Горец. Гром победы Старицкий Дмитрий
– Показывай, – разрешил князь.
Я махнул рукой, и на смотровое поле выехала четверка битюгов, запряженных в большую фуру.
Расчет высыпал из фуры на грунт и стал вытаскивать детали станины. Через пять минут она была собрана. Направляющие закреплены. Бомбо-ракеты вставлены. Ждали только команды.
Я дал отмашку.
Залп.
Шесть дымных шлейфов прочертили в ясном небе черные параболы и упали в траншеи учебного штурмового городка. В воздух полетела земля, обломки досок и по частям манекены, изображавшие противника.
На капитана Щолича было больно смотреть, как разрушают его детище. Однако товар надо было показать лицом. А окопы и срубы ему восстановят. Пленных ему дам на такое дело.
Дав три залпа, расчет так же быстро разобрал установку залпового огня, сложил ее в фуру и уехал со смотрового поля.
– Быстро они. – Урагфорт спрятал золотые часы в нагрудный карман френча. – Пошли посмотрим, что там они набедокурили, – позвал начальник ГАУ свою свиту и стал спускаться с холма.
Все стадо штаб-офицеров и генералов покорно побежало за вожаком на учебное поле.
– Молодец, Савва, не подвел, – шепнул мне герцог. – Главное, красиво вышло.
Сел в двуколку, которой правил его придворный кучер в полковничьих чинах, поехал за столичными гостями, но кружной дорогой.
Когда генералы освободили наблюдательный пункт, ко мне подошел Милютин Щолич.
– Еще одну школу открываем? – спросил как бы невзначай.
– Как захочешь, – уклончиво ответил я.
– Конечно, хочу, – с жаром отозвался капитан. – Только ты, Савва, инструкторов мне дай.
– Ох, Милютин, Милютин, – притворно выдохнул я. – Тебе дай мед, да еще и ложку…>
Капитан обиделся.
Я поспешил успокоить:
– Да дадим мы тебе гражданских инструкторов из РДМ, но не навсегда. Своих растить будешь.
А сам подумал, что к водителям-испытателям из РДМ прикреплю я солдат местных, рецких, пусть они и становятся инструкторами на полигоне. Осталось только отобрать грамотных и со знанием имперского языка.
Но спросил я капитана совсем о другом.
– Ты банкет приготовил?
– А то? – отозвался Щолич. – Повара из герцогского дворца с утра шустрят. Целой командой. Мне только солдат дать им в помощь и осталось. Герцог же здесь. Кстати, контрразведка что-то бегает со вчерашнего вокруг меня как наскипидаренная. Конных стрелков нагнали. Всю округу прочесали… Не знаешь причину?
– Не обращай внимания. Они у нас бароны свои. Рецкие. Не Тортфорты какие. Дел не шьют. Реально шпионов ловят. Даже успешно. А сегодня они герцогскую безопасность блюдут.
Капитан на минуту замолчал, посмотрел в бинокль на поле и предупредил:
– Возвращаются.
Князь со свитой действительно шли обратно. Герцог их обогнал на двуколке.
– Принять вид бравый и слегка придурковатый, чтобы умным обликом не смущать высокое начальство, – скомандовал я.
Щолич задорно засмеялся. Не слыхал парень старых земных анекдотов.
Когда комиссия ГАУ вернулась на наблюдательную площадку, князь Урагфорт недовольно сказал:
– Баловство все это. Бомбометы твои, Кобчик. Шуму много, толку нет. Только что заставить противника на время попрятаться по норам.
– Уже хорошо, ваше превосходительство, – ответил я. – Пока враги прячутся, можно пустить пластунов с ножницами для резки проволоки на нейтральную полосу.
– А в это время ваши бомбы, которые летят, как хотят, попадут по своим же, – высказал свое мнение седой майор, самый младший чин в комиссии.
– Зато их можно выпустить много, – возразил ему Щолич, который обычно старшим по званию старался не возражать. – И стоят эти бомбы копейки по сравнению со снарядами и не требовательны к характеристикам взрывчатой начинки. А еще ими можно ставить дымовую завесу.
– Капитан, покажите им миномет, – попросил я Щолича.
– Да видели мы ваш миномет, – недовольным тоном отозвался полковник из свиты князя.
– Видели, – подтвердил начальник ГАУ, – когда на вооружение принимали. Все его отличие от настоящей мортиры только что дешев и легок. Но мортира стреляет точнее и ДЗОТ пробивает.
– Но вы же не сможете дать по мортире каждому батальону, ваше сиятельство? – сказал я несколько ехидным тоном.
– Не смогу, ваша милость, – вернул мне князь ехидную улыбку. – Поэтому вашу трубу и приняли на вооружение. Кстати, концерн «Лозе» включился в эту программу, только в калибре сто миллиметров.
– Лучше сто двадцать, – непроизвольно вырвалось у меня.
– Поясните. – Князь поднял правую бровь.
Я пояснил:
– Вес орудия примерно одинаковый, а мина будет мощнее. Только этот миномет уже полкового уровня. Средство усиления, а не непосредственной поддержки.
– Я им подскажу, – пообещал князь. – Вы сами такой калибр делать будете?
– Для рецкой горной армии такой мощный и тяжелый миномет без надобности. Но вот если горный семидесятимиллиметровый распространить для обычной пехоты – почему нет. Как насытим горные войска, так и начну поставки. А пока все идет в те горнострелковые бригады, которые будут менять своих товарищей на южном фасе Западного фронта.
– Это да… – вклинился в наш разговор герцог. – Тут моя рука первая, ваше сиятельство.
– Не смею с вами спорить, ваша светлость, – слегка склонил голову князь.
– Тогда пойдемте скромно перекусим, – примирительно предложил Ремидий. – Я так понял, что артиллерийский тягач на вооружение вы берете?
– Только вместе с обученными водителями, – уточнил Урагфорт.
– Ну, за этим дело не станет, – отмахнулся герцог. – Щолич?
– Я здесь, ваша светлость, – моментально отозвался капитан.
– Потянешь еще одну школу?
– Если прикажете, ваша светлость.
– А и прикажу. Кобчик…
– Я здесь, ваша светлость, – вытянулся я в струнку.
– Сколько машин можно выделить в такую унтер-офицерскую школу в качестве учебных пособий?
– В данный момент одну. И в ближайшее время еще пяток. А поток будет, когда новый двигатель запустим в линию на «Дорожных машинах».
– Он может работать на угле? – спросил полковник из ГАУ.
– Нет. Только на керосине, – пояснил я.
– Плохо, – вырвалось у полковника.
– Уж керосина мы вам дадим, сколько сможете увезти, – хмыкнул герцог и как бы подвел черту под обсуждением: – Щолич, примите мое удовольствие вашим образцовым хозяйством. Поздравляю вас старшим лейтенантом моей гвардейской артиллерии. Вот за это сейчас следует выпить.
Потом герцог оглянулся на полигон, ничего не сказал и двинулся в сторону павильона, в котором накрыли столы.
Остальные с довольными улыбками потянулись за ним. Всем было известно, что герцог щедр на угощение.
Только Щолич остался стоять на месте с пустыми глазами и дурацкой лыбой на лице.
– Майорские погоны тебе подарить или сам купишь? – подколол я его – старший лейтенант гвардии равнялся армейскому майору, но он даже не отреагировал, и я оставил его на месте переживать свой звездный час.
Шел я в павильон последним и обдумывал осенившую меня идею. Следующая машина на базе тягача будет трелевочник. Хватит нам за лес переплачивать. Пора и свои делянки в предгорьях осваивать. Вдобавок если большой рутьер приспособить под лесовоз – будет вообще просто. Бревен пятнадцать тот потянет запросто. А то и больше, если не по горкам. К тому же вполне возможен и такой гешефт – менять ценные лиственные породы дерева из горной Реции на северную сосну. Мы им эшелон, они нам десять. А если на месте лесозаготовок еще и пилораму с локомобилем поставить, то… Бешеные деньги.
8
В начале лета я плюнул на все и ушел в отпуск. Подумал трезво и решил, что если без меня не смогут обойтись какой-то месяц, то мое предприятие ничего не стоит как самостоятельная экономическая единица, и, как писал Ленин в письме к Цюрупе, «ведомства – говно; декреты – говно. Искать людей, проверять работу – в этом все». Вернусь, устрою всем перестройку. Мало не покажется.
Да и в середине лета мне снова медкомиссию проходить. Хоть меня и выпнули в отставку, а военный комиссар бумажку прислал, напомнил. Причем не предписание, а личное письмо со всеми реверансами. Я все же имперский рыцарь, а не кто-нибудь.
Так что в первой декаде июня, оставив последние распоряжения, забрал семью и уехал с Эликой и сыном на хутор. На гору Бадон.
Альта осталась в городе со своими детьми. Ну и за бизнесом присмотреть. Даже денщика с собой не взял, дав ему краткосрочный отпуск на родину. На свою гору.
Родственники нам были там рады, не знали, куда посадить, чем накормить… А Элькина тетка от себя ни на шаг не отпускала Митю, все тетешкала и умилялась карапузу, который так смешно коверкал рецкие слова.
Поначалу, после обязательной пьянки «с приехалом», я мало с кем общался и надолго ушел в горы с ружьишком. Хотя какая охота в начале лета? Так, побродить, чистым воздухом после мартена и угольной пыли подышать. В себя прийти от той гонки, в которую сам себя же и загнал. Чтобы только не чувствовать, как меня иррационально тянет отсюда назад в собственный мир. Мир ушедших богов.
Даже на плато сумрачного леса поднялся и нашел то место, где я появился в этом мире. Затесы на деревьях давно пожухли, по краям оплыли корой, но сохранились отчетливо. Нашел их без большого труда. Однако входить в этот треугольник не стал. Хоть и скучал периодически по родным, но здесь у меня жена и сын. Любимые. Если возвращаться, то только с ними.
Сумрачный лес как всегда давил на психику. Находиться в нем было неуютно. И я вернулся вниз к водопаду, где в озерке поймал большую рыбу и запек ее на углях.
Хорошо.
Хорошо иметь собственную необитаемую гору.
На обратном пути посетил месторождение горючего камня, осмотрел его на предмет промышленной разработки. И решил пока оставить все как есть. В резерве. не в Калугу этот камень в достаточном количестве с других мест привозят по сходной цене.
Обследовав карьер, обнаружил то, что практически ни с какого места не видать, иначе как обойти весь карьер и углубиться в буйные кусты, – тропку. Прошел по ней километра два… Хорошая тропка. Стирх под вьюком спокойно пройдет. Только видно, что ею давно не пользовались. Колючка свои усы через всю тропку перекинула. Стирхи бы ее давно копытами сбили. Дальше путешествовать по ней не стал, вернулся к основной дороге.
Осмотрел там заимку и понял, что в ней давно никого не было. На всем ровный слой пыли. На фронте, наверно, охотники. В заимке и заночевал, воспользовавшись на ужин оставленными припасами. В качестве арендной платы… Шучу.
Первым своим распоряжением в качестве барона этого места я оставил все, как было до меня. И разработку горючего камня кустарным методом, и охоту, но только для тех, кто имел дело с дядей Оле, которого и назначил баронским берггальтером[10]. Прежние договоренности кузнеца я оставил в силе. Но для всех остальных что-либо делать на этой горе можно было только с моего письменного разрешения.
Когда вернулся на хутор, Элика встретила меня, как вернувшегося с того света. Молчала, распахнув во всю ширь свои огромные сапфировые глазищи, из которых редкими жемчужинами падали крупные слезы.
Я подошел, обнял жену, поцеловал, слизывая со щек слезинки.
– Все-таки вернулся, – облегченно выдохнула она. – Не бросил.
– Куда я без тебя? – смущенно ответил я.
– Ты же на то самое место ходил?
– Ходил, – не стал я запираться. – Тянет туда. Но без тебя я отсюда не уйду. Без тебя и без Мити.
– Тогда учи меня своему языку, чтобы я там дурой не выглядела, – решительно потребовала Элика.
Больше никаких вылазок с хутора я не делал.
В кузне пропал, приказав молотобойцу отдохнуть на дровах. А то зима как всегда придет неожиданно.
Вдвоем, как в былые времена, ковали с дядей Оле подковы. Сначала для меринов, на которых мы сюда приехали. Потом летний и зимний комплекты для Ласки по заранее снятой мерке. Потом погнали вал на продажу.
Что сказать? Я был счастлив. Никто не дергает, не чепает, не требует срочно решить вопрос, никому от меня не нужно денег. Умеренный физический труд и реально нужные в быту качественные вещи, которые выходят из-под твоих рук. Неподдельное уважение окружающих, которым приятно сознавать, что я барон и имперский рыцарь, но то, что я хороший кузнец, они ценили выше.
– Не потерял мастерства. Молодец, Савва, – похвалил меня Оле. – Наше время такое настало, что любому человеку в руках надо ремесло иметь. То, что у тебя никто не сможет отнять. Встань-ка к горну.
Дядя Оле стал подкладывать куски горючего камня в горн, а я равномерно качал мехи.
– Оле, – сказал я, глядя на серые куски горючего камня, – там по дороге от карьера по обеим сторонам дороги скоро терриконы будут из этого камня. Передай своим добытчикам, что пока они всё с дороги не подберут, я разрабатывать рудник запрещаю.
– Давно пора, – согласился со мной кузнец. – Только что им мое слово? Вот твое распоряжение имеет силу. Ты тут законный хозяин.
– Скажи им, что если они этого не сделают до осени, то я на подошве горы поставлю на дороге шлагбаум с солдатами. И вообще никогда никого не пущу на гору. Они хоть тебе твою долю отдают?
– Десятину скидывают с телег. Не жалуюсь. На зиму хватает. А не хватит, то мы с подмастерьем с той же дороги подбираем, – сообщил Оле. – Вот охотников второй год уж нет. Приходится самим отвлекаться. А какой из меня охотник… сам знаешь.
– Денег, что ли, нет – на ярмарке купить мяса живым весом?
– Ох, молодежь, молодежь, – посетовал кузнец. – Зачем покупать то, что рядом само бегает? Да и придержать нужно золотишко-то. На последних ярмарках на все, кроме подков, спрос упал. И вообще ярмарки стали далеко не те, что были до войны. Если бы ты нам гостинец на трех телегах не прислал, не знаю, как зиму прожили бы. Наверное, по осени пришлось бы кубышку вскрывать. А все так подорожало.
– Да, все хотел спросить, что там за тропочка за рудником? Куда ведет?
– Нашел-таки… – покачал головой кузнец. – Это старая контрабандистская тропа к морю. Года четыре назад помер купец, который ею пользовался. Больше никто там не ходит.
– Рецкий хоть купец был?
– Рецкий, но из Винетии. Каждый раз нам гостинцы привозил необычные. На ночевку вставал здесь.
– А ты по той тропе ходил?
– Ходил как-то с ним до большого села в долине, когда ярмарку завалили первый раз дешевыми фабричными подковами. Там хорошо расторговался. А потом народ понял, что подковы от кузнеца лучше, да и фабричных подков на ярмарках стало мало – в армию пошли.
– Кстати, поделись рецептом слабо истираемого железа. Надо мне.
– Очень надо? – хитро прищурился Оле.
– Надо, очень надо… на гусеницы для тракторов, а то истираются они прямо на глазах. Даже мелкозвенчатые.
Дали мне отдохнуть всего две недели. Потом прискакал фельдкурьер с приказом от герцога обязательно присутствовать на открытии аэродрома в Калуге, куда прибывает первый дирижабль из Будвица.
Урс в отличие от будвицких корифеев меня не подвел. Он сделал мне то, что я его просил, в рекордные сроки – за месяц. Сначала форсировал свою паровую машину до ста пяти лошадиных сил, уменьшив ее вес до ста семи килограммов. А потом и вовсе выдал сто пятьдесят «лошадок» при весе в восемьдесят пять кило. У него все давно было рассчитано, не было только соответствующих дефицитных материалов. Того же алюминия, к примеру. Я же ему все потребное через имперское Министерство промышленности достал. И дело пошло быстро.
Особенно после того как я подсказал, что крайне необходим водяной фильтр, потому как солдатики – водители тягачей заливать воду будут из соседней лужи, и хоть кол им на голове теши. Дистиллятор для воды не везде поставить можно, тем более на фронте. Водяной фильтр потянул за собой топливный и воздушный. После чего 150-сильную машину поставили на стенд работать непрерывно до полного ее выхода из строя. Я захотел определить ее реальный ресурс.
Сказать, что я ликовал, это не сказать ничего. Я получил пропуск в небо. Свой собственный. Не зависящий ни от кого.
И первым делом на аэродроме стали строить два больших ангара…
Но не буду забегать далеко. Расскажу по порядку.
Плотто прилетел в Калугу сам, как только мы соорудили в городе причальную мачту. Делал он обычную навигационную проверку нового маршрута, пока на Восточном фронте затишье. Это для него обычную, для нас же это было открытием воздушного сообщения в Реции. Событие настолько эпохальное, что будет записано во все анналы.
Встречали мы его торжественно с оркестром и реющими по ветру флагами. Сам герцог выбрался на мероприятие из своих предгорий. Свита герцога. Все городское начальство. Директора предприятий.
Огромный серебристый цеппелин, раза в полтора больше «Черного дракона», завис над городом и стал медленно снижаться, периодически плеская водой на причальное поле. Балласт сбрасывал.
Маленькие буковки «ГУРВИНЕК II» на его боку вблизи оказались в рост человека.
Скинули с гондолы причальный канат, который на земле быстро срастили с приемным, и стали этот гигантский пузырь вручную притягивать к мачте. Ага… Кит на веревочке. Смотрелось смешно.
Размеры нового творения мастера Гурвинека поражали любое, даже самое развитое воображение. А передняя гондола, казавшаяся такой маленькой в небе, вблизи оказалась больше двух железнодорожных вагонов в ширину и четырех в длину. А еще кормовая гондола тоже была немаленькой.
Сюрпризом для нас Плотто привез с собой в качестве пассажиров не только ожидаемого давно уже в наших краях Вахрумку, но и самого мастера Гурвинека, который сильно заинтересовался паровой машиной Урса даже «в перепеве Рабиновича». А когда из гондолы вылезли Гоч и Шибз, я понял, что у меня сегодня будет праздник. Надо только быстрее официальное мероприятие свернуть.
Роту солдат с винтовками пришлось ставить в оцепление, чтобы самостоятельно сбежавшаяся восторженная толпа горожан – да-да, уже наших горожан, не повалила забор и не разнесла дирижабль на сувениры. Раньше они цеппелины видели только в небе, когда они неторопливо пролетали над нами от Риеста до имперской столицы. Но там, на высоте, они казались маленькими. А тут… просто «небесная монстра».
Пришлось с тракторного завода подогнать артиллерийский тягач в качестве импровизированной трибуны и устроить незапланированный митинг.
– Зачем все это? – спросил недовольный герцог, любитель камерной обстановки, оглядывая восторженную толпу, сдерживаемую солдатами. Массовые мероприятия, по его мнению, всегда должны быть заранее подготовлены и не пущены на самотек.
– Надо дать толпе выпустить пар, ваша светлость, – ответил я, – не то устроят давку вплоть до человеческих жертв. Воздушный корабль поломают еще. А так послушают ораторов, успокоятся, устанут, проголодаются и разойдутся.
– Мне что делать-то, Савва? Стар я стал для таких мероприятий, – буркнул герцог.
– Вам надо, ваша светлость, первым сказать краткую речь. Приветственную. Такова сложилась структура момента. Надо, ваша светлость.
– Сам знаю, что надо… – Настроение герцога зримо испортилось.
Припомнил я, как герцог, тогда еще рецкий маркграф, напутствовал нас, добровольцев, на присяге на главной площади Втуца, и понял, что за прошедшие три года Ремидий сильно сдал, что тщательно скрывал даже от своего ближайшего окружения. Даже его седые усы, ранее так задорно торчащие вверх острыми концами, опустились ниже губ. Перестал герцог за ними следить.
Пока адъютанты подсаживали своего монарха в кузов тягача, я подозвал к себе начальника калужской полиции и пригрозил с глазу на глаз:
– Если хоть одна сволочь будет в толпе торговать напитками и едой, виноватым будешь ты. С оргвыводами. А если, не дай ушедшие боги, кто-то станет торговать пивом или вином, то минимум, что тебе светит, – штрафная рота на Западном фронте. Рядовым. Понятно?
Суперинтендант полиции был опытным чиновником. Одним из первых имперских граждан в Реции и карьеру свою сделал в столичном Втуце, начиная с патрульного городового. Хоть и был он несколько медлителен и патриархален, но два раза ему объяснять не пришлось.
– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, – заверил меня начальник городской полиции и с легкостью молодого гиппопотама вприпрыжку побежал исполнять поручение, на ходу нахлобучивая фуражку на белобрысую голову.
Раздобрел он вширь, с тех пор как на пост суперинтенданта полиции заступил в Калуге. Администратор он был неплохой и криминальную полицию в городе наладил просто образцово. Не говоря уже о патрульно-постовой и участковой службе. Я лично считал, что для такой огромной стройки уровень преступности у нас был очень низкий. Хотя тюрьма уже имелась. Чуть ли не первое капитальное строение в городе.
Но никаких организованных преступных сообществ типа Ночной гильдии Будвица у нас не завелось. Давили их в зародыше на уровне создания мелких банд. Даже рэкета в городе не было после того, как первых залетных имперских рэкетиров публично повесили на вокзале.
«Красную крышу» я превентивно заменил прозрачным официальным «Фондом содействия калужской полиции». И сам сделал в него первый взнос. На средства этого фонда мы закупали оборудование и снаряжение, которое не было предусмотрено бюджетом герцогства. В том числе и выдавали денежные премии самим полицейским за выявление и разгром банд.
Но тут мероприятие случилось знаковое, хоть и спонтанное, но политическое по сути.
Эх, репортеров мало… Только от нашей городской газеты «Калужская правда».
И фотограф только со штаба строительства крутится тут с помощником.
Дальше были речи в медный рупор. И все равно слова, произнесенные с импровизированной трибуны, ветер относил в сторону подрагивающего на якорных расчалках гигантского воздушного судна.
Залез я и сам на эту трибуну дирижировать действом.
Наш препод по философии в академии рассказывал, как во время перестройки, еще студентом, подрабатывал он ночным экскурсоводом у трех вокзалов в Москве. На автобусах. Поначалу ставил «весь автобус» посередине Красной площади и долго, часа полтора, рассказывал им разные вещи, которые они не могли знать из-за только что отмененной коммунистической цензуры. Но экскурсанты постоянно уходили чем-то недовольные. И вот как-то он провел эксперимент. Стал водить всю толпу по кругу, останавливал у каждой башни и давал кратенькую, не больше двух-трех минут, характеристику места. Времени и сил на это уходило меньше, а народ был доволен – им показали все!
Так и тут. Речь должен толкнуть каждый. Пусть даже все говорят одно и то же. Так даже лучше. Нам толпу не зажигать надо, а успокаивать. Она и так взбудоражена видом небывалого воздушного корабля.
Все прошло, слава ушедшим богам, прилично. Без эксцессов. Я держал речь последним, и она состояла из одних лозунгов, как у Остапа Бендера в городе Удоеве. После моей последней фразы, что «каждый имеет право не только на труд, но и на отдых» и что в городском саду (ну как саду… дорожки, бордюры, клумбы и тонкие прутики саженцев пока) сегодня весь день будет играть духовой оркестр горнострелковой бригады, толпа потянулась за новыми развлечениями в указанное место. Тем более что там торговать едой и напитками никто не запрещал.
Официальный банкет провели в ресторане только отстроенной четырехэтажной железнодорожной гостиницы «Экспресс». Стояла она напротив недостроенного железнодорожного вокзала Калуги, через площадь от него, на «благородной» стороне, и была оформлена с ним в единый архитектурный ансамбль, в котором главной фишкой стали узоры из красного кирпича, как в здании Исторического музея на Красной площади земной Москвы. В перспективе, как задумали мои архитекторы, так должны выглядеть все здания на этой площади.
Собственником «Экспресса» выступала моя железнодорожная компания. Проект был стандартным для отелей уровня трех звезд моего мира, но здесь такая обстановка временного жилья была в новинку. Помноженная же на традиционную услужливость местного сервиса, она давала просто великолепный эффект. Особенно при дефиците в городе любого жилья люксового класса. А тут даже швейцар на входе выглядел как камергер в парадном обличье. Весь в бороде и золотых галунах.
Рядом строили первый корпус льготной гостиницы квартирного типа для инженеров-путейцев, как в Будвице, под незамысловатым названием «Колесо». Но ее строили уже в складчину все заинтересованные компании, живущие с рельсов. Внешне ее фасад ничем не будет отличаться от «Экспресса», а вот внутри это обычный многоквартирный дом со всеми удобствами, на четыре подъезда в каждом корпусе и с закрытым чугунной решеткой двором с детской площадкой и суровым дворником. Я помнил, как Элику раздражал проходной двор такой гостиницы в Будвице. Пристройка первого этажа на внешнем фасаде будет отдана под магазины, арендная плата с которых позволит уменьшить квартплату самим железнодорожникам. А дальше, кто захочет, тот сможет себе построить сам домик в поселке у разъезда, место на генплане для такого расширения мы оставили.
Герцог, когда я его попросил перерезать красную ленточку на входе, очень удивился такому обряду.
– Новый город, ваша светлость, новые обряды, – улыбнулся я, подавая ему золотые ножницы с бархатной подушки, которую держала красивая девица в национальной горской одежде.
Обстановка была для герцога камерной. Гостей не более сотни. Никого «с улицы». Его свита, офицеры дирижабля, гости из Будвица и наш городской бомонд.
– Все речи мы уже сказали там, на летном поле, – заявил герцог, когда все расселись за большим столом, поставленным «покоем». – Так что давайте просто выпьем за то, что наш новый город Калуга действительно стал портом всех трех транспортных стихий. За то, что, благодаря энергии барона Бадонверта, этот город становится не только нужным нашему герцогству промышленным центром, но еще и просто красивым местом. За тебя, Кобчик.
И герцог с удовольствием выпил им же привезенного с собственных виноградников зеленого вина.
Затем все проголодавшиеся, сдерживая жадность, приступили к трапезе под нежно журчащие звуки арфы. Арфистку я выписал из Отогузии, консерваторку. Давно еще где-то вычитал, что в самых классных ресторанах Европы играет арфа вместо пошлого вокально-инструментального ансамбля лабухов, только давящего уши запредельной громкостью и собирающего мзду с захмелевших «продолжателей банкета».
Нет. Это место в моем городе будет особым. Кухня народов мира по дням. Столько классных кулинаров оказалось среди пленных. Грех было не воспользоваться. Надеюсь, что после войны хотя бы половина их останется здесь на постоянное жительство.
Ресторан традиционной рецкой кухни рангом пониже планируется открыть на самом вокзале. Зато он будет круглосуточный.
Кроме герцога со свитой, ушедших ночевать в свой поезд, всех разместили в отеле, благо места в нем пока хоть отбавляй.
Проснулся среди ночи и вспомнил, что вот так же я, после презентации 82-сильной паровой машины Урса, вскочил под утро, вспомнив во сне, что читал как-то в Интернете о самолете с паровым двигателем.
Который летал!!!
И все срослось… Зря, что ли, я заставлял пленных с самого начала взлетно-посадочную полосу ровнять.
На следующее утро первым делом, обобрав всех, кого можно, на рельсы, отдал приказ протянуть железнодорожную ветку до будущего аэродрома.
Одновременно построили там два ангара и ремонтную мастерскую.
Для большого ангара, куда предполагалось заталкивать ночевать дирижабль, место я также выделил, но к строительству его так и не приступали пока. Дирижабли – это уже вчерашний день. Хотя с двигателями Урса они могут получить здесь второе рождение.
Я не шибкий авиастроитель, но кое-что знаю, кое-что видел, до чего местным придется десятилетиями догадываться методом проб и ошибок, хуже того – катастроф.
Той ночью я, заботливо укрыв одеялом спящую Элику, пошел к себе на первый этаж в кабинет – чертить.
На эскизе получилось что-то похожее на «этажерку» из кинофильма «Служили два товарища».
Сварная ферма из стальных труб с открытой гондолой. Двигательная группа по центру с толкающим винтом. Кабина спереди. Большие колеса неубирающегося шасси.
Биплан с тремя парными стойками с каждой стороны. Расчалки. Элероны из дерева. Обшивка – тонкая и прочная перкаль. Лак бы еще подобрать подходящий, чтоб не мокла.
В кабине штырь ручки управления. Вправо-влево, вверх-вниз. Педали. Все управление тягами. Тяги из стальной проволоки.
Из приборов только «горизонт» есть. На дирижаблях такой стоит на вертикальном штурвале. Высотомер, вариометр и указатель скорости еще. Все с дирижаблей. Больше брать пока неоткуда.
Вот указателя расхода топлива нет. Изобретать надо. Всех инженеров навьючить проблемой. А не то будет «ой»… или «упс»… Не на всякое место спланировать удастся. Ладно, у нас тут степь, а над сплошным лесом с болотами, как в Огемии, или над горами?
Жестко закрепленный одиннадцатимиллиметровый гочкизовский ручник по правую сторону от кресла. По левую – держатели для дисков. Калибр в одиннадцать миллиметров выбрал только потому, что только к нему уже есть у нас трассирующие и зажигательные боеприпасы.
Прицел простой кольцевой, примитивно нарисованный на прозрачном стеклянном ветроотражающем козырьке. Наводить всем телом самолета придется. Пристреливаться на земле еще на определенное расстояние.
Поглядел еще раз на эскиз. А что?.. В Первую мировую таких аппаратов летали сотни. И у меня полетит. Не может не полететь.
Вот и все. На следующей неделе я создал группу энтузиастов на проект «Уничтожителя дирижаблей». Ребята все молодые, образованные, идеей загорелись и пахали как проклятые.
Вот так вот. Было это месяц назад.
Завтра повезу Плотто знакомить с его смертью. Дурацкая шутка. Не приведи ушедшие боги.
Хорошо, что он Шибза с собой прихватил – будет кому для истории запечатлеть первый полет аппарата тяжелее воздуха. Ну как первый… Первый публичный. Пяток невысоких подлетов на аэродроме мы уже сделали. Даже сфотографировали. А у Шибза кинокамера есть на дирижабле.
Самое смешное, что летает такой паровой самолет практически бесшумно. Только шорох от винта стоит, типа как от вентилятора. И еще он, как паровоз, время от времени пшикает и чух-чухает цилиндрами машины.
– Что это, Савва? – спросил командор, когда солдаты открыли двери ангара, где в затемнении стояла ажурная сварная конструкция на четырех больших колесах.
– Это, Вит, пионер заката эпохи воздухоплавания, – гордо заявил я. – Летательный аппарат тяжелее воздуха. Плоскости только перкалью обшить, да кокпит жестью обтянуть для лучшей обтекаемости воздуха. И можно лететь. Вон у стены пропеллер стоит.
– Паровая машина Урса, как я понял? – Плотто обошел недостроенный самолет со всех сторон.
– Она самая.
– Работает на чем? На керосине?
– Именно так.
– Сколько ест горючего?
– Точно пока не знаем. Могу сказать только, сколько эта машина потребила на стенде.
– Меня интересует расход топлива в полете. – Плотто снял кепи и, не выпуская его из руки, почесал затылок.
– Полечу – узнаем, – пожал я плечами.
– Сам собрался лететь?
– Ну а кто же?
– Не-э-э-эт, Савва, так дело не пойдет. Я запрещаю тебе летать. Разобьешься, кто машину доделает с учетом ошибок? – Плотто явил свой аватар грозного командира. – Я лучше тебе парочку мичманцов пришлю. Как ты говоришь, безбашенных. Они станут твоими испытателями, тем более что все свободное время они только и спорят о возможности летательных аппаратов тяжелее воздуха.
– А я думал, ты вообще эту идею зарубишь, – с некоторой ехидцей ухмыльнулся я.
– Какая скорость у него будет? – не обратил командор внимания на мою подколку.
– Километров сто тридцать – сто сорок в час где-то, по расчетам. Но если сделать планер более обтекаемым, то еще прибавить можно, движок потянет.
– Годится, – сказал Плотто.
Я не понял, что годится и куда годится, переспросил:
– А что случилось?
– Завтра, наверное, уже будет во всех газетах. – Командор снова нахлобучил на голову форменное кепи. – Островитяне тремя дирижаблями бомбили нашу базу флота на Северном море. Никого не утопили, но сам факт. Зенитки оказались слабоэффективные. Там либо все баллистические расчеты надо менять, либо другие снаряды применять, а не шрапнель. А такой истребитель дирижаблей будет в самый раз. Главное, догонит и собьет. Не маловато будет иметь один пулемет?
– Больше этот планер не потянет. Нужна совсем другая конструкция.