Телохранительница Его Темнейшества (сборник) Арьяр Ирмата
– Я приш-шел на твой зов, Даори, – прошипел Зан-о-Мьир, почти не разжимая узких губ. – И что я вижу? Вместо того, чтобы ждать меня в месте заточения, дабы я убедился своими глазами в преступлении против моего Младшего, ты дрыхнешь на свежем воздухе. Мало того, не торопишься приветствовать своего князя! Или ты забыл, как я выгляжу?
Забыть сложно. Глава клана Неупокоенных, один из древнейших вампиров мира, об изощренном уме, силе и кровожадности которого складывались легенды, издалека выглядел как невысокий и тощий подросток с непропорционально крупной головой и длинными руками и ногами. Паук – прозвище, которое сразу приходило в голову, но ни один кланник не называл его так даже в мыслях. Услышит. И накажет.
Он был чудовищно некрасив. На узком и остром, как лезвие, лице выделялся огромный горбатый нос, под которым совершенно терялся впалый рот с бледной полоской губ. Пергаментная пятнистая кожа туго, без единой морщинки, обтягивала череп – крупный, лобастый, надвигающийся на щелки по-волчьи рыжих глаз. И все это уродство обрамляли густые, похожие на завитый парик, ржавого цвета кудри.
– Мой князь, я твой вечный слуга, – произнес Даори формулу приветствия.
Волчьи глаза князя опасно засветились оранжевым огоньком.
Даори проследил за направлением взгляда и заметил одну потрясающую вещь: солнце добралось до убежища, и его мышиные лапы, вцепившиеся в старый сухой корень, оказались на ярком свету. И при этом юный вампир не развеялся горсткой пепла, что совершенно очевидно. А ведь никакого амулета при нем не было, и защитного кокона тоже.
Князь осклабился.
– Не понимаю мышиного писка. Прими надлежащий вид!
– Прости, если мой вид прогневил тебя, но у меня нет амулета, а мышиная ипостась не так подвержена пагубному воздействию солнца. Для моего истинного тела слишком светло даже в этой яме.
Ноздри Зан-о-Мьира гневно раздулись, но он сдержался, активировал и бросил Младшему горошину амулета. Она упала неподалеку, но так, что не достать, не отлепившись от сучка.
– Бери и возвращайся в свое тело, – приказал Старший. – Я исцелю твои раны, клянусь, поставлю на место даже мозги.
Звучало угрожающе. Князь попросту выманивал Даори. Не царское это дело – лезть в яму под вывороченное с корнями дерево и пачкать землей почти вечное тело.
И опять лен-маг оказался в ловушке. Выполнить приказ – выдать себя с головой. Ослушаться – бросить вызов смерти. А собственно, разве в первый раз?
– Я слишком давно не возвращался, Предвечный, – вздохнул Даори. – С момента ранения, когда перекинулся, чтобы выжить. Это тело оказалось ловушкой, я не могу вспомнить, как вернуться.
Зан-о-Мьир, присев на корточки, пробуравил его взглядом.
– Ты смеешь мне лгать?
Самое забавное, успел подумать Даори, что никакой лжи. Измененное тело вампира действительно оказалось ловушкой для светлого лен-мага. Его силой был Свет, но теперь солнце несло ему окончательную гибель.
– Я шел по твоим следам в подземелье, – добавил Зан-о-Мьир, поднимаясь с корточек и разминая длинные бледные пальцы. – Ты забыл, что я – твой создатель, Даори. Ты для меня всегда открыт и всегда будешь мне подвластен.
Бледные пальцы выстрелили десятью грязно-рыжими, как волчьи глаза, молниями.
Даори был готов. Он встретил удар щитом тьмы, поглотившим энергию заклинания, – не зря же он четыре года провел в Академии демонов. Выглядело это так, словно десять стрел вонзились в облако мрака. И тут же, не дожидаясь нового удара, Даори швырнул в противника щит вместе с пойманными молниями, обратив их в ослепительно сияющие мечи.
Лезвия света вонзились в тело князя, прошили насквозь, оставив прорехи, и откинули на десяток шагов. Увы, голова и сердце Древнего оказались не задеты. Он вскочил почти сразу, встряхнулся, мгновенно сращивая ткани мертвого тела. Медная дымка окутала его тело, и вот князь уже цел.
За эти доли мига Даори успел, скогтив амулет, вырваться из древесной ловушки и метнуться в густые заросли черного шиповника, ковром росшего вдоль берега вперемежку с древняком – не менее колючим висячим полукустарником, с густыми шипами длиной в ладонь. По таким зарослям способны передвигаться только демоны, да и те – исключительно в непрошибаемой боевой броне.
Он незаметно отполз. Колючие ветви послушно уклонялись с пути, запутываясь позади в сплошную стену. Отсюда его вся армия Неупокоенных не достанет. И огнем не выжечь – светлого лен-мага, хлебнувшего Тьмы под завязку, теперь и земля демонов укроет и спасет. А интересный эффект слияния противоположных магий получился, отметил бесстрастный ученый в Даори. Наверняка потому, что соединились они сначала в мертвом теле. Впрочем, об этом он потом подумает.
«Стой, Младший! – ворвался в его мозг приказ и парализовал. – Вернись!»
Он вонзил когти в землю, как якоря. Ни за что. То, что его ждет, – хуже мучительной смерти.
А все-таки Зов остался, вздохнул бывший вампир. Жаль. От этого дара он с радостью избавился бы.
«Я приказываю! – хлестнуло его. – Или я убью твою мать».
Она и так молит о смерти каждый миг! – хотел крикнуть Даори, но он сцепил зубы и осторожно отполз еще глубже в колючие заросли.
И тут его скрутило адской болью, вонзившейся в голову длинной раскаленной иглой.
Эту пытку он тоже помнил. Даори закрыл глаза, вспоминая сожженное до кости лицо и бугристый череп когда-то белокурой женщины, его матери. Гордой красавицы Лолии.
Воспоминание о ней и о ее любви к сыну всегда давало ему силы вытерпеть любые муки. Она же терпит.
От боли спасала другая боль. Он вспоминал, как хоронил отца, как торопился продать родовые владения за гроши алчным соседям, как отрекался от наследного лена, предав родившую и питавшую его землю, и валялся после отречения сломанной куклой, залечивая разодранную ауру. Он вытерпел все ради цели, и сейчас вытерпит.
И все потому, что Даори поклялся жизнью найти лекарство и вернуть матери разум и здоровье. Да что там, хотя бы остановить ее умирание.
Даже ректор Академии Света, архимаг Алиан Даркиэн, бессильно развел руками. И посоветовал отчаявшемуся сыну страшный, но единственный выход: искать рецепт «эликсира Неупокоенных», о котором ректор вычитал в каком-то древнем манускрипте, что с его помощью вампиры, эти мыслящие мертвецы, творили чудеса исцеления. А найти рецепт – это все равно что разгадать тайну вампирской не-жизни: какая сила, какое заклятие удерживает разум и душу в разрушенных смертью телах.
Тогда и появилась у светлого мага цель.
Князь Зан-о-Мьир с легкостью пошел на сделку с Даори и в итоге ограбил наивного светлого дурака, забрав за «лечение», а на деле – продление агонии умирающей, все оставшиеся сокровища рода Энриати, и в конце концов получил себе еще одного Младшего.
Даори все-таки расплатился жизнью за невыполненную клятву.
Боль, ввинтившаяся в мозг, отхлынула, и лен-маг снова мог двигаться. Он нащупал чью-то нору и нырнул.
«Ты меня плохо понял, мальчик, – настиг его голос Старшего. – Если попробуешь бежать, твоя мать станет вампиром. Самым уродливым из всех, кто когда-либо существовал. Самое то для ее прижизненной гордыни. Лолия Энриати станет хуже лунных тварей, ведь к ней так редко возвращается разум. Но она будет знать и помнить, что именно любимый сын обрек ее на вечную боль. Интересно будет понаблюдать за вашей встречей. Я сделаю ставку на Лолию».
Нора оказалась давно заброшенной – даже запах заселявшего ее существа выветрился, – длинной и такой извилистой, словно под землей метался полоумный заяц. Очень интересная нора. Даори заглушил всякую мысль, чтобы ничто не выдало его намерений. Он даже биение сердца постарался замедлить так, словно снова превратился в холодный труп.
«А ты успешно притворялся любящим сыном, Младший!» – с усмешкой произнес Зан-о-Мьир, одновременно предприняв очередную попытку ментального штурма. Даори явственно почудились ледяные щупальца, пробирающиеся под череп. Он отсек их заклинанием и метнулся в боковую петлю норы.
«Похвальная попытка, но ты выдал себя, – рассмеялся князь и удвоил усилия. Теперь словно огромный камень катился на Даори, подминая его разум и волю. А Древний все болтал, показывая жертве, что он и половины сил еще не применил, а просто играет, как кошка с мышкой. – Итак, на самом деле ты с легкостью пожертвовал даже родной матерью ради своей шкуры. Что ж, не могу осуждать. У нас, Неупокоенных, нет сердца, и ты осознал этот факт наконец. Но, милый мой бессердечный мальчик, прими и тот факт, что ты принадлежишь мне, давшему тебе вечность. Я терпелив и милостив. Я даже прощу тебе покушение. В конце концов, я первый напал, а ты слегка переборщил при защите, бывает. Однако и мое терпение небесконечно. Я жду пять минут, не более. Возвращайся сейчас, и ты будешь прощен, сын мой. Если захочешь, я заставлю Эсмуса отдать тебе Миранду. Надеюсь, он с ней уже наигрался».
Тщеславный Зан-о-Мьир всегда любил покрасоваться и поболтать. Подвешивая жертв на дыбу или – если кровь оказывалась дурной, не годной к употреблению – посадив на кол, он часами наблюдал за их агонией и развлекал себя хвалебными монологами.
Привычка подвела князя.
Петля извилистой норы привела Даори почти под ноги врага. Лен-маг отлично чувствовал, в каком именно месте попирают землю мертвые стопы древнего вампира, обутые в кожаные сапоги. Враг стоял расслабленно, полностью сосредоточившись на ментальном штурме упрямого Младшего.
Даори выметнулся из-под земли, на лету обретая тело лен-мага и выпуская вампирские клыки и когти. На время забыв о силе Света, дабы не провоцировать демонических сил на их темной земле, он решил использовать физическую мощь, оставшуюся от тела вампира, и магию, отточенную в Академии Тьмы.
Но сшибить Древнего с ног не получилось: по всей видимости, тот стоял, распахнув крылья, и успел подняться вверх при малейшем толчке. Даори смог лишь вцепиться одной рукой в его ноги и полоснуть кинжальными когтями второй руки уж куда дотянулся – по паху и мышцам.
Зан-о-Мьир дико вскричал, протащил Даори по колючкам, по счастью, без всякого вреда для лен-мага, а вот крыло неудачно завалившегося князя оказалось разодранным, что не улучшило летные свойства. А Даори, сложив пальцы руки в стальной клюв, бил и бил в основание берцовой кости, расчленяя плоть вампира. Закончив с одной ногой, принялся за вторую.
Древний пытался воздействовать Зовом, но не преуспел – разум разъяренного лен-мага каким-то чудом просто не впускал его в себя.
Князь метал заклинания, разбивавшиеся о невидимый щит, сыпал молниями, увязавшими в мглистом облаке. Он упал на землю, покатился, пытаясь подмять вышедшего из подчинения Младшего. В тщедушном, теперь уже одноногом теле Зан-о-Мьира скрывалась неимоверная физическая сила. Он рвал живую плоть Даори, почувствовал живую кровь, и Жажда удесятерила его мощь. Миг – и он добрался до горла, сжал в удушающем захвате, но тот, кого он уже перестал считать вампиром, вдруг превратился в летучую мышь и вывернулся, едва не сломав крылышки. И тут же вновь обрушился всем весом истинного тела, разорвав клыками шею Старшего.
– Как? – прохрипел Зан-о-Мьир. В волчьих глазах ненависть на миг сменилась изумлением. Он стряхнул Даори как мошку, попытался раздавить, разорвать. – Ты живой! Снова! И ты вампир? Как?
– Секрет! – оскалился Даори, заметив, что оборот в вампирскую мышиную ипостась избавил его тело от ран.
– Я оставлю жизнь тебе и твоей матери в обмен на твой секрет.
– Разумеется, оставишь! – мгновенное превращение в летучего зверька, перемещение, и на князя обрушился ближайший куст древняка, кромсая тело Древнего усыпанными шипами ветками, словно бесчисленными клыками. И еще один куст вдруг ожил под взглядом лен-мага и пополз к пойманной жертве.
Зан-о-Мьир истошно взвыл, как свинья под ножом. Даори отвернулся. Он знал, что убить вампира можно только одним способом: отделив голову от тела. И темные растения, движимые его волей, вполне справятся с этим несложным делом.
– Ты оказался слаб, князь, – произнес он эпитафию. – Ты слишком понадеялся на подчиняющий Зов.
Слабые хлопки раздались в стороне, шагах в двадцати, на пригорке, где начинался темный еловый лес.
– Браво, мой мальчик! – из-за разлапистой ели вышел, лениво хлопая в ладоши, целый и невредимый, вполне двуногий Зан-о-Мьир, затянутый в щегольской черный костюм и обутый в ботфорты. – Но уж прости, это не я оказался слаб, а ты – все еще глуп, доверчивый сопляк. Не дергайся, дорогой мой. Стой, где стоишь.
Он применил Зов. Настоящий Зов. В полную силу.
Разом страшная вялость окутала Даори.
– А ловко мы тебя провели, не правда ли, Младший? Спасибо, развлек. Но сколько я учил: не верь глазам своим, – кривился уродливый рот князя и смеялись рыжие волчьи глаза. – Для чего я даровал тебе безошибочное чутье и зрение вампира? Почему ты не пользовался моими дарами? Или ты сам себя их лишил, когда в тебе забрезжил тусклый светлячок, который ты принял за Свет?
По его щелчку из-за елей выскользнули вампиры. Десяток. Два. И все продолжали выходить, окружая обессиленного, связанного Зовом Младшего.
– Несчастный завистливый Эсмус! – усмехнулся Зан-о-Мьир, глядя на ком веток позади Даори. – Какой гениальный лицедей так бездарно погиб! Некоторые роли не стоит играть, – он перевел на Даори холодные глаза цвета ржавчины. – Запомни, я не стал бы Предвечным князем и главой клана, если бы не умел использовать и вашу слабость, и вашу силу и обращать их против вас же. Думаешь, это ты убил Эсмуса? Нет, это я позволил этому случиться. А ты еще жив потому, что я любопытен. Кто ты теперь? Нет, ты не вернулся к Свету, мальчик мой. Думаешь, за свою долгую не-жизнь я не видел таких вот бывших белых магов, якобы оживших и возвращенных? Десятки, Даори, десятки. И оживали, и возвращались под мое крыло еще более послушными. Гельмуд, подойди-ка, покажись нашему бунтарю.
Один из вампиров выступил из плотного кольца Неупокоенных, раскрыл светло-серые крылья, в которых при достаточном воображении можно было угадать бывшие белые. Поднял подбородок и оголил шею, демонстрируя четыре струпа – следы двойного обращения. А потом поднял руки и направил поток грязного света на ком веток, из которого торчали желтые кости скелета. Древняк послушно раздвинул шипастые плети, кости осыпались горкой, а череп покатился по склону берега и плюхнулся в черную воду. Гельмуд опустил руки, и ветки рассыпались трухой.
– Видишь, Даори, не только ты искал путь назад и оказался в тупике, – усмехнулся князь. – Любой обращенный светлый маг почему-то считает себя фениксом. Глупо. Нескольких недель в защитном коконе… кстати, любопытное заклинание, молодец, мне пригодится… так вот, этого мало, чтобы обрести настоящую жизнь. Но все-таки ты сумел измениться. Так кем ты стал? Вампиром, свободным от Жажды, но зависимым от Зова? Или ты уже не вампир, а просто мой смертный раб? Кстати, что там с моим заданием? Говори!
– Выполнил, мой господин, – смиренно произнесли губы Даори.
– Как ты умудряешься лгать под Зовом, мальчик? – чуть выдвинулись клыки Предвечного. – Я полдня, пока ты отсыпался под корягой, расследовал твое дело и видел сегодня Миранду достаточно близко, чтобы почуять ее кровь. Дочь Вечерних теней нетронута.
– Мне не понадобился этот путь, мой князь. Он показался мне ненадежным, и я нашел другой. Известная тебе заклинательница вынуждена была раскрыть тайну.
И попробуй, древний недоросток, проведи мне очную ставку с Ликой, ухмыльнулся про себя Даори. Князь думает, что сломал наследника рода Энриати? Пусть думает, не будем разубеждать. А путь для окончательного возвращения Даори найдет, даже если его снова обратят. Он умен, терпелив и упрям. Пусть некоторые трупы и считают его дураком. Да, пусть считают.
– Хорошо, расскажешь подробности дома, – с подозрением прищурился князь, хотя Даори не переходил на мысленную речь. – Ты отчислен, и хлопотать о восстановлении я не буду. В Академию ты не вернешься.
– Да, мой князь. Жизнь и свобода, моя и моей матери, будут достаточной ценой за два уникальных заклинания.
Зан-о-Мьир расхохотался.
– Каков наглец! Вот почему я еще тебя терплю? Более того, даю слово Предвечного, что жизнь вам двоим я оставлю. Но теперь уже никакого эликсира. Это тебе наказание за покушение на меня, или на мой образ, что одно и то же. Ты получишь даже относительную свободу, но освободить от Зова может только полное уничтожение. Так что твои желания слишком противоречивы, чтобы быть выполненными полностью. Радуйся жизни, недовампир, – он отвел волчьи глаза от непроницаемого лица пленника, глянул на подданных. – Гельмуд, останься и подчисти все наши следы в Академии. Посещай занятия и продолжай нашу работу в библиотеке вместо Эсмуса, Вултон в курсе замены. Будешь тут, пока не призову. Ну и с Миранды глаз не спускай, наш недосветлый мальчик влюблен, а мало ли с девочкой что плохое случится… если он проявит непослушание. Всем остальным – на крыло, летим. Летим домой, Младший.
13
Изощренный ум Зан-о-Мьира придумал для Даори самое тяжелое наказание – наблюдать за агонией матери и ухаживать за умирающей. Ему запретили покидать территорию клана вообще и княжеского дворца в частности. Преступника, покушавшегося на самого Предвечного, лишили статуса высшего вампира. Само отсутствие Жажды переводило его из ранга хищника в ранг жертвы. Старший надел на него магический ошейник, как на раба, и снова сделал его крылатую спину ступенькой к трону. Только теперь у Даори не было привилегий Младшего. Живая кровь? Значит, он – потенциальная пища, всегда готовая к употреблению.
Враги Даори – а это весь клан Неупокоенных – скалили клыки всякий раз, когда шли мимо, особенно когда главы клана не было рядом. Кусать не смели, все-таки он – личная княжеская собственность, но ущипнуть (женщины), ткнуть кулаком под дых (мужчины) или когтем под ребро (снова женщины), грязно обозвать и проклясть (все) – это в порядке вещей.
В ответ враги получали весь букет действий зеркально, а вдобавок – укусы вампирьих клыков лен-мага. Зан-о-Мьир потешался и никого не наказывал.
– Из тебя получился отличный шут, мой недосветлый мальчик, кто бы мог подумать? – мерзко ухмылялась голова старца на теле подростка. – Только ради забавы стоило оставить тебе жизнь. Как твои успехи с разгадкой моего эликсира?
– Так же, как твои с разгадкой моих заклинаний, – пожимал плечами Даори.
Этим сокровищем лен-маг распорядился лучше, чем родовыми драгоценностями и амулетами. Он охотно показывал результат: в первую очередь сплел экранирующий защитный кокон для матери и далее создавал по желанию князя, но не рассказывал. Единственное, что он открыл: заклинание из разряда светлой магии, следовательно, основной массе вампиров недоступно. Конечно, оставались такие, как Гельмуд, но пусть сами ищут.
– Я оставил тебе жизнь в обмен на заклинание! – орал потерявший терпение Зан-о-Мьир. – Ты хочешь, чтобы я прибегнул к крайней мере? Ты забыл, в Академии осталась заложница. Мы ее не трогаем, но твое упрямство вынуждает…
– Так я и заклинаю по первому требованию, даже из последних сил! Разве хоть раз отказался? А твой глупый шантаж вынуждает меня забыть даже то, что знаю! Тронешь Миранду, и я навечно уйду в кокон, буду ждать, когда ты сдохнешь! – еще громче орал на него Даори, шантажируя тем, что такая редкая птица, как вампирский шут, сумевший соединить темную и светлую магии, может кукарекать вволю. И пусть ему рубят буйную голову, но заткнуть не смогут. – И учти, Старший, мои мозг и тело будут только совершенствоваться, а твои – ветшать.
Ни угрозы, ни пытки Зовом, ни даже обещание целого флакона эликсира не заставили упрямца раскрыть тайну.
Еще хуже для князя обстояли дела со вторым, самым важным, казалось бы, заклинанием вызова духа.
Тут надо оговорить, что спиритизмом не владел ни один вампир. Неупокоенные, как существа, находящиеся между миром живых и мертвых, прекрасно могли видеть духов и даже общаться с ними, но вызывать по желанию, увы, им не дано. Такой силой обладали только живые. Потому что духи откликались и являлись исключительно на зов жизни.
Этим обстоятельством и воспользовался хитроумный лен-маг, умудрившийся убедить князя, что если тот выпьет обнаглевшего бунтаря и второй раз обратит, то лишится ключа к заклинанию.
– Даже если ты будешь знать заклинание наизусть, тебе оно не поможет, мой господин, – убедительно врал Даори, сидя в ногах Старшего и снизу вверх глядя в рыжие волчьи глаза особо преданным собачьим взглядом. – Вампиры отвратительные спиритуалисты. И этот приобретаемый при обращении дефект только я смог устранить. Только я могу сплести для тебя заклинание или Лика Тария. Но разве ты сумеешь ее заставить? А я всегда к твоим услугам, лоялен и послушен тебе, Предвечный, и вызову дух по твоему желанию в любой момент. К счастью, именно этот дух мне оказалось намного проще вызвать.
– Ты юный наглый паршивец, – угрожающе скаля клыки, склонялось к нему уродливое лицо старца-подростка. – Я ведь чую подвох!
– В чем же, мой драгоценный князь? – таращил до ужаса честные голубые глаза лен-маг. – Клянусь жизнью матери, я говорю тебе правду.
– Я помню, какую картину увидел в тот день твоими глазами, Младший, и вызванный Ликой дух совсем не походил на твой, с позволения сказать, душок.
– Мой душок?! – возмутился Даори. – Мой дух велик! Он выдерживает даже общение с тобой!
– Это кого ты сейчас имел в виду?
– Ну, конечно, вызванный мной дух гениальной лингвистки Эллины Вивер, кого же еще! Мой князь, твоим знаниям позавидовала бы вся библиотека Академии Тьмы от первой полки до последней. Ты же помнишь: спиритуалист не видит лик духа, если не был с ним лично знаком. Вся разница в том, что Лика явно не знакома с госпожой Вивер, а я лично знал Эллину целый год, ты же знаешь, сам отдавал меня ей в ученики.
– Я так же хорошо помню, что речь шла о духе языка, то есть никогда не жившей сущности.
Даори тяжко вздохнул, понурив голову:
– Прости, я ввел тебя в заблуждение. Мне так хотелось найти что-нибудь стоящее, чтобы купить эликсир для матери, что я принял желаемое за действительное.
«Посмотри мне в глаза, Даори!» – захлестнул его Зов.
Лен-маг вскинул голову, придал взгляду усталости, но смотрел твердо:
– Ты же понимаешь, мой господин, что вызвать нежившее невозможно. Дух есть только у живого.
– А как же Божий Дух?
– Вот еще у Бога. Но ты же вампир, мой князь, пусть и Великий, и Предвечный, и прочая. Не дерзнешь же ты вызывать такой Дух?
– Поди прочь, видеть тебя не могу, – сдался Зан-о-Мьир, откидываясь на спинку кресла и сплетая пальцы. В такой позе задумчивого подростка, со скрытым в тени рук уродливым и жестким лицом, он казался трогательно беззащитным и хрупким.
Даори, ликуя в душе, убрался в свой закуток, который делил с умирающей матерью.
Такие диалоги, слегка варьировавшиеся в словах, происходили регулярно. Зан-о-Мьир каждый раз испытывал аргументацию, искал нестыковки, заставлял прокручивать воспоминания о том проклятом дне и пытался прощупать Зовом мозг упрямца. И пока терпел поражение. Но Даори не оставляло ощущение, что после каждого такого штурма в его защите появлялась крохотная трещинка.
Интуиция лен-мага вопила: нужно бежать как можно быстрее. Но как? Магический ошейник не снять. Он пытался. Действие ошейника исчезало только в экранирующем все воздействия коконе, но как к нему приделать крылья? К двум коконам. Он не мог оставить умирающую мать в плену.
Даори натаскал горячей воды, стараясь не привлекать внимания вампиров. Князь, конечно, распорядился, чтобы его шуту не мешали, но лучше не провоцировать.
Раскрыл кокон, укрывавший тело Лолии. И, осторожно, чтобы не повредить рубцы ожогов, протер намоченным куском ткани и осмотрел больную.
К его удивлению, в защитном коконе состояние светлой магини стабилизировалось. Когда ее прекратили поить и обмазывать «эликсиром Неупокоенных», она впала в кому, но в коконе ее внешний вид даже улучшился. Возможно, организм, лишенный любого внешнего влияния, обратился к самым глубинным внутренним источникам, как это испытал на себе Даори. Жаль, что мать не может сознательно управлять процессом.
Закончив с гигиеной, он напоил магиню бульоном из тощей утки – готовить его Даори ходил на задний двор, где вампиры содержали «пищу» – пленников всевозможных рас. А утку он сбил сам, обернувшись летучей мышью. Еда стала проблемой. Пить кровь он мог, но не хотел, его тело уже не нуждалось в даре чужой жизни, отнимаемой вместе с кровью. А считать пищей варево с нечищеными овощами, которым кормили пленников, он не мог и не хотел.
В кухне для пленников он пользовался только печью. Ловил дичь всеми способами, какими мог, чистил найденные в лесу корешки, и под презрительными взглядами надсмотрщиков готовил себе и матери. Оставалось только донести кастрюлю до комнаты и не нарваться на желающих опрокинуть ее содержимое на его голову.
В первые дни таких желающих находилась масса. Вампиры даже пренебрегали сном ради такой забавы. Но после того, как Даори порвал одного голыми, но снабженными отличными когтями, руками и вырвал сердце, ненависти к нему прибавилось, а желающих пакостить уменьшилось.
– Какой кошмар! И это – считающий себя светлым мальчик! – фыркнул Зан-о-Мьир, когда Даори скрутили и приволокли к Предвечному на суд. – Прощен. Даже поощрен. Потом придумаю чем. А те неразумные особи, кто поднимет лапу на мою собственность, будут порваны мной лично.
Лен-мага оставили в покое, но вампиры чутко отслеживали, когда их враг впадет в немилость.
Так и проходили день за днем, ночь за ночью.
Даори чувствовал, что по волосу поддается осаде терпеливого, готового ждать хоть столетия князя, а сам не мог ничего придумать. Даже избавиться от ошейника. Он не приближался к цели, наоборот, уже терял смысл существования. И с ужасом ждал появления Гельмуда с обращенной им Мирандой. Пока князь не отзывал из Академии своего пса, угроза оставалась. И Даори никак не мог ее защитить. Он и себя не смог.
Но в один прекрасный день забрезжила надежда.
Случилось это во время кормежки «стада».
Даори, нацепив на себя маску безразличия, разделывал на кухне для пленников пойманного в княжеском лесу зайца, когда за окном поднялся невообразимый шум. Надзиратель, следивший одним глазом за лен-магом, а другим – за прикованным к стене пленным поваром, ворочавшим огромный котел, выскочил за дверь.
Раздался оглушительный сигнал тревоги, перебудивший всех вампиров.
Даори прильнул к окну и присвистнул: «стадо» взбунтовалось. Отчего-то вдруг обезумевшие люди и нелюди разнесли ворота барака, повалили двух или трех надзирателей, а через пару минут уже неслись в сторону леса. А над ними уже кружили десятки крылатых фигур.
– Жаль, их всех поймают, – вздохнул лен-маг.
– Не всех, – отозвался хриплый голос. – Я не дамся.
Вздрогнув, Даори оглянулся. Пленный повар стоял за ним, держа в руке забытый лен-магом нож, которым тот разделывал дичь. Старик поднял тоскливый взгляд к закопченному потолку, осенил себя каким-то странным знамением.
– Я больше не дамся, – твердо сказал пленник. – Грех это, но меня они не возьмут. Ты, парень, свидетель, что я ухожу ради спасения своей души. А ведь был монахом, Богу служил.
– Откуда ты, старик?
– С Ильских островов, вестимо. Где ж еще простые люди еще остались.
– В Белой империи много простых людей, без магии. А как в плен попал?
– Паломник я. К драконам смерти шел, жизнь менять.
– Как это – жизнь менять?
– Да так. Свою, никчемную, на жизнь одного мальчика.
– Сына?
– Что ты! – махнул старик рукой с ножом так, что красные брызги полетели, испачкав и его, и мага. – Монах я, говорю. На жизнь принца нашего, наследника у короля единственного. Болен он смертельно, только чудо могло помочь. Да видишь, Бог наказал меня за дерзновение.
Интуиция не шептала, а вопила в полный голос: не упускать! За такую ниточку потянуть, сундук сокровищ нарыть можно.
Старику умирать не хотелось. Хотел бы – повару можно найти сотню способов покончить с жизнью, и надзиратель не успеет помешать. Даори, косивший одним глазом в окно, решился:
– Я помогу тебе бежать, если и ты мне поможешь. Сейчас я сделаю вид, что укусил тебя. Подыграй мне, и я тебя вытащу.
– Как вытащишь-то? Ты сам тут пленник, я же вижу. Вон, ошейник на тебе. Аристократ небось, поэтому и свободы тебе больше дали.
Вампиры уже расправились с взбунтовавшимися пленниками – часть перебили, часть загнали в барак, – и двое надзирателей шли к кухне.
Едва они открыли дверь, Даори дернул на себя старика, выворачивая ему руку с ножом, вонзил клыки в немытую шею, но не пил, а незаметно сплевывал, давясь от отвращения. Монах верещал и пытался вырваться, но куда слабому человечку против железных рук бывшего вампира.
– Ого! – воскликнул надзиратель. – Никак Даори снова наш? Вот веселуха!
Лен-маг на миг отвлекся, чтобы продемонстрировать окровавленные клыки, и этот миг стал роковым. Пленник пробормотал: «Прости, Господи!» – и словно в него вдохнули нечеловеческую силу. Он выдрал вооруженную руку и перерезал себе горло.
«Прости, старик! Я хотел дать тебе свободу, просто не сумел объяснить. Пусть твоя душа летит к твоему Богу», – Даори осторожно опустил его на пол. Встал, пошатываясь, прошел мимо ошеломленных, посторонившихся вампиров, так же, никого не видя, не замечая окровавленных одежд.
Прошел бы даже мимо князя, наблюдавшего за бойней, как без него. Да тот задержал, не дав приблизиться к задней двери дворца:
– Вижу, ты одумался и принял свою сущность, Младший. Всегда подозревал, что ни к чему обращать второй раз светлых отступников, они от этого тупеют. Что ж, я рад. Теперь наши дела пойдут быстрее. Я даже готов отозвать Гельмуда. Согласен, Младший?
– Да, мой господин, – Даори медленно опустился перед ним на колени, соблюдая ритуал подчинения. Обнял ноги Старшего. На миг пожалел, что нельзя сейчас запустить в ненавистную плоть все десять когтей. Почувствовал, как ложится на его голову потеплевшая ладонь только что нажравшегося крови мертвеца, ворошит его длинные золотистые волосы.
– А знаешь, милый мой Даори, – с улыбкой в голосе тихо произнес Предвечный, – мне даже жаль, что ты сломался, и все закончилось. Ты был такой чудной игрушкой. Прекрасный, как день, и такой же недоступный светлый маг. Непокорный, дерзкий, остроумный. Мне впервые за сотни лет было весело наблюдать за твоей борьбой. Почему ты сломался так быстро? Зачем мне еще один раб? – ладонь сжалась в кулак, сгребая волосы в горсть и с силой запрокидывая голову Даори. Рыжие глаза стали почти кровавого оттенка, капля крови катилась по щеке князя, и можно было подумать, что он плачет. – Зачем? Если бы я хотел раба, я бы обратил тебя второй раз! Ты все испортил, Даори, будь ты проклят! Я не играю сломанными куклами!
С силой оттолкнув лен-мага – так, что тот повалился на бок, – ненаигравшийся при жизни, уже полтысячи лет скучающий подросток отвернулся и, ссутулившись, побрел во дворец.
А позади зашевелились, зашелестели крыльями десятки Неупокоенных, так долго ждавших этого момента для мести.
«Я знаю, как все вернуть, мой князь», – мысленно произнес Даори, чувствуя, как сжимается воруг него кольцо вампиров, все еще осторожничавших – слишком медленно уходил глава клана, да и не дал явного приказа. Лишь показал, что не будет вмешиваться.
«Опять врешь?» – вяло отозвался Зан-о-Мьир.
«Не я. Старик, которого я убил, рассказал мне о драконах смерти, с ними возможна сделка».
«Чушь. Даже знать не желаю. Драконы просто развоплотят тебя, вякнуть не успеешь, рассыплешься горсткой пепла».
«Я буду в защитном коконе. Успею высказаться, пока они его ломают».
«Думаешь, твоя скорлупа удержит их? У драконов смерти нематериальная сущность, пора бы знать, недоучка. И что ты собрался им предложить?» – хрупкая фигурка князя замерла перед дверью. Та послушно распахнулась. Если он сейчас скроется, это станет командой для стаи Неупокоенных. Они тоже хотят развлечься.
«Тайну! – рассмеялся Даори. – Тайну, которую нашла в твоих манускриптах и расшифровала Эллина Вивер. Тебе же будет интересно посмотреть моими глазами на драконов смерти и узнать, чем кончится эта авантюра, Предвечный?»
«Да я и так знаю, глупец. Твоей окончательной…»
«Жизнью! – закончил лен-маг. – Спорим? На тайну. Любую. Что ты теряешь, Старший? Сломанную куклу?»
Зан-о-Мьир медленно обернулся. Кривая ухмылка сделала его лицо еще уродливее.
– Ну, и что ты там коленями грязь месишь, Даори? Ходить разучился? Почему не сопровождаешь своего князя? Впрочем, ступай помойся, от тебя смертным грехом несет, тошно даже мне. Бездна знает какую дрянь в рот тащишь. Монаха-самоубийцу! Нашел, кем разговеться. А вы там что собрались, возлюбленные мои стервятники? Почему, Хург вас всех упокой, я вечно должен всем напоминать, что мой Младший – неприкосновенен?
«Пока я этого хочу. Помни, мой светлый шут».
«Помню, мой мертвый князь, помню», – но эту мысль Даори не стал открывать.
Он ушел через трое суток. Это время потребовалось, чтобы создать несколько амулетов на всякий случай, окончательно утрясти для самого себя план действий и подготовить сухой паек для путешествия, хотя ему казалось, что вряд ли оно будет долгим. Драконы слишком бдительно патрулируют свои границы, чтобы можно было далеко зайти вглубь их территории. Еще бы, у них и жизни-то, наверное, в горах никакой уже не осталось, вот и ждут, какую дурную птицу к ним занесет ветром, дерутся за каждое перо.
Лен-магу удалось так раздразнить любопытство князя, что тот пошел на значительные уступки: отозвал своего пса Гельмуда, дал слово не трогать Миранду и даже разрешил отправить кокон с бессознательным телом Лолии в Белую империю. Правда, для последнего подвига Даори пришлось пожертвовать тайной защитного заклинания, открыв его в письме к ректору Академии Света, мэтру Алиану. И для противовеса – Зан-о-Мьиру, конечно. Все равно заклинание бесполезно почти для всех вампиров.
Князь так взбесился, что едва не покусал наглого голубоглазого хитреца вторично. Остановила мысль, что после такой дозы яда Даори и сам не сможет воспользоваться коконом и весь план с драконами полетит в Хургову бездну.
Зан-о-Мьир на удивление легко, хуже ребенка, велся на крючки, которыми Даори теребил и возбуждал его интерес к авантюре.
Так может быть, интерес древнего вампира лежал в плоскости, совсем выпавшей из внимания светлого мага? Может, Предвечный что-то знал о тайне Эллины Вивер, которую она унесла в Небытие? И знал гораздо больше, чем Миранда и Даори?
Но маховик был уже запущен, и лен-маг не мог и не хотел его останавливать.
Великий князь не погнушался лично проводить его к границе, за которой начинались горы Смерти, нашпигованные одноименными драконами.
Даори, обернувшись летучей мышью, полетел к видневшимся на горизонте горам. Он чувствовал взгляд и внимание Старшего, умудрявшегося как-то находить в ночной тьме невидимую живую точку.
Возможно, Зан-о-Мьир надеялся, что все случится на его глазах. Или думал, что каким-то образом успеет вытащить Младшего при нападении. Как бы там ни было, Даори долго ощущал безмолвную поддержку князя, чьим кланником, по сути, уже давно не являлся, а теперь перестал быть и пленником.
Временно. Князь вырвал у него обещание, что Даори вернется по доброй воле, если останется жив.
Ликовал ли маг, получив свободу? Недолго. Скорее, ощущал себя заброшенным к врагу амулетом с проклятием. Зан-о-Мьир намеревался использовать его каким-то непонятным образом. Это чувство бесило Даори, но отгадку он нащупать не мог.
А потом он осознал чье-то присутствие рядом с собой. Чье-то скользящее рядом невидимое тело – огромное, всепоглощающее, во все небо.
Смерть всегда приходит неслышно.
14
Тот вечер Миранда провела в столичной резиденции Вечернего князя. Она места себе не находила, ходила из угла в угол, попинала ни в чем не повинный стул, поднялась на крышу, откуда так хорошо наблюдать за полетами высших демонов.
Она сидела там очень долго, до полуночи. Наконец мощная крылатая фигура деда опустилась на площадку.
– У меня для тебя плохие новости, Миранда, – не стал тянуть Тьор. – Пойдем в дом, обсудим.
Она побрела за ним, спотыкаясь и ничего перед собой не видя. Опоздали! Ее светлый маг, ее мечта… Что эти кровососы с ним сделали?!
Дед, подхватив ее под локоток, довел до столовой, усадил в кресло, сунул в руки чашку с водой.
– Не расклеивайся, девочка. Где твой боевой дух?
Миранда всхлипнула.
– Там, где Даори. Что с ним?
– У тебя все настолько серьезно?
– Да. Можешь от меня отречься. Мне нужен этот… – она все-таки не решилась произнести под пристальным взглядом деда крамольное слово «вампир», – этот маг.
– Посмотри на меня, девочка моя, – Тьор ласково коснулся ее руки. – Неужели ты думаешь, что я буду осуждать тебя? Мы, Вечерние, – зыбкая граница между Тьмой и Светом. Ты знаешь, что закаты – всегда феерии. Вот и в моем клане – вечная борьба противоположностей и бури страстей. Чувствами к белым магам нас не удивишь. Того и гляди, кто-нибудь из моих кланников по уши втрескается в лунную или солнечную деву. Вампир? Что ж, тебе не повезло, но было и это. Я знаю, что убеждать и удерживать тебя бесполезно. Эллина Вивер ушла к ним тоже из великой любви… к науке.
– Смеешься? – Миранда подняла заплаканные глаза.
– И это демоница! – вздохнул Вечерний князь. – Нет, милая, мне не до смеха. Моя драгоценная внучка полюбила, пока не важно кого, но не собственного жениха. Мне предстоит серьезный разговор с Таем и разрыв с его семьей. Что тут смешного? Они не простят оскорбления. Впрочем, мне тоже есть что им предьявить. Отложим пока разговор о твоих чувствах. Давай-ка по порядку об их объекте. Итак, куратор передал мое приглашение Таю.
– Кому? – разом высохли слезы.
– Твоему жениху. Можно говорить – уже бывшему. Оказалось, он в этом деле исчезновения двух адептов Академии замешан по кончики рогов.
– Двух?
– И оба вампиры, – кивнул Тьор. – Пропал еще некий Эсмус, но значительно позже. В Академии вместо него ошивался третий, но они нам неинтересны.
– Совершенно, – прошептала Миранда.
– Гораздо интереснее, что за Даори Энриати явился сам Предвечный князь с большим отрядом, и это передвижение не было санкционировано Темным Троном. У владыки есть что им предъявить.
«Замечательно, но как это поможет Даори?» – подумала девушка.
– Сегодня принц Дьяр призвал Тринадцатую Тень. До таинства меня не допустили, но результат изволили открыть. Миранда, поставь чашку, она из моей любимой коллекции фарфора.
Она послушно опустила посуду на стол и отодвинула подальше.
– Его нет в Тринадцатом клане, внучка, – сказал Тьор, опустив ладонь на ее руку и слегка сжав, утешая. – Это еще не значит, что он погиб. Тень заявила, что Даори Энриати фактически перестал быть кланником больше месяца назад, а в это время он еще находился в подземельях Академии.
«Убью, Тай!» – сжалась ее ладонь в кулак. Дед одобрительно похлопал ее и убрал руку.
– Понимаешь странность, внучка? Сама Тринадцатая Тень, великий дух клана, которому открыты все души, говорит, что Даори – вне ее ведения! Это может означать только одно: он уже не вампир! Как могло случиться такое чудо, будем выяснять, но если так, то нас ожидают великие потрясения. Может быть. Если только твой Даори не единственный уникальный случай во всей вселенной.
Единственный и уникальный, улыбнулась Миранда. И тут же поникла. Если даже Тень не видит его душу, то как она найдет Даори?
Читать бесплатно другие книги:
