Горец. Гром победы Старицкий Дмитрий

Склоненные знамена всех частей императорской гвардии, морского и воздушного флота несли пешим ходом сразу за траурным лафетом. Знаменные группы чеканили шаг по заиндевевшей брусчатке.

Шестеро электоров верхом при полном параде шагом ехали следом единой шеренгой, символизирующей их равенство друг с другом. И на них было холодно смотреть – в одних мундирах, даже без плащей. А люди они все в возрасте уже. Однако традиция…

За электорами пешком уже шла длинная процессия генералов и высших чиновников империи. Также в одних парадных мундирах при всех орденах и с холодным оружием.

И в конце почетной колонны тянулись фабриканты из тех, кто имел звание коммерции советника, среди которых топал и я. Этим было разрешено идти в пальто и даже шубах. Чему я был несказанно рад. Если бы меня произвели в генералы, то я так же бы мерз, как и они. Даже сильнее, потому как не было у меня заранее припасено на такой случай особо толстого мундира и теплой фуражки на вате.

Главный проспект Химери тянулся на три километра от старинного замка – зимней резиденции императоров до моста через реку, и от него еще на километр до места монаршей усыпальницы, построенной всего сто лет назад. Проспект был помпезно красив и ничего общего не имел с окружающими его средневековыми кварталами. Проспект этот при предыдущем императоре прорубили сквозь старый город и застроили красивыми пяти-шестиэтажными домами «с архитектурными излишествами». Больше Химери градостроительными нововведениями не трогали. Отоний запретил. Разве что аккуратно газифицировали, провели водопровод и современную канализацию. И после аккуратно все восстановили внешне, как было. В качестве водонапорных и газгольдерных башен приспособили древние оборонительные башни стен старого города.

По той же традиции издревле здесь запрещено было строить какие-либо промышленные предприятия. Оттого город, вопреки столичному статусу, умудрился остаться небольшим по размеру, окруженным заповедными лесами императорской охоты. Даже театры утроили за пределами кольцевого бульвара, разбитого на месте средневековых внешних городских стен. Разве что оставили старинные ворота из-за их архитектурной и художественной ценности.

Жили в Химери придворные аристократы, чиновный люд, банкиры, торговцы, отельеры и прочий многочисленный обслуживающий персонал. Причем первые в основном наездами, если не находились здесь по службе.

Внутри усыпальницы вдоль стен, расписанных сценами былой славы империи, стояли в два ряда мраморные саркофаги, в которые век назад свезли со всей империи останки всех сорока восьми императоров. Сколько было их за шесть сотен лет! Даже у императора Штефа, который триста двадцать лет назад погиб в бою в верховьях зимнего Данубия, провалившись в доспехах под лед, имелся здесь кенотаф. Крышка каждого саркофага была выполнена в виде лежащего на одре покойного монарха, одетого в соответствии с модой своего времени в бронзовые рыцарские доспехи или мраморные мундиры. И каждому с помощью снятых посмертно гипсовых масок придали полное портретное сходство.

Перед усыпальницей электоры спешились и подняли на плечи гроб с покойным императором. Впереди них, стуча золоченым посохом по каменным плитам, шел церемониймейстер.

В воротах усыпальницы их встретил караул из дюжины императорских гвардейцев под командованием лейтенанта.

– Стой. Кто идет? – крикнул лейтенант, командовавший караулом. Гвардейцы за ним взяли винтовки на руку, обратив блестящие штыки на процессию.

– Отоний, – ответил церемониймейстер.

– Что ему здесь нужно? – четко выкрикивал лейтенант ритуальные слова.

– Место последнего упокоения.

– Какое он имеет на это право?

– Он наш император.

– Вы знаете, что оттуда уже не возвращаются? – махнул лейтенант шпагой на ворота усыпальницы.

– И мы знаем, и он знает.

– Открыть ворота. Прощайте, ваше величество. – Лейтенант отмахнул шпагой салют.

Ворота усыпальницы открылись как бы сами по себе.

Гвардейцы взяли винтовки на караул.

Литавры забили дробь, и трубач затянул «Слушайте все».

Электоры на плечах снесли гроб внутрь, где им служители помогли переложить бренные останки Отония в предназначенный для него саркофаг. Где и накрыли его штандартом. Крышку саркофага положат позже. На сороковой день.

Электоры снова вышли на площадь, где князь Лоефорт на правах временного регента, с этого момента и до выборов нового императора имперский интеррекс[20], старческим голосом возвестил городу и миру:

– Император Отоний, второй этого имени, покинул нас и ушел вслед за богами. Помолимся, братья и сестры, за то, чтобы они приняли его в свой круг с радостью.

Толпа сняла головные уборы и сосредоточенно шептала ритуальные слова.

Ворота усыпальницы медленно закрылись, отрезая мир живых от мира мертвых.

Никаких поминок не устраивали. Не принято это здесь.

Естественно, все участники похоронной процессии, добравшись до дому, крепко выпили, ибо намерзлись. Не более.

На площади перед усыпальницей остался только безутешный принц Тон. Бывший принц. Теперь только простой герцог. Даже не электор.

Он так и стоял там несколько часов, пока его насильно не увели во дворец.

Занимательно смотреть со стороны, как дрессируют парадную ротную коробочку. Но все же скучно. Лично я отбрыкался от такой чести тем, что на параде сам поведу колонну бронетехники. Тому, кто будет торчать из люка бронехода, шагистика ни к чему.

Инструктор по строевой подготовке был фельдфебелем императорской гвардии и докой в своем деле. По крайней мере, мои рецкие штурмовики и егеря, люди не особо фанатеющие к строю и фрунту, всего за половину дня стали вполне прилично смотреться. Но этому зануде все мало. Оно и понятно: у кого вся служба – сплошной парад и развод караула, тот только в шагистике и видит ее смысл.

– Фельдфебель, – позвал его я, – сворачивайтесь. Личному составу пора обедать.

– Но, господин капитан-командор, осмелюсь возразить: ваши люди настолько сырые, что им каждая минута тренинга за благо. А до обеда еще почти час.

– Я что, нечетко высказался? Исполняйте приказ.

– Осмелюсь заметить, господин капитан-командор, что если вашу роту не гонять интенсивно, то она может опозориться на параде.

– Вот что, фельдфебель… – Я начал закипать. – Эти люди – герои войны. В отличие от тебя, тыловая крыса. Ты про «кровавую тризну» хоть слыхал?

Фельдфебель нехотя кивнул в подтверждение.

– Так вот, не советую тебе делать из них личных врагов. Исполнять приказ. Личному составу отдыхать и принимать пищу.

– Слушаюсь, господин капитан-командор, – недовольный фельдфебель четко откозырял, развернулся на каблуке и пошел передавать мой приказ роте.

Идеальный оловянный солдатик.

Миры могут быть любые, но армии во всех одинаковые. Грустные размышления, если трезво подумать. Без строевой подготовки армии не сделать. Но если сводить все к парадам, то армию запросто можно угробить. Заранее. Без противника.

– Круто ты с ним, – хохотнул за спиной знакомый голос.

– Ваша светлость… – развернулся я к подошедшему рецкому герцогу.

– Хотя и бесполезно, – продолжил Ремидий. – Все равно ничего не поймет. Он давно все мозги себе выбил каблуками о плац. Однако парадную коробочку он из твоих партизан умудрился-таки с утра сколотить. Тоже талант надо иметь. Так что не суди его слишком строго. Свое дело он знает отлично. – Герцог сделал ударение на слове «свое». – Кстати, Савва, не составишь мне компанию на обеде?

– Почту за честь, ваша светлость.

Обед был из серии «тайное собрание масонской ложи». Кроме герцога на нем присутствовали оба Бисера, Плотто, Молас и Аршфорт. Я поначалу не понял, что я делаю в такой компании, потом сообразил, что за мной восемь единиц бронетехники… А здесь я, чтобы смог проникнуться важностью момента и оказанным доверием. Чтобы не переманил меня на свою сторону тот же князь Лоефорт, отсутствующий тут, но расточавший мне авансы в Калуге на пуске рельсопрокатного стана.

Узкий круг. Уже не бывает.

Люди, которых я знаю и которые меня знают. И которым я, кстати, обязан своей карьерой. Как военный. И что еще важнее, как фабрикант. С которыми к тому же крепко повязан финансовыми интересами. Все сидящие за столом так или иначе пайщики моих предприятий.

Ремидий и оба Бисера всегда меня прикрывали от серьезных напастей. Хотя я не всегда это адекватно оценивал.

Когда слуги вышли из обеденного зала, фельдмаршал взял слово.

– Итак, господа, регент-интеррекс на время междуцарствия возложил на меня обязанности верховного главнокомандующего, вплоть до выборов нового императора.

– Это он погорячился, – хмыкнул Ремидий, у которого с утра наблюдалось хорошее настроение.

– А куда ему было деваться, если в настоящий момент действующий генерал-фельдмаршал в стране один. И это я. И я – победитель в войне, что характерно. Но ситуация в столице не так однозначна. Расклад сил на случай крайних действий таков, что в Химери вся императорская гвардия подчиняется Лоефорту, плюс его личная рота и рота оногурского короля. У нас гвардии всего две-три сотни. Ближайшая армейская часть, которая подчинена мне, расположена за тридцать километров. Вот и считайте силы и возможности.

– У Кобчика бронетехника и рота автоматчиков, – усмехнулся в усы Ремидий. – К тому же не паркетных шаркунов, а испытанных ветеранов, уже привыкших побеждать. Савва, ты готов к городскому бою?

Я ответил не задумываясь:

– Так точно, ваша светлость. Интенсивные тренировки штурмовых городских боев на полигоне проводились. Да и взятие крупного разъезда на опыте показало, что один штурмовик-автоматчик среди тесной застройки стоит отделения бойцов с винтовками. Просто давит плотностью огня. А что, ситуация уже вошла в клинч и выход только в вооруженном противостоянии? Выборов не будет?

– Выборы будут. – Ремидий стал серьезен. – Но быть готовыми надо ко всему. Ты готов?

– Я выполню свой долг, – ответил я под их пристальными взглядами.

Вроде все удовлетворились таким ответом, хотя он и содержал толику двусмысленности.

– Воздушный флот, кстати, как подчиненный лично императору, остался без командующего, – дал новую тему для обсуждения фельдмаршал Аршфорт. – Кто его будет временно заменять? Что скажешь, Плотто? Ты у нас воздухоплаватель.

– Да хоть Кобчик, – ответил командор.

– Кобчика нельзя, – высказал свое мнение принц Бисер. – Он совсем не умеет себя вести с власть предержащими. А командующий флотом больше политик, нежели технарь. Покойный император это быстро понял. Я думаю, сейчас Кобчик как раз на месте. Пусть строит свои аппараты тяжелее воздуха и создает пилотируемую авиацию. Я правильно ее назвал, Савва?

– Правильно, ваше высочество, – кивнул я и налил себе темно-фиолетового, почти черного вина. – В командующие я и сам не рвусь. Но против некоторой самостоятельности в своей деятельности выступать не буду. Дело это новое, неизведанное. Требует больших вложений в науку и конструкторские разработки.

– Значит, будем стоять на этом мнении Отония в отношении Кобчика, – заключил Аршфорт. – Он командор авиации в воздушном флоте. Его заведование будет автономно от воздухоплавания. Скажем так, по аналогии с подводными лодками в морском флоте. Они тоже только-только начали реально плавать под водой.

– То-то, Кобчик, ты снова вырядился во флотский мундир, – подколол меня принц Бисер.

– Согласно последней воле последнего императора, – пожал я плечами. – Но все вы знаете, что я всегда хотел летать.

Плотто на это только ехидно усмехнулся. Но ничего не сказал.

– И не надо, Вит, делать такое лицо, – бросил я ему через стол. – Мои, как ты любишь дразниться, «этажерки» себя уже показали на фронте как полезные машины. Без их воздушной разведки в реальном времени у нас не получилось бы ни прорыва, ни молниеносного рейда. Несмотря на всю бронетехнику. И фланговый ночной рейд «железная» бригада сделала именно на основе воздушной разведки «этажеркой». Я уже не говорю о практически молниеносной связи со штабом фронта. Фактически в реальном времени.

Плотто примирительно поднял руки вверх. Обшлага его мундира задрались и показали шнуровку протеза на левой руке.

– Слышали новость? – спросил ольмюцкий король. – Имперский принц снял свою кандидатуру с баллотировки. Он не хочет быть императором.

– Причина? – спросил фельдмаршал.

– Желает всего себя посвятить воздухоплаванию.

– Хороший для него выход из тупиковой ситуации, – заявил Молас. – У Тона и так шансы на избрание были призрачные. За него стоит только один великий герцог. Тон хороший администратор, но постоянно пребывал в тени отца. А тот его нещадно эксплуатировал на непопулярных миссиях. Откуда возьмутся симпатии у электоров и генералитета к вечному проверяющему? Разве что действительно среди воздухоплавателей. Он им покровительствовал и фактически был начальником штаба при адмирале неба.

– Осмелюсь спросить, а какой у него чин? – спросил я.

– Корвет-капитан воздушного флота, – удовлетворил Плотто мое любопытство.

– Что он просил в отступное? Адмиральство? – поинтересовался фельдмаршал. – Это будет недорого.

– Самое смешное, что совсем ничего не попросил, – ответил король. – Заявил, что хочет летать.

– Я его понимаю, – встрял я в разговор. – Небо оно такое. Никого от себя не отпускает. Небо можно любить бескорыстно. Правда, Вит?

Плотто улыбнулся мне и кивнул в подтверждение. А для всех предложил:

– Я лично не против того, чтобы Тон был адмиралом воздушного флота. Он, по крайней мере, в теме и в курсе наших забот и потребностей. Воздушный флот – специфические войска, как и морской флот. Мы не можем предугадать, кого во главе воздушного флота поставит новый император. Хорошо если просто фаворита на синекуру, тогда еще при хорошем начальнике штаба можно будет достойно существовать. А то, не дай ушедшие боги, какого-нибудь инициативного дурака из пехоты посадят на нашу шею. Будем в небе стройными шеренгами летать.

– Кобчик, а твое мнение? – поинтересовался король.

– Я не знаю Тона. Не сталкивался с ним по службе. Не могу дать ему характеристики, – уклонился я от ответственности.

– Плотто уже высказался, и он не будет выступать против того, чтобы Тон стал командующим воздушным флотом и соответственно адмиралом неба, – продолжал король вести собрание.

– Не жирно ли ему будет сразу адмирала неба? Он же не император, – буркнул фельдмаршал. – Хватит ему и контр-адмирала для начала. И так через ступень перескачет.