Пока гром не грянет… Серова Марина
– Яромир, извини, мы заставили тебя ждать! – сказал ему Скоробогатов.
– О! Ничего страшного! – ответил сероглазый.
Годецкий хорошо говорил по-русски, но с некоторым акцентом, очень похожим на прибалтийский. Я уже не сомневалась, что перед нами тот самый польский драматург, который оставил благополучную Европу ради того, чтобы наши провинциальные зрители увидели его пьесу. Впрочем, может быть, просто у него не было другого выбора и, кроме наших зрителей, никто больше не хотел наслаждаться его бессмертным творением.
– Познакомься с нашим новым администратором – Евгенией Максимовной Охотниковой, – представил меня Скоробогатов.
– О! Очень приятно! – Годецкий элегантно поклонился. – Ну почему в России так много красивых женщин!
– Думаю, что в Польше их не меньше! – улыбнулась я.
– А вы были в Польше? – спросил Годецкий.
– Честно говоря, нет!
– Вам обязательно надо у нас побывать! Вы просто затмите своей красотой всех наших барышень, пани Охотникова!
– Называйте меня Женя, пан Годецкий.
– Вы тоже можете называть меня просто Яромир. Или Ярик – так меня зовут друзья!
– Мы будем сегодня работать или нет?! – Алевтина Павловна была явно недовольна тем, что очередной мужчина смотрит на меня с нескрываемым восхищением. Ну, с ее мужем все понятно, но при чем тут несчастный поляк? Или эта дама положила глаз на всех мужчин, которые ее окружают, и всех их считает своей собственностью? Боюсь, что в этом случае мне не удастся долго с ней проработать!
– Да, действительно, пора приступать! А то Горбунов нас всех расстреляет, если мы не сделаем спектакль к началу сентября, – сказал Скоробогатов.
– Горбунов – это кто? – спросила я.
– Как? Вы не знаете директора нашего театра? – удивилась Алевтина.
– Ну откуда Евгения Максимовна может знать фамилию директора? – подал голос Скоробогатов. – Ее ведь не печатают в афишах!
– Да уж! – хмыкнула его супруга. – Зато твое имя там красуется постоянно!
– И твое, между прочим, тоже! – заметил главный режиссер.
– А я-то думала, что главный режиссер – это действительно главный человек в театре! – сказала я.
– Вы наивная девушка! – махнул рукой Скоробогатов. – У нас деньги на постановку выделяет именно директор. А кто платит деньги, тот и заказывает музыку. Ладно, пора начинать! Где остальные актеры? Люди! Пора на сцену!
Последние слова Скоробогатов прокричал, сложив руки рупором в сторону небольшого возвышения, которое, видимо, и служило сценой в этом маленьком зале.
Как я уже говорила, к заядлым театралкам меня отнести нельзя. Может быть, я рискую показаться банальной и неинтеллектуальной, но театру я все-таки предпочитаю кинематограф. Вероятно, именно поэтому театральная репетиция показалась мне совершенно унылым и скучным зрелищем.
Насколько я поняла, в пьесе было всего три главных героя – тот самый классический любовный треугольник, о котором мне уже успела рассказать Алевтина Павловна.
Битый час я наблюдала за тем, как Алевтина Павловна, а точнее, ее героиня, пыталась объяснить своему любовнику, что она не может оставить мужа, потому что тот без нее погибнет от тоски. В это время ее настоящий муж нервно ходил рядом со сценой, время от времени то одобрительно поддакивая, то, наоборот, прерывая актрису фразами типа «Здесь надо не так!» или же «Нет, ты не права! Это неубедительно!» Прямо Станиславский какой-то со своим знаменитым «Не верю!»
Героиню Скоробогатовой звали Агнешкой. Не знаю, какого возраста должна была быть данная пани по пьесе, наверное, молодой, лет двадцати пяти. Во всяком случае, столько было актеру, который играл ее любовника, – по-моему, Скоробогатов называл его Аркадием. Это был богемного вида молодой человек с густой шевелюрой длинных черных волос, черной бородой и такими же черными усами. И глаза у Аркадия тоже были черные и жгучие. Должна сказать, что внешне он мне понравился – очень импозантная личность. И играл он, надо сказать, куда лучше своей партнерши. Но тем не менее скоробогатовские «Здесь надо не так!» звучали чаще в его адрес, нежели в адрес Алевтины Павловны.
– Аркаша! – кричал режиссер. – Ну как ты это сказал? Ты сам-то слышал, как ты это сказал? Ты думаешь, что так можно убедить женщину уйти от мужа?! Ты что, никогда не уводил чужих жен?
– Конечно, нет, Георгий Михайлович! – начинал оправдываться Аркаша.
– Ну и кто ты после этого? – эмоционально продолжал Скоробогатов. – Ты хочешь сказать, что ты актер? Да дерьмо ты, а не актер!
«Я бы заехала ему по физиономии за такие слова!» – подумала я.
Но Аркадий не заехал. Он только гневно сверкнул на Скоробогатова своими черными очами и как ни в чем не бывало продолжал играть сцену. Однако выдрессировал своих актеров господин Скоробогатов!
Годецкий во время репетиции довольно безучастно сидел все в той же позе, в коей мы его застали в самом начале, и подкидывал свой дурацкий мячик. У меня создалось странное ощущение, что этому драматургу совершенно безразлично, что делает русский режиссер с его творением.
В конце концов это зрелище мне быстро наскучило, и я решила пройтись по театру, а заодно и посмотреть, где же располагаются уборные актеров. Оставив служителей Мельпомены заниматься своим делом, я вышла из зала и по лестнице спустилась на один этаж ниже. Ранее я успела заметить там дверь в длинный коридор, судя по всему, проходящий за большой сценой.
Коридор там действительно был. Только вот куда он вел? Я прошла по узкому пространству. Слева была обычная стена, выкрашенная масляной краской, а справа – металлический каркас, обтянутый полотном, лицевая сторона которого была выкрашена в какие-то немыслимые цвета. Судя по всему, я набрела на сценическую декорацию, и мне захотелось увидеть, что же такое изображено там с лицевой стороны. Но как раз в этот момент где-то наверху заработал двигатель, и каркас начал медленно подниматься. За ним оказался точно такой же каркас, только полотно, натянутое на нем, было окрашено уже в другие цвета и имело другой рисунок.
– Вася! Тут все нормально идет! – раздался мужской голос откуда-то сверху.
– Нормалек! Теперь опускай ее впереди! – ответил ему другой голос, идущий уже со стороны предполагаемой сцены из-за декораций. Театр готовился к скорому началу сезона.
– Ой, блин! – вдруг раздалось сверху. – Берегись!
Интуитивно я почувствовала опасность. И резко прыгнула вперед, перекувыркнувшись через голову и снова встав на ноги в двух метрах от того места, где находилась еще секунду назад. А на том месте уже лежал огромный моток толстого стального троса, только что с грохотом упавший с верхотуры. Я подняла голову и где-то на высоте пятнадцати метров увидела испуганное лицо мужчины лет сорока, который находился в какой-то специальной люльке, подвешенной почти под самым потолком.
– Ну, ты даешь, девка! – крикнул он. – Я уж думал – все, сейчас тебя этой фигней придавит! Эк ты сиганула-то!
– Что там случилось? – Откуда-то из-за декораций вышел еще один техник в брезентовой робе.
– Да вот девку чуть тросом не пришиб! – крикнул ему сверху первый. – Хорошо, она гимнасткой оказалась – отскочила!
– Ну и ну! – покачал головой второй. И сказал уже мне: – У нас тут надо ухо востро держать! Того и гляди, что-нибудь на голову упадет – колонна или статуя какая!
Он подошел к тросу, столкновения с которым мне чудом удалось избежать, и попробовал его на вес.
– Кило пятьдесят будет! Если бы попало – пиши пропало! – И рабочий рассмеялся только что придуманной рифме. – А ты куда шла-то, гимнастка?
– Мне нужно пройти к уборным актеров! – сказала я.
– Так чего же тебя на сцену-то понесло? – махнул рукой мужик. – Это ж через третий этаж надо было идти!
– Так я оттуда и спустилась!
– Ну теперь-то уж иди дальше. До двери. А там сама увидишь! – И, махнув рукой в ту сторону, куда я и направлялась, мой собеседник снова исчез где-то за декорациями.
Я продолжила свой путь по коридору и в конце концов оказалась около небольшой двери. Ага! Та самая, о которой говорил рабочий! Но, открыв ее, я снова оказалась на лестнице, только уже с противоположной стороны здания! Должна признаться, что при всех своих тактических навыках я практически полностью потеряла ориентацию в этих дурацких коридорах! Ну и строили у нас в застойные годы храмы искусства! Прикинув, куда идти дальше, я решила, что лучше будет отправиться вниз по лестнице. Я спустилась на один этаж и там наткнулась на маленькую аккуратную старушку – именно такие обычно работают гардеробщицами в театрах, музеях или консерваториях. Та, что попалась мне, на все сто процентов соответствовала этому распространенному типу.
– Вы кто? – строго спросила меня старушка.
– Я? – В первый момент я даже немного растерялась. Но потом вспомнила свою легенду. – Я ваш новый администратор.
– Администратор? – недоверчиво покосилась на меня старушка.
– Я сегодня первый день! – сказала я. – Честно говоря, немного заблудилась!
– А ты куда хотела попасть-то? – немного смягчилась старушка.
– Да просто хотела разобраться, где что находится. А вообще меня интересуют уборные актеров.
– А! – Бабушка понимающе кивнула. – Так это тебе наверх. На третий этаж. Пройдешь по такому же коридорчику и увидишь много дверей. Это и есть служебные комнаты. Там вначале идут кабинеты директора, режиссера и прочего начальства. А дальше – актерские уборные.
– Ну спасибо! А то очень уж у вас запутанное здание.
– Привыкнешь! Здесь все быстро привыкают! – махнула рукой бабушка и пошла дальше.
«К чему привыкают?» – подумала я, глядя, как она быстро семенит вверх по лестнице.
Глава 3
После долгих блужданий по зданию театра я наконец нашла тот самый коридор, о котором говорила мне старушка. Длинный, но очень уютный, видно, совсем недавно отремонтированный, с красивым навесным потолком и с эффектной точечной подсветкой. В нем действительно оказалось много дверей, над каждой из которых была прикреплена небольшая табличка.
«Горбунов Юрий Петрович, директор» – значилось на первой. Следующей была дверь с табличкой «Скоробогатов Георгий Михайлович, главный режиссер». Понятно. Здесь сидят рулевые. Но дальше на табличках были только номера. А где же артистические уборные? Я пошла дальше, пытаясь по каким-нибудь признакам определить, за какой дверью могла бы находиться комната Алевтины Скоробогатовой. Спросить об этом было совершенно не у кого – коридор был абсолютно пуст!
Кстати, меня вообще удивил факт практически полного отсутствия людей в здании. Кроме тех двух рабочих и старушки, я так больше ни с кем и не встретилась (естественно, не считая группу, которая в данный момент усердно репетировала на малой сцене). Создавалось впечатление, что театр просто вымер.
Но вдруг одна из дверей открылась, и из нее вышел какой-то человек. Он спокойно пошел по коридору в сторону, противоположную от меня.
– Эй! – окрикнула я его. – Не могли бы вы мне помочь?
Услышав мой голос, человек почему-то вздрогнул и, как мне показалось, в первый момент хотел броситься бежать. Но потом, словно пересилив это свое странное желание, он остановился и медленно обернулся ко мне.
Это был мужчина средних лет. Светлые волосы, подстриженные ежиком, маленькие бегающие глаза на бледном лице. Довольно странная личность!
– Вы не могли бы мне помочь? – повторила я.
– Я? – переспросил человек и как-то странно дернул головой. – Вам?
Казалось, что факт моего присутствия в этом коридоре его обескуражил. Интересно почему?
– Кому же еще? По-моему, кроме меня, здесь никого нет! – ответила я.
– Да, никого нет… – тихо, словно про себя, повторил незнакомец.
– Так вы можете мне помочь? – снова спросила я. – Я ищу комнату актрисы Скоробогатовой.
– Я не знаю… – прозвучало в ответ.
– Чего не знаете? – Меня уже начала раздражать странная манера этого типа выражать свои мысли.
– Я не знаю, где эта комната! – ответил он. Его голос звучал как-то отстраненно и равнодушно.
– Как не знаете? Вы не работаете в театре? – удивилась я. – Тогда что вы здесь делаете?
– Я… Я работаю в театре! – торопливо проговорил мой странный собеседник. – Я техник. Я техник сцены. Но я не знаю, где эта комната.
И, повернувшись, торопливо пошел по коридору в том же направлении, что и раньше.
– Эй!.. – окликнула было я его, но потом только махнула рукой, поняв, что вряд ли смогу от него чего-нибудь добиться.
А тип между тем дошел до конца коридора и свернул куда-то налево – видимо, на очередную лестницу. Сколько же лестниц может быть в этом дурацком здании!
Пройдя еще несколько шагов, я остановилась около двери, из которой вышел мой немногословный собеседник. Дверь была немного приоткрыта.
Я взялась за ручку и осторожно потянула дверь на себя. Она открылась с густым протяжным скрипом. Тоже мне, техники! Петли смазать не могут! Я осторожно заглянула в комнату и осмотрелась. Слева от меня стояло трехстворчатое зеркало. Столик перед ним был уставлен разного рода косметикой. Около столика находился симпатичный маленький пуфик, сидя на котором, должно быть, звезда провинциальной сцены готовилась к очередному выходу. Всю противоположную стену занимал огромный шкаф-купе с зеркальными дверями. Не занятые зеркалами стены были оклеены театральными афишами. Это были афиши разных местных постановок. Я даже не знала названий спектаклей, которые были на них представлены.
Практически на всех афишах фигурировала в разных нарядах и в разных позах уже хорошо знакомая мне Алевтина Павловна Скоробогатова. Сделав несложное умозаключение, я поняла, что данная комната скорее всего принадлежит именно ей.
Стоп, но что в этой комнате делал странный техник? Что вообще может делать техник сцены в уборной артистки? Кроме того, я ведь простым русским языком сказала ему, что ищу именно эту комнату! Почему же он мне соврал, что не знает, где она? Самым вероятным объяснением происшедшего было то, что человек этот не был никаким техником. Более того, именно он и был тем самым навязчивым обожателем Алевтины Павловны, чьи ухаживания полностью лишили сна и покоя несчастную актрису.
Боже мой! Надо же было мне так опростоволоситься! Ведь я разговаривала с маньяком, была на расстоянии вытянутой руки от него и преспокойно его отпустила! Теряете форму, Евгения Максимовна, ой теряете!
Я выбежала из комнаты Скоробогатовой и бросилась по коридору вслед за человеком с бледным лицом. Коридор, как я и предполагала, оканчивался дверью, ведущей на лестницу. И опять – один пролет вверх, другой вниз! Снова распутье! Куда же бежать? И я быстро ринулась вверх по лестнице.
Нет, я все-таки действительно теряю форму! Выбранная мною лестница упиралась в тяжелую клепаную металлическую дверь о двух засовах с навесными замками. Серьезное сооружение! Как бы ни был озабочен человек, за которым я бежала, думаю, что его уязвленное либидо вряд ли могло провести его сквозь эти засовы!
Я почти купилась и на эту дверь, и на эти засовы и уже собиралась вернуться назад, на этаж ниже. Но, бросив последний взгляд на замки, неожиданно поняла, что это сплошная фикция. Замки были надеты только на первые ушки засовов, а сами засовы были выдвинуты из своих пазов ровно настолько, чтобы это позволяло двери спокойно открываться. А с первого взгляда казалось, что дверь эта заперта «всерьез и надолго»!
Что же я стою и пялюсь на эту дверь, как баран на новые ворота? От этого ведь она не откроется! И я решительным движением дернула дверь на себя. Но она не поддалась. Тогда я дернула еще раз, приложив определенные усилия. На этот раз тяжелая дверь с душераздирающим скрипом отошла в сторону. За ней была темнота – какое-то большое и совершенно неосвещенное помещение. Что это, чердак? Боже мой, неужели этого типа понесло туда? Если так, то он действительно опасный сумасшедший!
В это время, словно в подтверждение моей последней мысли, откуда-то из темноты раздался странный звук, словно кто-то наступил на кусок стекла. Конечно, это могла быть и крыса… Но что-то мне подсказывало, что эта крыса перемещается на двух лапах, а точнее, на двух ногах…
Чтобы не быть прекрасной мишенью на фоне освещенного проема двери, я на всякий случай отошла от нее в сторону и крикнула:
– Есть там кто-нибудь?!
Глупо! С тем же успехом я могла бы спеть в темноту «В лесу родилась елочка». Результат был бы точно такой же. А точнее, никакого результата! Только тишина! Впрочем, ничего другого я и не ожидала.
Однако меня не оставляло чувство, что в темноте кто-то прячется. Кто-то притаился и терпеливо ждал, когда же наконец мне надоест обмениваться глупыми фразами с пустотой и я уберусь восвояси. Единственный способ выяснить, действительно ли это так или же у меня просто весеннее обострение застарелой шизофрении, – самой войти в это темное помещение.
Итак, пожалев, что не взяла с собой ни оружия, ни какого-нибудь хотя бы маленького фонарика, я переступила порог чердака. И сразу же отскочила вправо и затаилась, прислушиваясь. Правильнее было бы сказать: я вся превратилась в слух.
Я ловила каждый звук, пытаясь понять, где конкретно находится притаившееся в темноте существо или человек. Или же здесь действительно никого нет?
Никогда – ни в детстве, ни тем более сейчас – я не боялась темноты. Помню, как учил меня отец:
«Темнота, Женька, – это самая выгодная диспозиция! Ты с противником на равных – ни он тебя, ни ты его не видишь…»
Уже потом, через десять лет, инструктор по выживанию в экстремальных условиях говорил нам почти то же самое, но с маленькой поправкой:
«В темноте вы с противником на равных, но один из вас, тот, кто лучше ориентируется по слуху, по обонянию, по осязанию, наконец, – тот все же „равнее“, и именно он выживает!»
Сейчас я вспомнила эти слова! Со всех сторон меня окружала темнота, только свет из открытой двери недлинной и тусклой дорожкой ложился на пыльный пол примерно в двух шагах от меня. Чуть дальше дорожка эта начисто растворялась во мраке.
Мои глаза постепенно начали привыкать к темноте. Еще немного – и я стала различать тонюсенькие лучики дневного света, пробивающиеся откуда-то сверху: то ли в щели крыши, то ли через забитые чердачные окна. В свете этих лучиков вокруг меня постепенно проступали тени каких-то непонятных пока предметов – то ли нагромождений старой мебели и реквизита, то ли каких-то хитроумных сценических приспособлений.
В этот момент где-то впереди и слева от меня снова что-то звякнуло. Я напряженно присела, принюхиваясь словно ищейка, пытаясь поймать запах того, кто скрывался где-то рядом со мной в темноте. Или же уловить хотя бы слабое движение воздуха вокруг его тела. Но пока все было безрезультатно.
Тогда я сделала несколько осторожных шагов в сторону, откуда раздался странный звук. Я ступала тихо, так, как учили меня в нашем спецлагере, медленно перенося тяжесть тела с пятки на носок. Неосторожность при таком перемещении в условиях реальных боевых действий означала бы неминуемое обнаружение тебя противником. И, как следствие, неминуемую смерть от пули снайпера или от ножа вражеского командос. Меня научили, как не делать таких ошибок и тем самым продлевать себе жизнь. В данный момент эти знания пришлись как нельзя кстати!
Я продвигалась все дальше и дальше, стараясь ни на что не наткнуться и ничего не задеть. Иногда мне казалось, что совсем рядом я слышу чье-то дыхание. Но это был лишь плод моего воображения, подстегнутого выброшенным в кровь адреналином и напряженными, как струны, нервами. Впрочем, это было не то напряжение, которое порой лишает человека всякой возможности действовать. Наоборот, мое сознание было ясно, как никогда, и в любой момент я была готова отразить внезапное нападение неизвестного противника.
Я продвинулась еще немного вперед. Остановилась и снова прислушалась. Но в этот момент нервы у моего невидимого оппонента не выдержали. Я так и не поняла, где же он все это время прятался, но его появление откуда-то справа стало для меня полной неожиданностью. Точнее, не само его появление – как я уже сказала, я была готова к любым неожиданностям… Почти к любым… А то, что мой противник бросится мне под ноги на четвереньках, – этого я, честно говоря, совершенно не ожидала, но именно так все и произошло.
Видимо, этот тип просто меня не заметил и натолкнулся на мои ноги в темноте совершенно случайно. Но я от неожиданности потеряла равновесие и села на кучу какого-то бумажного мусора, которая очень кстати оказалась рядом.
А странный четвероногий человек что есть мочи побежал в сторону яркого пятна открытой двери, одновременно меняя способ перемещения с четырех ног на две. Наверное, именно так, по дедушке Дарвину, наш вид учился ходить в процессе эволюционного превращения обезьяны в человека…
Громко выругавшись, я вскочила на ноги и бросилась за ним, но, увы, момент был упущен! Человек уже успел выбежать через дверь наружу. Все, что мне удалось увидеть, – это четкий силуэт убегающей фигуры на фоне белого квадрата открытой двери. Он был невысок и, по-моему, сутуловат. Точно – тот тип, с которым я встретилась в коридоре! И снова я попала впросак – уже второй раз за сегодняшний день! Еще один такой случай, и мне придется подавать в отставку!
Тем временем дверь захлопнулась, оставив меня один на один с окружающим мраком. Вдобавок ко всему я услышала, как задвинулись оба засова. Меня закрыли, даже замуровали! Меня, Евгению Охотникову, профессионала высочайшего класса, обвели вокруг пальца, словно какую-нибудь последнюю школьницу! И главное – кто обвел! Какой-то дефективный полоумный тип! Вот это да! Главное – никому об этом не рассказывать, а то засмеют… Хотя кому я могу что-нибудь рассказать в таком положении! Крысам, что ли? На ощупь мне удалось добраться до двери. Судя по всему, изнутри она тоже была обита железом. Открыть ее голыми руками не стоило и пытаться!
С досады я изо всех сил стукнула по клепаной металлической обивке. Естественно, дверь даже не шелохнулась. Даже звука от удара почти не было слышно. Надежная конструкция! Была бы у меня хоть какая-нибудь взрывчатка – вот тогда бы я с ней разобралась. Но ни взрывчатки, ни даже простого подручного инструмента для того, чтобы попробовать справиться с этой преградой, у меня не было.
Оставалось одно – искать другой выход. Хотя вероятность того, что он существовал, была очень и очень мала. Я пошла от двери вдоль стены, чтобы получить хотя бы какое-то представление о форме и размерах помещения, в котором оказалась. На ощупь стена была кирпичная, без следов штукатурки. Судя по всему, это действительно какое-то чердачное помещение. Стоп! Я дошла до первого угла. Дальше путь мне преграждала стена. Примерно двадцать шагов вправо от двери, то есть примерно пятнадцать метров. Прикинув приблизительное направление, я начала медленно продвигаться через чердак по диагонали, к противоположному углу.
Под ноги то и дело попадался какой-то дурацкий мусор: тряпки, пачки какой-то бумаги, наверное, газеты и бог знает какой еще хлам. Правила противопожарной безопасности в этом театре явно не соблюдались.
Я пожалела, что не прихватила с собой зажигалку или спички. Я бы сейчас просто осмотрелась! Но спичек у меня не было, и, стало быть, ответственные за противопожарную безопасность этого здания могли спать спокойно, а мне ничего не оставалось, как продолжать бродить по этому дурацкому помещению на ощупь, подобно ослепленному циклопу Полифему. Впрочем, у того еще под ногами путался зловредный Одиссей со своей командой, а я здесь была совершенно одна.
Читать бесплатно другие книги:
