За право летать Андронати Ирина

Авторы категорически заявляют, что за любое сходство персонажей с реальными людьми ответственности не несут, потому что вот не хотят, и все; кроме того, авторы прекрасно знают, что слово «долбанный» по правилам современной орфографии пишется с одним «н», но с двумя оно выглядит гораздо лучше.

Пролог

31 декабря 2000 года

Вид из-под края скатерти открывался интересный, но уж очень ограниченный – тапочки, туфли, брюки и юбки. Еще были толстые светло-серые шерстяные носки с заштопанными пятками. Они все время крутились рядом с лакированными белыми туфельками, а те, застенчиво цепляясь друг за дружку, все норовили удрать на другую сторону стола. Носки уныло плелись следом, настигали, снова топтались вокруг; это была медленная, но упорная погоня, не оставлявшая туфелькам ни малейших шансов на спасение.

Санька с шипением втянул воздух ртом и прицельно вылил газировку из бутылки прямо под штопаный левый носок. Хорошая была газировка, противная, теплая, сладкая, липкая… «Буратино».

Носок подскочил, затрясся в воздухе и, прихрамывая, удрал. Наверное, в ванную.

Но туфельки почему-то устремились за ним. Озадаченный Санька попробовал газировку и ничего не понял.

– Ой, да ну что вы, Адичка, какое беспокойство, это вы нас простите, не уследили, Санька, паршивец, сладу с ним нету, сейчас вот вытащу из-под стола и устрою ему полный миллениум… Он у меня до следующего сесть не сможет!

Адам, сидевший на краю ванны с мокрым носком в руке, искренне расхохотался. Перспектива встретить новое тысячелетие босиком его не слишком радовала, но… что-то в этом было. Некое философическое Начало.

В доме мужских носков не водилось. Это он знал точно. Здесь жили его двоюродная бабушка (или внучатая тетка?), её дочка Людмила Михайловна, сводная сестра Адамовой матери, побывавшая в свое время замужем за приемным дедом Адама, её дочка от этого брака Аля – Адам вечно путался в сложных родственных соотношениях, но твердо помнил, что эта самая Аля – тетка, сестра или племянница – младше его на четыре года, – и, конечно, паршивец Санька – то ли брат, то ли внучатый племянник, совершенно озверевший в этом бабешнике без мужской правки.

– Я их сейчас быстренько высушу, феном, у меня хороший фен, с двумя скоростями, и ещё насадка такая, для спиральных кудрей, только все никак не получается…

У Алины никогда ничего не получалось, кроме забавных приключений на наиболее выступающую часть тела. Такова была её замысловатая планида, вся в спиральных кудряшках.

– Не надо, – попросил Адам. – Давай лучше утюгом. Я только простирну…

– Нечего хорошую вещь портить, – всунулась в ванную бабка Калерия. Адам про себя называл её Шапокляк и все время боялся оговориться. Дело было не в возрасте. Особая старушечья шустрость и мышкообразность проявились у Калерии, по слухам, лет в тридцать с небольшим… – Придумали тоже, шерстяной предмет утюгом сушить, сильно много у тебя шерстяных предметов-то. Сгорит ведь, чему тебя в твоей академии учили!

– В училище, Калерия Юрьевна, – привычно поправил Адам.

– Нынче у нас все ПТУ в академии залупились, а у вас все училище и училище! – возмутилась бабка. – Вот поэтому и носки шерстяные утюгом гладишь.

– Да не глажу я…

– Ладно, сейчас к Сергею схожу, может, у него сеть… Чистые… – решила бабка Калерия, но в голосе её отчетливо слышалось сомнение.

– Есть, есть! – восторженно завопила Аля.

– А ты откуда знаешь? – немедленно прищурилась бабка.

– Ой, и правда, Калерия Юрьевна, – поспешил вмешаться Адам, – он при мне вчера покупал, упаковку. Я сейчас сам и схожу.

– Куда вы, босиком-то, – с запозданием сообразила Аля, – я сама… – и шустро выскочила за дверь.

– Ты, Адамчик, посиди, – распорядилась Калерия Юрьевна, – а я к гостям пойду. Неловко.

Адам деловито выстирал липкий носок, прополоскал его под струёй воды. Интересно, устроят Саньке миллениум или обойдется? Воспитание детей оставалось для Адама процессом таинственным и непредсказуемым. Его самого практически не воспитывали – и вот, очень даже неплохо получилось. Во всяком случае, сам он искренне считал именно так.

Дверь приоткрылась, и в щели показалась очаровательная остренькая мордашка Леночки Град, троюродной или четвероюродной сестры… или золовки? Во всяком случае, ухаживать за ней точно можно, это Адам выяснил наверняка. Реакция бабки Калерии была однозначно положительной.

– А у тебя пистолет есть? – с ходу спросила Леночка.

– Есть.

– А дашь пострелять?

– Ну… – уклончиво ответил Адам. Леночка погрозила ему пальчиком:

– Обещал!

– В тире, – уточнил Адам. – Не во дворе.

– Не-е, не интересно…

– Во дворе – дам подержать, – предложил он. – Но с предохранителем.

Леночка недоуменно захлопала ресницами и покраснела. Она хотела что-то сказать, но вдруг качнулась вперед и, не устояв на ногах, повисла у Адама на шее. Пахнуло сладкими – слишком сладкими – духами и чем-то еще, куда более приятным.

Алина, впихнувшая её в ванную, ворвалась следом, победно размахивая звездно-полосатыми лыжными носками.

– Я же говорила, что есть! Вы надевайте, Адичка, надевайте. Они колючие, но ничего.

– Полный миллениум, – констатировал Адам, снимая с себя Леночку. – Российский офицер в носках потенциального противника.

– Зато вы попираете их ногами, – не растерялась Аля.

– Ой, это же Сережины, – узнала Леночка. Адам слегка насторожился. Леночка, внезапно смутившись, принялась расправлять мокрый носок на горячей трубе.

– Ладно, позвольте, дамы, я переоденусь. Анекдот же помните? Поручик, вы носки меняете? – только на водку!

– О! – завопила Алина и унеслась.

– А она что вспомнила? Где забыла свои галошики? – удивился Адам.

Леночка захлопала глазками:

– Может, она водку в морозилку не поставила? А какие галошики?

– Ты не знаешь этого анекдота?

– Не знаю. Расскажи. Он неприличный?

– Нет.

– Жа-алко…

В ванную заглянула Калория Юрьевна.

– Леночка, птичка моя, помоги-ка…

И стало просторно. Адам с облегчением надел сухие – и действительно очень колючие – носки и наконец вернулся к гостям.

Вокруг Людмилы Михайловны, женщины яркой внешности и неуемной жизнерадостности, традиционно собирались личности неординарные: от токаря до медика-академика, от жены директора водочного завода до завлитши Театра эстрады, от валютного специалиста-сантехника из второго подъезда до митька-журналиста-андеграундщика из соседней бойлерной. Летом они ходили на байдарках, осенью – в Театр эстрады, зимой – на лыжах и в фантасмагорическую баню директора водочного завода… А весны в Питере практически не бывает, поэтому весной они никуда не ходили и с облегчением отдыхали и друг от друга, и от Людмилы Михайловниной жизнерадостности. Знакомы они были уже лет двадцать, за это время у многих наладилась и развалилась личная жизнь, построились двухкомнатные кооперативы и трехэтажные коттеджи, выросли дети – которые с рождения варились в этом же котле и готовились произвести на свет следующее поколение компании. Нет, Компании – с большой буквы.

Собирались все, как правило, именно у Людмилы Михайловны. Не только потому, что она была душой и центром притяжения Компании, но и потому, что владела наследственной адмиральской квартирой неподалеку от выхода Малого проспекта на набережную Адмирала Макарова, и такой же дачей, – просторными, как полигоны, и запутанными, как древние лабиринты. Были в них такие закутки, где, по официальной версии, ещё не ступала нога человека. Впрочем, молодежь официальной версии не придерживалась…

Адам присутствовал здесь как лицо приближенное – и как одно из блюд новогоднего стола: офицеры-наблюдатели вооруженных сил ООН до сих пор редко попадаются на улицах Петербурга. Даже если эти офицеры ещё ни разу не добирались до мест прохождения службы.

Сам Адам после нового назначения никаких изменений в себе и вокруг себя почувствовать не успел: все тот же отбой хрен знает когда и подъем в шесть утра, все та же комната в общежитии, все тот же потертый чемоданчик и две коробки с книгами, все та же непруха в личной жизни – особенно обидная, поскольку курсанты про питерских невест просто-таки легенды рассказывали… Адаму не везло неправдоподобно. Чудовищно. И необъяснимо: парнем он был симпатичным, ладным, с подвешенным языком и неплохими манерами; однако некая неведомая сила не позволяла женщинам удерживаться рядом с ним дольше двух-трех дней. Поэтому капитан Липовецкий слыл среди сослуживцев записным донжуаном, и слава эта его ой как не радовала.

Шел одиннадцатый час ночи. Стол – из-под которого дважды безуспешно пытались извлечь стервеца Саньку – был почти накрыт, гости ещё собирались, хотя тапочки уже кончились… Всем хотелось сесть и наконец выпить – за старый год, старый век, старое тысячелетие. Прошлогодний фальстарт все хорошо помнили и намеревались взять реванш: со вкусом, медленно и солидно.

– Ну и где они?

– А их к скольки пригласили?

– Их? К шести, с запасом.

– Маловато зарядили.

– А кого ждем-то?

– Катерину с мужем.

– А-а!.. – хором протянуло с десяток голосов.

– Так, может, сядем уже?

– И откроем. Сразу прискочат, – предложил академик.

– Да, да, открываем, – немедленно поддержал академика сантехник. – Проверенный способ. Я, когда в аспирантуре учился, так трамваи приманивал.

– Прямо на остановке пил, что ли?

– Нет, «Бонд» закуривал. Дрянь жуткая. Специально с собой таскал.

– Так мы будем открывать или где? – возмутилась хрупкая лилово-седая дама в коротком вечернем платье под цвет прически.

– Сей момент!

Хлопнула пробка. В дверь позвонили. Компания дружно заржала.

Людмила Михайловна выплыла в коридор – встречать гостей. Те ворвались с мороза раскрасневшиеся, припорошенные снежком, в облаке свежего лесного запаха, Катерина – с букетом еловых веток, её супруг Николай – с огромной белой коробкой на вытянутых руках.

– Смотри-ка, донес… – тихо ахнул кто-то. Калерия Юрьевна, не дыша, приняла коробку с тортом из Колиных рук и торжественно унесла на кухню.

– А чего, вы думаете, мы задержались? – весело затараторила Катерина. – Это уже третий. И ещё один дома остался. Неизрасходованный.

Коля уверенно подошел к столу, налил стопку и хлопнул.

– Заслужил, – объяснил он. Гости зааплодировали.

– За стол! За стол! За стол! – скомандовала Людмила Михайловна и принялась загонять всех на заранее подготовленные позиции.

Адам оказался между Леночкой и академиком – напротив радостного Коли, мрачного мужика в тройке, оказавшегося токарем седьмого разряда и фидошником-хабом, и лилово-седой крепко выпивающей дамы, батрачившей на Мельпомену в качестве театрального завлита.

– В каких войсках служите? – с ходу спросила она, представившись.

– Морская пехота, – бодро ответил Адам, плотнее прижимаясь коленкой к Леночке.

Леночка не отодвинулась. Да и при всем желании бы не смогла – слева её подпирал Никита, митек-международник, в лучших традициях соплеменников уже пьяный в дым.

– А кто круче, – игриво спросила она, – морская пехота или стройбат?

Адам поперхнулся. Митек, перегнувшись через Леночку, быстро налил ему водки.

– Пей, братка, – участливо сказал он. – Ты их не слушай, ты пей. А то такого наговорят…

Адам вцепился в стопку, как в спасательный круг. Но водка ухнула в горло мгновенно, а подходящий ответ так и не подвернулся.

– Круче всех, – сообразил он наконец. – Краснознаменный ансамбль песни и пляски. Их за валюту показывают.

Токарь-фидошник показал большой палец и потянулся за салатом. Лиловая дама резво подставила тарелку.

Застолье быстро набирало обороты.

– А теперь – за то, чтобы все наши неприятности остались в уходящем веке…

– А теперь – за то, чтобы он все-таки ушел, а не как в прошлый раз…

– А теперь – за то, чтоб не в последний…

– Прогноз погоды никто не слушал? Где у нас ураган обещали?

– Не ураган, а потоп.

– Не потоп, а засуху.

– Зимой?

– А в Австралии лето! И засуха!

– Бардак в стране. Как был, так и есть, никакой миллениум его не берет.

– Австралия – это не у нас.

– А что толку?

– У моей однокурсницы подруга в Австралии, – обрадовалась Леночка новой теме. – В армию хотела пойти. Не пошла. У них там на учениях танковая дивизия потерялась. Неделю по пустыне искали. А командир, оказывается, когда проводил эту… э-э… реко-гнос-цировку, – Адам, я правильно говорю? – на местности, принял за ориентир одиноко стоящее кенгуру. А оно взяло и ушло. А у них радиомолчание… В общем, не прикололась она от ихней армии.

– А я – так очень даже прикололся, – сказал токарь-фидошник. – Потом ещё раз расскажешь – в хьюмора запостю…

– На расстоянии – все прикалываются. А как самому с кенгурами служить! – обиделась Леночка за подругу.

Адам попытался рассказать подходящую байку, но все припомнившиеся катастрофически не вписывались в застольную беседу, поэтому дальше троекратно прозвучавшей фразы «а вот у нас ещё был случай…» он так и не пробился. Зато привлек общее внимание. Почти все гости замолчали и уставились на него.

– Виноват, подписку давал. О неразглашении, – схватился он за спасительную соломинку.

И веселье возобновилось.

Освобожденный от торта Коля (обладатель, как выяснилось, редкостной древнекитайской фамилии Ю-ню – что почти не отражалось на его внешности) весело заливал про свои успехи на работе, в издательстве. Они, как он выразился, «разбацали грандиозный проект» и теперь заваливали страну сотнями тонн комиксов о похождениях в России двух агентов ФБР, разыскивающих тех самых маленьких зеленых человечков с хвостами и рожками, которых в нашей стране видел буквально каждый пятый. Агенты тонули в свидетельских показаниях, а издательство – в заказах.

Все тут же выпили за самую читающую страну в мире, и только токарь угрюмо пробормотал:

– Этот молодняк со своими дебильными комиксами скоро вообще читать разучится.

Адаму было не до комиксов. Сидевшая наискосок от него завлитша внезапно принялась выяснять, как он относится к Моисееву и Виктюку, перемежая наводящие вопросы подмигиваниями и каким-то неуловимым образом переводя разговор на положение сексуальных меньшинств в морской пехоте.

Его ещё раз спас митек-андеграундщик Никита. Он снова перегнулся через Леночку – та придушенно пискнула, но возмущаться не посмела – и со словами «прости, сестра…» отобрал у завлитши бутылку. Потом тяжело плюхнулся на место, налил себе, налил Леночке, проследил, чтобы выпила до дна, похлопал по спинке и веско сказал:

– Я бы этих пидоров… – он оглянулся, не слышит ли кто, – шпалерой бы перед Морским Экипажем выстроил – и в задницу…

– Солью? – робко спросила Леночка.

– Ххх… ха! – выдохнул митек и расплылся в улыбке. – Не. Не, не солью. – Он опять оглянулся. – Есть у ракетчиков такая хитрая штука…

Академик кашлянул и ринулся на амбразуру.

– Есть такая хитрая штука, – непринужденно подхватил он, – компьютерная. Программа. Обрабатывает тысячу фотографий одного человека – и может прогнозировать его поведение с точностью до пяти процентов. Придумали в разведке, а теперь политики вовсю пользуются.

– Процентов – чего? – спросила Леночка.

– Военная тайна, – брякнул Адам.

Академик торжественно пожал ему руку над полупустой салатницей и продолжил:

– Знаете, молодые люди, компьютеры – это больше, чем будущее. Это исправление настоящего. Это возможность решать самые сложные проблемы бескровно. Ведь если бы у этих кабинетных головорезов была возможность проверить свои теории на виртуальной модели, мы бы никогда не назывались Ленинградом. Хотя Романов, конечно, был профнепригоден…

– Первый секретарь? – уточнила завлитша.

– Последний царь.

– Категорически!..

– Ну, знаете!..

– Позвольте с вами не согласиться! – раздалось сразу несколько голосов. Самое громкое возражение принадлежало митьку: он встал, приосанился, вытер руки о волосы, одернул тельняшку и разразился:

– Перед лицом тех эпохальных кризисов, которые сотрясали наше Отечество, наверняка оказались бы бессильны все, кто слывет гениальными стратегами и управленцами все эти талейраны, наполеоны, Рузвельты – что тот, что другой, – Черчилли, дэн Сяопины, фидели кастры, Явлинские… Чего же валить всю эту… – он оглянулся и с сожалением вздохнул, – фигню на одного несчастного человека, который с достоинством доволок свой крест до самого конца и не плакался при этом, какой он гениальный и не понятый интеллигенцией. Которая в этом деле на самом деле показала себя полным и безоговорочным говном.

Он вздохнул и сел. Завлитша, беззвучно аплодируя, встала и потянулась к бутылке.

– И эта точка зрения, – несгибаемо продолжил академик, – тоже имеет право на существование и тоже поддается компьютерному моделированию. Скажу вам больше, друзья мои, моделированию и виртуальному анализу поддается вообще все! Ну… пока, во многом, теоретически, но! – Он поднял указательный палец и со значением оглядел аудиторию – не отвлекся ли кто. Все слушали. – Вот, к примеру. Возьмем вашу работу. – Он ткнул пальцем в Адама. – Зачем столько телодвижений, затрат, нервов, танков, пороха, бензина, человеческих жертв, наконец, – если все эти конфликты можно легко смоделировать. Можно учесть абсолютно все! Погоду, рельеф, международное положение – какое оно у нас, кстати? – поставки гуманитарной помощи, колебания цен на нефть, железо, мозги…

– А ты микрухи на пне распаять можешь? – лениво, с оттяжкой спросил токарь.

Академик догадывался, что заданный вопрос каким-то боком имеет отношение к теме его речи. Но чем это крыть…

– И вот представьте себе, – он слегка повысил голос, – вместо бесконечной кровавой мясорубки на каких-нибудь Балканах – авторитетная научная работа, снабженная доказательной базой, справочным аппаратом, методиками проверки…

– И подписанная хакером Васей Пупкиным, – гыгыкнул токарь.

– Каким Пупкиным? – растерялся видавший виды академик.

– Очень авторитетная личность в компьютерных кругах. Пользуется всесоюзной известностью, – любезно пояснил оппонент.

– Это вы про сто тридцать три тринадцать? – робко спросили от двери.

Наполовину спрятавшись за косяк, там стояло худенькое создание пока ещё неопределенного пола, лохматое, глазастое, слегка скуластое, в блестящем шлеме с гребнем, тунике с широченным поясом и высоких шнурованных ботинках. В опущенной руке создание держало короткий тяжелый – действительно тяжелый – меч римского легионера.

– А ты откуда знаешь? – приподнялся с места токарь.

– Ну… все-таки на одной ноде сидим, – ответило создание, немедленно обретая самоуверенность.

– Так ты у сто тридцать третьего?!

– Второй год.

– Точка?..

– Сорок один.

– Так я ж тебя знаю! – радостно завопил токарь. – Я двадцать третий!

– «Спортстер», летящий на крыльях ночи?!

– Дороти не такая девушка?!

– Дороти – не такая девушка, – подтвердило создание.

Общество онемело.

– Здесь посылают на… гкхм, – митек проглотил слово, – а Штирлиц живет этажом выше.

Он единственный врубился в этот обмен явками и паролями. К нему и обратились вопрошающие взгляды гостей.

– Ну, дык… фидошники, епрст, – развел он руками. – Им даже скидки всякие дают.

– Это что, такое тайное общество? – громким шепотом спросила жена директора водочного завода. Митек подумал и уверенно кивнул.

– Ви-та! – прищурилась на создание жена академика, прежде в общий разговор не вступавшая.

– М?

– Ви-та! Здесь взрослое общество…

– Ну что мне там делать, в том лягушатнике?.. – простонал «легионер».

– И правда, пошли перекурим, – обрадовался токарь и стал выбираться из-за стола.

– Пап, а про микрухи я тебе дома все объясню! – выпалило создание и исчезло в направлении кухни. Токарь устремился следом.

Академик почему-то посмотрел на Адама и растерянно пожал плечами. Нужно было выручать человека, и Адам с серьезной миной сказал:

– В принципе вы правы. Вся военная наука сейчас заточена на то, чтобы одерживать победу до того, как начнутся военные действия. Так что логичный следующий шаг – одерживать победу вместо военных действий. Но детали всего этого мы сейчас угадываем примерно с той же точностью, с какой сто лет назад мистер Уэллс угадывал детали лунной экспедиции.

– Это несомненно!..

И общий застольный разговор с облегчением возобновился и потек в обычном русле, а ещё двое нашедших друг друга вскоре отбыли на кухню покурить и продолжить обмен мнениями.

Минут через двадцать к ним присоединились митек с Леночкой и Коля с завлитшей.

– Нет, Зин-Санна, – устало говорил Коля, – не знаю, как там у вас на театре, особенно если с точки зрения Станиславского и вот так вот искоса и с прищуром, а издавать можно любую фигню легко и непринужденно – ничего в предмете не понимая, не веря, не думая – никак, в общем. Взять ту же «Лампаду-пресс» – ну, знаете: «С Иисусом по жизни», «Бог, Любовь и мы с тобой», «Сто самых знаменитых исповедей»…

– И что?

– Я с их главным вот так знаком. – Коля сделал жест, словно небрежно слепил снежок. – Представьте себе, он уверен, что Христа осудил царь Соломон.

– То есть вы ставите себя на одну доску с этим невежественным типом?

Коля терпеливо выдохнул.

– Мы стебемся над современной мифологией. Которая нелепа и смешна сама по себе. Вот и все.

– Но для миллионов людей то, что вы считаете мифологией, – основа жизни… символ веры, если хотите. Они-то читают ваши книги с надеждой!.. А вы глумитесь над этой надеж… надеж… ой!

Она икнула и стала лиловой вся.

– Зиночка, Зиночка! – Возникшая ниоткуда бабка Калерия подхватила завлитшу под локоть и быстро увлекла за собой.

– Значит, Коля, ты уверен, что вся эта летающая посуда – всего лишь современная мифология? – немедленно развернулся академик к издателю.

– Натюрлих. – Тот сложил руки перед грудью и коротко поклонился.

– И что, никакие факты?..

– Ты меня удивляешь, Максим, – сокрушенно вздохнул Коля. – Ты мне ещё про спектральный анализ Туринской Плащаницы расскажи. Или про железную колонну в Дели. Хочешь, я тебе сейчас на месте двадцать доказательных версий её инопланетного происхождения выдам? Потерянный ключ от стартера летающей тарелки, любимое животное кремнийорганического шеф-повара альдебаранского посла, аленький цветочек для зеленого человечка с голубыми глазками… Еще надо?

– Знаешь, Николай, – обиженно сказал академик, – я не приемлю такой стиль в научной полемике.

– Макс, тормоз ты наш ласковый, ну какая, к хренам, может быть полемика за четверть часа до Нового года?

– Да, действительно, – удивился академик. – Я и забыл…

– …Они, гады, эти доллары печатают, как талоны на сахар, – рядом со спорщиками, нисколько не интересуясь разговорами о возвышенном, просвещал Леночку митек. – На них всю эту Америку можно пятьдесят раз скупить, и ещё останется, поняла? Он же, бакс этот поганый, дешевле стоит, чем бумага, на которой его напечатали. Даже по их свинским законам они за него платить не обязаны, не обеспечен он ничем, поняла? Он же даже горит плохо! А мы, придурки, эту бумагу коллекционируем. А когда вся эта Америка рухнет, как МММ, – тут-то мы и останемся с этой коллекцией. Поняла?

– А если только новые купюры брать? – нашла выход Леночка.

– Ой, блин!.. Ну ты, сестра… На экономическом, говоришь, учишься? Может, тебе в Америку распределиться? Там в баксах платят!

Леночка обиделась:

– В Москве тоже в баксах платят! И побольше, чем в Америке!

– Так за то, чтобы в этом гадюшнике люди жить могли, им вообще должны молоко бесплатно давать! И водку! И… и… в общем, чтоб шайба у них треснула! Об ихний бордюр.

– Поребрик, – автоматически поправила Леночка.

– Дык! Рубишь, сестра! А теперь слушай ещё раз про баксы…

Вплетаясь в общее жужжание и сизоватый дым, крутился на кухне и ещё один важный разговор.

– Да это игруха на все времена! – размахивал руками токарь-фидошник. «Легионер» внимательно слушал его, забравшись на подоконник с ногами. – Где сейчас «Дум»? Где «Дьябло»? Где «Дюна»? Там же, где «Диггер»! В верхнем регистре! А «Герои» – это вещь! Ты прикинь, вот ты отстраиваешь город, затариваешься драконами и идешь на его столицу. А эта падла дожидается, пока я отойду, и ломит к пустому городу, у меня там две горгульи просто так сидят, потому что денег не хватило, когда они вылупились. И все! Он уже думает, что выиграл! Хренушки! У меня артефакт есть такой – он же не знает! – типа сандаликов с крылышками, и я через горы, прямиком, ему на голову – хрясь! Двести драконов! Это вам не хрен собачий! Правда, когда я об его десять тысяч скелетов зведанулся – тоже мало не показалось… Но круто! Стратегия чисто по маршалу Жукову. Копишь все, что есть, а потом ломишь паровым катком, фиг с ними, с потерями. Одних побьют – новых нарожаем. Были б деньги. Гениальная игрушка! Подожди, а ты разве не играла?

– У меня не пошла, оперативки не хватило.

– А у тебя мозгов сколько?

– Шестнадцать, – смутилась Вита.

– Плохо тебе, – посочувствовал токарь. – Надо добить. Чтоб не мучилась. Тебе кто машину собирал?

– Да просто в магазине купили.

Токарь лишился дара членораздельной речи:

– Да вы… да на хрена… та епть… лишние, да? В магазине! Ну бли-ин…

– А что, по-твоему, – обиделась Вита, – у меня свои? Папа сказал, чтобы только на гарантии! Если грохнется – ты будешь чинить?

– А хотя бы и я! У тебя мать какая? Родная?

– А я знаю?

Академик отвлекся от летающих тарелок и напрягся.

– Придется смотреть. К тебе когда лучше подъехать? – Токарь полез за блокнотом. – Хрена ль нам эта гарантия… Что-нибудь подберем. Наверняка там внутри распальцованных железяк до черта, сделаем встречный апгрейд. И мы с тобой по сеточке, по сеточке…

– Вита, – вежливо сказал академик, – можно тебя на минуточку?