Не разлей вода Полеви Елена

Не разлей вода

– Кофе ты какой-то гадкий купила. Кислит…

– Да это ты молоко с вечера в холодильник не поставила!

– Ну, что ты такое говоришь? Я новый пакет достала, при тебе открыла… Лишь бы сказать что…Ох, Людка, противная ты с годами становишься! Счастье, что дочь с тобой не живет, а то сбежала бы…

– Конечно! Людка старая и противная, а Ирка молодая и вся из себя такая покладистая! Мягкая и сладенькая! Шоколадный батончик! Тает от прикосновения…

– Ну, вот, завелась! Язык без костей…

Так или примерно так начинались их утренние диалоги, девять из десяти. Обе рано вставали, зимой еще по темени, летом с первыми лучами, хотя уже сто лет как никто никуда не спешил.

Но привычка она крепче честного слова. Когда-то по молодости Ирка (вообще-то ее звали Ираидой, и только Людмила за долгие годы отстояла право на иезуитское сокращение) любила поваляться в постели до позднего утра, а то и до передачи «В рабочей полдень», была в доперестроечные времена такая на радио. Концерт по заявкам, для тех, кто к полудню так напахался, что заслужил отдохнуть. Бутерброд сжевать под душевные песни. Низкий поклон рабочему классу от признательной интеллигенции…

Но мир создан для жаворонков, Ираида рано в этом убедилась. Любую сову загребет в свои жернова. Пообтешет, перья обдерёт, бока намнет, и встречайте на выходе недожаворонка – недосову, неопознанное природой создание. А как иначе, если в садик, в школу, в институт, на работу – к 8-00, и это с тех пор, как только научился ходить и самостоятельно писать в горшок. Слава Богу, если родителям удалось выкрутиться и обойти десятой дорогой такое уродство как ясли.

А потом будешь мерять жизнь промежутками от субботы до субботы, когда позволено не заводить допотопный рогатый будильник и не вскакивать подорванно с кровати, обрушивая хлопья ненависти на дребезжащий циферблат. Или не будешь, потому что втянешься. Прав был душка Достоевский, ко всему человек-подлец привыкает… Будильники как класс давно потерялись на очередном витке технической эволюции, – будят теперь мобилки. Но суть от этого разве меняется? Все равно хочется грохнуть о стенку…

В бесконечных утренних беседах эта тема тоже обсуждалась, и спорили до хрипоты. Людмила Николаевна, всю жизнь отдавшая школе и в итоге преспокойно выброшенная из нее в первый же день пенсионного возраста, отстаивала главенство правильной организации во всем.

– Вставать нужно с солнцем, это естественно, – вещала бывшая директриса. – Это соответствует биоритмам человека…

– Твоим биоритмам, может, и соответствует. А зачем за всех расписываться? Ты еще скажи, «кто рано встает, тому Бог дает…»

– И скажу. Это совершенно объяснимо с точки зрения физиологии, Бога в этот вопрос можно и не вмешивать…

– Ну, и что тебе это дало? Вот вставала ты всю жизнь, как курица с рассветом, и что, лучше живешь, чем Анька с первого этажа, которая полжизни в постели провалялась… Мужиков меняла чаще, чем постельное белье, – Ираида громко засмеялась. Она знала пуританскую сущность подруги, и старательно искала повод ее зацепить.

После разминки в виде пикировок на вольные темы, наступал черед серьезных разговоров. То есть перебранки о кофе, совах-жаворонках, соседях, погоде и сериалах, были как бы предисловием. А дальше уже шла суть. Полноценная глава.

– Генка так и не звонил?

– Может, и звонил, да меня ж вчера дома не было, – Ираиде трудно было сказать «нет». Это не правда, что надежда умирает последней. Материнская надежда бессмертна. Как Дункан Маклауд. Свой ребенок – всегда умный, добрый и заботливый. Просто есть обстоятельства. Разные. В их случае оправдание было железным – разница во времени. Лет десять уже Генка кантовался где-то в Америке, в таком заштатном штате, что Людмила никак не могла запомнить название.

– Так сама позвони, может, стряслось чего?

– Звонила. Мобильный не отвечает, автомат что-то их тарабарским языком говорит… Связи нет, наверное. А домашний Келли берет, так какой у нас с ней разговор? Хеллоу – хеллоу. Гену, говорю, позови. Она «ноу» и дальше что-то бойко лопочет. Я и трубку положила, чтоб деньги не проговаривать. И так всю пенсию заплачу, наверно. Одно думаю – раз бойко лопочет, то все хорошо…

– Ты за деньги не переживай, – Людмила чувствовала себя виноватой – разбередила душу подруги. У самой-то дочь под боком. В одном городе, хоть и на противоположном конце. – Деньги есть, расплатимся… Правда, Светка звонила, опять денег просит. У малого сапоги порвались, а купить не за что…

– Так давай я тебе дам, ты же знаешь, я тетка с котомкой, – материальным подруги всегда делились легко.

Разговор плавно перетекал в болезненное уже для Людмилы русло. Беспомощность зятя. Полный беспросвет. Ноль. Вакуум. Работает за сущие копейки, в квартире раздолбаны все розетки, краны текут, отстающие от стен обои Светка лепит скотчем или канцелярским клеем… Все на ней держится. Злая и худая как Кощей. А ему хоть бы что… По специальности, говорит, работает. А кто виноват, что государство его специальность так не уважает…

– Не права ты, Люд. Сама, если бы в школе осталась, что имела бы сейчас? Он хоть квартиру от предприятия получил. И то добро. Они бы на нее за три жизни не накопили бы, так и сидели бы на твоей шее до старости. А так и у них есть, и внуку наследство оставишь…

– И то, правда…

Иногда на мирной ноте, иногда на высокой и режущей слух, если не удалось уладить спор, расходились они по норам, чтобы дальше тянуть свою лямку. Ираида досыпала или бежала по своим «девкам», – то ли клиенткам, то ли заказчицам, – никак не могла придумать им правильное определение. Расхожее слово «хозяйка» отвергла сразу. Сам Господь не хозяин ей, шалопутной и крученной Ираиде, а не то, что какая-то вчерашняя школьница, в кармане которой завелась лишняя тысяча. А слово «работодательница» – для газет, а никак не для человеческого общения. Язык сломаешь. Вот и прижилось «девки». Они все молодые, худые, грудастые, при делах, при деньгах. Никак не могла понять до сих пор расторопная Ираида, редкая аккуратистка по натуре, как можно тратить 300 гривен на то, чтобы кто-то пришел и убрал на твоей кухне? Да разве ж это работа? Свою квартиру она виртуозно вылизывала за пару часов, скорее, поддерживала стерильность. Это простое нехитрое умение оказалось невероятно востребованным в сегодняшнем дне. Куда больше, чем заморочливая профессия Людкиного зятя «инженер-теплотехник». О сноровке Ираиды стали ходить легенды, и уже она выбирала своих «девок», которые сами теперь ее искали. Не каждого ведь с улицы в дом пустишь. Репутация для домработницы важнее, чем для директора. Второго поменять проще.

Работала Ираида только у тех, кто живет в своем районе, не дальше двух остановок на маршрутке. Слишком дотошных и задиристых тоже вычеркивала из списка, потому что была уверена – справедливо к ней придраться не за что. Ну и особо не жаловала третий тип – барыни. Те, что смотрели свысока, указания давали через губу, не разговаривали на отвлеченные темы, словно она крепостная. Таким делала все по высшему разряду, прятала деньги в карман и высокомерно отвечала на предложение прийти через день: «Спасибо. Это был последний раз. Вы мне не подходите!»

– А зачем тогда выкладывалась по полной? – недоумевала Людмила. – Если решила, что ходить к ним не будешь…

– А пусть пожалеют, что такую звезду упустили, – смеялась Ирка. – Ну и должен же хоть кто-то этим княгиням из свинарников показать, что не такие уж они цацы…

– Думаешь, поймут?

– С первого раза, может, и нет. Но второй раз обязательно будет! – беззлобно отвечала Ираида.

Были у Ираиды очень привлекательные предложения сменить приходящий статус на постоянный. За хорошую зарплату, с питанием и даже с летним отдыхом на море, с хозяйскими детьми. Но ни за какие лайнеры-океаны не согласилась бы она поставить крест на своей независимости. Подавать утренний кофе какому-нибудь лысому с ноутбуком, вместо того, чтобы потрындеть с Людкой? Да ни за что! Ни одному из трех мужей не удалось прибрать ее к рукам. Не поддавалась Ираида дрессировке. Как кошка. А, может, просто Куклачева на нее не нашлось. Какая теперь разница? Тем более что на Турцию и Египет они с Людмилой и сами себе наскребли, не так это сложно с головой и руками. Последний год после кризиса, правда, никуда не ездили – любую лишнюю копейку Людка теперь отдавала Светлане. Хотя лично у них, Ираиды и Людмилы, никакого кризиса не было.