Школа наемников Глумов Виктор
В отличие от легкомысленных сокурсников, Лекс готовился к завтрашнему дню со всей тщательностью и собирался уснуть.
— Не знаю, — буркнул он.
— Да врешь ты! Чё с ним? Струсил небось?
— Если бы струсил, Андреас при всех его опозорил бы, — не выдержал Лекс. — Слушай, отлепись, а? Если так интересно, спроси завтра у Андреаса.
— Да чё те стоит? Ну скажи!
— Дай поспать. Не знаю я.
Придавив голову подушкой, Лекс закрыл глаза и попытался отрешиться от шума.
Глава 7 НЕТ ВЫХОДА
Остановились у ворот — небольших, едва ли танкер пройдет. Как и положено на выезде — охрана, каменные башни дозорных вышек и пулеметные точки.
— Это был мой ученик, — проговорил седой, стараясь не смотреть на Артура. — Но я обещал, что ты уйдешь… и ты останешься в живых. Пока что.
Охранники на воротах не обращали на Артура внимания, как будто каждый день бывшее «мясо» ходило туда-сюда. Сняли наручники, вручили пистолет, патроны и вытолкали за ворота. Обернувшись, Артур прочел во взгляде седого ненависть.
Шагнул вперед, еще шагнул и побрел в сторону долины, со всех сторон окруженной скалами. Впереди маячила то ли свалка, то ли деревня. Это не Замок Омега, где чисто, здесь почти как дома: каркасы машин, выжженная солнцем земля, под ногами перекатываются камни. Живой! На воле! Все еще не веря в удачу, Артур побежал, боясь, что омеговцы передумают, он чувствовал — они смотрят в спину.
Теперь нужно гдето остановиться и перетянуть рану, кровь еще не свернулась. Вот и подходящий древний самоход, длинный, с множеством пустых окон и тупой «мордой». Когда-то самоход был выкрашен в веселый голубой цвет, но краска растрескалась, слезла пластами, оставшись только на стыке листов и вокруг клепок. Внутрь Артур заходить не стал — оттуда несло мочой и дерьмом. Рухнул в тень, отдышался, глянул на раненую руку: глубокий порез, но вроде не до кости. Стянул пропахшую потом майку, свернул жгутом и обмотал плечо выше раны. Обработать бы, хотя бы промыть, а то еще нагноится.
Заново родился: мысли возвращаются вместе с ощущениями. Ноют ушибленные ребра, в ушах звенит, хочется пить. Запрокинув голову, Артур рассмеялся. Белесое небо, нищета и убогость вокруг — его мир. Что делать дальше, он еще не думал, просто наслаждался свободой.
Придя в себя, осмотрел пистолет: простенький, самозарядный, в магазине семь патронов, еще десяток дали омеговцы. В деревне можно попытаться обменять боеприпасы на какое-нибудь обеззараживающее средство, а потом… Только сейчас Артур сообразил, что «потом» может не наступить. Он один, всего имущества — мокасины, штаны да майка, которой руку перевязал. Еще пистолет, устаревший до Погибели. Дома у него нет, возвращаться некуда, да и не доберется: если мутафаги по дороге не задерут, так охотники за головами прибьют или продадут в рабство. В охрану караванов не наймешься: омеговцы под боком, им Артур не конкурент.
Выходов два: побатрачить у землепашцев или прибиться к банде. Первое Артуру нравилось больше, если бы не одно «но». Даже два. Во-первых, заплатят такие гроши, что даже на куртку нормальную не хватит; во-вторых, хорошо, если наниматель попадется честный и не обманет, а если решит сэкономить? Прирежет ночью по-тихому и манисам скормит.
А ведь есть еще вариант! Податься в «дикие» наемники! Там ни машины, ни оружия не требуется — выдадут на месте, главное, чтоб здоровый и сильный был. Кормят, поят, крыша над головой, и платят, говорят, неплохо. Постепенно накопить денег, обрасти знакомствами, а потом пойти на вольные хлеба… Не совсем на вольные — под ту же Омегу. Надо будет у местных спросить, где люди требуются.
После того как его отпустили, Артур омеговцев даже зауважал: единственные люди в Пустоши, которые слово держат! Бывает же!
Он двинулся к свалке в приподнятом расположении духа, но чем ближе подходил, тем больше настораживался. Где дорога? Неужели никто не ездит? Слева появилась узкая малохоженная тропинка со следом ботинка в засохшей грязи. Ни полей, ни пастбища — почему местные ничего не выращивают? Вряд ли вблизи замка рискнули обосноваться кетчеры. Задумавшись, Артур споткнулся о покрышку с оплавившейся резиной и выругался.
Солнце, коснувшись скал, похожих на огромную корону, окрасило их алым, побалансировало немного на пиках и начало медленно скатываться — по долине протянулись длинные тени, отчего желто-красная земля стала еще ярче.
В сердце Артура поселилось дурное предчувствие.
За сваленные кучей самоходы и неведомые машины Древних он заходить не стал — в гостеприимство местных не верилось. Машины методично стаскивали, должно быть, много сезонов, громоздили друг на друга, создавая многоэтажные коридоры из взаимопроникающих салонов. Сооружение Артуру чтото смутно напомнило, но без конкретики.
Прокашлявшись, он крикнул:
— Есть кто живой?
— Пррроваливай! — ответили ему надтреснутым голосом.
Забубнил, возражая, второй мужчина. Тряпки на окнах самохода заколыхались, разъехались в стороны, и из салона высунулась харя, заросшая пегой бородой по самые глаза.
— Чаво тебе?
— Пить есть? — прохрипел Артур.
— Самим мало, проваливай!
— Подожди, — заговорил другой, высунувшись из соседнего окна. Рожа у него была не лучше: тоже заросшая, только борода — черная с проседью, нечесаные патлы сбились в колтуны, один глаз заплыл. — Чё у тебя есть? Просто так не нальем.
— Меня только что отпустили…
Пегобородый заржал. Было слышно, как он катается по салону и сучит ногами, доносились похрюкивания и возгласы:
— О-о-о! Е-его! Ха-ха-ха! О-о-отпустили! Я сейчас… сейчас лопну!
Не понимая, что он такого смешного ляпнул, Артур поспешил убраться от психов. Такие недолго живут. Почему они здесь, прямо у ворот замка? Такая хорошая долина, можно было ее засеять…
А вот и деревня, точнее ее подобие: вместо домов — кузовы грузовиков. Где железо проела ржавчина — заплаты из металла или кожи, окна занавешены грязными, драными тряпками. На порожке ближайшего такого «строения» сидело существо женского пола. Темные волосы не чесаны, наверное, сезон, рубашка износилась и выцвела, шорты болтаются. Почувствовав на себе взгляд, женщина дер нула острыми коленками, вскинула голову. Да она совсем молодая! Видимо, чем-то болеет.
— Новенький! — Женщина захихикала, обнажив воспаленные десны с почерневшими зубами.
Возле соседнего кузова два тощих бородача скребли ножами шкуру панцирного волка. На одном — обноски, какими и мутант побрезговал бы, на втором — балахон из шкур, на швах стянутый грубыми стежками; брюк нет; из прохудившихся ботинок торчат грязные пальцы.
Обычно, когда спадала жара, мамаши выпускали детей порезвиться, но здесь Артур не заметил ни одного ребенка. Стариков тоже не было. Мужики все заросшие, бородатые и грязные, похожие на крыс больше, чем на людей. А вон — Артур не поверил своим глазам — мутанты! Смуглый самец в набедренной повязке и сероватая самка, под ее заношенной рубашкой угадывались три пары грудей, громоздящихся друг над другом, примерно как у свиньи.
— Я хочу пить. — Артур улыбнулся изможденной женщине, сверкнув крепкими зубами. — Милая девушка, принеси мне, пожалуйста, чашку воды.
Подействовало — приложила палец к губам, вытянула губы трубочкой, засеменила к выделывающим шкуру мужикам. Склонившись к ним, махнула рукой в сторону Артура. На девок его обаяние действовало безотказно, но сработало ли оно сейчас? Он чувствовал опасность и… безысходность.
Безысходность лежала пятнами ржавчины на машинах, отпечатывалась на угрюмых лицах, пахла смертью и тленом, эти люди напоминали живых покойников.
Мужик в шкуре вскочил, раскинул руки, будто приглашая Артура в объятия, засеменил навстречу, приговаривая:
— Добрый день, путник! Приглашаю разделить с нами кров и скромный ужин! Не побрезгуй!
Взглядом он ощупывал Артура, взвешивал, оценивал. Артуру показалось, что его хотят сожрать, и он отступил. С хищным интересом мужик уставился на пистолет, и стало ясно: им нужно оружие, а может, и одежда. И хорошо, если не его, Артура, мясо. Оттолкнув местного, он взял на прицел женщину — та даже не шелохнулась — и попятился.
— Еще шаг — и стреляю!
— Это ты зря, парень, — тряхнул головой мужик в шкуре. — Быстрая смерть милосердна! Пока ты этого не понимаешь, но скоро, очень скоро поймешь! Идем со мной!
Не опуская пистолет, Артур продолжал пятиться. Мужик махнул рукой и побрел к напарнику, взялся за нож и продолжил скоблить шкуру.
Почему они ведут себя так странно и не боятся смерти?
— Когда передумаешь, приходи, — проскрипела женщина.
Холод продрал по спине, Артур кинулся в глубь долины, надеясь встретить человека, который объяснил бы, что здесь происходит.
Солнце уже скрылось за горами, и долина погрузилась во мрак. Артур двигался вдоль скал, держа пистолет наготове. Скоро похолодает, а он голый по пояс, надо где-то раздобыть одежду. Где? Свобода оказалась на поверку совсем не сладкой.
Эхо заметалось между скалами — подал голос панцирный волк. Очень хорошо, только хищников не хватало! С такой пукалкой против них — все равно что с голыми руками, тут карабин нужен, и пули особенные, острые такие, чтобы панцирь пробивать. Артур вспомнил двоих мужиков, скобливших шкуру. Значит, у крыс есть оружие. А ну как крадутся за ним, еще и на его пистолет рассчитывают?.. Нет. Он мотнул головой. Хотели бы — сделали бы. Смысл таиться? Ба-бах, и всё. Значит, что-то их удерживает.
Когда почти стемнело, Артур добрался до оврага, на дне которого змеился ручеек. Скатился по насыпи, встал на колени и принялся пить, зачерпывая воду горстями. Вода была теплой и отдавала тухлыми яйцами, но это не страшно, главное — утолить жажду. Напившись, он промыл рану.
Так, теперь неплохо было бы взобраться на пригорок и осмотреть долину сверху, пока еще чтото видно. Выбраться из невысокого оврага удалось с третьей попытки: камни под ногами скользили и осыпались, Артур снова и снова съезжал на дно.
По склонам невысоких холмов росли скрюченные кусты с черными листьями, кое-где к их стволам лепились сморщенные ягоды с ноготь размером. Дома таких кустов Артур не видел и проверять, съедобны ли плоды, не стал. Выбрав голый склон, он пополз вверх, стараясь не прикасаться к кустам — вдруг ядовитые. На голом пятачке сел, привалившись спиной к отвесной скале, огляделся: долина небольшая, за пару дней вдоль и поперек обойти можно. Пока карабкался, надеялся, что впереди меж скал спряталась тропинка, которая ведет в ущелье и дальше в Пустошь, сейчас же появилось подозрение, что отсюда вообще нет выхода. Разве только по горам лезть. Шансов выжить при этом — ноль, мало ли, какие там обитают твари.
Противоположную сторону долины в темноте видно не было. Придется завтра снова на пригорок ползти, а пока желательно найти место для ночлега, спрятаться от ночных тварей и не менее опасных людей.
Спустившись, Артур побрел вдоль скал, высматривая небольшое плато или пещеру. Сухая трава цеплялась за брюки, на ткани оставались колючие семена, похожие на утыканные иглами гранаты. Рука разболелась, запульсировала нарывом. Не стоило промывать ее тухлой водой.
Похолодало так, что зуб на зуб не попадал. Пришлось разматывать майку и надевать — какая-никакая, а одежда. От воды Артур решил далеко не отходить: если ручей проточил в скалах пещеру, по ней можно выйти из долины.
Колючей травы попадалось все больше, почва становилась жирнее. В местах, где по камням бежала с гор вода, рос плотный буроватый мох. Когда совсем холод доконает, надо будет собрать его и зарыться, но прежде — отыскать место для ночлега.
Вскоре Артур уперся в завал. Между двумя остроконечными глыбами, похожими на клыки, зиял узкий проход. Артур присел на корточки: след ботинка, камни утрамбованы, значит, здесь часто ходят. Вспомнились оборванцы на свалке, Артур сжал пистолет. Он уже не верил, что встретит нормального человека.
А это что белеет в сторонке? Кости. Артур разворошил ногой кучу костей: вроде бы волчьи. Ага, вон и клыкастые черепа. Рискнуть или обойти подозрительное место стороной? Уже почти ничего не видно, времени нет. Мутант с ним! Артур решил посмотреть, кто тут живет. Если туземец поведет себя агрессивно — пристрелить без разговоров.
Узкая тропинка вела вверх по насыпи, то выныривая, то теряясь меж камней. Не разбирая дороги, Артур поднялся на вершину, сбежал с пригорка и очутился на пятачке, окруженном кустарником, как колючей проволокой. Травы на земле уж слишком много, словно кто-то специально ее сюда приволок.
— Осторожнее, — пробормотали со стороны скал. — В земле ловушки для волков.
Вздрогнув, Артур прицелился в темноту.
— Опусти пистолет, я тебе не враг, — сказал мужчина. — Стой где стоишь, не двигайся, я сейчас выйду и проведу тебя.
Задвигались кусты, и появился темный силуэт. Артур взял его на мушку. Стрелять? Словно прочитав его мысли, мужчина поднял руки, показывая, что безоружен.
Как он выглядит, не разобрать, одно ясно: на голову ниже Артура, сутулый. Двигался незнакомец зигзагом. Речь связная, бросаться вроде не собирается. Пока нажимать на спуск не стоит.
Над горами выплыл край луны, свет упал на незнакомца, и Артур увидел, что человек этот без косматой бороды и прилично для здешних мест одет: кожаная куртка с блестящими нашлепками, темные штаны, заправленные в ботинки, на голове — что-то типа шлема. По возрасту мужчина Артуру в отцы годился.
— Иди за мной шаг в шаг, — сказал он и повернулся спиной. — Я живу в пещере. Если ты меня прикончишь, то не пройдешь, а ночью тебя сожрут волки. Готов? Идем.
— А если я убью тебя в пещере? — спросил Артур, повторяя движения незнакомца.
— Если бы хотел, уже попытался бы. Вижу, парень ты смышленый и не кровожадный. Ты ведь тут недавно? Та-ак… В этом месте будь особенно осторожен, по краешку обойди. Молодец. Если ты здесь недавно, то скорее всего не понимаешь, куда попал… Я сам некоторое время не понимал. Всё, пришли.
Луна взошла полностью, стало светло. У незнакомца оказалось треугольное лицо, правильной формы нос, губ не видно за недельной щетиной, значит — узкие, взгляд цепкий.
— Меня зовут Густав. Гус, — представился мужчина и протянул руку ладонью вверх.
Артур назвал свое имя, но руку не пожал.
— Идем внутрь, юноша, я все тебе расскажу. А то еще начнешь метаться да угодишь в яму с кольями. — Гус снова повернулся к нему спиной.
Артур с трудом протиснулся в узкую щель и попал в куполообразную пещеру, на сводчатом потолке бликовал огонь, горевший во второй «комнате». Словно бабочка, Артур рванул к костру, стоя вытянул руки, огляделся: эта «комната» была поменьше, квадратная. Поверх копоти на стенах — странные рисунки: взаимопроникающие квадраты, круги, какие-то узоры, человечки с покатыми плечами и длинными ногами. Пахло дымом и жареным мясом.
— Прошу к огню, грейся. — Скрестив ноги, Гус уселся на кучу тряпья, схватил миску и принялся чавкать.
В животе Артура заурчало, но он не спешил расслабляться, разглядывал обиталище.
Прожевав, Гус ему протянул миску:
— Ешь, вижу же: голодный. Ах да! — Он поднялся, порылся в куче за спиной и вынул видавший виды холщовый пиджак. — Накинь, а то весь в пупырышках.
Возражать Артур не стал, облачился в рванье, застег нул кожаные пуговицы и сунул руку в растянутый карман. Пистолет он так и не спрятал.
— Расслабься, я не кровожадный, пока сытый.
— Куда я попал? — не выдержал Артур.
— Ко мне домой. А если серьезно, то садись, в ногах правды нет. Вот так. Теперь можно и разговаривать. Попал ты, юноша, в очень нехорошее место. Называется оно Полигон.
Артур закашлялся.
— Поли… чего?
— Здесь, да будет тебе известно, тренируются омеговцы. Стреляют по живым мишеням, все мы — «мясо».
— Зачем тогда пистолет дали? — удивился Артур.
— Дабы усложнить себе задачу.
Понимание приходило медленно, Артур все никак не хотел отпускать веру в удачу.
Умный мужик этот Гус, грамотный, говорит складно. Костер зачадил, хозяин подкинул хворост — огонь затрещал, защелкал.
— Как отсюда выйти?
— Никак. — Гус сунул в огонь кусок мяса, нанизанный на железку, подержал немного, вынул и проговорил: — Дабы мясо получилось сочным, надо, чтобы оно сперва огнем прихватилось, а дожаривать следует, уже когда костер прогорит, на углях.
Запахло едой, Артур сглотнул, Гус подвинул к нему тарелку, приговаривая:
— Ты ешь, тут надо быть сильным. Ну и умным тоже. Тогда, как я, все облавы переживешь. Облавы-то на одиночек не устраиваются.
Не выдержав, Артур взял тарелку, повертел кусок мяса в руках и отправил в рот: жесткое, не прожевать, сухое и отдает псиной. Но выбирать не приходится. Жевал он долго, а на языке крутились вопросы.
— Неужели отсюда нет выхода? Не поверю!
— Хе! — Гус уставился в огонь. — Если бы был, я не сидел бы тут три сезона. Все скалы облазил — нет. Там, где можно было пролезть, — некроз. Здесь — сыпучка. На востоке — монолит. Ящерица, конечно, вскарабкается, а вот человек вряд ли. Тут среди старожилов легенда ходит, что-де был умелец один, из меха-корповских убийц, вот он смог и сбежал. Да мне не верится — наверное, гниет где-нибудь в ущелье, падалыцики его склевали.
— Падалыцики?
— Ну да, огромные такие птицы, но без перьев, и крылья у них перепончатые. Они ночью прилетают и выискивают ослабевших. По крайней мере, на меня ни разу не напали.
Артур, сжав виски, прошептал:
— Ну и попал! — И рассмеялся: — Омеговцы сказали, что если противника прикончу, меня отпустят. Твари, а я думал, они слово держат.
Гус присвистнул, посмотрел оценивающе и снова отвел взгляд.
— Ну и ну, щенка омеговского прикончил. Похвально. Все-таки омеговцы слово сдержали: тебя ж отпустили. Вы же не обговаривали, куда именно. Надо было торговаться. — Гус потер руки; Артур обратил внимание, что у него маленькие ладошки и тонкие, почти детские пальчики. — Во всем выгоду искать следует, — сказал он с важным видом, — тогда все у тебя будет. Вот у меня все было: две жены, обожали меня, чуть ли не на руках носили; дом большой, сендер… Уважаемым человеком я был, потому что, — он коснулся пальцем лба, — головой работать надо. И будет всё. Но не сразу. Я вот большим человеком был, потому что умный, образованный… Ты не смотри, что я здесь оказался, это всё подлость человеческая. Слабак один меня ночью взял… Правда, на своей жене, так она же сама захотела! Бабы — они такие, ты баб бойся… Слабак меня по голове стукнул — со спины, трус он. Убить духу не хватило — знаешь, что бы с ним сделали, если б он меня убил? О-о! На всю Пустошь хай поднялся бы! Ему бы жить не дали! Так он меня связал и тайно омеговцам на Полигон продал.
— А от меня тебе какая выгода? — не выдержал Артур. — Здоровый, жру много, ты здесь и без меня отлично справился бы.
— Правильные вопросы задаешь, молодой человек. Это сейчас мне хорошо, а вот потом, когда солнце пропадет, нужно будет у костра дежурить, чтоб не погас. А мне и вздремнуть хочется иногда.
— А при чем тут солнце и костер? — удивился Артур.
— Я солнцем траву зажигаю, есть у меня штуковина одна, на свалке нашел. Лин-за, вот. А когда солнце спрячется, огонь беречь следует. Кто за огнем не уследит, тот покойник.
— Так ведь сезон дождей только закончился…
— Тут все по-другому, не как в Пустоши. Да и порядочные парни не каждый день в гости заходят, а ты к тому же разумный, небось еще и грамоте обучен.
— Обучен, — буркнул Артур, размышляя, обидеться на «порядочного парня» или нет. Как ни крути, от этой порядочности одни неприятности.
— Во! — Гус ткнул пальчиком в потолок — на стену упала тень, там перст его был огромен. — Я, понимаешь ли, эстет. Мне еще и поговорить интересно, язык, так сказать, почесать. Мозги, они ведь как мышцы — если их не тренировать, усыхают. Все надеюсь, что выберусь и послужат они мне, как в прежние времена.
Вспомнился наркоман с мутантом на поводке, тот так же зубы заговаривал, а потом кетчеры нагрянули. Наверное, и Гус задумал недоброе, как бы не случилось чего…
— Ты не отчаивайся, тут жить можно, если приспособиться, это сейчас швали всякой полно, а вот после облавы останется человек пятнадцать-двадцать, никто набегать не будет, у панцирников щенки народятся — неважная, а еда. Правда, как засуха — вся живность дохнет, безмозглым жрать нечего, но мы-то умные, мы запасемся… Да и оружия будет валяться — во! — Гус чиркнул себе пальцем по горлу и добавил грустно: — Еще бы книгу где раздобыть, по чтению истосковался.
Не понравился он Артуру. Вроде бы отличный мужик: накормил, обогрел, небось и спать уложит… Подождет, пока жертва уснет, и прирежет, потом разделает и съест. Вон какое у него брюшко, а местные все тощие, ветром их качает. И что делать? Прикончить его? А если Гусу на самом деле просто собеседник нужен? Он же хвастун-говорун. Да и выживать умеет. Значит, ночью надо притвориться спящим, но ухо держать востро.
— Мясо еще будешь? — не унимался Гус. — Держи.
Пока гость жевал, хозяин рассказывал, как он охотится на волков: на площадке перед пещерой полно ям с кольями, мутафаги по следам приходят, проваливаются и дохнут.
— Я вот чего не пойму… — продолжал Гус. — Днем они вообще не появляются, на своей территории живут, а чуть стемнеет — рыщут. Я сам из-под Харькова, там ни днем, ни ночью от них спасенья нет, а тут как будто дрессирует их кто. Словно кто-то не велит им до заката переступать невидимую черту.
— Раньше думали, что и мутанты безмозглые, — поддержал разговор Артур. — А потом поняли, что некоторых от людей отличить невозможно. Вот и волки, наверное, умнеют.
— С чего ты так решил?
— Дошло до них, что человек ночью слабее, в темноте не видит, вот и подкрадываются. Им-то все равно, день или ночь.
— Не ошибся я в тебе, — проговорил Гус и раскидал угли. — Давай спать, что ли. Завтра что думаешь делать?
— Осмотреться бы, по скалам полазить. Может, мне показалось, но на востоке удобный подъем…
— Удобный, ну-ну. Я ж говорил: некроз там. Но ты сходи, проверь. Все равно, пока сам не убедишься, без толку предупреждать. Не вздумай лезть в некроз, я видел тех, кого он коснулся, лучше смерть. Держи матрас и шкурку вот, прикройся, а то задубеешь
Матрасом Гус называл кожаный мешок, внутри которого что-то скрипело. Клопов в нем, наверное, видимо-невидимо. Чтобы не заснуть, Артур представлял клопов — огромных, с бурыми брюшками, потом стал представлять, как выбирается по скалам на свободу.
Зарывшийся в тряпье Гус храпел с присвистом, даже скорее сипел, как гусак, собравшийся атаковать. Интересно, он притворяется или на самом деле вырубился? Артур начал громко сопеть — Гус не отреагировал. Но спать все равно было опасно.
Налетели мысли: об отце, о Романе. Сволочь, нежится на его, Артура, перине, а он здесь кормит клопов.
И небось совесть бывшего друга не мучает. Главное — подороже продать и радоваться этому. Гус так же говорит, и тренер говорил: «Стань зверем, этот мир для зверей, мутанты пришли на смену людям и скоро их вытеснят». Пальцы нащупали спусковой крючок. «Хватит, стань таким, как они все. Ты сильнее, умнее, моложе. Прыгни первым и сомкни челюсти на глотке. Убил же мальчишку-омеговца, теперь этого убей. Опереди».
…Кто-то дышит в ухо, шевелит волосы — примеряется, куда лучше ударить. Артур сверху видел себя, спящего, над ним склонился невысокий сутулый человек, в руке у него блестел нож. Вскочить, отбиться, но Артур болтается вверху, под самым сводом пещеры, а тело там. Хлоп — он соединился с телом, ударил врага…
Ба-бах!
Артур вскочил: сон, всего лишь сон. Палец нажал на спусковой крючок, и пистолет выстрелил.
— Тебя что, бешеный мутант покусал? — проворчал Гус и перевернулся на другой бок.
Артур поставил пистолет на предохранитель, но из руки не выпустил. Среди ночи он еще пару раз подскакивал, но Гус мирно посапывал в своем углу.
Глава 8 ПЕРВЫЙ ДЕНЬ НА СВАЛКЕ
Если верить уцелевшим документам, до Погибели было другое летосчисление — вместо сезонов годы. Год делился на четыре фазы, сезон ветра соответствовал времени, которое называлось осень, сезон дождей назывался зимой, сезон солнца — весной и летом. Климат был мягче и прохладнее, на месте Донной пустыни простиралось огромное соленое озеро, именовавшееся Черным морем.
История Пустоши. Древние. Третий курс
После медицинского осмотра Лекс шагал в знакомый кабинет при штабе, стараясь сосредоточиться. Хотел к Гаю заскочить, но времени не хватило. Лекарь утверждал, что с раненым все хорошо, но сомнения все равно оставались — а вдруг соврал лекарь, чтобы не волновать курсанта в такой важный день?
Спасибо, хоть ночью кошмары не мучили. Ложась спать, Лекс боялся, что убитый (а правильнее было бы сказать — казненный) преступник явится, кровью залитый, в глаза заглянет. Не явился и не заглянул. Лекс пережил первый опыт убийства, принял его и успокоился. Мир казался справедливым и юным, теперь Лекс был уверен: он пройдет испытание, что бы ему ни предложили.
Сегодня офицеров было двое. Одного из них, равнодушного, без шевронов, Лекс помнил с прошлого раза, второй сидел у стены, на лицо его падала тень — не рассмотреть, как и знаки отличия на форме. Лекс решил не обращать на него внимания.
— Здравия желаю! Курсант Лекс прибыл.
Офицер кивнул на стул, пролистал личное дело и уставился на Лекса, как мание перед атакой. Так и казалось, что сейчас прищурит желтоватые глаза, и меж тонких губ появится тонкий, раздвоенный язык.
— Курсант, с первым заданием ты справился превосходно и проявил себя как умелый боец, но этого недостаточно. Наемники из диких тоже обучены кулаками махать, и среди них имеются профессионалы. Офицер должен являть образец мужества, ума и смекалки. Вам предстоит работать с людьми, причем не с равными, а с дикими из Пустоши. — Офицер взял паузу, отложил папку с личным делом, скрестил руки на груди и продолжил: — Как и другие курсанты, ты бывал на Полигоне. Наверняка изучал карту, да?
— Так точно.
— Но людей видел со стороны. — Офицер развернул карту Полигона и подвинул ее к Лексу. — Вот здесь, — ткнул пальцем в скалы на западе, — немного не доходя до старого города, есть плато. «Мясо» вряд ли о нем знает. Твое задание: сколотить команду и к вечеру пятого дня занять эту высоту. Помимо тебя в долину отправятся трое курсантов. Вы должны понять диких и научиться с ними работать. Из оружия у тебя будет только нож. Задание понял?
— Так точно.
— Это не всё. Полигон контролируется, мы будем видеть каждый твой шаг. Тот, кто не справится или проявит себя недостойно, останется там навсегда. В качестве «мяса». Легенду придумаешь сам. Как себя вести, решишь на месте. Задание понял?
— Так точно.
— Да что ты заладил?.. — Офицер поморщился. — У тебя есть шанс отказаться, тогда ты останешься в рядовых. Без права повышения, зато жизнь сохранишь. Если провалишь испытание, сам станешь «мясом». Твое решение?
— Никак нет, я не откажусь.
— Отлично. — Офицер повернулся к напарнику: — Обеспечь курсанта оружием и проводи на Полигон. Лекс, отныне, пока ты в Цитадели, контакты с сокурсниками запрещены. Товарищи, которых ты встретишь на Полигоне, — твои враги. Свободен, курсант.
Лекс думал, что после вчерашнего потерял способность удивляться, но сейчас был ошарашен и растерян, как в детстве. Что же это — убивать друзей? Сокурсников, с которыми в одной казарме столько сезонов прожил? Но приказ обсуждению не подлежит.
Лекс отдал офицеру честь и последовал за сопровождающим. На свету он рассмотрел его нашивки — майор, надо же. Не последний чин, а у бесшевронного на побегушках. Это кто же у нас личные дела смотрит? Подполковник, не меньше! Тут же, на улице, появились правильные вопросы, например: кем контролируется Полигон?.. Да ведь сколотить команду из озлобленных диких в принципе невозможно… А ведь Гай не ошибся, провалившихся на испытании убивают… Хуже, чем убивают, — превращают в манекены для отработки ударов, в живые мишени.
Задавать вопросы майору Лекс не решился, утренняя бодрость сменилась подавленностью.
Возле учебки сопровождающий свернул к раздевалке, потом направился к складу. Лекс очутился в просторном, заставленном шкафами и стеллажами помещении с деревянными скамьями вдоль стены. Здесь пахло потом, грязными носками и одновременно мылом, свежим бельем. Кладовщик уже ждал, это был пожилой ветеран, потерявший в незапамятные времена правую руку, но не ушедший из Омеги. Козырнув майору, он вытянулся, готовый исполнять распоряжение.
— Собери курсанта на Полигон, — приказал сопровождающий и удалился.
Старик обошел Лекса кругом, кивнул своим мыслям, подковылял к стеллажу, выбрал вещь-мешок из ряда одинаковых, протянул Лексу:
— Переодевайся.
Это оказалась одежда диких. Лекс снял форму, сложил аккуратно; усевшись на скамейку, натянул майку и брюки из грубой ткани, напоминающей мешковину, зашнуровал остроносые ботинки с металлическими носами, бежевую бандану положил в карман куртки. На дне мешка валялись длинные лоскуты кожи, украшенные бусинами и когтями.
— Готов? Вот, — кладовщик отдал нож, — это твое единственное оружие. Сможешь раздобыть огнестрел — молодец. Помни: на Полигоне правил нет. Убивай и грабь на здоровье.
Лекс осмотрел нож: раскладной, тяжелый, с деревянной рукоятью, не умещающейся в ладони. Взмахнул рукой — нож выкинул клинок типа «боуи»[1], с зазубринами у основания. Теперь Лекс понял, зачем кожаные ленты, обмотал их вокруг запястий, и к левому браслету прикрепил нож с помощью скобы.
Он справится, он заслужит офицерское звание и доверие Омеги. Кладовщик, склонив голову к плечу, рассматривал курсанта. Глаза у ветерана были красные, нос — рыхлый, пористый. Небось каждый вечер за стену бегает, у диких выпивку покупает. Сам Лекс в самоволку ни разу не ходил, а вот Кир выбирался, потом рассказывал про самогон и женщин…
— Хочешь совет, боец? Я тоже был на Полигоне и выдержал испытание. Хотя тогда все проще было — ни контроля, ни… Ладно. В общем, слушай: «мясо» тебя, конечно, раскусит. Видно, что ты — из наших, ты уж прости, но видно. Чтобы за местного сойти, поголодать бы тебе недельку да не помыться. В общем, что омеговец — не скрывай. Скажи, первое испытание провалил, не убил человека, вот тебя в «мясо» и определили, слабака. Ты парень хороший, у тебя умное лицо. Поэтому пользуйся советом. В этом сезоне тебе достался.
— Спасибо… А в прошлых сезонах?
— В прошлом мальчишка вроде тебя только фыркнул, не захотел слабаком выставляться, пусть и перед «мясом». А в позапрошлом… — Кладовщик почесал нос. — Не помню, парень. Я каждый сезон одному курсанту советую… А слушать или нет — твое дело.
— Спасибо, — повторил Лекс, — я воспользуюсь, обязательно воспользуюсь.
Кладовщик оглушительно чихнул и сложился пополам.
Перед выходом Лекса покормили. В столовой он завтракал в одиночестве, и до самых ворот ему не встретился никто из курсантов. Его сопровождали действительные рядовые, молчаливые и сосредоточенные. За стенами Омеги Лекс поежился — восемь сезонов он жил в Цитадели, свыкся с ней. На Полигон его, конечно, вывозили, в скалы тоже — на плацу всему не научишься. Но тогда он был уверен, что вернется домой. Сейчас не учебный выход, а испытание, и неизвестно, как оно закончится.
Лекс покосился на конвоиров. Солдаты молчали. Интересно, они были курсантами, отказавшимися от испытания, или нанялись из диких? В любом случае любить Лекса им не за что.
Припекало. Лекс повязал бандану на голову. Скоро захочется пить, но он тренированный, потерпит. Пока об этом можно не задумываться, ручей-то на Полигоне есть.
Перед воротами на Полигон один из рядовых вдруг сказал ему:
— Удачи.
«Бывший курсант, — подумал Лекс. — И надо же, не завидует. Смирился со своей судьбой. Что ж, не каждому дано стать офицером».
— Спасибо, рядовой!
Конвоиры остались за спиной. Ступив на землю Полигона, Лекс отринул все свои проблемы, отвлеченные мысли, опасения и сосредоточился на выживании и стремлении к победе. Он должен победить любой ценой!
Лекс быстро осмотрелся: у ворот — ни души. Удивительно, но здесь даже мухи не досаждали! Жизнь в долине жалась к скалам, ручью. Если верить карте, на свалке какието неудачники обитают. А мутафаги от входа держатся подальше, слишком часто их отстреливают курсанты. Лекс на миг зажмурился, до боли сжал кулаки. И решительно зашагал вперед.
К первой свалке он добрался быстро, размышляя, воспользоваться ли ему советом кладовщика или действовать по-своему. Открыться местным или попробовать притвориться «мясом»? Правильнее сказать правду, пообещать жизнь в обмен на помощь. Нет, не подходит — наплестито он может что угодно, а вот сдержать обещание… Омеговцы не врут. Офицер не должен обманывать даже «мясо». Даже мутантов. Или сейчас — можно?
Сказали же, что правил нет, делай что хочешь. Наверное, ветеран прав: если открыться, мало того что не поверят, но еще и пристрелить могут со злости.
Лекс двигался уверенно. Ни один камушек не хрустнул под ногами. Панцирника, одинокого, жалкого, Лекс заприметил издали. Волк повернул лобастую башку, оценил обстановку и, виляя задом, потрусил к скалам на восток. И что это было? Панцирные волки редко ходят по одному и, наученные горьким опытом, крайне редко спускаются в долину. А этот… будто следил.
В сердце долины не было деревьев и кустов, палящее солнце выжгло всю растительность, ощетинившаяся колючками зелень льнула к скалам, где дольше сохраняется тень, — это он на всю жизнь запомнил после первого выезда на Полигон…
Лекс выбрал искореженную машину древних подальше от свалки, засел за ней, поглядывая на логово «мяса» сквозь пустые окна. Свалка будто вымерла. Неужели другие курсанты успели раньше него? Конечно, сюда все ломятся в первую очередь, нужно было сразу идти в глубь долины… Нет. Сначала надо разжиться оружием. Отнять, если добром не отдадут. А потом уже налаживать контакт: дикие уважают только силу.
«Опасно. Тут. Опасно», — прошелестел голос в голове Лекса.
Он подскочил. Высунувшись из-за машины, заозирался — никого.
«Не ходи. Опасно. Отступай к скалам. Там ждут. Сюда не надо».
Лекс еле сдержал крик. Перегрелся?! Спятил? Чтобы не слышать бормотание, в котором не было ничего человеческого, он, зажав уши, рванул к свалке. Пристрелят? Ну и пусть. Сейчас все, что ему нужно, — встретить людей. Пусть «мясо». Пусть злобное и тупое. Но не тварь неведомую, способную проникать в мысли!
Грохнул выстрел, и в землю у ног, подняв облачко пыли, врезалась пуля. Лекс отпрыгнул в сторону и понесся зигзагом. Он по-прежнему ничего не соображал, но тренировки сделали свое дело — сработали рефлексы.
Еще выстрел. Не берегут они патроны.
— Стоооой! — заорали со свалки. — Стоооой, дурак!
«Стой. Назад. К скалам. Тут опасно», — посоветовал голос в голове.
— Помогите! — завопил Лекс, не сбавляя скорость. — Помогиииите! Люуууууди!
Скалы, окружающие долину, готовы были сомкнуться и раздавить его. Никогда в жизни он так не боялся, аж живот скрутило. С детства Лекс не любил общество, на дух не переносил толпу, в Цитадели позволял себе дружить только с Гаем. А тут — в голову залезли и хозяйничают! И они… Лекс рванул еще быстрее, хотя, казалось, это было невозможно — они, голоса, не людям принадлежат!
Сквозь пот, заливавший глаза, Лекс увидел, как на отроги свалки карабкаются дикие. Бородач в хламиде из шкур сжимал сделанный из трубы самострел. Местные пялились на Лекса, голос в голове молчал, будто его и не было, и курсант притормозил, а потом и вовсе перешел на шаг. Дыхание сбилось, губы, язык и горло пересохли, глаза резало, в ушах стучала кровь — перенапряг ся, чуть не загнал себя.
— Стой! — крикнули со стороны свалки. — Стой, кальмаркина отрыжка!
Лекс послушался. Согнулся, уперся ладонями в колени. Дышать. В боку кололо, грудь сводили спазмы. Если Полигон контролируется — хана, он уже провалил задание. Будущий офицер не должен бежать к потенциальному противнику, штаны теряя. Навалятся толпой, захватят в плен и сожрут, и никакая подготовка не спасет.
— Ты кто, паря? Чего рванул-то? Мы уж думали, ты врежешься!
На свалке заржали. Лекс нашел в себе силы распрямиться. Попробовал ответить, но пересохший язык не слушался. Жестами Лекс показал, что хочет пить.
— Хрена тебе, — обрадовался мужик с самопальным ружьем, — а не воды! Стой смирно, омеговец! Вы смотрите, ребята, какой щенок наглый пошел. И откормленный. Что, боец, обосрался?
Снова заржали. Лекс вспомнил совет кладовщика и затряс головой:
— Н-нет. Не… — Слова давались с трудом, дыхания не хватало. — Я не омеговец. Уже. Дайте пить.
— Ага. Надысь тоже такой приходил, еле отвадили. Но по тому хоть видно было — «мясо». По тебе тоже видно — омеговский выкормыш. Убийца.
«Всё, — подумал Лекс, холодея, — вот и всё. Мне конец пришел. Сейчас он выстрелит. Если повезет, его дура даст осечку… или у нее будет сбит прицел. Перезаряжать ее наверняка долго. Значит, я прыгну в сторону и попробую уйти. Но здесь же плоско, как на столе. Сколько они за мной следили? А я еще, дурак, побежал навстречу».
— Я больше не омеговец!