У волшебства запах корицы Мамаева Надежда

Фир, шустро взобравшись по портьере на подоконник, тоже глянул в окно.

– Выхода нет, придется спускаться так, – констатировал он.

Как «так», пояснять было излишне. Я мысленно попросила прощения у Ария, но он сам был в чем-то виноват: не стоит сомневаться в честности и порядочности супруги, запирая спальню. О том, что эта самая супруга в данный момент бессовестно за ним шпионит, я предпочла умолчать.

В качестве каната были связанные концами простыни, покрывало и даже обе портьеры, но по прикидкам длины все еще не хватало. Сдув со лба мешающую обзору прядь, я с вожделением уставилась на шкаф. Открыв его дверцы, мы с Фиром пришли к единогласному мнению, что батист и шелк хороши для рубашек, а вот для побега навряд ли сгодятся. Зато камзолы были из весьма прочного сукна, как и панталоны. Они-то и пошли в дело.

В итоге импровизированная веревка получилась длинной и вроде как даже прочной на разрыв: специально подергала узлы – мой вес должны были выдержать. Единственное, вид у этого хенд-мейда был уж очень экзотический. Словно я стянула белье, вывешенное заботливой хозяйкой на просушку, и, чтобы не потерять, связала все пожитки в цепочку. Ну и пусть, за эстетикой не гналась, главное – выбраться отсюда как можно скорее.

Привязав один конец «веревки» за изголовье кровати, другой скинула в окно и залезла на подоконник. Таракашка привычно устроил засаду в волосах. Еще раз глянула вниз, и меня охватил ужас: ведь я все-таки девушка. Вцепившись в откосы, сделала шаг назад, в сторону комнаты.

– Именно этого я и боялся, – сказал членистоногий подстрекатель.

– Пустяки, пустяки, – прошептала я, скорее для самой себя, нежели для Фира. – Я закрою глаза.

Внутри меня поселилось чувство, что счет шел уже на минуты. Я покрепче обхватила руками простыню, обвив ее еще для надежности и ногами, и начала медленно спускаться. Уже на первом метре руки от непривычной работы занемели. Несмотря на тяжесть моего тела, импровизированная веревка качалась в воздухе: на высоте гулял шквалистый ветер, хотя небо было по-весеннему ясным.

Вдруг у самого уха я услышала:

– Тише, я слышу, внизу кто-то идет, – сказал таракашка.

– Нас заметили? – я приоткрыла глаза.

Мы молча замерли, прислушиваясь.

– Нет, – вынес вердикт таракан, – ничего страшного.

– Кто это был?

– Это стражи обходят территорию.

– И каков же их маршрут?

Фир свесился с плеча, балансируя на задних лапах.

– Судя по тому, что я вижу их внизу, – под нами.

– Они нас заметят.

– Нет, не думаю. Конец того, что ты с гордостью назвала «веревкой», висит на уровне второго этажа. А ребятам из стражи, судя по всему, гораздо интереснее то, что плещется на дне их фляжки, которую они поочередно передают друг другу, чем небесная высь.

– Что же это за стража такая, которая с утра пораньше и… – Меня оборвал снисходительный смешок Фира.

– Полагаю, повод есть – хозяин отбыл, хозяйка, уж извини, но здесь ты пока никакая, можно и расслабиться.

Вдруг таракашка оборвал сам себя:

– Тише!

Затаив дыхание, мы неподвижно висели в пятнадцати метрах над землей.

Именно в этот момент под нами, смеясь и разговаривая, проходили солдаты.

Эта минута показалась мне вечностью.

Патруль прошел; шаги и голоса понемногу затихли.

– А теперь давай, шустри, девочка, – скомандовал таракан, и, по ощущениям, сам он начал в моих волосах отплясывать джигу, не иначе.

Я снова начала спускаться. Добравшись до конца «веревки» и не чувствуя дальше опоры под ногами, стала цепляться за узлы, как подводник при подъеме с глубины за мусинги. Правда, в отличие от спецузлов корабельных снастей, мои были на порядок толще. Оно и понятно: и подштанники, и рукава сюртуков не очень предназначены для импровизированых побегов. Наконец, в руках остались лишь панталоны, завершавшие череду междоузлий.

– Прыгай, тут уже невысоко, – прокомментировал таракашка.

Я с трудом расцепила хватку и полетела вниз.

Как мысленно ни готовилась к встрече с каменной твердью, но копчиком все же приложилась: спружинившие ноги не смогли до конца погасить силу инерции от падения. Хорошо хоть зубы, предусмотрительно плотно сжатые, не клацнули и не прикусили самый главный рабочий орган всех сплетниц.

Таракашка, которому приземление не нанесло никакого урона, пробежав по плечу, деловито скомандовал:

– А теперь обратно в дом, надо только поискать черный ход, тот, что для прислуги…

Развить мысль Фиру не дала импровизированная веревка, свалившаяся мне на голову. Она просто-напросто под очередным порывом ветра развязалась. Теперь я была внутри кучи связанного меж собой тряпья.

– Зато и придумывать ничего не надо, – оптимистично заявил таракан, снуя поверх груды, – если встретишь кого из слуг – скажи, что ты новая прачка, принесла постиранное белье господина.

Нет, этого оптимиста даже ядерный взрыв не исправит. Подозреваю, что и после него таракашка будут сиять энтузиазмом, а заодно и бета-излучением. То, что не погибнет, – это однозначно. Еще на химии элементарных частиц запомнилось: после взрыва водородной бомбы от излучения погибают млекопитающие, птицы, рептилии, амфибии, но только не тараканы.

Вот и груда (тяжелая, зараза) тряпья, свалившаяся с неба, Фиру нипочем.

Рука машинально нащупала конец «веревки». Я выудила его из-под завала и озадаченно поднесла к носу. Край портьеры оказался слишком большим, и в прочный союз с простыней вступить не пожелал, разомкнув связь с оной сразу же после моего приземления. В мозгу запоздало пронеслось: «Хорошо, что не раньше».

– Не рефлексируем, время на исходе. – Фир был неумолим.

Я встала, кряхтя как радикулитная бабка, простоявшая у замочной скважины из любопытства и бдительности не менее получаса, и, подхватив веревку, ринулась за членистоногой дуэньей. Усатый шустро перебирал лапками по булыжникам, задавая направление. Не знаю, как уж он так быстро ориентировался на новом месте (может, тараканье чутье какое), но неприметную низкую и основательную дверь мы нашли быстро.

– Давай сюда, я чую кухонный дух, – прокомментировал шестилапый проводник, и сам, не дожидаясь меня, юркнул за дверь.

Я решила не отставать и поспешила за личным Сусаниным следом.

Темный коридор, звяканье кастрюль и негромкие переговаривающиеся голоса – все это я старалась миновать как можно быстрее, волоча в охапке перед собой груду тряпья. Подозреваю, что и за мной связанная одежда тянулась хвостом. За ближайшим же углом свалила свою ношу и перевела дух.

Таракан, взявший на себя роль нити Ариадны, быстро семенил вперед, бормоча под нос «не то, не то, не то».

Про способ определения нужной нам комнаты я сейчас спрашивать не рискнула, чтобы не отвлекать членистоногого проводника, но зарубку в памяти сделала.

Тараканий писк: «Вот она!» был подобен «Эврика!» Архимеда.

Я про себя взмолилась небесам, чтобы хотя бы эта дверь не была заперта.

Когда створка, которую толкнула, скрипя, приоткрылась, я была просто счастлива. Наверное, во сто крат больше, чем на первом экзамене. Тогда я вытащила билет и уставилась на него, как баран на бронзовые софийские ворота (в том плане, что рога пообломаю, а пробиться сквозь каверзные вопросы даже к трояку не пробьюсь), но начала что-то невразумительно отвечать, и каша в моей голове чудесным образом превратилась в лапшу на ушах преподавателя по биохимии. Он даже четверку в зачетку поставил. Я поверить не могла в этот фокус фортуны.

Таракашка тоже запищал от экстаза, правда, по другому поводу:

– Успели, портал все еще открыт, сейчас. – Фир засуетился, описывая круги вокруг рамы. – Подправить, подцепить координаты предпоследнего перехода, добавить. Да куда же я эту свернутую матрицу дел, мне ее господин Микелис цеплял, чтобы я тебя вернуть мог… А, вот, отлично…

Единственное, что я из всего этого бормотания поняла, – Фиру удастся вернуть меня назад, в мой мир, ну или хотя бы в дом алхимика. Главное – я уберусь отсюда!

Таракашка самодовольно заключил:

– Готово! – и даже передними лапками прищёлкнул: – Прошу вас, юная леди, прямиком в ваше зимнее утро. Траекторию рассчитал так, чтобы приземлилась в мягкий сугроб.

Выдохнула, мысленно перекрестившись от всего кошмара, что приключился со мной за последние сутки, и шагнула в телепорт. Когда свет мягко и ласково начал окутывать меня, я была счастлива, предвкушая скорое возвращение туда, где если и не совсем безопасно, то хотя бы понятно.

И каково же было разочарование, когда вышла я из портала ровно в той же комнате, откуда так пыталась выбраться. Угрюмо уставилась на апартаменты Ария, а таракашка с отвисшей челюстью – на меня.

– Что это было? – только и смогла сказать я.

– Не знаю, – ошарашенный голос Фира был еще одним подтверждением: все идет абсолютно не по плану.

– Давай еще раз.

Я шагнула в портал, но на выходе меня ожидала все та же картина: Фир посреди комнаты. На этот раз таракан озадаченно потирал передними лапами усы.

– Похоже, этот мир не хочет отпускать тебя. Ты, часом, не давала никому обещания на крови, не клялась в великой мести? – начал членистоногий подозрительно. – Обычно мир не отпускает, если здесь у тебя осталось какое-то очень важное дело…

Начала перебирать все события, случившиеся со мной за короткий промежуток времени, словно бусины на четках. Брак отпал сразу – иначе Фир бы первым об этом упомянул. Что же тогда?

В голове всплыли слова умирающего архимага: «Возьми силу и отомсти за меня». Даже его голос в ушах померещился.

Я помотала головой, прогоняя наваждение.

– Знаешь, кажется, есть у меня здесь такое дело, – устало произнесла я, опускаясь прямо на пол рядом с тараканом на колени…

Фир, узнав, что именно мне перед смертью сказал архимаг, аж запрыгал, тем самым выражая крайнюю степень возбуждения. Даже жесткие надкрылья слегка растопырил, словно собирался взлететь.

– Я знал, я так и знал, что этот придворный интриган просто так не отдал бы всю свою силу никому, даже на смертном одре. И нате вам! Что теперь делать? Одно дело отомстить – может, ты и смогла бы. Вы, женщины, до пакостей большие мастерицы, но все упирается в вопрос: кому устраивать вендетту-то?

Я понуро склонила голову, понимая, что так просто отсюда выбраться не удастся. Взгляд упал на руку. На указательном пальце белела тонкая ниточка шрама – память о том, как я училась кататься на велосипеде. Как результат: сверзлась и рассекла себе фалангу до кости. После того как наложили швы, я боялась подходить к двухколесному монстру, но папа, приобняв меня за плечи, сказал: «Я верю в тебя. Ты – моя дочь, и ты не отступишь. Ты сможешь добиться всего. Я это знаю. Стоит только победить страх и начать действовать». В тот же вечер я уже каталась на «взрослом» двухколесном велосипеде, а то, что руль держала руками, на одной из которых красовался бинт… у всех бывают падения и неудачи. Только сильные через них перешагивают и идут дальше, добиваются цели, а слабые жалеют себя и баюкают, пестуют боль.

– Ты прав, пока неизвестно, кому мстить. Поэтому надо сначала найти убийцу.

Фир лишь обреченно вздохнул, задрав усы вверх и мученическим взглядом воззрившись на потолочный канделябр. Не иначе просил у него терпения и сочувствия.

Спустя минуту молчания таракашка выдал:

– Хорошо, я тебе помогу, но с условием: без глупостей. И постарайся сделать так, чтобы, когда Кассандриола займет твое место рядом с Арием, дракон подмены не заметил. Иначе скандал будет такой, что ни придворному алхимику, ни нам с тобой не сносить ни головы, ни усов.

Я согласно кивнула.

– Давай тогда я сейчас перенастрою портал, энергия в нем пока еще не до конца иссякла, и быстро перемещусь к господину Глиберусу, введу его в курс дела и узнаю, как себя чувствует настоящая Кесси.

Меня давно мучила мысль, которую я сейчас и озвучила:

– Скажи, как так получилось, что меня из моего мира ты вытащил безо всяких рамок, одним шевелением усов, а сейчас трясешься над крупицами энергии этого телепорта?

Таракашка фыркнул, словно я спросила несусветную чушь, но все же соизволил пояснить:

– Когда перемещал тебя с Земли, у меня была уже заготовка формулы и запас энергии для ее активации. Господин Глиберус специально меня выбрал для этой миссии. Я – самый мощный его накопитель, – не без гордости заявил Фир. – Но если нет энергии, то будь целый воз формул, алгоритмов и заклинаний – даже свечку магически зажечь не получится. Так что надо поторопиться, пока остатки энергии не рассеялись.

Таракашка деловито принялся шнырять рядом с рамкой.

Уяснив вопрос с магическими способностями Фира, я больше не обращала на него внимания. В моем мозгу шестеренки вовсю заработали в другом направлении. Есть такая дурацкая черта моей натуры: если вижу цель, то начинаю ее добиваться, отринув все остальное. Захотела как-то, еще в десятом классе, золотое колечко. Причем до «не могу» захотела. У мамы с папой на мою блажь средств не было – братишка младший из девятого выпускался, денег было в обрез. Поэтому я целый месяц летних каникул провела, работая официанткой в летней шашлычке, вместо того чтобы отдыхать с подругами на пляже, но своего добилась. Первого сентября красовалось на моем среднем пальце заветное колечко.

Вот и сейчас, задавшись целью «найти», уже прикидывала, что нужно сделать в первую очередь.

– Тогда, раз уж ты наведаешься к придворному алхимику, узнай, кто именно входил в состав вчерашней драконьей делегации. И если удастся найти свидетелей – кто из этих ящериц отлучался из янтарного зала?

Таракашка ошалело покрутил усами от моей прыти:

– С «не сможем отыскать», я, пожалуй, погорячился. Мозги у тебя все же есть, а про свидетеля – и список, и про «отлучился» вернее всего узнать у церемониймейстера. Это как-никак его прямая должностная обязанность – знать прибывших гостей по именам. Но учти, список будет не из трех имен.

Это я знала и без членистоногой дуэньи. Но у меня, в отличие от ребят из РУВД, был стимул посерьезнее выговора за нераскрытое дело: застрять в мире, где тебя в случае раскрытия личины могут запросто убить, как-то не хотелось.

Фир, озадаченный новым поручением по самые усы, суетливо засеменил к порталу, свечение от которого начало уже по краям истаивать.

– Подними меня на уровень центра рамы, – командирский тон таракашки не терпел возражений.

Я подчинилась, подставив ладонь, на которую усатый ловко взбежал, и подняла его чуть выше метра от пола. Таракан сделал несколько шагов назад, словно беря разбег на руке, а потом, пошевелив усами, резко прыгнул в воронку света, которая начала стремительно закручиваться по центру контура портала.

Оставшись одна, я какое-то время просто смотрела сквозь пустую рамку телепорта, размышляя, что же мне делать дальше. Может, и дольше бы простояла, но напрочь замерзшие ноги напомнили о себе покалыванием. Словно в подошву ступней разом вонзили сотни две иголок. В горле предательски запершило – еще немного, и оглушительно чихну. Пришлось задержать дыхание.

Поплотнее запахнула халат, за одно утро ставший из снежно-белого полосато-серым, посмотрела на ноги, которые были как после грязевой спа-процедуры (вот только основной ингредиент, с которым проводили сеанс, смыть забыли). Подозреваю, что и волосы на голове напоминали воронье гнездо.

Хороша же я – невеста после первой брачной ночи. Ну да задерживаться здесь не стоило. Я тихонько приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Меж сумрачных стен не гуляло даже эхо. Проведя эту нехитрую рекогносцировку, тихонько вышла из комнаты и направилась по вчерашнему маршруту, который сохранился в памяти лишь в общих чертах.

Дом просыпался. Это было не только слышно. Пробуждение витало в воздухе ароматом сдобы и корицы, раззанавешенными шторами, лучами солнца, вольготно расположившимися на подоконниках, далёкими пока отзвуками голосов.

Миновав комнату, где вчера у камина состоялся самый необычный диалог, который мне доводилось вести за всю свою жизнь, я испуганным зайцем метнулась вверх по лестнице. Несколько пролетов и опять коридор.

Методом совершенно ненаучного тыка, с пятой попытки нашла-таки «свою» спальню. Идентифицировать ее с первого взгляда помогла груда бархата, вчера бывшая моим платьем. Вошла и затворила за собой дверь. Фух! Кажется, обошлось.

Теперь, раз попытка побега не удалась, стоит хотя бы замести следы оной, резко бросающиеся в глаза. А то вид у меня совсем уж неподобающий. Поискала взглядом рукомойник – пробник ванной комнаты. По моим представлениям он, или хотя бы кувшин с водой и таз для умывания, должен был находиться в спальне.

То ли у меня были какие-то неверные представления о спальнях господ, то ли просто попалась неправильная спальня, но даже ночного горшка я не обнаружила. Зато наткнулась на бронзовую ручку, торчащую посередине стены. Поступила с ней по принципу знаменитого медвежонка: «Если есть ручка, значит, должна быть и дверь», и с силой потянула. Зря. Петли оказались смазаны, и я чуть сама себе не врезала по носу дверным полотном.

Помянула недобрым словом местного дизайнера, не пожелавшего оставить дверь дверью, а не маскировать оную, обклеивая, как и стену, шелковой тканью так, что с первого взгляда даже и не заметишь. Хотя, может, Ария оскорблял вид «врат в комнату уединения»?

Кстати о последней. С малометражным решением хрушевок данное помещение имело лишь одну общую черту – название «ванная». В остальном… Начать бы с того, что из стрельчатого окна этого уголка задумчивости лучился поток яркого солнечного света. Панорама столицы все так же завораживала. А за городской стеной лучи солнца танцевали на водной глади в ритме сальсы: такие же озорные и живые, как знаменитый латиноамериканский ритм. Яркая, только еще пробудившаяся к жизни зелень горного склона и шапки ледников, разрывающие плавную линию горизонта.

А размеры самой комнаты! Насчет взрослого не скажу, но вот на детском велосипеде здесь можно было с ветерком прокатиться.

До этого момента я как-то не задумывалась: а как должна выглядеть ванная в таком доме? Разве что на задворках сознания бродил образ деревянной лохани, находящейся непременно на первом этаже, чтобы слугам было сподручнее таскать туда воду ведрами. Здесь же, в свете утреннего солнца, на изрядной высоте (точное число этажей посчитать не удалось – когда спускалась из окна Ариевой спальни, немного не до этого было) – все иначе, словно в насмешку над стереотипами об омовениях в этих самых замках. Но что меня поразило больше всего – сама ванна: медная, она величественно стояла по центру, словно знатная дородная госпожа. Рядом с одной из ее ножек вырастал кран. Вычурный, громоздкий, но с двумя медными вентилями.

«Здесь есть горячая вода», – мысль, пришедшая на ум при взгляде на эти чуть подернутые зеленым налетом окисла маховики, была очевидной.

Я подошла и повернула вентиль. Труба крана утробно заурчала, плюнула потоком воздуха, а затем и ржавой водой. М-да, рано я возрадовалась местным благам цивилизации. Постепенно поток воды стал светлеть, даровав надежду, что хотя бы через какое-то время то, что течет из крана, будет пригодно для умывания.

Оставив воду включённой, решила разыскать еще одну необходимую вещь – полотенца. Стопка их обнаружилась в комоде, стоявшем здесь же. Рядом с ним висело зеркало, позволившее разглядеть себя в полный рост.

«Да, мать, ты хороша», – вынесла я сама себе вердикт. Лицо, перемазанное пылью и грязью, на спутанных волосах паутина, рассаженная (это уже памятный след от ветра, приложившего меня хорошенько о каменную кладку при спуске) скула. А халат? Он теперь больше походил на половую тряпку: изодранный на локтях, грязный.

Положим, для меня видок хоть и не типичный, но все же… Когда после майского «картофельного рабства» на даче вечером заползаешь на веранду – рабочие джинсы и рубашка могут быть примерно такими же изгвазданными. Другое дело – Кассандриола Глиберус. Судя по кратким отзывам Фира, она – барышня утонченная и воспитанная, колорадских жуков по жаре не собиравшая, – так навряд ли когда-нибудь выглядела.

Я еще раз взглянула в зеркало. Интересно, какая она, эта Кассандриола? Судя по отражению, смотревшему на меня, – с чуть задранным кверху носом, милыми чертами лица, но не роковая красавица. И коса у нее должна быть длиннее моей – вон какой шиньон прикололи на макушке. Рыжеволосая – это точно. «Да уж, – я хмыкнула, – если для дочери придворного алхимика оттенок шевелюры – дар природы, то в моем – результат продукции польского химпрома». Именно краску для волос из этой страны подруга не далее как позавчера наносила на мои волосы. Вот за что не люблю зеркала – так это за то, что они, заразы, никогда не подсластят пилюлю, не скажут незаслуженного комплимента, не польстят для поднятия настроения. Только голая правда в отражении. Вскочил прыщ – обязательно покажут, как и лишний жирок на талии… Вот и сейчас я подумала, что про такую, как Кассандриола, не скажут, что девица имеет внешность ангела, душу дьявола, шлейф из тайн и обольстительный взгляд. Увы. Симпатичная, но обычная.

Я машинально начала вытаскивать из прически шпильки. На пол упал осточертевший шиньон, теперь напоминавший репицу конского хвоста, пряди рассыпались по плечам. Только теперь я поняла, насколько же легко, когда волосы распущены.

Кран недовольным урчанием напомнил о себе. Сейчас поток воды был уже чистый. Повернула и соседний вентиль – из него тоже некоторое время лилось что-то буро-рыжее.

Наконец рискнула набрать ванную. Не сказать, чтобы омовение доставило мне неземное удовольствие, но самое главное было достигнуто: я больше не напоминала чумазого Гекльберри Финна.

Завернувшись в полотенце, пошла обратно в спальню. Там меня уже ожидал сюрприз. В комнате служанка заправляла постель. Женщина уже в годах, грузная, в белом переднике и чепце, что-то ворчала себе под нос, взбивая подушки.

– Да еще и эта, из людей, здесь жить будет. Ишь чего не хватало… – бурчала она. Так «тихо», для себя, обыкновенно ворчала моя бабушка, тугая на оба уха, считавшая, что ее никто в эти моменты не слышит.

Я кашлянула, и служанка встрепенулась. Она повернулась ко мне лицом и сделала книксен.

– Доброе утро, госпожа, простите, подумала, что вы уже спустились вниз к завтраку. Господин Дирриетгинг часто спускается вниз в халате… – По слегка ворчливому тону женщины было понятно, что она лишь соблюдает границу между госпожой и прислугой, но почтения ко мне у нее нет и в помине.

Похоже, Фир был прав, говоря, что хозяйка я здесь только номинальная.

– То мой муж, а чтобы госпожа спустилась к завтраку, госпожа должна быть одета. – Я постаралась придать тону оттенок холодности. В душе боролись два противоречивых чувства: с одной стороны, вдолбленные с детства догмы о почтении к возрасту, с другой – нужно соответствовать образу аристократки. И еще. Я не представляла, как обращаться к этой женщине: на «вы» или на «ты»? Воспитание победило. – Назовите ваше имя.

По тому, как взметнулись брови женщины, поняла – не угадала, слугам в этом мире принято «тыкать».

– Нария, госпожа.

В голове мелькнула мысль: кажется, у светских барышень были камеристки. Что это за звери такие, я представляла весьма смутно, но, положившись на интуицию, добавила:

– А без камеристки одеться порою затруднительно…

Служанка, уловив вьюжные нотки в моем голосе, склонила голову, и, сделав еще один книксен, произнесла:

– По распоряжению господина Дирриетгинга обязанности вашей камеристки с сегодняшнего дня исполняю я.

«Вот тебе и веселая молоденькая гризетка, которая поможет затянуть шнуровку на спине», – прокомментировала я себе под нос.

Вопреки мрачным ожиданиям процесс облачения прошел без эксцессов. Нария открыла шкаф, показывая платья. Из висевших на вешалках нарядов мне предстояло что-то надеть. Хорошо хоть под каждым одеянием стояла пара обуви, избавив от обязанности подбирать «черевички» в тон.

Руководствуясь принципом «чем проще, тем лучше», ткнула пальцем в самое неприметное одеяние. Зеленое, прямого покроя, со шнуровкой сзади – оно показалось мне наиболее свободным. К платьям с куполообразной юбкой я, благодаря вчерашнему дню, испытывала стойкую неприязнь.

Нижняя батистовая рубашка, которую полагалось надевать под платье, приятно холодила тело, от корсета же я категорически отказалась. Служанка сначала на мое заявление удивилась, а потом, отвернувшись и направившись в сторону шкафа за туфлями, пробурчала себе под нос: «Без энтого корсету, может, оно и лучше, если от господина понесет – дитю легче будет…»

Подумалось: верно, эта Нария, хоть и ворчунья, но Арию по-своему предана. Учтем.

Нария проводила меня до столовой и пояснила, что еду сейчас подадут. Выдав эту ценную информацию, женщина скрылась, переваливаясь утиной походкой и шурша юбками. Но спокойно поесть мне не удалось. Двери распахнулись, явив взору мужчину в элегантном камзоле. Приглядевшись повнимательнее, я поняла, что если это – обычный мужчина, то я – хряк в балетной пачке. Передо мной был эльф, и, похоже, тот самый, шпиёнистый.

Заостренные, «леголасьи» уши, темные длинные волосы, на первый взгляд небрежно распущенные, но самое главное – кожа, мраморно белая, словно светящаяся изнутри. Прямой нос, каким могла бы гордиться и римская статуя, тонкие, четко очерченные губы. По земным меркам ему на вид было не более лет двадцати двух или двадцати трёх. А по здешним – кто его знает? У вошедшего было обманчиво-спокойное выражение лица.

Тем временем визитер приблизился к столу.

– Рад приветствовать княгиню Дирриетгинг. – Эльф склонил голову в знак приветствия. Впрочем, руки лобызать не полез. Ну и слава Богу, я не архиерей, чтобы мне перста целовали. Пришедший же тем временем продолжал:

– Я только что из столицы, мое имя Эриниэль Иллангрийский, но для вас просто Эрин.

Остроухий бесшумно рассмеялся, словно только что сказал что-то смешное. Поскольку с моей стороны ответа не последовало, эльф обошел стол и, отодвинув стул, расположился напротив. Взяв со стола салфетку, он с таким изяществом и небрежностью развернул ее и положил на колени, что я мысленно скривилась: от этого бледненького за версту несет не то что голубой кровью, голубыми генами. Я же о светских этикетах знала в основном по фильмам и книгам, да и то – поверхностно. А вдруг этот, приставленный наблюдать, меня на раз раскусит? Что бы такое придумать, чтобы отвлечь эльфа? Лихорадочно прокручивая в голове варианты, пришла к выводу, что лучшая защита – это нападение.

Пока слуга расставлял перед гостем завтрак, я стреляла глазками по сторонам.

Пользуясь тем, что пока ушастый озвучил лишь свое имя, не обозначив статус пребывания, я самым невинным голосом начала:

– Мне супруг про вас рассказывал. Вы его друг и помощник, поэтому он пригласил вас помочь мне здесь обустроиться.

Эльф, не ожидая подвоха, кивнул, соглашаясь.

– Я так за это Арию благодарна. – Мой бойкий щебет сейчас превосходил пресловутых канареек. – У меня будет одновременно и тот, кто сможет защитить, и подруга… – Сделала вид, что замялась, и даже чуток задержала дыхание, чтобы на лице появился приличествующий румянец, а после добавила: – Муж мне сказал, что вы предпочитаете, как бы это сказать, не дамский, а сильный пол. Поэтому я могу не беспокоиться насчет мужского внимания с вашей стороны.

Эрин, как раз в этот момент проглотивший ложку овсянки, закашлялся, подавившись, а я, продолжая изображать альтернативно-одаренную, участливо спросила:

– Что с вами?

– Нннничего. – Леголасообразный наконец совладал с приступом кашля.

Попался, – усмехнулась про себя. Знать дословно, что именно мне сказал Арий, этот ушастый навряд ли мог. А поскольку он не обозначил прямым текстом, что будет за мной наблюдать, следовательно, это ему Арий поручил делать тайно. И вот теперь, чтобы себя не раскрыть, эльфу придется играть роль, которая ему навязана. Да, я вредная мелкая козявка, сделавшая маленькую пакость. Но кому придется по душе шпион, или, как в старину говорили, шпик, подглядывающий за тобой в замочную скважину?

Но надо было доигрывать роль «гламурной лосихи» (именно так моя подруга, Анжелика, метко окрестила девиц стиля а-ля Барби: высоченные каблуки, глупые разговоры и ай кью, уходящий в минус). Хотя подозреваю, что в этом мире тоже было свое название для не обремененных интеллектом светских барышень, основные разговоры которых вертелись вокруг кринолинов и сплетен высшего света.

– Не переживайте, супруг предупредил, что ваша милая сердечная слабость – это личная тайна. Я никому о ней не скажу, уверяю вас.

В ответ на мои слова эльф лишь начал пощипывать мочку уха, отчего та приобрела особо нежную окраску и даже легкую прозрачность. Наконец, он выдал:

– Пожалуй, сударыня, будьте столь любезны и сохраните это в тайне. Буду вам за это весьма признателен. – И ушастый хитрец тут же перевел разговор на другую тему: – Как вам нравится этот уединённый дом?

Вот тут я растерялась. «Уединенный?» – да тут же столица из окна видна как на ладони, какое же уединение-то?

Я мягко попыталась донести эту мысль до сына леса:

– Простите, но мне, наоборот, показалось, что столица слишком близко…

Тут эльф совсем не по-великосветски хлопнул себя по лбу.

– Как я забыл, что вы, жители равнин, ни разу не видевшие гор, не знаете, что расстояния здесь – иллюзорны. Воздух слишком чист, поэтому видимость в горах гораздо дальше, что и рождает ощущение обманчивой близости. На самом деле до столицы добрых двое суток пути. Замок же Дирриетгинга стоит на отроге хребта, возвышаясь над белыми башнями Актыра.

Из его поэтическо-путаного объяснения я лишь поняла: в горах даже глазам не всегда следует верить.

Эльф продолжил рассказ об особенностях скал и долин, и наш разговор пошел в неспешном русле беседы ни о чем. Под конец завтрака, когда суфле отступало под натиском десертной ложечки, Эрин предложил прогуляться.

Ага, нянька выполняет свои прямые обязанности: ребенок должен быть покормлен, нагулян и поигран.

Вот только мне его расклад никак не улыбался. Чем чаще мы общаемся, тем больше у меня шансов проколоться на какой-нибудь ерунде. Но и отвечать безосновательным отказом – значит вызвать подозрения. В итоге решила поступить по принципу: импровизация наше все и даже больше.

– С удовольствием. – Я мило, чуть застенчиво улыбнулась. – Только поднимусь в комнату, возьму что-нибудь накинуть на плечи. На улице еще утро, и, наверное, прохладно.

– Конечно-конечно, я подожду вас в зале.

Вот ведь гад ушастый, даже тут не отстает.

Тем временем эльф, подойдя ко мне со спины, помог встать, отодвинув стул. Обычная норма этикета, не более. А потому легкое, едва уловимое, щекочущее шею дыхание Эрина, приблизившегося ко мне со спины, было полной неожиданностью.

Он вкрадчиво прошептал на ухо:

– Княгиня, я чувствую в вас тайну. Не обычную женскую кокетливую уловку, чтобы заинтриговать, а иную. И ее так и тянет разгадать. Вы – удивительная женщина…

Этот паршивец отстранился, словно играя со мной, и скучающе добавил:

– Но Арий прав, мое сердце до этого принадлежало мужчинам, но кто знает…

Я отчетливо поняла: точно, играет. Как кот с мышкой. С глупой такой мышкой. То ли проверяет меня на верность по приказу Ария, то ли просто ему стало скучно и он решил позабавиться с глупышкой, роль которой, судя по всему, мне определенно удалась.

Я часто задышала от нахлынувшего волнения. Но оно было отнюдь не амурного, а скорее нецензурного плана. Самым приличным эпитетом для эльфа, из пришедших на ум, было «кобелиссимо».

Эрин же, похоже, принял изменение моего состояния за первую стадию влюбленности молоденькой дурочки, поскольку, «закинув удочку», перешел к отступлению, словно ничего и не было.

Слегка отстранившись, он обычным, чуть медленным тоном произнес:

– Позвольте, сударыня, проводить вас до лестницы.

Ответить: «Не позволю» – было бы хамством и грубостью, которая не приличествует аристократке, поэтому пришлось дать согласие и на эту процедуру.

Мой кивок головы и шумный вздох были расценены эльфом как согласие. Мы направились к выходу.

У первой ступени ушастик от меня отстал со словами:

– Буду ждать с нетерпением.

Мысли метались в голове стаей всполошенного воронья. Что делать? Что же делать?

Когда до конца лестницы оставалась всего пара ступеней, пришло озарение. Времени на оценку того, насколько родившаяся идея разумна, уже не было, и я начала ее воплощение.

Неловко подвернувшийся каблук, теряю равновесие в попытке ухватиться за перила, но рука не достает, и я лечу кубарем вниз.

Как только себе зубы не выбила и ничего не сломала – чудо.

Перепуганный эльф, склонившийся надо мной, был не самым радужным виденьем, но в случившемся падении был несомненной плюс: я со спокойной совестью могла отрубиться, что и сделала.

Пришла я в себя под тихий говор голосов.

– Докторус, у нее слишком долгий и глубокий обморок, может, все же стоит вызвать мага для…

Второй перебил Эрина (а о маге заикнулся именно эльф):

– Полно. Девушка всего лишь переутомилась. Серьезных травм нет. Ей просто нужен покой…

– Хорошо, я распоряжусь, чтобы княгине прислали сиделку.

Вслед за этими словами послышался шум шагов и скрип двери: неизвестный мне докторус и эльф покинули спальню.

Судя по ощущениям тела, как и предполагал местный эскулап, непоправимо я себе ничего не покалечила. Локти, левая лодыжка и спина болели, но терпимо.

Служанка явилась быстро. Видимо, забота о здоровье потенциальной матери наследницы рода Дирриетгинг была здесь не пустым звуком. Или Эрин проявил опеку? Думаю, что у него ни разу в практике не было клиентки, которая умудрилась бы себя самостоятельно «нечаянно» покалечить в течение первого получаса знакомства. Да так, чтобы сразу и слечь. Вот попытки покушения и убийства, кражи – наверняка, шпион же как-никак, и привык к ним, небось. А вот к дурости, как и к кирпичам с неба, притерпеться гораздо сложнее.

Оставшись наедине со служанкой, которая стала поспешно поправлять мне одеяло, я приоткрыла глаза. «А впрочем, стоит притвориться немощной и хилой», – пришла мысль. Увы, МХАТов и Щуки не заканчивала, но всякой женщине природой дана хоть малая толика лицедейского таланта.

Стоны и изможденные взгляды обманули служанку, просидевшую у кровати всю ночь, хоть я возражала против этого, правда, голосом слабым и усталым, чтобы не выходить из роли.

Однако присутствие этой женщины не помешало мне отдаться своим мыслям.

Найти убийцу архимага – задачка не из легких. Сначала надо составить полный список всех, кто был в тот день на приеме, а потом вычеркивать из него всех, у кого есть алиби. Кажется, так поступают, сужая круг подозреваемых. А что, если тех, кто потенциально мог убить, окажется слишком много? Так, идем от обратного. Как там говорили еще древние римляне: «Is fecit cui prodest», или «Это сделал тот, кому выгодно». Вернее, в моем случае сделали. Их было двое, вернее, два голоса, не считая самого архимага.

Что же они не поделили? Навряд ли придворного колдуна убили из-за любви: слишком уж деловой оттенок был у их короткой беседы. Тогда что? Месть? Нет, скорее всего, деньги. Звонкая монета – зачастую сводная сестра интриг и заговоров… Куда я влезла?

Вопросов было много, а ответов… С этими мыслями я и заснула.

Служанка тихо ушла, не потревожив.

Разбудили меня утренние лучи солнца, просочившиеся сквозь щель между тканью портьер. Первое время предусмотрительно решила еще полежать, и не зря. Буквально через несколько минут в дверь постучали, и, услышав разрешение войти, появилась вчерашняя сиделка. Осведомившись, что желает проснувшаяся госпожа, девушка ретировалась за завтраком.

Заглянула и Нария, узнать, что я желаю. Получив ответ, что сиделка уже отправилась за завтраком, камеристка неодобрительно на меня посмотрела, так, словно я была начальником, поручившим важную работу не заму (надо полагать, что эта дородная фрау именно так расценивала свой статус камеристки), а рядовому служаке. И тот наверняка не справится с ответственным поручением. Но Нария смолчала и, обронив: «Сейчас вернусь», величественной походкой уплыла. Впрочем, явилась достаточно скоро со здоровенным колокольчиком:

– Если что-то потребуется – позвоните погромче, и я обязательно приду… – В ворчливых интонациях слышалась забота. Нет, эта женщина определенно предана Арию, раз при всей личной антипатии ко мне проявляет заботу о жене господина.

Во время завтрака, принесенного сиделкой, зашел Эрин осведомиться о моем самочувствии. Удовлетворившись ответом, что я еще ужасно слаба, эльф удалился. А потом… наверное, каждые полчаса Нария заглядывала ко мне в комнату со словами:

– К вам явился такой-то или такая-то, засвидетельствовать свое почтение и поздравить молодую княгиню…

Хотя интонация этой фрау, когда она уведомляла об очередном визитере, была примерно: «Еще один лизоблюд и стервятник/сплетница пожаловал…» В этом я была с ней солидарна, поэтому камеристка покидала мою спальню, подозреваю, тайно улыбаясь и унося ответ: «Госпожа нездорова и сейчас никого не принимает…»

Теперь я стала понимать, почему Арий не опасался, что я вычислю шпиона, предупреждая о нем (особые эльфячьи приметы муженек же не упоминал), – в такой толпе визитеров поди догадайся, кто за тобой приставлен, а еще есть прислуга…