По ее следам Ричмонд Т.
Дж. У. После нашего разговора вы вернетесь домой?
Э. С. Домой? Можно и домой.
Дж. У. Ваш муж дома?
Э. С. Он в отъезде.
Допрашиваемая плачет.
Э. С. Господь карает нас за грехи, как ни прячься…
С. Р. Миссис Сэлмон?
Э. С. Я совершила страшный поступок. Алиса увидела письмо, которое Джем – Кук – отправил мне в день ее смерти.
С. Р. Зачем он связался с вами?
Э. С. Пытается привести дела в порядок, чтоб преставиться с чистой совестью. У нас с ним был роман.
С. Р. Что он написал? Как среагировала Алиса?
Э. С. Мы не успели поговорить… Она отправила мне кучу сообщений. Обзывала лицемеркой, двуличной лгуньей… Она так похожа на меня, вспыхивает как порох. Вы верите в карму, инспектор? Наверное, в прошлой жизни я сделала что-то ужасное.
Дж. У. Вам плохо? Может, лучше на свежий воздух?
Э. С. Плохо. Так плохо мне было только в 1982-м. А если он и за мной придет? Терять ему уже нечего.
Дж. У. Давайте попробуем связаться с вашим мужем. Где он сейчас?
Э. С. Я знаю об этом не больше вашего. Надеюсь, книжка его разорит. Ведь что такое книга, инспектор? Ерунда. Бумага, чернила, тщеславие. Тысяча страниц не стоит счастья одного человека.
С. Р. Может быть, попросим вашего сына заехать за вами? Его зовут Роберт, верно?
Э. С. Не станет он за мной заезжать. Знаете, как он назвал меня на прошлой неделе? Алкоголичкой! Родную мать, представляете? Можно, я останусь здесь ненадолго?
С. Р. Разумеется, вас никто не выгоняет. Надеюсь, за вами потом заедут?
Э. С. Вы не могли бы прислать ко мне домой полицейского? Боюсь оставаться одна.
Публикация в блоге Меган Паркер, 3 августа 2012 г., 20:24
Кука надо лечить. Все время твердил, что книга – это дань памяти, а на деле оказалось – сплошная ложь и клевета. Как я могла повестись на такое? Добровольно помогала ему раскапывать могилу Алисы. Специалист по связям с общественностью, называется. Пришла с благими намерениями, едва себя помнила от горя, ничего не заподозрила. Все, хватит! Не желаю больше иметь с ним ничего общего и настойчиво советую всем своим друзьям последовать моему примеру.
Он хуже стервятников из бульварных газет: не просто влез в ее прошлое, нет! Теперь он пытается по минуте расчленить ее последние часы.
Даже официально высказался в защиту Люка. Напыщенно рассуждал о том, что полиции следует доверять, – да только как им доверять, если на слуху так много историй про судебные ошибки?
Я скажу прямо: Кук болен. Поначалу он мне даже нравился, пока не стал переводить все разговоры с Алисы на меня. Уговаривал, что надо следовать за мечтой и возвращаться в университет.
– Вы обязательно поступите, особенно если я замолвлю за вас словечко в высших сферах.
– Спасибо, Саутгемптон не входит в мои планы. Слишком много дурных воспоминаний.
– Я имел в виду не только наше благородное заведение. Моя репутация уже не так безукоризненна, как раньше, но связи в академических кругах остались. Хотя вам вряд ли понадобятся рекомендации. Вы умны, восприимчивы, плюс опыт работы – в любом учебном заведении будут рады получить такого студента.
А потом на днях я зашла к нему в гости и – вот так сюрприз! – жены как раз не было дома. Ему кто-то позвонил, и я решила как следует осмотреться (Алиса всегда говорила, что любознательность – положительная черта!). Знаете, что я нашла в ящике стола? Папку с фотографиями – мы собирали снимки для книги, но это были какие-то дополнительные материалы, – и в самой середине лежала карточка, зернистая и нечеткая, будто старую фотографию отсканировали и распечатали заново: Алиса на пляже, совсем еще кроха. Ох, как мне стало не по себе! Я побоялась, что он заподозрит неладное; пришлось стиснуть зубы и пойти в столовую, а перед глазами по-прежнему стояла Алиса – розовый купальник в горошек, дутые нарукавники. Слушала, как он распинается про стадии горя, будто по бумажке читает, и не могла отделаться от мысли, что у профессора не все в порядке с головой. Инстинкты кричали: «Беги отсюда…»
Он говорил про вину. Перечислять можно бесконечно: вина за то, что меня не было рядом в тот день; за то, что не заметила ее сообщений, пропущенных вызовов; за то, что оказалась плохим другом. И гнев (мы с Алисой часто спорили, можно ли начинать предложение с «и», – она утверждала, что это абсолютно нормально… ставлю скобки и вспоминаю о ней, потому что Алиса норовила влепить их повсюду). Да, гнев! Больной старик прибрал к рукам фотографию маленькой Алисы в купальнике, а этот бабник, Люк, наврал полицейским, вышел на свободу и отправился в ближайший кабак. Хлоя и Лорен говорят, что я слишком к нему жестока, но я не стану молчать. Может, если весь гнев выйдет наружу, то мне удастся отпустить Алису.
Собираюсь закрыть блог. Раньше думала, что храню память подруги, да только какая тут память… Мы ищем ответы, хотим примириться с утратой, но ее не вернешь. Одержимый поиск подробностей и взаимосвязей там, где их нет, – разве так проявляют уважение к мертвым? Последние часы перед смертью принадлежат только Алисе, не нам. А уж если Кук опубликует свою треклятую книжку, то эти мгновения останутся ее единственным нераскрытым секретом.
Широкая публика постепенно приходит к выводу, что в самом конце она была одна, а остальное не так уж важно. Кук – жалкий больной старик, которому нельзя верить на слово: он одержим несуществующими интригами и скандалами. Жизнь у него скучная, не хватает острых ощущений, вот и развлекается за чужой счет. Алиса могла поскользнуться на мокром берегу, споткнуться о корягу, засмотреться на мерцающую темную воду и рухнуть вниз. Даже если она вдруг в пьяном состоянии решила, что пора отправиться на покой, – это только ее дело. Ее последний секрет. Вполне в духе Алисы.
Она была романтиком: ей нравились алые розы, обреченные героини, любовные послания, расплывшиеся от пролитых слез (ох, Лиса Алиса, я сейчас тоже лью слезы, прямо на клавиатуру). Это в твоем стиле – упасть в реку… Если бы ты осталась жива, мы бы потом до упаду хохотали над этой историей и пересказывали бы ее всем друзьям. До дня рождения Франчески остается всего четыре недели, но тебя там не будет. Ты, как всегда, нашла, чем нас удивить.
Смерть внезапна.
«Осталось столько вопросов – хватит на целую книгу», – сказала мне мама Алисы во время очередной ночной беседы, полной вздохов и слез.
Я хочу, чтобы никто не тревожил последний сон моей лучшей подруги. Но прежде чем подвести черту, позвольте сказать одно. Всеми почитаемый, увенчанный лаврами профессор прячет в своем столе фотографию девочки в купальном костюме – так что не верьте ни единому слову в его книге. Этот извращенец не так-то прост. Он напал на меня. Схватил своими клешнями, когда я поднялась из-за стола.
Публикуй, и гори оно синим пламенем! Да, Лисса?
Комментарии к посту в блоге:
Я пытался отправить вам письмо или дозвониться, но все усилия оказались безрезультатны, поэтому вынужден написать здесь. Ваше горе можно понять, однако вы предъявляете мне серьезные и совершенно необоснованные обвинения. Если вы не удалите этот текст в течение двенадцати часов, мне придется прибегнуть к помощи адвоката. Вы разочаровали меня, Меган.
Джереми Кук, Серебряный Серфер
Прибегнуть к помощи адвокатов? Не запугаете, профессор Кук. Мерзавцы вроде вас не внушают мне трепета; Алиса тоже дала бы отпор. Каждый человек имеет право на собственное мнение. Я прекращаю вести блог, но не намерена делать уступки: опубликованные тексты останутся в Сети из уважения к Алисе – она его заслужила, хотя вы, Люк и прочие стервятники вряд ли думаете о таких мелочах.
Меган Паркер
Меган, ты с ума сошла. Написать такое о Джереми! Он нормальный мужик, а то, что ты сочиняешь здесь про меня – вообще чушь собачья. Да, меня арестовали, но потом отпустили, т. е. обвинений предъявлено НЕ БЫЛО. Если бы у полиции остались подозрения на мой счет, я бы сейчас сидел за решеткой. Алиса не хотела бы, чтобы мы с тобой ссорились, так что не корчи из себя святошу: ты не виделась с лучшей подругой сто лет. Стоило тебе попасть в список «перспективных специалистов в возрасте до тридцати лет», как ты сразу забыла про старых друзей. И не выкручивайся, Алиса рассказывала, что во время вашего последнего разговора ты на нее накричала.
Люк Э.
Почему же полицейские захотели с тобой пообщаться, Люк, если ты весь из себя белый и пушистый? У них была какая-то весомая причина для ареста, иначе бы тебя не привезли в Саутгемптон, а то, что тебя отпустили, еще не значит, что в дальнейшем не будет предъявлено никаких обвинений. Всего один раз в каком-то дурацком интервью я осмелилась сказать, что Алиса была неидеальна, и теперь все готовы меня разорвать. Но с настоящими друзьями можно быть самим собой! Я была ее закадычной подругой, а не ухажером на пару месяцев! Не надо изображать из нее монашку. Алиса любила пропустить пару бокалов вина, ей нравилось расслабляться, и это не преступление! Ты-то прекрасно знаешь. Хотя она вряд ли рассказывала про то, как приезжала сюда в декабре: так напилась, что свалилась с лестницы и сшибла меня с ног! По-твоему, я и это сочинила?
Меган Паркер
Ага, ты тоже наверняка напилась до чертиков.
Люк Э.
Нет, я была трезва. Вот так-то! Я ни капли в рот не взяла, а она набралась до бесчувствия, потому что накануне узнала про твои шашни в Праге. Алиса была сама не своя, ей понадобилась поддержка, и виноват во всем ты! Так что не надо читать мне мораль!
Меган Паркер
Выдержка из допроса Джессики Барнс в центральном отделении полиции Саутгемптона; следователь – полицейский инспектор Саймон Рейнджер, 5 апреля 2012 г., 17:20
С. Р. Так, давайте еще раз проясним подробности. Вы утверждаете, что мужчина в черной рубашке «схватил ее за плечи изо всех сил», но женщина вырвалась и сбежала. Верно?
Дж. Б. Ну да. Вывернулась и убежала.
С. Р. Вы уверены? Это важно, Джессика.
Дж. Б. Она пошла в одну сторону, он – в другую.
С. Р. Они вас заметили?
Допрашиваемая пожимает плечами.
Дж. Б. Ну, он и вернуться мог, только я к тому времени уже ушла домой. Жуткая история.
С. Р. Женщина была сильно пьяна?
Дж. Б. Не до отключки, но и трезвой назвать нельзя. Ноги заплетались.
С. Р. И в какую сторону она шла с «заплетающимися ногами»?
Дж. Б. Спускалась к шлюзу. То еще местечко. Говорят, туда собак затягивает. Все знают, что там ходить опасно.
С. Р. Видимо, Алиса Сэлмон не знала.
Дж. Б. Ага, значит это все-таки она! Я так и подумала.
С. Р. И вы утверждаете, что мужчины в черной рубашке, которого она называла Люком, уже не было поблизости?
Дж. Б. Ага. То есть нет.
С. Р. Простите?
Дж. Б. Он пошел в другую сторону, к центральной улице.
С. Р. Насколько я понимаю, к тому моменту вы уже докурили свою сигарету.
Дж. Б. Да. А потом слегка занервничала.
С. Р. Почему вы начали нервничать, Джессика?
Дж. Б. Потому что она полезла на плотину.
С. Р. Зачем было лезть на плотину?
Дж. Б. Мальчишки летом оттуда ныряют.
С. Р. Мы говорим про февраль.
Дж. Б. Вот потому-то я и задергалась. Знаете, как бывает с роликами на ютьюбе: смотришь и не можешь понять, там все по-настоящему или просто кто-то дурачится?
С. Р. Поверьте мне, это не ютьюб, Джессика. Погиб человек.
Дж. Б. Я ни в чем не виновата. Вы хотите меня арестовать?
С. Р. Нет, вы можете уйти в любой момент. Непонятно, зачем она решила залезть на плотину. Вы ее окликнули?
Дж. Б. Еще как, орала что есть мочи, но она была далеко и ничего не слышала. Я аж заледенела вся, как во сне. Вздохнуть боялась.
С. Р. И что же случилось потом?
Дж. Б. Она встала на решетку, прямо над бурлящей водой, потом перебралась через ограждение, и тут у меня вообще глаза на лоб полезли. Ну, думаю, какого фига ей там надо? Так что, это все правда? Она ждала ребенка?
С. Р. Что потом?
Дж. Б. Наверху есть такая штука, типа платформы. Она на нее забралась. Там примерно метров шесть над водой, я от страха чуть с ума не сошла. Не знаю, почему в том месте нет нормальной ограды, туда даже дети вскарабкаться могут. По телику рекламу крутили: один мужик напился, решил, что умеет летать, и взобрался по строительным лесам на самую верхотуру. Только она все-таки лезла аккуратно.
С. Р. Аккуратно?
Дж. Б. Да, осторожно очень. Некоторые, когда напьются, начинают беситься и орать. А у нее наоборот, бережно, шажок за шажочком. Будто в замедленной съемке. Я даже не боялась, что она упадет. Было видно, что она не просто так туда лезет. И только тут до меня дошло.
С. Р. Что дошло, Джессика?
Дж. Б. Что она собиралась прыгнуть.
Часть 5. Без поцелуя в конце строки
Отрывок из дневника Алисы Сэлмон, 9 декабря 2011 г., 25 лет
Я притворилась, что ничего не слышала – тогда в ресторане. Иначе меня бы просто разорвало. Честное слово, едва сдержалась: хотелось закричать, разрыдаться, макнуть Люка наглой рожей прямо в тарелку. Все еще надеюсь, что это неправда. Наивная дура. Мама постоянно твердит, что я слишком быстро вспыхиваю: в этот раз я долго ждала, пока он сам скажет что-нибудь вроде «Не пойми неправильно, мы с Адамом говорили совсем о другом» или «Не обращай на Адама внимания, он иногда такое откалывает, жуть». Однако Люк так ничего и не сказал. Может, я и вправду дура, но не настолько. Мне не почудилось.
Неудивительно, что после возвращения из Праги он сразу возжелал меня навестить. Совесть замучила. Едва успел выйти из самолета, как сразу позвонил.
– Сегодня воскресенье! – возмутилась я. Понедельник обещал быть тяжелым.
– Ну пожалуйста!
– Что с тобой поделаешь. Ладно, приезжай.
Спустя час он примчался ко мне с рюкзаком, букетом цветов и без брови (проиграл пари, пришлось сбрить – так, во всяком случае, он мне сказал).
– Чем же вы там занимались? Или мне лучше не знать?
– Все строго между мальчиками! – рассмеялся он.
Разумеется.
Тут же растянулся перед телевизором: во время поездки ему толком не удалось поспать.
Этот двуличный мерзавец сидел в ресторане бок о бок со мной. За нашим столиком было еще две пары, его друзья с работы. Я плохо их знала, но не собиралась сбегать домой, хотя на завтра была намечена куча дел – Рождество на носу. Какой-то парень, проходя мимо, заметил Люка, радостно хлопнул его по плечу, устроился рядом и начал трещать. Не похож на закадычного друга, рассудила я: рукопожатие было сдержанным, Люк так же здоровался с моими коллегами. До меня долетали обрывки фраз. Приятель Чарли из другого города, приехал в Лондон на выходные, познакомились в Праге.
– Когда мы виделись в последний раз, ты глушил текилу в ирландском баре, – сказал Люк.
– Отлично съездили!
Они болтали – «беседовали по-мужски», сказал бы Люк – про какую-то драку и игры «кто кого перепьет», так что я даже слегка взревновала к такой мужской солидарности. Мне тоже хотелось вставить пару словечек. «Интересно, каково это – быть парнем?» – подумала я. Неужели мы настолько разные?
И потом, когда тайна выплыла на поверхность и мы выбрались из ресторана, ему хватило наглости спросить:
– К тебе или ко мне?
– Ко мне, – ответила я. Такие разговоры проще начинать на своей территории.
Мы спустились в метро на Лестер-сквер и поехали в Бэлхем как совершенно обычная пара. Десять станций – за это время можно было сознаться во всем или опровергнуть ложь. Или хотя бы вскользь упомянуть про то, что сказал Адам. Но где уж там! Он откинулся на сиденье, расставив ноги так, что другие пассажиры с трудом его обходили, и за всю дорогу не проронил ни слова. Какая же я идиотка. Вернувшись из Праги, Люк легко отмел все вопросы: «Да так, по барам шатались», – и я не стала к нему приставать. С чего вдруг? Я промолчала, даже когда Люк добавил: «Пару раз зашли в стрип-клуб». Конечно, такое заявление не очень меня обрадовало, но среди парней это обычное дело, и мне нравилась его честность.
По цензурованной версии событий выходило, что замок они «видели», а внутрь не заходили. Поспорили насчет Музея коммунизма, но туда тоже не добрались. Люк соловьем разливался про Карлов мост и барочные скульптуры, с умным видом сообщил, что там снимали фильм «Миссия невыполнима».
– А еще мы пили кофе на Староместской площади – сойдет за культурное мероприятие? – пошутил он, взбивая подушки и укладываясь на диван.
– Для тебя в самый раз.
– Я соскучился.
– Я тоже, – откликнулась я.
– Староват уже для таких подвигов, – пожаловался он. – Совсем расклеился.
Я наблюдала, как Люк разговаривал со своим приятелем. Тот парень тоже держался уверенно и непринужденно, но Люк все равно давал ему сто очков вперед. «Мой парень», – с гордостью думала я, глядя, как он смеется. Они рассуждали о том, что самоубийство Гэри Спида – страшная трагедия не только для футбола и что будет с «Apple» после смерти Стива Джобса. «Они на творческом распутье», – заявил Люк, и я запомнила эту фразу, чтобы подразнить его при случае. «Творческое распутье! – скажу ему. – Вот ведь завернул». Потом я перестала обращать на этих двоих внимание, отвернулась в сторону и подключилась к разговору про новую выставку в «Тейт». Люк подмигнул мне, всем своим видом показывая: «Извини, скоро пойдем домой», – и у меня потеплело в груди. Мы встречались уже полтора года.
– И сколько же текилы мы тогда прикончили? – поинтересовался Люк.
– Да чтоб я знал, – ответил приятель. – Только ты не очень-то увлекался текилой. Почти не вылезал из кровати с той девчонкой из Дартмута.
Статья на веб-сайте «Студенческая газета. Свежие новости», 9 сентября 2012 г.
Профессор, проявляющий нездоровый интерес к истории Алисы Сэлмон, состоял с погибшей в «романтических» отношениях.
Невольная свидетельница с отвращением рассказывает, что одинокий герой Джереми Кук, который сейчас пишет книгу о нашей роковой красавице, уделял Алисе подозрительно много внимания.
По словам очевидицы, бездетный шестидесятипятилетний профессор, состоятельный владелец роскошного особняка, заманил очаровательную жертву в свой офис в далеком 2004 году, когда Алиса была еще на первом курсе.
Выпускница университета Саутгемптона, ныне успешный специалист из Мидлендс, рассказала нам о тайных мотивах ученого «динозавра», колесящего по университетскому кампусу на своем неизменном ржавом велосипеде. Свидетельница обращалась в различные медиакомпании, однако только веб-сайт «Студенческая газета. Свежие новости» решился опубликовать полученный материал, сохраняя анонимность источника.
– Я столкнулась с этой парочкой как раз накануне Рождества. Алису сильно шатало, – говорит свидетельница. – Предложила отвести ее в общежитие, но профессор ответил: «Нет-нет, она со мной», – а Алиса рассмеялась, так что я решила не вмешиваться. У меня не возникло никаких подозрений, Кук ведь уже пожилой человек.
И только совсем недавно, когда о Куке и Сэлмон стали писать в газетах, наша осведомительница по-новому взглянула на эту историю и пришла к выводу, что между ними могла возникнуть «особая связь».
– Ходили слухи, что они много общались, когда Алиса готовилась к выпускным экзаменам. Наверное, ей было лестно такое внимание, как и любой юной девушке. Кук часто брал под крыло студентов, даже тех, кто учился на другой специальности; заботился о них – и о парнях, и о девушках, – хлопотал без всякой меры. Алиса могла в него влюбиться. Или преклонялась перед авторитетом. А может, видела в нем кого-то вроде отца. Между ними вполне мог возникнуть роман.
Свидетельница считает, что книга Кука основана не на исследовательском интересе, а скорее на желании прославиться и привлечь к себе внимание прессы. «Многие университетские преподаватели любой ценой стремятся добиться признания своих заслуг», – говорит она.
В наши руки попал отчет с отзывами студентов по курсу «Гендер, язык и культура». Вот что думают выпускники о преподавателе, который получил образование в шотландской частной школе и всю свою жизнь проработал в одном учебном заведении: «Он будто из какой-то древней эпохи. Читает лекцию на автопилоте и витает в неведомых далях».
«Барахтается изо всех сил, лишь бы остаться на плаву! Говорят, в восьмидесятых его чуть не выперли из университета после какого-то скандала, но от Кука просто не избавиться», – так звучит еще один комментарий.
В наши дни связь между преподавателем и студентом считается недопустимой, и такие обвинения ставят под вопрос будущее злосчастного профессора.
Сегодня утром сотрудники сайта «Студенческая газета. Свежие новости» связались с мистером Куком, но он отказался давать комментарии.
Письмо, отправленное Робертом Сэлмоном, 27 июля 2012 г.
«Гардинг, Янг энд Шарп»
Боус-Ярд 3,
Лондон
Здравствуйте, мистер Кук!
Мы с вами незнакомы и вряд ли когда-нибудь встретимся, так что я буду краток. Я брат Алисы Сэлмон. Возможно, в переписке с вами моя мать упоминала о том, что я юрист. Во всяком случае, она посвятила вас в мельчайшие подробности по многим другим вопросам.
Моя специализация – корпоративное право, однако я проконсультировался с коллегами, которые занимаются издательским делом, и должен довести до вашего сведения, что «книга об Алисе» чревата для вас серьезными последствиями. Судебный иск за клевету обойдется недешево. Разбирательства по таким делам тянутся долго и требуют больших затрат; ответчики зачастую оказываются на грани банкротства. Разумеется, подобное преступление можно совершить только против живого человека, но в современном законодательстве можно найти лазейки, которые позволят помешать публикации вашей работы или станут основанием для правового иска после выхода книги.
Моя мать, скорее всего, не сочла нужным упомянуть, что вам не следует размещать полученные от нее сведения – и эмоциональные комментарии любого рода – в публичном доступе. В настоящий момент наше общение несколько ограничено, но я должен отметить, что с учетом ее нынешнего состояния такой поступок будет попросту неэтичен, даже если не принимать во внимание юридическую подоплеку. Она хорошо держалась до тех пор, пока не появились вы. Последовавшие в дальнейшем письма спровоцировали ряд совершенно непредсказуемых поступков с ее стороны, поэтому я настаиваю на том, чтобы вы полностью прекратили всякое общение.
Начав работу над книгой, вы открыли ящик Пандоры и посеяли раздор в моей и без того пострадавшей семье. Отец по характеру человек спокойный и не ревнивый, однако у любого терпения есть свой предел. Что бы вы сделали, если бы бывший любовник вашей жены вдруг проявил похотливый интерес к вашей погибшей дочери? Если бы узнали, что в далеком прошлом ваша супруга пыталась совершить самоубийство? Лично для меня оказался большой неожиданностью тот факт, что моя мать когда-то страдала алкоголизмом, но отец, как я полагаю, был прекрасно осведомлен об этом. Она снова пьет, впервые за прошедшие тридцать лет; поздравляю, профессор, вы добились невероятного успеха.
Возможно, вы сочтете, что я не вправе вмешиваться в ваши отношения с моей матерью – многое из того, что написано в этом письме, можно рассматривать как нарушение конфиденциальности, – но если человек теряет разум, его близкие обязаны вмешаться и взять ответственность на себя.
Предупреждаю, профессор: если вы снова поставите под угрозу благосостояние моей матери или ее отношения с моим отцом, я выжму из вас все до последнего пенни и не успокоюсь, пока не уничтожу весь тираж вашей мерзкой книги.
Искренне ваш,
Роберт М. Сэлмон
Выдержка из допроса Джессики Барнс в центральном отделении полиции Саутгемптона; следователь – полицейский инспектор Саймон Рейнджер, 5 апреля 2012 г., 17:20
С. Р. Значит, девушка собиралась прыгнуть с плотины. Что потом?
Дж. Б. Петь начала.
С. Р. Петь?!
Дж. Б. Я там бегала, руками размахивала, и она меня заметила. Помахала в ответ. Было видно, как телефон туда-сюда мотается: экран-то горит.
С. Р. Как вы среагировали?
Дж. Б. Это что ж такое получается, девушка умерла, и никто ничего не видел! Страшно растить детей…
С. Р. Джессика, что вы сделали, когда она вам помахала?
Дж. Б. На фейсбуке кто-то написал: «Она отправилась в лучший мир». А какой-то идиот ответил: «Явно не в Портсмут».
С. Р. Джессика, не отвлекайтесь, пожалуйста. Что случилось потом?
Дж. Б. Она перестала махать, просто стояла на плотине. Я тоже слегка успокоилась. Самоубийцы ведут себя по-другому, им уже ничего не страшно, хоть трава не расти. А она так орала на того парня – любо-дорого послушать! Такие девчонки с мостов не прыгают. Молодец она, я считаю. Не обижайтесь, но большинство мужиков – редкостные козлы.
С. Р. А что насчет молодого человека? Он находился поблизости?
Дж. Б. Не было его, ушел.
С. Р. Он мог незаметно вернуться к плотине?
Дж. Б. Думаете, это он убийца?
С. Р. Мы рассматриваем различные возможности. Предполагается, что жертва была не одна.
Дж. Б. Эх, прав мой парень. Он считает, что вы так ничего и не откопали. Неудивительно, что журналисты над вами смеются. Говорят, ее кто-то преследовал. Правда, что ли?
С. Р. Алиса перестала махать вам в ответ. Что потом?
Дж. Б. Она расхаживала по плотине, а я торчала на берегу. Что делать, куда бежать – ни фига непонятно. Крикнула ей: «Эй, там!», достала телефон. Так и не решила, звонить мне в полицию или нет, но у реки все равно не было сигнала. Тут-то я и сообразила, зачем она туда залезла. Наверху можно поймать сеть.
С. Р. Довольно неожиданное заключение.
Дж. Б. Ой, вы знаете, когда напьешься, такое в голову взбредет, что потом сам офигеваешь. Она все время смотрела на телефон, я видела свет от экрана. Наверное, сообщение писала или ждала ответа.
С. Р. Джессика, я задам вам очень простой вопрос. Вы должны ответить предельно честно. Что Алиса сделала потом?
Дж. Б. Слезла на берег. Ребенком клянусь, слезла.
С. Р. Вы готовы повторить свои показания в суде под присягой?
Дж. Б. Без проблем. Перед самым уходом заметила, что на том берегу еще кто-то стоял, чуть подальше от плотины. Какой-то дедуля, наверное, собаку выгуливал. Собаки поблизости не было, но зачем еще тащиться к реке в такой холод?
С. Р. Вы ведь тоже туда пришли.
Дж. Б. Я вам объясняла. Ни за что бы не ушла, если бы знала, что она не доживет до утра. Я ни в чем не виновата.
С. Р. Вы не входите в список подозреваемых.
Дж. Б. Пока ехала к вам, вспомнила, что за песню она пела. Стояла там будто в караоке, только без зрителей.
С. Р. Вы не могли подробнее рассказать про «дедулю» с собакой?
Дж. Б. Так и крутится теперь в голове. Рэп Экзампла, про любовь, которая стартует заново. В Интернете говорят, это одна из ее любимых песен. Я, конечно, не детектив, но скажу одно: если б она хотела прыгнуть, то прыгнула бы с плотины. Поскользнуться не могла, на ногах держалась нормально. Так что остается один вариант.
С. Р. И какой?
Дж. Б. Очевидно же. Ее убили.
Биография Алисы Сэлмон в сети «Твиттер», 4 января 2012 г.
Профессиональный любитель. Ни рыба, ни мясо. Личное мнение взято взаймы и (на данный момент) слегка уныло. Как поет Джесси Джей, мы живем не ради денег, совсем не ради денег…
Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 25 июля 2012 г.
Дорогой Ларри!
Прости, я опять рассуждаю о прошлом; порой мне кажется, что 1982-й был только вчера. Сеансы с доктором Ричардом Картером продолжались всю осень. Отвечать на его вопросы было по-прежнему нелегко, но постепенно я начал получать смутное удовлетворение от процесса. Флисс напоминала о нашем уговоре всякий раз, когда я пытался увильнуть от психотерапии: пока я исправно хожу на «консультации», она не станет от меня избавляться – будто я старый комод или шкодливый домашний питомец, к примеру, пес, который ни с того ни с сего взбесился и начал кусать всех подряд.
Однажды вечером, спустя примерно шесть недель после ее отъезда – порой время так причудливо искажается, что невозможно вспомнить точный срок, – я приехал домой, и в гостиной горел свет.
«Ты вернулась», – сказал я.
«Не смей принимать это за слабость, – ответила она. – Не смей».
Первые дни мы едва разговаривали друг с другом от неловкости и смущения. Я рассказал Флисс, куда отлучаюсь каждую среду, чем заслужил ее искреннее изумление. «Антропология – это зеркало для человечества, – напыщенно возвестил я. – А теперь зеркало понадобилось мне самому».
Стоило мне раскаяться в грехах, как Ричард сразу проникся подобающим сочувствием. По этому случаю мой неизменный оппонент даже поделился парой историй из собственной биографии: он питал слабость к своей невесте, лесоводству и готике. И предлагал весьма неординарную трактовку исследований Юнга.
– Но почему вы выбрали карьеру психоаналитика? – удивился я.
– Мне больше нечем заняться по средам, скучно, – сказал он, и мы рассмеялись. Еще один переломный момент.
Сейчас, тридцать лет спустя, я снова подумываю отыскать доктора Ричарда Картера и предложить ему множество новых тем, достойных «подробного изучения», если пользоваться его же формулировкой. Но тогда у меня на глазах происходило невозможное: в лечении наметился прогресс. Я чувствовал себя другим человеком. В ноябре даже спросил у Флисс, заметила ли она перемены.
«Я надеялась на большее, – возразила супруга. – Сейчас передо мной только слегка улучшенная версия прежнего Джереми. Папа говорит, что в глубине души ты не очень хороший человек. А я думаю иначе. Сердце у тебя не злое».
«Я вел себя как последний дурак».
«Полностью с тобой согласна. – Она возилась с печеньем, что-то из рецептов Делии Смит. Эта дама была необычайно популярна в те годы; тридцать лет спустя мода на ее рецепты вернулась снова. – И что же ты увидел в своем зеркале? – поинтересовалась Флисс. Убрала непослушную прядку за ухо и перепачкалась мукой, ничего не заметив. – Что ты увидел, когда заглянул туда?»
«Счастливчика, который больше не станет повторять прошлых ошибок».
Я стряхнул муку с волос жены. Хорошо, что она поймала меня с поличным: уже не было сил носить в себе эту тайну.
«В процессе эволюции человечество должно развиваться, а мы вместо этого пятимся назад, – сказал я. – Люди все меньше похожи на людей. Вчера я прочитал, что в Ливанской войне погибло больше десяти тысяч человек. Ты только представь себе, на дворе уже восемьдесят второй, а мы по-прежнему убиваем друг друга из-за территории!»
Флисс добродушно окрестила меня старым пессимистом и напомнила, что в мире происходит много хорошего: шаттл «Колумбия» вышел на орбиту, в Университете Юты человеку впервые пересадили искусственное сердце, а наши британские инженеры покорили воды Темзы и не дали реке захватить город. «Да и мирное движение против холодной войны набирает обороты», – осторожно добавила она, памятуя о том, что, несмотря на левые политические взгляды, я с большим скепсисом отнесся к толпе потрепанных жизнью лесбиянок в «лагере мира» в Гринэм-Коммон.
Ларри, я ведь не думал, что меня постигнет откровение, как апостола Павла на пути в Дамаск. По словам Ричарда, во время психотерапии не бывает внезапных перемен, но моя жизнь снова заиграла яркими красками. Разумеется, было бы глупо говорить о новой личности: я остался прежним Джереми Куком. Прилагал все усилия, чтобы выжить Деверё из университета, после того как этот поганец провел кампанию против «подрыва моральных устоев» с моей стороны. (Насколько ты помнишь, мне не удалось ничего добиться, этот подлиза был на короткой ноге с высшим руководством).
– Взгляните на случившееся со стороны. Как бы вы охарактеризовали собственные поступки, оглядываясь назад? – спросил меня Ричард на одном из последних сеансов. Совсем как в школе. Я никогда не влипал в неприятности, но до меня доходили рассказы других мальчишек, дерзких и норовистых – тех, кто потом занялся венчурными инвестициями или переехал в Куала-Лумпур, если верить статьям о выпускниках нашей школы. Отчитывая их за проказы, директор задавал все тот же вопрос: «Как бы вы охарактеризовали свой поступок?..»
– Подлость, – ответил я. – Подлость низшего пошиба.
Кажется, Ричард решил, что наши отношения вышли на новый уровень и со мной можно не церемониться. Однажды он высказал мне в глаза:
Читать бесплатно другие книги:
