Мой лучший враг Фрей Эли
Я больше не могла смотреть ему в глаза. Стыд сжимал мое сердце.
– Прости, Стас… Но они правда сильно напугали…
– Напугали ее, фу-ты ну-ты, – передразнил он, а потом подошел и стал шептать мне в ухо – тихо, с бездушной отстраненностью. Говорил он быстро, одним предложением, не делая пауз: – Они били меня они заставляли меня есть землю а я ждал тебя думал вот-вот ты появишься и приведешь помощь но тебя все не было а потом они сказали мне лизать их ботинки я отказался и тогда они воткнули мне в ухо горящую палку я кричал и упал и они все били и били я ждал я на тебя надеялся ты могла бы меня спасти врач сказал что у меня лопнула барабанная перепонка и теперь я не могу слышать на одно ухо.
Он замолчал. А я не могла пошевелиться. Не могла сделать вдох. Все это было из-за меня. Я не думала, что до такого дойдет. Не представляла, что люди способны на такую жестокость.
– Я ждал, когда ты позовешь на помощь и вернешься! – снова заговорил, нет, уже почти закричал он. – Но ты просто сбежала и все! В конце концов они отпустили меня, когда от меня ничего не осталось и им просто стало скучно. Это ты во всем виновата!
Я обхватила себя руками, низко наклонив голову. Что я могла ответить? Да, я, и только я была виновата во всем. Позже не проходило и дня, чтобы я не корила себя за трусость. Это я сломала Стаса. И заслужила то, что он потом сломал меня.
– Прости, Стас. Да, я виновата, прости меня, пожалуйста…
– Слишком поздно, – выдохнул он.
Я подняла голову. Он смотрел все так же ожесточенно, с отвращением. Лицо было белее мела.
– Я… хочу, чтобы ты умерла.
Желудок сжался в комок. Стас тихо продолжил:
– Тома… Друзья ведь не предают друг друга. А ты меня…
– Прости… – как заведенная, повторила я, но Стас покачал головой.
– Уже не имеет значения.
В следующую секунду он резко толкнул меня. Я упала, больно ударилась о землю и закашлялась; перед глазами проступила оранжевая темнота. Стас наклонился надо мной и опять зашептал на ухо:
– Я еще отомщу. Я причиню тебе боль, которую ты никогда в жизни не испытывала… – Он сорвался на крик: – Вставай! Встань перед своим командиром, солдат!
С этими словами он грубо поднял меня на ноги, опять посмотрел в упор и заговорил уже другим, командирским тоном:
– Солдат, ты обвиняешься в измене. Ты предала своего командира и навсегда изгоняешься из «Степных койотов».
Он дернул меня за футболку и сорвал значок. Золотистая звезда с красным камешком упала на землю. Стас в последний раз всмотрелся в мое лицо. Этот пустой взгляд принадлежал маленькому мальчику, которого предали.
– Том… Ты была моим лучшим другом, – тихо, с болью сказал он. Замолчал, но тут же продолжил, холодно и резко: – Теперь ты враг. Мой тебе совет – убирайся. Проваливай. И на глаза мне больше не попадайся. Или мы убьем тебя. – Он помедлил. – А если ты кому-нибудь скажешь, я поймаю тебя, разрежу тебе живот и вытащу твои кишки!
Я задрожала. Слова Зверя. Монстра. Нечеловека. А Стас повторял за ним.
Он свистнул, и ребята стали подходить к нам. В руках у них были камни.
– Проваливай, предательница! – повторил Стас и первым бросил камень в меня. Он попал мне в руку, и ее обожгло болью. – Пошла прочь!
– Проваливай! – раздались и другие голоса.
Я посмотрела на тех, кого считала своей стаей. Взглянула на Стаса, потом опять на друзей… в последний раз. А потом, с трудом волоча ноги, я поплелась прочь.
В меня полетели камни. Ударами обожгло бока, спину, ноги, руки и голову. Стас все кричал и кричал; его голос был насквозь пропитан болью. Так я ушла, униженная и изгнанная. Позже я еще много раз увижу Стаса; он будет преследовать меня, травить, идти по моим следам. Уже не мой друг. Мой враг.
Я брела по улице, ничего не видя от слез. В голове клубилась мрачная пустота. Я не знала, сколько прошло времени: десять минут, час, два? Я не соображала, куда иду и зачем.
Позже я много думала о том, почему Стас так возненавидел именно меня, а не своих мучителей. И поняла: он взрывался изнутри. Ему нужно было кого-то обвинить, обрушить на кого-то ярость. Он боялся своих мучителей, но не мог отомстить им. Он даже полиции не раскрыл правду, сказал то, о чем мне сообщила его мама: он не помнит мучителей. Я думаю, он скрыл, поскольку очень боялся чудовищ и старался забыть то, что с ним произошло.
Стасу было жизненно необходимо кого-то ненавидеть. И он выбрал меня. Ту, кто его бросил.
Я подошла к своему дому, когда уже совсем стемнело. Меня ждала бабушка, она начала что-то обеспокоенно говорить, но я молча ушла в свою комнату, заперлась. Опустилась на корточки – и тут увидела, что окно открыто.
Это было странно, я закрывала его, когда выходила в последний раз. Я посмотрела на кровать, и все внутри похолодело. Я встала, не отрывая взгляда от кровати, точнее, от того, что там увидела. Кролик. Пушистый кролик. Моя Умка.
Я как будто провалилась сквозь пол – глубоко-глубоко под почву, меня протащило через земную кору, затем через мантию. Дальше, пройдя через расплавленное ядро и снова через мантию и кору, я вышла на ту сторону. Где я оказалась? Там, в холодных водах Тихого океана, которых так боялась в детстве. Но не успела я вдохнуть побольше воздуха, как меня снова потащило вниз, на глубину, обратно. И вот я у себя в комнате. И все это за несколько секунд.
Умка лежала на подушке, укрытая одеялом, виднелась только голова. Она не шевелилась, а рядом на подушке белела записка. Я медленно потянулась к ней. Развернула.
КРОЛИК НЕ МОЖЕТ УСНУТЬ. СПОЙ ЕМУ КОЛЫБЕЛЬНУЮ. СПОЙ, СПОЙ! СПОЙ КОЛЫБЕЛЬНУЮ ДЛЯ КРОЛИКА!
Этот почерк… Я знала только одного человека, который писал бы так. Буквы заваливались влево, а не вправо.
Стас. Он задушил Умку.
Рядом валялась бельевая резинка, та самая, в которую мы играли в детстве. И я закричала – так громко, что практически оглохла от собственного крика. В мою комнату стала ломиться бабушка:
– Тома! Тамара, открой дверь!
Но я не открыла. Я кинулась к шкафу и принялась яростно выгребать вещи. Достала из-под кровати чемодан, стала бросать туда одежду. Бабушка все стучала, стучала и звала:
– Тома, что случилось? Томочка, прошу тебя, открой!
«Я больше не останусь в этом городе ни на минуту», – решение пришло мгновенно. Я бросала в чемодан одну вещь за другой. Я не знаю, нашла ли бабушка вторые ключи или просто выломала дверь, но наконец она вбежала в комнату, и тогда я крикнула вслух:
– Я не останусь здесь! Я переезжаю в Москву!
Бабушка усадила меня на кровать, обняла, стала укачивать как маленькую:
– Тш-ш-ш…
Она допытывалась, что произошло, но я не отвечала. Она увидела, что случилось с Умкой, но не заподозрила, что ее кто-то убил. Она решила, что Умка умерла сама: может быть, подавилась, а может, заболела. Бабушка поверила, что это я от помутнения рассудка уложила крольчиху на кровать и накрыла одеялом. А записку я спрятала.
Я больше не ходила в школу. Кричала маме по телефону, что хочу домой. Но понадобилось еще какое-то время на то, чтобы переехать: забрать документы, собрать вещи.
Я не говорила Дашке о произошедшем, но, когда перестала ходить в школу и отвечать на звонки, подруга сама забила тревогу. Она пришла и все выпытала – о том дне в лесу, о моем предательстве, о смерти Умки и о том, как Койоты бросали в меня камни. Я рассказывала ей все, сжавшись на кровати и занавесив лицо волосами. Когда я закончила, Дашка вдруг подошла ко мне и убрала прядки с лица. Взяла меня за подбородок, подняла мне голову.
– Ты не виновата, – сказала она. – Виноваты те монстры, и только они. И если Стас этого не понимает, значит, он тупой. Легко винить маленьких и слабых. А что же он в бараки не сунется и не накажет настоящих виновных? А я скажу почему! Потому что он трус!
Дашка выплеснула последние слова в сердцах, чуть ли не дрожа от гнева. А затем села рядом и положила голову мне на плечо. От нее вкусно пахло арбузным спреем для тела. Она взяла меня за руку, переплела наши пальцы.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала, – грустно сказала она. – Останься со мной, пожалуйста. Я буду защищать тебя от него. Я обещаю.
Я закрыла глаза, не давая слезам вырваться на волю.
– Не могу, Даш. Мне здесь так больно. Я умру, если останусь.
– Я тебя вылечу! – Она порывисто обняла меня. Ее светлые волосы защекотали мне нос; арбузный запах стал сильнее. В отличие от меня она не пыталась прятать слез.
Но Дашке не удалось меня переубедить. Мама забрала документы и увезла меня в Москву, где я пошла учиться в новую школу.
После этого они с дядей Костей все так же ездили к бабушке на выходных, но я отказывалась. Мне устраивали допросы, выясняли причины. Что с моим настроением? Почему я не хочу в город, который раньше обожала? Меня таскали по психологам, но все без толку, я молчала. И родные решили, что все дело в смерти моего любимца. Умка же умерла там, у бабушки, в моей комнате. Потому мне и тяжело туда возвращаться. Так что теперь, чтобы увидеть меня, бабушке с дедушкой самим приходилось ездить к нам. Только через полгода скрепя сердце я согласилась навещать их, как раньше. Но каждый раз, когда машина останавливалась у «пряничного домика», я открывала дверцу, в панике осматривалась, выбегала наружу и мчалась к калитке. Пряталась как могла.
Мама хотела купить мне нового кролика, но я категорически отказалась. Нет. Хватит с меня домашних питомцев. И, конечно же, я старалась не думать о Стасе, надеялась, что тогда, у Бункера, я видела его в последний раз. Как же я ошибалась… Мысли о нем упорно лезли в голову. А по ночам я просыпалась в холодном поту от кошмаров, изо всех сил сжимала зубами краешек одеяла и захлебывалась в беззвучном крике.
Мне снились монстры – они обступали меня, тыкали горящими палками, а потом исчезали. Вместо них появлялись кролики – милые ушастые создания, десятки и сотни. Они лежали в колыбельках и не могли уснуть. Они пищали, пищали, и этот писк сводил с ума.
Я пела им колыбельную, и кролики переставали пищать. Они умирали.
КРОЛИК НЕ МОЖЕТ УСНУТЬ.
СПОЙ ЕМУ КОЛЫБЕЛЬНУЮ.
СПОЙ, СПОЙ! СПОЙ КОЛЫБЕЛЬНУЮ ДЛЯ КРОЛИКА!
Глава 5
Наученная горьким опытом, к дружбе я теперь относилась с большой опаской. Да и тяжело вливаться в коллектив, когда ты новенькая. Все в моем классе дружили давно и просто не замечали меня. Порой я задумывалась, относилась ли я к новеньким так же, когда училась в старой школе? Скорее всего, да. Я совсем не помнила никого из них. Но все равно я была рада побегу от кошмара. В Москве меня никто не тронет.
Я не скучала, так как с головой погрузилась в учебу и быстро пробилась в ряды хорошистов. Потом и количество четверок сократилось до трех – по русскому, биологии и истории. С русским у меня всегда была беда, а с историей и биологией просто не сошлись характерами с учителями. Они любили милых улыбчивых девочек-подлиз. Мое угрюмое лицо им определенно не нравилось.
Я стала ходить на бальные танцы. Поначалу мне там не очень нравилось – моим партнером была говорливая девочка, у которой сильно пахло изо рта. Но потом к нам пришел новенький мальчик, более приятный. Его поставили моим партнером, потому что я была самая низкая в группе, а он оказался на полголовы ниже меня. Постепенно танцы стали моей отдушиной. Я посвящала им много времени. Увлекалась я и чтением: все вечера сидела за книгами, вновь и вновь переживая чужие жизни.
С Дашкой мы переписывались по интернету, а когда я приезжала, она приходила в гости. В хорошую погоду она пыталась вытащить меня погулять, но я отказывалась, и мы сидели в саду. Я звала ее в гости в Москву, но ее не отпускали родители.
Она сообщала мне новости – о себе, о классе в целом и о Стасе. Позже, перечитывая историю сообщений, я с удивлением отметила, как же меняет нас время.
«Знаешь, Стас пришел в школу какой-то другой. Все это заметили. У него что-то с ухом, там огромный шрам. Смотреть противно. И говорят, что он этим ухом ничего не слышит. Правда, когда кто-то спрашивает его об этом, он очень злится. И сразу лезет драться. Поэтому его никто не спрашивает больше».
«Сегодня отменили биологию. Мы первый раз играли в бутылочку. Гаврилов очень клево целуется. Он сильно вытянулся и похудел. Надо бы к нему присмотреться».
«Купила первый лифчик. Мама хотела купить мне простой, без подушечек, детский, но я настояла, и мне купили взрослый с подушками. Смотрится круто – в нем грудь прямо такими шариками. Все девочки завидуют. Теперь буду кофточки с вырезом покупать».
«Купила тушь для ресниц. Глаза сразу такие красивые стали. Только мама увидела, наругала. Теперь крашусь в школьном туалете. А после школы там же все смываю».
«Стас сегодня в столовой распихал всех ребят в очереди. А когда кто-то стал возмущаться, избил его. Родителей Стаса вызвали в школу, но ему ничего не сделали. А потом стали ходить слухи, что его папа оплатил новые занавески в трех кабинетах».
«Гаврилов подарил мне цветок. Было приятно, но он все еще немного пухляш».
«Девчонки стали брать у меня тушь. И помаду. Классная увидела это, наругала. Сказала моей маме, мама все отобрала. Жалко. Дорого стоило».
«У нас новая географичка. Она самая настоящая мегера! Отрывается на нас, жестит по-черному. У всех двойки. Ее все боятся и ненавидят. Все жалуются на нее и завучу, и директору, но те отмахиваются, говорят, наконец-то нашелся педагог, который нас может держать в узде».
«Гаврилов предложил встречаться. Но мне нравится Королев, но Королев встречается с Тополевой. А Тополева такая огромная, и он думает, что она его побьет, если он с ней расстанется. Поэтому он боится. И он мне сразу разонравился. А Гаврилов… Даже не знаю… Сказала, что подумаю».
«Встречаюсь с Королевым. Он все-таки решился и бросил Тополеву. Но целуется он хуже Гаврилова, а Гаврилов до сих пор дарит тайком цветы».
«Стас доводит географичку, она бесится. Все радуются – наконец-то кто-то дает ей отпор!»
«Сегодня на улице ко мне подкатил какой-то дядька на машине. Чувствовала себя ужасно – было страшно. Он что, педофил?»
«Ура! Географичка уволилась! Стас постарался, довел ее. Непонятно, как именно, но вся школа обсуждает, что это Шутов. Он теперь в школе как живая легенда, поклонницами обзавелся. Все ему благодарны, а он ходит по школе такой важный. Со свитой, как король. Ты знаешь, он один почему-то никогда не ходит. Только в компании».
«Стас стал часто драться. Гонять других мальчишек. Он поступает подло – с друзьями вдвоем-втроем нападают на одного. Один раз они так сильно мальчика побили, что родителей Стаса вызвали к директору. Его папа оплатил новый линолеум в коридоре».
«Стас сделал татуировку. Там, где шрам. Смотрится круто – вдоль уха акула. По Стасу все теперь сохнут. Девки любят плохих парней, а он этим пользуется – меняет их, как носки. Каждый день вижу, что он стоит с какой-нибудь девкой, а на следующий день она ходит по школе и ревет».
«Стас достает нашего новенького Ромку и еще нескольких ребят. Тех, кто молчит и терпит. Стас чувствует, что они никому не скажут. Сегодня Ромка после физры пошел домой в шортах. Я шла рядом и спросила, где его форма. Он рукой махнул. А на следующий день все стали фотки друг другу кидать по телефону – а там на фотке чью-то форму в толчок запихали».
«Порвала с Королевым. Гаврилов стал встречаться с Абрамовой, но я хочу его отбить».
«В школе кошмар. Стас со своей бандой сегодня так одного пацана довели, зажали его в кабинете химии, а он взял и выпрыгнул из окна. Второго этажа. Это до какой степени нужно бояться Стаса? Я не понимаю. Я много думаю об этом. Вызвали родителей обоих. Полиция заинтересовалась. И даже журналисты. Не знаю, чем кончится это дело, но папаша Стаса явно не отвертится одной покупкой новых интерактивных досок для школы».
«Замяли как-то. Стаса перевели в другой класс. Ну и слава богу – не могла его больше выносить. Прикинь, он мне по башке двинул. Уж не помню, за что… Обозвал меня шалавой, по-моему. Слово за слово, и понеслось. А потом он рассердился и как двинет… Со всей силы. Было очень обидно».
«Ко мне подкатывает Опанасюк. Он вроде ничего, но уж больно смешные уши. Так что я делаю вид, что не замечаю его подкатов».
«Стас так изменился внешне. Повзрослел. Стал очень симпатичным. Хотя он и раньше был симпатичным. Но сейчас прям очень повзрослел. Подрос. Если б не был таким придурком, от девчонок отбоя бы не было».
Стас, Стас, Стас… Из тысячи мыслей, вертевшихся в моей голове, его имя попадалось в девятистах девяноста. Это пугало, и все же я ни разу не видела его за три года моей жизни в Москве – только на паре фотографий, которые кидала Даша. Но смотреть на это лицо было выше моих сил. И я перестала открывать их.
Я думала, что прошлое не вернется. Но я ошибалась.
По телу пробежали судороги. Я вздрогнула, проснулась и вытерла об одеяло мокрые ладони. Опять этот кошмар с кроликами…
Я зашла в ванную и долго брызгала на лицо холодной водой. Это немного привело меня в чувство. На часах 5:30. В школу вставать не надо – самый разгар летних каникул. Еще полтора месяца – и наступит новый учебный год. Девятый класс.
Я поняла, что уснуть не удастся. Взяла книгу, вышла на балкон, не глядя открыла страницу. Я прочитала уже пять страниц и только потом поняла, что читаю учебник по биологии. Размножение спорами. Хм. Чей он? Свой я вроде бы сдала. Я закрыла книгу.
Вернулась в комнату, долго ходила из угла в угол. Теребила волосы, прядку за прядкой. Посмотрела в зеркало. Взгляд какой-то потухший, глаза – как у голодной собаки. Вообще своей внешностью я всегда была недовольна: карие глаза – чересчур маленькие, лоб – слишком высокий, губы – уж больно полные. Ноги коротковаты, грудь маловата, живот мягковат, волосы все того же цвета мокрой пыли, пусть и отросли… Мне было четырнадцать лет, но выглядела я младше. Вот только по глазам – старше.
День обещал быть тяжелым: я собиралась к бабушке. Мама с дядей Костей должны были уехать куда-то на выходные, и добираться мне предстояло своим ходом. Я долго отказывалась, но бабушка уж очень просила приехать. В голове крутились неприятные мысли, которые никак не получалось прогнать. Что, если я натолкнусь на Стаса? Что, если?..
Полдня я шаталась по дому привидением, потом стала собирать рюкзак – медленно, пытаясь отсрочить отъезд. Но вещей было немного, я уезжала всего на выходные.
Я ехала на электричке. Натянула капюшон – я всегда так делала, когда хотела прислониться к стеклу в общественном транспорте, чтобы не подцепить вшей. Но в этот раз была и другая причина. Казалось, кругом враги и они могут узнать меня в любой момент.
Я сошла с электрички и пошла через лесопосадку – здесь обычно было меньше народу. Я подошла к дому бабушки со стороны леса, а не города. Быстро открыла калитку и прошмыгнула внутрь. Задвинула засов. Прислонилась спиной к забору и только тогда смогла выдохнуть от облегчения. Я в безопасности.
Прошло столько времени… Почему мысли о том дне не покидают меня? Я разозлилась на себя: вокруг что, война? Может быть, мальчик из детства даже не помнит меня… Плохое ведь забывается. Он мог забыть и о моем предательстве.
Вот только я не могла забыть его. И то, как сбежала, бросив его, и как залезла под одеяло в тот момент, когда его били. И я не могу забыть Умку, много думаю о ней. Ведь Умка была не только моим другом. Она была другом Стаса тоже. А он… убил ее?
Бабушка стояла на пороге, улыбаясь во всю вставную челюсть. Она очень любила, когда я приезжала, несмотря на то, что с ее работой – выпечка для праздников – скучать ей не приходилось. «Бизнес» был успешным: кто заказал хоть раз торт на день рожденья, тот и потом что-то заказывал уже на другие мероприятия. Цены у бабушки были демократичными, а качество отличным, поэтому недостатка в клиентах она не испытывала. И работа приносила ей удовольствие.
– Томочка! – приветливо воскликнула бабушка. – Как ты поживаешь? Как мама с дядей Костей? Ты не приезжала так долго! – Бабушка укоризненно покачала головой.
Я вошла в дом и повесила куртку на крючок. Крючки были смешные, в виде собачьих попок с хвостиками. Сейчас подобные продаются повсюду, разноцветные пластмассовые крючки-попки можно увидеть в каждом хозяйственном магазине. Но наши – из дерева и металла. Их вырезал еще дедушка много лет назад, и для всех это было диковинкой. Все, приходя в дом, смеялись и просили такие же. Дедушка дарил их многим, и – кто знает? – может, кто-то и «слизал» его идею и занялся производством таких крючков.
Развязывая шнурки на первом ботинке, я рассказывала бабушке новости. Собственно говоря, рассказывать было нечего. Все как обычно. Второй ботинок я развязывала в полном молчании. Говорила уже бабушка, которую понесло в бесконечные истории о клиентах. Я слушала вполуха. Мне не было дела до чужих праздников, чужих жизней и сплетен.
Я вошла в кухню. Интерьер всего дома был очень простой, но кухня – шикарная. Просторное помещение оборудовано всеми технологическими новинками, мебель глянцевая, нежно-розовая. Столовая была выведена отдельной комнатой и по красоте не уступала кухне. Здесь бабушка принимала заказчиков. Обычно на столе у нее лежало много всего – коржи, баночки с сахарными сердечками, звездочками, кружочками, вазочки с марципановыми цветочками. Но сейчас стол пустовал. Видно, у бабушки был выходной.
Какое-то время мне пришлось сидеть в кухне и слушать бабушкины истории. Но меня спас счастливый случай: ей кто-то позвонил, и, воспользовавшись этим, я быстро ускользнула в свою комнату. Разобрала сумку, переоделась в домашнюю одежду, собрала волосы в хвост. Снова прошла в кухню, открыла холодильник – чего бы перекусить?
– Тома, я сейчас котлетки пожарю! – раздался голос бабушки. Она больше не разговаривала по телефону.
Я улыбнулась. Обожаю бабушку. С ней не приходится делать ничего – сама все приготовит и еще в рот положит, разве только жевать приходится самой. Дома ситуация другая. Родные постоянно пропадают на работе, и готовить приходится мне на нас троих.
Вскоре передо мной стояли две тарелки: одна с аппетитными пухлыми котлетками, вторая – с салатом из огурцов. Я запивала все это томатным соком.
– Расскажи мне что-нибудь! – попросила бабушка. – Как ты там живешь? С кем дружишь?
Я застонала про себя – я же все рассказала, пока шнурки развязывала.
– Ну, у меня там есть друзья, – приврала я. – Мы ходим в парк, в кино… На роликах катаемся.
На роликах с одноклассниками мы катались всего один раз. И в кино ходили один раз. И то из-за того, что отменили три урока в середине дня, нужно было чем-то себя занять. А в парк мы не ходили ни разу.
– Это хорошо, что есть друзья, – кивнула бабушка, – это главное в жизни. Чем старше становишься, тем тяжелее найти новых. В школе легче всего заводить знакомства.
Ну, я бы так не сказала…
– А я тут вчера видела мальчика, ну, помнишь, ты играла с ним в детстве?
Вилка выпала у меня из рук. Я полезла под стол доставать ее, потом подошла к раковине и ополоснула. Вилка снова выскользнула из рук – на этот раз в раковину.
– И что? – тихо спросила я. Раньше бабушка не заговаривала о Стасе. – Как он?
– Ох, какой красивый стал… Такой красивый, не описать… Жалко, что хулиганит много. Но все они в этом возрасте такие.
– Хулиганит? – переспросила я.
– Да, встретила его маму. Говорит, сил с ним нету никаких. В школе жалуются на него, все время родителей вызывают. Говорят, обижает других ребят.
Я вздохнула. Дашка писала то же самое.
– А он поздоровался с тобой? – спросила я. Мне было интересно. Если да, значит, помнит и меня… Я прикусила губу.
– Поздоровался, а как же? Он всегда здоровается. Улыбается мне. Ох, какой же красивый парень! Вчера идет, рубашка расстегнута… Какие плечи, фигура… – Бабушка мечтательно добавила: – Эх, была бы я лет на шестьдесят моложе… – Тут она кокетливо засмеялась: – Эх, Тамарка, уведут парня! Я вижу, что он то с одной девочкой ходит, то с другой. У тебя преимущество есть – вы столько лет дружили… И чего разошлись? Гуляли бы сейчас под ручку да под березкой бы на лавочке сидели.
Вместе? Ни за что! Даже представить такое стыдно и противно. Он никогда не простит мне предательства. Так или иначе, бабушка подкинула мне ценную информацию – раз она здоровается с ним, значит, они пересекаются. Нужно быть осторожней, когда я буду уезжать.
После ужина я помыла посуду, потом мы посмотрели какую-то передачу, и я ушла к себе в комнату. Открыла окно. Вылезла на крышу терраски. Крыша была мокрая – недавно шел дождь. Мои тканевые тапочки мигом промокли. Было довольно зябко – на дворе поздний вечер, солнце давно скрылось. По телу пробежала дрожь. Обхватив себя руками, я долго смотрела в звездное небо – оно было удивительно ясным. Я старалась ни о чем не думать. Просто не пускала в голову мысли. Когда зубы стали отбивать барабанную дробь, а ладони превратились в ледышки, я перелезла через окно обратно в комнату.
Я провела у бабушки три дня. Первые два прошли спокойно. Хотелось увидеться с Дашкой, но подруга укатила на море с родителями. На третий день случилась неприятность.
– Томочка, – сказала утром бабушка, – мне нужно посылку отправить тете Маше. Здесь кое-какие ее вещи остались, ей они очень нужны, а сама она не может приехать. Но я вся в делах… Тут недалеко, на соседней улице почта… Ну, ты, наверное, помнишь…
Я схватилась за прядку волос и стала завязывать ее в узел. Прямо напротив почты располагался магазин, где мы со Стасом в детстве покупали вкусняшки. Но я не могла отказать. И пошла.
Я надела джинсы и серую толстовку: погода выдалась прохладной. Натянула капюшон пониже, вышла за калитку и, чтобы уменьшить вероятность опасных встреч, пошла через пустырь. В итоге я вышла к почте с другой стороны. Только хотела толкнуть дверь, как увидела объявление: «Закрыто на ремонт». И адреса ближайших отделений. Я застонала – все далеко. Но делать нечего, придется идти. Я шла по самому краю дороги, пробираясь чуть ли не по кустам. Через двадцать минут дошла до почты, быстро открыла дверь, вошла внутрь и выдохнула. Я боялась открытых пространств, где была на виду. В четырех стенах куда безопаснее.
Я провела на почте полдня: сначала отстояла огромную очередь, затем заполняла бланк – переписывала его несколько раз из-за ошибок, – а потом мою посылку оформляли целую вечность. А когда я наконец вышла, то снова почувствовала себя неуютно. Я пошла другой дорогой – в обход, там, где менее людно. Начался дождь – колючий, холодный. Он становился все сильней и сильней. Моя толстовка вскоре промокла.
Я шла по дороге, черпая кроссовками лужи, – и вдруг за спиной послышался шум мотора. Мимо, обдав меня сырым ветром, на квадроцикле пронесся парень. Я не видела его лица, но по телу пробежала волна электричества. Ноги подкосились. Стас. Он не видел меня. Я не знаю как, но я всем телом почувствовала его присутствие.
Я не помню, как добралась до дома, как вбежала в комнату. Хотя Дашка была в роуминге, я сразу написала ей, спросила, есть ли у Стаса квадроцикл? Она ответила, что есть. Отец подарил, чтобы хоть чем-то отвлечь от жуткой тяги всех мучить. Тем же вечером, к большому огорчению бабушки, я уехала обратно, в далекую и безопасную Москву. На станции я забилась в самый дальний угол. И только в электричке выдохнула от облегчения.
Дома меня встретили хмурые мама с дядей Костей. Я испугалась – неужели я что-то натворила? Стала напряженно думать, но так ничего и не вспомнила.
– Томочка, – смущенно сказала мама. – Нам надо серьезно поговорить.
Ох, как я не любила подобное начало разговора. Хотя по их смущенным улыбкам и бегающему взгляду было ясно: в этот раз накосячили они, а не я. Мы сели за кухонный стол.
– Тома, – начала мама, – ты же знаешь, у нас в последнее время трудновато с деньгами.
Я кивнула.
– Дядя Костя хорошо получает, только работая по контрактам…
Я снова кивнула. Он часто уезжал в командировки, правда, всего на несколько дней. Я не понимала, к чему мама клонит.
– Ты же знаешь, я устроилась на новую работу, аудитором… а это вечные проверки, тоже командировки… Порой меня не бывает дома целую неделю.
Я насторожилась, начиная улавливать, к чему она клонит.
– Ты остаешься одна, а это не годится. Я вся на нервах на работе – как ты там?
Я сразу заспорила:
– Но я уже не маленькая! Мне четырнадцать! Я могу о себе позаботиться!
Мама только покачала головой и продолжила:
– Мы решили, что тебе будет лучше снова переехать к бабушке с дедушкой.
Внутри у меня все похолодело. Вернуться? А значит, пойти в свою старую школу? Туда, где учится Стас? Я вскочила, начала нервно ходить по помещению. Меня захлестнули возмущение и гнев.
– Нет! Мне не нужна бабушкина забота!
– С бабушкой тебе будет лучше, – настаивала мама. – За тобой должен присматривать кто-то из взрослых, я не допущу, чтобы ты жила одна круглые сутки.
– Но что? Что я сделаю? – отчаянно спросила я. – Подожгу квартиру? Напущу полный дом наркоманов?
– Конечно, нет, – поспешно ответила мама, – мы так не думаем. Но все равно. Ты должна быть под присмотром. Да и тем более, – ее тон стал просительным, – твои бабушка и дедушка уже не молодые, им тоже нужна помощь. Вчера бабушка спину потянула, сетки из магазина несла.
Мое возмущение и гнев чуть улеглись. Я потупила взгляд.
– А дедушка на днях домой приехал на чужом велосипеде. Удивился уже дома. Сказал, что уезжал-то на своем! Просто в дороге, видимо, велосипед поменял окраску и модель.
Я прикусила губу. Мне даже стало стыдно. А ведь бабушке и дедушке действительно нужна помощь. Им вдвоем там тяжело.
– Они будут ужасно рады твоему возвращению, – добавила мама уже мягче. – Без тебя у них там жизнь – не жизнь. Ты их всегда радовала, а без тебя никакой радости и нет.
Я тяжело опустилась на стул. Я понимала: тут не о чем спорить, я и правда очень нужна бабушке с дедушкой. К тому же я ведь их так люблю… Может быть, мне у них будет не так плохо, как я думаю? Ведь не обязательно возвращаться в старую школу. В округе их три, можно пойти в любую из двух оставшихся.
Так что в конце концов я уступила насчет переезда, но с условием, что пойду в новую школу. Мама хоть и удивилась, но согласилась это организовать. Мы стали искать варианты, но, увы, в двух школах в округе девятые классы оказались переполнены. Места оставались только в моей старой. Еще, правда, нашлись места в школе в соседнем городе – но там классы простые, а не гимназические. Я была согласна, но маме шепнул кто-то из учителей, что простой класс в той школе равняется классу коррекции, и она впала в ужас. Да и вариант добираться сорок минут на автобусе не привлекал. И я опять уступила. Может, все обойдется? Прошло много времени, оно лечит. Стас мог измениться.
В любом случае у меня не было выхода. Мне пришлось возвращаться в прошлое. Я была послушной девочкой и не умела спорить. Даже когда мою жизнь разрушали.
Глава 6
Первого сентября я проснулась за полчаса до будильника. Когда я открыла глаза, сон как рукой сняло. Долго плескала на лицо водой. Руки немного дрожали.
Бабушка уже встала и делала в кухне очередной торт – белый, с сахарными фигурками лебедей на верхушке. Я знала это, потому что она показывала вчера эскиз. Пока что были готовы только бисквитные коржи.
– Доброе утро, ба, – поздоровалась я.
– Доброе утро, Томочка! Как спалось? Нервничаешь?
– Немного страшно, – честно призналась я, моя турку и наливая воду.
– Не переживай! Ты же там уже училась, тебе все должно быть знакомо… А ребята, я уверена, тебя примут, и ты быстро со всеми подружишься.
Ставя турку на огонь, я рассматривала причудливые узоры, напоминающие кошачьи мордочки. Я не стала делиться с бабушкой опасениями, никакими… Вода закипела. Я засыпала ложку кофе, подождала, пока пена поднимется, и сняла турку с плиты. Налила кофе, добавила молока. Села на краешек стола, чтобы не мешать бабушке. Она возилась со всякими мисочками. Я грела о чашку ледяные руки. Холодно. Почему так холодно? Вот-вот начнут стучать зубы.
– Съешь творожок, он в холодильнике, – предложила бабушка.
– Не хочется, – ответила я. Мысль о еде вызывала тошноту. – Где дедушка?
– Уже укатил на работу.
Бабушка стала напевать под нос какую-то мелодию. Пахло сладкой выпечкой, но если обычно этот запах вызывал аппетит, то сейчас от него тошнило. Я сполоснула чашку и пошла в ванную мыть волосы. Долго сушила их и вытягивала расческой, чтобы сделать более гладкими. Посмотрела в зеркало. Вроде бы прямые, только на концах немного вились.
Я взяла из комнаты белую рубашку и черные брюки, спустилась гладить. Погладила только рубашку, на брюки просто прыснула водой и разгладила руками. Оделась. Посмотрела в зеркало – выглядела как мальчишка. Рубашка длинная, свободная. Брюки строгие, зауженные снизу. Густо подвела глаза черной подводкой. Вот так лучше, хотя бы стала похожей на девчонку. Надела грубые черные ботинки на шнурках, накинула черную куртку из кожзама, взяла кожаный рюкзак. Готово. Но как же не хотелось выходить из дома!
Прежде чем открыть дверь, я немного постояла, собираясь с духом. Это тяжело – сделать первый шаг в логово к хищнику. «Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя» – почему-то вспомнились мне слова гладиаторов. «Ave, Caesar, morituri te salutant». Хм… В московской школе я учила латынь, но не помню, чтобы мы проходили такое.
Я попрощалась с бабушкой, услышала в ответ пожелание удачи и открыла дверь. Светило солнце, но было прохладно. Хорошо, что я надела куртку. Прежде чем выйти за калитку, я на всякий случай осмотрелась – не было никакого желания сталкиваться со Стасом нос к носу.
Я шла старой дорогой. Я помнила здесь все: что справа за углом огород, с которого каждое утро кричит петух, слева – сломанный грузовик, а прямо за ним – две влюбленные березы, ветви которых причудливо переплелись. Как будто я никуда и не уезжала. Ничего не изменилось. Грузовик по-прежнему стоял на своем месте, и березы никто не спилил. Их ветви сплелись еще теснее.
Я подошла к воротам школы. Все приятные чувства вмиг испарились, вернулись страх и отчаяние. Трехэтажное кирпичное здание. Последний шаг в прошлое.
На территории собралось уже довольно много народу. Я отошла от ворот и спряталась за гаражи. Нужно было дождаться Дашку. Она обещала прийти в половину, но уже без двадцати.
Через несколько минут я все же увидела знакомый серый форд Дашкиного отца. Как-то он подвозил подругу ко мне, поэтому мне запомнилась эта машина. Она остановилась у ворот, и Дашка вышла – длинные стройные ноги, черные туфли, облегающая черная юбка и короткая кожаная куртка. Волосы были тщательно расчесаны, гладкие, блестящие, лежали волосок к волоску.
Дашкин отец тоже вышел. Они обнялись, перекинулись парой слов на прощание. Выглядел он, кстати, великолепно, как и всегда. Все девочки в классе мечтали иметь такого папу, а учительницы и мамы – такого мужа. А уж как его обожала сама Дашка! Она была чисто папиной дочкой, между ней и отцом царило удивительное, безоговорочное доверие. Ей вообще повезло: у нее классные родители. У Даши одной из первых в классе появлялись все самые модные игрушки, одежда, прочие вещи. Ее баловали, любили и при этом не изводили гиперопекой. Если бы не видела своими глазами, не поверила бы, что такие родители могут существовать. Смотреть приятно на такие отношения… пусть и немного грустно.
Папа щелкнул Дашу по носу, она испуганно огляделась – не видел ли кто? – а потом шутливо пихнула его в ответ. Когда они наконец попрощались и Дашкин отец сел в машину, я вышла из укрытия.
– Тамаська! – Дашка кинулась обниматься. На каблуках она была на целую голову выше меня.
– Тш-ш-ш, – шикнула я, пытаясь высунуть нос из могучей Дашкиной груди. – Пойдем внутрь. Не хочется торчать у всех на виду.
Мы зашли на территорию, и Дашка подвела меня к нашему классу. Некоторых я узнала сразу, некоторых нет. Из колонок доносилась песня «Учат в школе».
– О, смотрите, это Томка!
Ко мне подошла Светка, которая в начальной школе была нашей старостой. Она очень сильно похудела, но я узнала ее без труда – те же желтые волосы, та же улыбка и курносый нос. Следом ко мне повернулись с десяток голов.
– Всем привет, – растерянно улыбнулась я и помахала рукой.
Ребята оживились и наперебой закричали:
– О, это Томка!
– Томка, привет!
– Ты чего такая мелкая, все не растешь? Ешь растишку и морковку!
– Морковку люблю, а вот творог терпеть не могу, – засмеялась я, расслабляясь.
Было безумно приятно, что они помнят меня и рады мне. Тем временем музыка стихла, и вскоре началась торжественная линейка. На крыльцо вышли несколько учеников и учителей; директор напыщенно заговорил в микрофон:
– До свидания, лето! Здравствуй, родная школа! С праздником, дорогие ребята, уважаемые учителя, мамы и папы! С Днем знаний! С новыми надеждами и успехами!
Он передал микрофон старшекласснику. Тот медленно и четко произнес:
– Школа, внимание! Для вноса государственного флага Российской Федерации, флага области и нашего города стоять смирно! Внести флаги!
Заиграл марш. Трое старшеклассников торжественно вынесли флаги. У меня закружилась голова: среди них шел Стас, в черном костюме и белой рубашке. Он очень изменился, бабушка не обманула. Пиджак облегал его фигуру, подчеркивая широкие плечи и узкую талию; светлые вьющиеся волосы были слегка растрепаны; в ярко-голубых глазах читались гордость и уверенность. А улыбка ослепляла.
Я спряталась за какого-то высокого мальчика, чтобы меня не было видно в толпе. Интересно, Стас уже знает, что я здесь? Бабушка могла сказать о моем возвращении тете Тане из соседнего дома. А тетя Таня – что-то типа сарафанной радиостанции.
Я смотрела на Стаса – со страхом, но без ненависти. Интересно, какой будет наша встреча? Что он скажет мне? Вспомнит, как обещал убить? Я не знала. Могла только гадать.
После линейки нас повели в кабинеты, и классная руководительница, низенькая и полная химичка Инна Александровна, поставила меня перед всем классом.
– Дети! Хорошая новость! Тамарочка Мицкевич снова переехала к нам!