Чужестранка. Книга 1. Восхождение к любви Гэблдон Диана

Я внимательно посмотрела на него и не могла не признать, что такая возможность вполне реальна. Он внук старого Джейкоба, Макензи по крови, хоть и с материнской стороны. Большой, привлекательный, крепкий парень, явно умный и унаследовавший фамильное умение управлять людьми. Воевал во Франции и доказал, что может повести людей в бой, это весьма существенное соображение. И даже премия, назначенная за его голову, не оказалась бы непреодолимым препятствием, сделайся он лэрдом.

У англичан достаточно хлопот в горной Шотландии с постоянными небольшими очагами восстаний, нападениями на границу и столкновениями между кланами, чтобы они захотели рисковать крупным выступлением по поводу обвинения главы большого клана в убийстве, которое к тому же в глазах членов клана и убийством-то не является.

Повесить никому не известного члена клана Фрэзеров — это одно дело, а осадить замок Леох с целью арестовать лэрда клана Макензи и передать его в руки английского правосудия — совсем другое.

— Ты хотел бы стать лэрдом, если бы умер Колам?

Это был один из способов разрешить все затруднения Джейми, хотя я подозревала, что по чисто личным соображениям он не захочет к этому способу прибегнуть.

Он усмехнулся, услышав мой вопрос.

— Нет. Даже если бы я чувствовал себя вправе — а я не чувствую, — это раскололо бы клан на тех, кто захотел бы последовать за Дугалом, и на моих сторонников. У меня нет никакого желания получить власть ценой человеческой крови. Но Дугал и Колам не могут быть в этом уверены, согласна? Поэтому они скорее предпочли бы убить меня, чем рисковать.

Нахмурившись, я некоторое время обдумывала все это.

— Но ты мог бы сказать Коламу и Дугалу, что не намерен… ох, погоди… — Я посмотрела на Джейми с уважением. — Но ты же сделал это. Во время присяги.

Я вдруг поняла, как здорово он разрешил тогда опаснейшую ситуацию, — и поняла, насколько опасной она была. Члены клана, конечно же, хотели, чтобы Джейми принес присягу, а Колам не хотел. Принести подобную присягу значило бы объявить себя членом клана Макензи, а следовательно, возможным претендентом на место главы клана. Джейми рисковал открытым насилием или даже смертью за отказ и рисковал тем же — только в конфиденциальном плане — за согласие.

Понимая опасность, он избрал благоразумное решение уклониться от церемонии. И когда я в результате своей дурацкой и необдуманной попытки бежать привела его на край пропасти, он смело и уверенно вступил на туго натянутый канат и перешел на другую сторону. Вот уж в самом деле — je suis prest!

Он кивнул, прочитав мои мысли по выражению лица.

— Вот именно. Принеси я в ту ночь присягу, я бы, вероятно, не дожил до рассвета.

Я ощутила легкую дрожь при мысли о том, что невольно ввергла его в подобную опасность. Нож в изголовье постели казался мне теперь не более чем необходимой предосторожностью. Я подумала, сколько же ночей он спал в Леохе вооруженный в ожидании явления смерти.

— Я всегда сплю вооруженным, Саксоночка, — произнес он, хотя я не выговорила ни слова. — Если не считать монастыря, то прошлая ночь была первой за много месяцев, когда я улегся без кинжала в руке.

И он улыбнулся, явно вспомнив, что он держал в руке в эту ночь.

— Откуда, черт побери, ты знаешь, о чем я думаю? — вспыхнула я, не обращая внимания на его улыбку.

Он добродушно покачал головой.

— Из тебя очень плохой шпион, Саксоночка. Все, о чем ты думаешь, написано у тебя на лице ясно, как день. Ты посмотрела на мой кинжал и сразу покраснела. — Он, склонив набок рыжую голову, некоторое время изучал меня взглядом. — Ночью я просил тебя о честности, но в этом не было нужды. Ты не умеешь лгать.

— Да уж могу признать, что в этом я не сильна. — Я бросила на него сердитый взгляд. — Могу ли я после этих твоих слов полагать, что хотя бы ты не считаешь меня шпионкой?

Он не ответил. Он смотрел поверх моего плеча в сторону гостиницы, тело его напряглось. На мгновение я растерялась, но тотчас услышала звуки, привлекшие внимание Джейми. Топот конских копыт и позвякивание сбруи; большая группа всадников спускалась по дороге к гостинице.

Двигаясь очень осторожно, Джейми пробрался в самую гущу кустов, откуда ему хорошо была видна дорога. Подобрав юбки, я прокралась к нему тихо, как только могла.

Возле голого каменного выступа дорога делала крутой поворот, а после него более плавно тянулась к низине, где находилась гостиница. Утренний ветер доносил до нас звуки приближающихся всадников, но прошла минута или две, прежде чем морда первой лошади появилась в поле зрения.

Группа состояла из двадцати или даже тридцати мужчин; на многих были надеты кожаные штаны и тартаны, но не одинакового цвета и узора. Все без исключения были хорошо вооружены. К седлу каждой лошади был приторочен по меньшей мере один мушкет; бросалось в глаза множество пистолетов, кинжалов и сабель, да, скорее всего, достаточное количество дополнительного оружия было укрыто в седельных сумках четырех вьючных лошадей. Шестеро всадников вели в поводу по одному лишнему коню, без поклажи и седла.

Несмотря на то что мужчины были вооружены как на войне, настроены они были вполне мирно и спокойно; разбившись на небольшие группки по нескольку человек, они болтали и смеялись, но время от времени кто-нибудь из них поднимал голову и приглядывался к окружающему. Я даже попятилась и пригнулась, когда взгляд одного из них скользнул прямо по тем зарослям, в которых мы притаились; мне показалось, что этот испытанный глаз вполне мог бы заметить случайный отблеск солнца на светлых волосах Джейми.

Судя по всему, Джейми пришло в голову то же самое, потому что он быстро набросил край своего пледа на голову и плечи. Тусклая раскраска охотничьего пледа сливалась с зеленью кустов. Едва последний из всадников въехал во двор гостиницы, как Джейми сбросил край пледа с головы и направился к тропинке, которая вела на вершину холма.

— Ты знаешь, кто они? — спросила я, тяжело дыша оттого, что едва поспевала за ним через заросли вереска.

— Да-а, — отозвался он, легко, словно горная коза, подымаясь по крутой тропинке и не теряя при этом ни ритма дыхания, ни самообладания.

Обернувшись, он увидел, как трудно мне приходится, остановился и протянул мне руку помощи.

— Это Стража, — он кивнул по направлению к гостинице. — В общем-то, мы в безопасности, но мне подумалось, что все же лучше убраться подальше.

Я слышала о знаменитой Черной Страже, неофициальной полицейской службе, которая поддерживала порядок в шотландских горах, слышала также и о других Стражах, патрулирующих каждая в своем округе и занимающихся сбором «пожертвований» от клиентов за безопасность скота и имущества. Клиенты-задолжники вполне могли однажды утром обнаружить, что их домашний скот за ночь исчез неведомо куда, никто не мог им этого сказать, и уж тем более не участники Стражи. Я вдруг почувствовала внезапный и безотчетный страх.

— Они ищут тебя?

Растерявшись, Джейми обернулся, словно ожидал увидеть на тропе позади себя преследователей, но там никого не было, и он поглядел на меня с улыбкой облегчения. Протянул руку и, обхватив меня за талию, помог подняться выше.

— Нет, сомневаюсь. Десять фунтов стерлингов не столь уж значительная сумма, чтобы за мной охотился такой большой отряд. К тому же, если бы они узнали, что я в гостинице, то не подъехали бы прямо так, всем отрядом к дверям. Нет, когда они кого-то выслеживают, то посылают людей караулить черный ход и окна, прежде чем подойти к главному входу. Похоже, они просто решили передохнуть и освежиться.

Мы продолжали карабкаться по каменистой тропе, пока она не оборвалась в зарослях вереска и дрока. Мы очутились в предгорье, и гранитные скалы здесь уже были выше роста Джейми, неприятно напоминая мне о стоячих камнях Крэг-на-Дун.

Остановились мы на вершине небольшого холма, и перед нами открылся потрясающий душу вид во все стороны — нагромождение скал среди зелени. Многие места в шотландских горах вызывали у меня ощущение, что я попала в тесное окружение деревьев, скал и вершин, но здесь мы были открыты порывам ветра и лучам солнца, которое поднималось все выше, словно поздравляя нас с нашим необычным браком.

Я испытывала всеохватывающее чувство свободы — вдали от подавляющего воздействия личности Дугала и от вызывающего почти клаустрофобию общества его людей. Мне захотелось предложить Джёйми бежать и взять меня с собой, но победил здравый смысл. У нас — ни у него, ни у меня — не было денег и хоть мало-мальского запаса еды, за исключением завтрака, лежащего в спорране у Джейми. Не явись мы к закату в гостиницу, за нами бросились бы в погоню. И если Джейми мог целый день карабкаться по скалам, не потея и не теряя дыхания, то мне для этого не хватало тренировки. Заметив мое раскрасневшееся лицо, он подвел меня к камню и уселся рядом со мной, любуясь холмами и горами и дожидаясь, пока я задышу нормально. Тут мы были в безопасности.

Вспомнив о Страже, я невольно положила свою руку на рукав Джёйми.

— Я ужасно рада, что ты стоишь не слишком много, — сказала я.

Он посмотрел на меня, потирая нос, который уже начал краснеть.

— Я мог бы понять твои слова по-разному, Саксоночка, но в данных обстоятельствах спасибо тебе за них.

— Это я должна благодарить тебя за то, что ты на мне женился, — возразила я. — Должна заявить, что здесь мне куда лучше, чем было бы в Форт-Уильяме.

— Спасибо за комплимент, леди, — произнес он с легким поклоном. — Мне тоже. И поскольку мы принялись благодарить друг друга, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты за меня вышла.

— Да ладно тебе… — Я покраснела.

— Не только за это, Саксоночка. — Он широко улыбнулся. — Хотя за это, конечно, тоже. Но я полагаю, что ты к тому же спасла мне жизнь, во всяком случае от посягательств Макензи.

— Что ты имеешь в виду?

— Быть наполовину Макензи — это одно дело, а иметь при этом жену-англичанку — совсем другое. Почти нет шансов, чтобы саксонская девушка стала когда-либо хозяйкой Леоха, как бы ни относились члены клана ко мне самому. Именно поэтому Дугал так хотел выдать тебя за меня. — Он приподнял одну бровь, красновато-золотистую в лучах утреннего солнца. — Надеюсь, ты не предпочла бы Руперта, в конце-то концов?

— Ни в коем случае! — вылетело у меня. Джейми засмеялся, встал и отряхнул с килта сосновые иголки.

— Стало быть, верно говорила когда-то моя мать, что придет час — и выберет меня милая девушка. — Он протянул руку и помог мне встать, потом продолжил: — Я ей отвечал тогда, что выбирать — дело мужчины.

— А она что? — спросила я.

— Она делала круглые глаза и говорила: «Сам все узнаешь, мой маленький красивый петушок, все узнаешь сам». — Он снова засмеялся. — Вот я и узнал.

Он посмотрел вверх, туда, где солнечные лучи пробивались лимонно-желтыми полосками сквозь сосновые ветви.

— Какой нынче хороший денек. Идем, Саксоночка, я возьму тебя на рыбную ловлю.

Мы пошли дальше по холмам. На этот раз Джейми повел меня через нагромождение камней и узкие расщелины на север, ко входу в крошечную долину, окруженную скалами, зеленую, полную журчанием воды в ручье, который питала дюжина маленьких водопадиков, льющихся по скалам. Ручей резво и шумно бежал по долине и потом разделялся на несколько более мелких ручейков, наполняя водой небольшие водоемы.

Мы уселись, опустив ноги в воду и передвигаясь то на солнышко, то снова в тень, когда нас чересчур припекало; болтали о том о сем, а больше ни о чем, замечая малейшее движение другого и оба радостно ожидая, когда взгляд станет многозначительным, а прикосновение — зовущим.

Джейми показал мне, как ловят форель. Пригнувшись, чтобы не задевать низко нависающие ветви, он склонился с выступа над темной водой, удерживая равновесие распростертыми руками. Осторожно повернулся ко мне и протянул одну руку, чтобы помочь мне следовать за ним.

Юбки у меня уже были подвернуты, я это сделала, прежде чем войти в заросли, так что я теперь справилась с задачей успешно. Мы вытянулись во всю длину на прохладных камнях, голова к голове, и смотрели вниз в воду, а ивовые ветви гладили нас по спинам.

— Все, что надо, — сказал Джейми, — это найти подходящее местечко, а потом ждать.

Он опустил одну руку под воду мягко, без всплеска, и оперся тыльной стороной руки о песчаное дно совсем рядом с границей тени, которую отбрасывала прибрежная скала. Длинные пальцы слегка пригнулись по направлению к ладони, благодаря преломлению света в воде казалось, что они колышутся туда-сюда в унисон, словно листья водяных растений, хотя, судя по расслабленности мышц предплечья, Джейми вообще не шевелил рукой. Опущенная в воду рука словно бы вышла из сустава — как в тот день месяц назад или чуть больше, когда я впервые увидела его. Господи, прошел всего только месяц!

Встретились месяц назад, день назад поженились. Связаны обетом и клятвой крови. И дружбой тоже. Я надеялась, что не причиню Джейми слишком сильную боль, когда придет время расстаться. Я рада была тому, что сейчас мне не нужно об этом думать; мы находились далеко от Крэг-на-Дун, и не было ни малейшей возможности сбежать от Дугала теперь.

— Вот она, — скорее выдохнул, чем сказал Джейми — еще раньше он говорил мне, что у форели очень чуткие уши.

С моей точки зрения, форель была не больше чем блики на пестром песке. Глубоко в тени от скалы даже поблескивания чешуи нельзя было разглядеть. Пятнышки набегали, на пятнышки, перемещавшиеся движением расправленных веером плавников, которые шевелились почти неуловимо. Мальки, собравшиеся возле руки Джейми и с любопытством теребившие волоски у него на запястье, вдруг шарахнулись и уплыли в освещенную часть водоема.

Один палец слабо задвигался, так слабо, что это почти невозможно было заметить. Я сказала бы, что он просто чуть-чуть изменил свое положение относительно других пальцев. Еще один палец слегка согнулся. И после долгого, долгого времени — еще один.

Я едва осмеливалась дышать, казалось, что сердце колотится прямо о холодный камень подо мной в ритме более быстром, чем дыхание рыбы. Пальцы медленно распрямились, один за другим, ладонь раскрылась, а потом еле заметное гипнотизирующее движение началось снова — один палец, еще один, еще, чуть дрожа, как подрагивает край рыбьего плавника.

Словно завороженная этими медленными колебаниями, форель подвинулась вперед, рот то и дело слегка приоткрывался в такт движению дышащих жабер, розоватая линия которых то показывалась, то исчезала под жаберными крышками.

Шевелящиеся рыбьи губы заглатывали воду. Все тело форели было теперь на виду, хоть и в тени; она зависла в воде, словно бы невесомая. Мне был виден один глаз, он подергивался, ничего не выражая и никуда в особенности не глядя.

Еще чуть больше дюйма — и похлопывающие жаберные крышки окажутся прямо над предательски заманивающими пальцами. Я вдруг обнаружила, что вцепилась в камень обеими руками, прижалась щекой к твердому граниту, стараясь сделаться как можно незаметней.

И внезапно — взрыв движения. Все случилось так молниеносно что я не могла уследить, как оно произошло. Тяжелый всплеск воды, шлепнувшейся о землю в одном дюйме от моего лица, взмах пледа, когда Джейми перекатился через камень надо мной, и влажный удар тяжелого тела рыбы, пролетевшего по воздуху и упавшего на усыпанный листьями песок. Джейми вскочил с уступа и бросился к своей добыче, чтобы не дать оглушенной рыбе ускользнуть в свое убежище под водой. Ухватив форель за хвост, он умертвил ее одним ловким ударом о камень и показал мне.

— Не маленькая, — гордо сказал он, держа в руке рыбу длиной примерно дюймов в четырнадцать. — На завтрак хватит. — Он улыбнулся мне, мокрый чуть не до пояса, с упавшими на лицо волосами, в забрызганной водой и усыпанной опавшими листьями рубашке. — Я же говорил, что не дам тебе голодать.

Он обернул рыбу листьями лопуха, а поверх них — влажной и холодной тиной. Ополоснул пальцы в воде ручейка, выбрался на камень и протянул мне аккуратный сверток.

— Странный свадебный подарок, — он кивнул на форель, — но не беспрецедентный, как выражается Нед Гоуэн.

— А что, есть такие прецеденты, когда молодой жене дарят рыбу? — спросила я.

Джейми снял с себя чулки и разложил их сушиться на камне, освещенном солнцем. Подвигал длинными босыми пальцами ног, которым явно было приятно тепло.

— Это старинная любовная песня, с Островов. Хочешь послушать?

— Разумеется, хочу. Только, если можно, пой по-английски.

— Хорошо. Только голос у меня не музыкальный, я тебе просто скажу слова. — Откинув волосы со лба, он продекламировал речитативом:

Он продолжал все тем же речитативом перечислять животных и растения с Островов, а я сидела, слушала его декламацию и думала о том, как все это странно: вот сижу на камне у шотландского водоема, внимаю гэльской любовной песне, а на коленях у меня лежит большая мертвая рыба. А самое странное то, что все это доставляет мне неподдельную радость.

Когда Джейми кончил, я зааплодировала, зажав рыбину между колен, чтобы не уронить.

— Мне эта песня очень понравилась! Особенно слова: «Я пред тобой появлюсь, нагруженный дарами». Настоящий влюбленный.

Джейми рассмеялся, сощурившись от солнца.

— Я мог бы добавить строчку от себя: «Ради тебя готов я в воду нырнуть».

Мы посмеялись, потом посидели молча, греясь на солнышке раннего лета. Здесь было так мирно — и тихо, только журчал ручей, сбегая в озерцо. Дыхание Джейми сделалось спокойным. Мне было видно, как его грудь то подымается слегка, то опускается и как медленно пульсирует жилка у него на шее, где у самого основания горла виднелся небольшой треугольный шрам.

Между нами снова возникла натянутость и принужденность. Я протянула руку и дотронулась до Джейми, надеясь, что прикосновение восстановит непосредственность, как это уже было прежде. Он обнял меня за плечи, но это лишь дало мне почувствовать твердые линии его тела под тонкой рубашкой. Я отодвинулась — под предлогом, что хочу сорвать несколько цветков розовой лесной герани, выросшей среди камней.

— Помогает от головной боли, — объяснила я, сунув маленький букетик за пояс.

— Это беспокоит тебя, — отозвался Джейми, повернув голову и пристально посмотрев на меня. — Я не о головной боли, понятное дело. О Фрэнке. Ты думаешь о нем, и тебе неспокойно, когда я дотрагиваюсь до тебя, потому что думать о нас обоих одновременно ты не можешь. Верно?

— Ты очень восприимчивый, — сказала я на это, удивленная.

Он улыбнулся, но больше ко мне не прикасался.

— Это не слишком сложная задача, милая. Когда мы вступали в брак, я представлял себе, что хочешь ты этого или не хочешь, но непременно часто станешь думать о нем.

Я не думала перед этим о Фрэнке, но Джейми был прав: с этим ничего не поделаешь.

— Я сильно похож на него? — вдруг спросил Джейми.

— Нет.

Трудно было бы представить себе большую противоположность. Фрэнк был стройный, гибкий и смуглый, а Джейми крупный, крепкий и светлый, точно солнечный луч. Оба они были наделены атлетической грацией, но Фрэнк обладал сложением теннисиста, а Джейми — воина, борца, сформированного — и закаленного — ударами неблагоприятных физических обстоятельств. Фрэнк был на неполных четыре дюйма выше моего роста в пять футов шесть дюймов. Стоя лицом к лицу с Джейми, я весьма уютно утыкалась носом в маленькую ямку посредине его груди, и он с легкостью мог бы положить свой подбородок мне на макушку.

Но эти двое мужчин отличались один от другого далеко не только физически. Разница в возрасте составляла почти пятнадцать лет, что вполне соответствовало чисто городской сдержанности и замкнутости Фрэнка и непосредственной открытости Джейми. Фрэнк был блестящий, изощренный, но вместе с тем деликатный любовник — и очень к тому же опытный. Не обладая опытом и не претендуя на это, Джейми просто отдавал мне всего себя — без остатка. И глубина моего отклика на это совершенно выбивала меня из колеи. Джейми наблюдал за моей внутренней борьбой не без сочувствия.

— Мне кажется, у меня в связи с этим есть только два выхода, — сказал он. — Либо предоставить это твоей заботе, либо…

Он наклонился ко мне и прижался губами к моим губам. Мне приходилось целовать мужчин, особенно во время войны, когда флирт и постоянные романы были легкомысленными спутниками смерти и неуверенности в завтрашнем дне. С Джейми это было совсем по-другому. Его исключительная нежность ни в малой мере не была продиктована опытом; скорее, она была проявлением силы, осознающей, но сдерживающей себя; вызовом и побуждением тем более примечательными, что в них не заключалось требования. Я твой, как бы говорила она. И если ты меня принимаешь, значит…

Я принимала, губы мои приоткрылись навстречу его губам, да, я принимала от всего сердца и вызов и побуждение. После долгого поцелуя он поднял голову и улыбнулся мне.

— …либо я должен попытаться отвлечь тебя от твоих мыслей, — закончил он.

Он прижал мою голову к своему плечу, гладил меня по волосам и заправлял за ухо выбившиеся кудряшки.

— Я не знаю, поможет ли это, — тихонько продолжал он, — но скажу тебе одно: для меня большой подарок и чудо знать, что я доставляю тебе радость, что твое тело откликается мне. Я думать не думал о таких вещах — раньше.

Я глубоко-глубоко вдохнула, прежде чем ответить.

— Да, — произнесла я. — Думаю, это поможет. Мы умолкли опять — как мне показалось, надолго.

Потом Джейми отодвинулся от меня.

— Я ведь говорил тебе, Саксоночка, что у меня нет ни денег, ни собственности? — спросил он, с улыбкой глядя на меня сверху вниз.

Я кивнула, не понимая, к чему он клонит.

— Я предупреждал тебя, что придется нам ночевать в стогах сена, ничего не имея на ужин, кроме глотка верескового эля да хлебной тюри.

—А я не против, — сказала я. Не сводя с меня глаз, он указал подбородком на просвет между деревьями.

— Стог сена я сейчас не могу тебе предложить, но вон там растет молодой папоротник. Если ты не прочь попробовать…

Немного погодя я потрогала его спину, влажную от напряжения и сока раздавленных папоротников.

— Если ты еще раз скажешь мне спасибо, я тебя отхлопаю, — сказала я.

В ответ раздался легкий храп. Надломившийся лист папоротника щекотал ему щеку, по руке полз любознательный муравей, и Джейми, пытаясь отделаться от него, шевелил во сне пальцами.

Я стряхнула муравья, потом, опершись на локоть, принялась разглядывать Джейми. У него были длинные ресницы, особенно заметные при закрытых глазах, длинные и густые. Странно — на концах они имели совсем темную окраску, а у корня — почти белесые.

Твердая линия рта расслабилась во сне. Уголки губ только чуть тронула усмешка, но нижняя губа изогнулась сильно и казалась одновременно чувственной и невинной.

— Черт возьми! — тихонько выругалась я.

Я боролась с этим вот уже некоторое время. Еще до нашей комической свадьбы я уяснила себе, что он меня привлекает. Такое случалось со мной и прежде, как это случается практически с каждым из нас. Внезапно возникшая чувствительность к присутствию, к появлению какого-то мужчины или женщины. Следишь за ним глазами, устраиваешь «неумышленные» встречи, наблюдаешь за тем, как он занимается своим делом, и при этом испытываешь особые ощущения, глядя на движущиеся под рубашкой плечи, на выступающие косточки запястья или на то место под подбородком, откуда начинает расти борода.

Увлечение. Оно так обычно между медсестрой и врачом или медсестрой и пациентом, вообще между людьми в случайно возникшем на более или менее длительное время сообществе.

Нередко это приводит к коротким, бурным романам. Если все идет удачно, роман ярко полыхает в течение нескольких месяцев — и сходит на нет. А если нет… ну, тогда беременность, развод, а то и вовсе нелепый случай вроде венерического заболевания. Опасная это штука — увлечение.

Я испытала такое несколько раз, но мне хватило здравого смысла не поддаваться увлечению. И, как обычно, с течением времени тяга ослабевала, мужчина терял свою золотую ауру и занимал привычное место в моей жизни, не причинив боли ни себе, ни мне, ни Фрэнку.

И вот теперь. Я была вынуждена, даже принуждена пойти на это. И одному только Господу известно, что все это принесет с собой, какие боли и тревоги. Но назад дороги нет.

Он лежал спокойно, растянувшись на животе. Солнце золотило его рыжую гриву и высвечивало маленькие мягкие волоски, что росли на спине, рыжеватый пушок на ягодицах и бедрах, проникало и к густым и мягким каштановым завиткам, которые виднелись сзади между раскинутых ног.

Я села и залюбовалась длинными ногами, плавной линией мускулов бедер, кончавшейся у колен, чтобы перейти в другие — от колен до длинных, красивых стоп. Подошвы ног были мягкие и розовые, слегка мозолистые оттого, что он ходил босиком.

У меня прямо-таки зудели пальцы от желания дотронуться до его маленького аккуратного уха, погладить закругленный угол челюсти. Дело сделано, и теперь уже можно не сдерживать себя. Что бы я себе ни позволила, хуже не будет ни мне, ни ему. Я потянулась и легонько дотронулась до него.

Он спал очень чутко. Внезапно, так, что я подпрыгнула на месте, он перевернулся и оперся на локти, готовый вскочить; но, увидев меня, сразу опомнился и рассмеялся.

— Мадам, вы застали меня врасплох!

Он отвесил короткий поклон — весьма ловкий для человека, растянувшегося во всю длину на ложе из папоротников и не прикрытого ничем, кроме множества солнечных пятен. Улыбка еще сохранялась у него на лице, но выражение его изменилось, едва он взглянул на меня, нагую среди папоротников. Голос внезапно сделался хриплым.

— Мадам, я весь в вашей власти…

—В самом деле? — очень тихо спросила я.

Он не пошевелился, когда я снова протянула руку и провела ею вниз по щеке, по шее, по освещенному солнцем плечу — и ниже… Он не двигался, но закрыл глаза.

— Милостивый Боже, — проговорил он. И шумно втянул в себя воздух.

— Не беспокойся, — сказала я. — Тебе не будет больно.

— Слава Богу за милосердие.

— Лежи тихо.

Его пальцы глубоко воткнулись в мягкую рыхлую землю, но он повиновался.

— Пожалуйста, — произнес он немного погодя, и я, взглянув на него, увидела, что глаза у него открыты.

— Нет, — ответила я, забавляясь от души. Он снова опустил веки.

— Ты мне за это заплатишь, — сказал он. Бисеринка пота сверкнула у него на переносице.

— Неужели? — отозвалась я. — Что же ты собираешься сделать?

Он так притиснул ладони к земле, что на предплечьях проступили сухожилия, и заговорил с усилием сквозь сжатые зубы:

— Я еще не знаю… но клянусь Господом Христом и его ангелами, что… придумаю… Боже! Ну пожалуйста!

— Ладно уж. — Я отпустила его.

Я невольно вскрикнула, когда он перекатился на меня, прижав к папоротникам.

— Твоя очередь, — заявил он с откровенным удовлетворением.

Мы вернулись в гостиницу на закате, задержавшись на вершине холма до тех пор, пока не убедились, что лошади Стражи больше не бродят по двору.

Гостиница выглядела приветливо, в окнах горели огни, полоски света пробивались и сквозь щели в стенах. Лучи солнца все еще сияли позади нас, и все предметы на холме отбрасывали двойные тени. Поднявшийся ветерок нес с собой вечернюю прохладу, и тени трепещущих листьев танцевали на траве. Я вообразила, что это феи пляшут на холме среди теней, прокладывая себе путь между стройными стволами деревьев в темную глубину леса.

— А Дугал еще не вернулся, — заметила я, когда мы спустились с холма.

Крупного вороного мерина, на котором Дугал обычно ездил, не было в маленькой конюшне гостиницы. Отсутствовало и еще несколько лошадей, в их числе — лошадка Неда Гоуэна.

— Нет, он, может, и завтра не вернется, а то и послезавтра. — Джейми продолжал поддерживать меня за руку, потому что на склоне, по которому мы спускались, торчали там и сям в короткой траве острые камни.

— Куда же это его унесло? — Захваченная событиями последних дней, я ни разу до сих пор не поинтересовалась отсутствием Дугала, даже не замечала этого отсутствия.

Джейми помог мне перебраться через перелаз на заднем дворе гостиницы.

— Заканчивает дела с мелкими арендаторами поблизости. У него, как ты помнишь, оставалось всего два дня до того, как его обязали привезти тебя в Форт. — Джейми сжал мне руку, подбадривая. — Капитан Рэндолл не слишком обрадуется, когда Дугал сообщит ему, что тебя он не заполучит, так что после этого Дугалу здесь особо задерживаться не стоит.

— Это очень благоразумно, — сказала я. — И, кроме того, весьма любезно с его стороны, что он оставил нас тут и… дал возможность поближе познакомиться друг с другом.

Джейми фыркнул.

— Никакой любезности. Я ему поставил это как одно из условий моей женитьбы на тебе. Сказал, что женюсь, если надо, но черт меня побери, если я соглашусь совершить это под кустом да еще в присутствии двадцати клансменов, которые начнут давать советы.

— Одно из условий? — медленно выговорила я. — А какие еще?

Уже настолько стемнело, что я не видела лица Джейми, но почувствовала, что он смущен.

— Еще только два, — ответил он наконец.

— Какие же, какие именно?

— Ну, — заговорил он, отбросив с дороги камешек, — я сказал, что свадьба должна быть по чину, в церкви, и чтобы нас венчал священник. А не только по контракту. Потом еще он должен был найти для тебя подходящее платье. — Джейми отвернулся, избегая моего взгляда, и говорил очень тихо, так что я едва его слышала. — Я… я знал, что ты не хочешь идти за меня. И хотел сделать так, чтобы тебе было по возможности приятнее. Думал, что так тебе… словом, хотел, чтобы у тебя было красивое платье, вот и все.

Я было открыла рот и собиралась заговорить, но Джейми резко повернулся и зашагал к гостинице.

— Идем скорей, Саксоночка, — проговорил он сердито. — Я голоден.

Ужинать придется в большом обществе — это нам стало ясно, едва мы переступили порог главного зала в гостинице. Нас приветствовали хриплыми выкриками, чуть ли не силой усадили на места за столом; ужин был в разгаре.

На этот раз я была более или менее подготовлена к такой встрече и поэтому не обращала особого внимания на разухабистые шуточки и развязные жесты. Первым долгом забилась подальше в уголок и предоставила Джейми самому справляться с грубым поддразниванием и непристойными предположениями насчет того, чем мы с ним занимались целый день.

— Спали, — ответил Джейми на заданный ему об этом вопрос. — Ночью-то мы глаз не сомкнули.

Взрыв хохота, сопровождавший эти слова, сменился еще более оглушительным взрывом, когда Джейми добавил:

— Она, знаете ли, храпит.

Я шлепнула его по уху, а он притянул меня к себе и звонко расцеловал под общие аплодисменты.

После ужина состоялись танцы под аккомпанемент скрипки. Я никогда не отличалась особым умением танцевать, а если волновалась, то и вообще начинала спотыкаться. А тут, в длинном платье и нелепых туфлях… Вряд ли у меня вышло бы что-нибудь приличное. Однако, сбросив башмаки на деревянной подошве, я, к своему удивлению, обнаружила, что танцую легко, и это меня радовало.

Число женщин ограничивалось мною и хозяйкой гостиницы, и мы с ней, подобрав юбки, плясали без отдыха джиги, рилы и стратспей[28], пока я не свалилась на скамью, не в силах перевести дух.

Но мужчины были неутомимы, кружились и кружились в своих тартанах парами и поодиночке. Наконец они выстроились в ряд у стены и смотрели, хлопая в ладоши и выкрикивая одобрения, как Джейми, держа за обе руки, неистово вертит меня в безумной пляске под странным названием «Северный петушок».

Наконец Джейми, обхватив меня за талию, покружил и остановился у перил лестницы. Стоя здесь, он произнес короткую речь, мешая гэльский с английским; речь вызвала новые аплодисменты, усилившиеся после того, как Джейми вытащил из споррана замшевый мешочек и протянул его хозяину, наказав подавать всем виски до тех пор, пока не кончатся деньги. Я узнала мешочек — это была доля Джейми от пари за сражение в таверне Туннайга. Похоже, то были единственные его деньги, но, на мой взгляд, он нашел им наилучшее употребление.

Мы уже поднимались к себе на галерею, сопровождаемые нескромными добрыми пожеланиями, когда чей-то голос, перекрывший все остальные, выкрикнул имя Джейми.

Обернувшись, я увидела широкое лицо Руперта, скалившегося, глядя снизу вверх на нас; толстые щеки над зарослями черной бороды так и пылали.

— Нехорошо, Руперт, — отозвался Джейми. — Она моя.

— Досталась тебе, парень. — Руперт вытер лицо рукавом. — Слабаки они, эти молодые парни, — обратился он ко мне. — Вам, барышня, нужен мужик, , который не станет тратить время на сон, уж я-то знаю. Ну да ладно, держите… — Он подбросил что-то вверх.

Туго набитый маленький мешочек звякнул о пол у моих ног.

— Свадебный подарок, — объявил Руперт. — С поклоном от мужчин из Стражи Шими Богил.

— Что это? — Джейми нагнулся поднять кошелек.

— Кое-кто из нас не валялся на солнышке целый день, не терял время, лежа на бережку на зеленой травке. — Руперт похотливо выкатил на меня глазищи, делая этот выговор. — Денежки заработаны тяжелым трудом!

— Ах вот оно что! — рассмеялся Джейми. — Кости или карты?

— И то и другое. — Нахальная ухмылка раздвинула черные заросли. — Обчистил их до костей, парень! До костей!

Джейми открыл было рот, но Руперт вытянул вперед широкую мозолистую ладонь.

— Нет, парень, не благодари. Просто сделай ей подарок от меня, ладно?

Я прижала пальцы к губам и послала ему воздушный поцелуй. Он хлопнул себя по щеке, словно бы потрясенный, откинулся назад с громким возгласом и ринулся в распивочную, раскачиваясь на ходу, хоть и не был настолько уж пьян.

После шумного веселья внизу комната казалась воистину прибежищем мира и тишины. Джейми, все еще посмеиваясь негромко про себя, растянулся на кровати перевести дух.

Я расслабила чудовищно тугой корсаж и присела расчесать растрепавшиеся во время танцев волосы.

— У тебя чудесные волосы, — сказал Джейми, глядя на меня.

— Что? — удивилась я. — Вот эти? — Я дернула себя за гриву, о которой обычно только из вежливости можно было сказать, что она «в некотором беспорядке».

Он засмеялся.

— Ну, другие мне нравятся тоже, — заявил он с обезоруживающей прямотой, — но я имею в виду именно эти.

— Но они… — я слегка покраснела, — такие кудрявые.

— Да, конечно. — Джейми, казалось, удивился. — Я слышал, как одна из дочерей Дугала говорила своей подружке в замке, что ей приходится целых три часа возиться с нагретыми щипцами, чтобы добиться этого. И добавила, что готова выцарапать тебе глаза за то, что тебе для этого и рукой шевельнуть не надо.

Он сел и потянул меня за одну кудряшку; выпрямил ее, и она дотянулась почти до моей груди.

— У моей сестры Дженни волосы кудрявые, но не настолько, как твои.

— У твоей сестры волосы такие же рыжие, как у тебя? — спросила я, пытаясь представить себе, как выглядит эта загадочная Дженни. Джейми, как мне казалось, часто вспоминал о ней.

Он покачал головой, все еще перебирая мои кудряшки между пальцами.

— Нет, у Дженни волосы черные. Как ночь. Я рыжий в мать, а Дженни у нас в отца. Его называли Брайан Дью, то есть Черный Брайан, за черные волосы и бороду.

— Я слышала, что капитана Рэндолла называют Черным Джеком, — рискнула заметить я.

Джейми невесело рассмеялся.

— Да, это правда. Но это относится к цвету его души, а не волос. — Джейми обратил ко мне посерьезневший взгляд. — Ты ведь не боишься его, милая? Не бойся. — Он оставил в покое мои волосы и властным жестом обнял меня за плечи. — Я имел это в виду, — сказал он негромко. — Я защищу тебя. От него и от кого угодно. Буду защищать до последней капли крови, mo duinne.

— Mo duinne? — спросила я, немного обеспокоенная страстностью его слов, — я вовсе не хотела быть ответственной ни за одну каплю крови Джейми, будь то последняя или первая.

— Это значит «моя темно-русая». — Он поднес мой локон к губам и улыбнулся с таким выражением в глазах, от которого все капельки моей собственной крови быстрее побежали по жилам. — Mo duinne, — повторил он тихонько. — Мне так хотелось назвать тебя этими словами.