«Сандал» пахнет порохом Корецкий Данил

Северная Осетия, Моздок, июль 1994 г

Нариман – ювелир моздокский. Нет, это не ругательство – просто он действительно ювелир, а живет и работает в городе Моздоке. Сочетание слов «Петербург» и «ювелир» выводит мысли обывателя на Дом Фаберже, его поклонников и последователей. Сочетание слов «Моздок» и «ювелир» у большинства людей не вызывает никаких ассоциаций. Потому что после слова «Моздок» воображение рисует прифронтовой город, наполненный тысячами военных на улицах, «бэтээрами» на дорогах, контрольно-пропускными пунктами… Но первая чеченская война еще не началась, хотя напряжение уже чувствуется – уж больно беспокойной стала соседняя республика. И отгородиться от нее непросто: до Чечни рукой подать, кругом поля, чтобы отгородиться, нужно прорыть рвы протяженностью около 150 километров. А КПП можно и объехать, особенно летом.

Но Нариман об этом не думает. Он живет привычной, тихой и размеренной жизнью. Моздок конечно не Петербург, дух эстетствующей гордыни и эффектной показухи пропитали его гораздо меньше, но безработица Нариману не грозит. Хотя и процветающими его дела назвать трудно. Успешный бизнес не всегда показывает результаты в краткосрочном периоде. У Наримана этот период затянулся.

И уж конечно обычный человек, не знакомый с легендами, окутывающими ювелирное дело, при знакомстве с Нариманом первым делом удивится: почему это у человека славянской внешности такое имя? Да все просто – родители его так назвали под влиянием красивой и романтической сказки о Дамасской розе. В ней ювелирный мастер из Дамасска – юноша по имени Нариман – под впечатлением от увиденной в цветнике розы создал столь же прекрасную, но искусственную и подарил ее старому садовнику. А садовник, в благодарность, привел ему девушку неземной красоты. Нариман понял, что перед ним, стыдливо прикрывая лицо шифоном, стояла настоящая Дамасская роза. Так и соединились навек сердца ювелирного мастера и очаровательной девушки.

Моздокский Нариман свою Дамасскую розу пока не встретил. И не создал. Средней полноты, среднего роста, лысеющий, с аккуратной черной бородкой, он разменял четвертый десяток лет и никогда не был женат. Как-то не до этого было. Работа приучила Наримана не торопиться, вот и с женитьбой он не торопился. Вечерами зачитывался историческими книгами, на которые тратил немалую часть своих доходов. Причем, история его интересовала сугубо с прикладной точки зрения. Даже в кино, вместо того, чтобы следить за сюжетом или восхищаться формами главной героини, Нариман пытался рассмотреть форму кольца на ее пальце, или понять, что за узор на рукоятке ножа главного негодяя.

Но он вовсе не был схимником, и оторванным от радостей жизни книгочеем. Иногда позволял себе приводить домой девушек, которые могли бы поспорить с Нариманом, чья профессия древнее – их или его. Правда, красноречием кратковременные гостьи не отличались, да и приводил ювелир их не для того, чтобы спорить на исторические, или какие-либо другие темы. Приводил он их, увы, с сугубо греховными целями, восполняя таким образом отсутствие плотских утех, неизбежное для любого холостяка, лишенного как недостатков, так и радостей семейной жизни.

Конечно, ювелир должен быть более осторожным и осмотрительным, но Нариман считал, что ему нечего бояться. Дома ценности он не хранит, живет скромно, внимания не привлекает. Да и случалось это не часто: раньше – раз в неделю-десять дней, а теперь и того реже…

В тот день – была пятница, его гороскоп сообщил, что сегодня можно расслабиться. После сорока лет Нариман постепенно начал верить приметам. А раз гороскоп рекомендует – зачем противиться судьбе? Тем более, что ничего сложного в этом деле нет. Нужно только, возвращаясь с работы, пройти на километр дальше обычного, зайти в сауну, где постоянно ошиваются несколько жриц любви, выбрать по своему вкусу, а оттуда доехать домой на такси. И все дела. А там – расслабляйся, как душа пожелает…

В конце рабочего дня Нариман привычно почернил серебро в «серной печени». «Печень» – потому что поташ спекается с серой. Спекается – вот и «печень». Чернится серебро не сразу. Сначала оно становится желтым, потом оранжевеет и краснеет, и только потом чернеет. После чернения – зачистил железной ватой. Решив, что на сегодня достаточно, Нариман окинул взглядом рабочий стол, который постороннему мог бы показаться беспорядочно заваленным лобзиками, надфилями, напильниками, воском для моделей… Но каждый предмет, будь то микроскоп, бормашина, паяльник, либо любой другой, даже самый мелкий инструмент, занимал здесь определенное место. Хозяин мастерской мог всегда безошибочно определить, если бы кто-то посторонний переместил пинцет или кусачки.

Нариман любил порядок во всем. Может быть, даже чересчур. Он никогда не понимал поговорку «Ювелир без понтов – беспонтовый ювелир!» На это у него был свой ответ: «Не все то золото, что красиво блестит!» Может быть, именно поэтому порядочные девушки считали его занудой и на второе свидание не приходили. Одна потенциальная невеста даже ответила ему как-то: «Ну, а то, что не блестит – точно не золото!» Больше ее Нариман не видел. Ну, а с профессионалками таких проблем не возникало: закон экономики «деньги-товар» действовал безотказно.

Из мастерской он ходил домой пешком принципиально – заботился о здоровье. Пока что оно не подводило, лишь зрение начало беспокоить – типичное профзаболевание. Сняв шлепанцы, тренировочные штаны и синий, прожженный на подоле халат, он надел светло-серые брюки, блестящие светло-коричневые штиблеты и белоснежную рубашку с коротким рукавом. Привычно замкнул дверь мастерской, убедился, что она встала на сигнализацию, и вышел на улицу. Над дверью красовалась новая неоновая вывеска: «Карат». Выше неоновой – вывеска попроще: «Ювелирная мастерская». Когда Нариман заказывал вывеску, он решил, что делать всю вывеску неоновой не стоит – может быть, скоро придется поменять на «Ломбард», или «Парикмахерская». А «Карат» к любому заведению, даже не связанному с ювелирным делом, подойдет.

Пройдя почти два километра, Нариман зашел в сауну. Выбор был небольшой: всего две феи оказались свободны – одна пухленькая брюнетка с третьим размером груди, другая похудее, обесцвеченная до блондинки с темными у корней волосами, грудью второго размера и большим ртом. Обеим лет под тридцать. Худощавую Нариман раньше не видел, видимо она была не местной и работала здесь недавно. Новенькую он, естественно, и выбрал – «свежачок» как-никак. Назвалась она Анжеликой. Таксист, а по совместительству сутенер, из-за своей внешности прозванный Цыганенком, отвез их на красной «девятке» к дому Наримана.

– Где у тебя ванная? – спросила Анжелика, переступив порог.

«Чистоплотная! – одобрительно подумал Нариман. – Привыкла в сауне все время мыться…»

– Там, перед кухней! – показал рукой он, закрывая входную дверь на защелку. – И не закутывайся в полотенце – так иди, натурально!

– Хорошо, я быстро…

Анжелика нырнула за дверь ванной комнаты, а Нариман прошел в спальню. В доме было прохладно – дикий виноград, вьющийся по решеткам окон, хорошо спасал от жары. Переодевшись в халат, хозяин дома прошел в зал, включил телевизор и уселся в кресло. Ждать пришлось довольно долго. Наконец, в коридоре послышались легкие шаги.

«Ну, наконец-то! – подумал Нариман. – И это она называет быстро?»

Он оторвал взгляд от экрана и, ладонью прикрывая глаза «козырьком», повернул голову, ожидая увидеть в нижней части дверного проема белые ноги Анжелики, а уже потом неспешно рассмотреть все ее голое тело. Нариман иногда позволял себе быть гурманом, и сейчас хотел со вкусом смаковать предстоящее угощение. Но испытал чувство, какое испытал бы дегустатор, который наколов на вилочку ломтик какого-нибудь деликатеса, обнаружил во рту кусочек дерьма!

Вместо обнаженных ножек Анжелики, он увидел две пары мужских конечностей в синих трико с белыми полосами и кедах. Издав сдавленный крик, Нариман вскочил навстречу нежданным гостям. Один был высокий и худой, другой – коренастый и широкоплечий. Кроме синих трико, на них были черные майки и черные маски с прорезями для глаз. Больше ювелир рассмотреть ничего не успел, так как сильный удар сбил его с ног. «Кастетом!» – подумал он, ощутив противный хруст зубов. Перед глазами все поплыло, но сознание он не потерял. Вкус крови и дикая боль наполнили сознание Наримана. Он с трудом сел, и сплюнул на ковер сгусток крови с раскрошенными зубами. Один из налетчиков уже связывал ему руки за спиной, второй тыкал в лицо пистолет, от которого остро пахло смазкой и смертью.

– Где сейф? – спросил высокий.

– Ключ от сейфа где? – не дожидаясь ответа, зарычал широкоплечий, вдавливая ствол ему в глаз. Говорили они с явным кавказским акцентом.

– Там, на связке, – невнятно проговорил Нариман разбитым ртом, отстраняясь от пистолета и кивая в сторону коридора, где на стене висела дубовая ключница. – Сейф в баре серванта…

– Побудь с ним! – бросил широкоплечий и направился к ключнице. Он был старше напарника. К тому же, у него был пистолет, и он отдавал приказы. Нариман понял, что это главарь.

– Ключ от сейфа на связке таскаешь? – спросил оставшийся, поглаживая кастет на правой руке. – А сейф в баре… Непьющий, что ли?

Нариман сглотнул кровавую слюну и промолчал.

«Молодой еще, глупый, – отметил он про себя. – И голос молодой, и бесполезных вопросов много задает… Не дал бы еще по морде!»

Вернулся широкоплечий, залез в бар, выбросил стоящие ребром для маскировки сейфа коробки конфет, зазвенел ключами. Раздался щелчок замка и скрип открывающейся дверцы.

Молодой подошел сзади и попытался заглянуть через плечо старшего.

– Не отвлекайся! – не оборачиваясь, приказал тот, доставая из сейфа кинжал без ножен.

– Красивое перышко! – присвистнул он, рассматривая обоюдоострый прямой клинок, сантиметров тридцати в длину, украшенный с обеих сторон тонкими вьющимися стеблями в технике золотой насечки. – Старинный! Где взял?

Главарь перевел взгляд на Наримана, и заметил, что тот рассматривает его правую руку.

– Ты чего пялишься? – заорал он так, что молодой отскочил.

Ювелир не понял его гнева. Нариман смотрел на кинжал, который ему очень нравился, за который он дорого заплатил и которого теперь неминуемо должен был лишиться. Но сейчас он обратил внимание, что у грабителя сросшиеся пальцы – мизинец и безымянный. И, очевидно, увидел лишнее…

– Нет, ничего, – Нариман опустил глаза.

Главарь порылся в сейфе, извлек несколько расписок и заключения художественных экспертиз, пошарил в глубине и вынул бронзовую статуэтку сидящей в позе лотоса женщины.

Нариман горестно вздохнул.

– Я не понял… – главарь с недоумением смотрел на ювелира. – Деньги где? Золото где? Здесь больше ничего нет?!

Ненужные бумаги упали на пол.

– Материал я домой не ношу, – ответил Нариман. – А деньги в левом верхнем ящике серванта. И в кармане брюк немного, они в спальне.

Бандит бросился к серванту, открыл ящик и достал пачку купюр. Быстро пересчитал и, сунув их в лежавший там же пакет, взял его в левую руку.

– Здесь всего полтора миллиона рублей?! Ты решил с нами шутить?!

Сжав в правой руке кинжал, он двинулся на Наримана.

– Мне сейчас не до шуток, – прошамкал ювелир разбитым ртом. – Долларов нет – все вложено в дело. Рубли оставил на расходы. Зачем мне дома держать наличку?! Для этого банк есть!

– Так это что, все? А этот кинжал… Он сколько стоит? Тут же золота совсем мало… Рукоятка самопальная, из плексигласа, да?

Нариман понял, что если он сейчас ничем не заинтересует грабителей, его просто убьют.

– Рукоять родная, вырезана из горного хрусталя. И вообще, это вещи старинные, дорогие… Кинжал вообще какого-то султана…

– Турецкий паша нож сломал пополам, когда я сказал ему: «Паша, салам!», – пробурчал бандит и вновь перехватил взгляд Наримана на свои сросшиеся пальцы. Тот поспешно отвернулся.

– И что мне с того, что это «перо» турецкого паши?

– За него можно купить дом в Моздоке.

– На хрен мне твой Моздок? У меня две квартиры в Москве! Ты мне зубы не заговаривай! Где капуста, рыжье, камушки?

– Сейчас он скажет! – сказал молодой.

Теперь вместо кастета он приготовил утюг, привычным жестом покрутил регулятор температуры, ногой повалил Наримана на пол и поставил утюг ему на живот.

– Расслабься! – ухмыльнулся он и направился к розетке.

«Вот тебе и «можно расслабиться»…», – с горечью вспомнил Нариман предсказание гороскопа.

– Я вам всё отдал! Всё! Клянусь! Обыщите всё – ничего нет! – не своим голосом заорал он.

– Брось, Султан! – повысил голос главарь, поигрывая зловеще блестящим кинжалом. Подойдя ближе, он ногой отбросил утюг. Нариман облегченно перевел дух.

– Похоже, у этого мудака, и правда, больше дома ничего нет. Кроме одного!

– Чего?! – насторожился молодой. – И зачем ты мое имя «светишь»?

– Жизни! Жизнь он не догадался в банк спрятать. А имя… Теперь неважно!

Широкоплечий наклонился и одним движением перерезал Нариману горло от уха до уха. Тот захрипел. По ковру растекалась большая темная лужа.

– Я не понял, – сказал молодой, стягивая с головы маску и хватая воздух широко открытым ртом. – Зачем имя «светить», а потом горло резать?

– Мне твое имя по колено! – зло отозвался главарь. – Он мои пальцы видел! Давай, уходим!

Тиходонск, сентябрь 1995 г. Время первой чеченской войны

Глава чеченской диаспоры, которую чаще называют более нейтрально – землячеством, Гирей-Хан Ферзаули допивал утренний чай на кухне, когда домофон разразился противным пиликаньем. Его квартира, на первом этаже Нахичеванской пятиэтажки, ничем не выделялась из множества других квартир старого жилого фонда. Разве что потолки в ней были повыше: говорят, до войны – той, давней, с фашистами, здесь располагалась больница. За давностью лет беспокойства по этому поводу у Гирей-Хана нет, призраки умирающих в палатах больных людей по ночам не приходят. И по утрам не приходят. Но иногда приходят другие, порой тоже не вполне здоровые «призраки», уже с этой, новой кавказской войны, о которой те, давние бойцы, и помыслить не могли. А они куда опаснее мистических. Раздвинув пальцами пластиковые жалюзи, Гирей-Хан посмотрел в зарешеченное окно и беззвучно выругался – у входной двери подъезда стоял один из таких призраков.

– Убери по-быстрому! – сказал он Тамиле. – Не хочу его в зал вести.

Жена зазвенела посудой, а хозяин дома, светя волосатыми ногами из-под серого велюрового халата, направился в спальню. Переоделся в новенький спортивный костюм «Монтана», в карман положил складной пружинный нож – на всякий случай. Нож еще никому не помешал, а помог многим… Мимоходом повернулся к зеркалу. Оттуда на него глянул краснощекий сорокапятилетний мужчина, довольно крепкого сложения, прямой длинный нос с горбинкой, сросшиеся брови, широкие прямые усы, прикрывающие жестко сжатые губы. Даже начинающаяся лысина на темени не портила впечатления. А желтая куртка «Монтаны» очень ему шла, к тому же скрывала отрастающий живот…

Домофон снова издал призывный сигнал – пришедший, очевидно, обладал завидным упорством. Впрочем, другие к нему и не приходили.

– Кто? – для порядка спросил Гирей-Хан в переговорное устройство.

– Открывай, земляк, я с нашей родины!

Гирей-Хан нажал кнопку, после этого открыл деревянную и металлическую двери квартиры. Призрак оказался высоким, худым молодым человеком, в потертой черной кожанке, черной рубашке с завернутыми на рукава куртки манжетами, синих джинсах и замызганных кроссовках. С виду – обычный кавказский студент, которых много в Тиходонске. Лет двадцати пяти, жгуче-черные волосы, низкий покатый лоб, глубоко посаженные глаза, острый орлиный нос, бледные узкие губы. Только взгляд необычный – будто внутри у него сидит совсем другой человек и настороженно выглядывает через глазницы наружу. Глава диаспоры часто видел такие взгляды, когда приходил в милицию выручать земляков, нашкодивших в большом городе. «Шкодили» они, в большинстве случаев, с использованием ножей, таких же, как лежал у него в кармане. И поговорку про ножи он слышал от них.

«Призрак» снисходительно улыбался, как будто это он был старшим по возрасту хозяином дома, к которому пришел молодой проситель.

– Только тихо! – предупредил Гирей-Хан. – Дети спят.

– Ассаляму алейкум! – демонстративно тихо поздоровался вошедший, и протянул руку. – Я Султан. Про детей знаю: Муса и Иса, будущие воины Ичкерии…

Гирей-Хану вступление не понравилось, он нехотя пожал твердую ладонь, обратив внимание на мозоли, выдающие постоянное обращение с оружием.

– Ва-алейкум салам! Проходи, – Гирей-Хан показал рукой в направлении кухни, замыкая при этом за вошедшим дверь – тоже на всякий случай: вдруг следом еще кто-то заскочит…

Тамила неслышно прошмыгнула из кухни в спальню. Хотя она и была полностью прибрана: в длинном халате, расчесанная, с белым платочком на голове, но мешаться в мужские разговоры у кавказских женщин не принято. И присутствовать во время них – тоже.

Усевшись за стол, Султан, судя по всему, ожидал, что ему предложат поесть, или как минимум, выпить чаю, как положено по законам гостеприимства. Но Гирей-Хан сел напротив, давая понять, что незваного гостя привечать никто не собирается.

– Ты ведь малхистинец, из Аршты? – спросил Султан, облокотившись локтями на стол. Рукава куртки задрались, обнажив широкие запястья, выдающие, несмотря на отнюдь не богатырское телосложение, недюжинную силу. На правом синели пять точек – четыре образовывали квадрат, пятая располагалась посередине.

– Ты что, мою биографию изучал? – нахмурился Гирей-Хан. – А теперь пришел проверить?

– Да ничего я не изучал. Мы и так все про всех знаем. Просто фамилия у тебя малхистинская.

– И ты пришел мне это сказать?

– Нет. Старшие интересуются, когда очередной взнос на джихад переведешь?! – сказал Султан тихим хриплым голосом.

– Земляки отказываются после захвата роддома в Будённовске деньги давать. Говорят: это никакой не джихад, воины не гинекологи! – отрезал Гирей-Хан.

– Амир предвидел такой ответ, – кивнул посланец войны. – Он сказал, чтобы вы тут хорошо подумали. Та операция ни тебя, ни других наших не коснулась, но может и коснуться. А чтобы лучше думалось, следующая операция тут, у вас будет. И будет она в этом году. Так что, думай быстрее, если такой нежный…

Гирей-Хан нахмурился, шевельнул крутыми плечами и начал приподниматься… Но усилием воли заставил себя сдержаться и не выбросить этого щенка пинком под зад. Хотя сделать это было бы непросто – он наверняка вооружен…

Султан заметил его движение, и поспешно добавил:

– Я ведь не от себя говорю, мое дело только передать.

Гирей-Хан молчал.

– И еще… – Султан достал из внутреннего кармана шесть цветных фотографий размером девять на двенадцать. – Нужно найти знающих людей, пусть определят – что это за цацки, откуда, сколько стоят…

Он разложил на столе плотные прямоугольники. Гирей-Хан надел очки, всмотрелся. На синем солдатском одеяле с черными полосами, крупным планом была сфотографирована статуэтка сидящей в позе лотоса женщины. «Бронза II век н. э.» написано синей шариковой ручкой на обороте. На другом снимке на том же одеяле лежал обоюдоострый кинжал без ножен с белой полупрозрачной рукояткой и прямым клинком, украшенным с обеих сторон золотистыми вьющимися стеблями. С обратной стороны имелась надпись, сделанная похоже той же ручкой, что и на фото со статуэткой. Точнее – не надпись, а тщательно срисованный рисунок: сабля, скрещенная с цветком, и арабская вязь под ними. На остальных фотографиях были те же самые предметы, сфотографированные с разных сторон.

– Где же я найду таких «знающих людей»? – угрюмо спросил Гирей-Хан.

Султан растянул большой рот в улыбке.

– Ну, здесь же не горы и ты, типа, в авторитете, вот и ищи. И разнюхай еще богатых покупателей! Может, мы с них деньги на джихад и отожмем…

– Я тебе не собака, чтобы разнюхивать! – повысил голос Гирей-Хан. – И в свои дела ты меня не впутывай! Я ни у кого ничего не отжимаю!

– Не хочешь моджахедам помогать?! – угрожающе оскалился Султан. – Может, мне так и передать амиру?! И вообще, я смотрю, ты тут законы гостеприимства забыл, разучился земляков встречать…

Ферзаули вздохнул.

– Ладно, что могу – сделаю, – он встал, давая понять, что разговор окончен. – Где тебя искать-то?

– Мы тебя сами найдем! – вроде бы нейтральная фраза, но с оттенком угрозы.

У двери Султан хотел еще что-то сказать, но взглянув на Ферзаули, передумал и ушел не попрощавшись. Гирей-Хан вернулся на кухню и открыл форточку. С улицы пахнуло свежим воздухом с запахом дождя.

– Не нравится мне все это, – сказал он тихо вошедшей жене. – Нам, наверное, скоро придется отсюда переехать.

Тамила заохала.

– Мы же здесь обжились, Муса в школу ходит, у тебя работа хорошая, авторитет… Куда мы поедем?

Гирей-Хан вздохнул:

– Ладно, посмотрим. Может и обойдется. Если хочешь избавиться от волка, напусти на него собаку…

– Что ты говоришь, Гирей? Какую собаку?

– Я знаю, какую…

Ферзаули позвонил шоферу и приказал не приезжать за ним, а сделать техобслуживание видавшей виды «Волге» и подать машину к обеду. Выйдя из дома, он не стал выходить на 1-ю Советскую, а неспешно двинулся по узкой, мощенной булыжником улице, по которой время от времени грохотал трамвай. Она и называлась Трамвайной. Кругом теснились маленькие тесные домишки, за высокими заборами, гремя цепями, злобно лаяли собаки. Но Гирей-Хан не обращал на них внимание. Главное, на таких улочках всегда малолюдно.

Впереди, у трамвайной остановки, стояли две замызганные будки телефонов-автоматов. Поставив ногу на завалинку углового дома, он сделал вид, что завязывает шнурок, а сам незаметно осмотрелся, и юркнул в ближнюю. Телефоны были у него и дома, и на работе, но он предпочел звонить из автомата, и даже приготовил несколько монеток – с запасом. В будке чем-то воняло. Как всегда в таких случаях, диск крутился медленно и громко скрипел. Гирей-Хан вертелся, как карась на сковородке, испуганно зыркая по сторонам – не покажется ли из-за дерева криво улыбающаяся физиономия Султана или еще кого-нибудь из «призраков» чеченской войны, что будет для него означать скорую, может быть даже немедленную смерть. Но никто не появился и трубку куратор снял почти сразу – после второго гудка.

– Это «Миша», – сказал Ферзаули. – Надо срочно встретиться!

– Приходи в одиннадцать тридцать на биржу, – ответили на том конце провода и положили трубку.

Гирей-Хан выскочил из будки и быстро пошел к остановке, зачем-то отряхивая на ходу синий двубортный финский костюм. Только сев в трамвай, он перевел дух, как будто опасность для жизни миновала навсегда. Хотя он знал, что она только отодвинулась.

Через полчаса он уже подходил к двухэтажному жилому дому старой постройки. Древние рамы рассохлись, фасад растрескался, иногда из него выпадали кирпичи. Но часть первого этажа выкрашена веселой бежевой краской, в ней вставлены новенькие металлопластиковые окна, а один оконный проем переделан во вход и закрыт стальной дверью, возле которой висела вывеска: «Товарищество с ограниченной ответственностью «Беркат». Для людей, не знающих, что по-чеченски «беркат» значит изобилие, вывеска и косметический ремонт не говорили ни о чем, кроме того, что ответственность расположившегося за свежевыкрашенным фасадом общества крайне ограничена. Поэтому посетители у двери не толпились, а если быть совершенно точными, то полностью отсутствовали.

Ферзаули открыл дверь.

– Здравствуй, Мариночка! – с улыбкой поприветствовал он миловидную брюнетку за письменным столом, раскладывавшую пасьянс на компьютере.

– Здравствуйте, Гирей-Хан! – улыбнулась в ответ девушка. В строгом деловом костюме черного цвета и с легким белым платочком на шее, она выглядела очень эффектно.

– Что-то вы пешком, и Мурата отпустили…

– Дела, Марина, дела, – озабоченно ответил Ферзаули. – Из Нижнего Тагила не звонили?

– Ниоткуда не звонили, писем не приносили, никто не приходил, – радостно доложила секретарша. Она явно пребывала в хорошем настроении.

«А маникюр-то дорогой для ее зарплаты, – подумал Ферзаули, рассматривая застывшие на клавиатуре пальчики. – Да и одевается не по средствам… Наверное любовник содержит…»

– Меня ни для кого нет, много работы, – сказал он, проходя к себе в кабинет. Это была неправда. Самая большая работа предстояла ему не в связи с делами «Берката». Да и выполнять ее следовало совсем в другом месте…

Чтобы снять напряжение, он выпил рюмку коньяка, потом вторую. Посидел, закрыв глаза, в удобном кожаном кресле. Расслабление не приходило. Вот если пригласить сюда Марину, да разложить ее на столе… Но он был человеком старых традиций, боялся семейных неприятностей, и потому отогнал греховные мысли и принялся рассматривать полученные вчера фотографии. Вещи были явно старинные и дорогие. Может, за них какого-нибудь коллекционера убили? Сейчас в республике полная анархия, могли и музей разграбить… Хотя кинжал явно не кавказский, скорей из Азии или с Востока… Да и статуэтка, похоже, индийская…

Так он убил полтора часа, потом наврал Марине про какую-то срочную встречу и отправился на «биржу». Собственно, к бирже это место не имело никакого отношения, хотя чем-то ее действительно напоминало. Очевидно, бестолковой толчеей, постоянным гулом голосов, а может быть, чем-нибудь еще, что вызвало соответствующую ассоциацию у куратора, который и придумал название для точки конспиративных встреч.

Проехав пять остановок на трамвае, он зашел в бывшее рабочее общежитие. Весь первый этаж арендовало множество фирм с громкими зазывающими названиями, отпечатанными на обычных листах писчей бумаги формата А4 цветным ксероксом и приклеенных скотчем к дверям комнат по обе стороны длинного узкого коридора.

Салон красоты «Клеопатра» – мы сделаем вас красивыми; свадебный салон «Адам и Ева» – лучшие костюмы и платья из Турции; мануальный терапевт Аванезов – победим боль вместе; провидица Прасковья – предсказание судьбы… По иронии судьбы оканчивался коридор дверью, за которой расположился салон ритуальных услуг «Последний путь».

Здесь постоянно толклись люди. Они громко переговаривались, спорили, хотя зачастую хотели совершенно разного, и точек соприкосновения между своими желаниями не имели. Ну что может быть общего у молодой женщины, ожидающей педикюра, и средних лет мужчины, пришедшего лечить позвоночник? Или группы родственников, обсуждающих, какой лучше венок выбрать – скромный или дорогой?

Коммерсант средней руки Ферзаули, он же руководитель вайнахского землячества Гирей-Хан, он же осведомитель ФСБ «Миша» прошел мимо толпящихся в ожидании стать красивыми, жениться, излечиться и узнать свою судьбу людей, не доходя две комнаты до «Последнего пути» свернул направо и остановился у двери с неприметной надписью «Кладовая». По выработанной привычке, он поправил синий в белую крапинку галстук, повертев при этом головой по сторонам и прислушавшись. Не увидев, и не услышав ничего подозрительного, «Миша» одернул свой строгий и одновременно нарядный костюм, переложил кожаную папку в левую руку, и открыл дверь. За ней была еще одна дверь – толстая и обитая изнутри звукоизоляцией. В кладовых таких дверей не бывает.

Помещение за ними представляло странный симбиоз склада и служебного кабинета. Слева, на стене, висели несколько полок, на которых стояли пачки стирального порошка, мыла, зубной пасты, шампуней, жидкостей для мытья стекол и прочего ширпотреба. Заднюю стену закрывал занавес цвета хаки от пола до потолка. Справа, у окна, стоял простой канцелярский стол, за которым, на допотопном жестком стуле, сидел Валерий Павлович Романов, собственной персоной. В строгом сером костюме, с галстуком, он не был похож на кладовщика. Не был он похож и на майора ФСБ, которым, собственно, являлся в действительности. Овальное простоватое лицо, нос уточкой, редеющие светлые волосы, зачесанные справа налево, заметные мешки под глазами. При виде вошедшего на его лице появилась широкая дружеская улыбка, настолько искренняя, что можно было поверить, будто он очень рад визиту осведомителя.

– Здравствуйте, «Миша»!

Майор встал, обошел стол, будто встречал очень уважаемого посетителя, не снимая улыбки, протянул руку. Ферзаули пожал ее столь же неохотно, как накануне Султану. Он понимал, что радости от этой встречи ни один из них не испытывает, просто каждый старательно играет свою роль.

Романов запер обе двери на щеколды, сделал приглашающий жест.

– Присаживайтесь! Как жизнь, как семья? Что нового? – добросовестно отрабатывал он прелюдию, предшествующую главному разговору.

Ферзаули осторожно опустился на неудобный, расшатанный стул, отметив, что в голосе куратора, несмотря на выучку и опыт, все равно проскальзывают снисходительные нотки – точь-в-точь, как у того щенка. Но этот, по крайней мере, майор службы безопасности. Хотя по горскому менталитету это ничего не значило: главное – что человек представляет сам собой, без должностей и званий. Ибо ни одна «корочка» не заменит силу характера, решительность и смелость. Поэтому, в глубине души, Гирей-Хан испытывал превосходство над курирующим офицером, хотя скрывал свои чувства гораздо лучше, чем тот…

Романов сел на свое место, скрестил руки на груди, и выжидающе посмотрел на визитера. Раз «Миша» вышел на встречу, значит, у него есть информация. А она сейчас как раз кстати. Вдруг он подумал, что хотя агент на семь лет старше его, выглядят они, как ровесники. И это в лучшем случае! И костюм у чеченца гораздо лучше, и сидит ловчее… Настроение испортилось.

– Ну, «Миша», давайте к делу! – сказал он.

Ферзаули расстегнул папку, достал оттуда стопку фотографий, молча положил перед майором.

– Ко мне вчера пришел человек из НВФ[1], зовут Султан. Требовал денег на войну, угрожал скорым терактом в Тиходонске…

– Так, так, это интересно, – Романов просмотрел фотографии. – А это что за штучки?

– Как я понял, это вещи его амира. Он хочет, чтобы я отдал их на экспертизу и оценил.

– Зачем? Обеднели, продать хотят? – саркастически усмехнулся майор.

Но Ферзаули оставался совершенно серьезным.

– Вряд ли. Хотя просил найти богатого покупателя, чтобы его ограбить.

– Ну, ограбления – это не наша линия… Когда он вернется?

– Не сказал.

– Я фотки заберу на день-два. Если раньше придет, скажешь – отдал спецам на анализ.

Ферзаули молча кивнул.

– А теперь подробно опиши этого Султана. Как он выглядел, что говорил, как держался…

Через полчаса описание связника было готово. В последнюю очередь Гирей-Хан вспомнил про странные точки на запястье и нарисовал их.

– Вокруг косточки? – уточнил майор и кивнул, но объяснять ничего не стал. – Я подберу подходящих фигурантов и покажу вам фотографии. Может, кого-то и узнаете. Договорились?

Ферзаули мрачно кивнул и встал. Попробуй с ними не договориться!

– Спасибо за информацию! Возьми, вот, что хочешь! – Романов широким жестом показал на полки, как будто они были засыпаны золотом и драгоценными камнями. – Для правдоподобия…

Гирей-Хан на миг задумался, потом взял пачку стирального порошка и вышел. Жена как раз говорила, что порошок заканчивается. В коридоре он остановился, запихнул порошок в папку, и тяжело вздохнул. Когда он шел на связь, то думал, что использует майора Романова, как волкодава, напустив его на Султана. А вышло наоборот: майор запряг его на изобличение бандита…

«Сваливать надо! – окончательно решил он. – Хотя тут все дела налажены, но жизнь дороже. Особенно, жизнь семьи!»

Заперев за агентом замки, майор прошел в глубину комнаты, отдернул портьеру и через заднюю дверь вышел во двор. В отличие от «Миши», он был доволен и считал, что конспиративная встреча прошла удачно.

В кабинет начальника отдела майор Романов вошел в хорошем настроении, в отличие от многих коллег, которым нечем было отчитываться об успехах в борьбе с терроризмом. Каждый, конечно, расскажет о проделанной работе: перечислит количество проверок анонимных сигналов, назовет число встреч с осведомителями и тому подобное… Не сидели же они, сложа руки! Только это никого не интересует. «Главное – не сама работа, а ее результат!» – говаривал полковник Зиборов. А результатов нет.

Двенадцать оперативников расселись за длинным столом для совещаний, с сосредоточенным видом раскрыли блокноты, приготовили ручки и карандаши, чтобы ни одна капля мудрости руководителя не проскользнула мимо памяти, если она сразу не сможет ее впитать.

– Близится подведение итогов работы Управления за девять месяцев текущего года, – начал Зиборов, глядя в подготовленную замом обзорную справку. – Имеющиеся на сегодняшний день результаты не радуют. Попрошу каждого доложить, какие у кого есть перспективные наработки, которые смогли бы исправить положение!

Первому, по негласной традиции, предстояло отчитываться сидевшему слева от начальника, и далее – по порядку, по часовой стрелке. Чуть слышно вздохнув, подполковник Щербак начал доклад.

– Нам удалось выйти на след преступной группы, которая планировала совершать грабежи, используя террористический подход…

После этих слов все присутствующие оторвались от рисования чертиков и вопросительно посмотрели на докладчика. Это был немолодой костистый мужчина, с седой головой и усталыми глазами.

– Как это? – озвучил общий вопрос Зиборов.

– Одна из женщин, входящих в группу, должна была зайти в рейсовый автобус с поясом шахидки, напугать и ограбить пассажиров.

– Это вы о тех, у которых сотрудники милиции гранату и несколько патронов изъяли, что ли?

– Ну, – замялся подполковник. – Они совместно с нами изъяли. И там еще макет был, по внешнему виду похожий на пояс шахида…

Оперативники вернулись к своим блокнотам.

– Макет, похожий… Вы хотите это под терроризм подвести что ли? – вскинул брови начальник.

– Материалы разработки данной группы свидетельствуют о наметившейся в уголовной среде тенденции взятия на вооружение приемов, характерных для террористической деятельности, – не очень уверенно проговорил Щербак.

– А если квартирный вор наденет под рубашку пояс с проводами, вы его тоже запишете в террористы? – жестко сказал полковник. – И пьяного хулигана, который грозился взорвать дом? Может, вам тогда лучше в милицию перейти работать?

Щербак молчал. Он уже приблизился к пенсионному возрасту, и даже шуточные предложения коллег об изменении рода деятельности воспринимал болезненно.

– Туфта это, а не терроризм! Я хочу услышать конкретные факты и реальные предложения! У вас такие есть?

– Никак нет, товарищ полковник! – отчеканил докладчик, поняв, что для него будет лучше эту тему закрыть.

– Присаживайтесь! Майор Романов!

Валерий Павлович встал.

– От источника «Миша» мною получена оперативная информация о прибытии в Тиходонск представителя незаконных вооруженных формирований по имени Султан, который требовал активизировать сбор дани с местных чеченцев, и сообщил о готовящихся в нашем городе террористических актах, которые произойдут в ближайшее время…

Коллеги вновь оторвались от блокнотов – на этот раз, с профессиональным интересом.

– По описанию и особым приметам в наших базах я нашел подходящего фигуранта: Султан Альбакаев, прозвище «Гвоздь», – активный член НВФ, – упреждая вопрос начальника, сказал Романов и показал всем снимок худощавого парня явно уголовного вида. Потом показал еще один снимок: сильно увеличенные пять точек – четыре по краям и одна в середине.

– Он был судим в несовершеннолетнем возрасте, там такие колют – четыре вышки и правильный пацан посередине…

Майор положил снимки перед начальником отдела. Тот одобрительно хмыкнул:

– Молодец, хорошая работа! Главное – конкретный результат.

– Кроме того, Султан принес фотографии антикварных предметов, которые попросил оценить и определить стоимость…

Майор вынул из ежедневника снимки и тоже положил перед начальником.

– Источник полагает, что эти раритеты принадлежат командиру Султана…

– Интересно, интересно, – Зиборов рассматривал фотографии и передавал их по кругу подчиненным.

– Султан просил подобрать богатого покупателя, хотя, по мнению «Миши», не для продажи, а для ограбления подходящего фигуранта. И хотя это не наша линия, но можно использовать ее в своих целях, или поделиться информацией с милицией…

– Ты вначале собери эту информацию, а потом делись, – буркнул начальник, но для порядка: было видно, что доклад Романова его заинтересовал.

– Разрешите, товарищ полковник? – неожиданно для всех поднялся молодой оперативник капитан Паршуков – резкий верткий парень, любитель боевых единоборств. Он недавно вернулся из командировки в Чечню.

– Да, Игорь, слушаю!

Паршуков поднял и показал всем фотографию.

– Это кинжал Имрана Актумаева!

– Волка?!

– Ну, да, Борз по-ихнему… Он им демонстративно головы отрезает – пленным, заложникам, мирным жителям… Показательные казни устраивает, мерзота!

По рядам контрразведчиков прошел шумок.

– Ничего себе! Это серьезный зверь!

Действительно, Борз командовал большим бандформированием, участвовал в нападении на Будённовск, пользовался авторитетом у моджахедов и по рангу стоял немногим ниже Басаева. Эксперты предсказывали его дальнейшее продвижение в бандитской иерархии.