Комсомолец. Осназовец. Коммандос (сборник) Поселягин Владимир

Мне повезло. Не, реально повезло, что я заметил приоткрытую дверь, ведущую в подъезд дома, мимо которого в данный момент пробегал. Нисколько не раздумывая, я влетел в этот подъезд и, запнувшись о порог, кувырком полетел по чисто вымытому плиточному полу, сумев затормозить и не врезаться в перила и ничего себе не поломав. Правда, пистолет я удержать не смог и тот зашуршал по плитке в сторону.

Немцы все-таки открыли огонь, часть косяка и двери запестрели пробоинами, по ушам ударил визг рикошета, и вместе с пылью по подъезду разлетелись щепки. Закрыв руками голову и свернувшись калачиком, я переждал стрельбу и, схватив лежавший рядом «Вис», рванул к черному ходу. Там висел большой замок, понадобилось четыре выстрела, чтобы сбить его и выскочить во двор, укрывшись в зарослях сирени.

Как и ожидалось, немцы дураками не были и послали через дворы группу солдат.

– Что же вы тройками-то ходите? – тихо пробормотал я, разглядывая фигурки врагов и перезаряжая пистолет.

– Вон сидит! Берите его! – завизжал неожиданно выглянувший из окна на втором этаже этого же дома какой-то тщедушный мужичок, тыкая в меня пальцем.

Пришлось действовать молниеносно. Прямо с места, с пятнадцати метров, я выстрелил три раза, уложив двоих наповал и ранив третьего, у которого были нашивки ефрейтора. Если я не ошибся, конечно. Четвертая пуля полетела в окно, но предателя там уже не было. Успел нырнуть внутрь, падаль.

Подскочив к немцам, я быстро разоружил ефрейтора и заставил встать, дважды ударив по ране, чтобы тот от боли пришел в себя. Прислонив его к стене дома, я склонился над убитыми. Первым делом я вытащил гранату-колотушку и, выдернув шнур, закинул в окно, откуда кричал предатель. Дальше, работая, я отсчитывал, сколько горит замедлитель.

С немцев я снял только документы, да у одного вытащил две гранаты-колотушки и использовал одну. Все трое были вооружены карабинами, их я брать не стал.

– …восемь, – пробормотал я, отсчитывая время, когда в комнате предателя хлопнула граната.

За это время мы успели перебежать двор, взрыв застал нас у дверей черного входа. Пройдя проходную соседнего дома, мы оказались на параллельной улице, где немцев еще не было. Пленный истекал кровью, но я ничего не мог сделать, не было с собой перевязочных средств. Только наложил жгут из веревки. Тот что-то бормотал, но, к сожалению, немецкий я не знал.

Заметив, что он тянется к карману целой рукой, я ударил по ней и нашел в этом кармане бинт.

– Так вот что ты говорил?.. Стой на месте.

Улица была на удивление пуста. Поэтому, прислонив гренадера к стене дома, я связал ему руки сзади, убрал пистолет обратно за пояс и стал накладывать повязку прямо поверх формы, чтобы хотя бы просто остановить кровь.

До фабрики немец дошел с трудом – стал отходить от адреналина и передвигал ноги уже еле-еле. Пришлось помогать ему и поддерживать. Во дворе я оставил его сидеть на обломке, все равно никуда не убежит, а сам, сняв растяжку, вывел коня под уздцы из коробки фабрики во двор и подвел к немцу.

Грузить пленного в телегу пришлось самому, тот уже совсем расклеился. Надеюсь, я найду, кто говорит по-немецки, и его можно будет допросить. Хотелось бы знать, как немцы прорвались к городу. Судя по шуму, группа была небольшая. Скорее всего, моторизованная рота с несколькими танками. Вот это и требовалось выяснить.

Через десять минут мы покинули город и галопом погнали по дороге. Я не обращал внимания, что немец стонет и кричит в повозке, требовалось убраться как можно дальше.

Наверное, ему повезло, я увидел, как нам навстречу двигается моторизованная часть, поэтому перевел уставшего и обезвоженного Красавца на шаг, тот тряс головой и ржал, намекая, что уже пора водицы испить. Спустившись с повозки на дорогу, я подошел к коню и, потрепав его по гриве – он ткнулся мне губами в руку, – сказал:

– Потерпи совсем немного, и будет все – и вода, и овес… Шмель, куда побежал, попадешь под гусеницы, никто не поможет! – крикнул я щенку, который, спрыгнув с телеги, носился по дороге, а после моего крика подскочил и, сев рядом, преданно уставился на меня, высунув язык.

Когда колонна приблизилась, я придержал испуганного Красавчика за узду – тому не нравилась грохочущая и ревущая техника – и замахал свободной рукой, прося остановиться.

В двухстах метрах впереди колонны катились два броневика, осуществляя непосредственную разведку пути, они-то и остановились рядом.

– Что такое? – крикнул один из командиров.

– Немцы в городе, с танками. Я взял пленного. Есть те, кто говорит по-немецки, чтобы допросить его? – коротко проинформировал я его о ситуации, чтобы не терять время.

– Найдутся, – кивнул удивленный командир и, спустившись на землю, подошел к повозке. Также подойдя к ней, я разворошил сено и показал пленного.

– Точно немец, – подтвердил тот. – Ранен?

– Да, руку ему прострелил выше локтя.

– Документы есть?

– Есть, – ответил я и привычно полез в карман.

Колонна простояла на дороге минут пятнадцать, после чего двинула дальше. За это время командиры штаба мотострелкового полка допросили пленного, который с ними охотно сотрудничал. Я же успел напоить Красавца и щенка. Последнего так еще и накормить, конь и так травку щипал.

– Ну что? – спросил я, заметив подходившего командира. Его броневик стоял неподалеку, с другой стороны дороги, на обочине.

Большая часть колонны уже пошла мимо, и двигались тяжело нагруженные машины тыловых служб, поэтому пришлось держать Красавца все это время.

– Да, немцев всего две роты при пяти танках и восьми бронетранспортерах. Они полевыми дорогами как-то смогли обойти наши узлы обороны и с ходу ворвались в город. А к вашему отделу их вывел диверсант в нашей форме. Требовалось захватить архив, но во время боя был убит командир одной из рот. Вот немцы и начали действовать несколько жестко, не слушая вопли диверсанта. Этот ефрейтор состоял при штабе этой группы, знал, как все происходило, ценный кадр. Тех трех солдат, что ты убил, как резерв послали следом, заодно перекрыть ту улицу. Ну, а дальше ты знаешь. Унтер их отправил в обход на перехват, а там ты их и перехватил. Так что большого прорыва не было, это просто были сорвиголовы. Читал этот роман?

– Читал. Ясно, вы меня успокоили.

– Да этих мы и без помощи танкистов раскатаем, они позади нас двигаются, и пойдем дальше. Ну, давай, парень, спасибо за пленного, он выдал нам неплохие сведения по обстановке на границе.

– И как обстановка?

– Да перемешано там все, каша. Все, бывай.

Проследив, как командир перебежал дорогу, чуть не попав под колеса очередной полуторки, я подхватил ведро и выплеснул остатки уже пропыленной воды на траву, после чего, подвесив его на место, влез на облучок. Через десять минут мы свернули на другую дорогу и покатили по ней.

Двигался я достаточно неспешно, можно было не торопиться. На дорогах видел сплошные колонны танков и грузовиков. Дважды замечал настоящих монстров, те самые КВ-2. Были и бомбежки – немецкие самолеты при слабом сопротивлении нашей авиации громили колонны. Часто я видел впереди, по бокам и сзади черные тягучие дымы от горящей техники.

Были и минуты радости, когда наши соколы ссаживали немцев с неба. Один раз я подобрал нашего летчика, что вышел на дорогу с небрежно сложенным парашютом на плече. Правда, тот проехал со мной всего четыре километра и сошел неподалеку от своего аэро дрома, мимо которого мы проезжали. Нормальный сержант оказался, смешливый. Говорил, что сегодня на своем «ишачке» третьего сбил, правда, и сам не уберегся.

Любых больших дорог я избегал, шарахаясь от них, как черт от ладана. Двигался в основном по малоезженым проселкам, а где и вообще по тропинкам, главное, чтобы вились они в нужную мне сторону. К вечеру я выехал к неширокой речушке. Про брод я знал, поэтому заранее свернул к нему. Но, как оказалось, про него знал не только я. У брода стоял армейский пост и достаточно длинная очередь из разной техники и телег, последних было больше всего. Правда, проверка шла достаточно быстро, очередь особо не задерживалась.

– Эй, куда прешь?! В очередь, как все! – возмущенно заорал какой-то крестьянин, когда я по обочине спокойно проезжал мимо, направляясь к броду. На возмущенные крики я особо не обращал внимания.

В очереди я заметил настоящий советский черный лимузин, только вот набит он был не барахлом какого-то драпающего советского чиновника, а детьми. В машине их находилось порядка десяти человек, еще в два раза больше сидели в открытом кузове полуторки, что стояла за лимузином. Кто-то отдал свою машину, чтобы вывезли детей. Ну, если у него ее не отобрали, то я уже уважаю этого чиновника.

– Стой! – подняв руку, скомандовал уставший сержант.

Время было уже семь вечера, удаляясь от Луцка, я за день умудрился приблизиться к Ровно, который оставался по правому боку от меня. В город я заезжать не собирался, да и что мне там было делать?

Я планировал перебраться на другой берег, подняться на километр выше по течению и встать лагерем, устроив постирушки.

А то, честно говоря, надеть уже нечего, все в пыли, все грязное. Вон, даже Шмель выглядит, как пыльный меховой клубок, на котором выделяется ярко-красный язык. Про Красавца уж и говорить нечего. Так что терять полчаса в очереди я не собирался. Прошмыгну мимо парней, свои люди, разберемся.

– Кто такой? – хмуро спросил сержант, когда я натянул поводья, останавливая коня и притормаживая ручным тормозом. Им я редко пользовался, а тут был уклон к воде, вот и пришлось потянуть за рычаг.

– Товарищ сержант, мне на тот берег надо, в деревню, – заискивающе забормотал я. – Батя за поросем к сродственникам послал.

Сам же я спрыгнул на песчаную почву с примятой травой. Так, чтобы нас скрывал ото всех Красавец, и достал документы.

– Надо, сержант, надо.

Тот быстро пробежал глазами документ и, вернув, громко ответил:

– Ну, раз поросенок ждет, то езжай, конечно.

Обойдя Красавца с другой стороны, я мельком осмотрел открытую легковую машину, остановившуюся у шлагбаума. За рулем сидел боец НКВД, рядом очень недовольный задержкой капитан той же конторы. На заднем сиденье находилась молодая женщина с большим бюстом, который ничем, кроме материи платья, не сдерживался и колыхался от каждого движения. Рядом с ней примостился мальчишка лет трех. Видимо, сын.

– Долго вы? – громко спросил капитан, демонстративно посмотрев на часы.

Мельком посмотрев на грудь капитана, которую украшали две награды, я запнулся о камешек и, пройдя к заду повозки, осмотрел очередь. В конце очереди пристроилась одна военная машина, за рулем был красноармеец, остальные – видимо, местные крестьяне, с десяток телег.

Когда я обходил телегу, то поймал взгляд сержанта, который не понимал смысла моих маневров, и кивнул ему на капитана, несколько раз двинув указательным пальцем, как будто нажимаю на спусковой крючок.

– Товарищ сержант! – окликнул я его. – У меня, кажется, тормоз заклинило, не поможете?

– Сейчас, – откликнулся тот и направился ко мне, пока начальник поста в звании лейтенанта проверял документы заинтересовавшего меня капитана. Да и вообще все они были в этой машине странные… Чистенькие, что ли? Вон, в очереди поди найди такого, а эти… странные. Вот и командир поста, изучая документы, с сомнением поглядывал на них.

– Что? – тихо спросил сержант, подойдя ко мне.

– Капитан ряженый. Чистенький слишком, и награды у него не настоящие. Подделка… Есть план, слушай…

– Понял… Ну все, вроде тормоз освободили! – уже громче сказал он и, похлопав меня по плечу, направился обратно.

Не думаю, что пять бойцов с командиром возьмут диверсантов живыми – и своих потеряют, и этих перестреляют. Поэтому я шепнул сержанту, что участвую в захвате. Тот на меня посмотрел с сомнением, но кивнул.

– Извините!.. – встав у капота легковушки, громко сказал сержант, привлекая к себе внимание. А я воспользовался ситуацией и, подскочив к машине, направил два своих пистолета – «ТТ» и «Вис» – в диверсантов. Теперь я был убежден, что это они.

– Руки поднять! Я сказал, руки поднять! – за орал я.

– Ты что, парень? – удивленно посмотрел на меня капитан, не делая попытки выполнить приказ.

– Это ошибка! – крикнул водитель, пытаясь отвлечь внимание и направить на меня пистолет, что лежал у его левого бедра. Он был левшой.

Выстрелив над головой водителя так, чтобы пуля прошла и над капитаном и ушла, никого не зацепив, я снова приказал:

– Руки подняли! Я что, тихо сказал?

Сержант и лейтенант разоружили диверсантов, забрав у водителя также ППД, после чего скомандовали выходить.

– Тетя! – вдруг захныкал ребенок, когда рука «матери» крепко сжала его кисть.

– Ах ты, сука! – воскликнул сержант, ударом приклада отшвырнул женщину обратно на сиденье и, подхватив мальчишку, отскочил обратно. От удара платье у женщины лопнуло, и обнажилась правая грудь с крупным соском коричневого цвета. Однако та, видимо, не понимала, что происходит. Держась за голову, она застонала. Этот восхитительный вид вызвал у меня некоторое неудобство. Я вдруг вот так сразу захотел женщину… Эта диверсантка вызвала у меня желание, хотя раньше об этом я как-то даже не думал.

Подскочившие бойцы вытащили диверсантов наружу и, связав, стали обыскивать машину.

– Убери телегу, дорогу загораживаешь, – велел лейтенант, пожав мне руку. – И да… спасибо за помощь, хотя мы бы их и сами взяли. Чистенькие они уж больно. Наверное, прятались где-то рядом, потом выехали.

Совет был неплох, остальную очередь пока можно было пропускать через обочину, где стояла моя повозка. Запрыгнув на место, я взял поводья и стегнул Красавца, скомандовав:

– Пошел.

Перебравшись на другой берег, я свернул с дороги на луг и поехал по нему вдоль речки. Устроить помывку я не передумал.

Армейцы молодцы, среагировали правильно, несмотря на отсутствие опыта. Судя по всему, парни были из комендатуры ближайшего города. Скорее всего, из Ровно.

Буквально через восемьсот метров, где у речки была излучена, я нашел неплохое место для лагеря, кусты тут расходились, открывая берег и давая пройти к воде. Натянув поводья, я заставил Красавца развернуться, чтобы перед повозки смотрел в сторону выезда, и, спрыгнув на траву, начал устраивать лагерь-однодневку.

Вдали едва слышно грохотали бои, дрались, сдерживая натиск фашистских орд, советские воины, а я в это время, натирая мылом исподнее, полоскал его в речке, отчего мыльные пузыри медленно уплывали вниз по течению.

До темноты я успел постирать все, что только можно, искупался сам, накосил свежей травы, оставив ее пока сушиться. Сварил похлебку, вымыл довольного Красавца и возмущенного Шмеля. Так что когда начала наступать темнота, у меня на веревке, натянутой между кустом и повозкой, сушились одежда и белье, в повозке одуряюще пахло свежескошенной травой, желудок был полон, а я, соответственно, сыт. В общем, день прошел удачно. Всегда бы так. А вот ночь у меня прошла тяжело, постоянно снились та восхитительная грудь и сама диверсантка, да еще в таких комбинациях…

Рано утром, когда еще не взошло солнце, я подогрел похлебку и на пару со Шмелем доел ее. Потом в одиночку попил чаю и, плеснув остаток в слегка дымившийся костер, стал собираться. Буквально через десять минут мы покинули наш такой хороший и укрытый от чужих глаз лагерь. Вернувшись на дорогу, я двинулся дальше и буквально через час, проехав около пяти километров, увидел страшную картину уничтоженной с воздуха военной колонны. Я и до этого видел расстрелянную технику и людей, но в таких масштабах еще нет. По примерным прикидкам тут погибло до батальона пехоты и танковая рота. Грузовиков и не сосчитать, около трех десятков, не меньше. Похоже, тут поработало изрядное количество немецких самолетов.

На дороге уже работали похоронные команды, убирая технику и собирая тела.

Проезжая мимо, я пробормотал себе под нос:

– Вот, значит, что это грохотало перед самой темнотой.

После урока встречи с диверсантами и возможными парашютистами я стал вести себя предельно осторожно. Не выезжал нагло из леса, а останавливался и проводил разведку мест, где могла находиться засада. Буквально через четыре часа, когда я решил проверить высокий кустарник впереди, обнаружив, что он скрывает овраг, я случайно заметил немцев. Да-да, тех самых парашютистов, о которых мне говорили все прохожие, что встречались на пути.

Проселок пробегал по краю поля, рядом с растущим слева кустарником. Я-то думал, он скрывал речку, но оказалось, там был рукав оврага, который дальше уходил вправо и перерезал эту дорогу. Он тоже зарос кустарником и деревьями. Поэтому, сообразив, что дорога ныряет в это подозрительное место, я и остановил повозку, накинув поводья на ближайшую шипастую ветку, а сам нырнул в кусты и пошел разведывать. Вот и разведал.

Привстав, я посмотрел, за кем наблюдают два немца в небольшом свежевырытом окопчике. Достав половинку бинокля, я в просвете между деревьями и в редком, кажется, даже вырубленном кустарнике разглядел, что моя дорога выходила к шоссе, которое уходило в сторону Ровно. Но главное не это. Немцы наблюдали за мостом, что находился от оврага буквально в полутора сотнях метров. Это был большой автомобильный двухпролетный мост, который охраняло несколько десятков армейцев. Хотя далековато, да и деревья мешают, не разглядеть, может, и не армейцы.

Стараясь не дышать, я осторожно отполз назад. Часовой у фрицев с этой стороны был, но меня он не заметил – удачно скрывал кустарник. Вот под прикрытием этого кустарника я и вернулся к коню.

Сомнений не было, наблюдатель, он же часовой, не мог не видеть, как я, двигаясь по дороге, приблизился, потом остановился и, оставив животину на дороге, шмыгнул в кусты. Так что пришлось разыграть целое представление. Выползать их тех же кустов, поправляя штаны и нюхая руки, после чего вытирать их на ходу пучком сорванной травы. Пусть думает, что у меня пробку вышибло. Это могло и не сработать, так что пришлось играть до конца, я не дошел до Красавца буквально пяти метров, после чего замер и рванул обратно, на ходу расстегивая штаны. Все это не только для часового, я в действительно почувствовал тягу посетить «скворечник», в данном случае кустарник, что рос по краю оврага.

Уловка сработала. Чуть позже я благополучно скатился в темный овраг, в который из-за густых крон деревьев не попадали лучи солнца, и, преодолев большую лужу, спрыгнул на землю и начал помогать Красавцу тянуть повозку наверх.

Там я вернулся на место, не забыв потрепать связанного Шмеля – мало ли, поломает мне игру – и покатил дальше. Выехав на шоссе, я потянул левый повод, чтобы Красавец повернул налево, и по обочине подкатил к мосту.

– Стой! – поднял руку красноармеец, что находился на этом берегу. – Да стой, тебе говорят! Не видишь, военная колонна с той стороны идет!

– Вижу, – ответил я. – Командир на той стороне?

– Да, в дзоте. Зачем он тебе?

– Парашютистов рядом видел.

– Где? – напрягся боец. – Тут каждый второй с этим приходит, все в небе парашютистов видели. А никого найти так и не удалось.

– Да это просто панические слухи. Один заорал, а другие подхватили. Давай пропускай меня, я пока с командиром пообщаюсь.

– Успеешь? – обернувшись и прикинув время подхода колонны, спросил красноармеец.

– Да.

– Тогда гони.

Заставив Красавца сразу перейти в галоп, потом, когда он взбежал на мост, стуча подковами по настилу, стал натягивать поводья, уводя его вправо и пытаясь остановить. В этом мне помог выскочивший откуда-то из-под земли боец, повиснув на уздечке. Красавец, испуганно всхрапывая и тряся головой, все-таки остановился.

– Тебе что, жить надоело?! – крикнул боец, у которого оказалась старшинская «пила» в петлицах.

– Командира зови, я парашютистов видел.

– Еще один, – буркнул старшина.

– Старшина, что там? – крикнул немолодой командир. В это время подошла колонна и стала с ходу проходить мост. Траки танков грохотали по настилу, ревели моторы броневиков и грузовиков, поэтому разговаривать было практически невозможно. Убедившись, что старшина держит Красавца, я спрыгнул с повозки и, подбежав к старшему лейтенанту, командиру охраны моста, стал кричать, докладывая:

– Наблюдал немцев вон в том овраге. Видел часового, наблюдателей и десяток немцев, но их явно больше. Там ранцы сложены. Видел баллоны огнеметчика и небольшой миномет.

– Ты кто такой? Больно четко докладываешь. Документы есть?

В этот момент я почувствовал толчок в левое плечо и расползающееся онемение. Падая, я успел расстроенно в три приема крикнуть пытавшемуся подхватить меня старлею:

– «Кукушка»… идиот… не догадался.

Это же время, позиция снайпера в двухстах метрах от автомобильного моста Снайпер закинул винтовку за спину и стал быстро спускаться, ловко и изящно прыгая с ветки на ветку. Внизу уже готовился к последнему бою заслон, который должен был дать остальной группе уйти от преследования русских. Сунувшийся к кустам броневик получил струю от огнеметчика и вспыхнул, как спичка. Выскочивший изнутри экипаж в горящих комбинезонах расстреляли автоматчики.

Снайпер бежал по дну оврага, следом за остальными, слыша сзади все усиливающуюся перестрелку, в которую вносили свою лепту звонкие хлопки танковых пушек. Поднимаясь на склон, он обернулся и стянул с головы камуфляжный капюшон комбинезона, отчего по плечам рассыпались золотистые локоны. Снайпер оказался на удивление молоденькой и красивой девушкой.

– Если бы не сделал шаг в сторону… – с сожалением на чистом русском произнесла она. – Второй раз оплошала. Ничего, я изведу под корень эту семью…

Развернувшись, она обогнала колонну парашютистов и побежала рядом с командиром. Через полчаса группа гитлеровцев, оторвавшись от преследования, скрылась на просторах Западной Украины, где хватало мест, чтобы укрыться у всегда готовых помочь местных жителей.

Когда послышался шелест листвы под чьими-то шагами, лежавший рядом Шмель поднял голову, поиграл туда-сюда ушами, но узнав подходившего к моему лагерю, для приличия гавкнул и, зевнув, снова положил голову на лапы. Свои обязанности он выполнил, теперь можно и дальше поспать.

Сидел я на свернутой куртке прямо на траве, опершись спиной на колесо телеги, и, вытянув ноги, писал на листах трофейного блокнота трофейным же карандашом.

– Здорово, Михайло, – приветливо потрепав Шмеля по макушке, протянул мне руку подошедший начальник охраны моста старший лейтенант Кривицкий.

Ранено у меня было левое плечо, поэтому я протянул правую и спокойно ответил на рукопожатие.

– Я тебя все спросить хотел, что ты пишешь? А то как ни приду, ты все в бумагах закопавшись сидишь. Как мой пулеметчик Петросян, своей любимой строчишь? Тот в день по письму шлет, почта на одного него работает.

– Да так… Мысли систематизирую, пока есть свободное время.

– Слышал, фронт к нам двинулся. Наверное, рядом совсем.

– Нет, это корпусная тяжелая артиллерия работает. Километрах в двадцати они. Далеко еще.

Кривицкий оказался бывшим учителем математики, совсем недавно призванным на службу, поэтому не очень хорошо ориентировался в армейской среде, хотя опыта понемногу набирался. А так вся охрана в основном держалась на его заме, старшине Байбуле.

– Старшина сказал, что ты сегодня уезжаешь?

– Через час, – согласно кивнул я.

– С рукой как?

– Болит, чувствую себя одноруким. Ладно, старшина обещал помочь Красавца запрячь, а сам я теперь этого сделать уже не могу.

– Один поедешь?

– На дорогах сейчас опасно, это в первые дни люди еще вели себя нормально, а в последнее время за коня и повозку и убить могут. Оружия у гражданских появилось много… думаю, попутчиков возьму, одному мне тяжело будет двигаться… Семью какую-нибудь подберу.

– Тут вот какое дело. Ты ведь вроде в Киев собрался?

– Одно из тех мест, куда я собираюсь заехать, – согласно кивнул я, насторожившись. – Мне в республиканское управление надо.

– Это хорошо. Понимаешь, я на дороге заметил учительницу своего сына. Она в Ровно преподает русский и литературу. Заслуженный учитель Советского Союза. Понимаешь, она ногу подвернула, вывих, идти не может, а надо. Ее до моста подвез местный колхозник, мой фельдшер вывих вправил, но вот дальше ей надо искать транспорт до Киева. Вот я о тебе и вспомнил.

– Чую подвох. В чем он заключается?

– У нее шестеро своих детей. Еще одного она подобрала на дороге, когда его родителей убили бандиты. Восемь человек их.

– Взрослые дети есть?

– Парнишка Сенька двенадцати лет и дочка четырнадцати, остальные малые.

– Продовольствие дадите? – деловито поинтересовался я.

– Дам.

– Тогда не проблема, довезу я их до Киева, но за это они мне помогут с повозкой, я покажу как, и с готовкой.

– Отлично, спасибо, Михайло, я в тебе не сомневался. Пойду обрадую Зинаиду Михайловну.

– Филиппыча позовите, перед поездкой пусть мне повязку поменяет.

– Хорошо.

Старший лейтенант поднялся, отряхнул синие галифе и направился к мосту, который находился в ста метрах от моего лагеря. Проводив его взглядом, я вернулся к блокноту и продолжил писать, одновременно вспоминая, что предшествовало тому, что я задержусь у моста на четыре дня.

В принципе особо-то и рассказывать нечего. Снял меня снайпер, снял. Я рассчитывал, что дорожная насыпь скроет меня от наблюдателей, поэтому спокойно и общался с Кривицким. Так и было, насыпь прикрыла, однако снайпер на дереве, видимо, сообщил наблюдателям, что я делаю, и получил приказ на отстрел.

Дальше я помню плохо. Как-то сразу накатила слабость. Повезло, что рядом был фельдшер, которого окрикнул начальник охраны моста. Тот осторожно снял с меня куртку и рубаху, удивившись сбруе, после чего, прочистив по-живому рану, спокойно наложил повязку. Это все я помнил достаточно отчетливо, но после того как фельдшер завязал узел на бинтах, как-то незаметно провалился в беспамятство. Очнулся к вечеру, перед самой темнотой. В забытьи я был всего несколько часов.

Судя по обстановке, лежал я в дзоте на нарах, сил хватило, чтобы встать, чуть не наступив на спавшего Шмеля, хотя изрядно закружилась голова. Пить хотелось со страшной силой. Подойдя к занавеске, я вышел в общее помещение, где у пулемета скучал боец, и попросил у него попить. Одет я был в одни штаны, без сапог и рубахи.

Вызванный фельдшер осмотрел меня, сообщил, что пока я был без сознания, меня осмотрел военврач и зашил раны, после чего передал на руки Кривицкому. Тогда мы с ним нормально познакомились. Он уже по найденным в кармане документам знал, кто я, так что спокойно пообщались.

Тот сообщил, что имущество у меня в порядке, под охраной, это меня больше всего волновало, так что слова Кривицкого успокоили. К тому же выяснилось, что бойцы прозвали меня Хохлом за меркантильность. Потому что падая я попросил присмотреть за имуществом.

Немцы большей частью ушли, но заслон, что они оставили, был полностью уничтожен. Помогли мотострелки, которые как раз проходили мимо. Снайпер, подстреливший меня, тоже ушел.

В дзоте мне находиться не хотелось, поэтому я попросил организовать мне лагерь где-нибудь неподалеку. Старшина Байбуля устроил мне стоянку рядом с мостом, в кустах, и помог дойти до нее. Обеды я себе не готовил, нас со Шмелем поставили на довольствие взвода Кривицкого. Также бойцы помогали мне, но в основном я справлялся сам. Спал на охапке травы под натянутым брезентом, часто пил чай, а то от потери крови у меня было обезвоживание, и занимался работой. Да, мне стало скучно так вот сидеть и ничего не делать, фельдшер категорически запретил мне заниматься даже легким трудом, единственно, что разрешил немного ходить. Так что я или мочил ноги в речке, охлаждаясь, или сидел в тени и заполнял листы блокнота. Уже два блокнота исписал, третий начал. Думая о своих приключения, а также о полученном опыте и теоретических знаниях диверсанта и противодиверсанта, я решил систематизировать все эти знания как учебные пособия для подразделений НКВД и осназа. А также знания о партизанских и противопартизанских действиях. Парням это точно пригодится.

Вот так я и проводил эти четыре дня после ранения. Сегодня было двадцать восьмое число, час дня. Старшина недавно приходил, приносил обед в котелке, так что в желудке у меня ощущалась приятная сытость.

Подошедший фельдшер осмотрел повязку и сообщил, что менять ее не требуется, пока и так нормально, на пару дней хватит. После этого он подхватил свою сумку и направился к мосту.

Рядом всхрапнул пасшийся на лугу Красавец. Он находился за густым кустарником в двадцати метрах от лагеря, поэтому я его не видел, но хорошо слышал.

Скоро ожидались гости, поэтому, дописав последнюю мысль, я закрыл блокнот и убрал его с карандашом в лежавший рядом трофейный планшет. После чего с трудом встал, помогая себе целой рукой и морщась от боли в ране – потревожил все-таки, – убрал планшет в шкафчик, который запер и закрыл сеном.

Я был в одних штанах, с заткнутым за ремень пистолетом, загорал под солнцем, поэтому, сняв с ветки рубаху – ее отстирали и зашили дырки, накинул на себя, оставив левый рукав пустым.

Буквально через пять минут появился старшина с бойцом, они несли по два сидора в руках. За ними ковыляла дородная женщина в сильно запыленном платье с самодельной клюкой в руке. Ее поддерживал парнишка лет тринадцати на вид. Видимо, это и был Сенька. Следом шла мелкотня, мальчишки и девчонки в количестве пяти голов, и замыкала эту группу девочка лет четырнадцати, несшая две сумки и маленький чемодан, видимо, с личными вещами. Все они были запыленные и грязные. Одна из девочек, лет пяти на вид, судя по следам на лице, недавно ревела.

– Ой, собачка, – воскликнула другая, лет шести, заметив торчащие из травы уши щенка.

– Шмель, беги, – посоветовал я ему. – Затискают.

– Здравствуйте, – немного устало улыбнувшись, поздоровалась заслуженная учительница.

– Добрый день, – вежливо склонил я голову, машинально щелкая босыми пятками. – Меня зовут Михайло Москаль. Я жил под Луцком. Но меня можете называть Михаилом, так вам будет привычнее.

Пока я представлялся, старшина с бойцом положили в повозку сидоры, боец остался готовить упряжь, а старшина направился на луг за Красавцем.

– Меня зовут Зинаида Михайловна. Олег вам уже, наверное, сказал, что я учительница?

– Истинно так, – подтвердил я.

– Он объяснил мне, что вы ранены и ехать к Киеву вам одному трудно, так что мы образуем симбиоз. Мы вам помогаем, вы нас перевозите. Так? – сразу расставила все по своим местам учительница.

– Именно. Мне трудно делать практически все, особенно следить за своими питомцами, и даже одеваться.

– Хорошо, нас это тоже устраивает, тем более глупо отказываться от попутного транспорта.

– Можно на ты, вы лучше познакомьте меня с остальными попутчиками.

– Хорошо. Это Ольга, моя старшая дочь. Это Семен, старший сын. Игорь и Егор, младшие. Кирилл, приемный. Эти маленькие, что играют со щенком, Мария и Нина.

– Ну что ж, приятно познакомиться, – кивнул я детишкам, после чего стал командовать: – Семен, помоги старшине с уздечкой и смотри внимательно, что и как делается. Вечером ты все это будешь повторять, только в обратной последовательности. Не волнуйся, я помогу… словами. Оля, там в повозке с краю две пустые канистры. Бери их и иди по той тропинке к речке. Тут метров пятнадцать. Наполни их водой, но не переноси. Тяжелые. Семен принесет. Остальным посетить кустики, через пятнадцать минут отправляемся, ехать будем без остановки несколько часов, до самого вечера. Все поели?

– Да, нас Олег приказал покормить, – ответила немного удивленная учительница. Было видно, что ее поразили мои командные замашки. Видимо, учительница была неким столпом в школе и привыкла, что ее все и везде слушаются. Конфликтовать я не буду, но об меня она зубы-то пообломает.

– Хорошо… Семен, как только закончишь запрягать, сбегаешь на луг, там ведро с водой осталось. Принесешь и зацепишь на заду повозки, увидишь там специальный крюк.

– Хорошо, – кивнул тот, на мгновение отвлекшись от застегивания сбруи. Старшина молодец, заставил его заниматься этим лично, чтобы опыта набирался. Ничего, пока дойдем до Киева, он у меня станет отличным лошадником.

Пока старшина учил парнишку, я морально помогал бойцу, стоя у него над душой, сворачивать лагерь. То есть аккуратно свернуть брезент и смотать веревку, уложить их на дно повозки, разворошив сено. Накидать несколько охапок свежего сена, чтобы попутчикам было комфортно и они не отбивали зады о железки, что покоились на дне. Через десять минут все было закончено. Старшина проверил, как все застегнуто, не будет ли где натирать Красавцу, и удовлетворенно кивнул.

– Норма, – хмыкнул он.

– Грузитесь, – махнул я пассажирам на повозку, а сам направился к старшине. – Прощайте, парни. Даст бог, свидимся.

– Надеюсь. В сидорах сухари и консервы, там сам разберешься.

– Спасибо, старшина.

Осторожно, чтобы не потревожить рану, приобнял старшину, так же попрощался с красноармейцем. Его я плохо знал, только то, что зовут его Егор и он ординарец старшего лейтенанта.

– Все загрузились? – обернувшись, спросил я.

– Да, – хором ответили пассажиры.

– Тогда поехали. Торопиться надо, до вечера хотя бы километров тридцать проехать. По дороге и тряске смотреть будем.

Зинаида Михайловна сидела на скамейке справа, уступив мне место возницы. Заняв его, я взял правой рукой поводья и хлестнул по крупу Красавца, заставляя его сделать первый шаг.

Все-таки придется Семена сажать возницей. Резкие движения поводьями для меня все-таки были болезненны.

– Сема, – позвал я парнишку, управляя повозкой, которая катилась в сторону шоссе к мосту. Старшина и Егор неспешно шли сзади.

– Что? – пододвинулся он ближе.

– Похоже, трудно мне управлять, рана стреляет от каждого движения. Так что сейчас выйдем на дорогу и поменяемся местами. Я тебе объясню, как тут рулить. Хорошо?

– Я только рад, ни разу не управлял конем.

– Науправляешься еще… за мелкими следи, чтобы не вывалились.

– Ольга смотрит.

– Ладушки.

Выкатившись на шоссе, я натянул поводья, останавливая Красавца, и дал возможность учительнице попрощаться с Кривицким.

Это много времени не заняло, я поменялся местами с Семой, с удобством устроившись в кузове за спиной возницы и приготовив на всякий случай автомат, хотя в моем состоянии пистолет предпочтительней. Но они и так при мне были. Табельный наган и «Вис». Семен сперва неуверенно управлял Красавцем, тот, чувствуя неопытного возницу, начал позволять себе некоторые вольности. Например, нагло останавливаться и щипать травку на пропыленной обочине, не обращая внимания на попытки Семена его сдвинуть. Но чем дальше, тем лучше паренек чувствовал коня и тем увереннее управлял.

Все-таки помимо плюсов в том, что со мной двигаются пассажиры, были и минусы. Мелкие каждые полчаса просились в туалет или пить. Ну, с водой-то у нас все в порядке, а вот в туалет в чистом поле не всегда остановишься. Хотя они особо и не стеснялись. Как бы то ни было, этот день можно назвать удачным. Мы к вечеру проехали километров двадцать пять и за час до наступления темноты свернули с пустой полевой дороги и встали лагерем в тени дуба. Полчаса назад мы проехали деревушку, но она и так была забита беженцами и военными. Под открытым небом ночевать предпочтительнее.

Дуб колыхал шикарной кроной в ста метрах от дороги, и в отсутствии альтернативы место для лагеря было выбрано мной под деревом. Степь кругом с золотистой пшеницей. Хорошо, хоть этот дуб попался. Водоема не нашлось, так что для приготовления ужина пришлось использовать воду одной из канистр, а из второй поить Красавца. Ну, для этого я их и возил.

Зинаида Михайловна оказалась на удивление хорошей кухаркой и сварила очень вкусную и сытную похлебку. Часового я не ставил – Шмель неплохо выполнял эти функции, однако пистолет держал при себе.

– Миша, Миша, – затормошил меня утром Сема, вызвав вспышку боли в плече, поэтому проснулся я моментально.

– Что? – спросил я, морщась и нежно поглаживая плечо.

– Красавца воры уводят, – шепнул он.

– Что-о-о?! – моментально проснулся я и довольно быстро вскочил на ноги.

Только начало рассветать, но даже в этой утренней полутьме было видно, как двое мужиков спокойно и неторопливо уводят нашего коня на дорогу. Нас они не боялись совершенно.

Один из них вел коня в поводу, который мы вчера только ослабили, но не снимали, а второй шел чуть позади, поглядывая на нас, пытаясь определить реакцию. Видимо, на нем и стояла задача не дать нам отбить коня обратно. Хотя он нас не опасался совершенно, видимо, успел рассмотреть людской состав.

Подскочив к повозке, я разворошил сено, убрал автомат в сторону и достал выданный мне в отделе карабин. До снайперской винтовки слишком далеко лезть и долго.