Далеко от Земли Комарницкий Павел

– Маленькая моя… – я судорожно притянул её голову к себе. – Маленькая ты моя…

– Ну всё уже, всё… – она мягко высвободилась. – Пора, на службу никак у вас опаздывать нельзя. Вот, возьми, – она протянула мне ключи. – Я не знаю, сколько времени светлые небеса нам отпустили, но не хочу терять больше ни часу. Я хочу, чтобы ты жил у меня. Со мной. Это возможно?

* * *

Солнечные лучи косо били в оконное стекло, за зиму почти утратившее первозданную прозрачность. Надо бы вымыть, мелькнула в голове вялая мысль… как-нибудь принести и распаковать робота, запустить, когда темно и все спят… или всё-таки надёжнее руками? Безопаснее, да, пожалуй… ладно, это потом.

Вздохнув, Инбер смочил салфетку в лосьоне и принялся оттирать щёки, заросшие трёхдневной псевдощетиной. Мох-симбионт, очень натурально копировавший растительность, бытующую у аборигенов-иннурийцев, охотно отваливался с каждым движением, оставаясь на влажной ткани. Покончив с процедурой, иномеец провёл ладонью по гладкой коже. Всё-таки молодцы учёные биологи, ничего не скажешь… Когда-то, в самом начале, отсутствие волосяного покрова на теле и особенно на лице доставляло иномейским агентам массу хлопот. Накладные бороды и усы не решали проблему радикально, когда же в моду у аборигенов вошло бритьё, ситуация стала угрожающей. Тогда и был разработан вот этот симбионт… Споры мха, нанесённые на кожу, прикреплялись к ней крохотной присоской-микоризой и, питаясь кожными выделениями и солнечным светом, усердно росли, точь-в-точь лишайник на скале, не проникая в субстрат. Теперь можно было сколь угодно долго, скажем, находиться среди аборигенов в глухой тайге, не устраивая спектаклей с ложным бритьём, а, как все, обрастая щетиной. Конечно, биопсия мгновенно разрушила бы иллюзию. Вот только кто позволит аборигенам Иннуру провести такую процедуру? Будут жертвы, если потребуется. Много жертв, если не будет иного выхода. Так что, право, не стоит местным органам безопасности пытаться захватить иномейского агента…

Только будет это, разумеется, тяжёлым провалом.

Мягкий курлычущий звук прервал размышления резидента. Достав из-за пазухи связку амулетов, Инбер сдавил нужный брелок пальцами.

– Приветствую тебя, почтенный Инбер! – в воздухе возникло голографическое изображение Тиола. – Тут со мной уважаемый Ниал…

– Я вас жду, Тиол. Вы уже в Москве?

– Да, разумеется. Взять такси?

– Лучше всего так. Выходите в соседнем дворе. Не забудь, проверь телепатором водителя и искателем жучков машину!

– Обидеть хочешь, шеф?

– Ладно, ладно! Жду.

Погасив связь, резидент прошёл на кухню, включил электросамовар, расписанный «под хохлому». Надо будет подарить презент Ниалу, вновь мелькнула посторонняя мысль. Упорный парень, энтузиаст – не то слово… Бесстрашный абсолютно. Что, собственно говоря, немалый минус для прибывающих на дикую Иннуру. Здесь без опаски никак нельзя, здесь осторожность – первое и главное…

Самовар зашипел, исторгая пар. Не выключая прибор, иномеец залил заварку в здоровенный заварочный чайник, укутал вязаной «бабой». Достал банку абрикосового варенья, подумав, ещё банку смородины – прикупил с осени у одной старушки… Как всё же неповоротлив местный транспорт. На прекрасной Иноме за это время можно улететь с одного полюса на другой.

Словно в ответ в прихожей затренькал звонок. Достав амулет, резидент мельком кинул взгляд на танец огоньков внутри опала и лишь после этого двинулся навстречу гостям.

– Ну наконец-то добрались! – шумно ввалился в квартиру биолог, сопровождаемый агентом Тиолом, игравшим сегодня роль няньки. – Приветствую тебя, почтенный Инбер! Уф… Как это всё снимается, я забыл, прошу прощения…

– О, это не так просто! – резидент заботливо помог гостю освободиться от сверхсложного аборигенского наряда, оставив учёного в одной майке. – Тут не прекрасная Иноме, уважаемый. Тут наука одевания-раздевания едва ли не главная в списке естественных наук! У меня там чай кипит, кстати.

– Чай! Это же превосходно!

– Прошу, прошу! – хозяин дома сделал жест рукой в сторону кухни.

Рассаживались неторопливо, солидно.

– Ну, как впечатления, уважаемый Ниал?

– Впечатлений масса и сверх того преогромное количество! – биолог с наслаждением отхлебнул круто заваренный чай, только что не булькавший пузырями. – Вообще-то я имел некоторое представление насчёт Иннуру, но реальность… Это не флора и фауна, это же сказка пополам с кошмаром!

Тиол хмыкнул, не сдержавшись.

– Это была только Флорида, уважаемый. Край весьма обжитой по местным меркам.

– Обжитой?! Не представляю… Там обитают летучие кровососущие паразиты! Вот такие! – судя по ширине раздвинутых пальцев, флоридские москиты не уступали размерами упитанному голубю.

– Жуткие твари, – сочувственно покивал Инбер. – Куда ваша группа намерена направить стопы далее? В Амазонии, если не ошибаюсь, сказка и кошмар гораздо круче. Ещё Сибирь… но до полного снеготаяния вам там делать нечего, вероятно.

– Как это нечего?! – возмутился учёный. – Вот как раз процесс выхода биоты из анабиоза и представляет огромную ценность для науки!

– Во-первых, выход из анабиоза в тех краях происходит значительно позже. И во-вторых, для наблюдения процесса вовсе не нужно забираться так далеко. К тому же ни Рэо, ни тем более Иар не могут сейчас уделить вашей группе достаточно времени.

– Но, почтенный Инбер…

– …И, в-третьих, до окончания снеготаяния я вас туда просто не пущу. Невзирая на все протесты. Вопрос закрыт, Ниал.

Биолог посопел.

– И что нам теперь?..

– Я уже сказал. Для наблюдения весеннего пробуждения местной природы достаточно ближайших подмосковных парков. Уверяю тебя, процесс тут протекает совершенно аналогично. К тому же несколько раньше, чем в сибирской тайге. Очень удобно, по-моему. Не нужно ждать.

– Ну, если ждать не нужно… – Ниал повертел в руках ложечку. – Кто будет нашим проводником?

– Есть у меня тут одна практикантка, не слишком загруженная на данный момент, – усмехнулся резидент. – Вейла, дочь Иллеа и Инмуна.

– Шеф, тут ходят дикие слухи… – вновь встрял Тиол.

– Я был бы крайне признателен вам обоим, уважаемые, если бы вы оставили все слухи за бортом. Девушка работает, и работает старательно. Ещё вопросы?

– Когда готовиться нашей группе? – Ниал отхлебнул чай, поморщился – остыл…

– Через пять церков, думаю, будет самое то. К концу следующей здешней «недели», если точнее. Как раз у неё будут выходные на местной службе.

* * *

– …На этом, дорогие товарищи, официальную часть прошу считать закрытой. Успехов всем нам и нашей космонавтике! С праздником!

Гром аплодисментов. Вейла, сидевшая слева от меня, хлопала так азартно и искренне, что я еле сдержал ухмылку. Вот уж воистину вклад её коллег в развитие иннурийской космонавтики неоценим…

– Злой ты, Антоша, – иномейка блестела жемчужными зубками. – Уэллса «Войну миров» читал? Это тебе для сравнения.

Я хмыкнул. Не, ну в самом деле – вот где был трансгуманизм… контакт так контакт – искры веером.

– Как тонко подметил кто-то из мудрых: «Если человека не бить, ему тут же захочется денег».

– Вот я и говорю. Идём лучше танцевать!

Дворец культуры «Родина» гудел, точно растревоженный улей. Не скажу однозначно за Новый год, но ни на какой другой праздник такого оживления тут не наблюдается. Оно и понятно. Для нас, сотрудников НПОЛ, двенадцатое апреля – самый-пресамый, то есть профессиональный праздник. День космонавтики.

Грянул вальс. Именно грянул – трубачи дули в свои тромбоны с таким усердием, точно это были не музыкальные инструменты, а сопла ракетных двигателей. А этот вон, обмотанный колоссальным геликоном, даже слегка посинел от натуги… Кто сказал, что живой оркестр всегда лучше фонограммы?

– Вы уже спите, поручик?

– Никак нет, мадмуазель! – встрепенулся я. Звякнул несуществующими шпорами, отвесив полупоклон. – Р-разрешите!

– Другое дело! – Она присела в коротком книксене.

Кружась в вальсе, я краем глаза то и дело улавливал заинтересованные взгляды. Ну ещё бы – в своём вишнёвом парадном платье моя партнёрша выглядела ослепительно. Смотрите! Завидуйте! Это моя! Ненаглядная!

– А в оригинале было вроде бы что-то про штаны и паспорт, – её глаза смеялись.

– Слушай, отключи ты свои прибамбасы. Хоть на один вечер, э?

– Слушаю и повинуюсь! Вот дома будем когда…

Я только вздохнул.

Оркестр, едва закончив выдувать вальс, вдруг почти без перехода грянул лихой джамп-эн-джайв. Во дают дудки…

– Как ты там говоришь, Антоша, – в её глазах плясали бесенята, – врежем?

– А давай!

Джамп, «это вам не лезгинка», как метко выразился один киношный персонаж. Желающих плясать сей бешеный танец и сразу-то нашлось немного, когда же мы с Вейлой заканчивали, я вдруг обнаружил, что наша пара находится в центре круга, образованного восхищёнными зрителями.

– Бравооо! Мо-лод-цы!

Вейла, порозовевшая и сияющая, парой коротких книксенов раскланялась с публикой и вытащила меня из круга, бесцеремонно ухватив за руку.

– Ну… теперь… твоя душенька довольна? – Я с трудом восстанавливал дыхание после неистового джампа.

– Абсолютно! – моим тоном заявила ненаглядная. Грудь её высоко вздымалась, и была она в этот момент столь невозможно, невероятно хороша, что у меня вдруг защемило сердце.

– Белый танец! – объявил конферанс.

– Простите, – невесть откуда перед нами возникла Ниночка, наш комсорг и набирающий вес общественный деятель, – Антон, можно тебя пригласить?

Я поймал взгляд Вейлы. Еле уловимая гримаска, короткое пожатие плечом: «Дамам не отказывают, Антоша».

– Да легко! – я подхватил общественницу за талию.

И вновь оркестр выдувает громоподобный вальс, от которого только-только не закладывает уши.

– Антон, а ты чем занят в выходной? У меня, представляешь, два билета в Большой театр завалялись!

– Ы? – я слегка отвлёкся от дум. – Большой – это здорово… Рад за тебя.

– А ты бы не хотел сходить? «Баядерка» будет!

– Нин, я же сто раз объяснял – дома дети незаконнорожденные, сестра некормленная в клетке сидит… Хозяйственные вопросы, короче. Ит из импоссибл, сорри.

– А она, между прочим, тощая. Только ноги толстые.

Я окончательно отвлёкся от дум, изумлённо разглядывая Ниночку. Вот это да…

– Великолепная фигура у неё вообще-то. От души желаю тебе достичь такой. Насчёт таких же ног желать не буду, говорят, нельзя желать человеку несбыточного.

– Она тварь! Она же нелюдь, суккуб, Антон, неужели ты не видишь?!

– Нин, тебя что, бешеные клопы покусали?

Ниночка вывернулась из моих рук и скрылась в водовороте кружащихся пар. Вздохнув, я пожал плечами. Ну и ну… Вот только таких проблем мне ещё и не хватало.

Вейла стояла у колонны, слегка привалившись спиной, и внимательно рассматривала танцующих, словно силясь увидеть что-то незримое в людской толпе.

– Чего не пляшем? Всех кавалеров распугала?

– А ведь ты прав, Антон, – в глазах иномейки ни капли смеха. – Вот только таких проблем нам и не хватало. Знал бы ты, какие мыслишки роятся на дне головки этой девицы…

* * *

– …Большое спасибо, уважаемый Инбер. Я уже думала, новых заданий мне давать вообще не будут.

Уважаемый Инбер расслабленно сидел в кресле, закинув ноги на пуфик и полузакрыв глаза.

– Нет, отчего же. Резидент миссии обязан полноценно использовать выделенные ему ресурсы. И сотрудников в том числе.

– Так что они хотят увидеть?

– Если я правильно понял, основной задачей экспедиции является наблюдение процесса пробуждения местной биоты из анабиоза. А также сбор образцов флоры и, если смотреть шире, всего подряд. Учёные всегда учёные, им чем больше дашь информации, тем больше хочется ещё.

– Если так, им лучше всего подойдёт Лосиноостровский парк.

– Да, Лосиный Остров – самое то.

– Мне проработать маршрут и представить?

– Да не надо, зачем… Не грузи меня мелочами. Уж экскурсию-то, так полагаю, ты способна провести самостоятельно, без эксцессов?

– Хорошо, шеф. Взять пару «воробьев» для силового прикрытия?

– Бери пару. Надёжней, чем один. Да протестировать не забудь заранее.

– Ну есть же Инструкция.

– Практика показывает, некоторым сотрудникам миссии что Инструкция, что туалетная бумага…

– Неправда, шеф. Я свято чту Инструкцию… пока она не угрожает моим жизненным интересам.

– О, философия в ход пошла. Ладно, оставим… Если возникнут вопросы, оперативно обращайся.

– Да, шеф.

– Маленький вопрос не по делу, – резидент оглядел девушку с ног до головы. Короткая кожаная юбочка едва прикрывала промежность. Тонкие чёрные колготки-«паутинки», казалось, делали ноги даже более голыми, чем не прикрытые ничем. – Я понимаю, к этим иннурийским штанам невозможно испытывать иных чувств, кроме ненависти, но тебе не холодно так ходить?

– Холодно, – улыбнулась Вейла. – А что делать? Я потерплю.

* * *

– …О, ты сегодня рано чего-то.

– Очень удачно, не было сегодня очередей. Даже на кассе.

Скинув куртку и ботинки, я протопал на кухню, принялся выгружать провиант, добытый по пути со службы в гастрономе. Что-что, а уж эту часть нашего совместного хозяйства я при малейшей возможности стараюсь брать на себя, поскольку знаю, насколько неприятно толкаться моей ненаглядной среди ушлых горластых тёток. Особенно с включенным телепатором.

– Слушай, когда уже здесь, на Иннуру, изобретут нормального автоуборщика? Уборщиков нет, посудомоек нет – ужас какой-то! И они ещё в космос лезут… хорошо, до пылесосов как-то додумались…

Вейла стояла в полном неглиже, одетая лишь в непременное ожерелье да тонкие резиновые перчатки, доходящие до локтя, и задумчиво разглядывала оранжевое полиэтиленовое ведро с торчащей половой тряпкой, явно не решаясь приступать. Да, влажная уборка жилища первобытными техническими средствами – серьёзное испытание для высокоцивилизованной иномейки. Чего нельзя сказать про меня. Ну да, да – грешен, я ж не отрицаю!

– Во, уселся… – фыркнула иномейка, искоса глядя, как я умещаюсь в уголке дивана с ногами. – Ну вот скажи, чем можно любоваться, наблюдая, как раскоряченная голая женщина трёт мокрой тряпкой пол? Это же не танец!

– Кое-чем всё же можно, – почтительно возразил я. – Ты ж не забывай, я дремучий дикарь. И уровень культурного восприятия соответствующий.

– Да, не успела я убраться до твоего возвращения… Прогнать тебя на кухню, что ли? – Теперь она задумчиво разглядывала уже меня.

– И лишишься возможности ловить на себе восхищённые взгляды любимого. Так хоть какая-то моральная компенсация этого противного поломойства.

– Ладно, уговорил! – рассмеялась она, берясь за тряпку.

Само собой мытьё полов не танец, в этой части моя ненаглядная права. А вот во второй части, насчёт «нечем тут любоваться», не права абсолютно. Гибкий стан, изумительные, неповторимые движения тонких изящных рук… Тугие округлые груди с топорщащимися сосками, прыгающие при резких движениях, как мячики… Переливаются, играют мускулы на ягодицах и длиннейших, потрясающе стройных ногах, широко расставленных… и там меж ними… Я просто млел…

– А в стихах? – Она распрямилась, порозовев и став от этого неправдоподобно красивой.

– М… чего в стихах?

– Ну если все восторги, что крутятся у тебя в голове, попробовать изложить не в презренной прозе, а в стихотворном виде? – Она уже полоскала тряпку.

– Я не умею, – грустно признался я. – А то бы непременно. Такое зрелище и надо увековечить в нетленных строках. «Я помню чудное мгновенье»…

И мы разом расхохотались.

– Слушай, а вот если бы тут, на моём месте, была женщина-иннурийка? – Вейла старательно тёрла пол в углу, опустившись на колени. – Мохнатая такая между ног… неужто тоже красиво?

– Я не могу представлять непредставимое, – возразил я. – На твоём месте я не могу представить никакую другую женщину. Есть только ты… и никого кроме.

– Спасибо, Антоша… – тихо произнесла она, порозовев ещё сильнее. Коротко рассмеялась. – Слушай, а не такое уж и противное это занятие, оказывается, – мытьё полов…

– Так я ж говорил, а ты мне не верила!

– Так… – она вновь распрямилась, вытерла лоб сгибом руки. – Остались кухня, ванная и прихожая. Твоя часть работы. Только всё сними с себя, пожалуйста.

– Ы?! – я озадаченно выпятил челюсть.

– Что-то не так? – в её глазах плясали бесенята. – По-моему, это будет справедливо. Настоящая компенсация морального ущерба от поломойства!

* * *

Массивная пузатая кружка-термос курилась паром, распространяя пряный аромат. Отхлебнув глоток, Инбер почмокал, облизнул губы. Неплохо, совсем неплохо, будем честны… Глинтвейн, изготовленный из некоторых местных вин и специй, если подойти к вопросу творчески, получается ничуть не хуже, чем на прекрасной Иноме.

Иномеец вновь отхлебнул из кружки, расслабленно откинулся в кресле и прикрыл глаза. Выпавшая пауза в череде бесконечных дел слишком коротка, чтобы можно было проведать родных на Иноме. Просто тихий, солнечный иннурийский вечер… короткий, как взмах ресниц. Как раз хватит на кружку-другую глинтвейна, посидеть, подумать… Это всегда полезно, думать. Хотя и не всегда приятно.

Резидент вновь отхлебнул горячий напиток. Девочка моя… знала бы ты, как я понимаю все терзающие тебя вопросы. Кто не любил по-настоящему, тот не поймёт тебя… К счастью, на прекрасной Иноме такие моральные уроды редкость. И не сердись на свою мать, она просто мечется, как попавшая в силок птица… чего не выдумаешь сгоряча. Материнская любовь – это ведь тоже любовь, пойми. Ей невыносима мысль, что дочь может стать несчастной… несчастной на всю жизнь.

Новый глоток из кружки. Иномеец криво усмехнулся. Да, это там, на прекрасной Иноме, моральные уроды редкость. А тут, на дикой Иннуру, явление массовое и обыденное. Здешнее общество вовсе не нацелено на всемерное удовлетворение этой основной и главной потребности разумного существа – потребности любить. Да она, собственно, вообще не считается тут не то что главной, но даже и серьёзной. Здесь практически официально полагают, что счастье не в деньгах, а в их количестве. Это там, на Иноме, Совет Матерей ежесуточно отчитывается перед избравшими их, сколько на планете пар, несчастливых в браке, и сколько несчастных, оставшихся без любимых, и каковы пути уменьшения уровня этого горя… Здесь в пятилетних планах намечается выход на новые показатели по выплавке стали и выработке цемента. Смешно? Ты права, девочка моя, – это не смешно. Это страшно.

Вот потому-то так немного молодых иномейцев, и иномеек в особенности, идут в нашу службу. На Тигайге не идут потому, что тамошней агентуре поневоле приходится обрастать шерстью. А сюда, на Иннуру, не идут по той же причине, отчего местные аборигены не рвутся трудиться в моргах и ассенизационных коллекторах. Да, уровень конвергенции двух видов, иннурийцев и иномейцев, весьма велик, и можно без курса биоморфии в своём естественном виде перейти на Иннуру. Но ещё неизвестно, что хуже – шерсть снаружи или обросшее шерстью сердце… обросшее от долгого пребывания в промороженных бетонных джунглях…

Инбер залпом допил глинтвейн. Нет, девочка моя. Не стану я тебе мешать. Строй своё счастье… Насколько это вообще возможно.

* * *

– Каша сегодня будет с изюмом!

– А курага?

– А курага вся вышла. Ну то есть кончилась. Фиговый из меня хозяин…

– Примерно как из меня хозяйка, – засмеялась иномейка. – Так ведь и не привыкла к тому, что все пропитание тут надобно запасать впрок. Ничего, изюм тоже неплохо!

Хмурое небо за окошком низко висело над городом, своим безрадостным видом скорее напоминая казённое байковое одеяло, нежели пресловутые светлые небеса. И это конец апреля… Как там у классика-то было: «А наше северное лето – карикатура южных зим…»

– А наше северное лето – карикатура южных зим, – неожиданно вслух повторил я.

– Я тоже сейчас об этом подумала, – отозвалась Вейла, по обыкновению уловив ход моих мыслей. – У вас тут не бывает по-настоящему жарко, с этим я как-то смирилась. Но скажи – когда-нибудь уже прекратится этот мерзкий холод? Только дома и чувствуешь себя комфортно!

Я лишь вздохнул. А что тут возразишь? Карикатура, она карикатура и есть…

Зато в квартире Марины Денисовны Рязанцевой царил микроклимат, вполне соответствующий иномейским представлениям о комфорте. Мощнейшие батареи отопления, даже зимой создававшие тут натуральные тропики, сейчас, в апреле, и при открытых настежь форточках уверенно держали температуру градусов тридцать пять и выше. Так что уже давненько я плюнул на пуританскую мораль и отныне дома щеголял в одном лишь цветастом кухонном фартуке, обёрнутом вокруг талии на манер амазонских индейцев и придававшем мне, по мнению ненаглядной, чрезвычайно солидный вид. Почему не в трусах? Да потому, что даже плавки вызывали у хозяйки дома весёлый блеск в глазах, переходивший в сдавленное хихиканье. Представьте себе водолаза в куцем обрезке скафандра на чреслах – примерно так воспринимались на иномейский взгляд штаны любой степени укороченности. Сама же ненаглядная просто и без затей ограничила домашний гардероб связкой амулетов, болтавшихся на шее. Я уже успел уяснить, что без ожерелья любой иномеец чувствует себя голым и униженным, так что снимают они свои цацки, лишь ложась спать. В дополнение к сему гардеробу Вейла позолотила соски какой-то помадой, и на лобке появилось псевдотату, красочное изображение ассигейры в полном цвету – последний писк иномейской моды. Единственное, чего не хватало, так это сакраментальной надписи «возьми меня сейчас». Вероятно, из расчёта, что взрослый парень при виде такой роскоши сообразит, что нужно делать, самостоятельно и без письменных пояснений… При одном виде ненаглядной в таком костюме мой фартук систематически предательски топорщился, что, в свою очередь, страшно нравилось иномейке. Тамошние-то мужчины, как я понял из разъяснений, спонтанной эрекцией не страдали. У них там боевой взвод инструмента происходит сугубо волевым усилием, примерно как руку поднять…

– Каша готова! И чай!

– К приёму каши готова! – Вейла, возникшая в дверях кухни по обыкновению бесшумно, отдала пионерский салют. – А это что? О! Абрикосовое варенье. У мамы утащил?

– И вовсе не утащил, а мне дали. Привет тебе с ним, кстати… Кстати, насчёт климата. Мне кажется-таки, ты зверски мёрзнешь в своей мини.

– Объясняла я тебе, Антоша, объясняла, и всё мимо… – ненаглядная с видимым удовольствием уплетала огненно-горячую кашу, запивая не менее огненным чаем. – Тело ведь не остывает мгновенно. Переход из гипертермальной фазы в мезотермальную при отсутствии одежды длится четыре-пять часов, при наличии одежды может растянуться и поболее. Ещё медленнее происходит переход из мезотермальной фазы в гипотермальную. И всё это время холод как дискомфорт не ощущается, поскольку организм использует даровой запас тепла. Зубы начинают клацать только тогда, когда запас иссякнет и организм вынужден включать печку.

– Вот ты и клацаешь после окончания рабочего дня, – я тоже принялся за свою порцию риса с изюмом, наконец-то остывшего до приемлемой человечьей температуры. – Не хватает запаса до конца…

– Это правда, – вздохнула Вейла. – Как жаль, что нельзя принять ванну утром, перед самым выходом из дома. Увы, на работу нужно являться уже изрядно остывшей, гипертермальная девушка будет выглядеть чересчур вызывающей…

– И что ещё хуже, невозможно нырнуть в кипяток сразу по приходу домой, – я сочувственно покивал. – Пока-то ненаглядный удовлетворит… э… обоюдное детское любопытство…

– Дурачок ты, Антошка! – засмеялась Вейла. – Правильно твоя сестра говорит, ну кто тебя всё время за язык тянет? Дома, кстати, вообще нехолодно. При такой температуре можно прекрасно жить очень долго. Наши организмы приспособлены к длительным ночёвкам. Иномейская ночь, если помнишь, длится два ваших месяца. И всё это время можно пробыть в гипотермальной фазе.

Она брякнула ложку в пустую тарелку.

– Спасибо, Антоша, очень вкусная была каша.

– Рад стараться, вашбродь! – я тоже приканчивал свою порцию. – Каковы планы на выходные?

– Я разве не сказала? Не будет никаких выходных. Шеф велел обеспечить приём и сопровождение экспедиции наших биологов.

– Ого! Далеко?

– Совсем рядом, в Лосиноостровский парк. Но тем не менее.

– Понятно… – я вздохнул. – Это мне с утра нах фатерлянд или как?

– Нет, Антон, – её глаза серьёзны и чуть печальны. – Никаких нах фатерлянд. Ты останешься здесь. Со мной. Я тебя очень прошу.

– Да не вопрос… – я был изрядно озадачен. – Но не принесёт ли это тебе добавочные осложнения?

Взгляд Вейлы стал жёстким.

– Ещё раз, по буквам. Ты мой муж. И я не намерена тебя прятать под кроватью. Хоть от самого Патриарха. Хоть от Совета Матерей. Кому не нравится, пусть глотают молча. Так доступно?

– Да ладно, ладно, чего ты? – я обнял её, гася сердитость. – Я ж о тебе беспокоюсь…

– Ох, Антоша… – она положила мне голову на плечо. – Трудно мне…

Она судорожно вздохнула.

– Светлое время язык не поворачивается назвать днём. Как будто лампу-вспышку включают… А остальное время темно. Темно и холодно. Всё время темно и холодно. И души иннурийцев такие же… замороженные. Темно там и холодно, Антоша, у вас внутри. Не у всех, но у очень и очень многих… Как мама выдерживала?

Она подняла на меня взгляд.

– Знаешь, Антоша… если бы не ты, я бы, наверное, невзлюбила здешних аборигенов. И всю Иннуру заодно. Не гожусь я в миссионеры…

– Маленькая моя… – я гладил её по буйным волосам так нежно, как только мог. – А знаешь что? А ты возьми и пореви…

– М? – Она оторвала голову от моего плеча.

– Ну, это… иннурийки же в особо трудные моменты жизни ревут, ага. И получается облегчение…

– Пореветь, говоришь, – в её глазах уже плясали бесенята. Она потянула за завязки моего фартука, и через секунду тряпочка была отброшена прочь. – У меня есть идея получше. Сейчас увидим, кто тут будет реветь!

* * *

Звонок в прихожей звякнул дважды. Иномеец мельком глянул на амулет, и брови его поднялись. Погасив видеоряд, над которым работал, резидент направился в прихожую.

– Доброе утро, – Вейла стояла на пороге.

– Заходи, – хозяин квартиры посторонился. Тщательно запер дверь. – Что случилось? Имеются проблемы? – уже по-иномейски спросил он.

– Пока ничего страшного не случилось. Но проблема, похоже, действительно возникла.

– Ты проходи на кухню. Чаю хочешь?

– С удовольствием.

Разместившись на кухне и разлив чай из вечно кипящего самовара по толстостенным фарфоровым кружкам, резидент подвинул одну гостье.

– Рассказывай.

– Шеф, право, лучше включить телепатор.

– Как скажешь, – иномеец ткнул пальцем в один из амулетов и некоторое время молчал, глядя в сторону расфокусированным взглядом.

– М-да… Вот до чего доводят шашни с аборигенами!

– Ты можешь оскорблять меня сколько угодно, Инбер, но проблема от этого не исчезнет. Эта девица не слишком умна, зато хитра, злопамятна и упряма. Если она решила капнуть на меня в КГБ, она непременно это сделает. Просто у неё нет пока веских аргументов. Но ведь достаточно капнуть, и собирать аргументы будут уже профессионалы.

Иномеец с силой бросил ложечку в кружку, металл и фарфор жалобно звякнули.

– Право, зря я не отправил тебя домой уже тогда, осенью. Обошлись бы как-нибудь без куратора проекта «Вега», в крайнем случае просто погасили бы эти иннурийские погремушки… Ты создаёшь такие проблемы, о которых нормальный руководитель миссии может только несбыточно мечтать!

– Шеф, я прошу разрешения на экс.

– О как… Спецгруппу прикажешь вызвать? Или желаешь сама, своими руками, так сказать, ликвидировать соперницу?

– Да какая она мне соперница… – поморщилась Вейла. – Но угроза утраты инкогнито тут вполне реальна, шеф. И невозможно предугадать, когда эта Ниночка решится… Я прошу разрешения на экс, Инбер.

– Сиди и не высовывайся! Тоже мне, спецназ в мини-юбке! Ладно… В одном ты права – угроза реальна. И тянуть с этим делом нежелательно. Другие вопросы есть?

– Пока нет.

– Как с подготовкой к приёму-сопровождению экспедиции?

– Всё идёт нормально. Без осложнений.

– Хвала светлым небесам, хоть что-то у тебя идёт нормально и без осложнений… Ладно, иди работай. Ревнивой иннурийкой займусь я сам.

* * *

– Ну вот что это такое!

Моя ненаглядная расстроенно щупала батарею, уже практически холодную.

– Обычное дело. Сумма температур за сутки больше восьми градусов – конец отопительному сезону.

– Восемь ваших градусов! У нас такой холод бывает только ночью высоко в горах!

Я лишь сочувственно вздохнул.

– Ладно, не переживай. Поставим электрокалориферы, будет теплее чем было.

– Когда поставим?! Гости вот-вот прибудут! Какая досада, ну ты подумай…

– Да не переживай, говорю тебе. Жди, через час я буду тут с печками. Ключи дай от машины?

– Да-да, бери, конечно. И деньги вон там, в трюмо!

На улице дул резкий, порывистый ветер, то и дело принимался накрапывать мелкий дождик, но, словно раздумав, тут же прекращал. Двадцать седьмое апреля… м-да… Словно нарочно решила погода Иннуру явить всю свою неприглядность дерзкой иномейской девчонке, забравшейся в чужие угодья.

«Запорожец», как обычно, завёлся с пол-оборота. Ключ в замке зажигания, увешанный кучей брелочков-побрякушек, то и дело звякал на ходу, точно цыганское монисто. Использовать мощь иномейской электроники я и не пытался – без Вейлиного ожерелья робот останется глух, не признает во мне хозяина. Хорошо, что права у меня всё время в кармане…

Я нащупал за пазухой плоскую гладкую бляшку телепатора, выданного мне накануне во временное пользование. Сунул палец в нагрудный кармашек – там завёрнутые в конфетный фантик ждали своего часа клипсы-автопереводчицы. Поскольку, в отличие от иномейских агентов, граждане учёные местным языкам не обучались, вариантов общения могло быть два – либо им всем клипсы, либо мне. Но я-то один. Так что практически без вариантов…

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

Произведения великого русского художника Федора Александровича Васильева пользуются большой и заслуж...
Книга «Вечная мудрость» – это записи высказываний Конфуция, сделанные его учениками и последователям...
Строка из стихотворения Георгия Иванова, ставшая заголовком этой книги, очень точно отражает ее дух ...
Роман «Разные оттенки смерти» продолжает серию расследований блистательного старшего инспектора Арма...
Сэр Ричард Брэнсон, всемирно известный предприниматель, эксцентрик и миллиардер-бунтарь, создал огро...
Эта книга посвящена новейшим значительным достижениям в области нейро-лингвистического программирова...