Лазоревый грех Гамильтон Лорел
— Они нам прислали все — так они сказали. — Судя по выражению ее лица, она не до конца в это верила, но приходилось довольствоваться тем, что есть. — Они еще весьма обеспокоены, что в Штатах могут оказаться и друзья Хайнрика. Мы собираемся раздать пачку фотографий всем патрульным с указанием наблюдать и докладывать, но не пытаться задержать.
— Вы думаете, они опасны? — спросила я.
Она посмотрела на меня недоуменно:
— Вы же читали дело Хайнрика. Разве вы сами так не думаете?
Я пожала плечами:
— Да, пожалуй. — Я снова перешла к списку известных контактов. — Ни одно имя мне ничего не говорит.
Я закрыла папку и положила ее позади двух фотографий. На этот раз я взяла вторую, ту, где был светловолосый. На фото волосы казались белыми. Или белокурыми, но очень светлыми. Фона, по которому можно было бы определить его размер, не было. Снимок во все лицо, близко, и виден только торс. Человек стоял, опираясь на стол в момент разговора. Эта фотография была лучше, подробнее, но я все равно его не узнавала.
— Это снято скрытой камерой наблюдения?
— Почему вы так думаете?
Я пододвинула ей фотографию.
— Во-первых, необычный ракурс, будто камера на уровне бедер. Обычно никто с бедра не снимает. Во-вторых, он разговаривает, но в камеру не смотрит, а это слишком естественно. Я бы поставила приличные деньги, что он не знал о съемке.
— И могли бы выиграть. — Она взяла у меня фотографию и стала рассматривать, стараясь подобрать удачный ракурс. — А какая разница, как снимали?
Ее глаза стали вежливо-холодными — глаза хорошего копа, подозрительного и желающего узнать то, что знаю я.
— Понимаете, я видела, как вы тут пытались допрашивать Хайнрика и его приятеля. Как заевшая пластинка. Можете их продержать семьдесят два часа, но они каждую минуту будут повторять именно это.
— Согласна.
— Мы могли бы взять их на пушку. Сказать Хайнрику, что его друзьям следовало бы лучше следить за обстановкой. Тут неясно, где сделаны снимки. Блондин просто в комнате, не более того.
О'Брайен покачала головой:
— Мы пока еще мало знаем, чтобы брать на пушку.
— Если бы я вспомнила, где я этих типов видела, можно было бы попробовать.
Она посмотрела на меня, будто я наконец-то сделала что-то, заслуживающее интереса.
— Можно было бы, — сказала она осторожно.
— И даже если я не вспомню... если семьдесят два часа начнут кончаться, отчего бы нам не сблефовать?
— Зачем? — спросила она.
Я скрестила руки на груди, подавив желание обхватить себя за плечи.
— Потому что я хочу знать, зачем этот гад за мной следил. А если ему нужна не я лично, тогда я еще сильнее буду волноваться за Сент-Луис в целом.
— Это почему? — нахмурилась она.
— Если Хайнрик и его команда приехали вообще в город, то дело пахнет терроризмом. Наверное, еще с расовым уклоном. — Я коснулась пальцем папки. — Хотя он пару раз работал для людей иной масти, так сказать. Интересно, как он это обосновал своим друзьям-расистам?
— Может быть, он просто наемник, — предположила О'Брайен. — Может, это случайно он работает чаще на белых расистов. У них были деньги, когда ему они были нужны.
Я подняла на нее глаза:
— И вы в это верите?
— Нет, — улыбнулась она. — А вы, Блейк, мыслите как коп, в этом надо отдать вам справедливость. Не ожидала.
— Спасибо. — Я восприняла это как очень высокую похвалу, как оно и было.
— Нет. Птица, что ходит как утка и крякает как утка утка и есть. По его досье видно, что он — белый расист, который не брезгует брать деньги у тех самых людей, которых желает уничтожить. Он расист, но не фанатик.
— Наверное, вы правы, — кивнула я.
Она посмотрела на меня пару секунд, потом кивнула, будто пришла к решению.
— Если семьдесят два часа подойдут к концу, можете приходить, и попробуем брать на пушку, но для этого нам бы стоило иметь пушку получше двух зернистых фотографий.
Я кивнула:
— Согласна. Я изо всех сил постараюсь что-нибудь вспомнить до того, как мы пойдем тянуть льва из логова за бороду.
— Тянуть льва из логова за бороду? Какую это книжку вы недавно прочитали?
Я покачала головой:
— Мне читают вслух друзья. Если книжка без картинок, я почти ничего не могу в ней понять.
Она еще раз на меня посмотрела, наполовину с раздражением, а наполовину пытаясь скрыть улыбку.
— Что-то я сомневаюсь, Блейк.
На самом деле мы с Микой и Натэниелом читаем друг другу по вечерам по очереди. Мика был потрясен, узнав, что ни я, ни Натэниел не читали «Питера Пэна», и с него мы начали. А я потом узнала, что Мика не читал «Паутинку Шарлотты». Натэниел в детстве читал сам себе книжки, но ему никто никогда не читал вслух. Он не мог вспомнить ни одного такого случая. Только это он и сказал, что не может вспомнить, как ему читают книжку, но такая фраза говорит больше целых томов. Так что мы стали читать друг другу по очереди — такой ритуал отхода ко сну, более домашний и почему-то даже более интимный, чем секс или кормление ardeur'a. Любимые детские книжки читаешь не тем, с кем трахаешься, а тем, кого любишь. Вот опять это слово — «любовь». Кажется, я не очень понимаю, что оно значит.
— Блейк! Блейк, вы еще здесь?
Я заморгала и поняла, что О'Брайен обращается ко мне, а я не слышу.
— Извините, я, кажется, задумалась.
— Кажется, не о самых приятных вещах.
Что тут скажешь? И приятных, и неприятных, как вся моя личная жизнь. А вслух я произнесла:
— Извините. Меня малость нервирует, когда у меня на хвосте висит тип вроде Хайнрика.
— У вас был не испуганный вид, Блейк. У вас был вид человека, слишком глубоко задумавшегося.
— За мной гонялись наемные убийцы, бывало, но не террористы с политическим уклоном. В том, чем я занимаюсь, близко нет политики.
Уже произнося эту фразу, я знала, что она неверна. Есть два вида политики, в которых я увязла по уши: меховая и вампирская. Блин, а что, если его наняла Белль? Нет, как-то не складывается. Я слишком тесно соприкасалась с ней разумом, она все еще думает, что может мной овладеть. А то, чем она собирается править или пользоваться, она уничтожать не станет.
Ричард все еще разгребал ту политическую неразбериху, которую устроил в стае своей попыткой установить демократию. Всеобщее, равное и так далее. Ни черта не вышло, потому что он забыл сохранить за собой президентское вето. Он — Ульфрик, царь волков, и сам выхолостил свой пост, а теперь никак не мог восстановить уважение и основу власти, в которой нуждался. Я ему помогала, но часть стаи считала мое вмешательство еще одним признаком его слабости. Блин, да и сам Ричард так считал.
Но сейчас, насколько я знала, никто не пытался наезжать на стаю Ричарда. Соседние стаи решили держаться подальше, пока пыль не осядет. В стае никого не было, кто мог бы бросить ему вызов за пост вожака, кроме Сильвии, а она этого не делала, потому что к Ричарду хорошо относилась и не хотела ставить себя перед необходимостью его убивать. Если бы Ричард не боялся того, что может устроить Сильвия, став Ульфриком, он бы мог и так уступить ей, но он знал, и Сильвия не скрывала, что ее первым приказом было бы убить всех, подозреваемых в нелояльности. Таких могло бы набраться до двух дюжин, и Ричарду этого не хотелось. Но Сильвия, будь у нее проблемы, пришла бы прямо ко мне. А значит...
Я посмотрела на О'Брайен. Она вглядывалась в меня, пытаясь прочесть мои мысли. Я не знаю, что она увидела у меня на лице. Сегодня я была не в лучшей форме.
— Выкладывайте, Блейк, — сказала она.
Я решила, что полуправда будет лучше, чем ничего.
— Я подумала, что есть один вид политики, в котором я участвую.
— И это?
— Вампиры. У меня тесные связи с Мастером города Сент-Луис. Не думаю, что Хайнрик сознательно стал бы работать на вампира, но он мог этого не знать. Такую работу обычно заказывают через посредника, и никто никого не видит в лицо.
— А с чего это какому-нибудь вампиру взбрело бы в голову вас убивать за то, что вы встречаетесь с Мастером города?
Я пожала плечами.
— В последний раз, когда меня пытались убить, то именно по этой причине. Они считали, что это ослабит... Мастера, отвлечет его внимание.
Она перегнулась через стол, скрестив руки на животе.
— И вы думаете, что так оно и на этот раз?
Я сдвинула брови и покачала головой.
— Не знаю. Не думаю, но никакая другая политика мне в голову не приходит.
— Я занесу в дело и передам по команде. Можем вам предложить защиту полиции.
— У вас на такие вещи выделены средства?
Она улыбнулась, но не так чтобы радостно.
— У Хайнрика в досье есть слово «террорист». Поверьте мне, в наше время это страшное слово позволит мне поставить на вашу защиту кодлу здоровых мужиков.
— Не следует ли говорить «людей»? — спросила я, глядя ей прямо в глаза.
Она фыркнула:
— В гробу я видала эту политкорректность, да и вы, кажется, тоже.
— Извините, не устояла против искушения.
— К тому же вы достаточно давно работаете с полицией и знаете, что это обычно именно мужики.
— Увы, это правда.
— Так как насчет полицейского сопровождения или наблюдения?
— Дайте мне подумать, — попросила я.
Она встала, опершись руками на стол. Надо мной она не нависла, но все-таки была высокой.
— А почему вы не хотите нашей защиты, миз Блейк?
— Я могла бы получить копию доклада?
Она улыбнулась, но не слишком приветливо:
— Подайте запрос, и я не сомневаюсь, что через день-другой он будет удовлетворен.
— А нельзя просто снять ксерокс?
— Нельзя.
— Почему?
— Потому что вы отказываетесь от защиты полиции, а значит, что-то скрываете.
— Может быть. Но если вы мне дадите копии фотографий, я, быть может, их смогу идентифицировать.
— Как?
Я пожала плечами:
— У меня есть каналы.
— И вы думаете, что у этих каналов разведка лучше государственной?
— Скажем так: я знаю их мотивы и приоритеты. Но не могу сказать того же о сотрудниках всех ведомств моего правительства.
Мы несколько секунд поиграли в гляделки.
— Я не буду с вами этого обсуждать.
— Хорошо. Так можно мне хотя бы получить копии фотографий?
— Нет. — Ответ прозвучал окончательным.
— Вы себя ведете по-детски.
Она улыбнулась — скоре даже оскалилась.
— А вы что-то прячете. И если оно вдруг вынырнет и развалит все расследование, я добьюсь, чтобы вам это стоило таблички.
Я хотела сказать «попробуй, посмотрим», но промолчала. Слишком недавно была у меня табличка, чтобы я знала, на чем ее можно потерять, а на чем нет. Надо будет поинтересоваться поподробнее.
— Я слишком мало знаю, зачем Хайнрик за мной следил, чтобы скрывать что бы то ни было, О'Брайен.
— Вы это уже говорили.
Я встала со вздохом.
— Ну ладно.
— Всего хорошего, Блейк. Обращайтесь к вашим каналам, и посмотрим, что вам это даст. А я буду действовать через правительство и Интерпол. — Она подчеркнуто пожала плечами. — Назовите меня старомодной.
— Если вам так хочется.
— Идите, Блейк.
И я ушла.
Глава 38
Открыв дверцу джипа, я услышала, что звонит мой сотовый. Все время оставляю его в машине — забываю, что он у меня есть.
Я потянулась через сиденье и стала нашаривать его, одновременно захлопывая дверцу. Да, с распахнутой дверцей было бы прохладнее, но не хочу высовывать ноги наружу, когда лежу поперек сиденья. Не потому, что меня преследуют, — нормальная девичья паранойя.
Наконец я его достала на четвертом и последнем звонке, после которого он переходит в режим сообщений.
— Да, это я. Чего надо?
Грубо, конечно, зато я успела снять трубку.
— Ma petite? — спросил Жан-Клод, будто не был до конца уверен, что дозвонился именно до меня.
Хоть мне в бок воткнулась ручка переключения передач, а рука лежала на раскаленной коже сиденья, мне стало лучше. Приятно было услышать его голос, знать, что он первый мне позвонил. Значит, не так уж он на меня злится.
— Это я, Жан-Клод, извини, снова забыла телефон в джипе.
Я хотела сказать другое, но не могла найти нужные слова. Частично эта проблема заключалась в том, что я не знала, какие слова нужны и что они должны выражать.
— Полиция забрала Джейсона, — сказал он.
— Что ты говоришь?
— Приехали полицейские и увезли Джейсона.
Жан-Клод сообщал факты деловым голосом, лишенным интонаций. Обычно это означало, что на самом деле у него много эмоций, и ни одной из них мне не хотелось бы с ним делить.
Я сдвинулась на дюйм, чтобы рычаг не впивался мне в бок, и осталась лежать на сиденье. Под ложечкой запульсировали первые признаки страха.
— Зачем они его взяли? — прозвучал мой голос, такой же деловой и обычный, как у Жан-Клода.
— Для допроса по подозрению в убийстве. — Безразличный интеллигентный голос Жан-Клода не споткнулся на последнем слове.
— Каком убийстве? — спросила я еще более пустым голосом.
— Сержант Зебровски сказал, что ты сама сообразишь. И что брать Джейсона на осмотр места преступления не было удачной мыслью. Мне не было известно, что ты кого-нибудь берешь с собой при посещении места преступления.
— Ты говоришь так, будто это посещение друзей с визитом!
— Я не имел в виду ничего обидного, но зачем ты взяла с собой Джейсона?
— Я плохо себя чувствовала и не могла вести машину, полиция же не желала ждать, пока мне станет лучше.
— Отчего же тебе так нездоровилось, что ты не могла вести?
— Ну, кажется, потому что Ашер чертову уйму крови у меня взял. И еще у меня была сильная реакция на подчинение разума. От нее мне было не по себе.
— Насколько не по себе? — спросил он, и в его пустом голосе прозвучало что-то такое, чего я не могла сразу назвать.
— Пару раз я потеряла сознание, и меня вырвало. Достаточно? Теперь давай займемся текущей проблемой. Джейсон действительно арестован?
— Мне трудно было в этом разобраться, но думаю, что нет. Тем не менее его увезли в оковах.
— Это стандартная процедура для заведомого или подозреваемого ликантропа, — сказала я и заставила себя подняться, чтобы сидеть на сиденье, а не лежать поперек. Переднее сиденье джипа для этого не предназначено. — Ты знаешь, что если он не арестован, то он свободен в любой момент уйти с допроса?
— Это теория, ma petite, — усталым голосом произнес он.
— Это закон.
— Для людей, наверное, — сказал он мягко.
Я не смогла скрыть возмущение в голосе:
— Закон относится ко всем, Жан-Клод. Иначе система не работает.
Он тихо засмеялся, и впервые в этом смехе не было ничего неотмирного.
— Обычно ты не столь наивна, ma petite.
— Если его забрал Зебровски, то я знаю, куда его отвезли. И сейчас я недалеко от помещения РГРПС.
— И что ты собираешься делать? — спросил он, и в голосе его еще чувствовалась нотка того смеха.
— Вытащить Джейсона, — ответила я, застегивая страховочный ремень и пытаясь придержать телефон плечом, чтобы завести джип.
— Ты думаешь, это возможно?
— Вполне, — ответила я и чуть не уронила телефон, но машину завела. Кажется, сегодня у меня все время проблемы с координацией.
— Ты очень уверенно говоришь, ma petite.
— Потому что я уверена. — И я действительно была уверена, вот только дрожь в животе могла придерживаться другого мнения. — Извини, мне пора.
— Удачи, ma petite. Надеюсь, ты выручишь нашего волка.
— Сделаю все возможное.
— В этом у меня нет сомнений. Je t'aime, ma petite.
— Я тебя тоже люблю.
Разговор кончился. Зато хотя бы кончился словами «я тебя люблю». Все лучше, чем орать друг на друга. Положив телефон на соседнее сиденье, я включила передачу.
Все срочные дела — по очереди. Вытащить Джейсона, выйти на некоторых знакомых и узнать, что им известно о Хайнрике, а потом подготовиться к большому пиру с Мюзетт и компанией. Ах да, и еще сообразить, как урегулировать дело с Ашером, да так, чтобы не вбить навечно клин между собой и Жан-Клодом. Обычный такой день моей жизни. Из тех дней, когда я думаю, что, может быть, завести новую жизнь, другую жизнь, было бы совсем не так уж плохо. Но где, черт возьми, я свернула не туда и можно ли переделать человека, которому больше двадцати лет? И где взять эту новую жизнь, если старая так запуталась, что не знаешь, как ее распутать?
Хотела бы я знать.
Глава 39
Никто не остановил меня у дверей. Никто не остановил на лестнице. Меня просто спрашивали: «Привет, Анита, как жизнь?» Я не входила официально в РГРПС, но работала с ней так давно, что воспринималась здесь как местная принадлежность, нечто такое, что может и даже должно здесь быть.
И только детектив Джессика Арнет сказала мне первые слова, отличающиеся от «здрасьте».
— А где этот симпатюшка, который всегда за тобой хвостом ходит?
— Который из них?
Она засмеялась и чуть-чуть покраснела. И это привлекло мое внимание. Она всегда флиртовала с Натэниелом, но никогда я не обращала на это внимания, пока не увидела, как она краснеет.
— У тебя симпатюшек избыток, но я про того, что с фиалковыми глазами.
Я готова была прозакладывать месячное жалованье, что она его имя знает.
— Сегодня он остался дома.
Она положила на стол стопку папок — не на свой — и убрала волосы с лица. Там нечего было особенно убирать — жест остался от прежних времен, когда темные волосы были подлиннее. Короткая, чуть ниже уха, стрижка не льстила ей. Но лицо все равно оставалось хорошим, треугольным, с четко очерченными скулами, приятно обрамлявшими улыбку. Я раньше не замечала, но девушка была хорошенькая.
А хочет ли Натэниел вообще встречаться, просто с кем-то встречаться? Без цепей и хлыстов, а с ужином и кино. Когда-нибудь же я научусь укрощать ardeur, и pomme de sang мне тоже будет не нужен, и что тогда? Тогда Натэниел должен начать за кем-то ухаживать. Должен ведь? Раз я не буду его при себе держать.
У меня началась головная боль.
Детектив Арнет чуть не взяла меня за рукав, но остановилась.
— Что с тобой?
Я заставила себя улыбнуться:
— Да ничего. Ищу Зебровски.
Она мне сказала, в какой он комнате, потому что ее не предупредили этого не делать. Вообще-то я даже не была уверена, что ее надо было предупреждать. Теоретически все это проходило в рамках расследования, где Дольф обратился ко мне, так что я имела право здесь находиться при допросе подозреваемого. Мысленно произнесенная фраза звучала логично, но как-то безнадежно, будто я очень старалась сама себя в этом убедить.
На цыпочках я подошла к двери снаружи, чтобы заглянуть в окошко. Если судить по тому, что показывают по телевизору, то у допросных в полиции есть огромные, чуть ли не во всю стену двери, прозрачные в одну сторону. На самом деле на такое мало у каких участков хватает денег и помещений. В телевизоре так показывают, потому что получается зрелищней, а оператору легче работать. Мне лично кажется, что реальность достаточно драматична и без огромных окон, и в ней нет хороших ракурсов для камеры, а есть страдание. Может, я сегодня в мрачном настроении.
Я хотела быстренько заглянуть в допросную и убедиться на сто процентов, что попала туда.
Джейсон сидел за небольшим столиком, Зебровски напротив него, но отчего у меня ноги примерзли к полу — так это от вида Дольфа, прислонившегося к дальней стене. Зебровски сказал, что Дольф на две недели в отпуске. Соврал, что ли? Нет, как-то непохоже. Тогда что Дольф тут делает?
Я резко постучала в дверь и стала ждать, заставляя себя успокоиться, по крайней мере выглядеть спокойно. Зебровски приоткрыл щелочку, и глаза у него за очками полезли на лоб.
— Неудачное время, — сказал он и попытался показать глазами, что в комнате Дольф.
— Я знаю, что Дольф здесь, Зебровски. А я думала, что он на пару недель в отпуске.
Зебровски вздохнул, но глаза у него были сердитые. На меня, очевидно, за то, что я не исчезла и сделала только хуже. Делать только хуже — одна из моих профессий, и Зебровски пора бы уже это знать.
— Лейтенант Сторр находится здесь, поскольку он по-прежнему является главой Региональной Группы Расследования Противоестественных Событий, и именно он привлек наше внимание к данному подозреваемому.
— Подозреваемому? Отчего это Джейсон попал под подозрение?
— Анита, не надо это обсуждать в коридоре.
— Тогда пусти меня в комнату, и поговорим как цивилизованные люди. В коридоре меня держишь ты.
Он облизал губы и чуть не обернулся посмотреть на Дольфа, но сдержался.
— Входи, — понизил он голос до шепота, — но держись на этой половине комнаты.
Я вошла вслед за ним, и он жестом пригласил меня встать так, чтобы он оказался между мной и Дольфом. Как будто Зебровски опасался с его стороны непредвиденных действий.
— Нечего ей здесь делать, — сказал Дольф.
Зебровски расправил плечи и повернулся к нему.
— Мы ее просили нам помочь на месте преступления, Дольф.
— Я не просил.
— На самом деле именно ты и просил, — сказала я.
Дольф открыл рот, потом закрыл и сжал губы в ниточку. Он так крепко вцепился в собственные руки, что это должно было быть больно — будто он не доверял им, если они не будут за что-то держаться. В его глазах бушевала ярость. Обычно у него глаза копа, да такие, что другим копам у него поучиться, — ничего не выражающие. Сегодня они выражали все, но я не понимала, откуда такая злость.
Джейсон сидел у края стола, стараясь казаться как можно более маленьким и безобидным. Так как рост у него немногим больше моего, то у него получалось.
Зебровски закрыл дверь и сел на своей стороне стола рядом с Дольфом, оставив мне дальний стул.
Я не села.