Последний памятник на Планете №101. Сборник сказок для взрослых Лекс Михаил

В этот момент мы все очнулись.

– Ну как? – весело спросил экскурсовод. – Понравилось? Дальше будет ещё интересней. Вот сейчас вы чуточку отдохнёте и я вновь отправлю вас в наше прошлое. Уже через год на нашей планете состоялись первые выборы президента. Сразу за этим с успехом прошли выборы в Законодательную Палату. Чуть позже выбирали власть на всех уровнях и во всех уголках нашей планеты.

– Каким образом Дурачелли удалось убедить людей в необходимости выборов? – спросил я.

– Это сделал не Дурачелли, – ответил экскурсовод, – это сделал Всучинни.

– Каким образом? – спросил я.

– Очень просто, – ответил экскурсовод, – закрывайте глаза, мы возвращаемся.

Мы дружно закрыли глаза и снова оказались в далёком-далёком прошлом Сто первой планеты.

7

– Тут такое дело, – неуверенно сказал Дурачелли, – вчера я говорил с одним гражданином нашей планеты и вот он посоветовал мне собрать вас, то есть правительство нашей планеты и сообщить вам о том, что теперь должность президента становится выборной.

– Глупость какая! – возмутилось правительство. – Какой дурак это придумал? Кто это?

– Его зовут Всучинни, – испуганно ответил Дурачелли. – Мне он не показался дураком.

– С чего вдруг, – недоумевало правительство планеты, – Всучинни пришло это в голову?

– Честно говоря, я не совсем понял, – отвечал Дурачелли. – Он что-то говорил о патриотизме, любви к Родине, восторженных эмоциях. Но он был столь убедителен, что… я ему поверил. Он говорил что-то о том, что люди нашей планеты несчастны.

Раздался смех. Сказанное очень сильно рассмешило правительство.

– Эмоционально, друзья мои, эмоционально несчастны, – уточнял Дурачелли. – Впрочем, друзья, если хотите, то я могу сейчас вызвать сюда самого Всучинни и он вам всё объяснит, – предложил президент.

– Зови, – радостно ответило правительство. – Зови своего Всучинни. Послушаем, что он нам скажет. Интересно, удастся ли ему убедить нас в том, что люди на нашей планете несчастны. И что это ещё за патриотизм такой? Что это за любовь такая к Родине?

На этом моменте далёкого прошлого мы снова очнулись.

– М-да, господа, – мрачно произнёс экскурсовод, – сейчас, оглядываясь назад, трудно сказать, кто стал причиной случившейся трагедии. Президент ли? Или, может, виновато в большей степени правительство, которое, вместо того чтобы вообще не обратить на это никакого внимания, решило пригласить на своё совещание Всучинни и послушать его. Трудно сказать. Скорее всего здесь вообще нельзя искать правых и виноватых. Наверное, в этом была некая высшая справедливость, заключающаяся в том, что если человек не совершил какую-то глупость, то рано или поздно он обязательно её совершит. Сегодня, когда всё плохое уже позади, можно спокойно об этом рассказывать, но… когда подумаешь, в какие беды и несчастья в результате всего этого была погружена планета, становится страшно. Но, – экскурсовод улыбнулся, – не будем отчаиваться. Всё плохое уже позади. И свидетельство тому памятник, который стоит здесь в назидание потомкам.

– Судя по тому, что памятник всё ещё стоит, – мрачно произнёс я, – уверенности в том, что проблема окончательно решена, у вас нет?

Сказанное мною не на шутку встревожило экскурсовода, но он ничего мне не сказал, а попросил нас закрыть глаза и продолжил свой рассказ.

– Всучинни, – кричал Дурачелли в телефонную трубку, – ты не мог бы подъехать сейчас в правление планетой. Я собрал всё правительство, всё им объяснил, но они подняли меня на смех.

– Кто? – заорал Всучинни в ответ. – Что? Подняли на смех? Кого? Тебя?

Дурачелли прикрыл трубку рукой и испуганно посмотрел на членов правительства.

– Ругается, – сообщил Дурачелли, – недоволен.

– Давай его сюда, – потребовало правительство, которому уже всё это стало изрядно надоедать. – Если он чем-то недоволен, пусть скажет нам это в глаза, а не орёт тебе в телефонную трубку.

– Всучинни, такое дело… – начал было говорить президент, но Всучинни его перебил.

– Можешь ничего не говорить, – сказал Всучинни, – я всё слышал. Сейчас… Я приеду… Скажи, чтобы никто никуда не расходился. Понял? Скажи, что каждый, кого я не застану в зале заседания, об этом очень и очень сильно пожалеет.

– Хорошо-хорошо, Всучинни, – сказал Дурачелли, – я всё скажу, как ты хочешь. Только очень тебя прошу, не волнуйся ты так.

Президент положил трубку и после небольшой паузы сказал, чтобы никто не расходился, иначе Всучинни заставит об этом пожалеть. Услышав это, правительство полным составом разразилось дружным и искренним хохотом. Смеялись долго, слёзы текли по лицам министров, давненько их ничто так не забавляло, как только что услышанное от Дурачелли. Правительство смеялось минут десять. Оно бы смеялось и дольше, но дверь зала заседаний широко распахнулась и в зал уверенной походкой вошёл Всучинни. Своим появлением Всучинни на некоторое время прервал всеобщее веселье, но только на некоторое время и на очень небольшое. Приглядевшись повнимательнее к Всучинни, члены правительства снова разразились дружным смехом и сделали это как-то уж слишком одновременно, как по команде.

– Ну всё, друзья, тише, – призывал президент к спокойствию, хотя ему самому было трудно не смеяться вместе со всеми. Всеобщее весёлое настроение передалось и ему, но он сдерживался и не смеялся вместе со всеми, а только мило улыбался. – Давайте всё же станем серьёзными и послушаем, что хочет нам сказать Всучинни.

Смех помаленьку стих и президент кивнул головой Всучинни, давая ему таким образом понять, что он может говорить.

8

– Хорошее настроение ваше не может меня не радовать, – спокойно сказал Всучинни, – а то уж я было подумал, что люди на нашей планете вообще разучились радоваться мелочам. Но, глядя на вас, вижу, что ещё не всё потеряно. Скажите, друзья мои, а вам не страшно? Я имею в виду, вам не страшно смеяться? Нет-нет, вы не подумайте, что я против того, чтобы вы смеялись, но… Ответьте мне только на один вопрос: вам не страшно вот так вот, спокойно, искренно, от всей души, смеяться? Вот тебе, министр, тебе не страшно смеяться? – Всучинни обратился к чиновнику, который сидел к нему ближе всех. – Ты вообще кем здесь трудишься?

– Я возглавляю кабинет министров, – ответил чиновник.

– Тебе, первый министр, не страшно смеяться? А? – спросил Всучинни. – А тебе? – обратился Всучинни к другому чиновнику. – Ты здесь кто такой?

– Я министр образования, – ответил министр образования. – И мне нисколько не страшно. Более того, я смело смеюсь над всем и всеми, что и кто вызывает у меня смех. И я уверен, что все остальные министры также смело смеются тогда, когда им смешно.

– Вы что, министры, заболели? – спросил Всучинни. – Смеётесь и не чувствуете никакого страха?

– Нет, – спокойно и весело ответил за всех министр образования, – мы смеёмся и в душах наших нет страха.

– Вот и славно, – сказал Всучинни, – вот и чудно. Ну стало быть я всё верно и правильно понимал, в чём именно кроется причина тех проблем, какие поразили всё наше общество. Рыба, как правильно говорится, начинает гнить с головы. Теперь, министры, слушайте меня очень и очень внимательно. Слушайте и не перебивайте.

– А если нам станет смешно? – спросил первый министр. – Мы имеем право смеяться?

– Если вам станет смешно, то, конечно, – ответил Всучинни, – конечно же, вы можете смеяться. Но… Большая просьба, даже не просьба, нет, а предостережение. Прежде чем засмеяться, ну когда вам вдруг станет смешно, чуть повремените. Не спешите смеяться. Может так случиться, что показавшееся вам вначале смешным, в действительности таковым не является. Договорились? Замечательно. В таком случае, я начинаю.

Прежде чем продолжить, Всучинни выдержал небольшую паузу, давая таким образом чиновникам возможность в тишине осмыслить происходящее.

– Мне интересно, чиновники, что вы за люди. Мне очень хочется понять, когда я гляжу на вас, чиновники, с кем я имею дело. Вот ты, министр образования, кто ты? – Всучинни показал на него пальцем и тот хотел было что-то ответить, но не успел. – Ничего не говори, только слушай, – сказал Всучинни сразу, как только понял, что министр образования готов ему рассказать о себе абсолютно всё, – и это касается всех. Я сейчас обойду весь стол, за которым вы сидите, и внимательно посмотрю на вас. И каждому, я предупреждаю, каждому я загляну в глаза. И я буду задавать вопросы, но я не жду от вас ответы на свои вопросы. На свои вопросы я отвечу сам. Потому что я знаю ответы на свои вопросы. Скажите, почему в магазинах нашей планеты не продают портреты вождей?

– Чьи портреты не продают? – спросил первый министр.

– Ваши, господин первый министр, ваши портреты, – ответил Всучинни. – Когда речь идёт о вождях, то… Это что – скромность? Или вы и в самом деле не считаете себя вождями?

– Это скромность, – ответил первый министр.

– А по-моему, это никакая не скромность, а элементарная трусость, – сказал Всучинни. – И если ты стесняешься назвать себя вождём, то какой же ты в таком случае первый министр? Ну хорошо, раз уж у меня всё равно не получается монолога, хотя я предупреждал вас, что мои вопросы к вам – риторические и не требуют ваших ответов. Однако, как я понимаю, у вас есть желание поговорить. Что ж, поговорим. Вот ты, министр образования, ты считаешь себя вождём?

– Я никогда не думал… – растерянно ответил министр образования 101-ой планеты, – в смысле… никогда не рассматривал своё положение в таком… виде.

– Ну, а если подумать? – спросил Всучинни. – Если взять, и хоть разик один, да задуматься над тем, кто ты есть на самом деле? Не о своих творческих способностях и о своём развитии думать, о чём постоянно думаете, а о том, кто же ты есть на самом деле?

– Вождь или не вождь? – уточнил министр образования.

– Ну да, – ответил Всучинни, улыбаясь и подмигивая при этом первому министру, – вождь ты или кто?

Весь кабинет министров с интересом слушал и наблюдал за происходящим. Министр образования испуганно оглядел своих коллег. Не знаю, может, в их лицах он пытался понять, что они думают по этому поводу. И если бы хоть один из них ну хотя бы улыбнулся, то, наверное, министр образования повёл бы себя иначе; он понял бы тогда, что всё происходящее – это всё несерьёзно и именно так всё это и воспринял бы, как шутку, как что-то, к чему ни в коем случае нельзя относиться серьёзно. Но в том-то всё и дело, что лица министров были серьёзными как никогда.

– Ну так мы ждём, министр образования, – весело продолжал Всучинни, – просвети нас.

– Что? – нервно спросил министр образования, который не понял, в силу своих размышлений о происходящем, что именно спросил у него Всучинни.

– Вождь ты? – грозно спросил Всучинни. – Или нет?

– Вождь, – ответил министр образования, криво улыбнулся и посмотрел на Дурачелли. В улыбке его была жалость и вина.

– А если ты вождь, то почему твоего портрета нет в магазинах нашей планеты? – спросил Всучинни. – И это касается всех, господа! – заорал Всучинни. – Может, кто-то здесь считает, что его это не касается, то он ошибается. Это касается всех. Потому что каждый из вас является вождём. И не имеет значения, что статус вождя сегодня на нашей несчастной планете ещё ничего не значит. Это мы исправим. Для этого я и пришёл к вам, чтобы это исправить. Сейчас же важно, чтобы каждый… – здесь Всучинни перешёл на тихий и доверительный тон, – каждый из вас осознал, насколько значительно, насколько высоко и ответственно его положение. Без этого я ничего, абсолютно ничего не смогу сделать. Необходимо, чтобы именно вы прежде всего поверили в самих себя. Понимаете? Именно вы! Прежде всего! Поверили в свою значительность! Да поймите же вы, чудаки, что я добра вам желаю, – с этого момента Всучинни говорил тихо, спокойно, доверительно; говорил так, как обычно говорят с теми, кем дорожишь, кого уважаешь и кого считаешь своим близким другом. – Поймите, что вас мало. На сотни миллиардов жителей вас всего-то ничего. Вы все уместились в одном небольшом зале, за одним, пусть и большим, столом. А ваши портреты при этом не продаются в магазинах. Почему? А я не знаю. Здесь вот некоторые пытались говорить о какой-то скромности, но я ещё раз повторяю, что это никакая не скромность, а скорее трусость и стремление уйти от ответственности, дескать, никто не молится на меня по ночам и поэтому я могу воротить всё, чего хочу. Так что ли?

– Нет-нет! – раздался дружный протест собравшихся в небольшом зале за большим столом. – Мы не такие. Мы не снимаем с себя ответственности! И мы не боимся ответственности!

– А если вы, как вы утверждаете, – тихо, но зловеще произнёс Всучинни, – не боитесь ответственности, то почему до сих пор вы не растиражировали свои изображения и не предоставили возможность жителям нашей планеты приобретать их по разумной, но недешёвой цене? Почему жители нашей планеты не имеют возможности видеть ваши счастливые физиономии у себя в квартирах? Обратите внимание, я сказал по разумной, но недешёвой цене! Это важно. К разговору о ценах мы ещё вернёмся. После ваших портретов, это вторая по важности проблема, которая существует на нашей планете.

– А в чём Вы видите проблему? – услышал Всучинни женский голос. Обернувшись, Всучинни увидел женщину.

– Ты кто? – спросил Всучинни.

– Я министр ценообразования, – ответила женщина.

– После, – ответил ей Всучинни. – Сейчас с портретами вашими разберёмся и перейдём к ценам. Итак, – Всучинни обратился ко всем, – есть у кого сомнения какие насчёт торговли своими изображениями?

– У меня вопрос, – сказал министр образования. – С какой стати жители нашей планеты станут покупать наши портреты? А тем более, зачем им на нас молиться?

– Речь не о том, чтобы жители нашей планеты покупали ваши портреты, – ответил Всучинни, – речь о том только, чтобы ваши портреты были в продаже. Сам факт, понимаете, сам факт важен. И не обязательно, чтобы ваши портреты кто-то покупал. Честно говоря, я бы очень удивился, если бы узнал, что ваши портреты кто-то покупает. А тем более странно было бы, если на вас начали бы молиться. Впрочем, может так статься, что ваши портреты будут расходиться даже очень хорошо и я не исключаю, что кому-то даже придёт идея создать на основе вашей персоны какую-нибудь небольшую религиозную организацию. Почему нет? Я собираюсь заварить такую кашу на нашей планете, что… Возможно, ваши портреты будут идти на ура, а вас причислят к богам и мы на этом неплохо заработаем.

– Но зачем? – спросил министр образования. – Я не понимаю, зачем нам продавать свои портреты, зачем нужны религии, основанные на наших персонах, и зачем причислять нас к божествам? Только чтобы на этом заработать?

– Заработать в том числе. Но не это главное. Главное, мы должны породить в людях такое чувство, как зависть, – ответил Всучинни. – Граждане нашей планеты не умеют завидовать. Отсюда и женщины, которые покупают себе резиновые сапоги за двести монет. Женщина, которая умеет завидовать, никогда, слышите, никогда не выйдет на улицу в резиновых сапогах за двести монет.

– Завидовать? – хором спросило правительство.

– Завидовать – это значит сравнивать своё положение с положением другого, оценивать своё положение как худшее и расстраиваться тому, что положение другого лучше, – ответил Всучинни. – Мы должны сделать всё, чтобы жители нашей планеты начали сравнивать своё положение с положением других людей и в первую очередь с вашим, министры, положением.

– Но наше положение ничем не отличается от положения остальных жителей планеты, – сказал Дурачелли, – здесь и сравнивать нечего. Все мы находимся в одинаковом положении. Не существует лучшего и худшего положения. Мы отличаемся друг от друга исключительно своими творческими способностями.

– Вот! – многозначительно ответил Всучинни. – В том-то всё и дело, что Ваше, господин президент, положение, не отличается от положения других людей. А в сравнении своих творческих способностей с творческими способностями других людей радости никакой нет и быть не может. Радость можно испытать только в сравнении своего положения, материального, социального и прочего, с положением другого и то, если есть выгодное отличие.

– А оно должно выгодно отличаться? – спросил Дурачелли.

– Не просто выгодно отличаться! – ответил Всучинни. – Ваше положение, господин президент, должно очень выгодно отличаться, оно должно кардинально отличаться от положения других жителей и отличаться в очень, очень, очень выгодную сторону. Ваше положение, господа, сейчас я обращаюсь ко всем, а не только к господину президенту, должно выгоднейшим образом отличаться от положения других людей. А что для этого необходимо?

– Что необходимо? – дружно спросили министры.

– А для этого именно вам необходимо наделить самих себя особыми привилегиями, – ответил Всучинни. – А вы как думали? Вы думали, что Счастье само к вам придёт? И не надейтесь. Давным-давно, когда наша планета только зарождалась, Счастье действительно носилось по Вселенной и давалось в руки любому желающему.

– А сегодня что? – испуганно спросил Дурачелли.

– А сегодня Счастье уже не бегает, – ответил Всучинни.

– Почему? – тихо спросил Дурачелли.

– Потому что наступили такие времена, когда за Счастье стали бороться, – ответил Всучинни, – и даже не бороться, а… воевать. Воевать насмерть. Счастье не могло оставаться в стороне от происходящего и приняло участие в некоторых сражениях. В результате чего осталась без ног. С тех пор Счастье уже не гоняется за людьми, а сидит себе спокойно на каком-нибудь одном месте и ждёт, когда за ним придут.

– А на каком именно месте сидит безногое Счастье? – робко спросил первый министр.

– А на том самом месте и сидит, на котором её обронят, – ответил Всучинни.

– Кто обронит? – спросил Дурачелли.

– А тот, кто не в силах удержать в своих руках безногое Счастье, – ответил Всучинни. – Кто подобрал его когда-то, но удержать не смог. Впрочем, мы отвлеклись, господа. Напомните мне, о чём мы говорили?

– Мы говорили, вернее вы говорили, – сказал первый министр, – что нам необходимо создать самим себе высокое положение.

– Я говорил о создании особых привилегий, – уточнил Всучинни, – но и ваша трактовка мне симпатична. Вы уловили суть, первый министр. Вы поняли главное. Давайте теперь подробно рассмотрим, что такое привилегированное положение и каким образом этого положения можно добиться.

Здесь Всучинни снова взял паузу и внимательно посмотрел на министров.

– А вам вообще, министры, интересно то, что я рассказываю? – тихо спросил Всучинни.

– Да, да, – раздался дружный ответ министров. – Очень интересно. Портреты! Церкви во имя нас! Стать богами! Это интересно! Это куда интересней, чем развитие своих творческих способностей.

– Потому как, если вам не интересно, министры, то вы скажите, – сказал Всучинни, – я сразу прекращу и уйду от вас и вы больше меня никогда не увидите и не услышите.

– Нам интересно, – дружно, хотя и не очень стройно, воскликнули министры, – не уходи от нас.

– Я ведь понимаю, – продолжал скромничать Всучинни, – что насильно-то мил не будешь.

– Нет никакого насилия, – убеждали Всучинни министры, – мы добровольно, понимаешь, мы по доброй воле тебя здесь слушаем. Мы чувствуем, что в твоих словах есть что-то очень и очень важное для нас, очень близкое нам. Мы ещё не понимаем, что именно представляет из себя это самое важное, но то, что это нечто такое, что является очень и очень важным, мы не сомневаемся.

– Итак, – продолжал Всучинни, – привилегированное положение! Что это? Привилегированное положение… Это очень просто, сейчас вы сами в этом убедитесь. Привилегированное положение – это когда ни Конституция нашей планеты, ни свод Законов и Правил, по которым наша планета существует, не касается того, кто находится в привилегированном положении. И чем выше привилегированное положение, тем в меньшей степени его касается какое-либо ограничение, какое предписано Законом, правилами или Конституцией. Привилегированное положение – это отсутствие запретов, отсутствие обязанностей и ограничений. Привилегированное положение – это одни только права. Проще говоря, привилегированное положение – это вседозволенность. Стоящему на вершине можно всё. Дурачелли, ты понимаешь, о чём я говорю, когда говорю о стоящем на вершине?

– Ты говоришь обо мне? – робко ответил Дурачелли.

– Я говорю о тебе, – сказал Всучинни. – Именно ты и есть наша вершина. Тебе можно всё. Им, – Всучинни показал на министров, – тоже многое позволено, но не всё. Вот смотри, сейчас я приведу пример. Возьми пистолет, – Всучинни протянул президенту 101-ой планеты пистолет. Дурачелли взял пистолет, с удивлением посмотрел на министров и пожал плечами, дескать, он ничего не понимает. – Замечательно! А теперь убей кого-нибудь из них.

– Кого убить? – не понял Дурачелли.

– Да кого хочешь, – ответил Всучинни, – тебе за это ничего не будет. Ну, хочешь, убей вот его, – Всучинни показал на министра образования.

– Нет-нет, – воскликнул министр образования, – только не меня. У меня жена и ребёнок.

– У него жена и ребёнок, – испуганно произнёс Дурачелли.

– Кстати, – сказал Всучинни, – ты также можешь спокойно убить и его жену, и его ребёнка и тебе за это тоже ничего не будет. Ну хорошо, – сказал Всучинни, видя нерешительность на лице Дурачелли, – не хочешь убивать его, можешь убить министра ценообразования. Здесь ведь что важно, – уже ко всем обратился Всучинни, – важно понять, что находясь на самом высоком посту, ты можешь делать всё.

– А можно я в другой раз кого-нибудь убью, – попросил Дурачелли. – Я, знаете ли, ещё как-то не привык к своему такому положению.

– Хорошо, – разрешил Всучинни, – убьёшь кого-нибудь после. Но главное, я надеюсь, ты понял?

– Я понял, понял, – стал убеждать Дурачелли.

– И не думайте, что привилегированное положение достаётся вам даром, – серьёзно сказал Всучинни. – В этом мире за всё придётся платить. За своё положение вы заплатите своими творческими способностями. Вы их полностью утратите. Чем выше положение, тем меньше творческих способностей. По-моему, это замечательно, что вы больше не будете переживать по этому поводу. Разве это не счастье? Вы будете только наслаждаться своим привилегированным положением и всё. Кстати, забыл сказать, что когда вы сами обладаете привилегированным положением, то автоматически такими же привилегиями наделяются и ваши дети, ваши жены или мужья, прочие ваши родственники, ваши друзья и близкие вам люди. Даже любовники и любовницы. Сейчас, на примере Дурачелли, мы могли убедиться, что мало обладать привилегиями, необходимо ещё и уметь ими пользоваться. Это не так просто, как может показаться в начале. Слишком долго вы вели непривилегированное существование и привыкли к этому. Перестройка сознания займёт какое-то время. Здесь, как нигде, важны именно практические дела. Итак, мы переходим к практическим занятиям. Сейчас все вы разойдётесь по планете и начнёте творить всяческое беззаконие. Точно так же должны творить беззаконие и ваши родные и близкие, ваши друзья и знакомые. Иного способа перестроить своё сознание, как совершая преступление, не существует.

– Творить беззаконие? – удивились министры. – Это как? Приведите хоть несколько примеров того, что это значит?

– Как дети, честное слово, – усмехнулся Всучинни, – не знают, что такое творить беззаконие. Берите взятки! Используйте своё служебное положение налево и направо в корыстных целях! Расставляйте везде на все посты только своих людей! Расхищайте казну. Можете начать с малого, например, с того, что вы начнёте давить людей насмерть своими личными автомобилями на пешеходных переходах, а ещё лучше на остановках общественного транспорта! И обязательно садитесь за руль пьяными. И вообще, побольше делайте того, что сейчас считается просто неприличным. Понимаете?

– У нас нет личных автомобилей, – испуганно произнесла министр ценообразования.

– Так заведи себя личный автомобиль, – строго ответил Всучинни. – Вот тоже… Дура-баба. Личного автомобиля у неё, видите ли, нет. Заведи личный автомобиль. Купи и он у тебя будет. А лучше укради.

– Или получи в качестве взятки, – робко подсказал министр образования.

– Так ведь закон запрещает иметь личный транспорт, – сказала министр ценообразования.

– Господа, – разочарованно произнёс Всучинни, – ну это уже никуда не годится. Ну объясните хоть вы ей, о чём я талдычу здесь уже сколько времени? А? А она говорит о каком-то законе.

– Закон побоку, – весело объясняли министры незадачливой коллеге суть дела, – плевать на закон.

– Плевать на закон? – переспрашивала министр ценообразования, поправляя очки на своём носу.

– В том-то всё и дело, – весело и охотно, с большим желанием говорили министры. – Закон есть, а нам на него плевать. Нам теперь можно всё.

– Понимаю, – тихо промолвила министр ценообразования. – Вот теперь я всё поняла.

– Идите, господа, – торжественно произнёс Всучинни, – идите и проявляйте себя во всём блеске своего величия, которое имеется в вас, благодаря вашей безнаказанности, и благодаря той привилегированности, которую вы имеете в силу занимаемого положения.

Министры дружно встали из-за стола и, обсуждая только что услышанное, пошли на выход. Дурачелли тоже встал и тоже собирался было идти пакостить вместе со всеми, но Всучинни остановил его.

– А вас, господин президент, я попрошу остаться, – сказал Всучинни.

– Спасибо, – ответил Дурачелли и сел на своё место.

9

Дождавшись, когда последний министр покинул зал заседаний, Всучинни закрыл дверь на ключ.

– Вам, господин президент 101-ой планеты, не стоит быть вместе с ними. Учитесь гадить в одиночку.

– Честно говоря, мне вообще не хочется гадить.

– Понимаю, господин президент, понимаю. Я, может быть, как никто Вас сейчас понимаю. В Вас ещё слишком много творческих способностей. Но, к сожалению, если хочешь радоваться жизни, гадить придётся. Увы!

– Придётся?! – испуганно спросил президент.

– Да, – просто ответил Всучинни. – Ваши ближайшие подданные сейчас наворотят там столько всего, что Вы просто не сможете остаться в стороне. Они Вам этого не простят. Они, будучи по уши в дерьме, по локоть в крови, и не допустят, чтобы ими руководил человек с чистой совестью, чистыми руками и незапятнанной репутацией. Ведь Вам придётся…

– Я должен буду их защищать? – перебил его президент.

– Вы догадливый, господин президент, – усмехнулся Всучинни. – Вы очень верно подметили основную свою задачу. Основную, так сказать, задачу президента.

– Задача президента теперь в том, чтобы защищать привилегированных, защищать тех, кто стоит у власти, но совершивших преступления? – спросил президент.

– Теперь – да, – ответил Всучинни. – А как Вы сможете защищать привилегированных преступников, если сами не станете преступником? Это духовно невозможно.

– Я понимаю, – тихо произнёс Дурачелли.

– Кстати, – сказал Всучинни, – Ваша жена и Ваши дети сейчас так же, как и все остальные стоящие у власти и привилегированные и их родные и близкие, их друзья и знакомые совершают преступления.

– Как? – воскликнул президент. – И моя жена?

– И Ваши дети, господин президент, – уточнил Всучинни. – Ваши дети также совершают преступления. И вообще, господин президент, имейте в виду, что сейчас все на планете совершают преступления.

– В каком смысле? – испуганно спросил президент.

– Да в таком, Дурачелли, – ответил Всучинни, – что сейчас все на планете врут, крадут, насилуют, шантажируют, подкупают, берут взятки и так далее и тому подобное, и чем выше положение человека, тем больше он совершает разнообразных преступлений. Творческие способности человека как бы преобразуются в способности разнообразить свою преступную деятельность.

– Почему? – спросил президент.

– Что почему? – не понял Всучинни.

– Почему они это делают? – спросил Дурачелли.

– Как почему? – удивился Всучинни. – А иначе какой смысл в том, чтобы занимать высокое положение? Какой смысл бороться за привилегии, если их не использовать?

– А что, разве уже все борются за привилегированные положения? – спросил Дурачелли.

– Да, господин президент, да, – ответил Всучинни. – Министры уже сделали первые шаги, а это главное дело. С этого всё начинается. Дальше зараза уже будет распространяться сама собой. А знаете, господин президент, что меня больше всего во всём этом радует?

– Что? – спросил Дурачелли.

– Что каждый человек имеет возможность обрести ту или иную привилегию, – ответил Всучинни, – в зависимости от своих творческих способностей.

– Да-да, это радует, – неуверенно произнёс Дурачелли. – Правда, при этом человек утрачивает свои творческие способности, но… Он увеличивает свои привилегии. Ведь так? Скажи, Всучинни, а в чём моя, так сказать, основная роль?

– Твоя роль очень проста, – ответил Всучинни, – и очень скоро ты сам поймёшь, в чём именно состоит твоя роль. Вон, слышишь? Это шаги министров. Они возвращаются. Давай-ка я открою им дверь и мы послушаем их. Уверен, что теперь именно настало твоё время.

10

Всучинни открыл дверь зала заседаний. Министры по очереди входили в зал и рассаживались на свои места. Всучинни дождался, когда все расселись, и продолжил.

– Ну что, – радостно воскликнул Всучинни, – как успехи? Вижу, вижу. По рожам вашим вижу, что время вы зря не теряли. Вы сейчас похожи на откормленных и затравленных крыс. Это замечательно. Это здорово, господа! Ведь сейчас, когда решается судьба всей планеты, да что там планеты, судьба всей Вселенной решается в данный момент, именно на откормленных и загнанных в угол крыс вы более всего и должны походить.

– Это всё пустые слова, Всучинни, – строго ответили министры, – нам не до шуток. Всё оказалось намного серьёзней, чем мы думали. Планета возмущена нашим поведением.

– Вот как? – весело удивился Всучинни. – Планета ещё не утратила способность возмущаться гнусным поведением своих вождей?

– Прекратите паясничать, Всучинни, – воскликнули министры. – Мы все находимся в тяжелейшем, если не сказать больше, в катастрофическом положении. Не все, как мы, хотят утратить свои творческие способности. Разъяренная нашим беззаконием толпа требует привлечь нас к суду. Нас и наших детей, наших жён и матерей, братьев и отцов, наших друзей. Любовниц, в конце концов. Мы понимаем, что жертвы необходимы и… мы не дети и понимали, что жертвы будут, и мы были готовы пожертвовать, но… Одно дело – жертвовать родителями или детьми – это ещё куда ни шло, и совсем другое – жертвовать любовницами.

– Или любовниками! – добавила министр ценообразования.

– Вы же знаете, Всучинни, как трудно в наше время найти хорошую любовницу, – сказали министры.

– И любовника хорошего также найти непросто, – добавила министр ценообразования.

– Что нам делать, Всучинни? – вопрошали министры. – Мы выполнили, как Вы и просили, практические задания, но… Мы не знаем, что нам делать дальше. Спаси нас, Всучинни. Ты обязан это сделать. Наши руки по локоть в крови; с наших клыков капает кровь людей, съеденных нами заживо, фигурально выражаясь. Ты не можешь не помочь нам. Ты не можешь бросить нас в таком состоянии.

– Конечно-конечно, – отвечал Всучинни, – я не брошу вас и я помогу вам. Ну что, Дурачелли, пришёл и твой черёд. Первый шаг за тобой.

– Что я должен сделать? – спросил Дурачелли.

– Для начала необходимо принести жертву, – ответил Всучинни, – жертву, господа, жертву. К сожалению, когда дело касается уголовных преступлений, а именно в них вы все сейчас погрязли, без жертвы, а лучше сказать, без жертв ну просто никак не обойтись. Ничто так не смягчает сердца жаждущих правосудия, как жертва. Это вам скажет любой религиовед, господа. На этом, кстати, построена любая религиозная система.

– Но нас, когда посылали на преступления, не говорили о том, что будут жертвы, – возмутилось правительство.

– Такова теперь жизнь, друзья мои, – утешал несчастных Всучинни, – принимайте её такой, какая она есть, со всеми её сюрпризами, как приятными, так и неприятными.

– Кого Вы предлагаете принести в жертву? – спросил Дурачелли.

– Хороший вопрос, – ответил Всучинни. – Здесь важно помнить первое правило жертвы.

– Первое правило жертвы? – переспросили министры.

– Жертва должна быть абсурдной и пострадать должен невиновный, – ответил Всучинни. – Умы людей должны оказаться в замешательстве. Никто не должен понять, почему именно те или другие оказались принесёнными в жертву. Поднимите руки те, кто не испачкал свои руки в крови или испачкал, но не очень сильно?

– Поднялись всего две руки.

– Мы не успели, – стали оправдываться министры, чьи руки были ещё пока чисты. – Мы не знали, что теперь можно всё. Нас не предупредили.

– Всего двое? – разочарованно произнёс Всучинни. – Почему так мало? Вы совершили столько всего, что… для жертвы, боюсь, этого будет недостаточно. Впрочем, ладно; начнём с них, а там посмотрим. Может, и хватит этих двух. Да… и учтите, что в дальнейшем чистых рук уже не будет. Так что, если не хотите стать следующей жертвой, то совершайте как можно больше преступлений. Дурачелли, а ты строго смотри за тем, чтобы жертва была самой невинной. Зрители должны ужаснуться от несправедливости в деле жертвоприношения и в результате обожествить жертву. Рано или поздно, какая-нибудь особо несправедливая жертва будет обожествлена людьми и на основе её они создадут церковь, которая всё окончательно уладит. На планете появится особый вид привилегированности – религиозный. И вы возьмётесь за руки. Религиозная привилегированность и привилегированность светская возьмутся за руки и пойдут по жизни вместе к дальнейшим завоеваниям.

– Я всё понял, Всучинни, – сказал Дурачелли. – Я понял, в чём смысл моей должности.

– Вот и славно! Этих двоих – под суд. На их основе, конечно, религии не создать, но сейчас не это главное. Главное, что в сознании людей появится такое понятие, как «несправедливая жертва». В конце концов, это даст свои результаты. А мы переходим к главному, – сказал Всучинни.

Дурачелли вызвал охрану и двое незадачливых министров под насмешки коллег были выведены из зала и преданы суду. Уже через час оба были приговорены к домашнему аресту сроком на две недели. Само собой разумеется, что подобной жертвы оказалось недостаточно, чтобы обожествить её.

– Атмосфера! – произнёс Всучинни. – Вот что сейчас главное и вот над чем мы все будем работать. – Итак… – Всучинни задумался. – Все вы, наверное, прекрасно понимаете, что одними жертвами сыт не будешь. Преступления, совершаемые вами и стоящими ниже вас, в конце концов, достигнут таких размеров, что никакая жертва не сможет их оправдать; я имею в виду, оправдать полностью. Жертвоприношения мы будем продолжать, продолжать даже после того, когда на основе какой-то жертвы возникнет религиозный культ, но одного только этого будет недостаточно. Необходимо создать такую атмосферу на планете, чтобы все те преступления, которые будете совершать вы и вам подобные, но стоящие ниже вас, воспринимались бы как нечто само собой разумеющееся. Каким образом это делается? Делается это так. Людей необходимо заставить суетиться вокруг глупости. А для этого необходимо наводнить планету этой самой глупостью. И чем больше будет суеты вокруг глупости, тем лучше. Суета вокруг глупости неизбежно приведёт к тому, что и человек станет глупее. Чем больше и значительней глупость, тем больше суеты, тем глупее человек и тем естественнее им будут восприниматься преступления, которые вы будете совершать. О какой глупости речь. В первую очередь это касается смысла нашей жизни. Ну посмотрите, ради чего мы сейчас живём?