Шесть камешков на счастье Милн Кевин
Грант улыбнулся.
– То есть один из этих сорванцов ваш?
– Да, – пастор указал на того мальчика с каштановыми волосами, который нещадно пулялся шариками, – вон тот. Его зовут Нэйтан.
Грант, казалось, уже забыл, что еще минуту назад был для Нэйтана мишенью. Он улыбнулся еще шире:
– Уверен, ваш сын – настоящее сокровище. – Помолчал, а потом уже более серьезным тоном спросил: – Пастор, может быть, вам здесь требуется помощь? Я школьный учитель, так что знаю, как обращаться с деьми, когда их столько. Конечно, решать вам, но я очень бы хотел вам помочь.
Пастор Стин оглядел беснующихся чад и взглянул на Гранта с таким выражением лица, будто подумал, что тот шутит:
– Не надо разбрасываться такими предложениями, а то ведь поймаю вас на слове!
– Но я говорю совершенно серьезно. Вам не помешает лишняя пара рук… а лучше несколько. Я знаю простые приемы, как привлечь внимание. Бьюсь об заклад, через пару недель у меня получится усадить всех на свои места и заставить слушать вас. А когда научитесь с ними обращаться, я вам буду не нужен. Честно говоря, это совершенно не трудно.
Пастор вынул руку из кармана:
– Я буду только рад, Грант. Вы приняты. Разумеется, оплата – ноль долларов в час. Сверхурочные – половина от этой суммы.
Грант с широкой улыбкой пожал ему руку.
– Лучше не бывает. И я смогу претендовать на те вечные блага, о которых вы упомянули?
– Знаете, если сможете заставить этих сорванцов слушать меня, вместо того чтобы дурачиться или вместе с родителями уплетать пончики, перед архангелами я поручусь за вас самолично. Как вам такая перспектива?
Из моих уст вырывается негромкий стон:
– То есть мы должны будем приходить сюда каждую неделю?
– Не должны, а будем приходить, детка, – радостно подтвердил Грант. – Будет весело. Поверь мне.
– Но по воскресеньям я обычно учу энциклопедию, – заскулила я.
Пастор Стин удивленно наклоняет голову:
– Учишь энциклопедию?
Грант отвечает прежде, чем я успеваю сделать это сама:
– О да, это надо видеть. Ее мать где-то раздобыла все тома энциклопедии, и девочка их щелкает как орешки. – Он посмотрел на меня сверху вниз, и во взгляде его, как мне показалось, читалась гордость. – Так на какой ты букве сейчас – «Г»?
Я подтягиваю свои очки с толстыми линзами выше к переносице:
– Почти выучила «Д». И, наверное, была бы уже на «Е», если бы ваша с мамой свадьба не отняла столько времени.
Грант повернулся к пастору.
– Видите? Правда впечатляет. Она впитывает факты как губка. Но я уверен, что приходить сюда для нее тоже будет вовсе не лишним. Помогите ей расширить горизонты и найти новых друзей, ладно?
– Уверен, Мэдди, ты прекрасно впишешься в компанию, – заверил меня пастор Стин. – И раз уж ты здесь, не могла бы ты занять какое-нибудь место, чтобы можно было начинать? Я очень хотел бы успеть до конца занятия хоть что-нибудь объяснить.
Я долго разглядывала помещение.
– Где мне сесть?
– Хм. А вот, рядом с моим сыном. Может быть, он от тебя чему-нибудь хорошему научится, – ответил пастор.
– Но он же плюется шариками через соломинку, – возмутилась я категорично.
Пастор засмеялся, словно я сморозила что-то очень смешное.
– Когда-нибудь он все же будет вести себя как взрослый. А пока что могу только поклясться, что в девочек он не стрелял никогда. Так что ты в безопасности.
Я несколько секунд смотрела на него, затем перевела взгляд на Нэйтана, потом снова на пастора Стина и наконец на Гранта.
– Иди, – Грант кивком указал в сторону Нэйтана, – все будет в порядке.
Вопреки всякому здравому смыслу я расправила плечи и поплелась к задним рядам, не выпуская из виду пустой стул рядом с местом, на котором сидел сын пастора. На подходе я услышала громкий голос Гранта, обращавшегося к аудитории. Он звучал так властно – я еще никогда не слышала у него подобной интонации. Я недолго понаблюдала, как другие дети реагируют на его наставления, но уже самого тона мне было достаточно.
Вдруг ниоткуда появился слюнявый шарик и приклеился мне прямо на лоб, чуть выше очков.
Сын пастора вскочил и крикнул:
– В яблочко! Смотрите все, смотрите! Я уложил четырехглазую жирафиху на месте!
Жирафиха. Так меня еще никто не называл, хотя прозвище было придумано не без причины – высокая, неуклюжая, с небольшим иксообразием, неправильным прикусом и высоким лбом, я и вправду напоминала жирафиху. По словам мамы, этим я пошла в отца.
– В детстве он тоже был высоким и долговязым, – как-то сказала она мне. – Но изменился… когда вырос.
После ремарки Нэйтана зал разразился хохотом.
Я замерла, памятуя, как спокойно и непринужденно вел себя Грант, когда сын пастора запульнул в него шариком. Я хотела быть такой же невозмутимой, но быстро поняла, что не смогу. Разрыдавшись, я щелчком сшибла шарик со лба и метнулась к выходу.
– Мэделин! – прокричал мне вслед Грант. – Постой!
Я остановилась – не потому, что он сказал мне «Постой!», а потому, что назвал меня по имени. Несколько минут назад Грант представил меня как свою дочь, а теперь в первый раз назвал меня иначе, чем просто «детка».
– Не уходи, – продолжал Грант.
Я застыла на месте, не оборачиваясь. Повисла неловкая пауза, и я поняла, что все уставились на меня. Сзади приближались шаги. Секунду спустя Грант обнял меня. Он наклонился и прошептал так тихо, что только я могла услышать его:
– Мне очень жаль. Но если ты сейчас уйдешь, пиши пропало. Ни один из этих детей никогда не будет тебя уважать. Поверь мне, лучшее, что ты можешь сделать, – это развернуться, дойти до своего места и сесть рядом с этим негодником. Вот это поставит его в тупик. Ты согласна? Я собираюсь поговорить с пастором Стином, и, думаю, у меня есть идея, как все исправить, так что тебе вовсе не стоит стыдиться.
Меня одолевало огромное желание убежать куда подальше и больше никогда не показываться на людях. Но в то же самое время мне очень хотелось верить: Грант знает, что говорит.
– Ты уверен? – прошептала я в ответ.
Он ласково улыбнулся и похлопал меня по спине.
– Я твой новый папа, малышка. Доверься мне.
Я сделала глубокий вдох, медленно обернулась и заставила себя подойти к пустующему месту.
Прежде чем я села, Нэйтан алчно улыбнулся, засунул маленький кусочек бумаги в рот и начал жевать.
– Эй, – прошептал он, – спорим, с такого близкого расстояния я смогу попасть тебе в ухо?
– Только попробуй, – прошипела я, нарочно не смотря в его сторону, и уставилась на Гранта, который снова оказался у входа в зал и сейчас разговаривал с отцом Нэйтана.
Пастор кивал и периодически смотрел то на сына, то на меня. Когда они с Грантом закончили, мой отчим сел в конце первого ряда, а пастор Стин пошел в середину зала.
– Ну, по крайней мере, вы чуть-чуть успокоились, – пошутил он. – Добро пожаловать в воскресную школу. Как вы можете видеть, сегодня к нам присоединились еще двое друзей.
Пастор кратко представил меня и на одном дыхании выпалил:
– И Грант, ее отец. Он добровольно присоединится к нам на некоторое время – поможет сделать так, чтобы час занятий прошел с пользой для нас всех. Итак, начнем с обсуждения. – Он сделал паузу и оглядел комнату, убедившись, что все взгляды обращены к нему. – Хотите – верьте, хотите – нет, но наш новый друг Мэдди – часть моего сегодняшнего урока. И мой сын Нэйтан.
– Я? – воскликнули Нэйтан и я почти в унисон.
Пастор махнул рукой – как будто мы с ним пошутили.
– Мэдди и Нэйтан, почему бы вам не выйти сюда и не встать рядом со мной, чтобы вас мог видеть каждый?
Мы обменялись озадаченными взглядами и неохотно вышли вперед. Пастор Стин ждал. Когда мы подошли, он взял нас за руки, так что мы оказались рядом.
– Итак, позвольте мне задать вам задание: опишите чувства Мэдди, когда Нэйтан стрельнул в нее шариком.
Он ждал, но никто не хотел отвечать.
– Кто-нибудь?
Несколько детей подняли руки.
– Она расстроилась, – сказал один.
– Нет, разозлилась, – возразил другой почти сразу. – Безумная Мэдди[6].
Пара детей засмеялись, но пастор тут же велел им замолчать.
Одна из девочек постарше предположила:
– Ну, она заплакала, так что, наверное, расстроилась. Но и смутилась. Я бы на ее месте точно смутилась. Мне было ее очень жалко, я и сама была готова расплакаться.
Пастор кивнул:
– Все дали замечательные ответы. Уверен, наша Мэдди испытывала все эти чувства. Поднимите руки те, кто задумался, что бы сделал на ее месте, если бы в него выстрелили шариком на виду у десятка незнакомых людей.
Несколько детей подняли руки сразу же, большинство присоединились к ним через пару мгновений.
– А теперь поднимите руки те, кто хотел бы оказаться на ее месте, – произнес пастор.
Все тут же опустили руки.
Пастор стал говорить тише:
– Не буду просить вас поднимать руки, но сколько из вас смеялись над Мэдди?
Он не стал никого поднимать с места и дал всем время помучиться угрызениями совести.
– Ну и наконец, поднимите руку, если считаете, что круто быть по ту сторону соломинки, быть тем, кто унижает и издевается над другими.
И снова никто не поднял руку.
– Я рад. Потому что сегодня я хочу научить вас всех золотому правилу: поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой. Можно переформулировать это правило так: не делай другим того, чего не хотел бы, чтобы другие сделали тебе, – проговорил пастор и снова сделал паузу. – А теперь давайте поприветствуем Мэдди и Нэйтана дружными аплодисментами за их актерскую игру, достойную премии «Оскар».
Все уставились на пастора, так и не хлопнув в ладоши.
И вдруг та девочка, которая уже высказалась по поводу моих чувств, заговорила снова:
– То есть они что, все это просто сыграли?
– Неужели ты думаешь, что я позволю такому случиться в воскресной школе? Конечно, нет, если это не часть спектакля. Да и потом, ты бы села рядом с тем, кто плюнул тебе в лицо, как ни в чем не бывало? Подозреваю, что нет – только если вы друзья и просто сыграли свои роли. Похоже, нам удалось всех вас разыграть! Уверен, вы все подумали, что Нэйтан просто был… Нэйтаном, в общем. Но нет. Не в этот раз, ведь правда, Нэйтан? – подмигнул пастор сыну.
– Нет, – робко ответил Нэйтан с интонацией скорее вопросительной.
Его отец одобрительно улыбнулся:
– Нет. Не мой Нэйтан. Мой сын не стал бы делать такие обидные вещи, потому что знает: если бы стал, у нас был бы с ним очень серьезный разговор в офисе пастора Стивенса, и он бы оказался под домашним арестом по меньшей мере на месяц. – С этими словами пастор обнял Нэйтана крепко-крепко, как будто пытался привлечь его внимание к тому, что только что сказал. – А как вам слезы Мэдди? Это ж форменный Ниагарский водопад. Высший класс. Это ты так дома научилась притворяться, что плачешь, Мэдди?
Я быстро взглянула на пастора, не зная, что ответить, а затем посмотрела туда, где сидел мой отчим. На лице Гранта сияла улыбка. Он почти незаметно кивнул мне.
– Ну да, – промямлила я.
Пастор Стин оглядел детей в зале:
– Видите? А теперь, ребята, я серьезно, давайте похлопаем этим двоим, прежде чем они сядут обратно на свои места.
Пастор захлопал, и все присоединились к нему.
Когда аплодисменты стихли, мы с Нэйтаном поплелись на свои места в заднем ряду и сели. До самого конца занятия мы не проронили ни слова, хотя пару раз обменялись взглядами. Я внимательно слушала пастора – было видно, что Стин не имеет опыта преподавания, но мне очень понравился его тезис о том, что нужно быть добрым к другим людям. К моему удивлению, многие из тех, кто на первый взгляд показался мне шумным и неприятным, тоже жадно впитывали его слова. В моменты же, когда степень внимания ослабевала, пастор спокойно обращался к Гранту со словами вроде:
– А теперь я на пару минут передам слово мистеру Мак Фэддену!
И тогда мой отчим вставал и делал все, что требовалось, чтобы восстановить внимание. Обычно хватало единственного ладно скроенного вопроса тому, кто создавал шум. А одного из детей, рыженького с задних рядов, Грант даже вызвал на свое место, чтобы тот поделился своим богатым личным опытом и объяснил, с чего вдруг такая обширная дискуссия. После этого в зале воцарилась тишина. Не знаю, потому ли, что детям действительно было интересно выслушать комментарии этого мальчика, или потому, что никто не хотел идти к доске следующим… Но ведь сработало!
Под конец нашего часового занятия краем глаза я заметила, как Нэйтан Стин теребит в руках клочок бумаги, и тут же испугалась, что урок своего отца он проигнорировал и собирается опять обстрелять меня шариками. Но он вытащил карандаш из кармана, начал строчить, и в конце занятия, прежде чем я успела встать, на моих коленях оказалась записка. Нэйтан молча смотрел на меня, словно очень хотел, чтобы я прочитала. Я взяла записочку в руки. И вот что в ней было:
Папа был прав. Я вел себя как свинья. Может, мы никогда не будем друзьями, но я все равно хочу извиниться. Прости меня, ладно? Обведи тут ДА или НЕТ.
Я подняла глаза и увидела, как Нэйтан нервно протягивает мне карандаш. Я взяла его, быстро обвела нужный вариант и передала все назад.
Нэйтан взглянул на записку, кивнул и мгновенно удрал, не сказав мне ни слова.
Вот тогда-то я и увидела рядом Гранта. Он нагнулся ко мне:
– Что это сейчас было?
Я пожала плечами:
– Он извинился.
– Ооо! А знаешь, может, он не такой уж плохой. А ты-то что ответила?
Я снова пожала плечами:
– Ничего. Просто обвела «да».
Глава 20
На следующий день я впервые пришла в новую школу. Это был не худший день в моей жизни, хотя назвать его хорошим язык не поворачивается. Самое ужасное произошло во время перерыва на ланч, когда ко мне подошли парень с девушкой и сказали, чтобы я пересела, – оказывается, я заняла стол для крутых. А я сделала грубейшую ошибку, ответив, что я тоже крутая.
– Правда, – пробормотала я, – в моей прошлой школе все меня любили.
Все было совсем не так, но я подумала, что хорошо сочиненный миф может облегчить мое пребывание здесь.
В ответ на мой опус парень с девушкой расхохотались, особенно парень, так что все вокруг услышали:
– Ты? Да ты свои очки-то видела? У моей бабушки и то лучше. Ты, случайно, не победительница конкурса «Мисс ботан»?
Ботаником меня назвали уже не впервые.
Я действительно была умнее сверстников. Плюс к этому еще и носила очки с исключительно толстыми линзами и была исключительно высокого роста. Но разве из-за этого я ботаник? На мой взгляд, это всего лишь подтверждает мою исключительность! Я встала, возвышаясь над парнем, и сняла очки.
– Так лучше? – спросила я. – То, что я в очках, не делает меня ботаником. Хотя, может, ты просто слепой.
Моя мама всегда говорила, что я красивая, – у меня ее скулы и папины большие голубые глаза. В глубине души я и сама верила, что красивая, но проклятые очки все портили. Вот только без них я ничего не видела.
Когда я скосила глаза в сторону этих двоих, они только еще сильнее захохотали.
– Все равно ботаник, – прокричала девушка. – А теперь подвинься, освободи место для реально клевых людей.
Но был все же единственный момент, который можно было с некоторой натяжкой назвать положительным: в моем новом классе оказался человек, с которым я уже была знакома. Сын пастора. Хотя за весь день Нэйтан не сказал ни единого слова, я смотрела на него из противоположного конца класса, не сводя глаз. Удивительно, но здесь он вел себя куда приличнее, чем накануне в церкви. И я задумалась, какой же он – настоящий Нэйтан Стин? Ангелочек, сидящий через несколько парт от меня, или чертенок, еще вчера пулявшийся шариками?
Учительница по имени мисс Вассер посадила меня за стол у окна, рядом с девушкой по имени Стефани, очень симпатичной, но тупой как кирпич. На уроке математики я заметила, как она списывает у меня, так что быстро подняла руку и пожаловалась учительнице, которая тут же отвела Стефани к директору. Когда та вернулась, в руке у нее была записка, которую она сунула мне под партой. Я подумала, что Стефани тоже решила извиниться в письменном виде, как Нэйтан вчера.
Но нет.
В записке было всего одно предложение: Нинавижу тебя!
Любой бы на моем месте расхохотался вслух, ведь так? К несчастью для Стефани, мой истерический хохот не остался незамеченным для мисс Вассер.
– Не поделишься с нами, почему тебе так весело, Мэделин? – спросила преподавательница.
– Да нет, – ответила я, все еще посмеиваясь.
Но Вассер все равно подошла к нашей со Стефани парте.
– Ну же, расскажи нам.
Мне не хотелось снова подставлять Стефани, но ведь она сама напросилась. Так что я передала записку учительнице со словами:
– Просто Стефани прислала мне вот это. Думаю, она действительно меня нинавидит!
И снова расхохоталась.
Стефани снова отправилась к директору, только теперь с концами.
На следующий день мисс Вассер пересадила меня, и теперь моим соседом по парте стал Нэйтан Стин. Но мы по-прежнему почти не разговаривали. По окончании уроков учительница позвала нас с Нэйтаном к своему столу.
– Мэдди, – начала она, – сегодня я посмотрела результаты твоих тестов в предыдущей школе. Ты ведь настоящий вундеркинд?
– Да, мэм, – откровенно согласилась я. – Несколько раз мне даже предлагали перейти в другой класс, и единственная причина, по которой я отказалась, – наши с мамой вечные переезды.
– Тогда я посадила тебя правильно. Нэйтан мой главный ученик. Вы с ним будете друг друга подстегивать, помогать покорять новые вершины.
Возможно, момент был не самый подходящий, но я наконец решилась заговорить с Нэйтаном и спросила:
– Так ты что, умный?
– Да уж поумнее тебя, – огрызнулся он.
Я закатила глаза:
– Ага, мечтай!
– Ребята, мы же не на соревнованиях, – вмешалась учительница. – Я просто хочу, чтобы небольшое соперничество между вами помогло вам обоим выйти на новый уровень. Поднять планку, так сказать. Я буду вам давать специальные задания, так что вы не соскучитесь. Ну что, сможете работать в паре?
Нэйтан уставился на меня и неохотно кивнул.
Я увидела, что он кивнул, и тоже кивнула.
– И надеюсь, – продолжила мисс Вассер, – вы оба можете быть лидерами – помогать одноклассникам в том, что вам хорошо дается. Как думаете, справитесь?
– Да, – ответили мы по очереди, с подозрением глядя друг на друга. Мисс Вассер, возможно, не хотела, чтобы мы с Нэйтаном стали соперниками, но получилось именно так. С этого дня мы оба делали все, что могли, чтобы доказать, кто из нас умнее. В этой гонке мы шли ноздря в ноздрю.
Ноздря в ноздрю, но лидер все же был. Вернее, со временем появился.
Пусть Нэйтана все любили, пусть он был самым спортивным, общительным и забавным, но в том, что касалось учебы, на шаг впереди всегда была я. Он никогда не говорил напрямую, но я-то знала, что мое превосходство его бесит. Но иногда, когда мне приходилось в одиночестве отсиживаться в углу или за обеденным столом или после занятий одной возвращаться домой, я очень хотела быть не умной, а крутой.
Такой, как Нэйтан.
До конца третьего класса мы отсидели за одной партой, но как были соперниками, так ими и остались. Помимо школы я выходила в общество лишь раз в неделю – на занятия в воскресной школе, которые вел отец Нэйтана. Туда меня неизменно сопровождал Грант. Но там Нэйтан снова принимался за старое. Находясь в «доме Божьем», он позволял себе заметить мое присутствие, лишь когда хотел продемонстрировать, что знает больше о Священном Писании, нежели я.
– Подумаешь, Библия… – ответила я ему однажды, когда он злорадствовал над очередным моим поражением. Насколько я помню, речь шла о труде мормонов под названием «Драгоценная жемчужина».
– Библия – это наша история, – с пафосом возразил Нэйтан. – Только не говори, что не любишь историю.
Ладно, допустим, тут он меня обошел. Но его злорадство только подстегнуло меня, и я начала копать. Чтобы восполнить пробел в религиозном образовании, я попросила у мамы пару пособий по Библии и прочла Новый Завет от корки до корки. Бог и я оба понимали, что в действительности все это меня интересовало мало – я просто не хотела знать меньше, чем всезнайка Нэйтан.
Летние каникулы после третьего класса стали для семьи Мак Фэдден незабываемыми. Во-первых, Грант официально меня удочерил, так что теперь я, как и мама, носила фамилию Мак Фэдден. Во-вторых, мы переехали из старой квартиры в новый дом. А когда перевезли все вещи, мама сообщила, что беременна. К концу лета она узнала, что у нее будет девочка, и от этой новости я пришла в совершенный восторг. Но лето было незабываемым и еще по одной причине: в нашем районе, всего в нескольких кварталах от моего нового дома, появился новенький.
Его звали Рэндалл Теодор Роулинз. Рэнди.
Первое, чем Рэнди выделялся, – его рост. Он был выше не только меня, но и всех моих одноклассников и даже пятиклашек. Еще бросались в глаза его волосы – длинные, аккуратно расчесанные на пробор. Он мог провести рукой по своей роскошной гриве, и волосы колыхались на ветру – однажды я шла мимо его дома и заметила это. Я тогда в первый раз подумала о парне: «Какой же он симпатичный!» Рэнди стал моей первой любовью. Конечно, будучи всего-навсего ученицей четвертого класса, я даже в мыслях не могла представить себе, что когда-нибудь смогу сама признаться ему в своих чувствах, но надеялась, что он поймет по тому, как я улыбаюсь и машу ему вслед каждый раз, когда он проходит.
Когда началась учеба, Рэнди потребовалось несколько недель, чтобы наладить контакт с новыми одноклассниками. Они с Нэйтаном вместе играли в футбольной команде лиги и быстро сдружились. К концу футбольного сезона ребята были почти неразлучны.
Первые полгода дружба Рэнди с моим соперником по учебе меня совершенно не беспокоила. Они много времени проводили вместе, и мне это нравилось, потому что я могла видеть объект моих воздыханий. Но после рождественских каникул Рэнди выкинул такой фортель, что весь мой мир рухнул: по секрету рассказал своему другу, что влюблен в меня. В меня! Жирафиху в очках!
Естественно, Нэйтан растрепал эту новость всей школе.
С одной стороны, что-то во мне привлекло парня, тем более Рэнди, – было приятно. Особенно приятно, что он оценил не мои результаты тестов или стройные ноги. С другой стороны… нет, другой стороны просто не было. Я наслаждалась моментом.
К сожалению, это продолжалось всего два дня.
Когда Рэнди понял, что его «тайна» распространяется, словно лесной пожар, он попытался сгладить масштаб трагедии. Но когда понял, что от этой новости страдает его социальное положение, то и вовсе стал все отрицать. Я сидела достаточно близко к его столу в столовой, чтобы расслышать, как приятели допрашивали его с пристрастием. В панике он ответил:
– Я слышал, у Мэдди вши! Ну и на фиг она мне такая сдалась? Педикулез – вещь заразная!
И все. Теперь все вокруг были уверены, что у Мэделин Мак Фэдден вши. Хотя это была очевидная ложь, все на нее купились. Практически мгновенно из громадины, которая никому не нравилась, потому что слишком умная, я превратилась в громадину, которую никто не любил, потому что слишком умная и плюс к этому настолько заразная, что с ней нельзя даже дышать одним воздухом. Меня стали называть либо «МакВша», либо просто «Вшивая». И все меня избегали. Никто не осмеливался подойти ко мне, даже когда Рэнди признался, что все выдумал. Преподаватели просекли, что происходит, но даже они оказались бессильны против этой «эпидемии» – к тому моменту она уже вышла из-под контроля.
По ночам я плакала в подушку. Мама и Грант знали, что происходит, но помочь не могли.
– В детстве со мной тоже было нечто подобное, – как-то сказал мне Грант, когда они с мамой пришли пожелать мне спокойной ночи. – Просто держись. Рано или поздно все это пройдет.
– Ты уверен? – спросила я, вытирая мокрое от слез лицо о простыню.
Он потрепал меня по волосам.
– Поверь мне, детка. В конце концов они забудут об этом, как только случится что-то еще. И тогда жизнь вернется в прежнее русло. Так ведь, дорогая?
– Безусловно, – согласилась мама. – Просто держись, милая. – Она наклонилась и поцеловала меня в лоб. – И не забывай: мы с Грантом тебя любим, а все остальное совершенно неважно. Чего бы плохого ни случилось в школе, дома ты в безопасности, – добавила она.
Я обняла маму и посмотрела на Гранта:
– А тебя как дразнили, когда ты был в моем возрасте?
Он задумался на секунду.
– Честно? Жирдяем называли. Или употребляли другие, менее лестные выражения.
– Погоди, так ты был жирным? – спросила мама.
Грант усмехнулся и погладил ее по животу:
– Ну, конечно, не таким, как некоторые тут. Просто упитанным. Но, знаешь, все эти издевательства сделали меня сильнее. Я захотел похудеть, чтобы они больше не могли обзывать меня обидными словами. – Он снова потрепал меня по волосам и рассмеялся: – Другими словами, все, что тебе нужно, – это избавиться от вшей, и все будет прекрасно.
Я нахмурилась:
– Как я могу избавиться от того, чего нет?
– Никак. Но если ты будешь продолжать улыбаться, рано или поздно остальные поймут, что у тебя их нет – или хотя бы что ты не заразная, и тогда все пройдет.
Через две недели мама родила девочку, и это меня несколько отвлекло. Родители назвали мою сестренку Элиза. Я часто брала ее на руки. Иногда, когда никто не мог слышать, я с ней разговаривала – рассказывала свои тайны и пугала ее тем, какими дети могут быть жестокими.
– Я не допущу, чтобы над тобой издевались так, как издеваются надо мной, – говорила я шепотом, баюкая Элизу. – Для этого и нужна старшая сестра: чтобы всегда защитить тебя, чтобы всегда любить тебя. Твоя старшая сестренка всегда будет заботится о тебе. Обещаю.
В течение следующих нескольких месяцев я терпеливо ждала, что случится «нечто», благодаря чему, как обещал Грант, обо мне перестанут судачить. Но изо дня в день мой кошмар повторялся.
К апрелю я почти потеряла надежду, что когда-нибудь перестану быть в глазах окружающих источником «заразы». Торопила время в надежде, что пары месяцев летних каникул хватит, чтобы мои сверстники подыскали себе какую-то другую тему для разговоров, а меня оставили в покое. Я устала от того, что все разбегаются каждый раз, когда я подхожу к детской площадке, или многозначительно замолкают, когда прохожу мимо. Устала, что одноклассники делают вид, что надели защитный костюм.
В мае учителя сообщили, что все ученики, которые в течение года вели себя безупречно, получат бонус – поход на роллердром. Я не могла понять, как поведение моих одноклассников можно назвать безупречным – разве что безупречно отвратительным, – но все равно очень хотела пойти: катание на роликах было, пожалуй, одной из тех немногих вещей, которые я умела делать хорошо. Мама подарила мне первые ролики, когда мне было всего шесть лет, и я почти не снимала их, пока не научилась кататься лучше всех. Так что я сочла поход на роллердром моим шансом произвести впечатление.
Самый важный день выпал на пятницу. Утром нас посадили в автобусы, на которых через весь город повезли к спортивному центру, где в нашем распоряжении оказался целый каток. Свою пару роликов я получила одной из последних, поэтому к тому времени, как я их зашнуровала, большинство уже выписывали круги в сиянии огней дискошара. К моему разочарованию, некоторые держались на роликах намного лучше, чем я. Кто-то даже мог кататься спиной вперед. И хотя не все стояли на ногах уверенно, многие могли проехать какое-то расстояние, не грохнувшись. «Даже если я и не лучшая, – шепотом сказала я себе, – то уж точно в первой десятке».
Я не заметила, что в пределах слышимости оказался Рэнди – еле-еле, цепляясь за бортик, он пытался хоть как-то двигаться. Таким жалким я его не видела еще никогда. Чувствовалось, что Рэнди здесь неуютно. Казалось, его ноги вот-вот подогнутся под весом его массивного тела.
– Ты что, сама с собой разговариваешь? Вообще-то тут еще есть с кем поговорить, – остановил он меня.
Конечно, Роулинз не хотел грубить. Он даже, наверное, намекал, что поговорить можно и с ним. Но у меня слишком сильно путались мысли, поэтому я заняла оборонительную позицию.
– А ты что, катаешься на роликах, Рэнди? Знаешь, у них тут есть специальный каток для маленьких деток. На случай, если тебе нужна помощь, – снисходительно улыбнулась я.
В мгновение ока Роулинз стал совершенно пунцовым:
– Ну так давай, четырехглазая, попробуй меня уделать!
Он впервые говорил мне в лицо что-то обидное. Хотя вся история со вшами началась с подачи Рэнди, он никогда не позволял себе оскорблять меня и даже пытался пресечь слухи, когда понял, что натворил.
Поэтому слышать оскорбления от него было гораздо больнее, чем от кого бы то ни было. Я склонила голову набок, и мои волосы упали мне на плечо.
– Запросто! – бросила я, въезжая на каток.
Я с легкостью скользила мимо катающихся. Когда закончила первый круг, посмотрела через плечо – Рэнди все еще за мной наблюдал – и злорадно отметила про себя, что его лицо уже даже не пунцовое, а темно-бордовое. Кажется, то, как я его уделала, ему совсем не понравилось. Но на следующем круге я заметила, что выражение его лица изменилось. Он больше не хмурился, а улыбался. Только улыбка эта выглядела совсем не доброй. Это была скорее кривая ухмылка, не предвещавшая ничего хорошего.
Как только я приблизилась, Рэнди поднял руку и указал на меня. А затем громко, так, чтобы каждый мог слышать, даже громче музыки из динамиков, прокричал:
– Осторожно, тут Вшивая! Она сейчас по всему катку своих вошек разбросает!
Читать бесплатно другие книги:
