Маэстра Хилтон Л.
Сначала нам пришлось доехать до Ривы, так как яхта Баленски стояла на глубине, в другом конце острова. Пятипалубный корабль был размером с приличный торговый центр, поэтому наш автомобиль спокойно въехал на нижнюю палубу, а затем нас проводили в отделанный медью лифт и подняли наверх. С тех пор как я поселилась на «Мандарине», мне частенько хотелось остановить время, чтобы получше запомнить обстановку, увидеть себя со стороны и с недоумением вспомнить ту Джудит, которая ехала на метро по линии Пикадилли с тяжеленным брифкейсом на плече. Сейчас настал как раз один из таких моментов.
Самая просторная палуба была украшена гирляндами из розовых орхидей, обвивавших все перила и трапы. Вдоль прохода висели шары из розовых роз, распространяя сладкий аромат шербета, повсюду стояли официанты с литровыми бутылками розового «Крюга». Мы с Карлоттой отказались от приготовленных на гриле тарталеток с трюфельной икрой и томатным конфитюром и тарелочек с розовыми лобстерами а-ля болоньеза. В конце прохода нас встречал Баленски, в темно-синем шелковом смокинге с подкладными плечами, назначением которых было скрыть карликовый рост хозяина. Несколько прядей тщательно расчесанных волос, окрашенных в странный рыжий цвет, судя по всему хной, с трудом прикрывали складки землистой кожи на накачанном ботоксом лбу. Да, не все можно купить за деньги. Сколько бы богатств он ни кидал в топку индустрии красоты, череп все равно напоминал Землю после ядерной катастрофы. Баленски, должно быть, за восемьдесят, решила я, его лицо казалось воплощением вселенского, вневременного зла. Где-то далеко у него, наверное, есть жена и дети, хотя интернет-сплетники посмелее утверждали, что он устраивает вечеринки для мальчиков в отреставрированной римской вилле в предместьях Танжера. Баленски пожал руку Стиву с энтузиазмом кандидата в президенты на встрече с избирателями, потом склонился над запястьем Карлотты, которую Стив представил как свою спутницу.
– Спасибо, что пришли. Очень рад!
– Спасибо за приглашение! Какие чудные цветы!
Хозяин уже смотрел в другую сторону. Я сделала шаг назад, чтобы пропустить ожидавших своей очереди гостей. Позади Баленски, в тени трапа, стояли два огромных амбала стандартного телосложения регбистов в плохо сидящих черных костюмах (ну почему миллиардеры всегда экономят на костюмах телохранителей?! Хороший портной наверняка смог бы скроить костюм так, чтобы из-под него не торчали пушки!), со скрещенными на груди руками и гарнитурами в ушах. Взглянув на них, я ощутила ни с чем не сравнимое леденящее прикосновение адреналина, похожее на первый глоток идеального мартини.
Я немного сдала назад, стараясь затеряться среди других гостей, притворилась, что машу рукой кому-то из знакомых, а потом тихонько спросила у официанта, где находится дамская комната. Неспешным шагом он проводил меня вниз по лестнице, затем провел по коридору, украшенному копиями фресок Кокто из Вильфранш-сюр-Мер, которые изображали святого Петра с рыбами, и распахнул передо мной дверь в ванную комнату. Я заперла за собой дверь и стала ждать звука удаляющихся шагов, но напрасно. Вот ведь крыса! Досчитав до шестидесяти, я спустила воду, открыла кран, а потом позволила официанту проводить меня обратно на вечеринку, по дороге считая количество дверей, мимо которых мы проходили.
Достать план яхты Баленски оказалось довольно просто: Стив написал от имени компании письмо владельцу крупнейшей фирмы по постройке яхт, сказал, что хочет похожую планировку, и дизайнеры, чей труд, как всегда, нещадно эксплуатируется, прислали ему чертежи всего через пару часов. Поскольку яхта Баленски, разумеется, строилась под заказ и не имела аналогов, сомнений в том, что чертежи точные, у нас не было. Дверь в гостиную была третьей по счету справа после гостевой ванной в первом коридоре этого этажа.
На палубе Карлотта нежно прижималась к Стиву, а тот разговаривал с мужчиной плотного телосложения, на накрахмаленной рубашке которого сияли бриллиантовые пуговицы. У его ног, словно декоративный пудель, суетилась надменная блондинка, еще совсем подросток. Мне удалось завязать беседу с одной из девушек, моделью из ЮАР, демонстрировавшей купальники. С ней мы познакомились в Марина-ди-Масса. Разговор ни к чему не обязывал: куда едем дальше, на каких вечеринках успели побывать и так далее. Я сказала, что мне нравятся ее сережки, она пришла в восторг от моих босоножек.
Бикини-модель и я продолжали держаться вместе, пока нас не пригласили на верхнюю палубу, где был подан ужин. Вечеринка оказалась немноголюдной. И хотя антураж был достоин выпускного бала в отеле «Крийон», за стол село всего человек двадцать. Баленски лично рассаживал гостей и посадил меня через два человека справа от себя, напротив Стива и Карлотты. Слева от меня сидел мистер Бриллиантовые Пуговицы, а почетное место рядом с хозяином занимала итальянская актриса и модель в расшитом пайетками платье с вырезом до пупка – ее лицо было знакомо мне по журналу «Дженте». Она недавно запустила свою линию нижнего белья и когда-то встречалась с Джорджем Клуни. Поскольку они с Баленски полностью друг друга игнорировали, я предположила, что за визит сюда ей щедро заплатили.
Место по правую руку от меня занимала очередная чья-то девушка. Постепенно мужчины завели беседу, официанты разносили фаршированные икрой устрицы, фаршированные фуа-гра перепелки и вителло тоннато с трюфельным кремом. Каждое блюдо было украшено розовыми фиалками и тончайшим сусальным золотом. Когда официанты приносили очередную перемену блюд, повисало долгое молчание, потом Баленски кидал какую-нибудь реплику, и мужчины наперебой бросались отвечать ему. По крайней мере, у нас были нормальные стулья, в отличие от несчастных французских аристократов Версаля, которым запрещалось сидеть в присутствии короля. На десерт нам подали парфе из розовых лепестков в желе ядерного вишневого цвета, которое было сделано в виде настолько реалистичного цветка, что казалось, мы едим настоящее произведение искусства. Возможно, так оно и было. Я радовалась, что от меня не ожидают особого остроумия, тихо водила ложечкой по тарелке и ждала удобного момента, чтобы нанести удар. Скажу честно, я наслаждалась тем, что мне предстоит задача посложнее, чем изящно поедать розовое парфе!
Официанты принялись разносить кофе и подносы с пирамидами розовых макарони из «Ля дюре», мужчины достали сигары, и тут я извинилась и вышла из-за стола. Дойдя до лестницы, я сняла босоножки, взяла их в руки и подвязала длинный подол платья, чтобы не мешал двигаться.
Спускаясь вниз, я все время оглядывалась, не идут ли за мной телохранители Баленски, но те, видимо, остались стоять позади стула хозяина. Я остановилась, прислушалась, несколько раз приподнялась на цыпочки, как прыгун в высоту перед очередной высотой прикидывает расстояние для разбега, а затем, пригнувшись, бесшумно, словно волк, скользнула по последним ступенькам и пошла по коридору, отсчитывая двери. Раз, два, три… Я неслась вперед, как торпеда, наслаждаясь четкими движениями конечностей, инстинктом хищника, почуявшего дичь. С колотящимся сердцем я замерла перед нужной дверью. За моей спиной в коридоре по-прежнему никого не было. Осторожно нажав на дверную ручку, я вошла.
Каюта была устлана белыми коврами, на кровати лежало покрывало из хвостов песца. Еще бы, иначе бы старикан тут от холода окочурился! Кондиционер работал на полную, поэтому комната напоминала роскошный морг. Одна дверь рядом с постелью вела в ванную, другая – в гардеробную, где выстроился аккуратный ряд ботинок Румпельштильцхена, все как один на потайной платформе, чтобы хоть как-то компенсировать рост хозяина. В глубине гардеробной находилась еще одна дверь, как и было указано на чертеже, – либо кабинет, либо личная темница. И снова я аккуратно нажала на дверную ручку, ожидая, что из глазка вдруг вылетит ледяная пика и пронзит меня. Небольшой кабинет, простой встроенный стол, много мониторов, совсем как у Стива на «Мандарине». «Нокия» была уже наготове, но, несмотря на холод, у меня так вспотели руки, что я боялась выронить телефон. Я передвинула мышку, и экраны загорелись.
Футбол! Футбол, мать его! Стиву это не понравится… В любом случае я сфотографировала мониторы, сделала снимки лежавших на столе предметов – стопка чеков, кейс для сигар, под которым несколько записок от руки, журнал «Спектейтор» с загнутой на разделе виноделия страницей. Может, проверить ящики? Они могут быть на сигнализации, а для особо любопытных гостей у Баленски наверняка имеется резервуар с тигровой акулой… И тут что-то хрустнуло у меня под ногами – лист формата А4 из дешевого блокнота. Я быстро подняла его, свернула в трубочку и засунула за резинку трусиков «Фифи Шашнил». Поправляя длинное платье, я вдруг услышала чей-то голос. Говорили по-русски! Черт! Ну во что я ввязалась?! Мало мне шпионских игр с этим долбаным Стаббсом?!
У меня в голове замелькали безумные картинки: старая запись, на которой Баленски позирует с золоченым автоматом, зловещая улыбка на вручении награды за вклад в благотворительность, груды трупов в войнах, о которых я что-то читала в газетах. Баленски оказался не героем комикса, а совершенно реальным человеком. Это все происходит по-настоящему. Его парни за секунду свернут мне шею, выкинут за борт, и если хотя бы сотая доля всех слухов, которые ходят об их боссе, – правда, то им не впервой. Девочки легкого поведения вообще регулярно тонут в этих краях. Я застыла на месте, затаив дыхание, но меня всю трясло, как будто я получила удар в солнечное сплетение. На секунду я обхватила себя руками и крепко зажмурилась, пытаясь избавиться от страха.
Думай, Джудит! Прятаться тут негде, разве что под столом. Я быстро огляделась в поисках камер видеонаблюдения. Ковры приглушали шаги в комнате, но тут я услышала, как открылась дверь в ванную. Черт-черт-черт!!! Гардеробная лучше кабинета, решила я и успела выйти, пока телохранители заглядывали в скважину. Они будут здесь через секунду. Я стянула с себя трусики, запихнула в сумочку, а листок – в полупустую сигаретную пачку.
Охранник открыл дверь гардеробной и обнаружил меня обнаженной, в одних босоножках от «Валли».
– Дорогой! – воскликнула я, бросаясь ему на грудь. – Я уж думала, что ты не… О боже! Простите!
Мы долго смотрели друг другу в глаза. Усилием воли я старалась не отводить взгляд. Если я понравлюсь ему, то выживу. Если нет, то я была более чем готова умолять на коленях, лишь бы меня оставили в живых. Громила что-то крикнул напарнику, и тот присоединился к нам. Лица у обоих выражали одно и то же: «Как меня все достало! Я воплощение зла!»
– Что ты делаешь в спальне мистера Баленски?
– Жду мистера Баленски, – ответила я, стараясь говорить как можно более высокомерно, что было непросто, если учесть, что я стояла перед ними в одних босоножках на двенадцатисантиметровой шпильке.
– Он сказал тебе идти сюда?
– Не совсем… Я хотела устроить ему сюрприз.
Второй охранник перевел первому то, что я сказала, и они рассмеялись. Я немного расслабилась впервые за последние пять минут, которые показались мне вечностью.
– Мисс, вы должны уйти отсюда. В комнату мистера Баленски заходить запрещено.
Слава богу, они решили обойтись со мной вежливо. Наверное, у них тут и не такое случается.
– Телефон есть?
– Конечно, – ответила я, открыла сумочку «Фенди» и с невинным видом протянула им айфон.
Еще пара фраз по-русски, потом второй охранник снова заговорил:
– Я проверю телефон. Вы останетесь здесь с моим коллегой. Если с телефоном все в порядке, мы не скажем мистеру Баленски. Договорились, мисс? Разблокируйте телефон!
Я ввела код, отдала айфон громиле, и он вышел. В гардеробной было тесновато, но для того, что от меня ожидалось, места много и не надо.
Потом я вытерла рот манжетой одной из накрахмаленных рубашек Баленски, надела платье, и мы присели рядом на постель. Несколько минут мы молча слушали жужжание кондиционера, а потом он наконец выдавил по-английски:
– Тебе нравится вечеринка?
– Да, спасибо. Прекрасная вечеринка!
В спальню вошел номер два, кинул мне телефон и сумочку. Затем последовал разговор по-русски, я поняла только слово «шлюха», значение которого мне было известно.
– С телефоном все в порядке.
– Хорошо, что все в порядке!
Боже, ну почему мы разговариваем как персонажи сериала «Клан Сопрано»?!
– А теперь возвращайся на вечеринку, проказница! – погрозил он мне пальцем.
Через пару минут я стояла на верхней палубе, с идеально уложенными волосами и ровно бьющимся сердцем. По моей просьбе официант принес мне бокал коктейля «Бренди Александр»: хотелось избавиться от отвратительного вкуса во рту. Отойдя к перилам, я некоторое время просто смотрела на волны. Когда в детстве к тебе все время пристают хулиганы, это нелегко, и мне есть о чем рассказать на эту тему. В любом случае все неудачницы в один голос заявляют, что раз выбирают именно тебя, значит ты особенная! Ты остаешься в одиночестве, но сверкаешь словно бриллиант! Я научилась держать спину особенно прямо, не обращать внимания на перешептывания за моей спиной, даже научилась получать от этого удовольствие, говоря себе: это все потому, что я не такая, как они. Мне удалось убедить себя в этом, и я продолжала верить в то, что так оно и есть. Возможно, если бы у меня были деньги или желание пойти к психотерапевту, то я многое рассказала бы ему, но знакомство с болью со временем стало для меня способом защиты, источником силы, хотя это слово мне было неловко произносить даже про себя. Я могла выдержать то, на что другие были не способны, а значит – я сильнее! Мне удалось сделать то, что нужно, и я испытывала триумфальное чувство облегчения.
В любом случае могло быть и хуже. Этот верзила мог бы трахнуть меня. И хотя член у него наверняка такой же крошечный, как у его хозяина, это меня не спасло бы, ведь второй мобильник я спрятала между ног!
Как и все проявления чувств, юмор не был сильной стороной Стива, но тут даже он посмеялся. Конечно, я смогла все ему рассказать только после того, как Карлотта неохотно воссоединилась с Германом, мы залезли в постель и ржали так, что я чуть не описалась.
– Спешу заметить, – простонала я, – меня нельзя обвинить в том, что я мало делаю для команды, а?
– Ты хоть помыла телефон-то?
– А то! – Я кинула ему «нокию». – Ты у меня в долгу!
– А ты молодец! Подумала про второй телефон! Вот они ничего и не заметили!
– Я даже не хочу думать, что с нами сделал бы Баленски, если бы они нашли второй телефон! Эти ребята шутить не любят…
– Поверь мне, я тебе благодарен! – заявил он, но в его голосе сквозила не благодарность, а лишь нетерпение.
Пока Стив копался в телефоне, я пошла в душ. Вернувшись, я обнаружила его сидящим перед монитором с изображениями записок под кейсом для сигар, увеличенными на максимум.
– Что-нибудь нашел?
– Нет, – раздраженно ответил он.
– Я сняла все, что могла, точно тебе говорю! – не на шутку разволновавшись, зачастила я. – На мониторах были только трансляции первой лиги!
– Здесь ничего нет!
– Ну это ж не тебе Ленни собирался шею свернуть!
– Кто?
– Да забей, проехали!
– Твою мать, Лорен! – Он потянулся за телефоном. – Мне надо срочно позвонить, – добавил он непривычно жестким голосом.
Таким я его еще не видела. Абстрактные денежные потоки, может, и просто игра, но он был настолько решительно настроен победить, что мне стало немного не по себе.
– Погоди, у меня есть еще какая-то бумажка! Сейчас принесу! – остановила его я и вывернула содержимое крошечной сумочки «Фенди» на покрывало.
Сигареты, зажигалка, блеск для губ, расческа, мятные пастилки, трусики из черного шелка и скомканный листок бумаги, который я второпях засунула в пачку.
– Вот, держи!
Стив внимательно посмотрел на листок, и напряжение тут же исчезло с его лица.
– Лорен, ты гений! Твою мать, где ты это взяла?
– На полу у стола валялась. Не думаю, что он его хватится, горничная могла легко подмести там и выкинуть мусор. А что это?
Конечно же, я прочитала все, что там было написано: имя, дата (через два дня) и знак вопроса – все нацарапано шариковой ручкой.
– «Риволи». Гостиничная группа. Он сделает ставку. А вот теперь мне и правда нужно позвонить! Спасибо, куколка! – быстро сказал Стив и вышел из каюты, громко окликая Триса.
Так вся эта шпионская история была ради каких-то там инсайдерских сведений об акциях?! Если бы я не читала в газетах, какой за такие дела дают срок, то и не поняла бы, чему так обрадовался Стив. Но раз в тюрьму он не попадет, то сможет заработать серьезные деньги, и хотя в принципе я могла потребовать свою долю, сейчас Стив был нужен мне для другого. И вообще, полезно знать, что даже финансовые хозяева вселенной так глупы, что не умеют держать свои грязные делишки в тайне! Самый насущный вопрос: что делать с деньгами? Класть такую круглую сумму на счет в моем банке рискованно: могут возникнуть подозрения. Можно, конечно, просто держать деньги при себе, но это тоже как-то неправильно. Понимаю, звучит глупо, но мне всегда хотелось, чтобы у денег был какой-то смысл. Я считала, что тех, кто верит гороскопам, надо лишить права участия в выборах, но, с другой стороны, если вселенная изо всех сил пытается что-то до тебя донести, глупо к ней не прислушиваться. Мысль о том, что мне снова придется вернуться на старую квартиру, к столу, заваленному учебниками по медицине и хлебными крошками, и сохнущим на полотенцесушителе в ванной колготкам моих соседок, приводила меня в ужас.
Вернуться в Лондон и потратить все на оплату квартиры и счетов – значит признать свое поражение! Верный шаг на пути к вечерам перед теликом, походам в паб по пятницам и пронизывающему ветру на автобусной остановке на Колледж-роуд, к искусственной декоративной штукатурке и гипермаркету «Теско», к заблеванному входу в отдел социальной помощи населению, к спрятанным в микроволновку бутылкам и трезвонящему дверному звонку, к запаху холодного жира, сигарет «Ротманс» и отвратительному карри, ставшему для меня символом отчаяния. Знаю, нехорошо испытывать отвращение ко всем этим вещам, потому что именно из них состоит жизнь большинства людей, однако лишь мое презрение к этому болоту позволяло мне оставаться на плаву.
Надо было хорошенько пораскинуть мозгами, поэтому я вышла на палубу. Мы встали на якорь в нескольких милях от главного порта, единственным судном в поле зрения оказалась великолепная гоночная яхта в стиле тридцатых годов из тика, владельцы которой наверняка называли корабли класса «Мандарин» посудинами. Стоял полный штиль, лишь убаюкивающе поскрипывал на волнах корпус яхты, а с берега доносилось низкое стрекотание сверчков. Карлотта с выражением отвращения на лице удалилась на сиесту в компании Германа, Стив, как всегда, уткнулся в свои мониторы с вниманием, достойным опытного алхимика. Вода переливалась цветами павлиньего хвоста – бирюзовым, золотистым и зеленым – и была настолько прозрачной, что я видела стайки крошечных серебристых рыбок, сновавших под поверхностью. Я сняла кардиган «Хайди Кляйн», потом белое бикини «Эрес» и перелезла через поручни, ощущая, как полуденная жара накаляет обнаженную кожу. Внезапно мне показалось, что тут очень высоко. Можно было бы просто спрыгнуть, упасть в эту манящую лазурь, но, даже когда рядом никого не было, я не могла себе позволить такую небрежность. Махи руками в стороны, чтобы раскрыть грудной отдел, потянуть икры, втянуть мышцы пресса, слегка наклонить голову и только потом – идеальный прыжок, погружение, открыть глаза под водой, ощутить, как соль заливает глазные яблоки, кристалликами оседает на кончиках пальцев, и наконец элегантно вынырнуть на поверхность. Откинув волосы с лица, я поплыла. Море ласково покачивало меня, пленка из мельчайших соляных кристаллов замутняла взгляд, превращая все в круговорот синего, золотого и белого. Надо мной, отбрасывая на воду геометрически правильную тень, возвышался «Мандарин» – островок финансовой безопасности. Мое место здесь, решила я. Надо просто придумать, как остаться тут навсегда.
В тот вечер мы пошли в «Миллиардер». Клуб давно купили китайцы, но мы все равно собирались отжечь почище самого Бриаторе. Подойдя к нашему ВИП-столику, я ощутила на себе взгляды девушек в туфлях на высоченном каблуке и облегающих платьях на бретелях. Барышни только притворялись, что танцуют. С каких пор ночные клубы стали похожи на стрип-клубы?! Девушки были повсюду: на банкетках, на столах, разве что на люстрах не висели! Топот стоял такой, что пол под ногами дрожал. Карлотта злорадно ухмыльнулась, когда какой-то сутенер чуть не сшиб с Германа его модные очки «Оливер Пиплз». Стив скучал, уткнувшись в свой «блэкберри», и даже не поднимал глаз, пока официант не принес шампанское. Трис заметно нервничал, понимая, что хозяин может закончить все это веселье еще до того, как оно начнется. Дотронувшись до плеча Стива, он показал ему на двух роскошных негритянок с невероятно тонкими талиями и округлыми попками, начинавшимися примерно около лопаток, но тот лишь раздраженно покачал головой. Из-за громкой музыки разговаривать тут было совершенно невозможно, поэтому я наклонилась к Стиву и крикнула:
– Дорогой, мне очень жаль, но у меня жутко разболелась голова! Проводишь меня на яхту?
Стиву джентльменские замашки были несвойственны, просто я поняла, что оставаться тут ему совсем неохота, поэтому, когда мы встали, я заметила, что Трис посмотрел на меня с благодарностью. Стив взял меня за руку своей мягкой сухой ладонью и отвел к машине, а я с трудом сдерживала триумф оттого, что рыбка заглотила наживку.
Я сделала ему «Танкерей» с тоником, аккуратно смазав края стакана лимоном, пока он сидел перед огромной плазмой и лениво щелкал пультом, переключая новостные каналы.
– Как твоя голова?
– Да все в порядке. Просто этот клуб… Ну, чересчур.
– Согласен.
Мы немножко посмотрели Си-эн-эн. Я не знала, как бы завести разговор на нужную тему, но потом подумала, что деликатность Стиву несвойственна, и пошла напролом:
– Стив?
– Что?
– Я тут подумала… Ты так хорошо ко мне относишься – все это путешествие, подарки, ну и так далее. Я хочу отблагодарить тебя, – довольно искренне сказала я и тут же заметила, что он занервничал. – Нет-нет! – Я успокаивающе положила руку ему на плечо. – Не в этом смысле! Мы же друзья, правда? Ну вроде как?
– Конечно.
– У меня есть одна идея…
На бывшей работе я узнала достаточно о налоге на прибыль, чтобы говорить о таких вещах со знанием дела. Я хочу открыть галерею, поведала ему я, заниматься исключительно частными коллекционерами. Некоторые сбережения у меня есть, но, к сожалению, только наличка. Не поможет ли мне Стив организовать все это? Если я начну получать прибыль, то смогу покупать интересующие его картины. Мы достаточно много обсуждали его коллекцию, и у него сложилось впечатление, что я одобряю его вкус, у меня глаз был наметан, и я знала, что таким образом смогу помочь ему обойти налоги. Наверное, единственная вещь, которой можно возбудить богатых людей, – рассказать им, как сэкономить совершенно незначительные суммы на налогах.
– Где ты планируешь открыть счет?
– Ну, сумма-то у меня небольшая… – неуверенно ответила я. – Около десяти тысяч. Может, в Женеве?
Десять тысяч, по случайному стечению обстоятельств, оказались минимальным взносом для открытия депозита в небольшом и не особо успешном частном банке под названием «Оспрей». Сидя в кафе с ноутбуком в порту, я все это уже проверила.
– У меня в Женеве есть квартира.
– Здорово! Поедем?
– Хорошо.
– Хорошо? То есть ты согласен?
– Конечно. Утром скажу Трису, чтобы он все подготовил. Мне это плавание уже в любом случае осточертело.
– Стив, я тебя обожаю! – воскликнула я, усевшись на колени лицом к нему. – Все будет прекрасно, обещаю тебе!
Он слегка отстранил меня и, глядя мне в глаза, произнес:
– Ну конечно, Лорен.
Разумеется, он слышал такие заверения сотни раз и никогда не мог быть уверенным, правду ли говорит очередная женщина. Я не отводила взгляда. Возможно, на долю секунды мы оба стали просто людьми.
– Ой, прошу прощения, ребята!
Карлотта…
– Без проблем, – сказал Стив, явно довольный тем, что она неправильно поняла то, что увидела.
Оставив его смотреть вторую часть «Матрицы», я ушла обсуждать с Карлоттой низкий уровень шлюх в клубе «Миллиардер».
Из Сардинии мы отправились в Швейцарию. Впервые в жизни я летела бизнес-классом, да и вообще куда чаще ездила по Европе на поезде. Стив потом собирался в Штаты, а Трис должен был отвести яхту обратно в Геную. Если он и разозлился на меня за то, что я прервала его бесплатный круиз, то виду не показал, к тому же теперь несколько дней он мог делать вид, что «Мандарин» принадлежит ему. Я оставила экипажу благодарственную записку и триста евро, распихала вещи по сумкам, попрощалась с Карлоттой и Германом, которые промычали что-то приличествующее случаю насчет того, что с радостью пригласят меня на свадьбу. Обратный билет я заказала до Рима – стыдно не побывать там еще раз, если уж выпал такой шанс.
В самолете мы особо не разговаривали. Для Стива любой разговор, не касавшийся его собственности, был мучителен. Думаю, поэтому он и покупал столько всего. В бизнес-классе я по достоинству оценила просторные и удобные кожаные кресла, а в особенности сверхлюбезные улыбки стюардесс «Алиталия». Стиву здесь не понравилось, но на следующий день его должен был забрать личный самолет. Если самолет Стива хоть немного похож на квартиру, то я ему не завидую, подумала я, когда он распахнул передо мной дверь. Бог никогда не упускает шанса показать, с каким презрением относится к деньгам. Теперь я точно знаю, куда придет умирать Ян Шрагер!
– В прошлом году купил. Раньше у меня был домик на озере, но потом я решил, что квартира мне ближе. Дизайнером взял Альберто Пинто.
Интересно, а когда Альберто закончил свой скорбный труд, в Карраре остался хоть один осколок мрамора?! Я прошлась по квартире, повосхищалась, поохала. Помимо черного, белого и золотистого мрамора, все остальное было сделано из шагреневой кожи: ванная вообще напоминала портсигар Оскара Уайльда.
– Впечатляет! – стараясь не расхохотаться, сказала я, думая о том, почему у нуворишей всегда такой жуткий вкус.
Возможно, это просто вопрос времени и вскоре ужасающая роскошь этого века будет казаться нашим потомкам бесценным образцом очередного барочного стиля.
– Основная часть коллекции – в кабинете, – сообщил Стив, нажимая кнопку, открывавшую раздвижные двери, спрятанные за перламутровой ширмой.
Комната оказалась больше моей лондонской квартиры, одна стена представляла собой огромное панорамное окно с изумительным видом на Женеву. О том, что это кабинет, можно было догадаться по наличию книг, по крайней мере три из них – французские романы в ретростиле шестидесятых – лежали на умывальнике XIX века – единственной по-настоящему красивой вещи во всей квартире. Интересно, сколько Альберто заплатил ассистенту, чтобы тот затащил это наверх?! Эмин, Херст, галочка, галочка, огромный Поллок, галочка, Шнабель, галочка… Боже, как предсказуемо!
– А вот это как тебе?
Бетонное надгробие напоминало стелу бронзового века, на которой был высечен тонкошеий молодой человек в модном костюме, с «ролексом» напоказ, а в правой руке он небрежно держал автомат «узи» – с такой же легкостью пару веков назад молодой человек держал бы стек, прогуливаясь по городу.
– Интересно! Классика заказного статусного портрета! Кто автор?
– Это настоящее надгробие, представляешь? Родственники этого парня продали памятник художнику. Лев Кравченко?
Ну, тогда не интересно, а грустно. Дешевый китч…
– У тебя есть очень неплохие экспонаты. Я думаю, – начала я, указывая на памятник юному гангстеру, – что ты мог бы заниматься чем-нибудь в таком стиле. Восточная Европа, возможно – Китай. Нельзя сказать, что это очень надежная инвестиция, но тем интереснее! Умно, амбициозно… В общем, Стив, это в твоем духе!
Его взгляд уже сосредоточился на висящих в гостиной мониторах. Хватит о высоком, пора и делом заняться!
– Конечно, будет здорово, когда ты раскрутишь свой проект, – равнодушно ответил он.
Я сказала, что у него наверняка куча дел, и предложила зайти за ним после ланча. Мне хотелось погулять по городу. С выражением неподдельной благодарности на лице он тут же сел за рабочий стол, собираясь вскрыть вены мировым финансам, однако, как всегда, не забыл щедро поделиться со мной, выдав пачку банкнот из серебряного держателя, который извлек из заднего кармана. Мило попрощавшись, я вышла из дома, взяла такси, приглядев водителя, которого можно будет порасспрашивать по дороге, прошлась по магазинам, съела «крок месье» в кафе с видом на озеро, среди укутанных ближневосточных женщин, их потомков с пивными животиками и мужчин, не отрывавшихся от своих смартфонов в зеленоватой тени восхитительных Альп.
Мне пришло в голову, что я не так уж хорошо разбираюсь в современном искусстве, но это не причина пасовать. Во-первых, там и разбираться особенно не в чем, а во-вторых, потенциальные покупатели таких артефактов и сами в этом ничего не понимают. Уровень профессионализма в этой сфере зависит от того, насколько человек умеет отслеживать новые тренды и прогнозировать, на что будет спрос, когда к нему приходит продавец. Идею мецената, скупающего предметы искусства по эстетическим соображениям, я позаимствовала из «Гранд-тура», и пока что мне невероятно везло, ведь я смогла убедить Стива, что знаю, как и что следует покупать, хотя вкус моего нового друга нельзя было назвать коммерчески выгодным. После трех лет серьезной работы на Руперта в аукционном доме эта история казалась немного дешевой, но бывали в моей жизни деньки и похуже. Например, вся моя жизнь до нынешнего момента. Возможно, если я смогу это сделать, если у меня все получится, то я наконец-то стану кем-то, стану человеком, которым мне всегда было предназначено стать!
Вернувшись в квартиру, я переоделась в обновку – бежевое платье-рубашку от Стеллы Маккартни – и дополнила образ платком «Эрме» с розовыми и оранжевыми циферблатами. Еще я купила простой клатч из коричневой кожи – хватит уже держать деньги в бумажном пакете. Стив был, как всегда, в джинсах, поло и кроссовках «Найк». Мы взяли такси до банка, и он всю дорогу держал меня за руку, хотя другой рукой ловко управлялся со своим «блэкберри».
Однажды Руперт послал меня в банк на Флит-стрит обналичить чек, и теперь я ожидала увидеть нечто впечатляющее: колонны, старинные картины маслом, швейцары в белых перчатках. Однако «Оспрей» оказался самым обычным офисом и ни капельки не напоминал дорогой отель. Обычный холл, лифт, слегка заляпанный звонок, диван, кулер с водой и допотопный факс. Стив вкратце объяснил на неожиданно хорошем французском, что желает открыть личный счет для нового сотрудника. Как только он представился, у менеджера слюнки потекли. Нас проводили в маленькую комнатенку – четыре стены, стол и три стула, – я достала паспорт, и нам принесли все необходимые бумаги.
– А теперь, мадемуазель Рэшли, будьте любезны расписаться здесь… здесь и вот тут!
Я протянула менеджеру клатч, тот взял его с вымученной улыбкой, словно я дала ему грязный памперс. В Женеве не принято размахивать наличкой, хотя все прекрасно знают, что местный банковский бизнес построен на отмывании денег. Менеджер нажал кнопку под столом, в комнату тут же вошла стройная девушка в черном брючном костюме и забрала деньги, взяв их с некоторой брезгливостью, как будто предпочла бы воспользоваться щипцами. Я заметила, какой взгляд она бросила на Стива, и на всякий случай накрыла его руку своей ладонью. Следующие несколько минут менеджер со страдальческим выражением на лице спрашивал, нравится ли мне в Женеве, пока девушка не вернулась с моим изрядно похудевшим клатчем и банковской книжкой, на обложке которой красовалось мое имя.
– На какой адрес мадемуазель желает получать корреспонденцию?
Черт! Об этом я не подумала! Представить себе выписки со счета в швейцарском банке валяющимися на столе, за которым завтракают мои корейские соседки, я решительно не могла.
– На данный момент я нахожусь в поиске новой квартиры, – неуверенно промямлила я.
– Понимаю вас, мадемуазель, но вы ведь будете заезжать в Женеву? – услужливо подсказал мне менеджер, понимавший, что в будущем Стив может оказаться ценным клиентом.
– Ну конечно! Ярмарка современного искусства в Базеле, разумеется…
– Тогда от лица банка «Оспрей» могу предложить вам следующий вариант: номерная ячейка, ключ от которой будет только у вас. Для корреспонденции. Наши клиенты считают такую услугу очень удобной, если они… много путешествуют.
Вот это мне понравилось! Много путешествуют! Видимо, он считает меня кем-то вроде Холли Голайтли!
– О, это было бы очень кстати, благодарю вас!
– Тогда, пожалуйста, еще одна подпись, мадемуазель.
В комнату снова вошла девушка в черном костюме, я подписала нужные бумаги, а Стив ничего не заметил – как всегда, писал эсэмэски.
В тот же день я улетела в Рим. От шампанского я отказалась с видом бывалой гостьи в салонах бизнес-класса, получив от этого удовольствие. Со Стивом я распрощалась с некоторой неловкостью, хотя сомневаюсь, что он это заметил. И хотя он не совсем понимал, что сделал для меня, но все равно очень хорошо ко мне относился. Если бы речь шла о каком-нибудь другом мужчине, то я отблагодарила бы его как положено, устроив прощальную оргию на тщательно подобранных маэстро Альберто простынях «Пратези», однако мне хватило ума не предлагать ему секса. Простого спасибо было явно недостаточно, а больше мне предложить ему было нечего – по крайней мере, ничего, что я могла бы ему объяснить в надежде на понимание. Возможно, в глубине души Стив еще помнил, каково быть робким умником-чудаком, который радуется тому, что кто-то его ценит и любит. Если я скажу ему, что понимаю, какой он на самом деле, и все равно по-своему люблю его, то он ничего не поймет и сконфузится. Поэтому я просто обняла его и пообещала скоро объявиться. Он кивнул, хотя слишком хорошо знал, чего стоят все эти объятия и обещания, и я оставила его в чарующем мире финансовых рынков.
Некоторое время я предавалась фантазиям насчет того, что можно сделать на такие деньги, но недолго. Десяти штук хватит, чтобы оплатить ужин на шестерых в «Миллиардере», не более того. Сбережений от «подарочных» денег Стива хватит на пару дней безбедной жизни в Риме: походить по галереям, вкусно поесть. По возвращении в Лондон можно отправить пару сотен фунтов маме, пожить в старой квартире, пока не найду работу в какой-нибудь галерее современного искусства, потихоньку скупать нужные мне лоты на стороне, а там поглядим. Возможно, через некоторое время я смогу позволить себе небольшую студию, но сначала надо рассчитаться с банком. Хорошее начало, пусть и скромное. В любом случае в отчаяние впадать не от чего, и почему-то меня не смущал даже тот факт, что Руперт наверняка позаботился о том, чтобы мое имя оказалось в черном списке. Более того, этот факт меня очень даже устраивал.
Пока наш самолет стоял на взлетно-посадочной полосе, ожидая вызова к нужному выходу во Фьюмичино, все итальянцы как по команде достали телефоны. Я последовала их примеру и написала сообщение Дейву. Раньше я не решалась связаться с ним, боялась, что может подняться шумиха из-за смерти Джеймса, а вот теперь было самое время.
Привет, это Джудит. Буду в городе пару дней. Хочу пригласить тебя в бар, если ты не против. Прости за ту жуткую сцену, надеюсь, все ОК! Целую, Д.
Телефон тут же пиликнул в ответ.
Я из-за тебя работу потерял. Подумай об этом. Д.
Внезапно я снова очутилась в «Гштаде», как будто кто-то из девочек показал мне бессвязное и непонятное сообщение от бойфренда. Он написал «целую» или «обнимаю»? Это что-то значит? Зато я прекрасно знаю, что значит, когда в конце сообщения не пишут «целую». Это значит, что человек в ярости. С какой радости Руперт уволил Дейва?! Он же делал только то, что я ему сказала, не такое уж нарушение, чтобы из-за этого увольнять! Я тут же нажала кнопку «позвонить отправителю».
– Джудит, что тебе надо? – спросил он, и хотя было не очень хорошо слышно из-за работающего у них дома телевизора, отвращение в его голосе я прекрасно расслышала.
– Дейв, мне так жаль! Я понятия не имела! Я позвоню Руперту и скажу, что это я во всем виновата! Если бы я понимала, что ты рискуешь потерять работу, то никогда бы тебя об этом не попросила! Я же знаю, как много для тебя значит эта работа! Руперт не имел права увольнять тебя… – неуверенно закончила я.
– Не имел, но уволил.
– Дейв, прости меня…
– Не утруждайся, Джудит. У нас все будет в порядке, – сухо ответил он.
Я вспомнила о его жене, и совесть стала мучить меня еще сильнее, если такое, конечно, возможно.
– Дейв, я все улажу! Обещаю тебе, я все улажу! Может, поговорить с твоим другом Майком? Может быть, я…
– Перестань, Джудит! Займись лучше своей жизнью, в мою не лезь! – оборвал меня Дейв и бросил трубку.
Мне стало плохо, куда хуже, чем когда я обнаружила тело Джеймса. Я знала, сколько зарабатывают грузчики, ветеранская пенсия – тоже смешные деньги… В отчаянии я закрыла лицо руками. Из-за привычки совать нос не в свое дело я разрушила человеку жизнь! Как только вернусь в город, отдам ему половину всех своих денег! Но тут я вспомнила о кредите, аренде квартиры, о том, как купалась в море на Сардинии, о кисловатой сперме Джеймса на моих губах, о том, что я вчера провернула в Женеве, и поняла, что не смогу так поступить. Просто не смогу.
Часть третья
Взгляд снаружи
Наша вторая встреча произошла совершенно случайно. Я собиралась шикануть напоследок и снять номер в «Хасслере» с видом на Испанскую лестницу, но, несмотря на мои попытки подкупить администратора купюрой в сто евро и обворожительной улыбкой, все номера с видом, разумеется, оказались заняты. Тратить столько денег, а потом смотреть в окно на Римскую стену не имело никакого смысла, но пока администратор проверял наличие номеров, я заметила в базе знакомое имя: Кэмерон Фицпатрик! В последний раз я мельком видела его на той жуткой вечеринке «Тентис и Тентис», он разговаривал с Рупертом. Фицпатрик работал арт-дилером, время от времени я звонила ему по делам отдела. Он заведовал странноватой старомодной галереей, находившейся в одном из заброшенных зданий XVIII века недалеко от Театра Адельфи. Из-за довольно беспутной внешности и вечного легкого румянца от выпитого виски казалось, что лишь искусное словоблудие спасает его от судебных приставов, но это впечатление было ложным: он действительно отлично разбирался в редких работах художников второго эшелона. Призадумавшись, я вспомнила газетную заметку о недавно обнаруженном им автопортрете матери Оскара Уайльда. Часы над стойкой показывали пять минут первого – самое время выпить аперитив. Может, стоит подзадержаться здесь, вдруг встречу его? Мне хотелось разузнать, ходят ли слухи о моем увольнении. Конечно, я не представляла никакой ценности для «Британских картин», поэтому вряд ли выходку Руперта кто-нибудь заметил, однако в любом случае в моем положении не стоило упускать такой контакт, раз уже я решила заниматься этим бизнесом. Я спросила у администратора, у себя ли синьор Фицпатрик, получила отрицательный ответ и отправилась на террасу отеля, где заказала бокал просекко и принялась наблюдать за тем, что тут происходит. Прошло полчаса, Фицпатрик так и не появился, и я уже собралась уходить, как вдруг меня окликнул голос с приятным ирландским акцентом:
– Джудит Рэшли?
Кэмерон – неуклюжий здоровяк с густыми темно-каштановыми волосами, пожалуй вполне привлекательный с учетом того, что он занимался искусством и не был геем. Поскольку ему совершенно не обязательно было знать, что его-то я и поджидала, я изобразила удивление:
– Кэмерон! Какой приятный сюрприз!
Я подошла к нему, подставила щеку для обязательного по нынешним временам американского поцелуя, после чего мы неловко замолчали, робко поглядывая друг на друга, как и положено лондонцам.
– Я только что приехал. Ты здесь остановилась?
– К сожалению, нет. Рим в августе? Ты здесь, наверное, по делам? Как твоя галерея?
Мы немного поболтали, пока он регистрировался, доставая то паспорт, то кредитку. В Риме у него назначена встреча с клиентом. Я быстро сообщила, что уволилась из «Британских картин», – Руперт и компания вряд ли станут распространять обо мне сплетни, не того я полета птица, но лучше ничего не скрывать и сразу выложить все начистоту.
– Так ты не здесь остановилась?
– Нет, живу у друзей. Де Гречи, – поведала я Кэмерону с таким видом, будто эта фамилия должна была ему что-то сказать.
В колледже я училась с парнем по имени Франческо де Гречи, переспала с ним разок. А еще в честь его предков была названа какая-то улица во Флоренции.
– Здрово! – уважительно отозвался он.
– Мне тут просто кое-что надо было забрать, – продолжала я, сделав вид, что тороплюсь. – Была рада встрече! – закончила я и сделала паузу.
Как я и рассчитывала, он, разумеется, пригласил меня пообедать. Я притворилась, что удивлена, посмотрела на часы и сказала, что с радостью приму его приглашение. Он поднялся в номер, а я быстро сгрузила сумки обратно в такси и заплатила водителю, чтобы тот отвез их в небольшую гостиницу в Трастевере, где я когда-то останавливалась. А вот де Гречи, быстро решила я, пусть проживают в очаровательной старинной вилле недалеко от Боргезе.
Когда Кэмерон спустился, на нем был все тот же темно-синий костюм, а вот официальная рубашка и галстук уступили место рубашке из жатого белого льна. В талии он немного располнел, но в целом мужчина был симпатичный, если, конечно, в принципе интересоваться таким типажом.
– Ты хорошо ориентируешься в Риме? – спросил он.
– Почти ничего не знаю, – развела я руками, решив, что всегда лучше притворяться святой простотой.
Пока Кэмерон вел меня через толпу зевак-туристов, мы немного поболтали о том, где бывали в Италии. На фоне площадей, укрытых толстым золотистым одеялом пыльной жары, узкие серые улицы казались зловещими и таинственными. Мы вышли на небольшую площадь, укромное расположение которой говорило о том, что ресторан будет неплохой. За столиками на улице сидели мужчины, что-то оживленно обсуждавшие с римским акцентом, – наверное, адвокаты известных политиков, застряли здесь в самую жару, когда все горожане уехали отдыхать на пляжи полуострова. Одинокий турист в бейсболке и насквозь пропотевшей футболке читал французский путеводитель. Я сказала Кэмерону, что полагаюсь на его вкус, и, услышав, что он заказал, лишь с благодарностью произнесла «grazie»[14].
Мне нужно было очаровать его, сделать так, чтобы он наслаждался проведенным со мной временем. Он заказал себе «Негрони сбальятто», потом принесли морские черенки и тончайшую домашнюю пасту с кроликом и карамелизированной цедрой. После первой бутылки лигурийского «Верментино» он вскоре заказал еще одну, хотя я допивала лишь первый бокал, да и то разбавив водой. Кэмерон умел правильно разговаривать с женщинами, надо отдать ему должное, осыпал меня комплиментами, рассказывал последние сплетни, внимательно выслушивал мое мнение и делал вид, что ему интересно. Когда я сочла, что клиент дошел до нужной кондиции, то спросила о таинственном клиенте из Рима.
– Ты не поверишь, – доверительно сообщил он мне, понизив голос и подавшись вперед, – у меня есть настоящий Стаббс!
– Стаббс?! – Я чуть не подавилась своим напитком.
Ну за что мне это??? Почему снова Стаббс?! Я всегда питала искреннюю симпатию к этому парнишке с севера, которого бесконечно унижали лондонские снобы. Неужели он превратился в мое личное наваждение, словно альбатрос с головой лошади? Кэмерон не расспрашивал меня о причинах моего ухода из «Британских картин», а я не стала ничего говорить, поэтому сделала вид, что ахнула оттого, что впервые услышала об этом шедевре.
Потом Кэмерон достал из нагрудного кармана пиджака в несколько раз сложенный каталог, раскрыл его, и я испугалась, что недавно съеденные гребешки снова окажутся на моей тарелке! Я сразу узнала картину и тут же поняла, что задумал Руперт и почему так бесцеремонно уволил меня и беднягу Дейва. Единственное, что меня удивляло, так это собственная тупость: ну как я могла повестись на все это, пытаться стать идеальным сотрудником, если любой человек с минимальным житейским опытом сразу же понял бы, какую аферу затеял провернуть Руперт!
Я просмотрела каталог, одобрительно кивая нужных местах, и отметила про себя, что засранец Руперт хотя бы включил в провенанс полученные мной данные о продаже через «Урсфорд и Свит». Кэмерон сказал, что давно к ней присматривался, ждал, когда все прояснится и картину выставят на аукцион, а потом решил, что следует действовать по-другому, и нашел частного покупателя. Как же я могла ничего не заметить?! Наверняка он тоже в этом замешан, вот о чем они с Рупертом шептались на вечеринке у Тентисов! Нашли деньги на покупку Стаббса у Тайгеров, провели сделку через наш аукционный дом, чтобы ни у кого не возникло сомнений в подлинности картины, а потом сняли ее с торгов и решили продать по-тихому, без лишнего шума и посторонних глаз.
Я была права! Это не Стаббс, и Руперт знал об этом с самого начала. Он наверняка позвонил чете Тайгер и подтвердил, что их «Стаббс» – работа одного из подражателей великого художника того же периода. Поэтому у меня и вышел такой странный телефонный разговор с миссис Тайгер. Потом Кэмерон сделал вид, что работает частным образом, и выкупил у них картину. Как только «шедевр» перешел в собственность Фицпатрика, картину взялся «почистить» какой-нибудь реставратор из Флоренции или Амстердама в грязной мастерской в Ист-Энде, и – с ума сойти! – выяснилось, что это все-таки подлинник! Руперт навел шороху, заведя речь о грядущем аукционе, чтобы снять любые подозрения, и картина получила штамп самого респектабельного аукционного дома в мире – любой покупатель счел бы такую сделку крайне выгодной! На самом деле эти парни никогда и не планировали выставлять картину на публичные торги, поэтому изначально был заложен такой низкий резерв. Если продавец отзывает картину незадолго до начала торгов, он должен оплатить резерв в пользу аукционного дома в качестве штрафа. Кэмерон вполне мог наскрести восемьсот штук, учитывая, что с покупателя они с Рупертом намеревались слупить намного больше. Интересно, сколько они заплатили Тайгерам? Миссис Тайгер была вполне довольна полученной суммой… Ну, скажем, штук двести, значит, вместе с резервом их расходы составили около миллиона. Сумма серьезная, подумала я, сколько же они собираются взять с потенциального покупателя?!
Продумано все было идеально, с юридической точки зрения не подкопаешься – конечно, при условии, что картина подлинная. Мистер и миссис Тайгер могли узнать, что их картину пытаются продать как Стаббса, и поднять шум, но полотно сняли с аукциона до начала торгов – ложная тревога! Если бы кто-нибудь начал задавать вопросы, то Руперт всегда мог сказать, что купил картину, не понимая, как ему повезло, и не представляя истинной стоимости. В случае чего мог бы свалить все на некомпетентных ассистентов. И даже если картина – подделка, в чем я была уверена, клиент может поместить ее в хранилище на год, а потом попытаться продать еще менее искушенному покупателю: каким-нибудь нуворишам из Китая или Эмиратов, помахав перед их носом каталогом, который я держала в руках.
Если я чему и научилась, будучи женщиной, так это одному: если не знаешь, что делать, строй из себя дурочку!
– Но это же просто замечательно, Кэмерон! – с придыханием произнесла я. – И сколько за него дают?
– Джудит!
– Ну давай! Я никому не скажу! Да и кому мне говорить?
Довольно ухмыльнувшись, он растопырил пальцы и поднял руку вверх. Пять лимонов. Не так уж и много, за Стаббса можно легко получить все десять. Пару лет назад Пьер Дэвис из Нью-Йорка продал полотно 1765 года «Скаковая лошадь Джимкрэк с конюхом на Ньюмаркетской пустоши» за двадцать. С другой стороны, пять миллионов они наверняка получат наличкой. Достаточно высокая цена для оригинала, достаточно низкая, чтобы клиент считал, что ему несказанно повезло. Молодцы, ребята, умно!
Внезапно на долю секунды время как будто остановилось. Я перенеслась на десять лет назад и снова, в первый раз в жизни, очутилась в галерее Уффици перед картиной Артемизии «Юдифь, обезглавливающая Олоферна». Стандартный библейский мотив: героиня-иудейка убивает вражеского полководца, но в исполнении Артемизии сцена выглядела дико, почти антихудожественно. Если присмотреться к покрытому тончайшей эмалью клинку у шеи Олоферна, то видно, что меч занесен не ритуально, не напоказ, а уже вошел в плоть под совершенно неэстетичным углом, не пригодным для создания идеальной композиции. Здесь видна рука женщины, которая сама резала головы курам и сворачивала шеи кроликам, чтобы приготовить рагу. Юдифь разделывает Олоферна, как мясник, методично перерезая жилы, ее мускулистые руки напряжены от усилия. В сцене есть что-то бытовое: белые простыни, неуместное кровавое пятно, странное ощущение полной тишины. Вот так поступают женщины, говорит нам Артемизия, молча делают свое дело. Вот так поступают настоящие женщины. Я смотрела на свои запястья, легко касающиеся стола рядом с чашкой эспрессо с долькой лимона, словно находилась где-то далеко-далеко отсюда, однако, несмотря на пронзительную тишину, сопровождавшую это переживание, сердце у меня колотилось так, что казалось, вот-вот задребезжит фарфоровая чашка. Я слишком много обещала ей, той девушке в музее. Я в долгу перед ней. И тогда я поняла, что собираюсь украсть эту картину.
– Наверное, с моей стороны очень невежливо просить тебя показать мне картину? Я просто мечтаю взглянуть на нее!
– Ну почему же! Хочешь, поедем прямо сейчас?
Я сделала вид, что задумалась. Меня ведь ждут друзья… Но может быть, вечером выпьем еще по бокальчику? Потом поужинаем, а там видно будет, тонко намекнула я. Посмотрев в улыбающиеся глаза ирландца, я напомнила себе, что из-за него мы с Дейвом лишились работы. Я оказалась права: Руперт – мошенник и Фицпатрик с ним заодно!
Сказав Кэмерону, что мне пора бежать, я подождала, пока он не запишет мой номер в свой модный телефон с распознавателем отпечатков пальцев, наградила его долгим поцелуем в щеку на прощание, пощекотав волосами, закрывшими наши лица, словно бархатный занавес римских теней.
На ходу я уже начала обдумывать план действий. Я смогу сделать это, обязательно смогу! Сейчас надо успокоиться и думать только о следующем шаге! Я должна убедиться в том, что Руперт и Кэмерон заодно. Кэмерон сказал, что ему давно говорили об этой картине, но не факт, что о ней рассказал ему Руперт. Нужно убедиться в том, что он и был тем самым таинственным покупателем, чье имя никак не могла припомнить миссис Тайгер. Я взяла такси в мой слишком современный для Рима отель на другом берегу Тибра, заселилась в номер и спросила, где у них бизнес-центр. Пока медленный итальянский модемный Интернет устанавливал подключение, я набросала на салфетке список необходимых покупок. Потом пробила Кэмерона по «Гуглу», узнала, кого он еще продавал в последнее время, потом посмотрела картину Стаббса «Скачки в Гудвуде». Раз уж я собираюсь на собеседование, надо хорошенько подготовиться. Продажа этой картины действительно была сорвана. Я взглянула на часы: по итальянскому времени было около четырех, вполне возможно, что Фрэнки еще на работе, а ее номер я догадалась сохранить.
Она сразу подошла к телефону, разговор начался напряженно, мы неуверенно спрашивали друг у друга, как проводим лето, но потом я все-таки задала ей интересовавший меня вопрос:
– Слушай, окажи мне одну услугу. Помнишь Стаббса, которого сняли с торгов? Можешь найти имя продавца? Того, кто приобрел ее у изначальных хозяев?
– Не знаю, Джудит… Ты так внезапно уволилась, даже не попрощалась. Руперт сказал нам, что…
– Ладно, Фрэнки, не хочу ставить тебя в неудобное положение. Я все понимаю. Если тебе это сложно, я сама разберусь.
– Хорошо, – отозвалась она, немного помолчав, потом в трубке раздался шелест страниц: Фрэнки листала каталог. – Здесь написано просто: «Из частной коллекции».
– Нет, это я и так знаю. Надо пойти в бухгалтерию – они же взяли с продавца резерв, а потом взыскали с него неустойку за то, что он отозвал картину с торгов.
– Я не имею права, Джудит…
Меня охватило жуткое чувство вины. Дейв уже лишился работы… Но сейчас появился шанс все исправить! Когда Руперт наехал на меня, я просто струсила, но теперь я через многое прошла и уже не та, что раньше. Пока Фрэнки думала над моей просьбой, я вспомнила обо всем, что привело меня сюда. Еще пара усилий – и я смогу развернуть свои новые радужные крылья и воссиять в солнечном свете! Боже мой, как поэтично!
– Знаю, но я буду тебе очень-очень признательна, – заговорила я, смущенно и умоляюще.
– Я бы с радостью помогла тебе, но я… Я не хочу ничего натворить.
Эх, Фрэнки, добрая душа! Конечно, она во всем этом не участвовала… Да у нее и денег-то таких отродясь не водилось.
– Мне предлагают работу, и я должна подготовиться к собеседованию. Фрэнки, пожалуйста, у меня уже совсем с деньгами туго…
Упоминание о бедности в разговоре с людьми вроде Фрэнки практически то же самое, что финальный свисток для школьного учителя физкультуры. Даже находясь далеко от нее, я поняла: решение принято.
– Ну ладно, попробую. Напишу тебе попозже, только никому не говори, поняла?