Девятая пешка. Сборник рассказов Новиков Макс
– Да? И как называется?
– Козерог, как же ещё?
Охотник довольно усмехнулся.
– Вижу, тебе очень нравятся горы, – он заговорил с ней голосом наставника, – да, горы красивы, иногда миролюбивы, иногда жестоки. Величественны. И они всегда стараются спрятать от нас горизонт.
Он сделал короткую паузу, приложившись к своему бурдюку. Шумно сглотнул.
– Горы – это порог жилища небесных царей. Чем выше поднимаешься к небу, тем больше жизненных сил забирают у тебя духи за твою дерзость, – охотник ухмыльнулся своим седым и исцарапанным лицом, – чувствуешь, какие тяжёлые у тебя руки и ноги, как тяжело даётся каждый следующий шаг?
– Да. Я никогда не поднималась так высоко.
– На, вот, держи, – её проводник протянул ей бурдюк, – сделай несколько глотков. Сразу всё не пей. Поможет с усталостью. Ты еле движешься.
– Что здесь?
– Чай из растения, что растёт в краю жарких болот. С далёкого Запада. Бодрит. Когда я там бывал, видел как местные устраивали жертвоприношения – сжигали кукурузу и эти листья. И все ходили кругами вокруг большого костра – босые и с опущенными глазами.
– Что такое кукуруза? – стесняясь, спросила Иза.
– А, да, – охотник почесал бороду, – здесь не растёт. Еда. Плодовое дерево, только как трава. На вкус… даже не знаю с чем сравнить.
– И этот чай бодрит? Правда?
– Да. Помогает. Как по мне – чистое колдовство. Пей.
Напиток оказался приятным, но имел странное послевкусие, от которого слегка немел рот. Иза сделала несколько глотков и заметила насмешливый взгляд старого охотника.
– Что? – по-детски наивно спросила она.
– Ничего, – отозвался следопыт и перевёл взгляд в сторону горизонта, – если бы духи видели эти горы, то они улыбались бы, глядя на них с небес.
* * * * * * *
Горы умели быть жестокими.
Чем дальше они отдалялись от Скалистого города, тем более крутыми становились скалы и подъёмы. Камни скользили под ногами и лишали чувства уверенности.
На одном из коварных подъёмов, охотник оказался чуть позади своей спутницы, шоркая своими шипованными сапогами по камням. Внезапно его деревянный протез хрустнул и предательски надломился. Падая, старый охотник зацепил острым камнем висок, оставив на лезвии скалы следы крови. Под собственным весом он быстро скатился с крутого обрыва и сорвался вниз, к основанию горной бездны, пронзив ковёр из облаков.
Охотник падал с такой высоты, что не было ни малейшей возможности, что он выживет.
Иза обернулась назад на шум и замерла в полном исступлении, без сил двинуться с места или даже закричать. Она скатилась со склона на пологую площадку, откуда только что начала подъём, и там просто села на корточки, обхватила голову руками и заплакала.
Он умер не от старости. Не от ярости кочевников и не от рук бандитов. Его жизнь забрали горы, которым он отдал столько времени на своём пути.
Сумбурно перебирая в голове, что у неё осталось с собой, девушка ощупала свой заплечный мешок.
Почти вся еда лежала в рюкзаке охотника, а у неё кроме старого одеяла, в которое она недавно заворачивала череп горного козла, остались только сухари и пара кусков вяленого мяса. Была ещё пара крюков, облегчавших подъём по крутым склонам и бурдюк с бодрящим чаем – вот всё наследство, которое ей досталось.
Она была голодна, переполнена тяжёлыми мыслями, измучена. Даже необходимость не могла заставить её продолжать путь. Кусая губы от отчаяния, которое было сопоставимо с бездной между скалами, Иза сминала пальцами воздух, словно пыталась поймать горного духа.
В её голове проносилось детство и отрочество, оставшееся далеко позади. В памяти яркими огнями вспыхнули рукописи деда, запахи дома, игра в прятки среди скал.
– Как глупо вышло… – сквозь слёзы шептала она, – как глупо…
Внезапно странное чувство заставило её очнуться. Она не оплакивала охотника. Она оплакивала себя. У неё в ушах звучал не голос этого диковатого странника, рыскавшего по миру в поисках звериных трофеев, а голоса ушедшего детства и желание лучшей жизни.
Поток слёз прекратился – ему на смену пришли гнев и недовольство. Она посмела сдаться в тот момент, когда была к своим зелёным лугам и ветряным мельницам ближе всего.
Иза сдавила в руках два крюка, которые ей отдал проводник, и нахмурилась сквозь слёзы. Взглянув на острый камень со следами крови следопыта, Иза вдруг отчётливо прошептала:
– Спасибо… я бы одна не зашла так далеко, – замерла на мгновение, не узнав собственный голос, – и бес меня побери, если не пройду через этот клятый перевал!
* * * * * * *
Лабиринт из горных скал быстро поглотил её, и Иза продвигалась вперёд, ориентируясь больше на внутренний голос, чем на рисунки старого охотника и горные вершины
Днём она отчаянно пыталась пройти как можно больше и старалась согреться под солнцем. Каждый её вечер начинался с того, что она искала глазами знакомые звёзды. К счастью, сейчас она была выше облаков и небесные огни не могли от неё скрыться. Но по необъяснимым причинам сейчас она терялась в этом огромном тёмном ковре с рассыпанными на нём мерцающими песчинками. Девушка не могла найти ни одного знакомого созвездия и сомневалась даже в простейших вещах. Спросить было не у кого, и тогда она старалась идти в сторону высокой вершины со снежной шапкой, на которую ей однажды указал охотник. Хотя кто знает, возможно, она просто блуждала в этом скалистом лабиринте…
Неужели её дед был прав? Неужели горы, эти прекрасные места любви, погубят её?
Ей вдруг захотелось оказаться в уютной комнате. Выпить парного козьего молока, полистать знакомую книгу. Понежиться в тёплой и мягкой постели, так, чтобы её обнимал пушистый кот.
– Нет… – она шептала самой себе и тут же прижимала грязные руки к губам, – не сегодня. В другом доме. В другом месте.
Видения в её голове сменяли одно другое, холмы с зелёной травой, ветряные мельницы и каменные дома с глиняными крышами проступали перед её глазами. Она верила, но была бесконечно потеряна. Живот сводило от голода. На третий день у неё закончилось бодрящее волшебное пойло, подаренное охотником, а вместе с ним и желание повернуть назад.
Холодало. На скалах стали часто попадаться клочья снега, а дыхание, вырывавшееся изо рта клубилось маленькими облаками.
На её пути постоянно вставали непреодолимые преграды. Пологих склонов практически не встречалось – горный лабиринт загадывал ей неразрешимые загадки. Преодолеть большинство препятствий можно было только на крыльях, а пропасть между горными хребтами начинала казаться ей живой, точно как из рассказов молодого кочевника.
Иза останавливалась на лезвии пропасти и ругалась на своё бессилие. Потом замирала на месте, слушала колыбельные песни духов ветра и шёпот небесных странников. Подставляла лицо солнцу и чувствовала себя смертельно уставшей, голодной, но живой. И когда злоба и отчаяние покидали её, она начинала старательно искать пути обхода.
Они находились, но как правило приходилось карабкаться по практически отвесным склонам. Первый раз зависнув над пропастью без дна, цепляясь крюками за скалистый каменный пирог, девушка от страха и головокружения едва совладала с собой, почувствовав как сильно притягивает её горная пучина и призывает сдаться.
Чем дальше она продвигалась, тем чаще ей приходилось ползти словно горная ящерица по отвесным граням скал. На очередном отрезке её пути встретилась настоящая каменная стена, стоявшая практически вертикально.
Изе снова потребовалось сначала разозлиться, а потом успокоиться, чтобы заставить себя двинуться на штурм преграды своей армией из одного человека. Но эта скала оказалась сложнее всех предыдущих. И в голову снова проникало назойливое ощущение, что бездна под ней – живая. Со своими желаниями и намерениями. Что иногда она по-дружески показывает красоту гор, но стоит подойти слишком близко к краю, как она становится пугающе-страшной и жаждет её смерти.
Иза замерла на месте, вцепившись в скалу, и тихо плакала, потому что не могла справиться с дрожью в руках от испуга. Она убеждала себя, что нужно продолжать, шептала самой себе добрые напутствия хриплым голосом.
Вдруг одна нога предательски соскользнула. Девушка почувствовала, как пропасть желает обнять её, поглотить, притянуть к себе. Она отчаянно вскрикнула и изо всех сил вцепилась руками в крюки, подаренные охотником. Привычное головокружение на этот раз охватило её особенно сильно. Иза с трудом удержала рвотные позывы и коротко простонала. Сильнейшее чувство голода проснулась в ней в самый неподходящий момент, и девушка вдруг отчётливо поняла, что умирает. От нахлынувшего страха гибели, сознание молниеносно перенесло её в мгновения собственного детства, и она невольно начала читать старую молитву на хивлонском, которой научил её дед. И как и прежде, она не понимала ни слова, но вкладывала в каждый звук свой собственный смысл.
Это была молитва без слов, потому что Иза была даже не уверена, что выговаривает её правильно, что не путает заученные фразы местами.
Внезапно её слух различил какие-то посторонние звуки, кроме собственного хриплого шёпота и голосов ветра. С огромным трудом повернув голову в сторону, путешественница увидела на горной скале странный силуэт.
С её щеки вниз соскользнула последняя грязная слеза, прах потерянного счастья, опьянённая от увиденного.
– Козерог… – на выдохе хрипло прошептала Иза.
Он был огромен. Хотя его от покорительницы гор отделяло изрядное расстояние, можно было представить его настоящие размеры – зверь был крупнее человека среднего роста. В голове девушки сразу же застыл вопрос – не призрак ли это, и если нет, то как он вымахал в горах до таких размеров?
Девушке страшно захотелось протереть свои глаза, потому что она отказывалась поверить увиденному. Но её руки были заняты. В этот момент она поняла, почему это животное так впечатлило её предков, что они ставили огромные статуи в его честь.
Козерог карабкался по практически отвесной скале, выщипывая жалкие клочья горного мха и периодически останавливаясь для того чтобы почесать своими роскошными рогами собственную спину. Делал он это так грациозно и непринуждённо, словно был посреди роскошного пастбища, а не держался на крошечных уступах над пропастью.
У этого огромного дикого козла совершенно отсутствовал страх высоты.
Он ступал своими копытами на маленькие каменные выступы, и в случае ошибки было даже не ясно, сколько придётся падать, прежде чем умереть. Внезапно он остановился. Казалось, в самом неподходящем месте, широко расставив свои ноги, упираясь копытами в уступы скал, и обернулся в сторону девушки. Испуганно и удивлённо. Так, словно не ожидал увидеть здесь спутников. Потом сделал несколько осторожных шагов вперёд, виртуозно сохраняя равновесие, и обернулся снова.
Иза от удивления раскрыла рот. Она была готова поклясться на всех рукописях её деда, что он приглашал её за собой. Этот безумный горный козёл вынуждал её пойти на такое же безумие.
Она выдохнула и переборола новый порыв головокружения. Сознание заполнилось мыслями, связанными лишь с выживанием. И появление этого мохнатого животного с огромными рогами подарило ей какой-то невероятный резерв силы воли. Иза стала прорываться вперёд и вверх, готовая цепляться за крошечные выступы на камнях чем угодно – руками, ногами, зубами. Но эти уступы находились предательски далеко друг от друга, и ей приходилось стараться изо всех сил. Пару раз ей казалось, что продвинуться дальше невозможно. Тогда девушка упиралась лбом в древние камни, кусала губы до крови и рычала как дикий зверь, мысленно удивляясь свирепости своего голоса. Смотрела вниз, шептала проклятия и с ненавистью плевала в чёрную бездну. Потом бросала косой взгляд на козерога, который уже преодолел эту горную стену, добрался до безопасного склона, и теперь с интересом наблюдал оттуда за своей неожиданной спутницей, покачивая своей рогатой головой. Улыбаясь со слезами на глазах, покорительница гор пыталась пробиться дальше снова и снова. Она царапала лицо, рвала одежду, но продолжала продвигаться вперёд со скоростью упорной черепахи.
Время невероятно растягивалось вширь. На расстояние, которое по земле можно преодолеть меньше чем за минуту, здесь требовались часы.
Наконец, она преодолела преграду и добралась до уступа, где совсем недавно её дожидался скалистый козерог. Как только страх бездны отступил, Иза без сил повалились на небольшую площадку, припорошённую снегом и протяжно простонала. Не сразу смогла понять, чего хочется ей больше – смеяться или плакать.
Собрав остатки воли в кулак, она приподнялась, опираясь на локоть, и стала искать взглядом горного козла. Ей хотелось подобраться к нему поближе и обнять его как своего спасителя. Но козерога нигде не было.
«Спугнула… или сбежал, или… ну, нет, глупость какая!»
Она снова повалились вниз и добавила уже вслух:
– Проклятье… – шептала Иза, чувствуя, как её пальцы от усталости сводит судорогой, – клянусь бородой своего деда, в Скалистом городе, наверное, сейчас безопаснее, чем здесь!
* * * * * * *
В Скалистом городе не было безопаснее.
Слухи о нападении степняков перестали быть слухами, когда из ущелья на пастбища около города вылетели несколько отрядов кочевников и бросились в бой словно саранча. Солдаты южан решились на схватку, но получившаяся драка скорее напоминала издёвку. Остатки гарнизона южан поспешили спасаться бегством, пока гнев и стрелы степняков не настигли их.
Сразу же начался грабёж. Пир на костях и скалах. Город запылал.
Драка застала старого писаря за привычной работой, и он даже не попытался скрыться или спастись. Когда в его дом вошли знатные степняки в сопровождении младшего каана в дорогой ламеллярной броне и шлеме с навершием в виде конского хвоста, летописец попросил не отвлекать его от работы.
С ним общались вежливо, плохо скрывая раздражение. Задавали вопросы, на которые старик отвечал уклончиво, вызывая ещё большее раздражение.
Закончив допрос, младший каан, вышел прочь, а вместе с ним и все воины. В помещении остался только молодой паренёк со шрамом на лбу. Он взглянул на летописца насмешливо и с сожалением.
– Дурак! – сказал он на выдохе, схватившись рукой за короткий кинжал у пояса, – ты дал каану, что он хочет. Теперь ты мясо.
Вскоре в центре города, рядом с каменными статуями козерогов, собралась большая толпа из степняков в одеждах из старых шкур или в лёгких тегиляях. Все разгорячённые от победы и голодные до наживы.
Перед ними, сидя верхом на лошади, выступил младший каан, говоря о военной добыче, закончив крикливым призывом:
– Легенды не врут! – заорал он, – эти древние статуи стоят здесь не просто так!
Ему поверили потому что это сделать было легче всего.
И кочевники с криками и кирками бросились на крепкие каменные скульптуры, которые были возведены много веков назад. Статуи за пару часов превратились в обломки. Но среди них не было ничего ценного. В толпе сразу же пошёл слух о том, что сокровища наверняка в каменных пьедесталах, на которых были установлены статуи. И вскоре постаменты, как и статуи превратились в пыль истории.
Среди их обломков не было ничего. Под ними тоже. Не было ни золотых жил из золота, ни алмазных тайников, ни жемчужных россыпей.
В отчаянии головорезы начали крушить всё вокруг. Самые усердные стали рыть ямы под пьедесталами, с усилиями вбивая свои стальные кирки в каменистую почву. Их упорство было готово иссякнуть, но они внезапно наткнулись на каменный ящик с бронзовыми заклёпками.
Под всеобщий рёв восторга, яму углубили и расширили, сорвали хитроумные заклёпки и каменную крышку тайника. От тяжёлых и неосторожных ударов глиняные таблички, которые хранились внутри, разбились и раскрошились, а старые листы бумаги, завёрнутые в полуистлевшую кожу и ткань, рвались от небрежных прикосновений кладоискателей.
Бесценный памятник и документы, хранившиеся несколько столетий, со времён расцвета Скалистого города, превратились в пыль и труху за несколько минут. Расхитители ещё некоторое время ковырялись в земле, осматривали жалкие клочки бумаги и обломки глиняных табличек. Вскоре стало окончательно ясно, что ни золота, ни драгоценностей не предвидится. И это привело их в ярость.
На площадь приволокли старого писца и снова стали допрашивать. Но когда он увидел во что превратились знаменитые статуи козерогов, он от ужаса и удивления не смог внятно ответить ни на один вопрос, а только сдерживал слёзы и бормотал:
– Проклятый край… что за проклятый край…
И тогда его пытали. Пытали целый день. Жестоко и страшно. Вырывали ногти, секли кнутами и били сапогами по голове. Но он не сказал больше ни слова.
Ни слова о сокровищах, древностях и наследии истории.
И тогда его притащили к обломкам статуй и прилюдно казнили, бросив тело на обозрение перепуганным местным жителям. Тем, кто остался. Бросили, чтобы устрашить, чтобы показать доказательство своей силы, но вышло иначе.
Это было доказательство того, что они, грозные вояки в расцвете сил, потерпели поражение от чудаковатого восьмидесятилетнего старика, который ценил наследие истории выше своей жизни.
* * * * * * *
Когда Иза вскарабкалась на очередную вершину, её перчатки были все порваны, а пальцы были все в крови. Тело сотрясала дрожь от голода и озноба. Она была истощена. Измучена. Но была готова идти дальше. И тогда духи гор дали ей знак. На её упорство и упрямство они ответили потусторонним благословением – лепнина из облаков словно расступилась перед ней, образовывая небесный коридор и указывая направление пути.
Иза застыла на месте каменной статуей, поражённая красотой увиденного. За свою жизнь она вдоволь насмотрелась горных пейзажей, но такого ослепительного величия не видела никогда.
Там впереди была зелёная долина с реками и холмами. Залитая солнцем, она выглядела прекраснее, чем в её самых смелых мечтаниях. Этот пейзаж был самым лучшим из всего, что она когда-либо видела в своей жизни.
От волнения у путешественницы перехватило дыхание, а ноги подкосились так, что она едва сохранила равновесие. Губы сами собой нашёптывали вызубренные молитвы на незнакомом языке, а душа заполнялась счастьем. Её поглотило чувство абсолютного превосходства, ощущение победы и неописуемого восторга.
Девушка с диковинным именем Иза, внучка писаря из Скалистого города, в одиночку и без снаряжения прошла через Грозовой перевал.
Опытные путешественники рассмеялись бы и ни за что бы ей не поверили.
Потому что этот перевал считался непроходимым. Здесь нашли свою смерть десятки путников и следопытов, пытавшихся найти короткую дорогу до Сумрачных скал.
Но Иза не знала этого.
Ей никто об этом не говорил.
Она просто карабкалась вперёд и вверх, не имея возможности вернуться назад. У неё не было крыльев, чтобы как птица перелететь через эти скалы. Не было снаряжения – только пара крюков. Не было даже проводника – из всех людей на этом пути она была первой. И от этого захватывало дух.
Она была готова станцевать танцы старых шаманов здесь, на склоне гор, где застало её ощущение победы, на краю небесного мира, переполненная чувствами. В изодранной одежде, голодная и лохматая, со следами запёкшейся крови на ногтях, и от приступа счастья, кажется, сошедшая с ума. Но покорительница гор была слишком измучена дорогой, на танец не было сил, и она просто раскинула руки, стоя на краю скалы, в попытке обнять небо, охватить горизонт и побрататься с вечностью.
Это был знак силы и признак свободы. Символ победы воли и явление доблести.
Наконец, после долгого пути с чужими костями и по чужим оковам, она была свободна от собственных.
Эрнест Миллер Хэмингуэй – (1899 – 1961) американский писатель и журналист. Был участником Первой Мировой войны, где сделал заметки своего первого успешного романа «Прощай оружие» (в черновиках было 47 вариантов концовок). В 1918 году, спасая раненого итальянского снайпера, Хэмингуэй попал под миномётный огонь и чудом остался жив. После войны жил в Париже, совершил несколько больших путешествий в Африку, где подхватил лихорадку и долго восстанавливался после неё. В годы Второй Мировой войны организовал контрразведку против нацистских шпионов на Кубе и даже охотился за нацистскими подлодками на своём катере. В 1944—45 годах принял участие в войне в Европе. Потом вернулся на Кубу, где вскоре написал свою самую известную повесть «Старик и море», за которую сначала получил Пулитцеровскую премию, а потом и Нобелевскую. В 1960 году Хэмингуэй вернулся в США, где у него началась глубокая депрессия – писателю казалось, что за ним постоянно следят агенты ФБР. Его поместили в психиатрическую клинику, где в ходе лечения он потерял память, а вместе с ней и возможность писать книги. Он был убеждён, что за ним следят, кругом «жучки», а его банковский счёт постоянно проверяется. В 1961 году Хэмингуэй застрелился из своего любимого ружья, не оставив предсмертной записки.
В 1980-ых годах после обнародования архивов стало известно, что ФБР действительно следило за писателем последние пять лет его жизни.
Ламеллярная броня – античный и средневековый доспех, состоящий из пластин, сплетённых между собой прочным шнуром. Был достаточно сложен в изготовлении, поэтому имел высокую стоимость, и как следствие был в экипировке только у обеспеченных воинов. Существовал в нескольких типах – либо в виде отдельных элементов (кирасы с длинным подолом), либо в форме халата с длиной до колен, с защитой плеч и шеи. Размер пластин, из которых собиралась ламеллярная броня, мог быть разным, но чем меньше были пластины, тем более сложной была сборка, и тем большую подвижность доспех позволял своему владельцу.
Тегиляй – простой в изготовлении и дешёвый средневековый доспех. Имел распространение в Азиатских странах, а также среди воинов в русских княжествах. Изготавливался из прочной ткани и шерсти, подбивался пенькой. Имел стоячий ворот и короткие рукава. В надёжности значительно уступал профессиональным доспехам военных, но мог быть усилен фрагментами кольчуги или стальными пластинами.
Смарагд – античное название изумруда.
Марал – один из подвидов благородного оленя, обитающего в восточной Азии. Крупный и мощный, марал также имеет очень массивные рога.
Малгэй – средневековая монгольская войлочная шапка, отороченная мехом.
Бурдюк – кожаная фляга для воды, вина и кумыса.
Дорога диких гусей – Млечный путь в Античное время и Средневековье в разных культурах имел разные названия, но большинство были похожи друг на друга и сводились к идее того, что это небесный путь, служащий птицам для указания направления в места зимовок. Например, у венгров Млечный путь назывался «путём диких уток», у поляков – «дорогой птиц», у русских – «гусиной дорогой», у татар – «дорогой диких гусей», у киргизов – «караванной дорогой», у ханты и манси – «южной дорогой птиц».
Обсидиан – «вулканическое стекло», магматическая горная порода, прошедшая через быстрое охлаждение. Имеет окрас от чёрного до красновато-бурого, характерный излом и стеклянный блеск. С обсидианом связано много мифов и легенд, поскольку он чаще всего встречается в местах извержений вулканов. Ранее обсидиан применялся для изготовления стекла, орудий труда и украшений.
Козерог – вид горных козлов, обитающий в Европе и Азии. Самцы этих крупных животных имеют внушительные рога, длиной около 1 метра. Кроме этого козероги обладают феноменальной способностью карабкаться по самым трудным горным поверхностям, забираясь на самые труднодоступные вершины.
В древности и в Средние века европейский козерог (ибекс) был объектом сильной мистификации, из-за чего его кровь, мясо, внутренности и даже экскременты использовались в медицинских целях. Черепа, рога и кости были частью мистических ритуалов. Это превратило козерога в ценную добычу для охотников и привело к практически полному их истреблению – из многотысячной популяции уцелело лишь порядка 100 особей.
Сегодня, благодаря усилиям по сохранению этого вида, популяция достаточно многочисленна, и козерога можно встретить во многих частях Альпийских гор.
* * * * * * *
Сады сгнивших яблонь
Вы созданы для счастья. Если вы не можете его достичь, это полностью ваша ошибка.
Жюльетта Бенцони
Тот, кто смотрит вне себя – спит,
кто начинает смотреть внутрь себя – просыпается.
Карл Густав Юнг
Когда минул день плодородия, прошёл праздник урожая, а листва на деревьях получила позолоту, под занавес сумрачного утра, из каменного капкана столицы выехал всадник. Укутанный в серый плащ с нашивками посыльного, он был в стёганном дублете, с чёрным шапероном на голове и в рукавицах сокольничего со свежими следами хищных когтей. Всадник спешил – его вороной конь, постоянно получавший шпоры, храпел и разбрызгивал грязь подкованными копытами.
Он вёз больше чем послание, особый груз – мальчика пятнадцати лет Это был сын одного из старших офицеров, большой выдумщик с горящими глазами и непокрытой головой.
Глеб был оглушён звуками своей бурной фантазии. Воображение рисовало ему чудные вещи под песни волынок и мерный стук барабанов. От быстрой скачки картина перед его глазами постоянно менялась – башни, парки, жилые и общественные здания чередовались в неведомой последовательности, создавая запутанный лабиринт. Всецело доверившись опытному всаднику, он просто наслаждался скоростью, смотрел по сторонам и на ходу считал дома с крышами из терракотовой черепицы:
– Один, два, три… – Глеб задерживался глазами на тех, что ему понравились, – четыре, пять… у этого крыша прохудилась – плохо, холодно будет… шесть, семь, восемь.
Выдохнув, он словно успокоился и перевёл взгляд на небо, прогонявшее тучи, которые совсем недавно пролились дождём.
Всадник мчался сквозь поселения людей – суетливых, трудолюбивых, честных и не очень. Разных. Напористым криком разгонял зевак, норовивших попасть под копыта. Вскоре он выбрался из города – вороной конь вынес его в глушь, туда, где воздух был чище, а желания сильней. Туда, где пахло свободой, где осенью небо всегда казалось выше, и вечер наступал раньше.
Лента дороги запетляла, начала прирастать перекрёстками, расширяться и сужаться. Окружавший их пейзаж постоянно изменялся – холмы, леса и редкие постройки чередовались друг с другом, и только далёкие горы стояли вдалеке неподвижными мрачными часовыми, скрывавшими горизонт. Быстрая скачка продолжалась почти час. Всадник за всё время ни разу не останавливался и не сбавлял темп, пока они не оказались на холмистой равнине, заполненной деревьями.
Посыльный резко натянул поводья. Конь захрапел и сбросил скорость, вырывая копытами мокрые клочья травы. Скачка оборвалась резко и внезапно.
Глеб быстро спустился вниз, с наслаждением почувствовав под ногами неподвижную твёрдую поверхность, а не конскую спину. Дорога немного утомила его, и он мысленно позавидовал выносливости посыльного.
Парень обернулся назад, желая поблагодарить всадника, но тот не сказал ни слова. Привычным движением качнулся в седле и шевельнул ногами. Конь, получив шпоры, снова взбил клочья грязи на раскисшей от дождя дороге, сорвался с места и исчез за деревьями.
Глеб испуганно замер на месте, в растерянности и удивлении. По привычке потёр потные ладошки одну о другую и осмотрелся. Пока он добрался сюда, тучи немного отступили, а небо просветлело. Поблизости никого не было, кроме деревьев, стоявших плотным строем, как на военном смотре. Мальчик наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что ему говорили, но вдруг понял, что не знает, зачем он здесь оказался. Словно он провалился в сон, или, наоборот, спал всё остальное время и только сейчас проснулся.