Большая книга о новой жизни, которую никогда не поздно начать (сборник) Норбеков Мирзакарим
А уж коли сошлись две ворожеи, обязательно жди потасовки. Ворожея – от слова ворог, то есть враг.
Чтобы придать ссорам да побоищам пристойный вид, в городе каждую неделю проводили состязания колдунов. Команда на команду! Например, гадалки против магов или кудесники против ведьмаков.
Козел Тюша не раз приглашал Шухлика с Малаем посетить эти соревнования, или турниры.
– Захватывающее зрелище! – блеял он. – Сходите – не пожалеете.
На другой день после памятного ужина с настойкой кожерыжника они повстречали соседа-кабана.
Ев недобро поглядел на Шухлика и хрюкнул, как зарычал, показав кривые клыки:
– Напрасно кабаниху обидели! Это так просто вам с рук не сойдет! Вообще слыхал я, что вы шутки шутите – сомневаетесь в колдовстве! Опасное заблуждение!
К вечеру пожаловал мастер Кузойнак. Уселся посреди столовой на табуретку и долго тягостно молчал. Особенно тяжелым выглядело молчание из-за черных немых очков.
Неизвестно, куда глядел колдун, может, просто спал на табуретке, но Шухлику казалось, что именно в него уперт пронзительный взгляд. Вот-вот высверлит дырку в голове или проткнет насквозь.
Тюша крутился вокруг мастера, предлагая настойки с закусками. Но не удостоился внимания – ни знака пальцем, ни движения бровью.
И вдруг словно шкаф рухнул, так прогремели слова Кузойнака в тишине козлиного дома.
– Итак, чем же мы плохи?! Чем вам не угодили?!
Козел Тюша тут же вылетел за дверь, а Малая от неожиданности настолько передернуло, что из полосатого он превратился в клетчатого.
– А что, собственно, такое?! – постарался он придать голосу зычности, но проблеял, как козел. – Ка-к-ки-иээ пре-ээ-те-ээ-нзии?!
Мастер Кузойнак резко поднялся, опрокинув табуретку.
– Отставить увертки! Нам все известно, и дело выходит нешуточное! Или вы вступаете в братство, или… – поглядел он из-под очков, – с вами всякое может случиться…
– Нас не запугаешь! – топнул Малай копытом.
– И в мыслях не было, – мягко улыбнулся Кузойнак. – Только хотел предупредить! Понимаете ли, со всяким существом ни с того ни с сего приключаются беды. А наше братство предохраняет от этих случайностей. Очень рекомендую! Приходите на турнир – прямо там и вступите…
– Я ничего не считаю невозможным! – уклончиво ответил Шухлик.
Мастер Кузойнак еще более смягчился.
– Вот разумные словечки! Поверьте, друзья-ослы, вы очутились среди достойнейших граждан! Мы все тут – не от мира сего. И это прекрасно! По сути дела, мы ученые-первооткрыватели!
– Все делаете на свой манер. Вопреки обычаям и общему мнению! – добавил Малай.
Мастер хотел было расцеловать его, но все же сдержался.
– Истинно! Истинно говоришь! Из вас, ребята, получатся хорошие ведьмаки. Принесете клятву в смоляном горящем круге, призвав в свидетели духов, которые на всю жизнь останутся вашими покровителями. Поверьте, все проще пареной репы!
На радостях он хватил настойки кочерыжника. Огляделся, будто разыскивал именно пареную репу, а не найдя, закусил колюкой. И без всяких усилий растворился в ночи. Можно сказать, канул как черный камень в черную воду.
Шухлик сидел очень мрачный, словно рыжая грозовая туча.
– Ах, козлы! – воскликнул он. – Ну, что ни козел, то предатель! Был в моей юности друг – козлик Така, по милости которого меня продали на базаре. Теперь Тюша настучал! Хоть и белый козел, а доносчик!
Малай попытался успокоить.
– Чего с него взять-то, с бедного козла Тюши? Все они здесь, как говорил достойный гражданин Кузойнак, не от мира сего. Правда, не пойму, от какого именно?
Да, приятно думать, что все огорчения приходят к нам со стороны, не от мира сего. Только вообразите – надежная граница, и никаких бед!
Счастлив тот, у кого есть воображение! Оно разрывает крепкую паутину привычки.
Как говорят, воображение – это орудие преображения! Великая сила, сотворившая целую Вселенную.
Богатое воображение способно создать в душе светлый, чудесный мир, счастливее которого и быть не может.
О, если бы каждому на земле такое богатство!
Бег по кругу
Однако Шухлику с Малаем трудно было вообразить, что ожидает их в самом ближайшем будущем.
– Почитаю за лучшее, мой господин, как можно скорее смыться отсюда! Иначе не миновать нам вредного заклятия, – тревожно сопел джинн. – Ох, чую, пованивает тут братом-шайтаном!
Той же ночью они попытались улизнуть из черно-белых развалин. Cкакали рысью точно туда, где вставало по утрам солнце. Но как ни старались держаться строгого направления, а все время оказывались на одном и том же месте – у сухого фонтана, где произрастал говорящий кактус. Невероятно колючий, потрескавшийся, пожелтевший от старости и злости.
Каждый раз, завидев Шухлика с Малаем, он отвратительно хихикал и норовил уязвить, стрельнув колючкой.
Однажды им удалось добраться до речки Вещунки, носившей в прошлом величавое, но страшное имя Ахерон. За ней вроде бы кончались колдовские угодья, и тут откуда ни возьмись набросилась на них свора черных диких псов.
Шухлик лягался задними ногами, колотил по головам передними и кусался крепкими, как камни, зубами. Сам не ожидал от себя такой прыти.
Еле отбились.
– Неожиданности на каждом шагу! В этих краях известный конь Пегас до того перепугался собак, что у него выросли крылья. Ах, как бы нам пригодились! – причитал Малай, когда, изрядно потрепанные, плелись они домой.
Вообще-то джинн, как ни странно, остался почти невредим. Разве что черно-белые полоски на боках разлохматились и болтались бахромой под брюхом. А вот Шухлику перепало клыков, отчего началась у него странная хворь под названием собачья старость.
Час от часу дряхлел рыжий ослик. Из него буквально песок сыпался, особенно из носа и ушей. А хвост крошился, будто глиняный.
Среди ночи его разбудило невнятное бормотание.
«Собака, мать всем собакам, ты нам не мать. Собачьи детки, всем детям детки, вы нам – не детки. Бегите, собаки, в сырой бор! Болючие раны на ногах, на боках, на хвосте, на голове и в затылке, будьте во веки веков на собаке черной, серой, белой. Сидите и во веки не сходите! Слово мое замок, а язык мой – ключ!»
В дальнем углу, откуда доносился этот заговор, пританцовывал джинн Малай.
– Простите, мой господин! – смутился он. – Как ни противно, а приходится знахарничать! Иначе от вас лишь горка песка останется…
Уже к утру собачья старость улетучилась, хвост восстановился, но на душе не стало легче.
– Похоже, не выбраться нам из колдовского логова, – рассуждал рыжий ослик. – Слишком много знаем о здешней жизни. Зачем им дурная слава?
– Может, вступим в чертово братство? – неожиданно предложил Малай. – Вступим, а потом ускользнем!
– Чтобы я клялся в смоляном круге, вызывая неизвестно чьих духов?! – подпрыгнул Шухлик. – Да никогда в жизни!
Полосатый Малай подтолкнул в бок своего господина и перешел на «ты».
– В конце-то концов, что тут дурного? Ты же, когда нужно, призываешь Ок-Таву!
– Как можно сравнивать?! Я творю Ок-Таву в своей душе. Это мое чувство восторга от каждой секунды жизни!
Он примолк и задумался. По правде говоря, уже давным-давно не посещала его прекрасная осьмикрылая ослица. Что-то мешало создать ее образ. Да и чувство Чу не подавало голоса, спало беспробудным сном. То ли всему виной здешние колдуны? Может, им удобнее, чтобы Шухлик видел все только черно-белым, без оттенков.
– Так или иначе, а на состязание придется сходить, – заметил джинн. – Поглядим, чего еще они надумают…
Среди обломков громадного гиперборейского стадиона расположились шесть ведьм и тринадцать знахарей, собиравшихся состязаться. Ведающие против знающих.
Поначалу ничего удивительного не происходило. Долго перетягивали канат, покуда не разорвали точно посередке.
Свою половину ведьмы превратили в колбасу и немедленно сожрали. Знахари оказались изобретательней – распустили канат на отдельные веревочки, потом порубили и сварили из них макароны по-флотски.
Перекусив, и ведьмы, и знахари взялись за дело со всей серьезностью. Они не столько состязались, сколько истязали всю окружающую природу!
Губительным нашептыванием на осиновую палочку ведьмы заставляли реку Вещунку бежать вспять.
Знахари, поплевывая на горючий камень Ифлос, лишали ветер дыхания.
Ведьмы остановили Луну, сделав ее ущербной.
Зато знахари уронили чертову дюжину звезд с неба и пристроили себе на лбы.
Тогда ведьмы растянули ночь на три дня.
Шухлик с Малаем то и дело задремывали, и уже не понимали, что происходит.
Все вокруг исказилось, растянулось вдоль и поперек. Камни ожили и ерзали, норовя скинуть. Редкие деревья и кусты тихо рыдали. Воздух до того сгустился, что не давал возможности встать и уйти. А на спину навалилась девятипудовая тяжесть.
Когда состязание наконец закончилось, ведьм и знахарей стало поровну – по девять. Один бесследно пропал.
Судьи никак не могли решить, кому отдать предпочтение. Или, может, нарочно дурака валяли?
– Пусть победителей определят наши гости! – раздался голос мастера Кузойнака.
Все восемнадцать ведьмо-знахарей, окружая и приговаривая хором какую-то тарабарщину, уставились на гостей, то есть на рыжего ослика и джинна.
Их заговоры и взгляды так мяли, колотили, щипали с вывертом и кололи все тело, с хвоста до ушей, что невозможно было терпеть. Даже бесследно пропавший, девятнадцатый, умудрялся лупить и пинать.
– Ничья! – заорал в отчаянии Шухлик.
– Ничьи только у тупых ослов, – поморщился мастер. – А у нас – ни за что на свете! Мы всегда победители!
И в этот миг Малай сиганул из сомкнувшегося круга, как кузнечик из-под сачка. Прыгая через камни, которые стремились подкатиться ему под копыта, джинн верещал, будто подстреленный заяц, заглушая ведьмин хор.
– Слово мое – замок! Ведьмы, знахари, колдовское отродье и особенно мастер Кузойнак! Удавитесь, поперхнитесь, лопните! Расколитесь, тресните! Ломота на вас, огневица, трясовица! Дергание, свербеж и глухая немота! Язык мой – ключ! Трижды плюю через левое плечо – тьфу! тьфу!..
Увы, ему не дали доплевать! Сцапали, подхватили, потащили вместе с Шухликом и вышвырнули, как мусор, так далеко, что, казалось, вообще из жизни.
Еле они очухались, заслышав петушиные голоса.
Оглядели друг друга и порадовались – ослы как ослы!
– Кабы мне сил побольше, я бы им показал, как ронять звезды, ночи растягивать и честных ослов угнетать! – хорохорился Малай.
Наверное, ему удалось-таки перебить и ослабить колдовское заклятие. Оно, кажется, не подействовало!
К великому счастью, пока не было заметно никаких перемен – ни в облике, ни в мыслях.
Утконосы
Шухлик с Малаем благополучно вернулись к дому козла Тюши. Но почему-то крыльцо показалось невероятно высоким. Когда подлый козел успел его перестроить?
Они переглянулись и обомлели, увидев, как здорово изменились. Впрочем, изменились – совсем не то слово!
Ну, как может измениться осел? Похудеть или потолстеть, уменьшиться или увеличиться в размерах, стать полосатым или красным. На худой конец – превратиться в человека, как это уже бывало с Шухликом.
До этой поры он думал, что есть всего два пути превращения – из человека в животное или – наоборот. Оказалось, существуют и другие возможности.
Шухлик и Малай стараниями Кузойнака превратились в двух утконосов из отряда клоачных, то есть, что особенно обидно, в низших, птицеутробных существ.
– Вот угораздило! Недаром лодочник Харитон говорил, что все здесь превращается из одного в другое, особенно судьбы меняются, – припомнил с грустью Шухлик, разглядывая широкий плоский нос вроде мягкого клюва, хвост, подобный веслу, и перепончатые лапы. – Ох, а как рыбой-то от нас воняет! Это все какие-то посторонние, ненужные приключения! Мы ни на шаг не приблизились к саду Багишамал, не говоря уж о пупке Земли. Не везет, так уж не везет!
– Разве, мой господин? – искренне удивился Малай, высунув мясистый язык, усаженный роговыми зубчиками. – Все же в сравнении с теми жужжащими кубиками мы просто везунчики. Ну, побудем некоторое время утконосами! Даже любопытно. Это, поверь мне, короткое колдовство – дня на три! Самое большее на неделю! И, хочу заметить, ничего постороннего не бывает в этом мире! Все ведет к лучшему!
– Чем же нам эти три дня заниматься, пока не настанет лучшее? – вздохнул Шухлик. – Запруды, что ли, на реке строить?
– Запруды, мой господин, простите за дерзость, – строят бобры! – со знанием дела отвечал Малай, широко зевая утиным клювом. – А мы можем вдоволь накупаться, наныряться в речке Вещунке, питаясь деликатесами – раками, улитками и ракушками.
Похоже, джинн был доволен, что они относительно легко отделались, чары могли быть и пострашнее. Маленькие утконосьи его глазки весело поблескивали.
– Ой-ой! – вдруг засуетился Малай. – Кажется, я превратился в утконосиху – вот-вот снесу яйцо! Скорее, мой господин, к реке! Надо успеть соорудить гнездо!
– Еще этого нам не хватало! – охнул Шухлик.
Короткие, широко расставленные лапы совсем не подходили для бега. Хорошо, что Вещунка протекала неподалеку.
Малай нырнул и принялся рыть под водой нору в обрывистом берегу. Да так умело, будто родился утконосихой. Ход копал не прямой, а зигзагообразный, с уклоном кверху, чтобы гнездо было сухим.
Вынырнув через некоторое время, Малай игриво взглянул на Шухлика.
– Мой господин, у нас, утконосов, так заведено, что гнездышко требуется выстлать шерстью. Позвольте надергать у вас самую малость со спины.
Шухлику ничего другого не оставалось, как согласиться.
Уже на следующий день Малай снес пару яиц, из которых вылупились милые голые крошки-утконосики. Одного назвали Жон-душа, другого – Дил-сердце.
Поскольку это были дети не простого утконоса, а джинна, росли они не по дням, а по часам.
Быстро покрылись шерстью и радовались жизни – играли и веселились, как щенята. Боролись друг с другом, действуя клювами и передними лапами.
Глаза их сияли точно как у Малая, когда он наблюдал за их шалостями с берега, блаженно улыбаясь во всю свою утиную пасть. Да и Шухлик испытывал к ним родственное чувство.
– Да, мой господин! Какое счастье! – поминутно умилялся Малай. – Не думал-не гадал, что у меня будут детишки! Отвезу их на родину – в страну Чашма. Пусть набираются ума-разума! Кстати, там, уверен, ты все выяснишь о пупке Земли в подробностях…
Прошло уже не менее двух недель, а Шухлик с Малаем не обретали свой прежний вид.
Похоже, что джинн знал средство, но не торопился применить. Видимо, поджидал, когда окрепнут Жон и Дил.
Наконец, набрал где-то укропа и лаврового листа. Истолок клювом и настоял на воде речки Вещунки.
Как только они выпили настойку, почти сразу, без всяких мучений, превратились в ослов. Причем Малай стал как новенький – крепкий красный ослище с пиратской повязкой на глазу. Детишки Жон и Дил поглядели на него с удивлением, но уже через пару минут признали.
– Ты видишь, мой господин, какие у них задатки! – восхищался Малай, роняя скупые ослиные слезы. – Настоящие маленькие джинны в образе утконосов! Ах, какое счастье!
Конечно, из любого дурного положения можно извлечь немало доброго и полезного.
Мало того что, побывав утконосами, Шухлик с Малаем научились прекрасно плавать и нырять, ловить раков, рыть норы и строить гнезда, так еще джинн обзавелся потомством, о котором и не мечтал. Откуда, спрашивается, взяться детям у огненного духа? А тут – пожалуйста, благодаря колдовским козням, появились два чудесных создания.
Малай не мог нарадоваться, наглядеться на них!
И это понятно. Джинны, как правило, – круглые сироты. Ни предков, ни наследников, ни сестер, ни братьев…
Добрые рождаются от солнечных лучей и полуденного жара. Злые, шайтаны, – от извержения вулканов, ударов молний и разрушительных пожаров.
Впрочем, многое зависит, как говорится, от окружающей среды.
Злые иногда добреют, и, наоборот, добрые – обозляются. Между ними нет окончательного разделения и незыблемой границы. Точно так же как вообще между добром и злом в этом мире.
Пора было собираться в дорогу, подальше от города колдунов.
Но тут Малай глубоко задумался.
– Никак в толк не возьму, кто я теперь моим мальчикам, – мама или папа?
– Ну, просто – родитель, – успокоил Шухлик.
– Хорошо звучит, мудрейший господин! – И Малай резво подпрыгнул, как в прежние времена, когда только что освободился из плена в горшочке.
Обретя наследников-утконосов, он очень приободрился. К нему явно вернулась часть сил, похищенных братом шайтаном.
– Главное, преодолеть пустынную четверть мира! – нахмурился он, сосредотачиваясь, как атлет перед тройным прыжком. – А там уж рукой подать до страны Чашма…
Малай выстроил всех в шеренгу – впереди Шухлик, сам сзади, а посередине – братишки Жон и Дил.
Он уже начал нашептывать что-то себе под нос, как заведено у джиннов перед исполнением любого желания.
И тут на пологом берегу реки показалась знакомая собачья стая. Все в черных очках!
Они не лаяли, не рычали, даже не скалились, а подкрадывались в зловещей тишине – по-пластунски, словно тигры или рыси.
Это наводило такой ужас, что джинн с Шухликом, подхватив Жона и Дила, бросились бежать так, как, пожалуй, еще никогда не бегали. Они неслись, точно скаковые жеребцы.
И все же псы догоняли. Еще чуть-чуть и – вцепятся в копыта. Прыгнут – и разорвут утконосиков.
Вдруг Шухлик ощутил всей спиной странную подъемную силу, которая порывами разгоняла воздух. Еще перебирая ногами, он взмыл над землей.
Рядом не очень умело махал крыльями Малай. Зато утконосики, растопырив перепончатые лапы и выруливая плоскими клювами, летели на редкость уверенно, будто урожденные птицы. Подобно вспугнутым диким уткам, они устремились в небеса.
Внизу подпрыгивали, визжали и скулили растерянные очкастые собаки.
Задержавшись, Малай спикировал и осыпал их на прощание крупным ослиным пометом.
Сверху хорошо виднелась граница между двумя мирами.
Именно речка Вещунка, давшая им приют, отделяла бездонную глухую тьму, где не было ни единого проблеска, доступного пяти обычным чувствам, от черно-белых руин города колдунов.
Над городом они сделали широкий круг, поскольку джинн готовился перепрыгнуть сверхсветовой барьер скорости. Пока он нашептывал, дул и поплевывал, их заметили, и внизу началась суета.
Ведьмы хватались за метлы, собираясь в погоню.
Доносились заклинания магов и вопли колдунов, грохотавшие в небе, подобно грому.
Нечистый дух поднимался вверх густыми волнами, так что перехватывало дыхание.
Однако у джинна теперь хватало сил не только на сверхсветовой полет, но и на защиту от дурного рева, заклятий, наговоров и прочего сглаза. Все посланные проклятия посыпались огненным дождем обратно, накрыв город пеленой черного дыма.
А через мгновение что-то мигнуло, дрогнуло, смешалось и сдвинулось, как отражение в открываемой зеркальной дверце.
Возникла совсем другая картина, и вся четверка – два взрослых осла и два утконоса-ребенка – опустилась с небес посреди голой каменной равнины.
Кажется, им все же не удалось перемахнуть за раз пустынную четверть мира.
Малай сокрушенно покачал головой.
– Эх, немного недотянули! Придется топать пешком, поскольку пороху в пороховницах не осталось. К счастью, мы рядом с благословенной страной Чашма.
Счастье третье
Пещелья и ущеры
Силы у Малая и впрямь иссякли. Он даже не знал, в какую сторону идти. А крылья, выросшие при побеге, отвалились на сверхсветовой скорости.
Но тут у Шухлика очень кстати пробудилось чувство Чу и подсказало, куда путь держать.
Рыжий ослик торопился выбраться из этой каменной, словно опаленной небесным огнем, пустыни. Копыта его высекали искры, и звон стоял такой, будто он скакал по железному мосту. Малай с детишками на спине еле поспевал следом.
Жон и Дил пока не умели говорить. То есть помалкивали, но все-таки мысленно калякали. Родитель хорошо понимал, о чем они. Да и Шухлик кое-что улавливал.
В общем-то, не смолкая ни на миг, утконосики несли всякую милую околесицу.
«Отважнее и сильнее нашего папаши не сыскать в целом мире! – кричал Жон. – Как ловко он уделал и пропесочил тех очкастых собак!»
«О, наша мамаша добра и прекрасна! – восхищался Дил. – А какой у нее чудесный красный хвост! А черная повязка на глазу!»
Малай таял и млел на ходу, едва ли не мурлыкал, как кот на печи. Все это мешало Шухлику слушать Чу, которое изъяснялось довольно странно – лопотало неразборчиво, как годовалая малютка.
– Лежезная густыня! – вроде бы оправдывалось оно. – Ганмитная фуря!
Рыжий ослик только недоуменно разводил ушами.
К вечеру они приблизились к гряде неприступных скал. Казалось, что преодолеть их нет никакой возможности. Все-таки ослам далеко до горных баранов!
То и дело им виделись дома, дворцы и даже целые города, созданные за многие века ветром и редкими дождями.
– Мой господин! – Малай принюхался. – Я смекнул, где мы! В часе ходьбы отсюда есть лазейка в горах, которая выведет прямо в страну джиннов.
Шухлик ощутил, как Чу настойчиво тянет в другую сторону.
– Шуволка! – беспокоилось оно. – Задняпа! Пещелья и ущеры!
Джинн насупился и помрачнел.
– Знаешь ли, мой господин, я очень уважаю твои чувства, однако здесь, посреди железной пустыни, они явно запутались и оторопели, как бывает со стрелкой компаса во время магнитной бури.
Пожалуй, это все объясняло. И, приструнив размагниченные чувства, Шухлик поспешил за Малаем.
Обещанная лазейка оказалась очень тесной – кривая узенькая щель. Еле протиснулись. Хотелось назад, но скалы уже не пускали. Они скалились и впивались в бока. Вот-вот вздохнут и расплющат!
Впрочем, через некоторое время щель раздвинулась, расползлась и превратилась в ущелье.
Ободранные ослы остановились – отдышаться и осмотреться.
Здесь было тихо, сухо и сумрачно. Скалы поднимались так высоко, что небо казалось бледно-голубой ленточкой, которая, того и гляди, скрутится эдаким катышком-колбаской.
Там и сям, как пустые глазницы, зияли пещеры.
– Фью! – присвистнул Малай. – Веселое местечко!
Свист разбежался меж скал, будто быстрый ручей, затекая в каждую трещину, расщелину, и на звук его из пещер повылезло множество народа. Завидев ослов, все пришли в неописуемый восторг. Подпрыгивали, махали руками и кричали «Ура!» так, что ущелье в миг переполнилось глухим стоном и рокотом, точно океанским прибоем, – уу-ур-р-р-ра-а-у-у-рр!
– Вот так встреча! – удивился Шухлик. – Может, обознались?
– Мой господин, зачем сомнения? – подмигнул Малай. – Это обычное горское гостеприимство!
Меж тем жители пещер обступили их. Не обращая внимания на красного осла с утконосами, подхватили рыжего на руки и понесли, как героя, вернувшегося домой с великой победой.
Шухлик пытался заглянуть в их лица, но не мог, будто они нарочно поворачивались затылками.
Даже странно, одни затылки! В ущельном сумраке виднелись на них выбритые цифры – пять, тринадцать, сто один, семь, восемьдесят три… И на лысых то же самое, – одиннадцать, двадцать девять, пятьсот сорок семь – то ли печати, то ли клейма…
Шухлика внесли в громадную пещеру, озаренную кострами, и усадили на каменное возвышение вроде трона, у подножия которого спешно застилали скатертью длинный стол.
Тут-то он и понял, с трудом веря своим глазам, что у местного населения вообще нет лиц! Откуда не погляди, – затылки! То есть с обеих сторон головы – спереди и сзади.
А глазки скромно и стыдливо мигают из ушей.
«В природе еще и не такое бывает, – успокаивал себя Шухлик. – Конечно, не красавчики! Но где же, елки-палки, рты?! Ни одного не вижу! Чем же они кричали и как едят?»
Пока не было ответа на этот вопрос.
Только чувство Чу высказалось взволнованно и смутно: «Пердуперждаю! Гершники! Притвожерношение!»
Шухлик вдруг проникся к этому беспокойному чувству такой нежностью, словно Малай к утконосикам. Он слушал невнятный младенческий лепет Чу и был счастлив, понимая, что вскоре оно обязательно подрастет, окрепнет и заговорит в полный голос.
Затылочники
То и дело кто-нибудь из затылочников подходил к полыхающим кострам, выцарапывал оттуда особенно жаркие угольки и раскладывал по карманам, а пару-другую терпеливо зажимал в кулаках. Понятно, что пещера была наполнена стонами и подвыванием.
«Наверное, тоже горский обычай!» – изумлялся Шухлик.
Когда все расположились за столом, он, наконец, догадался, что рты, которые никак не мог приметить, находятся точно на макушках. Судя по всему, затылочники питались в основном тем, что с неба падало. И сейчас по привычке сидели, разинув пасти, будто птенцы в гнезде.
– Верно-верно, что с неба упало, то наше, – вкрадчиво подтвердил Седьмой, моргая ухом. – А на большее совестно рассчитывать!
И впрямь, праздничный стол был пуст, если не считать каких-то жалких корешков и сушеных насекомых.
По правую руку от Шухлика поместили Малая с утконосами.
– Кто эти безмордые страшилы? – шепнул рыжий ослик. – Куда мы угодили?
– Пещеры вечного блуждания, мой господин, – отвечал Малай. – Здесь грешники раскаиваются и замаливают грехи! Погляди на стены!
Сверху донизу камни были расписаны картинами адских мучений, – как и полагается, с чертями, сковородками, с чадящими языками пламени. Но души, опутанные грехами, как катушки суровой ниткой, напоминали рассохшиеся чурбаны – все в трещинах и щелях, из которых торчало множество ржавых гвоздей и горящих заноз.
– Рисунки с натуры, – заметил Малай. – Таковы при жизни души пещерных грешников. И обрати, мой господин, внимание на подписи.
Шухлик прочитал.
«Грех, как огонь костра, греет, но чем ближе к нему – жжет и мучает».
Читать бесплатно другие книги:
