Полуденная буря Русанов Владислав
— Да разумею я, какое дело. Ты мне тоже приглянулся. Надежный мужик. Не то что эти трепачи…
Совершенно неожиданно для себя я почувствовал, как теплые руки обвивают мою шею, мягкие губы прижимаются к губам. Вот это да! Оказывается, и таким образом можно мое молчание понять!
Опыта в общении с женским полом не было у меня никакого. Да и где его взять? На заимке у трапперов, на прииске или в Храмовой Школе? Одно знаю: оттолкнуть я никого не в силах. Оттолкнуть — значит оскорбить. Мало какая из женщин заслуживает подобного обращения.
Но и ответить поцелуем на поцелуй я не смог.
— Экий ты, Молчун, увалень, — прошептала Росава. Ноготки ее заскребли по моей ключице, совсем рядом с тесемкой, на которой висел кисет с самоцветами. С ними и с Пятой Силы, надежно обмотанной холстиной и упрятанной в поясной кошель, я не расставался даже ночью. Не бросить же их в комнате?
— Я… это…
— Да ладно уж, молчи… А то оставался бы на хозяйстве… Где мне одной управляться…
Она приникла всем телом и положила голову на плечо, продолжая щекотать пальцами за воротом рубахи.
От печки тянуло жаром. Аромат, исходящий от подвешенных под потолком пучков душистых трав, дурманил голову…
Дверь распахнулась внезапно, впустив в кухонный уют яркий свет и голоса из обеденной залы.
— Молчун, ты тут? — На пороге возникла Гелка. — Тебе передать веле…
Увидев меня с Росавой, девка застыла разинув рот. Даже загодя заготовленную фразу не договорила. Задохнулась от возмущения:
— Молчун! Ты! С этой! Да я!.. — развернулась на каблучках и выбежала, хлопнув дверью, аж законопаченный в щели мох посыпался.
— Кто она тебе? — ревниво спросила Росава.
— Дочка, — рассеянно ответил я, соображая лихорадочно, что ж теперь делать? Догонять? Объяснять? А поймет ли? Вот ведь стыд-то какой. И не докажешь, что о ее же благе договориться собрался…
— Дочка… А что ж кричит на тебя ровно полюбовница?
— А-а! — Я отмахнулся от нее и выскочил из кухни. Для себя уже решил. Разыщу и буду прощения просить.
Сотник продолжал разглядывать оружие пригласивших его воинов. Они одобрительно кивали в ответ на его слова, не расслышанные мною. Дирек тупо уставился в кружку — успел-таки набраться, несмотря на запреты рудознатца.
Гурт в ответ на мой вопросительный взгляд мотнул головой в сторону выхода. Туда, дескать, побежала.
Я, как был в рубахе, выскочил на стылый воздух. Середина златолиста — не сенокос и не жнивец. Сырость до костей пробирает, ночной туман холодными каплями оседает на волосах и одежде.
Куда ж она побежала?
Вот ведь незадача, расстроилась девка. Теперь еще, не приведи Сущий, сотворит с собой что. Зачем мне тогда жить? Успел я привязаться к Гелке сильнее, чем к родной дочке.
Слева, за несколько домов, залаяла собака. Азартно, пронзительно. Может, там Гелка?
А вот правее послышался шум голосов. Взрыв хохота. Пойти проверить?
И тут порыв ветра ворвался мне под рубаху. Прямо мурашки пошли по коже. Ветер-то горячий! В середине осени-то! Нет, недоброе что-то с нашим миром творится… Эти северные суховеи!
Я махнул рукой и решил. Пускай горячий ветер будет знаком. Пойду вправо.
И пошел. Скорым шагом, затягивая распущенные Росавой завязки ворота, поскольку воздух больше теплом не баловал. Ледяными пальцами касался кожи. Пропотевшую рубаху сразу остудил.
В полусотне шагов по улице оказалась еще одна харчевня. Рядом стояла телега со снятыми колесами — задняя ось на чурбачке. Вывеску я не разобрал.
Из-за не полностью закрытой двери пробивалась полоска света. Слышался визг рожка, и чей-то голос задорно напевал:
— Ох! Ох! Ох-охох! Баба сеяла горох. А собрали тот горох — Что ж я маленьким не сдох?
Странные представления о смешном у этих арданов. Во дворе копошились люди. Я приблизился.
— А вот еще один припожаловал! — радостно воскликнул ардан в длинной кольчуге. Морда у него оспой побита — будто клад кто искал, лопатой порылся.
— Поздорову вам, добрые люди… — начал я и осекся.
Посреди кружка, образованного угрюмыми вооруженными мужиками, широкоплечий крепыш держал Гелку. Правой рукой поперек туловища, прижимая руки так, что не вырваться, а левой зажимал рот. Гелка дергалась, но воин удерживал ее без труда. Еще бы! Ростом не выше Сотника, зато в ширину втрое от пригорянина.
— Не по чести дело затеяли вы, добрые люди… — Я обвел глазами толпу — не меньше восьми человек. Куда мне с ними справиться! Тем более что все бойцы не шуточные. Сразу видно. Эх, достать бы Силу. Хоть самую малость. На один Кулак Воздуха, на одну Стрелу Огня…
— А мы тебе не добрые люди, — брезгливо сморщил верхнюю губу воин с двумя мечами за спиной. Редко я видел у людских бойцов такую манеру оружие носить. Да и среди перворожденных только у Этлена.
— Отпустили бы девку… Недоброе дело затеяли.
— А ты не учи нас, борода, — окрысился рябой.
— И девку не отпустим, и тебя с собой заберем. — Боец с двумя мечами, видно, предводитель.
— А если не пойду?
— Кто тебя спрашивать будет, борода? Тусан, Берген!
Рябой в кольчуге, а с ним изуродованный шрамом темноволосый воин, по виду — трейг, шагнули ко мне.
Из харчевни донесся еще один куплет разухабистой песни:
— Ой, зу! Зу-зу-зу!
Раз поймал мужик козу…
Тьфу ты. Похабщина!
Эх, была не была!
Я махнул кулаком, целя рябому в подбородок. Со злостью махнул. Попал бы, мало не показалось бы.
Но не попал.
Куда уж мне, простому работяге, жрецу недоученному, против настоящего воина, на жизнь дракой зарабатывающего ?
Рябой легко увернулся и врезал мне поддых.
Легкие обожгло. Воздух из груди выскочил и назад возвращаться не торопился. Но отчаяние удесятерило мои силы. Не обращая внимания на боль в груди, я снова кинулся на рябого, протягивая руки, чтоб за горло схватить.
Трейг пляшущим шагом проскочил мне за спину. Пнул под коленку.
Нога подломилась. А шрамолицый добавил еще хорошего пинка. В крестец. Я качнулся вперед и напоролся подбородком на кулак рябого. Искры брызнули из глаз. Земля, сырая и холодная, ударила по затылку.
— Прыткий… Учить вас, таких прытких, и учить. — Предводитель ткнул мне в плечо носком сапога. — Мужичье, а туда же…
Он сплюнул. Хвала Сущему, в меня не попал. Гелка дергалась и что-то мычала.
— Заткнуть бы ей рот, а, Кисель? — пробасил широкоплечий с сильным поморянским выговором. — Так и норовит в ладонь зубы впустить.
— Ну, так заткни, — отвечал Кисель, тот, который с двумя мечами. — Или мне руки марать? И вообще свяжи, чтоб не дергалась. И этого свяжи. Руки впереди, чтоб за луку держался. Дорога неблизкая нам предстоит.
Хотел я спросить, куда же нас везти собрались, но не дали рябой с меченым. Подняли за шиворот, наподдав на ходу по затылку, сунули в рот скомканную тряпку и принялись руки скручивать толстой веревкой.
— Тусан, — позвал Кисель.
— Да, командир? — отозвался рябой.
— Бери Гобрама с Бергеном и дуй в «Голову Мак Кехты». Остальных заберешь. Пригорянин будет сопротивляться — убейте. Остроухую живой взять.
Я так обалдел от услышанного, что даже сперва не удивился названию харчевни Росавы. Это ж надо! «Голова Мак Кехты». Знак. Если бы сразу поняли, вряд ли остановились там. А значит, всё могло пойти совсем по-другому.
Меня грубо толкнули в спину и поволокли в темноту, дергая за конец веревки. Неужто кончилось наше путешествие? Кончилось, не успев толком начаться. Один Сущий знает ответ.
Эпилог
На окраине местечка, за глухим плетнем, тоскливо завыла собака.
Недовольный окрик хозяев. Стук чего-то твердого, должно быть полена, по живому. Визг и вновь тишина. Лишь изредка мычала корова в хлеву.
Внезапно ночную тишь разорвал топот копыт. Следом за ним по темной улочке, ведущей мимо заставы не особо рьяных стражников на южный тракт, в столицу Ард'э'клуэнского королевства пронеслись силуэты семи коней со всадниками.
Переполошились псы. Залаяли, заметались на привязи.
Вскочили спросонку горожане. Кинулись проверять запоры на дверях и ставнях. Нечасто в приютившийся на северо-западной окраине Ард'э'Клуэна городок со смешным названием Пузырь наведывались ночные гости. А уж если появлялись, добра не жди.
Ничего. В этот раз пронесло. Отвел Пастырь Оленей беду от своих верных почитателей.
Стук копыт стих, растаял в стылом воздухе за околицей.
Да только не все лихие люди городок покинули.
Во дворе ближайшей к северному въезду харчевни, носящей жестокое название — отголосок недавней кровопролитной войны — «Голова Мак Кехты», промелькнули три тени.
Двое, поскрипывая кожаными куртками, вскарабкались на бочку, поставленную у стены для сбора дождевой воды, и перебрались на крытую тесом крышу.
Третий человек, одетый в длинный вороненый хауберк, распахнул дверь и шагнул через порог. Прищурился от неяркого, но всё-таки слепящего глаза после уличной темени света очага и жировых плошек, расставленных по ободу подвешенного к потолку колеса. Потер изрытую оспинами щеку. Нашел взглядом того, кого искал, — сухопарого мужчину с заметной сединой на висках и темными усами.
— Сдавайся, пригорянин. Останешься живым. — Тот встал из-за стола. Вроде бы неспешно. Кивнул спутникам:
— К стенам. Живо!
— Да что ж это, мастер Глан? — возмутился светло-русый озерник с перевязанной головой. — Жаловаться надо! Стражу звать!
Сидящий рядом с ним крепенький низкорослый ардан с каштановой бородкой и изрядно осоловелыми от проглоченного пива глазами юркнул под стол еще до того, как отзвучал голос Рябого.
Четверо одетых для сражения воинов поднялись от соседнего стола. Двинулись к Глану, охватывая его полукольцом и доставая на ходу оружие.
— Чародей и девка у нас, пригорянин, — продолжил Тусан Рябой. — Сдавайся.
Их было пятеро. Широкоплечих здоровых мужиков. В кольчугах и бригантинах. С мечами, ножами, кистенями. А напротив стоял, ссутулившись, человек отнюдь не богатырского сложения. Стоял с голыми руками и просто смотрел на них пристально. Но лезть в драку отчего-то очень не хотелось.
— Сдавайся! — рявкнул Тусан и, скорее для того, чтобы подбодрить себя и товарищей, крепко стукнул по столу кулаком.
— К стене, — повторил Глан.
Рудознатец-озерник попятился к стене у очага. Выглянувшая из кухни хозяйка харчевни, вдова Росава, замерла, закусив зубами полотенце.
— Берите, — махнул рукой Рябой. — Его Кисель убить разрешил. Остроухую — живьем.
Левч с хрустом откусил от яблока, оглядел огрызок с сожалением и положил на край стола. Остролицый Дудочник, поигрывая легким мечом, пошел влево, отсекая Глану дорогу к лестнице на второй этаж. Рассудил, что безоружный пригорянин попытается прорваться туда, к оставленным мечам. Полубезумные от голода и страха работники-арданы, встреченные ими дня три назад, говорили о мечах, парных мечах в черных кожаных ножнах.
Кегрек из Кобыльей Ляжки вытянул из-за пазухи моток веревки с грузом-шариком на конце.
Тусан не торопился лезть вперед. Отстал, якобы приглядывая за выходом из харчевни.
— Отступитесь, — словно через силу выговорил пригорянин. — Я не хочу убивать.
— Так сдавайся, — оскалился Левч. — Яблочка дам…
С грохотом распахнулась дверь, ведущая из крайней справа комнаты на галерею. Грянулась о стену, соскочив с верхней петли. Из темного зева спальной каморки вывалилась перворожденная. Острые кончики ушей не скрывал ни капюшон плаща, ни обычный для нее кольчужный койф. В правой руке она сжимала обнаженный меч.
Сида ударилась боком о перила. Охнула. Отскочила назад… Прямо в объятия вышагнувшего на галерею Гобрама.
Левой рукой поморянин обхватил перворожденную вокруг туловища, прихватил ладонью локоть и сразу лишил возможности размахивать оружием. Лезвие ножа, зажатого в правой, прижал сиде к горлу ниже подбородка.
— Дело сделано, Рябой, — пробасил здоровяк, — кончай с пригорянским псом.
Удерживая сопротивляющуюся сиду почти на весу, Гобрам пошел к лестнице:
— Не дергайся, сука, подрежу! Она Бергена подранила, падла остроухая.
Из спальной комнаты вышел, пошатываясь, Берген. Обеими ладонями он зажимал низ лица. Между пальцами стекали ручейки крови, марая разводами светло-коричневый дублет.
— Вот су-у-ука… — протянул Бореек, закусывая ус. В этот миг сида, ловко выкрутив кисть, рубанула Гобрама по не защищенному ничем, кроме кожаных штанов, бедру.
Поморянин охнул и ослабил хватку.
Перворожденная кошкой вывернулась из медвежьих объятий наемника, саданула коленкой в пах и, отскакивая, рубанула мечом снизу вверх. Клинок наискось вспорол бригантин и, не задерживаясь, разрезал мускулы, выпуская на волю темно-сизые петли кишечника.
Гобрам завыл дурным голосом и упал на колени, зажимая руками длинную, обильно кровоточащую рану.
Сида, разворачиваясь на носке изысканным танцевальным движением, ткнула острием клинка в висок Бергену.
— Марух, салэх! Сдохни, мразь!
Она застыла на верхней ступеньке деревянной лестницы. Края белого разреза на горле стремительно набрякали алыми каплями. Верхняя губа искривилась в презрительной гримасе. Острие клинка направлено в сторону людей.
— Баас кюэр'дах, салэх? Смерть ищете, твари? Та — Мак Кехта! Я — Мак Кехта!
Имя феанни произвело эффект грома с чистого неба. Рудознатец Ойхон побледнел, упираясь лопатками в стену. Росава ойкнула и скрылась во тьме кухни.
Левч и Бореек бросились к подножию лестницы, а Сотник прыгнул вперед. Пригнувшись, Глан пропустил над головой грузик веревки Кегрека. Нырнул под стол, лишь чуть опередив с чмоканьем впившийся в столешницу меч Дудочника.
Из-под стола пригорянин вылетел ногами вперед, смачно впечатав каблук Тусану в пах. Рябой согнулся, а Сотник был уже рядом. Рванул за воротник хау-берка, толкнул в спину Борееку.
Усатый горбоносый ардан потерял равновесие, выругался и повалился, придавленный сверху Рябым.
Мак Кехта косо, добавляя разворотом корпуса силу руке, ударила Левча. Любитель яблок парировал, закрываясь мечом. Отбил и второй, и третий удары.
Дудочник, высвободив засевший в деревяшке клинок, пошел вперед, чертя острием в воздухе прихотливые руны.
Сотник сдвигался приставным шагом влево, не сводя серых глаз с противника.
— Аш, К'еедел! — зазвенел голос перворожденной. — Сзади, Сотник!
Свистнула веревка Кегрека.
Пригорянин вновь увернулся, финтом обманул Дудочника и пнул его в колено. Узколицый боец успел сместить ногу, чтобы каблук Глана прошел вскользь.
Кегрек из Кобыльей Ляжки охнул и повалился кулем между столом и длинной лавкой — в его затылок врезалась еще хранящая тепло очага сковорода. На щегольском бригантине растеклось уродливое пятно топленого сала.
Гурт удовлетворенно хмыкнул и примерился поднять лавку. Но больная рука подвела. Ардан скривился и левой зашарил по столу в поисках чего-нибудь увесистого, годящегося для броска.
Мечи Левча и Мак Кехты звенели, сталкиваясь. Сида рубила с таким бешенством, что человек едва успевал блокировать удары.
Дудочник длинным выпадом попытался достать Глана, но тот отклонился, сократил расстояние и ударил узколицего ардана локтем в бок.
Бореек вскочил и завертел головой, соображая, кому помочь. Тусан рычал на полу, держась за причинное место.
— Ты хорош, пригорянин, — процедил Дудочник. — Но ты обречен…
Он ткнул Сотника мечом в лицо. Очень быстро. Это был его излюбленный прием, приносивший победу в десятках поединков. И… Глаза узколицего полезли из орбит, когда клинок оказался зажат между ладонями Глана.
Дудочник попытался освободить оружие, потянул рукоятку на себя. Тщетно. Попробовал прокрутить эфес. Меч словно в клещи зажало.
Подбадривая себя боевым кличем, Бореек налетел на сцепившихся противников. Замахнулся кистенем.
Глан закрылся Дудочником.
— Ты — мертвец, пригорянин, — шипел узколицый.
Сотник не ответил. Дождался очередного рывка, плавно вписался в движение Дудочника и надавил эфесом на большой палец ардана. Неожиданно для всех, кроме пригорянина, меч поменял хозяина.
Капли крови брызнули Борееку на щеку. Он успел заметить оседающие плечи и спину Дудочника, признанного мастера меча, считавшегося в отряде вторым после Киселя. А потом щеки его коснулся легкий ветерок от пролетевшего, словно дротик, клинка.
Ошарашенный ардан вяло отмахнулся кистенем.
Без особого труда Сотник поймал его за рукав, завертел вокруг себя и впечатал лбом в угол стола.
— Ух ты! — в искреннем восторге воскликнул Гурт. Осторожно поставил на место пивную кружку, которую собирался швырнуть в кого-нибудь из напавших.
Мак Кехта сбежала по ступенькам, ногой перевернула Левча, у которого между лопаток торчал меч Дудочника.
— Ас'кэн'э салэх! Проклятая тварь!
Одним прыжком сида оказалась рядом с попытавшимся подняться Тусаном.
— Марух, салэх! Сдохни, мразь!
Остро отточенное лезвие Этленова клинка перерубило шейные позвонки. Голова Рябого со стуком упала на земляной пол.
— Эй, погоди! — воскликнул Глан. — Хоть кого-то живым оставь…
— Эисте, феанни. Тише, госпожа, — поддержал его Ойхон. — Л'оор баас! Довольно смертей! — Оказывается, рудознатец владел старшей речью не хуже пропавшего Молчуна. Что ж, в среде ученых Приозерной империи знание языка сидов только приветствовалось.
Мак Кехта фыркнула. Обвела глазами харчевню.
Берген лежал неподвижно, просунув безвольно разжавшуюся кисть сквозь балясины ограждения галереи. Гобрам слабо подергивался в луже крови. Могучее тело поморянина отчаянно сопротивлялось смерти, но даже на беглый взгляд становилось ясно — с такой кровопотерей не выживают.
Левч и Дудочник не подавали признаков жизни. Немудрено, если учесть перерезанные горла обоих.
Бореек неестественно согнул шею. У живого так никогда не вышло бы.
Сотник наклонился над Кергеком:
— Дышит.
— Это я его с левой, — виновато развел руками Гурт.
— Может, я смогу чем-то помочь ему? — робко поинтересовался Ойхон.
— Г'аарэх? — презрительно процедила Мак Кехта. — Дорезать?
— Нам нужен пленный, феанни, — почти устало проговорил Глан. — Пленный, способный говорить.
— Та тиг', К'еедел. Я понимаю, Сотник. — Сида протерла клинок о штанину Тусана и добавила на людской речи: — Допроси его и узнай, куда повезли Молчуна. М'акэн Н'арт, Пята Силы, тоже пропала?
— Увы, феанни. — Глан кивнул.
— Нам нужно спешить. — Мак Кехта развернулась, бросила на ходу: — Я за вторым мечом! — взбежала по лестнице. Осторожно, стараясь не испачкаться, перепрыгнула Гобрама и скрылась в комнате.
— Запрягайте коней в телегу. — Сотник глянул на выбравшегося из-под стола Дирека.
Жучок ошарашенно закрутил головой. Увидел трупы, кровь и, не поднимаясь с четверенек, изверг на пол всё выпитое и съеденное.
— Тьфу, дерьмец, — сплюнул Гурт. — А, ладно! Пущай блюет. Я с тобой, пригорянин.
Пальцы Глана сжали его предплечье:
— Спасибо, Гурт. Помоги лучше мастеру Ойхону… Мы еще встретимся.
Привлеченная тишиной, сменившей звуки боя, хозяйка появилась из дверей, ведущих с кухни, и зашлась в беззвучном крике.
— Нужно вызвать стражу, — сказал Ойхон без особой уверенности в голосе.
— Не стоит, — покачал головой Сотник.
— У меня полномочия от короля.
— О них тебя могут не спросить, мастер.
— Нет, останусь. Я не буду бегать от закона, — нахохлился рудознатец.
— Как знаешь, мастер Ойхон. — Глан присел на корточки около лежащего без сознания бойца, похлопал его по щекам. — Как знаешь… Не пришлось бы жалеть.
Кегрек заворочался и приоткрыл глаза. Увидел склонившегося над ним Сотника, попытался вскочить. Пригорянин немедленно пресек попытку к бегству, придавив лежащего коленом:
— Расскажешь всё — останешься жить.
Ардан завертел головой, попытался оглядеться по сторонам.
— Ты — единственный, кто выжил, — сурово проговорил Сотник.
На лице Кегрека попеременно отразились удивление, недоверие,страх.
— Что рассказывать? — просипел он сухим горлом.
— Где мой товарищ?
— Кисель увез.
— Куда?
— В Фан-Белл, я думаю.
— Зачем?
— Мы искали… Искали по северной границе всё необычное. Коли привезем, обещали денег…
— Кто обещал?
— Кисель заказ брал. Кажись, канцлер ард'э'клуэнский…
— Тарлек? — вмешался Ойхон. — Двухносый?
— Какой Тарлек? Тарлек с конца жнивца землю грызет… Бейона.
— Бейона?! — пришел черед удивляться и Ойхону, и Глану. Только последний смолчал, не воскликнул подобно рудознатцу.
— Она, полюбовница королевская.
— А как же Тарлек умер? — Озерник присел на край лавки.
Сотник убрал удерживающее Кегрека колено. Ардан попытался сесть, но схватился за голову и застонал.
На галерее показалась Мак Кехта.
— Как канцлер старый умер? — повторил рудознатец.
— «Как, как»! Полторы пяди стали в бок схлопотал, вот и загнулся. Не поверил, вишь, что Экхард своей смертью помер. Шум поднял.
— Экхард тоже умер?
— Ну, вы ровно из лесу…
— А то откуда же! — нахмурился Сотник. — Зачем Бейоне Молчун?
— Какой такой Молчун?
— Друг мой ей зачем? И девочка.
— Стрыгай ее знает! Кисель договаривался. Вот его и попытал бы…
Сида подошла к людям. На голове койф. Мечи за спиной. На плечах плащ накинут таким манером, чтоб правого меча рукоятка неприкрытой осталась. Блеснула зелеными глазами:
— Гах олэв? Все готовы?
— Сейчас, феанни. — Глан еще повернулся к Кегреку: — Кто такой Кисель?
— Предводитель наш. Мастер клинка.
— Мастер клинка, говоришь? Ничего. И с него спрошу. Попытаю… Живи!
Сотник упруго вскочил на ноги. Кегрек его больше не интересовал.
Читать бесплатно другие книги:
