Пророчество орла Скэрроу Саймон
— Видеть не могу, как ты изводишься. Сколько вся эта тягомотина продолжается — месяцев пять?
— Три.
— Ну а что, если так ничего и не найдется? Тебе надо подумать о возможности заняться в жизни чем-то другим. Может быть, тем, что лучше вознаграждается? — Она выгнула дугой бровь и на миг надула губки. — Такой молодой и похожий на мужчину малый, как ты, мог бы пойти далеко — в правильной компании. Может быть.
Чувствуя, что краснеет, Катон отвел глаза, повернувшись к очагу. Неприкрытые знаки внимания со стороны Велины смущали его, и ему отчаянно хотелось убраться со двора, пока та не начала расписывать свои планы в отношении его еще подробнее.
Тем временем старик, варивший кашу, снял наконец свой котелок с железной жаровни и поплелся к лестнице. Габиния потянулась к своим горшкам.
— Извини, — произнес, вставая, Катон. — Ты не разрешишь мне пройти первым?
Та молча подняла на него глубоко запавшие, холодные глаза.
— Нынче утром у нас времени в обрез, — пустился в торопливые объяснения Катон. — У нас важная встреча, опаздывать нельзя, надо выйти из дома как можно скорее.
При этом он скорчил умоляющую гримасу и чуть-чуть склонил голову в сторону жены булочника. Худая женщина поджала губы, пряча улыбку, взглянула с почти нескрываемым удовольствием на явно раздраженную Велину и с готовностью сказала:
— Конечно. Раз ты так спешишь, проходи вперед.
— Спасибо, — промолвил Катон с благодарным кивком. Он поставил миски на решетку, добавил в ячмень воды из лохани и стал помешивать варево, дожидаясь готовности.
Велина фыркнула, повернулась и зашагала обратно к пекарне.
— Что, крепко она на тебя глаз положила? — спросил Макрон, выскребая дно своей миски корочкой хлеба.
— Боюсь, что так, — ответил Катон, уже покончивший с едой и сейчас с помощью старой тряпицы натиравший воском свое кожаное снаряжение. Несколько прикрепленных к ремням медальонов, полученных за боевые заслуги, сверкали, как только что отчеканенные монеты. Он уже надел свою плотную воинскую тунику и чешуйчатый панцирь и застегнул на икрах полированные поножи, а теперь, добавив на тряпицу еще воска, усердно добавлял блеска портупее.
— Ну и как, собираешься ты что-нибудь с этим делать? — гнул свое Макрон, изо всех сил стараясь подавить усмешку.
— Ну, точно уж не сейчас. У меня и без того есть о чем беспокоиться. Если мы не уберемся отсюда побыстрее, я с ума сойду!
Макрон покачал головой.
— Ты еще молод. У тебя впереди двадцать, а то и двадцать пять лет службы: времени более чем достаточно. Вот со мной дело обстоит иначе. Пятнадцать лет, это самое большее. Возможно, нынешнее назначение будет для меня единственным шансом поднакопить деньжат перед выходом в отставку.
В голосе его звучала такая озабоченность, что Катон прервал свое занятие и поднял глаза.
— Тогда нам тем более следует попытаться извлечь из нынешней встречи все, что можно. Я долго ее добивался, отираясь возле канцелярии, так что опаздывать нам никак нельзя.
— Ладно. Я тебя понял, парень. Сейчас буду готов.
Чуть позже Катон отступил на шаг и окинул Макрона оценивающим взглядом.
— Как я выгляжу?
Катон снова смерил друга взглядом и поджал губы.
— Сойдет.
— Тогда идем.
Когда два командира, спустившись по лестнице, вышли из доходного дома на улицу, их сверкающие доспехи и яркие красные плащи тут же привлекли к себе внимание. На головах у обоих красовались полированные шлемы с поперечными гребнями из плотного конского волоса. Катон, держа в одной руке трость и положив другую на рукоять меча, подтянулся и выпрямил спину.
Кто-то присвистнул: обернувшись, Катон увидел Велину, стоявшую в проеме двери, что вела с улицы в пекарню ее мужа.
— Да, на вас посмотришь, так поневоле захочешь иметь дело с военными, — промолвила она.
Макрон ухмыльнулся.
— Уверен, это можно будет устроить. Погоди только, когда мы вернемся из дворца.
Велина слабо улыбнулась.
— Буду очень рада видеть… вас обоих.
— Меня в первую очередь, — заявил Макрон.
Катон взял его за руку.
— Ну, пойдем, наконец. Не то опоздаем.
Макрон подмигнул Велине и бок о бок с Катоном зашагал вниз по склону, по направлению к Форуму и блистающей колоннаде огромного императорского дворца, высившегося на Капитолийском холме.
Глава третья
— Центурионы Макрон и Катон? — Преторианец наморщил лоб, всматриваясь в лежащую перед ним на столе таблицу. — Вас нет в списке.
Макрон широко улыбнулся.
— Посмотри еще раз, а? Как следует посмотри, если ты меня понимаешь.
Караульный пожал плечами, устало вздохнул, всем своим видом показывая, как ему надоели подобные, бесконечно повторяющиеся сцены, откинулся назад за столом и покачал головой.
— Прошу прощения, центурион. Я выполняю приказ. Никто не может быть допущен во дворец, если его нет в списке.
— Но мы должны быть в списке, — возразил Катон. — Нам было назначено на сегодня. У нас встреча в военном ведомстве, с прокуратором, который занимается служебными назначениями. Сейчас как раз подошло время, так что прошу нас пропустить.
Караульный поднял бровь.
— Ты знаешь, сколько народу пыталось проскочить мимо меня таким манером?
— Но я говорю правду!
— Правда может быть одна: если вам назначено, вы должны числиться в списке. Раз вас там нет, значит, вам не назначено.
— Да погоди же! — принялся пылко доказывать свою правоту Катон. — Если нас и нет в списке, то просто по ошибке, мы должны там быть. Нам назначено на сегодня: я лично договаривался об этом с писцом прокуратора не далее как вчера. Его зовут Деметрий. Пошли за ним, сообщи, что мы здесь. Он подтвердит мою правоту.
Дежурный помешкал, потом обернулся к кучке мальчишек-рабов, толпившихся в нише по одну сторону обрамленного колоннадой входа во дворец.
— Эй вы! Пусть кто-нибудь сгоняет в военную канцелярию, найдет Деметрия. Тут пришли два командира и говорят, что у них назначена встреча с прокуратором.
— Спасибо, — пробормотал Катон и, отведя Макрона в сторонку от стола дежурного, направил его к скамьям, стоявшим вдоль стен по обе стороны. Когда они сели, Макрон заворчал:
— Хренова канцелярская крыса. О боги, вот бы мне вывести этого хлыща на плац да помуштровать пару часов! Сразу бы видно стало, каков он есть. Ох уж эти преторианцы — воображают, будто мир обязан им своим существованием. А дворцовая стража, те вообще наихудшие ублюдки из всех!
Он умолк, и они принялись ждать возвращения посланца. Катон поднял глаза на колоссальный, в несколько ярусов, дворцовый комплекс, возведенный на склоне холма и возвышавшийся над Форумом.
Он вырос в этих стенах. Когда-то они представляли для него чуть ли не весь мир — пока, уже больше двух лет назад, не умер его отец и Катон не поступил на службу в легионы. А сейчас эти, некогда такие знакомые, стены и колонны ощущались чужими и казались почему-то меньше, чем раньше.
Впрочем, Катон резонно рассудил, что покинуть дворец ему довелось почти мальчишкой. С тех пор он побывал в разных частях Империи, в том числе и за морем, повидал ужасы сражений: естественно, что это изменило его и заставило видеть мир иначе. Только вот оттого, что эти колоссальные стены и колонны, с которыми было связано столько воспоминаний, вдруг показались ему совсем чужими, у Катона потяжелело на сердце. Неожиданно он ощутил себя гораздо старше, чем был на самом деле, поежился и поплотнее закутался в военный плащ.
Вернувшийся мальчишка подбежал к преторианцу, что-то сказал ему, и дежурный, повернувшись, подозвал к себе центурионов.
— Ты был прав, — промолвил он, кивая Катону. — Деметрий вас примет, прямо сейчас.
— Надо же, неужели? — Макрон фыркнул. — Как это великодушно с его стороны.
Преторианец отреагировал кривой улыбкой.
— Ты и вообразить не можешь, насколько великодушно. Ну да ладно: следуйте за этим пареньком.
Они прошли по входному портику, пересекли маленький двор и вошли в главный корпус дворца. Топот их подбитых гвоздями тяжелых кожаных сапог эхом отдавался от высоких, обрамлявших коридор стен. Путь их пролегал мимо широких дверей, за которыми были видны корпевшие за письменными столами чиновники и писцы, чья непрестанная работа обеспечивала бесперебойное вращение колес управления Империей. Вдоль стен рабочих помещений высились стеллажи, сплошь уставленные свитками и табличками, причем каждая ячейка была аккуратно помечена и пронумерована. Свет попадал в помещения через высокие, зарешеченные окна, и Макрон невольно задумался о том, каково это: проводить год за годом, работая в тесном, замкнутом пространстве, отгороженном от внешнего мира?
Коридор вывел их к узкой лестнице, поднявшись по которой на четыре пролета они попали в другой коридор. Примыкавшие к нему комнаты были просторными и светлыми, в большинстве из них имелись широкие окна, откуда открывался вид на город. Наконец мальчик-раб остановился у широких дверей и постучал по деревянной раме.
— Войдите, — прозвучал изнутри высокий, визгливый голос.
Прежде чем ступить внутрь, Катон повернулся к своему другу и торопливо шепнул:
— Давай говорить буду я. Мне приходилось иметь дело с дворцовыми служителями.
Мальчик-раб провел центурионов за дверь, и те оказались в передней с двумя стоявшими у стен скамьями и тремя окнами, впускавшими достаточно света и воздуха.
«Более чем достаточно», — подумалось Катону, ощутившему холод. Напротив, в другом конце приемной, находилась закрытая дверь, а рядом с ней — большой, сработанный из какого-то темного дерева письменный стол. За ним сидел тот самый писец, с которым у Катона накануне состоялась краткая встреча. Деметрий был худощавым мужчиной в простой, но чистой, аккуратной тунике, с классическим греческим профилем и редеющими, но тщательно напомаженными и завитыми темными волосами. Весь его облик говорил о высоком самомнении и убежденности в важности своего положения. Рядом с ним стояла жаровня, от которой исходило тепло.
На скамье, поближе к жаровне, сидело еще трое военных командиров. Деметрий оторвал взгляд от лежавшего перед ним свитка и кивнул вошедшим:
— Центурионы Макрон и Катон? Вы опаздываете.
Макрон от возмущения аж щеки надул, но Катон заговорил прежде, чем тот успел выразить негодование.
— Нас задержали при входе. Дежурный не обнаружил наших имен в списке тех, кому назначен прием. — Он изобразил улыбку. — Вечно у них, дежурных, путаница. Но мы ведь пришли не слишком поздно, чтобы встретиться с прокуратором.
— Вы пропустили встречу.
— Пропустили?
Макрон уставил в писца палец.
— Послушай меня, приятель…
— Приходите завтра.
— Не дождешься!
Писец пожал плечами.
— Вам же хуже. — Он перевел взгляд на мальчишку-посыльного и добавил: — Покажи центурионам, где выход из дворца.
— Мы останемся здесь! — взревел Макрон. — И увидимся с прокуратором. Лучше тебе с этим смириться.
— Прокуратор — занятой человек. Вам следовало явиться сюда в назначенное время.
Макрон склонился над столом, вперив в писца пылающий взгляд.
— А тебе следовало внести наши имена в список.
— Это не моя проблема.
— Ничего, сейчас будет твоя!
Макрон потянулся к мечу. Деметрий вздрогнул, увидев появившуюся из ножен полоску стали, вздрогнул и поднял глаза на исполненное холодной решимости лицо Макрона.
— Ты не посмеешь…
— А ты проверь.
Деметрий заколебался, воззрился, явно взывая о помощи, на других командиров, но те и не подумали вмешиваться: лишь насмешливо молчали.
— Я вызову стражу!
— Это ты можешь. Но задолго до того, как она здесь появится, я вышвырну твою тощую задницу за окно. Вниз лететь, должно быть, высоко… — По его лицу расплылась улыбка. — Так что, будь добр, пропусти нас к прокуратору.
Деметрий сглотнул, неловко вертя в руках навощенную табличку.
— Э… Дайте подумать. Хм, да, думаю, когда закончится текущая встреча, он сможет уделить вам чуточку времени. — Вид у него был растерянный. — Вы бы присели, а?
Макрон выпрямился и удовлетворенно кивнул:
— Огромное спасибо.
Когда они с Катоном уселись на скамью рядом с другими командирами, он подмигнул ему и шепнул:
— Теперь говорить буду я. Похоже, мой подход к дворцовым служителям — самый правильный.
Остальные трое военных повернулись к ним и представились. Двое были седовласыми, покрытыми шрамами ветеранами со множеством наградных медальонов на портупеях, а у одного на запястье красовался еще и крученый золотой браслет. Третий, совсем молодой, наградами отмечен не был и в обществе бывалых, заслуженных вояк чувствовал себя неуверенно. Один из ветеранов указал кивком на Деметрия и сказал:
— Хорошая работа, центурион, — ты, кстати, Макрон или Катон?
— Макрон. Служил во Втором легионе Августа, вместе с Катоном.
— Я Луллий Асиний. Это Хосидий Мутил. Переведены в Десятый легион, ждем подъемных. Ну а наш молодой товарищ, Флакх Соссий, дожидается первого назначения.
Молодой командир улыбнулся, с интересом глядя на новоприбывших.
— Второй Августа, говорите? Так вы, выходит, были в Британии. Ну, и каково там?
Макрон ответил не сразу, словно воскрешая в памяти время, заполненное самыми ожесточенными, какие ему только удалось повидать, сражениями. Столь многих павших товарищей — славных бойцов, которых он знал годами, и тех, кого так и не успел толком узнать, так быстро они сложили головы. И врагов: жестких, смелых, с их жуткими предводителями-друидами. Так каково же там?
— Холодно.
— Холодно? — Соссий выглядел удивленным.
Макрон кивнул.
— Ага, холодно. Лучше туда не попадать. Найди себе местечко поуютнее. Вроде Сирии.
Катон лишь покачал головой. Сколько он помнил Макрона, тот всегда говорил о Сирии как о лучшем месте службы во всей Империи. Его давней мечтой было погреть косточки где-нибудь на востоке.
— Сирия? — Асиний рассмеялся. — Мы как раз оттуда. Обучали в Дамаске вспомогательные когорты.
Глаза Макрона загорелись воодушевлением, он подался к собеседнику.
— Расскажи мне об этом, о Сирии. Там и правда так хорошо, как рассказывают?
— Ну, не знаю, что там рассказывают, но…
Дверь кабинета прокуратора открылась, и оттуда вышел человек. Катон с Макроном тут же вскочили и вытянулись по стойке «смирно», остальные быстро последовали их примеру. Деметрий встал последним, выдержав паузу, которая должна была подчеркнуть его привилегированное положение. Вышедший мужчина был облачен в церемониальную сенаторскую тогу с широкой пурпурной каймой. Кивнув центурионам, он покинул приемную, а Деметрий тут же отправился в кабинет своего начальника.
— Господин, центурионы Лициний Катон и Корнелий Макрон ждут приема, — доложил он.
— Они есть в моем списке?
— Недосмотр писца, господин. Виновный будет наказан.
— Ладно. Пусть войдут.
Деметрий пригласил центурионов, пропустил их мимо себя, а когда те вошли внутрь, плотно закрыл за ними дверь.
Они обнаружили, что стоят на толстом ковре, одном из нескольких, устилавших просторное помещение. Кабинет располагался в углу здания и имел два окна, выходивших на разные стороны.
«А окна-то застекленные!» — отметил про себя Макрон, с трудом пытаясь скрыть удивление, вызванное роскошной обстановкой рабочего места прокуратора. В дальнем конце комнаты, за огромным мраморным столом восседал прокуратор, полный мужчина с густой копной темных волос и множеством золотых перстней на коротких, толстых пальцах обеих рук. Он поднял на них глаза с нескрываемым раздражением.
— Ну, подходите сюда. Не тяните.
Катон с Макроном прошли вперед и встали навытяжку перед столом. Прокуратор фыркнул и откинулся в кресле, выставив напоказ обтянутый тонкой шерстью туники округлый живот.
— Что у вас за вопрос?
— Мы ждем нового назначения, командир, — ответил за обоих Катон.
Прокуратор постучал по стопке восковых табличек, лежавших перед ним на столе.
— Понятно. Ты, должно быть, центурион Лициний Катон? Уже несколько месяцев упорно добиваешься назначения в новый легион…
— Три месяца, командир, — уточнил Катон.
— Ага, видно, это из-за твоих бесчисленных прошений и обращений к моим писцам сложилось впечатление, будто это продолжается гораздо дольше. Но, должен сказать, я не могу принять решение по этому вопросу, пока не прояснится ваше положение.
— Наше положение? — встрял Макрон. — Что ты имеешь в виду, командир?
Прокуратор сцепил толстые пальцы и опустил на них подбородок.
— Несколько дней назад я получил сведения о том, что центурион Катон был приговорен к смерти Плавтием, командующим нашими силами в Британии. Это правда?
Катон, ощутивший холод в желудке, кивнул.
— Так точно, командир. Но я могу объяснить.
— Думаю, тебе лучше так и сделать.
Катон сглотнул.
— Наша когорта была приговорена к децимации за то, что нам не удалось выполнить приказ, в результате чего вражескому полководцу с некоторым количеством приспешников удалось ускользнуть. Но потом мы с центурионом Макроном сумели захватить его, и смертный приговор был отменен командиром Второго легиона.
— Понятно. Но должен сказать, что, аннулируя вынесенный тебе приговор, легат Веспасиан превысил свои полномочия. Должен также добавить, что в высоких кругах бытуют еще и некоторые подозрения насчет причастности вас обоих к гибели командира вашей когорты.
Он умолк, глядя на двоих центурионов, стоявших по стойке «смирно», изо всех сил старавшихся не позволить каким-либо чувствам отразиться на их лицах. Не смея переглянуться, те смотрели прямо перед собой. Выдержав паузу, прокуратор продолжил:
— Насколько я понимаю, после этой истории с децимацией вы испытывали не лучшие чувства по отношению к командиру когорты.
— А тебя это удивляет, командир? — воскликнул Макрон. — В том, что когорта понесла наказание, большинство бойцов винили именно его.
— Большинство бойцов? — прокуратор подался вперед. — И командиров тоже?
Макрон кивнул.
— В таком случае вы должны понимать, что смерть центуриона Максимия вызывала соответствующие подозрения. Дело это нешуточное, и мы здесь, в военном ведомстве, приняли решение провести полное расследование. Я отправил письмо командующему Плавтию с тем, чтобы тот представил обстоятельный доклад по этому вопросу. И жду его ответа. В зависимости от итогов расследования вы будете или полностью очищены от подозрений и получите новые назначения, или же взяты под стражу и познакомитесь с удобствами императорской тюрьмы… А до той поры я бы настоятельно рекомендовал вам не пытаться покинуть город.
Тот поднял глаза, увидел отчаяние на их лицах и, позволив себе на какой-то миг снять холодную чиновничью маску, сочувственно покачал головой.
— Очень жаль, но я на самом деле не могу больше ничего ни сказать, ни сделать. А встречу эту допустил лишь потому, что считаю: вы должны быть в курсе происходящего. Принимая во внимание ваши послужные списки, вы вправе рассчитывать хотя бы на это.
Макрон слегка улыбнулся.
— Я бы сказал, на это и на нечто большее.
— Может быть, — пожал плечами прокуратор. — Не мне судить. Но сейчас, думаю, вам лучше уйти.
Макрон с Катоном молча смотрели на него, пока прокуратор не потянулся за пустой восковой табличкой и стилосом, явно показывая, что разговор окончен.
Когда они вышли из кабинета, Катон медленно повернулся к Макрону, и тот увидел, что его молодой друг совершенно ошеломлен словами прокуратора. Он осунулся, худые плечи поникли.
— Пойдем, Катон. — Макрон взял друга за руку и повел на улицу.
Глава четвертая
Выйдя из дворца, центурионы двинулись через забитый народом Форум. Семьи, старавшиеся держаться вместе, и шумные компании молодых людей с кувшинами вина двигались по направлению к Большому цирку, чтобы занять хорошие места перед началом состязаний. С трудом протолкавшись через этот нескончаемый людской поток, они направились в таверну на ближайшем углу. Обычные утренние посетители, возницы и грузчики, работавшие в ночную смену, вымотавшиеся за ночь, а теперь еще и захмелевшие, уже начинали расходиться по домам, чтобы завалиться спать.
Макрон жестом подозвал подавальщика.
— Что угодно, господа? — спросил юнец, с виду большой проныра, с любопытством поглядывая на доспехи и снаряжение и явно думая, как бы содрать с центурионов побольше.
— Кувшин самого дешевого вина. Две чаши. И побыстрее.
— «Быстро заказали, мигом обслужили», — улыбнулся юнец. — Таков наш девиз.
— Здорово, — буркнул Макрон, подняв на него глаза. — Только если без девизов и прочей болтовни, то получится еще быстрее.
— Э… Да, наверное. Я сейчас.
Прислужник умчался, а Макрон снова обернулся к другу. Тот с отсутствующим видом уставился через заполнявшую Форум толпу дальше, на сурово возвышавшийся Палатин и дворец. С того момента, как они покинули кабинет прокуратора, Катон не вымолвил ни слова. Молчал он и сейчас.
— Веселее, парень, — промолвил Макрон, похлопав его по руке. — Вино уже заказано.
Катон повернулся и встретился с ним взглядом.
— У меня нет должности, почти не осталось денег, а теперь, оказывается, еще и могут казнить в самом скором времени. Ты и правда считаешь, что чаша дешевого вина способна мне помочь?
Макрон пожал плечами.
— Ну, хуже от нее тебе в любом случае не станет. Как ни крути, а вино — это лучший способ заставить вещи казаться лучше, чем они есть на самом деле.
— Тебе, конечно, виднее, — пробормотал Катон. — За последние три месяца ты вылакал столько, что хватило бы свалить с ног целую армию.
Вернувшийся прислужник со стуком поставил на деревянную столешницу перед центурионами две чаши самнитской работы, наполнил их из кувшина, после чего, с показной услужливостью поставив на стол и его, осведомился:
— Слыхали новость?
Макрон и Катон повернулись к нему с раздраженными физиономиями, всем видом давая понять, что лучше бы ему заткнуться да поживее от них убраться. Однако отделаться от юнца, рассчитывавшего поживиться, было не так-то просто. Прислонившись к крепкому деревянному столбу, служившему опорой для трех этажей, находившихся над таверной, он с заговорщическим видом объявил:
— Порций вернулся в город.
— Порций? — Макрон поднял бровь. — Кто он, на хрен, такой, этот Порций, и с какого перепугу его возвращение должно меня интересовать?
Юнец покачал головой, явно показывая, что удивлен подобным невежеством, да еще и со стороны армейских командиров.
— Он всего лишь лучший колесничий, когда-либо участвовавший в гонках за «синих». Общепризнанный фаворит сегодняшних состязаний: с упряжкой управляется так, словно родился с вожжами в руках. Я вам вот что скажу, — он подался к ним ближе, — сделав сегодня правильную ставку, можно сорвать хороший куш. И я готов вам в этом помочь.
— Кончай дурить людей, — донесся ворчливый голос из-за соседнего стола, и Макрон, обернувшись, увидел смотревшего на центурионов стражника. — Пустое место этот твой Порций, на него ставить все одно, что кости бросать. Да и вообще, ежели возница на что-то годен, то ездит только за «зеленых». Поберегите свои денежки, командиры. Ставьте на Непота, он «зеленый».
— Непот? — Служитель таверны возмущенно плюнул на пол и воззрился на стражника с той привычной враждебностью, которую всегда испытывали по отношению к своим соперникам агенты ипподромных партий. Затем отступил к своей стойке, не преминув, однако, напоследок пробормотать: — Чем ставить на этого Непота, лучше уж сразу выбросить свои деньжата в Клоаку.
— Я слышу твое вранье! — крикнул из-за стола стражник.
— Ох уж эти гонки, — вздохнул Катон. — Если что и погубит Империю, так это они.
Макрон, однако, своего друга не слышал: его взгляд был прикован к стражнику. Потом он развернулся и похлопал того по плечу.
— Привет, приятель, — с улыбкой промолвил центурион. — Эти скачки… Надеюсь, у тебя найдется добрый совет для товарища по оружию?
— Совет? — Тот обвел взглядом зал, но, похоже, никто больше их разговор не слушал. — Да, один совет у меня найдется. Ни за что не ставьте на этого прощелыгу Порция. — Он постучал себя пальцем по носу. — Непот, командир, вот правильный выбор. Поставь на него всего несколько денариев, и тебе будет весело. Ну а сейчас прошу прощения, но я должен идти.
Заскрежетал по напольным плитам отодвигаемый табурет: стражник нетвердо поднялся на ноги, двинулся, пошатываясь, к дверям и, едва выйдя из таверны, исчез в заполнявшей Форум толпе.
— Сюда ему, надо думать, лучше не возвращаться, — пробормотал Катон. — Впрочем, это мелочи: мне бы его проблемы.
Макрон повернулся к другу: ему очень хотелось чем-то его утешить, но по этой части он никогда не был силен.
— Это просто невезенье, парень.
— Невезение? — Катон горько рассмеялся. — Нет, куда больше, чем просто невезение. Я что имею в виду: после всего, что нам пришлось испытать, после всего, что мы сделали для командующего, этот патрицианский ублюдок добьется-таки того, чтобы со мной расправились. Вот на это ты можешь ставить любые деньги без риска. И все только ради того, чтобы сохранить незапятнанной свою репутацию поборника строгой дисциплины. Ну а императорский секретарь, ясное дело, его в этом поддержит.
— Он может предложить помилование, — предположил Макрон.
— Ничего такого он не предложит, — отрезал Катон. — И в любом случае: ты ни о чем не забываешь?
— Не понял. Что ты имеешь в виду?
— Да то, что ты тоже под угрозой. Что, если командующему приспичит объявить тебя причастным к делу о смерти центуриона Максимия?
— Не думаю, чтобы он так поступил. Никаких свидетельств моей причастности к этому убийству у него нет — только слухи, распускаемые горсткой идиотов, почему-то не верящих, что Максимия убили враги. Нет, меня вовсе не это тревожит, я беспокоюсь о тебе.
Он вдруг смутился, отвел глаза и непроизвольно покосился на крепко привязанный к поясу кошель.
— Но и с тобой все, может быть, еще обойдется, а вот что меня беспокоит в первую очередь, так это тот факт, что мы вконец издержались, и если в ближайшие несколько дней не получим положенных выплат, нам придется голодать. А если не получим и до следующего месяца, то нас вышвырнут на улицу, потому как не сможем заплатить за комнату. Одно к одному, и все не радует. Верно говорю, парень?
— Верно.
— Стало быть, надо с этим что-то делать.
— Что, например?
Макрон улыбнулся и подался к нему через стол:
— Например, воспользоваться советом и отправиться, пока не поздно, в Большой цирк.
— Ты совсем спятил? У нас осталось несколько последних монет, а ты хочешь спустить их на скачках?