По ее следам Ричмонд Т.
– Наверное, ей бы понравилось, что я не бросаю психотерапию. Она всегда называла меня трудягой. Милая моя Флисс, в ее устах это похвала, но такое прозвище – как соль на раны. Трудяги прокладывают дороги, пакуют товары на фабрике. А я стремился к оригинальности.
– Я бы предпочел оригинальности счастье, – заявил мой мозгоправ. – Я бы выбрал свободу от боли.
– Отсутствие боли не равнозначно счастью. В первом случае удовлетворены только базовые потребности пирамиды Маслоу.
– Бросьте, – он взглянул на часы, – миллионы людей убили бы и за такое.
Отрывок из дневника Алисы Сэлмон, 3 сентября 2011 г., 25 лет
– Надо подыскать квартирку, – сказал Люк.
В поездке наши разговоры всегда сворачивали на неожиданные, непривычные темы; будто глубоко внутри происходило едва заметное движение, смещались акценты наших отношений. Только спустя полгода после знакомства, на Мальте, он рассказал мне, как редко виделся с родителями.
– То есть я хочу жить с тобой, – добавил он. – И надеюсь, это взаимно.
– Ох, Люк, как здорово! Не думала, что ты заговоришь об этом… Не ожидала, чтоб вот прям сегодня.
– Надо поднакопить денег, но через несколько месяцев сможем подобрать что-нибудь терпимое.
– Где?
Он нацепил на вилку кусок картошки и бросил его чайке.
– Если бы мы с тобой были героями фильма, сейчас бы заиграла слащавая мелодия, а я бы ответил: «Где угодно, только с тобой». Но на Стоквелл я не согласен!
– А на Нью-Кросс не согласна я.
– Лучше бы где-нибудь в пригороде, – продолжил Люк. Он говорил торопливо и сбивчиво, будто уже долго обдумывал эту идею и не было сил терпеть. – Тебе пора остепениться. Двадцать пять, как-никак.
– Эй, полегче! – возмутилась я. – Чего-о-о?
Чайка взлетела, сделала круг у нас над головами и приземлилась на ржавых перилах неподалеку. Люк запустил руку в карман, и на секунду мне взбрело в голову, что он собрался делать предложение, но он просто достал сигареты. Прикурил и выдохнул струйку дыма, которая быстро растаяла в лучах яркого, ослепительного приморского солнца.
– Можно переехать куда угодно! – Голос звучал азартно и беспечно, как у мальчишки. – Carpe diem, все такое.
– На рыбалку? – улыбнулась я, повторяя его любимую цитату из подросткового сериала. На прошлой неделе он пошутил, что квартира должна быть просторной, чтобы хватило места для его коллекции DVD, – наверное, Люк уже тогда хотел поговорить со мной о переезде. Он мог бы начать этот разговор вчера, когда мы встретились на вокзале «Виктория», или потом, когда вернулся из вагона-ресторана с обезжиренным латте для меня и чаем для себя, или на станции Февершем, когда я все-таки выпытала у него, куда мы едем: «Никакой Барбадос не может потягаться с белыми песками Маргита».
– Ты ведь не возражаешь? – спросил он. – Я хотел выбрать Париж, но это местечко больше тебе подходит.
– Люк, ты просто чудо. – Город был замечательный. Неброское очарование, никаких претензий на роскошь, незатейливые развлечения; я радовалась, как ребенок.
– В Париж я тебе все равно бы не повез. Ты уже как-то провела там буйные выходные!
Я вспомнила отель, где швейцар – «мужик в шляпе», как окрестил его Бен – назвал меня «мадам», как мы подняли бокалы над тарелкой с мидиями, а он сказал: «За нас, Лисса!» – и я чуть не расплакалась. Вот и весь город света.
– Можно оставить Париж на потом.
От его слов мне стало тепло: оставить какую-нибудь приятную мелочь на будущее, предвкушать ее вместе.
– Маргитский пирс построил Юджиний Берч, – сказал Люк. – Бедняга явно был недоволен жизнью.
У Люка наверняка были свои поводы для сожалений. Двадцать семь – серьезный возраст, но жалеть о прошлом еще рано. Пусть ему никогда не придется ни о чем жалеть.
– Можно заняться чем угодно! Для нас с тобой нет преград, Ал, мы покорим весь мир.
Я решительно поцеловала своего молодого человека.
– А это за что?
– За то, что привез меня сюда. За то, что ты – это ты.
Расскажи ему. О бессонных ночах, о губительно сладкой влюбленности в Бена, о вечном чувстве собственной незначительности и незаметности, даже про тот день, когда ты выпускала боль из вен, – расскажи ему. Пусть этот замечательный мужчина выслушает тебя. Начался отлив, но, когда волны снова накроют берег, ты расскажешь ему обо всем, и море унесет прочь обломки, и вы пойдете дальше, плечом к плечу.
– А что бы ты хотела изменить в себе? – спросил он.
– Сейчас – ничего. Потому что, если бы я была другой, нас бы здесь не было. Вот теперь самое время для слащавой мелодии!
Он склонил голову, пряча глаза. Бог ты мой, Люк плакал!
– Я люблю тебя, Ал Сэлмон.
– Я тоже тебя люблю.
У него ушло несколько месяцев на признание, а я выпалила почти сразу – всего через пять недель.
– А ты? Что бы ты изменил, если бы у тебя была волшебная палочка?
– У меня есть такая. – Он усмехнулся и выразительно посмотрел на свою ширинку.
Момент серьезных разговоров прошел, Люк захотел переключиться. Теперь он был готов к веселью и пабам.
– Нет уж, так просто ты от меня не отделаешься. Давай-ка, колись!
– Я бы хотел встретить тебя на несколько лет раньше.
– Хороший ответ!
– До того, как мы оба набили шишек.
– Говори за себя.
– Много всего хотелось бы изменить.
Мимо нас по променаду промчался мальчишка верхом на скутере, радостный и счастливый, и разговор снова вернулся к «нашей квартире», преимуществам жилья в Стретхеме или Клеркенуэлле. Я наконец-то смогу забрать картины и мультиварку, отданные на хранение родителям, распакую коробки с книгами, может, даже стряхну пыль с награды «Лучшему молодому специалисту» и поставлю ее на каминную полку… Нет, вы только представьте, у нас будет камин! Друзья, пришедшие на ужин, станут вертеть этот трофей в руках и шутить, что, мол, такой штуковиной и убить можно. Потом начнутся серьезные дискуссии о преступности и политике – под греческий салат или мусс из белого шоколада и маракуйи, у меня на примете как раз есть отличный рецепт от Найджеллы.
– Знаешь, что мне в тебе нравится больше всего? – спросила я.
– Сногсшибательная внешность? Невыразимое обаяние? Убийственное остроумие?
– Ты умеешь слушать. Тебе когда-нибудь об этом говорили?
– Может, и говорили. Но я не слышал!
Сегодня он напьется, сразу видно. По тому, как отвечает на мои вопросы, как кидает картошку чайкам, как курит. Вечер получится славный: с ним вдвоем, в маленьком пабе, далеко от больших городов. Было в этом что-то заманчивое и запретное – мы сбежали из Лондона, от всех моих подруг и залегли на дно. Будем жить вместе. Представляю, что скажет Мег. Обнимет и не будет отпускать долго-долго. «Ты ведь не забудешь про меня? – написала она, когда Люк устроил эту неожиданную поездку. – Мы с тобой как сестры!»
Люк снова закурил, протянул мне сигарету и ехидно заметил:
– Бросаешь курить, значит? Видимо, сразу после того как мы прикончим эту пачку.
Это моя жизнь. Сию секунду, прямо сейчас. В приморском городке, где даже галька на пляже такого цвета, что хочется взять в руки кисти, в дребезжащем поезде, отходившем от платформы номер 2 на вокзале Виктория, со старомодными кондукторами, по-прежнему желающими всем пассажирам доброго вечера, с мужчиной по имени Люк Стюарт Эддисон, который отказался кататься на карусели, потому что весит уже больше восьмидесяти килограмм, и в связи с этим я строго-настрого запретила ему есть карри по будням. Кажется, я наконец-то была на своем месте.
– Мы с тобой совсем как взрослые. Надо отметить!
– Время пить пиво! – откликнулся Люк.
Возвращаясь в отель, я продолжала размышлять: теперь Маргит тоже стал «нашим». Даже маленький магазинчик, где мы покупали фанту. Еще одно наше местечко, как любимый ресторан «Тай-хаус» на Бэлхем-стрит, кинотеатр в Клэпхеме, концертный зал «Академия Брикстон». Земля перестала уходить из-под ног, я обрела равновесие. Мне не хотелось принимать за аксиому (отличное слово дня для этой записи) тот факт, что рядом с Люком я стала счастливее; мужчина – это необязательное условие для счастья, согласны? Но отвертеться не удавалось: после нашей встречи жизнь заиграла яркими красками.
А сейчас он ушел за сигаретами. Последняя пачка, последняя из последних! Когда-то давно, в другом отеле, я ждала другого мужчину, который тоже пошел купить сигарет. Странно. Я представила себе обаятельную старушку Квини на американских горках: она крепко цепляется за поручни, так что мраморные костяшки еще сильнее выпирают под пергаментной кожей, морщинистое личико комично приплюснуто на огромной скорости, а из беззубого рта вырываются скрипучие возгласы ужаса и восторга. Надеюсь, она доберется до своего парка аттракционов. «Я воссоздаю мир словами», – сказала я ей. Так какое в этой записи слово дня? К черту «аксиому», это словечко я бы выбрала в восемнадцать, когда мне хотелось блеснуть эрудицией. Иногда самые простые слова выражают самые важные вещи. Например, «любимый», «доверие», «преданность». Или даже «любовь».
Да. «Любовь» подойдет.
Публикация в блоге Меган Паркер, 7 апреля 2012 г., 11:20
ОМГ, только что прочитала в Сети, что Люка арестовали! Поверить не могу, его забрали в полицейский участок в Саутгемптоне. Судя по всему, предъявят обвинения. На сайте полиции нет официальных заявлений, но твиттер просто рвет и мечет.
Что-то с ним не то, я с самого начала заметила. Один раз попыталась втолковать об этом Алисе, но она даже слушать не стала – если уж Алиса выбрала себе мужчину, ее было трудно переубедить, она не замечала недостатков. Тут же набросилась на меня в ответ, сказала, что я попросту ревную.
Честно говоря, я уже хотела написать о своих подозрениях в блоге, но Джереми меня отговорил. Сказал, что нужно внимательно следить за своими формулировками и не разбрасываться обвинениями направо и налево. Но… вашу ж мать, Люк?!
Рядом с Алисой он вел себя как-то странно. Ревновал, наверное, а ругаться с таким – себе дороже, по телосложению самый настоящий шкаф. Алиса рассказывала, что один раз он на нее накричал, а я собственными глазами видела, как он буянил в пабе – небольшая потасовка, ничего особенного, но характер у него – будь здоров.
Они познакомились не так давно, и Люк пытался вытеснить меня на задний план, хотя Алиса была моей лучшей подругой. Моей, не его!
Хотела повторно дать показания по поводу той газетной статьи про букет сухих цветов с запиской, но всем было плевать. Вежливая полицейская едва дослушала меня до конца. Когда я сильно расстроена, не получается толком ничего объяснить, и тогда мне вообще никто не верит. Она, наверное, решила, что я «на эмоциях». Разумеется, а как же иначе? Умерла моя лучшая подруга. Я потеряла половину себя.
Я говорю «умерла», а не «убита», потому что все пришли к такому выводу. Если в смерти Алисы не виноват ни один из тех мерзавцев, которых она упрятала за решетку, если она не накладывала на себя руки, остается признать, что это просто несчастный случай. Тогда почему они взялись допрашивать Люка? Не кого-нибудь, а ЛЮКА! Полицейские не могут загрести человека в участок без веской причины. Он просто взбесился, когда Алиса решила его бросить. Она говорила, что Люк страшно расстроился и вел себя как сумасшедший. И глаза у него были безумные. Но если он по-настоящему любил ее, тогда зачем ему понадобилась та девица в Праге? Видите, мы с Алисой доверяли друг другу секреты, как лучшие подруги. И ведь ему хватило наглости предать такую славную девушку!
Джереми считает, что в жизни все не так просто, но он вечно говорит загадками и дает философские ответы на вполне конкретные вопросы. «Человек жив, пока о нем помнят», – твердит он, не уточняя, что это цитата из Терри Пратчетта. Будто притворяется, что сам придумал такое философское выражение.
Говорит, что мне надо поосторожнее выражаться у себя в блоге, чтобы не создать у читателей искаженное представление. Интервью, которое я дала для новостей, вышло боком. Я там даже на себя не похожа. Кто-то выложил куски моих рассуждений в фейсбуке, а репортер из местной газеты выдернул оттуда пару фраз (не особо придерживаясь источника) и приписал их некой Меган «Харкер», и толпа читателей снова ринулась на фейсбук, обсуждая комментарии, которые я «предоставила» газете.
Когда теряешь близкого человека, начинаешь подозревать всех и вся, и от этой паранойи никуда не деться. Скажу честно, в последнее время мне даже в присутствии Джереми становится не по себе. О жене он упоминает с таким пренебрежением, будто она какой-то низшей расы. Никогда бы не позволила мужчине отзываться обо мне в таком тоне, и Алиса бы тоже не стала терпеть, точно сказала бы этому шовинисту, что мы живем в двадцать первом веке, а не в эпоху мамонтов.
На днях он пригласил меня в гости, чтобы разобрать новые «материалы» и познакомиться с женой, только жены в это время дома не было, так что мы открыли бутылочку чилийского – в голову бьет крепко, по его словам, – и обсудили мои планы на возвращение в университет. Он пообещал написать мне рекомендацию, хотя мы знакомы совсем недолго. Говорит, что я как подруга Алисы могу рассчитывать на особое отношение. В тот вечер я слегка перебрала и осталась ночевать у профессора.
Только что увидела в твиттере, что Люка задержали, потому что в ночь смерти Алисы он был в Саутгемптоне! Ничего себе поворот, раньше он говорил совсем другое. Какой-то юрист написал, что его могут держать в участке двадцать четыре часа даже без предъявления обвинений. Теперь за него возьмутся крепко, обыщут квартиру и все такое.
Нет дыма без огня.
Надо позвонить маме Алисы. Мы-то думали, что хуже быть не может.
У нее даже есть свой собственный хэштег. Неужели мою лучшую подругу ждет такой конец, неужели это все, что от нее осталось? #алисасэлмон
Комментарии к посту в блоге:
Меган, я прошу прощения за то, что заставил вас чувствовать себя некомфортно в моем присутствии. Мы с Флисс будем очень рады, если вы придете к нам на ужин на выходных – отличная возможность познакомиться с моей женой. У вас есть мой номер, позвоните, все обсудим.
Джереми Кук, Серебряный Серфер
Голосовое сообщение, оставленное Алисой Сэлмон для Меган Паркер, 4 февраля 2012 г., 20:43
Паркер, где тебя носит? Надеюсь, ты не забыла свои теплые подштанники а-ля Бриджит Джонс, на холмах сейчас стра-а-ашная холодрыга. Должна тебе кое в чем сознаться, так, по мелочи… Здоровенная такая мелочь… Ты на стенку полезешь, когда услышишь, так что я ничего не скажу, пока сама не позвонишь. Мег, после второго курса прошло уже много времени, а пройдет столько же – и нам с тобой стукнет тридцать! Кажется, меня тут снова потянуло на старое, давненько такого не было, захотелось нюхнуть. Чух-чух, ту-ту! Не злись на меня, Мег, не ругайся. Мне нужно проветриться. Задвинуть все проблемы куда подальше. Стараюсь не вспоминать про письмо в маминой почте. Спускайся уже с холмов и позвони мне, Паркер-Шмаркер!
Онлайн-форум «StudentNet», Саутгемптон 7 апреля 2012 г.
Тема: Арест
Узнал, что парня Алисы Сэлмон арестовали по подозрению в убийстве. Скользкий тип, я сразу это понял.
Опубликовано: Геймер-экстремал, 13:20
Ага, как же ты его вычислил, умник? Вы с ним что, приятели? Или это очередная полоумная теория твоего авторства?
Опубликовано: Су, 13:26
Факты говорят сами за себя. Он под арестом.
Опубликовано: Геймер-экстремал, 13:33
Судя по мордокниге, он учился в Ливерпуле с 2003 по 2006. Мозги что надо, окончил с отличием, потом устроился в крупную фирму по программе обучения молодых специалистов.
Опубликовано: Грэми, 13:56
Повезло, что вообще в университет поступил. Школа у него была паршивенькая.
Опубликовано: Лекс, 14:14
Когда я учился в старших классах, был у нас один. Чуть ли не самый умный парень во всей школе, но по пятницам после занятий устраивал такие заварушки с друзьями – закачаешься. Умник не значит тихоня, может и поколотить при случае.
Опубликовано: Баз-водитель, 14:28
Я читала про него в газете… Родители развелись, когда ребенку было восемь. Там цитировали какого-то психиатра, который сказал, что в таких случаях подавленные эмоции могут выползти наружу годы спустя и проявиться в форме женоненавистничества.
Опубликовано: Фай, 14:41
Ты снова с нами, Фай! Ну почему у тебя все темы сводятся к женоненавистничеству? Или это женоненавистнический комментарий? Может, он просто психанул и утопил ее?
Опубликовано: Том, 14:46
Погодите, опять вы телегу впереди коня запрягаете. Аресты случаются каждый божий день, но далеко не всем предъявляют обвинения. Просто полиция что-то заподозрила и теперь копает в этом направлении.
Опубликовано: Джейко, 14:54
А я считаю, она сама прыгнула.
Опубликовано: Китнисс-но-не-та, 14:54
Ага, правильно говоришь, Кит. 2012 год – високосный, так и косит всех подряд.
Опубликовано: Смити, 15:02
А я слышал, что он в юности круто играл в регби. Даже проходил отбор в клуб «Харлекуинс», но потом раздробил себе колено, и прости-прощай любимый спорт.
Опубликовано: Фил, 15:20
Вернемся к нашей теме, вы его фотки-то видели? Вот вам сюрприз!
Опубликовано: Кристи, 15:31
Его выпустят под залог?
Опубликовано: Милашка Джейн, 15:49
Смотря как получится. В течение суток копы могут предъявить обвинения или отпустить восвояси. Иногда можно удержать подольше, но это не так уж просто. Видел по телику, как один раз задержание затянулось на девяносто шесть часов, там было разрешение от магистрата.
Опубликовано: Ценитель Искусства, 15:50
Я снова вынужден закрыть это обсуждение. Еще раз напоминаю всем участникам дискуссии, что пока полицейское расследование не завершено, любые комментарии могут нанести вред лицам, вовлеченным в следствие.
Опубликовано: Администратор форума «StudentNet», 16:26
Почитай ветку повнимательнее, его даже никто по имени не назвал. Ты не прав.
Опубликовано: Барли Мау, 16:26
Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 23 июля 2012 г.
Кому: [email protected]
Тема: Расскажи мне
Дорогая моя Лиз!
Я хотел тебе рассказать, но за последнее время слишком много всего произошло… Ту записку действительно написал я. Такой уж у меня почерк, витиеватый и неразборчивый.
Ты вряд ли поверишь, но, начиная собирать материалы об Алисе, я даже не вспомнил об этом послании. В 2004-м я был на грани. А потом в университет приехала Алиса и напомнила о тех чувствах, которые я так старался – почти сумел! – подавить. Напомнила о тебе. Когда я узнал, кто она, мое прошлое, давно исчезнувшая часть души, вернулось к жизни. Я пригласил ее на ежегодную вечеринку для антропологов.
– Там будет буйно и весело? – пошутила она. – Я думала, это только для сотрудников кафедры.
– Приходите, вас пропустят как дочку бывшего преподавателя.
Она нерешительно молчала. Тогда я привел самый весомый аргумент:
– Будут бесплатные напитки.
– Да у вас тут настоящий праздник жизни! – Она окинула взглядом толпу ученых, ползавших по залу полудохлыми мухами. – А где же музыка? И выпивка?
Три часа спустя мы оказались в моем кабинете. Она вытащила из кармана сигарету с марихуаной, мы раскурили ее на двоих, и меня охватила привычная тоска: студенческие годы давно позади, а мне нечего вспомнить. Алиса сказала, что ей дурно, забралась ко мне на колени. «Не надо», – попросил я. Потом она уснула в углу на диване, я укрыл ее свитером, хотел укутать поплотнее, но она вдруг обняла меня за шею. Сказала: «Хорошо пахнет». Лиз, поверь мне, я не замышлял ничего дурного… Просто погладил ее по волосам, и меня словно током ударило – страсть к тебе снова вскипела в жилах.
Я пьян, Лиз. Со стороны, наверное, ничего не заметно. Даже напиться по-настоящему не могу. Ты только посмотри: все запятые на месте, хоть бы одну пропустил. Сегодня похотливый профессор надерется. Трезвая пьянь. Отличный оксюморон. Нет, ты только послушай – оксюморон. Уже совсем окосел, но продолжаю щеголять эрудицией.
Флисс знает про нас с тобой все. Я разобью ей сердце, если расскажу о том, что сделал с Алисой, но Флисс должна услышать правду. Не хочу уносить секреты с собой в могилу, мне уже нечем дышать под грузом тайн. Они разъедают душу, как ржавчина.
Ты всегда говорила про здесь и сейчас, Лиз. Но вот незадача: жизнь мимолетна, черт бы ее побрал. Кто бы мог подумать, а? Рак. Зараза настолько редкая, что ее развитие практически невозможно предсказать. Она не прикончит меня сразу, но вероятность того, что я доживу до семидесяти, ничтожно мала. Прошу прощения за неприятные подробности: болезнь, как и преклонный возраст, отнимает у человека чуткость и восприимчивость.
Могу ли я надеяться на что-либо, кроме презрения, с твоей стороны? Та Лиз, с которой я разделил часть своей жизни, не стала бы меня проклинать. Та Лиз, с которой мы гуляли по Чезил-Бич, которая восхищенно вскрикивала при виде Тициана и Караваджо в Национальном музее, широко улыбалась, когда узнала, что кости в основании оленьих рогов называются «пеньками», – та молодая женщина двадцати с чем-то лет, восторженная, как маленький ребенок. Понимание и прощение. И справедливость. Большего я не ищу.
Нам не надо себя стыдиться; не надо переписывать историю и заметать следы. Мы встречались, мы спали вместе, мы занимались сексом. Мы были.
Идет дождь. Наверное, останусь ночевать в офисе. Не в первый раз: я уже просыпался среди кипы бумаг, на телефоне мигали пропущенные звонки от Флисс. Вечно заставляю ее переживать. Законченный эгоист. Мне кажется, о человеке следует судить по его повседневным поступкам. По тому, что он говорит и делает изо дня в день, а не по единичным добрым или злым делам. Такая шкала оценки куда справедливее, не находишь?
Утро вечера мудренее, утром все наладится. Скажи мне, что так и будет. Скажи, что я усну. Что не буду сверлить взглядом стену, изо всех сил стараясь не заплакать, не буду прижимать к груди книги или выводить на запотевшем стекле: «Дж. Ф. Г. К. RIP». Скажи, что я проснусь, и мне снова будет девять или пятнадцать, тридцать пять тоже сойдет. Я стерплю порку отцовским ремнем, старый ублюдок никогда не отличался добросердечием, я молча снесу все школьные насмешки, беспросветные походы по врачам вместе с Флисс и безнадежные разговоры о детских именах, детских садах и школах, тягучее отчаяние среднего возраста. Я согласен на все, лишь бы не чувствовать под ногами черную бездну.
Позволь уснуть крепким сном. Позволь напиться пьяным. Позволь уйти безропотно и смиренно.
Много лет назад ты тоже едва не ушла во тьму… Скажи мне, ты не роптала? Тогда, в столовой, над головой – черные балки с боевого корабля эпохи Тюдоров, далеко под ногами – стол, до блеска отполированный локтями многих поколений ученых. Наверное, ты задыхалась от одиночества.
Когда мы расстались, я пошел к психотерапевту. Он любил повторять: боль всегда ищет выход. Сейчас моя боль стремится к тебе. Несправедливо, но больше ей идти некуда. А куда она отправится дальше – дело твое. Я слишком устал, мне уже все равно. Отличный сюжет для романа. Человек, который отчаянно боролся за самостоятельность, предает свою судьбу в руки другого.
Сжалься надо мной. Или брось на съедение львам.
Флисс справится. Она снова встанет на ноги, когда я покину этот мир. Я знаю, так и будет. Я горжусь ею. Жаль, что о себе я такого сказать не могу.
Спокойной ночи. Сладких снов. Не ложись на краю… Если бы у меня были дети, я бы повторял им это по вечерам.
Прости меня.
С любовью, Джем
Официальное заявление, выпущенное полицией Гемпшира, 7 апреля 2012 г., 17:22
Двадцатисемилетний мужчина, арестованный по подозрению в убийстве жительницы Саутгемптона, был освобожден от ареста без предъявления обвинений.
Полиция подтвердила, что задержанного отпустили после допроса по делу Алисы Сэлмон, погибшей 5 февраля.
Вчера новый свидетель дал показания, в результате чего был совершен арест, но житель южного Лондона был отпущен из полицейского участка сегодня днем.
Следователь Саймон Рейнджер предоставил следующий комментарий: «Мы продолжаем изучать обстоятельства смерти Алисы. Вскрытие показало, что она утонула, и мы прилагаем все усилия, чтобы выяснить, какие действия предшествовали ее гибели.
Я бы хотел поблагодарить тех граждан, которые уже оказали содействие следствию, и еще раз подчеркнуть, что мы ищем свидетелей, видевших Алису тем вечером или заметивших подозрительную деятельность на берегу реки Дейн».
Тело Алисы Сэлмон было обнаружено 5 февраля в 07:15.
Если вы располагаете какими-либо сведениями, имеющими отношение к этому делу, обратитесь в диспетчерскую службу полиции или позвоните по анонимной горячей линии по телефону 0800 555111.
Отрывок из допроса Элизабет Сэлмон, проведенного в центральном полицейском участке Саутгемптона следователем Саймоном Рейнджером и детективом Джули Уэлбек, 5 августа 2012 г., 17:45
Э. С. У вас есть дети?
С. Р. Да, дочка.
Э. С. Сколько ей?
С. Р. Семь. А что?
Э. С. Дети быстро растут, мы не в состоянии их защитить. Только помогаем выбрать правильный путь, а потом все равно отпускаем в свободное плавание. Они не стеклянные – ватой не обернешь, в шкаф не спрячешь. Как думаете, мы о них заботимся или попросту калечим?
С. Р. Миссис Сэлмон, вы сегодня обратились к нам по какой-то конкретной причине? Мы не ожидали вашего визита.
Э. С. Приехала, чтобы положить цветы… там, у реки. Должно быть, в феврале вода совсем ледяная.
С. Р. Вы хотели сообщить нам какие-то новые сведения?
Э. С. Прошло полгода. Вы нашли ответ?
С. Р. Я понимаю, через какую боль вы проходите.
Э. С. Понимаете? Вот уж сомневаюсь. Вы отработаете до конца смены, заполните бумаги – напишете, что я говорила бессвязно, вела себя странно, была нетрезва, – а потом пойдете домой, укладывать дочку спать, а я… Я не знаю, что мне делать.
Допрашиваемая встает, мечется по комнате, снова начинает плакать.
Э. С. Я ведь не дура.
Дж. У. Никто не говорил ничего такого. Принести вам чаю?
Э. С. Чай? Какой чай? Не надо. Он ее преследовал.
С. Р. Кто?
Э. С. Профессор, который пишет книгу об Алисе. Он преследовал ее, когда Али училась в университете… Воспользовался слабостью – пожилой мужчина и юная девочка, ей едва исполнилось восемнадцать, в первый раз уехала из дома. Мне плохо становится, когда я представляю, как он выжидал, пока Алиса станет уязвимой, чтобы заманить ее к себе в логово, а потом наброситься. Доченька моя, привели как на убой… Вот, есть доказательства. Кук прислал мне письмо, он во всем сознался.
С. Р. Подождите, миссис Сэлмон…
Э. С. Будто исповедь написал, гадюка, снова стал рьяным католиком. Это случилось в 2004-м, под Рождество: он затащил ее прямо к себе в кабинет и… (Допрашиваемая раскачивается взад-вперед, плачет, смотрит в потолок). Вы должны его арестовать!
С. Р. Все не так просто.
Э. С. У меня есть доказательства! Он сознался!
С. Р. Я понимаю, вам больно…
Э. С. Когда теряешь ребенка, перестаешь чувствовать боль. Только оцепенение.
Дж. У. Миссис Сэлмон, вы пили?
Э. С. Какая разница? От выпивки только цепенеешь сильнее – как вода по льду бежит. А вы бы не стали пить на моем месте?
С. Р. Стал бы, полагаю. Вы точно не хотите чаю?
Э. С. Да отвяжитесь вы со своим чаем! Какой от него толк? Алиса мертва. Священник сказал: «Богу понадобился новый ангел». Но Бог не имел права отбирать мою девочку! Вы уже махнули рукой на расследование, если бы не журналисты, вы бы вообще его закрыли.
С. Р. Уверяю вас, мы провели подробнейшее расследование и продолжаем рассматривать самые разные версии.
Э. С. Да наплюйте вы на свои версии! Арестуйте Кука.
С. Р. Ваша дочь упоминала о предполагаемом нападении? Рассказывала вам или кому-нибудь еще?
Э. С. Предполагаемом? Да говорю же, все так и было. Нет, она мне ни о чем не рассказывала. Молчала как рыба. Если бы я хоть краем уха услышала, тут же бы сообщила полиции… И навестила бы этого мерзавца лично. Он бы пожалел, что родился на свет.
Допрашиваемая обнимает себя за плечи, плачет.
Э. С. А вы бросились арестовывать Люка. Вот уж глупость так глупость.
С. Р. Арест по подозрению в убийстве – это очень серьезный шаг.
Э. С. Он любил мою девочку, и я его за это тоже всегда буду любить. Вам надо допросить Кука. Ее убили, а этот старик одержим Алисой – и сейчас одержим, и тогда.
С. Р. Откуда такая уверенность?
Э. С. Это был не несчастный случай, и Алиса ни за что бы не покончила с собой… Мне даже сон приснился.
Дж. У. Может быть, сделаем небольшой перерыв?
Э. С. Бедный мальчик еще не оправился от потери, а вы заново разбередили все раны.
С. Р. Это наша работа, мы пытаемся восстановить цепочку событий.
Э. С. Цепочку событий. Цепочку! Вон она, у вас за спиной: цепочка капель на окне. Алисе бы понравилось. Цепочка следов на снегу. Пузырьки в лимонаде цепочкой идут наверх. Или цепочка полосок на кошачьей спине – у Алисы был кот, она назвала его Гэндальф. Увлеклась «Властелином колец» еще до того, как сняли все эти фильмы.
Дж. У. Миссис Сэлмон, вам трудно справиться со случившимся, это неудивительно. Вы регулярно бываете у врача?
Э. С. Уже не хожу. Он не в состоянии помочь.
С. Р. Вы принимаете какие-нибудь лекарства, миссис Сэлмон?
Э. С. Это называют самолечением.