На стыке ойкумен. Глоссарий хоротопа Коро Елена
Редактор Елена Николаевна Коробкина
Корректор Елена Николаевна Коробкина
© Елена Коро, 2017
ISBN 978-5-4485-3470-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Фаэзия
Ключевые концепты фаэтики
Фаэзия – философско-художественное направление, возникшее в геокультурном пространстве Крыма в начале XXI века.
Один из путей анализа фаэзии (фантастической поэзии) рассмотрение концепций мира и личности, выдвигаемых этим новым литературным направлением.
Текст современного автора, как вещь в себе, сочленяет разнородные множества, сходящиеся в дискурсивные ряды.
В новом формате заложена и обыгрывается сама возможность диалога между сходными мифологемами из различных мифологических структур.
И здесь заходит речь о трансметафоре фаэта, исходящего из собственной природы бога, ведущего диалог на равных с богом в себе – трансдискурс. Бог в себе и есть вертикаль и возможность создавать максимальную амплитуду интерактивных сочленений со множеством предшествующих состояний-сообщений.
Об основном принципе фаэтического языка
Мистика Фа
- Кентавром-дифтонгом «Я»
- Сложносочиненные конструкции синтаксиса
- внутренних диалогов в интервалах
- пространственно-временного континуума
- лишены знаков препинания и сочленены
- паузами перехода…
- В ментальной петле паузы возникают
- рефлексии букв, флексий, элементарных частиц,
- но не речи. Слово рефлектирует звуками,
- произнеся я, кентавром-дифтонгом скачешь
- через пустыню паузы вовне, в рефлексию речи…
Как человек абсурда балансирует на грани познаваемого и не познаваемого, так человек Фа, фаэт, балансируя на грани образа и безобразного, черпает в трансцендентном, не позволяя себе раствориться в молчании ничто, храня в сердце живые образы бытия, являет их миру элементарными частицами – из глубин бездны…
«Бог в себе» существует в поле однородного сознания, он есть чистое бытие и сознание, слитые воедино, безмолвное чистое бытие в поле однородного сознания, лишенного мыслеобразов. Первая рефлексия, обращенная к себе: «аз есмь…», создает первый диалог с той самой сущностью чистого бытия, меняющей ракурс восприятия…
Согласно древнееврейской космогонии, 22 буквы еврейского алфавита пришли и встали перед Лицом Творца.
«Сотвори мир через нас» – провозгласили они.
Мир идеального был сотворен именами Бога.
Возвращаясь к атомам-мирам Демокрита и к странным индивидам-мирам Канта, имеющим внутри себя все основания быть, можно сказать, что каждая целостная замкнутая система такого уровня рефлексии собственного бытия, она и «бог в себе», и «мир в себе» и «вещь в себе». И даже, более того, «слово-бог», о котором идет речь в книге бытия, оно то и включает в себя все эти три ипостаси бытия-сознания. «Речь бога» – это и есть – выход из себя вовне – это есть рефлексия речи и сотворение мира «вещей в себе». Таким образом, «вещи в себе» суть элементарные частицы, суть буквы творения имен бога. Здесь мы сталкиваемся с лингвистическими экспериментами Творца, в них каждое из имен его – целый мир, странный мир, и вот перед нами многоплановая вселенная, к каждому из миров которой свой ключ-код, свое имя и закон имени. Как ключ-код имени бога Яхве, это сочетание еврейских букв «Йод-Хе-Вау-Хе», так и действие этого кода разворачивается во вселенной согласно закону этого имени, закону тетраграмматона, который нам основательно объясняет господин Шмаков.
Но мы перейдем к другому принципу, к основному принципу фаэтического языка.
Перейдем к фаэтическому мифу людей Фа.
В начале было Фа, и Фа было у Фа.
Есть интересный миф африканского народа фон, согласно которому андрогинное божество Фа обитает на небе на вершине пальмового дерева. У нее 16 глаз, которые ей по утрам открывает Легба (в некоторых традициях Легбу сравнивают с ключником Святым Петром).
Фа – обладательница ключа от дверей в будущее (дверей 16, по количеству глаз Фа).
Владеющим тайными ключами, системой Фа, открываются двери в будущее – это прорицатели Фа.
Алхимия Фа: в начале было Фа, и Фа импульсировало 16 диссонансами и гармониками – фаэтафорами.
Как из 22 ключей-букв еврейского алфавита была сотворена вселенная множества миров, так и 16 ключей-элементарных частиц-«вещей в себе» суть кирпичики множества «миров в себе» фаэтической вселенной.
Фаэт, или человек Фа, сочетая рефлектирующие фа-частицы согласно закону диалога частиц, создает как ядра-имена «миров в себе», и, соответственно, имена-коды доступа к познанию законов этих миров, закон имён, так и в равной мере, сложносочиненные конструкции взаимодействия миров в полилоге континуумов.
Формат от «Фа»
Текст современного автора, как вещь в себе, сочленяет множество сложноподчиненных уровней вязью ассоциативной. Авторские аллюзии в формате вещи в себе – в авторском тексте – порой бывают доступны только авторскому прочтению.
Формат от «Фа» предполагает процесс возврата к тому творческому состоянию, в котором создавался текст.
«Творить – значит жить дважды»
Альбер Камю
Формат от самого себя интересен вовлеченностью автора в процесс, процесс возвращения в текст. Это акт сопряжения в диалог автора и его творческого «Я», быть может, его творческого альтер-эго, способностью создавать максимальную амплитуду интерактивных сочленений со множеством предшествующих состояний-сообщений. Этот интерактивный дискурс автора со своим альтер-эго, комментирующим ассоциативные аллюзии творца, переходит в новый формат текста, органически сопряженный с первоначальным текстом в единую семантическую структуру.
Степень взаимодействия элементов нового текста обуславливается степенью отклика разнородных множеств, сходящихся в дискурсивные ряды. В новом формате заложена и обыгрывается сама возможность диалога между сходными мифологемами из различных мифологических структур.
Сложная степень интерактивности превращает первоначальный текст во фрагмент самого себя. Знание и опыт в процессе написания этого изначального текста настолько внутренне, переплавляясь, концентрируются, превращаясь в вещь в себе.
Текст как вещь в себе становится не познаваем для читателей, поэтому автор возвращается в текст, в процесс его написания.
Максимальная концентрация на нюансах текста выявляет в сознании их многообразность. Каждая аллюзия превращается в отдельную историю. Эти истории не вплетаются в формат текста, но их необходимо рассказать, чтобы выявить для читателей вещь в себе, сделать ее познаваемой и узнаваемой.
И тогда качественно изменяется формат.
Манифест Фа
И Фа, и не Фа, поэт – очень сложное явление в этом мире, совершенно разноплановое, и стилей, какими он пишет, не один, а несколько, внутренних мелодик звучания, совершенно индивидуальных.
Идея фаэзии в соборности, это явление созвучия индивидуальностей в едином, и сама фаэзия индивидуальна в созвучии. И каждый фаэт, он еще и поэт, и писатель и следует множеству своих внутренних мелодик. Тексты фаэтов многообразные, разноплановые, с протяженностью множеств, с пересеченностью миров в Фа.
Я – навигатор фаэзии, прокладываю курс ее полифонизму, вот и весь манифест Фа.
Фа-Хоротоп речи
Фигура платоновской хоры – материнский принцип речи. Предречье, в неясном говоре которого, как будто тихая многоголосица за кадром, где каждый голос тих, но различим речами рек, по-матерински сочетающих в себе и в речи все элементы междуречья, и создающих перекрестием речей – и рек – единственный город-хоротоп, хорический город, каковыми были Афины, первичный город, выпестованный хорой в предречии.
Это принцип воды как вещества, образующего хору, хоротопы городов на стыке ойкумен перекрестием говоров речек.
Глоссарий хоротопа
Хроники декабря. Остров Крым
- Хоротоп Тавриды
- Что ни перекресток, то пост,
- В полночь ждет тебя гость,
- Он в степях безводных – гот
- из далеких северных орд.
- А среди причудливых скал – тавр.
- Он и скиф, и грек, и сармат,
- Сорок крепостей по ночам сквозят
- Стражами на сколе веков.
- Видишь, брат, Мангуп его кров.
- Из пещеры шагнешь во тьму,
- Пропадешь, он виной тому.
- Он не брат и не зван, а есть,
- И не призрак, хоть тень, вот честь:
- Он хранит санитарный кордон
- От времен – до времен.
- ***
- арабской чайнописью
- глаз кофейнозёрных
- с небесной кисти
- акварельно вдруг
- голубизной стекает тушь
- на абрис…
- невыразимый
- киммерийский дух…
- Строф киммерийских пух и рой
Елене Меньшиковой
- Словно Аматэрасу,
- в танце сливая
- соломенный смех
- куколкам солнцеликим,
- сквозящим в мгновениях
- бликами счастья,
- ликами в бликах, из тех
- странниц страниц
- солнечных весей,
- где весел и наг,
- древний бессмертный маг
- дух Кара-Даг.
- У владык перекрестков
- Перекрестками воли
- воины Ифе,
- Мболе, Мболе,
- войди в мои сны,
- вы еще не связали
- сеть дорог воедино
- в белом-белом
- пространстве войны.
- Мы еще не воззвали
- к курганам и склепам,
- к спящим стражам
- воззвали мы.
- Соляных истуканов,
- древних воинов света,
- дух Майомбе,
- расставь на посты.
- У владык перекрестков,
- изменчивый Мбонго,
- ключи доступа в сеть дорог.
- Где-то бродит
- по козьим неслышным тропкам
- крымский бог.
- ***
- Аид начинается в полушаге, в танце во тьме,
- тебя приглашает галантно твоя госпожа Смерть.
- Тихо, легко, без озноба, ваши шаги в лад,
- ты бы и рад обратно, но некуда – темный сад…
- Боги смерти
- Твои духи смерти
- забрали тебя в свой миф.
- Не думай, что сможешь
- любить живых так, как их.
- Дары богов смерти
- не в свете земных благ,
- ты умер, рожден – ты маг.
- ***
- И мир вплывает в войну как в миф
- черной ладьей острова Крым.
- У владык перекрестков сплин:
- боги смерти свитки имён
- передали жрецам своим.
- Заглянув в глубь зеркал,
- уронив свитки имён вмиг,
- мальчик-жрец обронил крик,
- кровь, душу и лик,
- запечатав миг – до времён.
- Вышел фантом за дым,
- белый бездушный мим,
- на перекрестке трех дорог
- ждет…
- Миф о Крыме
- Крым вздыблен древней магией
- атлантов, земля и миф,
- здесь тени киммерийские
- во власти древних магов,
- здесь в моменты лихолетья,
- в мгновенья катастроф,
- вступают древних стражей духи
- в перекличку —
- и силой магии хранят миф-Крым —
- сокровищем для душ свободных,
- для жаждущих Крым захватить —
- бельмом, съедающим их души,
- здесь гений места не один, един,
- соборен в полилоге равных…
Когда-то маги древней Атлантиды в последнем порыве попытались сохранить свое тайное знание и мастерство. Атлантида рушилась и погибала. Маги вздыбили остров из осколков гибнущей Атлантиды:
- а маги, взяв мечи и фуги,
- мир разделили в центрифуге,
- под покрывалом киммерийских теней,
- в сочельник,
- черного дракона Кара-дага
- скрестили с тезой солнца —
- наслажденьем…
Так возник самый древний остров, постапокалиптический, и древняя магия жива до сих пор на древней земле магов, хранят ее поэты, и главный солнечный маг Волошин – гением места вдыхает дух киммерийский, дух древних магов – в души пиитов
- Дух киммерийский
- ликом, абрисом джинн,
- ты запечатан, шипишь словно наг,
- Волошиным с солнечных весей
- в Аид-Карадаг.
- Письма джинну
- Пишу джинну декабрьские письма,
- белой ладьей, зимним солнцем
- по подземной реке по пещерам ночным
- в иссиня-фиолетовый дым.
- Шлю духу летние ароматы
- чабреца, зверобоя и мяты,
- полыни горькой – разогнать сплин,
- курю тебе, крымский джинн.
- Вглядываюсь в лики черных зеркал,
- в глубинах гагатовых блики
- малахитовых духов гор,
- белых всадников разговор,
- дары тебе, черный маг,
- дух Карадаг.
- ***
- Дух киммерийский
- ликом, абрисом джинн,
- ты запечатан, шипишь словно наг,
- Волошиным с солнечных весей
- в Аид-Карадаг.
- Дух киммерийский,
- пифией в ухо цирцее:
- освободи
- имя его скорее.
- Макс ибн джинн
- Киммерии всея,
- что скажешь,
- смотрящий вперед?
- Курс на восход.
- ***
- Дожить бы до пределов декабря,
- до скачущих степями амазонок,
- до тавров, скифов,
- мифов, листригонов.
- Дожить бы до себя,
- кочующей средь них
- и с ними, и врачующей их язвы,
- да докружиться вихрями зимы
- до диалога с мевляна Руми,
- до семы, но не в Конье,
- здесь в Гезлеве.
- И приоткрыть, хотя бы, вещь в себе —
- себя, хотя бы кантом в окоеме,
- дожить бы до себя.
- Странствуя странно
- Авосем странствуя
- по набережной естей,
- мечети мимо, с минаретных весей
- взывая муэдзином, какнибудем —
- к владыкам света,
- странствующим странно,
- гулякой праздным
- мимо все чуть-чутей,
- уж спотыкаясь и роняя жесты
- в гранёный хроноса бокал,
- сгорбатившись вконец
- верблюдом в пирсы,
- апологет и аксакал,
- стекая по ступеням пьяно
- не к посейдону, в пену дней
- пиано…
Февраль лефеврит
- Элохим
- Элохим следует курсом прямо к тебе.
- В утренних сумерках, Эль, иерихонской трубой
- срываешь покров бетонных стен как остатки одежды.
- С широко закрытыми глазами, почти что ню,
- ощущаю твою бестелесность… плыву…
- Так обручаются элохимы с дочерьми человеческими.
- Февраль лефеврит
- Стоит белокрылая птица, забывшись,
- и в отражении видится стиксом,
- спутницей мрачного грязного бога,
- черными льдами вдоль Ахерона
- в рое химер к миру людей
- северным смерчем —
- Эрнст Теодор Амадей.
- Февральской тушью
- Февральской тушью заштрихована река,
- в ней промельком – снега и облака,
- и грезятся мне в профиль февраля
- ветвей чернильных веера, мгновенье для
- вот кто-то чертящий в сквозном окне:
- «Февраль. Достать чернил…»
- Достать и мне.
Мартовские иды
- Сновидения мартовских ид
- Встретить Гекату так, будто бы невзначай,
- чаю бы предложить, пригласить на чай,
- нечаянно черных собак головы множатся так,
- будто их потаенные сны стаями из травы.
- Не бойся собачьих стай, подходя домой,
- челюсти их заняты, в них черные перья кур.
- Геката, увидев твой страх, руку тебе подаст,
- возьми ее за руку просто так,
- проходя сквозь кордон черных собак.
- Она говорит тебе что-то, ты, как всегда,
- забудешь после совет её, но,
- поднимаясь по лестнице, окажешься вдруг
- в Уфе, тебя встретит на кухне покойная тетя,
- спросит бутылочку молока.
- Вот так невзначай пригласи Гекату на чай.
- Фа-стрекоза
- Стрёкот строк стрекоз
- сквозь горизонт событий —
- радужный мост —
- око строк, отрок длит стрёкот,
- как фа-полет
- из всех парсеков фа-сеток.
- Мост Фа, детка-стрекозка,
- в шестнадцати радужных отголосках
- стрёкота фа-строк.
- Отрок стрекозий, замри в стрекозиных строках
- на мосту Эйнштейна-Розена на мгновение
- стрекозиного стрёкота,
- отрок ли, око ли фа-сеток
- не даст червоточить строкам стрёкотом Фа,
- единственной из шестнадцати – строкой Фа —
- соблюден переход за горизонт событий,
- отрок стрекозий, быть тебе отроком фаоким
- Фа-стрекоз сингулярности.
- ***
- Дорогая, забудем Орфея, Кокто
- был не прав, даря тебе образ
- влюбленного в Смерть поэта.
- Дорогая, в мире твоем весна,
- сны наши нежнее от ночи к ночи.
- Странно было бы сетовать на твои слова
- о приходящих детях, а после
- обжигающий пост в фб об ушедших детях,
- в нем ссылки, страницы и адреса:
- ушел из жизни, спрыгнув с крыши,
- просто ушла из жизни в пятнадцать лет.
- Дорогая, я знаю, что тебе тяжелей,
- тебе принимать их души.
- Как же сложно с тобой, ты чутка, тиха и нежна,
- но порой, так тяжело тебя слышать и слушать.
- Я не зову уже тебя госпожой,
- демократия близости, покровы ночи,
- но как ни странно, я становлюсь собой,
- чувствую себя живой как никогда раньше,
- – и все твое наслаждение – в чувстве моей жизни.
- Матрица мартовских ид
- Не слушай пророчеств мартовских ид
- об убранном в белый саван тополиного пуха июле,
- Юлий выжженным летом, полуденным небом, следом
- августа слепки легки, янтарики-слезки стрекозки,
- вестью сожженных степей, дымкой сухих миражей
- сентябрит новый год с мартовских ид.
С февраля по апрель
- Робинзонада речи
- Междуречье на острове постепенно стирает черты,
- лицо держит речь. Вначале ты долго кричишь,
- читаешь стихи стихиям моря, ветра, песка, чайкам,
- чей крик диссонансом в сеть ассонансов, в стих.
- Так долго, что речь какофонией междометий
- становится междуречьем, ты споришь, ты ходишь,
- говоришь-говоришь, стекая в невнятицу звуков речи,
- и последним кентавром-дифтонгом,
- прокричав междуречью: «Я!», изменяешь себя.
- С февраля по апрель
Е.М.
- Сад Пиерийский слезами ли орошать
- с февраля по апрель?
- Иль перст уколов о шипы пиерийских роз,
- капельку крови в дар принести
- на пиру Мнемосины,
- пусть не вздыхают суровые боги,
- пусть десятой Сафо в перебранке Камен
- Елене предскажет кончину зимы
- и новой весны толчею
- и смех гиперборейно.
- Эфедра не Федре
- В солнечных сандалиях по змеиной тропке,
- соломенною шляпкой прерывая
- хор крылышкующих кузнечиков
- золотописьмом Гермеса.
- В их полудневный плач и скрип
- цикадами на цитрах тонких стеблей
- эфедры, оплакавших не Федру,
- жертву Ифигении – богине тавров диких,
- в край северный, далекий,
- с запоздавшей на тысячу ли ли весной,
- в подарок: августа полдневный зной,
- эфедры красных ягод, терпких
- летаргией сухих и белых камней
- возле понта, хозяйкой мест там чайка
- на скале, где столько солнца,
- что хватит и на тысячу ли северных столиц,
- в подарок – и ящерок полдневный сплин
- янтариками глаз – сверк в сверк.
- Что ни доктор, то чумной лекарь
- Что ни доктор, то чумной лекарь,
- отставной барабанщик заштатного клюва,
- за дюжину бубонов бочонок бурбона
- да пару сожженных вчистую
- чумных поселений.
- Не архангел с мечом, выжигающий скверну,
- районный ветеринар в боях без правил,
- что-то трупный дух да чадит гарью,
- африканской чумой из ближайшей деревни,
- что принес в клюве заштатный аист.
- В этом городе, Фортунатос
- В этом городе, Фортунатос, паляще белом,
- где тень не спасает от слепящего солнца
- ни старика, укрывшегося под чинарой,
- ни в черное закутанных женщин,
- ткущих белые нити под абрикосом.
- Здесь не спасают протяжные крики муэдзина,
- срывающиеся с минаретных шпилей,
- Здесь, Фортунатос, боль с привкусом соли,
- здесь поцелуй с морем, умерщвляет море.
- Здесь не нужен человек в сером,
- забирающий тень, награждающий шляпой,
- в этом городе, Фортунатос, мы с тобой тени,
- на белых камнях не чувствуешь жара,
- этот город как мое сновидение,
- как ты, Фортунатос, единственный,
- настоящий.
- Аквилон
- По дороге желтой на старой горе
- мимо сорока сороков шли ходоки
- от себя к себе; перекрестьем
- ветреный зюйд-ост
- облаками с зюйд-вестом
- птичьим пером
- переписывал кельтский крест
- в норд-вест,
- эгисхъялмами по облакам
- остров Крым,
- знаешь, брат-фаэт, фа-маяком
- сорока сороков навек.
- Белым маком Макошь
Е.Х.
- Белым маком Макошь,
- Мокошь моя!
- Мокнет белой росой тоска,
- у молочных озер белый маков цвет,
- мой сердечный привет-ответ.
- Мама, мама, маленький мотылек,
- белым маком Макоши огонек,
- прилетай в мой дом,
- в мой волшебный сад,
- белым мороком по полям,
- белой гостьею в белый дом,
- где столетний туман за окном.
- Переписывать летопись снов
- Переписывать летопись
- снов Кублай-хана так просто
- на глазах сестер, перебирающих просо,
- кормящих павлинов с руки.
- Но никто, дорогой Заратустра,
- не унизит море павлиньим ликом,
- в этом городе поцелуй с морем
- саднит криком,
- здесь город ревнитель сцен,
- театров, в его узах
- страстотерпцем в язвах
- за каждый поцелуй с пеной
- соляным столбом, без измены.
- День Крым
- Сегодня день пейзажей сердца:
- облака, верблюдом в понт уткнувшись,
- свысока глядят на Крым, зеркально голубой,
- что подо мной, мой летчик, под тобой.
- Невыносима плотность тишины,
- контрабандисты воздуха, брат, мы,
- и этот Крым, взвесь снов и высоты,
- он наш, сестра и брат, мы с ним на ты.
- К старухе
- К старухе, оставленной смертью
- в пустом колодце двора,
- в старинном доме с высокими потолками,
- в комнате с видом на Сену, Неву, Москва-реку,
- к древней старухе в платье белом,
- шепчущей мне на ухо о запахе белого цвета,
- такой красивой старухе, такой древней,
- брошенной смертью привидением в дом
- на берегу Сены, Невы, Москва-реки,
- я приношу ветку цветущей вишни,
- любуюсь лицом прекрасной молодой женщины,
- вдыхающей аромат жизни.
- Написать письмо
- Написать письмо отцу,
- коротающему дни в одиночестве
- или с приходящими сестрами
- милосердия, сказать ему:
- «Здравствуй, папа! В Питере у тебя
- слишком сыро, вид на Невский
- из окна коммуналки мерзок,
- но помнишь, как мы ходили
- почти белой ночью смотреть,
- как разводят мосты.
- Знаешь, папа, вот и смерть
- за ближайшей оградой,
- но помнишь наше катание
- по Фонтанке на лодке,
- как мне было по кайфу
- сидеть на веслах
- и грести вдоль острова.
- Помню, папа,
- мое свободное счастье шляться,
- а посему будь счастлив
- в нынешнее воскресенье
- и присно…»
Трагилики апреля
- Пражский сон
«На Карловом мосту – другие лица»
Иосиф Бродский «Витезслав Незвал»
- 1.
- Помнишь, дорогая, на Карловом мосту
- Свел нас Кортасар лицом к лицу.
- А теперь из дальних далей к тебе
- Едет мой трамвай, Кора Оливе.
- Держу тебя за руку под стук колес,
- Под скамьей улегся твой черный пес.
- Кора, дорогая, под цо цокотух,
- Под бубнящий гомон трех старух,
- Обнимает стать твою, лохмотья вон.
- Полночь, трамвай, Прага, вой ворон.
- Ах, Геката, твой ли, мой ли сон?
- 2.
- Ночь из окон, тени по Влтаве-реке,
- Желтым пароходиком от себя к тебе,
- От тебя ко мне из летейских вод
- Призракам клубиться, а им несть счет.
- Дорогая, Стиксом струится сон:
- Влтава, мост, монета в пять крон
- Прямо в лоно ночи черных лун
- От меня уходит старик Харон.
- Дорогая, тайных моих имен
- Не назвать. Гадать ли по черной луне?
- Желтым пароходиком по Влтаве-реке.
- Петербург
Триптих
- 1. На стыке ойкумен
- На стыке ойкумен не Ганс, не Франц, но Питер,
- по образу не Рим, не третий,
- подобие, но как слепой Тиресий,
- метаморфозом замысел из тени воплотил,
- из пограничья топей и болот, из островов,
- из тех, кто тварь иль гад, кто полужив иль полумертв,
- на грани ойкумен не рус он и не гот,
- метаморфоз людей и двойников,
- здесь вызов речи тварью ли из междуречья,
- иль правом быть дифтонгом, сочлененным
- с междуречьем в речи, метаморфозом в «Я».
- 2. Жрица Нева
- И быть тебе жрицей и жницей
- высоких чужих голосов,
- слетающих птицами стикса
- над Марсовым полем кружиться,
- хугином-мунином длиться
- требами ауспиций
- для дальних и чуждых богов.
- Криками стикса, уханьем в ночь,
- в перекрестье рек – Невой имярек.
- 3. Из чрева Петербурга – тихий стон
Памяти погибших в метро
- Стихают речи рек,
- смолкает говор строк,
- онегинской строфой
- пронесся по Сенной
- чревовещатель Питер.
- И рваной речью – Стиксом —
- пространство разорвет и стихнет
- не Маяковским между строк,
- но тенью, затаившей в междуречье
- взрывы междометий…
- из чрева Петербурга – тихий стон,
- и линией гекзаметра подземки,
- сквозь паузу цезуры
- твой Харон…
- в летейских водах речи Петербурга не слышны,
- помянем тишиной…
Майские глоссы
- Список Мнемосины
- Имена афинян, локрийцев,
- ахейцев, микенцев, фокийцев
- тают в летейском списке
- кораблей. Иэпиан Стиксу!
- Нет ни эллина, ни беотийца,
- ни афиняна, ни фессалийца,
- в дар Мнемосине принесших
- перечень кораблей.
- От Афиняна – Стагириту —
- в первом чтении глоссами Леты —
- глоссарием Мнемосины —
- поименно – в каталог кораблей.
- То ли Эллада, а то ли Порта
- На берегу ночного тихого Понта,
- где «Арго» у причала на привязи
- и свет маяка прорезью
- циклопьего ока порта.
- Здесь пристанище джиннов,
- фееричные гонки
- под звуки старинного саза, Порта
- на оттоманке в кофейне,
- кальянясь ежевечерне,
- перебирая гезлевские чётки,
- абрисы Османской империи
- в свете огней старого города
- различает по муэдзиновой песне
- с минарета древней мечети,
- чье имя в нетленных списках.
- Скажите, какого чёрта в сумерках,
- змеящихся кривизнами улочек,
- исчезает время?
- Скажите мне, где я?
- Арабское имя Фаэзия
- Елену сдает в нетленку
- в протяжной муэдзиновой песне.
- Моя госпожа
- На вершине горы, на скале крутой
- мне мосты мостить с моей госпожой.
- Нам мосты мостить парой быстрых крыл,
- ты ли дива, душа моя, Гамаюн,
- ты ли дэва Сома, мой быстрый ум
- к дэве Уме влечет, голос к Вач – и в речь,
- нам мосты мостить, госпожа Лилит,
- мне с женой багряной Эоном течь.
- Я запомню имя ночное моей госпожи,
- Гамаюн все знает, не молчит.
- Уфа
- Белой реки Агидель священна речь,
- молоком кобылиц небесных течь,
- и, свиваясь с черным крылом Караидель,
- ворковать волшбой-ворожбой
- о городе, дремлющим Дёмой,
- о городе, наречённым речами рек,
- наречённым навек,
- перекрестком рек – Уфа – имярек.
- Суфийское
- Когда захочешь поговорить,
- в городе мудрецов, убивших время,
- вспомни, что в душах их
- прах братьев твоих,
- Мевляна Руми и Шамсаддина.
- Ничего не сказав мудрецам в лицо,
- не чревовещатели, фарисеи, иже с ними,
- оставь прах мертвецам, призови того,
- кто летающим солнцем откроет имя
- сокровенного любимца, с уст его —
- тайну мира, доселе не виданного
- ни арабом, ни парсом, ни бедуином,
- познай великую тайну сию —
- поцелуем.
- Госпожа Стикс
- На окраине города словно в раю,
- рай в этой местности,
- пропахшей болотами стикса,
- старое русское кладбище.
- Кущами кизила и жимолости,
- зарослями в половину роста,
- тишиной, цикад робким цо,
- черно-белыми и рыжими кошками
- проявляется райский день.
- Серебро паутины росной,
- серебро госпожи Стикс,
- в окраинном тихом раю,
- в местности, пропахшей стиксом,
- серебро единственной близкой,
- на встречу с которой влеком
- родства странным анахронизмом.
- Зеленая рыба
- Вот вплываешь в мир духов зеленой рыбой,
- в мир что мозаичный иконостас,
- рыбьим оком Христос в окоем, в глубины
- увлекает твой взор, в глубинный транс.
- И как будто нечем дышать в прозрачном
- этом мире, как будто бы нечем жить,
- но ты знаешь, что вот рождаешься рыбой,
- так легко в этом воздухе плыть и пить,
- пить пространство и этим быть.
- ***
- Путешествуй по дальним окраинам, по островам,
- отправляйся в Японию, если влюблен в Восток,
- в Новой Зеландии найди свой дальний приют,
- созерцай океан, в четырехбалльных трясись,
- крымским блэкаутом от вёсен отгородись,
- особенно от арабской весны.
- Как бы ни был близок тебе восток,
- под боком и через
- Эвксинский Понт,
- забудь в этой близости восточный кейф,
- кальянясь в кофейнях Стамбула вдруг
- вспомни, если друг-муэдзин призовет
- с минарета на вне
- очередной намаз,
- знай, что мусульманская улица
- не сдержит накал арабской весны.
- Сегодня здесь выпорот, завтра будет казнен
- турецкой армии высший свет, вспомни совет:
- держись от тиранов подальше, лучше беги,
- от марионеточного блеска глаз,
- здесь не простят тебе чужие долги,
- а если твой голос пошел с торгов,
- ты приобрел тени врагов,
- теперь ваши тени не различить,
- сегодня ты с ними куришь кальян,
- сегодня ты в них влюблен,
- беги пока длится восточный сон,
- по островам Греции, спаси тебя Понт.
- Турецкий калейдоскоп
- Мусульманская улица
- тасует маски:
- серые волки русским туристам
- кивают по-братски,
- ваххабиты с преемниками Ататюрка
- стоят в обнимку,
- лицедействуя честно,
- чествуя от всего сердца
- Эрдогана.
- Турецкие полковники
- в узком кругу на бетонном полу
- на коленях, утратив свое,
- сутками созерцают Лицо,
- одно на всех,
- Эрдогана.
- На лекциях на глазах студентов
- профессоров берут за шиворот,
- выбрасывают на
- мусульманскую улицу
- без выходного пособия.
- Не оттого ли печальны их лица
- на фоне карнавальных улыбок?
- Так складывается потихоньку
- в турецком калейдоскопе
- мозаичное лицо
- марионеточного диктатора
- Эрдогана.
- 20 лик Мая – Я.
- Лицом, распахнутым в лето,
- расхристанной маем речью,
- глоссами, тропами, течь ей
- хоралами междометий
- из междуречья, из млечья,
- дабы облечь в обличье
- возгласом майского дня:
- Я
- Застонут сизифовы птицы,
- распавшись не клином высоких,
- зовущих курлыканьем,
- криком осеннего ястреба,
- лики, как льдинки, бросая в ладони,
- талой водой на страницы
- книги, в которой лица
- распахнуты в льдистое лето,
- или в летейские воды.
Лето в Тавриде
- Лето в Тавриде
- Сижу и слушаю истории Геродота,
- И думаю, не послать ли к Пифии в Дельфы
- Узнать, не перенести ли прах Ореста
- Из тех мест, где его искали жители Спарты,
- В места, где воздвигла святилище
- Ифигения в Тавриде,
- Дабы пришло, наконец, Лето.
- Умей правильно растолковать оракул,
- Дабы не пришло Цунами вместо Лето.
- Июнь в Тавриде
- Июнь в Тавриде.
- Таврозавры гуляют среди роз заката.
- А Понт гостеприимно отдается
- Всем гражданам Керкинитиды,
- Как и тому две тысячи пятьсот.
- ***
- Кости с Деметрой бросать
- в мире подземном в эпоху Саиса,
- египетский царь, Диониса
- ты позабавил слегка.
- Дорогая, дар твой священный храню,
- да хранят меня спутники-волки.
- Иерихонь урагана
- Гор – гондольер Ра —
- трубен джаз иерихонских горн,
- город гонга Ра Москв,
- уРаГанг в щепы небосвод.
- Распяты, скрючены
- иерихонью урагана
- не кресты церкв-смокв,
- вековые лапы отщепенцев,
- расхристанных в щепах,
- великомучеников-дерев.
- Инь-июнь
- Сетью истлевших в иссолье русл
- След страсти иссохших уст,
- Травостой свистящих по ветру – в плеть,
- Ты мой кабокл, сухой дрожью степь,
- Дробью свистящих птиц в смерть,
- Сухою страстью с тобой тлеть,
- Свистящей змеей вязь плесть
- Сетью истлевших в иссолье уст
- След страсти иссохших русл.
Сказки осенней хоры
- Сказки осенней хоры
- Осенью текут реки речью,
- воркующей с охряными листьями,
- речью старинных наречий,
- пишутся охрой на листьях,
- так легко прочесть их
- в узорах, разводах и пятнах.
- Осенью междуречье являет лик пограничья:
- котиками между листьев,
- жаворонками между строчек,
- сновидящих рассветами лета.
- Пограничье являет синичек
- и птиц Афродиты,
- что плещутся в лужах
- между осенних листьев,
- как в арабесках строчек,
- являя за кадром точки,
- что развернутся формой
- историй и путешествий
- по временам, городам и весям,
- по островам, перекрестком деревьев и неба,
- по облакам многоточий…
- Хоротоп света
- Свивая солнечного света хоротоп
- в закаты облачных фантасмагорий,
- фа-демиург легко совлек покровы с нот
- и мир вовлек в пределы хоры.
- Да что же легче формы облаков
- и эйдосов, сбегающих огнем меж строк,
- так демиург был зван и дал
- стихиям джиннов.
- И джинн менял обличья гор
- и пилигримом явлен был Гезлеву.
- Мицкевичем был дан нам Чатыр-Даг.
- То Чатыр-Даг был явлен в хоре.
- За тенью синего кота
Коту Тихону