаю написать, – Ульяна растягивает слова, не отрывая глаз от косы будущей невесты, – под названием «Мои любимые брюнетки».

– Здорово, – не теряется девушка с косой, глядя в спину удаляющейся Ульяне.

– Красивый костюм, – хвалю девушкин наряд и улыбаюсь ободряюще, так и не вспомнив ее имени.

– Да. Спасибо. – Она уже не смотрит вслед Ульяне, а довольно улыбается. – Между прочим, «Снежная Королева». Представляешь?