И придет волчица… Шевченко Ирина
Семья – не придуманная, а настоящая: кто-то, кто нужен ему и кому нужен он. Шутки, веселье.
Ил… Но перед этим Юули – сомнения, переживания… Память вновь перевернула ящики с накопившимся за века хламом. А ведь в этом мусоре есть несколько по-настоящему ценных вещей… Нужно разобраться…
Жизнь налаживалась. Надежда оживала. Чужие лица и имена вытеснены теми, кто на самом деле был близок и дорог. Впервые за много лет все было хорошо…
…И еще одна вспышка. На этот раз огненная. Боль. Его боль, многократно усиленная чувством вины. Горе милой, любимой девочки, готовой уйти от него за грань.
И страх, который он никогда и никому не показывал…
Но жизнь победила. Снова.
Галчонок.
Ее сын – сын Иоллара, как знак, что тот не ушел бесследно…
Ласси – еще одно сомнение прочь.
Мариза…
И опять страх. На этот раз – страх впустить кого-то в свою жизнь, чтобы вновь потерять.
И не нужно называть его другом. Даже если это и так…
– Я устал, Рошан. Очень устал.
– Я знаю. Отдохни, время есть.
Кир был прав, после полной инициации силы старейшины совета возрастают. Но чужая память – слишком хрупкий материал. Возможно, потом, когда будет время. Месяц. Или год.
А сейчас можно лишь привести все в порядок. Систематизировать. Перетряхнуть пыльный чулан и попытаться разложить все по полкам и ящичкам. Задвинуть подальше воспоминания о давно ушедшем, а то, что пригодится сейчас, положить на видном месте.
И неплохо было бы отрегулировать нервную и иммунную системы. Подлечить желудок – что-то магистр Пилаг совсем себя запустил, вот уже и язва наметилась.
Напоследок легкая коррекция мировосприятия: пригоршня оптимизма, щепотка иронии и здоровый цинизм по вкусу. А когда проснется, запить все это чашечкой крепкого кофе…
Лайс не помнил, сколько он проспал. За это время кресло под ним превратилось в удобную кушетку (может, драконья магия, а может, многофункциональная конструкция), а свет стал приглушеннее и мягче.
– Как себя чувствуешь? Голова не болит?
– Вроде бы нет, – удивился он, прислушиваясь к ощущениям.
– Вот и хорошо.
Того, что увидел Рошан, не обсуждали – все, что он хотел объяснить, дракон понял, и то, о чем не решался попросить, кажется, тоже. Не сказать, чтобы что-то существенно изменилось, но и таким, как прежде, уже не было.
– А хочешь посмотреть на нее? – предложил вдруг Хранитель.
– На кого?
– На Галчонка. Гвейн мне зеркало одолжил.
Не зеркало – зеркальце размером с блюдце и на первый взгляд совершенно обычное.
– Это оно?
– А ты чего ждал? Оно-оно. Одно из семи. Самое большое находится в зале совета, а это было в личном пользовании старика. Смотри.
Первые секунды круглое стеклышко в деревянной рамке показывало разноцветные пятна и полосы, потом картинка стала четче: чистое голубое небо, зеленые ветви деревьев.
– Погоди, нужно изменить угол обзора.
Галла лежала на траве и смотрела на небо сквозь листву: спокойное, умиротворенное лицо и легкая улыбка на губах.
– Вот видишь, с ней все в порядке. Девочка учится жить одна.
– Она не одна, – хмуро возразил идущий.
– Да, но я не это имел в виду…
Тар
Галла
Через несколько дней Рад вызвался показать место, где встретил тень. Дорогой рассказывал, какая еще нечисть водится в их краях. Полностью вылечить его мне не удалось, мальчишка все еще немного заикался, но речь стала вполне разборчивой.
– А то е-еще оборотень у нас жил, взаправдошный! – похвастал он. – Н-ну пока наши не у-узнали, жил. П-потом погнали его.
– Зачем?
Оборотней, или, как их тут называли, изменяющихся, на Таре было немного, жили они в основном обособленно, но одиночки селились порой и среди людей. И последние пару веков, насколько я знала, соседство это было вполне мирным.
– Так о-оборотень же! Они смирные, пока крови не п-попробуют, а уж если т-того…
– Глупости, – оборвала я рассказчика. – Зачем ему ваша кровь? Зато волки деревню десятой дорогой обходили бы, и лисы с куницами кур бы не таскали.
А про кровь я и вовсе другое слышала. Если человек по доброй воле отдаст изменяющемуся свою кровь, принявший ее оборотень уже никогда не причинит ему вреда, попав в вечную зависимость. В старых книгах это называлось приручением. В очень старых, писавшихся, когда метаморфы еще подвергались гонениям на людских землях, с особым цинизмом расписывалось, как сделать так, чтобы оборотень не смог отказаться от такого «дара». Несчастных держали в клетках и морили голодом, чтобы какой-нибудь маг разжился ручной зверюшкой.
Но Раду я об этом рассказывать не стала.
– Вот з-здесь это было. – Мальчик остановился и указал на неглубокую ложбинку между деревьями. – Мы с-сначала и не з-заметили, думали, от дер-рева тень…
Присутствия нежити или следа темных чар я не ощутила.
– Плохое место, – заявил мой маленький провожатый, – п-порченое.
– Нет, Радуш. Наоборот. Место хорошее. Поэтому ваша тень его и выбрала. Да и тень, наверное, была неплохая… А вы в нее факелом!
Вот и воспитательную работу с подрастающим поколением провела.
– Ты иди, – махнула я виновато понурившемуся мальчишке. – А я еще тут побуду. И мамке скажи, если дед Двар явится, не важно с чем, пусть к хорам его посылает. Здоров как бык ваш дед, заняться нечем, вот дурью и мается. А я дурь не лечу.
Радуш хихикнул и побежал вприпрыжку по высокой траве, сверкая босыми чумазыми пятками.
Место было в самом деле хорошее. Так и тянуло прилечь под развесистым деревом, закрыть глаза, подумать, помечтать. Может быть, уснуть ненадолго, чтобы увидеть во сне того, кого я уже не встречу наяву.
– Я люблю тебя, Ил, – прошептала я, накрывая ладонью лучащийся теплым светом комочек – все, что осталось в память о нашем недолгом счастье.
Я никогда не перестану думать о тебе, солнце мое, но теперь я должна думать еще и о нем.
Вилиль
– Она поправилась, – заметил Лайс. – Не сильно, но…
– Не волнуйся за нее. Галла сильнее, чем кажется.
Дракон потянулся, чтобы взять зеркало, но Эн-Ферро неожиданно вцепился в него и с мольбой посмотрел на Хранителя.
– А можно увидеть, как там… мои?
– Без проблем.
Девушка под деревом расплылась радужным пятном, зеркало зарябило, а после показало знакомый маленький дворик. За деревянным столом под старой грушей сидели трое: Мариза с чашкой в руке, Ласси с огромным ломтем хлеба, намазанным медом, и какой-то мужчина. Лайс видел его со спины: черный шелк рубашки, широкие плечи и каштановые волосы.
– Рошан!
– Сейчас глянем, – усмехнулся дракон.
Секунда – и кард вздохнул с нескрываемым облегчением:
– Это Сэл – приятель Галлы по школе. Наверное, в гости зашел. Не узнал сразу…
– Кое-где сказали бы, что богатым будет, – пробубнил Рошан, с интересом разглядывая юношу в зеркале. – Занятный экземпляр.
– Да. Я тоже заметил.
Сэллер сказал что-то, и Мариза весело рассмеялась, запрокинув назад голову. Надо же, какой остряк! А полгода назад и поздороваться не мог, чтобы трижды не запнуться. Эн-Ферро неприязненно поморщился. Вообще-то мальчишка ему нравился, да и с учетом обстоятельств, но…
Снова смеется! А на него шипит рассерженной кошкой.
– Мы можем услышать, о чем они говорят?
– Да. Но знаешь что, Лайс? Иди-ка ты лучше домой.
– Рошан!
– И зеркало отдай. Раритет.
Тар
Мариза давно так не веселилась. В компании нежданного гостя карди незаметно для себя расслабилась и перестала думать о неудавшейся жизни и несбывшихся мечтах. Парень, которого до этого она встречала мельком, когда он навещал Галлу, при более близком знакомстве ей понравился. Такой многим понравился бы: симпатичный, тактичный, интересный собеседник. Ведет себя легко и непринужденно, сохраняя при этом предписываемую нормами приличия дистанцию. Уже через полчаса они, не сговариваясь, перешли на «ты», а еще через час Маризе казалось, что она болтает со старым знакомым.
Она не могла не заметить, что вызывает интерес, и это ей польстило. Теперь, когда круг общения замкнулся на обитателях маленького домика, нечасто доводилось услышать комплимент или поймать восторженный взгляд. А если точнее – никогда. Сегодня же она оттягивалась по полной, вспоминая все те нехитрые уловки, с помощью которых женщины безраздельно завладевают мужским вниманием. Отбросила со лба непослушную прядь и длинными пальцами с перламутровыми розовыми коготками, которые неискушенный в общении с кардами человек примет за покрытые лаком ногти, перебрала рассыпавшиеся по плечам локоны. Несколько раз взглянула из-под опущенных ресниц, всякий раз придавая взору оттенок мечтательности. Один раз потянулась через стол за сахарницей, привстав и выгнув спину так, что ткань блузы натянулась на груди, явственно прорисовывая соблазнительные формы. Кончиком языка провела по губам, рассматривая что-то поверх плеча гостя… Есть тысячи тайных сигналов, проверенных временем и испробованных представительницами многих народов. Конечно, во всем этом не будет никакого смысла, если рядом с тобой полный олух или бесчувственный чурбан, вроде прославленного Лайсарина Эн-Ферро. Но в этот раз рассыпаемые Маризой семена флирта упали на благодатную почву. Анализируй доктор Гиалло ситуацию со стороны, она сказала бы, что немалую роль здесь сыграли гормоны, щедро вырабатываемые здоровым организмом молодого волшебника, романтическая обстановка летнего вечера и духи с невысокой концентрацией неких феромонов, чья эффективность была неоднократно проверенна их лабораторией, но которые тем не менее не оказывали абсолютно никакого действия на одного тупоголового магистра. Но сегодня ей не хотелось думать о работе и недалеких магах, а потому карди с чистой совестью отнесла все на счет собственной неотразимости. С легкой улыбкой она поднесла к лицу руку и медленно слизала с запястья золотистую капельку меда, оказавшуюся там якобы по неаккуратности, отметила, как гость судорожно сглотнул, продолжая что-то помешивать в давно опустевшей чашке, и осталась довольна…
Единственное большое зеркало было в комнате Галлы. Мариза всегда входила сюда с опаской, но сегодня не могла удержаться. Поставила на столик канделябр с семью зажженными свечами и всмотрелась в свое отражение.
А ведь хороша!
Жизнь на Таре пошла ей на пользу: кожу, обычно бледную, привыкшую к свету лабораторных ламп, а не к солнечным лучам, теперь покрывал ровный загар. Волосы немного отросли и приобрели естественный блеск, делавший их уже не пепельно-серыми, а пепельно-жемчужными… Мариза хихикнула от обилия художественных образов, возникших в ее голове: пепельно-жемчужные, это же надо! Но хороша, однозначно! Только отчего-то одни это сразу замечают, а другие…
– Мам, а можно я еще немного почитаю? Спать совсем не хочется.
– Не нужно, котенок. Читать при свечах вредно для глаз.
– А я сделаю вот так, – улыбнулся мальчик, подбрасывая в воздух светящийся шарик. – Так можно?
– Хитрец! И что мне, бедной, делать, когда кругом одни волшебники?
– Привыкать, – резонно заметил сын. И вспомнил, раз уж заговорили о волшебниках: – А этот Сэллер классный, да? А с жидкостями как работает!
– Угу…
– Но папа его все равно сделал бы!
– Кто знает, – пробормотала карди.
– Я тебе точно говорю. А тетя Галла – тем более! Но Сэл все равно прикольный. Он и завтра придет?
– Сказал, если будет не занят.
Наверняка придет.
– Ласси, будь при нем осторожнее. Он, конечно, неплохой человек, но ты же помнишь, что отец говорил о местных магах? И штучку эту не забывай, пожалуйста.
Штучка – кусочек отполированного светлого дерева на шелковом шнурке – лежала сейчас на каминной полке. У Ласси еще не очень хорошо получалось прятать свой дар, и Эн-Ферро сделал для него этот, как он говорил, экран. Вроде бы работало.
– Если он зайдет, я не забуду, – пообещал мальчик. – А как ты думаешь, папа не рассердится, что к нам приходят гости, пока его нет?
– Папа? – Мариза прищурилась, что-то обдумывая. – Не знаю. Посмотрим.
Глава 4
Ночи сменяются днями. Солнце, от которого я теперь прячусь, – луной, и я любуюсь ей, выползая из своего убежища. Луна меняется сама по себе: я помню ее узким серпом в окружении звезд, после – круглым светящимся блюдцем, от которого теперь уже осталась ровно половинка. Иногда надо мною идут дожди, и тогда тяжелые капли проходят насквозь, как арбалетные болты, но не приносят ни боли, ни даже беспокойства. Людей тут нет, а лесное зверье обходит меня стороной. Зато хладнокровные жабы и змеи полюбили прибиваться к моей тени в особо жаркие дни. И это тоже не беспокоит – их скользкие тела не обжигают жаром жизни, в них чувствуется лишь сдержанное тепло. А еще пауки сплели в ветвях надо мной кружевные сети, а в изголовье… в том месте, которое я считаю изголовьем, ибо сложно разобраться, когда голова как таковая отсутствует, поселились мокрицы. Они также не доставляют хлопот.
Теперь меня тревожат лишь странные сны. Я вижу женщину, юную и прекрасную. Порой она улыбается мне, а временами печально отводит глаза, и мне кажется, что она плачет. Бывает, я говорю с ней, но чаще молчу, наблюдая издали, потому что уже не знаю, как обратиться к ней, и не помню, кем была она для меня когда-то. Я силился угадать ее имя, но оно потерялось в потоке воспоминаний о битвах и свершениях, для которых я был однажды рожден…
Но вот что еще странно: пытаясь вспомнить, как зовут таинственную гостью моих сновидений, я вдруг осознал, что уже не помню собственного имени. Да и было ли оно у меня когда-то? Не знаю. Но смутно помню, что звался всякий раз иначе. И когда мы только спустились в долину, и когда отстроили крепость на границе с детьми Ночи, и когда впервые спустили на воду многовесельные галеры, чтобы узнать, что скрывается за кромкой горизонта, – и тогда, и потом те, кто шел за мной, звали меня новым именем. Было ли среди этих прозваний истинное? Как знать. Может, самое правильное есть то, которым я сам нарек себя однажды, явившись на свет в закатный час, не принадлежавший ни Ночи, ни Дню. И раз иных мне теперь не вспомнить, то, верно, правильно будет отныне называться так.
Сумрак – вот имя мое…
– Я люблю тебя, Ил. Я никогда не перестану думать о тебе, солнце мое.
Дьери? Девочка моя. Как же я мог забыть о тебе? Никогда, родная, больше никогда…
Сумрак – имя мое, ибо Сумраком буду храним. Иол лэ Лар…
Галла
В Дубочках мне понравилось. Потерявшееся в лесу, даже не отмеченное на картах поселение было отдельным мирком со своими законами и укладом, и они полностью меня устраивали. А мое присутствие, в свою очередь, устаивало поселян.
– Может, совсем останетесь, тэсс Галла? – гудел голова в курчавую бороду. – Мы бы вам к зиме домик справили отдельный. А харчевались бы у наших хозяек, не объедите небось.
Не объем – это точно. Но и остаться не могу. Нужно возвращаться домой. Лайс, наверное, беспокоится. Правда, удалось передать ему письмо – из Дубочков возили почту в Речное, где был письменный приказ, а оттуда уже отправляли дальше – но вряд ли братишка удовлетворился несколькими строками. Знаю, что все равно волнуется и скучает, как и я по нему, и по Ласси, и по Маризе. Нужно было уехать в демонову даль, чтобы понять, как они все мне дороги. Все же это – единственная семья, которая у меня есть. И не самая плохая семья. Я бы даже сказала, замечательная.
– Так вы подумайте, тэсс Галла.
– Нет. Меня дома ждут.
Мужичок понурился: в кои-то веки появилась надежда заполучить персонального мага, и такое разочарование.
– Ну хоть длань еще переждите, до следующего весела.
– А что тогда?
– Так вы ж слыхали, верно. Свадьба у Двара на подворье: внук его девку с пасек за себя берет. Оставайтесь, тэсс Галла.
Ох, не люблю я в последнее время свадьбы… Но молодых порадует, и поселку престиж: маги на свадьбах дорогого стоят (в смысле много берут), но обряд в присутствии колдуна и последующее празднование с оным считается «чистым» – ни порчу не наведут, ни из дареного не умыкнут ничего.
– На свадьбу останусь. А потом – извиняйте.
Сэл и не думал на второй вечер появляться в домике на берегу. Хотелось, конечно, но твердо решил, что не поедет. Неправильно это было, нехорошо. Мысли всякие в голову лезли…
– Я так рада, что ты пришел! Не представляешь, как скучно сидеть одной целыми днями.
Пришел, да. Еще зачем-то купил винограда, сдобных булок и конфет для мальчишки. Уже у самых ворот подумал, что было бы здорово, если бы Галла уже вернулась или ее брат оказался дома. С Галлой поболтали бы о том о сем, может, она рассказала бы, что там было с Гиратом. С тэром Эн-Ферро поздоровался бы, перебросился парой фраз, оставил бы конфеты и виноград для Ласси и уехал. А вот с Маризой…
Было в ней что-то загадочное, волнительное. И в том, как она смотрела на него, и в том, как не смотрела. В том, как задумчиво накручивала на палец волосы и закусывала губу, вспоминая о чем-то своем. О муже она почти не говорила, а если и случалось, то всегда вздыхала и прятала глаза под длинными ресницами. И непонятно было, то ли она скучает по нему, то ли, напротив, не рада его скорому возвращению.
– Заглянешь завтра?
– Я с удовольствием, но у нас завтра практика. Да и тебе будет не до гостей, когда муж вернется.
– С чего ты взял, что он вернется? – удивилась она.
– Ты сама сказала, что он приедет к выходному.
– Да? Должно быть, оговорилась. Не к выходному, а в выходной. Послезавтра к обеду или еще позже. Постой, – женщина подошла почти вплотную, – испачкался чем-то…
Нежные пальчики стерли что-то с его щеки, задержавшись на секунду, а в следующую к коже прихлынула кровь.
– Так зайдешь? – переспросила она, отстраняясь.
– Да.
Практику на следующий день он сдал на «отлично», хоть мыслями, при всем стремлении сконцентрироваться, улетал иногда далеко-далеко.
– Хорошая работа, Буревестник, – похвалила Лаиса, старшая ученица, оставшаяся на лето при школе, чтобы ассистировать Багуру. На прошлой длани он пытался пригласить ее прогуляться и получил решительный отказ. – Последнее плетение было таким необычным. Сам придумал? Покажешь, как ты это делаешь? Можем встретиться вечером.
– Извини, но у меня другие планы.
Мариза спланировала все до мелочей, и что наденет, и что скажет, и как скажет.
– Ласси, я подумала, что тебе не стоит все время попадаться Сэллеру на глаза. Сходи к девочкам в Улики, котенка проведай. Он ведь уже совсем большой, мог бы сегодня и забрать.
– А папа? Я встретить хотел.
– Он поздно приедет. Встретишь, не волнуйся.
Испытывала ли она угрызения совести? Ничуть… Впрочем, да, было немного стыдно. Но вовсе не перед Эн-Ферро.
– Комары сегодня озверели, – пожаловалась она приехавшему, как и было условлено, парню.
– Сейчас разгоним, – улыбнулся он, готовя какое-то заклинание.
– Не нужно. Давай лучше на кухне посидим. А то мы во дворе, как на ладони, с берега любой увидит.
И бесценный магический дар был потрачен на то, чтобы погасить вспыхнувший на щеках румянец. Но она успела заметить.
Вечер тянулся невероятно долго. Чай был выпит, а разговор зашел в тупик. Еще немного – и будет уже не отвертеться от прямого вопроса, а она пока не готова была на него ответить.
– Покажи мне еще что-нибудь из своих фокусов. Мне нравится, как ты это делаешь.
– Что именно?
– Не знаю, я не разбираюсь в таких вещах…
Тихий, едва слышный скрип: провернулась на смазанных петлях створка ворот. Чуткое ухо карди уловило его, и отсчет пошел.
– А давай выйдем? Могли бы спуститься к морю, и ты сделал бы фигуру из воды.
– Да, но…
– Пожалуйста.
Еще не поздно было отказаться от этой детской затеи. Но Мариза не привыкла отступать.
Они поднялись из-за стола одновременно, но в какой-то момент женщина замедлила шаг, а растерянный, не понимающий причин ее поведения парень не успел сориентироваться, и через секунду они уже стояли в узком дверном проеме друг напротив друга. Так близко, что карди казалось, что она слышит, как взволнованно бьется сердце юного мага, и за этим стуком почти не различить было по-кошачьи мягких шагов на крыльце…
– Сэл… – Рука легла на его плечо, и острый коготок легонько царапнул кожу.
И все. Больше слов не понадобилось. Да и не получилось бы ничего сказать, когда горячие губы накрыли ее рот. Так искренен был этот порыв, столько в нем было страсти, что Мариза на мгновение забылась, отвечая на поцелуй. Сэллер притянул ее к себе, обнимая с той же решительной жадностью, и, наверно, случись это в другое время и в другом месте, карди понравился бы этот напор, заведомо отметающий все сомнения, но сейчас истинное удовольствие доставлял гнев, ярким пламенем разгорающийся в глазах Эн-Ферро.
– Щенок! – Сэл опомниться не успел, как оказался прижат спиной к стене, а горло сдавили когтистые пальцы.
Кулак карда вскользь прошелся по скуле – в последний момент парню удалось выкрутиться и уклониться от удара.
– Не тронь его! – выкрикнула Мариза, не ожидавшая такого поворота, но слов ее не услышали.
Человеку тяжело сравняться с кардом и в скорости, и в силе. А с рассерженным кардом – тем более. Увернувшись от кулака, Сэл не избежал удара ногой в живот и наверняка не успел бы закрыться от следующего, но, на свое счастье, смог сконцентрироваться и ледяной волной отбросить напавшего на него мужчину на несколько шагов назад, блокируя его движения простеньким плетением, первым, которое пришло на ум.
– Ах так ты у нас маг, – рассмеялся Лайс, без усилий разрывая путы чужих чар. – Не на того нарвался, мальчик!
Короткая вспышка-молния ударила в плечо, и Сэллер с трудом удержался на ногах, ухватившись за выступ подоконника.
– Не смей его трогать! – уже во весь голос закричала женщина, не на шутку испуганная происходящим.
– Я и пальцем к нему не прикоснусь, – злорадно пообещал Эн-Ферро, отправляя еще одну молнию.
Теперь уже юноша не устоял и рухнул на дощатый пол.
– Не надо, – всхлипнула карди, со страхом шагнув вперед. – Пожалуйста…
Она остановилась между ними, закрывая собой одного и не сводя просящих глаз с другого.
Слезы мешали говорить, а иначе она сказала бы ему, что Сэл ни в чем не виноват. Это только она и он сам… Потому что был таким непробиваемым, а ей так хотелось, чтобы он взглянул на нее иначе, чтобы заметил…
– Лайс…
– Убирайся из моего дома, – глухо выговорил мужчина, глядя ей за спину.
Он прошел в кухню и долго смотрел в окно мутным, невидящим взглядом. Слышал, как скрипнула дверь. Потом – неуверенные шаги сзади.
– Где Ласси? – пришлось постараться, чтобы голос звучал ровно.
– В Уликах. Нам… Нам придется уехать?
– Зачем?
– Ты раскрылся. Сэл теперь знает…
– Ничего. Он не расскажет, не волнуйся.
Мужчина резко развернулся. Мариза вздрогнула, но не отшатнулась, так и осталась стоять на расстоянии вытянутой руки.
– Однажды я уже вышвырнул из этого дома мальчишку, и моя глупость обернулась бедой, – проговорил он. – Не хочу, чтобы история повторилась. Я сорвался, но могу догнать его, извиниться и привести к тебе. Если ты этого хочешь.
– Лайс, ты дурак? – Карди подняла на него полные слез глаза.
– Видимо, да. Не знаю… Но он хороший парень, к тому же… Я поеду. Объясню ему все. Да? Извинюсь…
– Это я должна перед ним извиняться. – Мариза сделала робкий шажок навстречу. – Я слышала, что ты вернулся…
– Что? – переспросил он хрипло.
– Я слышала, когда ты приехал. И когда поднялся на крыльцо. И я сама его поцеловала. Потому что…
– Потому что я дурак, да? – Лайс осторожно взял ее за руку и нерешительно привлек к себе.
– Да. – Карди сморгнула, и слезинка сорвалась с ресниц и покатилась по щеке.
– Я исправлюсь. – Он коснулся губами влажного следа на ее коже. – Обещаю…
Если чего-нибудь сильно желаешь, оно обязательно сбудется. Но порой сбывшиеся мечты имеют горьковатый привкус вины, и нет смысла напоминать себе о том, что цель оправдывает средства.
– О чем ты думаешь? – сонно прошептал Эн-Ферро, прижимая к себе жену.
– О Сэле.
– Чудно, – пробурчал он. – И как я должен реагировать на такие признания? Не заставляй меня ревновать, женщина. В гневе я страшен.
– Теперь знаю. – Мариза вздрогнула, вспомнив, но Лайс нежно погладил ее по волосам и шутливо чмокнул в нос.
– Прости. Я не часто бываю таким, честно. Дорога от Саела заняла два дня, и я успел настроить планов… А вернувшись, обнаружил, что мои мечты уже осуществляет какой-то юнец. Вот и не сдержался.
– У тебя были такие мечты? – Карди вздохнула. – Значит, не было смысла так поступать с мальчиком. Даже не представляю, как он себя сейчас чувствует.
– Сейчас он, скорее всего, уже спит. И хватит себя корить, «мальчик» тоже не без греха. А теперь он усвоит важный урок: ходишь к чужой жене – будь готов, что явится ее муж и засветит тебе промеж глаз.
– Это из личного опыта?
– Вроде того. Не волнуйся, все будет хорошо. Поговорю я с ним. Нормально, без кулаков и магии.
– Поговоришь?
– Ага, – зевнул Эн-Ферро. – Как приедет, так и поговорю. А он приедет, никуда не денется. У него теперь столько вопросов… А ответить на них, кроме меня, некому.
– Говоришь загадками.
– Такой вот я загадочный. Привыкай.
– Разве к этому можно привыкнуть?
– У тебя будет достаточно времени…
Маг появился ближе к полудню, когда Ласси уже играл во дворе с котенком, а его родители все еще не могли заставить себя встать с постели. Эн-Ферро отсыпался после утомительной дороги и потрясений и радостей прошедшего дня, а Мариза лежала рядом, то дремля, то вновь открывая глаза, чтобы в тысячный раз убедиться, что минувшая ночь не была сном.
– Пап, к тебе пришли! – прокричал в приоткрытое окно мальчик.
Лайс нехотя открыл глаза.