Хелот из Лангедока Хаецкая Елена
– Господу делать нечего, как только подслушивать, что о нем болтают в каждой избе, – сказал он. – Не бойся ты. Я ведь ничего плохого не делал. Я по этой книге стал исцелять хворых и убогих. Многим помогло. Вот и ты скоро на ноги встанешь…
Кряхтя, отшельник поднялся и принялся наводить порядок на рабочем столе.
Святой Сульпиций оказался прав: через несколько дней Хелот уже встал на ноги и довольно бодро управлялся с несложным домашним хозяйством отшельника. Святой сказал, что смирение – лучшая школа, и заставил своего гостя перечистить все котлы, миски и тигли, загаженные отшельником и не отмытые за нехваткой времени.
Когда последний котел засверкал первозданной медью, святой объявил, что лечение завершено успешно и выставил Хелота из своей избы.
– Пойдешь по гати до проселочной дороги, – наставлял он, держа Хелота за плечо и указывая свободной рукой на болото, имевшее довольно гиблый вид. – Смотри, с дороги-то не сворачивай, иначе сгинешь и костей не найдут. Дальшинская топь не шутит… и святой Сульпиций тоже. По дороге забирай к северу. Ступай, отрок. Некогда мне.
Хелот поцеловал отшельнику руку, получил небрежное благословение и затопал по болоту.
Был уже вечер, когда он выбрался на дорогу. Идти ночью ему не очень-то нравилось: нож не защита от волков, если нападут. Впрочем, он уповал на то, что летом волки не так голодны, чтобы бросаться на человека.
Луна светила ярко, дорога под ногами сама бежала навстречу – чистая, усыпанная прошлогодней хвоей. Хелот надеялся миновать обиталище разбойников и к утру выйти в город. На ногах у него были хорошие сапоги, и он с удовольствием думал о них. Новую одежду он нашел в обители отшельника возле своей кровати и ни секунды не сомневался в том, что ее доставил туда вместе с убогим сам Локсли. Однако он не чувствовал себя обязанным вернуться к разбойникам. Ему хотелось одиночества. По лесу гулко прокатилось:
– Ро-о-о-обин…
И тут же возле дерева, совсем неподалеку, тихонько свистнули. Из листвы донеслось:
– Рыцарь. Один, без оруженосца. Пропустить?
Хелот остановился, потом сделал несколько осторожных шагов и вышел на яркий свет. Он думал, что речь идет о нем, однако разбойники ограничились лишь тем, что схватили его за руки и утащили в тень.
– Вечно ты не вовремя, – проворчал Малютка Джон. – Так что с рыцарем делать будем, Робин?
– Я так думаю, это подкрепление сэру Гаю, – предположил Робин. – Давайте-ка его остановим, братцы. Не люблю я ихнего брата.
Малютка Джон хмыкнул так, что листья зашелестели.
Робин натянул лук. Из-за поворота на дороге показался всадник, и яркий лунный свет залил его. Стрела вонзилась в землю перед самым конем. Всадник натянул поводья и стал озираться.
– Я здесь, – сказал Робин, появляясь перед ним на дороге.
Всадник повернулся к темной фигуре в плаще с низко опущенным капюшоном, сощурил глаза. И в этот миг Хелот узнал его.
– Мое имя Греттир Датчанин, – высокомерно произнес всадник. – Меня ждут в Ноттингаме. Кто ты такой и что тебе нужно?
– Фи, как грубо, – ухмыльнулся Робин и взял коня под уздцы. – Давай поговорим куртуазно. Почему ты ездишь по моему лесу без дозволения, благородный рыцарь?
– Я спешу, – был ответ. – Немедленно отпусти меня. Греттир Датчанин не нуждается в твоих позволениях.
– Ох как ты ошибаешься, благородный лорд, как ошибаешься! Тебе придется повременить. Слезай.
Греттир схватился за меч, но Робин успел опередить его. Спустя секунду юный рыцарь уже лежал на дороге, а разбойник возвышался над ним и чертил мечом в пыли узоры.
– Вставай, – сказал он. – Дай честное слово, что не пустишь оружия в ход, и оставь его при себе.
Греттир молчал, бледный от унижения.
– От имени лесных стрелков предлагаю тебе разделить с нами ужин, – продолжал Робин. – Мы как раз подстрелили замечательного жирного оленя, который теперь не достанется шерифу. Зато насытит нас, вольных людей! Неужели ты откажешься от ужина?
– Мне нечем заплатить, – сказал Греттир.
– Пустяки, у нас не постоялый двор. Мы сами разберемся, чем и как ты заплатишь. Эй ты, из Лангедока, забыл твое имя, помоги благородному рыцарю встать. И забери у него меч, раз он не хочет дать клятву.
Хелот подошел к Греттиру, протягивая ему руку. Тот поднялся, снял пояс. Робин в этот момент созерцал полную луну и был весьма далек от земных забот.
– Мое имя Хелот, – сказал бывший рыцарь раздельно. – Потрудись запомнить его, Локсли.
Греттир смотрел на него, широко раскрыв глаза.
– Вы, – шепнул он.
Робин резко оторвал взор от луны и уставился на датчанина.
– Значит, я не ошибся, – сказал он. – Вы, двое, знакомы?
– Да, – сказал Хелот.
Локсли нахмурился:
– Кто он такой, а, Хелот?
– Датский рыцарь.
– Я с удовольствием повешу его на первом же суку, – сообщил Робин. – Терпеть не могу северян.
– Сначала повесь меня, – заявил Хелот.
– Я дал слово и сдержу его, – мрачно сказал Робин. – Тебя никто пальцем не тронет. Но он – он другое дело. Он рыцарь, едет на службу к шерифу. Он враг.
– Локсли, – сказал Хелот. – Отпусти его. За это я обещаю тебе целый год верной службы.
Робин задумался. Хелот тронул его за плечо:
– Я умею читать и писать, кроме того – слагать стихи, играть на роте, знаю язык норманнов и язык куртуазной поэзии…
– А это-то ты откуда знаешь?
– Это мой родной язык, – сказал Хелот. – Можешь меня за это повесить. Лангедок – это на юге Франции. – Он улыбнулся.
– Час от часу не легче. – Робин выглядел растерянным.
– И я могу быть тебе полезен, – продолжал его уговаривать Хелот. – Локсли, ведь я когда-то умел держать в руках оружие.
– Слабо верится, господин трус, – недоверчиво сказал Робин.
Хелот рассмеялся:
– Я постараюсь исправиться. Решайся, Локсли. Берешь меня на год в обмен на жизнь и свободу для этого рыцаря?
– А с какой стати ты так печешься об этом мальчишке с петушиным гонором? Надеешься, что при случае он замолвит за тебя словечко? Кто он тебе?
– В какой-то степени он мой крестник, – неопределенно произнес Хелот.
– Темнишь. – Робин покачал головой. – Ох, темнишь… Но ты прав, ты действительно мне нужен. Жизнь сопляка не стоит твоих познаний. С ним я всегда успею разделаться, если он не покинет Ноттингамшира… – Он критически осмотрел худенького невысокого мальчика с льняными волосами. – Иди, ты свободен, – проговорил разбойник. – И помни, кто и какой ценой тебя спас.
Греттир молча поцеловал Хелоту руку и вскочил в седло. Робин вытаращил глаза. Даже в знак благодарности потомок знатного рода не сделал бы этого, будь перед ним человек низкого происхождения… разве что Хелот был духовным лицом. Конь перешагнул через стрелу, косо вонзившуюся в землю, и вскоре всадник исчез за поворотом. Робин проводил его глазами, покосился на Хелота.
– Вот какие почести оказывают у нас норманнские рыцари разным проходимцам…
Хелот пожал плечами.
– Мальчик хорошо воспитан, – сказал он, – и я им доволен.
– Хорошо воспитан? – переспросил Робин. – Ты что, священнослужитель, Хелот из Лангедока?
Хелот не ответил.
Глава четвертая
– Не реви, мать, – гудел Малютка Джон, положив свою огромную лапищу на плечо хрупкой женщины, закутанной в шаль. На вид ей было не то тридцать лет, не то пятьдесят, не поймешь. Женщины в этих краях рано старели, но поздно умирали. – Вот придет Робин, он рассудит. И все будет хорошо, так хорошо, что сама удивишься. – И поскольку она не переставала захлебываться слезами, прикрикнул: – Да прекрати плакать, ты!
Она съежилась и послушно перестала всхлипывать, но Хелот заметил, что она дрожит всем телом. Однако верзила Джон не обращал на это ни малейшего внимания.
– Успокоилась? Вот и хорошо, – удовлетворенно заметил он и перевел самодовольный взгляд на Хелота. – Эй, Хелот, накорми почетную гостью. Поднеси эля и все, как положено.
Хелот еле заметно улыбнулся, входя в лесной дом, оплетенный кустарниками так, что и днем было трудно его отыскать. Гостеприимство было одной из разбойничьих традиций лесных стрелков. Прежде чем ограбить, жертву полагалось как следует попотчевать. Во время трапезы уточнялись размеры мзды и определялся моральный облик будущей жертвы. После чего гостя грабили и отпускали с Богом. Бывало и наоборот: сотрапезника щедро оделяли. Таких гостей было принято встречать с особым почетом. А сейчас к стрелкам пришла за помощью простая женщина из близлежащей деревни – ее надлежало встретить, как королеву.
Хелот нарезал мясо на куски, положил сверху краюху хлеба, в одну руку взял кружку эля, в другую – блюдо с едой и вышел из дома. Женщина молча сидела в кресле, грубо вытесанном из большого пня. Согласно легенде, при изготовлении этого трона в качестве мерки использовали седалище отца Тука как самого объемного из всех разбойников – дабы пользоваться «троном» могли бы все без изъятия и не чинилось бы никакой несправедливости, ни в малом, ни в большом.
Женщина откинула капюшон. Открылись растрепанные волосы, кое-как заплетенные в косы, наполовину рыжие, наполовину седые. По оттенкам рыжего цвета можно было бы установить, из какой деревни она родом. Хелот подал ей обед.
– Поешьте, сударыня, – произнес он. – А вот и эль, чтобы запивать трапезу.
При виде этого великолепия женщина шарахнулась.
– Матерь Божья! – вскричала она. – Да ведь блюдо-то с гербами!
– Из чистого серебра, сударыня, – заверил ее Хелот. – Могу подать и на золотом.
Она поежилась.
– А Бог меня не покарает? – недоверчиво спросила она.
– Думаю, что Бог прекрасно разберется в таком простом деле, – очень серьезно ответил Хелот и вспомнил рассуждения святого Сульпиция. – Скорее, блюдо недостойно вас, сударыня, чем вы – блюда.
Она ничего не поняла и снова задрожала, со страхом глядя на темноглазого разбойника, так не похожего на местных жителей. Джон с видимым неудовольствием отстранил его.
– Да ешь ты, мать, – досадливо сказал он. – Вечно парень ляпнет невпопад.
Хелот ушел в дом подальше от испуганных глаз женщины. «Может быть, перекрасить волосы в желтый цвет?» – подумал он мрачно. Когда он предлагал им деньги, пусть даже древнеримские (но ведь не фальшивые же!), за еду и ночлег, они разве что ноги об него не вытирали. Теперь у него на боку меч, и они готовы ползать на животе от ужаса.
Эти размышления прервал донесшийся снаружи возмущенный рык Малютки Джона:
– Свинство!!! Негодяи!!! Удавить их собственными кишками!
Хелот выскочил из дома:
– Что случилось?
Увидев его, женщина вздрогнула.
– Да ты не бойся его, мать, – сказал Джон, – это наш стрелок, который не умеет стрелять из лука, но для устрашения носит меч.
Хелот повольготнее встал в дверном проеме.
– Вот, только один сын у меня и есть, – причитала женщина, – больше никого, все померли. И завтра моего последнего ребенка повесят в Ноттингаме.
– Возмутительно! – громыхал Малютка Джон, нависая над «троном» угрожающей громадой. – Только у нас так могут! Повесить человека из-за какого-то паршивого подстреленного зайца!
– Он встретил лесничего, когда шел с охоты домой. Конечно, он нарушил закон, – торопилась вдова, – но ведь это все из-за неурожая. Работать некому, оспа всех скосила подчистую…
– В общем, Хелот, мы с ней сейчас идем в деревню, – сказал Джон как отрезал. – Найдешь Робина, расскажешь ему все.
Он обнял женщину за плечи и, утешая как мог, повел назад к деревне. Хелот проводил их глазами и в глубокой задумчивости принялся кидать нож в дерево, стараясь попасть в середину ствола.
Робин, как всегда, появился неожиданно и бесшумно.
– Хелот, – позвал он.
– Привет, Локсли, – откликнулся Хелот, выдергивая свой нож. – Только что здесь была вдова из Гнилухи. Сказала, что завтра ее единственного сына повесят в Ноттингаме за браконьерство. Парня застукал лесничий.
– Где она?
– В деревне. С ней ушел Малютка Джон.
– Та-ак, – сказал Робин. – В деревню, значит, пошли?
Хелот кивнул.
– Не нравится мне это, – заявил Робин. – Джон может там наломать дров. Он хороший парень, но увлекающаяся натура.
– Я знаю, – напомнил Хелот.
Робин пропустил это замечание мимо ушей. Он сел прямо на землю и задумался. Хелот стоял рядом и ждал. Когда появлялся Робин, на душе сразу становилось спокойно.
– А Джон, конечно, рвал и метал? – уточнил Робин, подняв голову.
– Разумеется.
– Думаю, нам с тобой нужно пойти за ними.
– Нам? – переспросил Хелот.
– Что тебя удивляет?
– Ты никогда прежде не брал меня с собой.
Робин фыркнул:
– Все происходит когда-нибудь в первый раз, как говорил отец Тук одной девственнице, задирая ей подол. Ты, конечно, стрелок никудышный, доверия не внушаешь никому, кроме меня. Но ты нужен мне для представительства. Будешь молчать и делать свирепое лицо.
Они двинулись через лес. Робин легко находил еле заметные тропки, выводящие к человеческому жилью.
– Вот она, Гнилуха, – сказал Робин, откинул капюшон и прищурился. – Похоже, мы с тобой вовремя. Иди за мной и не отставай.
Они спустились с холма и по единственной улице вышли к деревенскому колодцу. Против колодца, возле большого дома, царило оживление. Местные жители деловито обкладывали хворостом стены дома, суетились и давали друг другу полезные советы. Чисто одетый человек лет тридцати пяти стоял возле колодца связанный, с тупой безнадежностью наблюдая за происходящим.
– Что здесь происходит? – громко спросил Локсли.
К нему сразу же угодливо подбежали несколько человек, гордых своим участием в правом деле. Один из них энергично сказал:
– Да вот, Робин, собираемся сжечь дом этого предателя.
Локсли метнул взгляд в сторону связанного.
– А с ним что хотите сделать?
– Повесить, как по его доносу завтра повесят сына вдовы.
– Развяжите его, – устало приказал Робин. – А Джон где?
– На крыше. Командует.
Робин задрал голову и громко крикнул:
– Джон! А Джон! Слезай!
– А, это ты, Робин! – донеслось откуда-то с небес. Произошло маленькое землетрясение. Улыбаясь и стряхивая со штанов землю, Джон подошел поближе:
– А вот и я.
Хелот между тем осторожно разрезал веревки, которыми был связан преступник. Джон схватил лангедокца за руку так, что едва не сломал ему запястье.
– Ты что делаешь, ублюдок!
Хелот молча высвободился. Тогда Джон набросился на своего командира.
– Робин, что он делает, этот убогий? Кого освобождает? Этот человек выдал сына вдовы!
Робин посмотрел на него в упор:
– А ты уверен, Джон?
– Что сомневаться-то? Люди сразу на него показали. Том Бушби, самый богатый человек в деревне. Кто, кроме него, мог это сделать?
– Но ведь лесничий встретил браконьера в лесу, – напомнил Робин. – Нам не к лицу творить несправедливый суд.
Джон замолчал, раскрыв рот. Бушби повалился на колени и зарыдал. Ни Джон, ни Робин не заметили этого, увлекшись спором.
– У кого есть лошади? – крикнул Робин, обращаясь к толпе. – Кто даст нам трех лошадей? Мы попробуем догнать людей сэра Гая.
Лошадей привели, и стрелки помчались по дороге к Ноттингаму.
Деревня осталась недоумевать. Люди потихоньку расходились, судача вполголоса. Том Бушби осторожно убирал хворост подальше от стен своего дома. А вдова сидела у колодца до темноты.
– Опоздали!.. – сказал Робин и прибавил несколько энергичных слов. – Сэр Гай опередил нас.
Они стояли на холме, вглядываясь в подвижный горизонт. Один холм перекрывал другой, небо то поднималось, то проваливалось в ложбины между холмами. Здесь заканчивался лес и начинался мир людей. Впереди лежал город.
Хелот тихонько вздохнул, вспомнив свои благие намерения. Робин как будто прочитал его мысли, потому что сказал:
– Вот и увидишь скоро свой Ноттингам. Заодно поймешь, что не имело смысла так туда рваться.
– Нашего брата, – сообщил Джон, – возят туда с единственной целью – повесить.
– Ну, с сыном вдовы этот номер у них не пройдет, – заявил Робин. – Поехали к дому, ребята, по дороге обсудим.
– По-моему, все просто, – сказал Джон, разворачивая лошадь. – Надо устроить у подножия виселицы небольшую, но смачную потасовку…
Его глаза мечтательно затуманились.
Робин тронул коня и сделал Хелоту знак следовать за ним. Забавляясь, Хелот покосился на Локсли. Сейчас в этой светловолосой голове складывается какой-то хитроумный план. С такой энергией можно было бы завоевать Иерусалим, а он тратит столько сил на освобождение безвестного крестьянского паренька, имевшего неосторожность подстрелить королевского зайца.
Малютка Джон почти дружелюбно толкнул его в бок.
– Эй, Хелот, о чем задумался?
Хелот не ответил.
Робин остановил коня, соскочил на землю, и оба стрелка последовали его примеру. Локсли свернул с дороги в лес.
– А кони? – спросил Хелот.
Джон радостно облапил его за плечи:
– Дурачок, кони сами найдут дорогу домой.
Хелот с неудовольствием высвободился из непрошеных объятий. «Ну тебя к черту, – подумал он. – Ведь повесил бы несчастного Тома Бушби, если бы Робин не подоспел вовремя».
Робин остановился возле лесной хижины, где хранилось разнообразное платье, оружие и, как выражался отец Тук, «галантерея».
– Я вот что надумал, братцы, – заговорил Робин. – Один из нас должен отправиться в город, разведать, что и как. Дело это опасное…
– О чем речь, Робин? – загремел Джон. – Я пошел.
– Стой! – крикнул Локсли, хватая его за рукав.
Джон ужасно разобиделся и покраснел под огненной бородой так, что, казалось, еще немного – и от его волос повалит дым.
– Как знаешь, Робин. Кроме меня, все равно идти некому. По-твоему, от этого, – он кивнул в сторону Хелота – будет хоть какой-то толк?
– Не знаю. Хелот, ты был хоть раз в бою?
– Был, – отозвался Хелот. – Неоднократно. Одно сражение даже выиграл.
Локсли насмешливо сузил глаза, а Джон загоготал на весь лес.
– Могуч как лев! – заливался верзила. – Что бы делали без тебя победоносные армии крестоносцев?
Хелот прикусил губу.
– Не обижайся, – сказал Робин. – Просто ты забавно выразился. У нас в Англии так не говорят. Переоденешься торговцем. А еще лучше – рыцарем. Хотя… не знаю. Ты сможешь изобразить рыцаря?
– Могу, – сказал Хелот.
– Я тоже могу, – встрял Малютка Джон.
– Ты-то можешь, да кто тебе поверит? – возразил Робин. – Не говоря уж о том, что твою рожу видела половина ноттингамских богачей, ты погляди на свои руки. Хелот, по крайней мере, не изнурял себя ни пахотой, ни косьбой. Кстати, Хелот, чем ты себя изнурял? Может, признаешься наконец?
– Мыслями, – сказал Хелот.
– Все-таки ты беглый монах, – с сожалением заметил Робин. – Грустно, но факт. Иди, подбирай себе одежду… твое преосвященство.
Хелот скрылся в хижине. Пока он возился, перерывая содержимое доброго десятка сундуков и сундучищ, два стрелка ждали, сидя на упавшей березе.
– А какой он, сын вдовы? – спросил Джон. – Ты знаешь эту семью?
– Знаю, – ответил Робин. – Обыкновенный парнишка. – По голосу было слышно, что он улыбается. – Его зовут Робин. Пятнадцать или четырнадцать лет. И глаза синие, как будто в черепе просверлили две дырки в погожий день.
– Ну ты скажешь, – заметил Джон и вдруг вскочил и невольно схватился за нож.
Из хижины вышел подтянутый воин в очень дорогой одежде. На руке кольцо с редким изумрудом чистой воды, на груди цепь из белого золота. Черно-красное одеяние поверх кольчуги, плащ тамплиера, из-под которого топорщится меч-бастард.
Рыцарь остановился, бросил на онемевших стрелков надменный взор.
– Мужичье! – процедил он и вдруг заорал: – Встать!
Локсли вскочил как ужаленный.
Рыцарь расхохотался. Он смеялся до слез, до боли в животе.
– Я тебя убью! – крикнул Локсли. Он бросился на Хелота с кулаками, но тот встретил его таким жалобным стоном сквозь слезы, что даже Локсли растерялся.
– Сейчас умру! – стонал Хелот. – Ведь вскочил, надо же! Вот что значит воспитание… дай я тебя поцелую, Локсли!
– Да отстань ты! – рассердился Робин и вдруг фыркнул: – Здорово он нас, а, Джон? Где ты научился этим манерам, Хелот?
– А тебя кто приучил вставать при виде знатного сеньора, Робин?
– Врасплох ты нас застал, – принялся оправдываться Робин. Хелот еще не видел его таким смущенным.
Хелот вытер слезы. Локсли тихонько свистнул, и неожиданно поблизости раздалось нежное ржание. К избушке выбежал из леса вороной конь.
– Шериф, – ласково позвал Робин и погладил коня по шее. – Вот, прошу. Шериф – не лошадь, а любимое дитя Эпоны. Береги его, пожалуйста. Заодно узнаешь, каково кататься на шерифе…
Коня оседлали. Хелот забрался в высокое рыцарское седло и направился к славному городу Ноттингаму.
Город был хорошо виден с холма. Северные его ворота, посвященные святому Дунстану, были открыты. Летом часы длиннее, чем зимой, поэтому можно было особо не торопиться. Впереди целый день.
Впервые за свою жизнь Хелот был хорошо вооружен и красиво одет. Он подумал о том, что ему это, пожалуй, нравится. Надо будет побеседовать со святым Сульпицием об умерщвлении плоти. Вдруг святой что-нибудь дельное присоветует?
Когда Хелот подъезжал к воротам святого Дунстана, до захода солнца оставалось совсем немного. Конь зацокал по мощеному внутреннему дворику башни, и вскоре всадник оказался на узкой улочке, круто поднимающейся наверх. Хелот шагом ехал по вечернему городу. Сворачивая из улицы в улицу, он вскоре оказался на ратушной площади города Ноттингама. Огляделся: ратуша, церковь во имя встречи Марии и Елизаветы, несколько лавок, трактир «Казни египетские». Наискось от трактира на площади был сколочен помост. Посреди площади колодец, над ним ажурная башенка и статуя Роланда с мечом.
Хелот спешился и подошел к тяжелой деревянной двери трактира. Судя по воплям, жизнь била там ключом. Хелот открыл дверь и тут же увернулся от пущенной в его голову кружки. Грянувший было хохот смолк, когда мрачные черные глаза обвели багровые лица подгулявших ноттингамцев. В полной тишине, грохоча оружием, Хелот сделал несколько шагов и подозвал хозяина, согнув палец.
– Есть ли в этом заведении комната для благородных сеньоров? – спросил он с сильным северным акцентом (так выговаривал слова незабвенный стражник в замке Греттира).
Хозяин уставился на него, беспомощно разинув рот. Хелот скрестил руки на поясе.
– Ты что, немой, трактирщик? – высокомерно спросил Хелот.
Трактирщик отчаянно затряс головой. «Он думает, что я его убью из-за этой дурацкой пивной кружки, – догадался Хелот. – Ну и страна. Как они здесь живут, бедные?»
Хелот почти дружески похлопал трактирщика по плечу:
– Ну, не унывай, дружище.
Тот рухнул на колени, обливаясь слезами и бессвязно бормоча что-то насчет «жены и пятерых детишек». Хелот брезгливо обошел его и самостоятельно обнаружил второе помещение, в котором собралось достаточно изысканное общество. Он услышал норманнскую речь, что его вполне устроило. Четыре физиономии вояк понравились ему сразу: тупые, пьяные, самодовольные и сытые. Пятый, с льняными волосами, сидел к двери спиной.
Хелот остановился в дверях и громко сказал:
– Привет вам, благородные рыцари.
Теперь все пятеро смотрели на него – и тот, светловолосый, тоже. Хелот еле заметно кивнул ему, и Греттир бросился к нему навстречу, схватил за руки:
– Это вы, господин мой!