Хейсар Горъ Василий
Воодушевленные ее реакцией воины подхватили хозяина «Колеса» под локти, затащили его на второй этаж, в его присутствии осмотрели все пять оплаченных Вагой комнат, дождались нашего появления и… онемели, услышав, что Мэй собирается ночевать со мной.
Обе хейсарки и Вага отреагировали резче: женщины мрачно сдвинули брови к переносице и возмущенно зашипели, а побратим короля Неддара прищурился и недовольно посмотрел на меня – мол, ты понимаешь, что творишь?
Я пожал плечами и криво усмехнулся: «Понимаю, но сделать ничего не могу…»
Сообразив, что одного взгляда мало, Крыло Бури скрипнул зубами и гневно раздул ноздри:
– Кром, ты…
– Это МОЕ решение! – перебила его Мэй. – И оно не обсуждается…
Вага поиграл желваками и сдался: склонил голову и отступил назад, чуть не сбив с ног Даратара Полуночника. Тем самым выбив его из ступора.
– Ашиара, ты НЕ МОЖЕШЬ ночевать в одной комнате с мужчиной, не являющимся твоим близким родственником!!! – сжав кулаки и качнувшись вперед, прошипел жених. – Это бросает тень на твое имя!!!
Мэй презрительно оглядела его с ног до головы и тряхнула головой. Так, что тоненький локон, перевитый белой лентой, упал ей на грудь:
– Ты ослеп, воин! И потерял дорогу. Поэтому я тебя больше не держу…
– Что? – растерялся хейсар.
Баронесса его не услышала – взглядом показала мне на дверь одной из комнат, дождалась, пока я ее открою, и спокойно вошла внутрь.
Я шагнул следом и, уже прикрывая створку, услышал тихий голос леди Этерии Кейвази:
– Ты искал путь к ее сердцу?
– Да, ашиара!
– Так вот, ты его уже не найдешь…
…Следующие минут пятнадцать, пока водоносы «Сломанного Колеса» таскали в комнату горячую воду, Тиль, наперсница леди Мэйнарии, пыталась объяснить баронессе, что ее поведение неправильно. Что уважающая себя девушка должна ночевать либо с матерью, либо с сестрами, либо с родственницами женского пола. А в тех редких случаях, когда нет такой возможности, – со служанками, с отцом или кровными братьями.
Видимо, безумно эмоциональный монолог, во время которого хейсарка то и дело поминала Бастарза, Найтэ и Хэль, довел баронессу до бешенства, так как, дождавшись, пока бочка наполнится, она собственноручно закрыла ставни, опустила засов на двери и начала раздеваться! «Забыв» попросить меня отвернуться.
Конечно же, я сделал это сам – повернулся к ней спиной и уткнулся лицом в стену – но сам факт того, что меня оставили в комнате во время переодевания, Тиль просто убил:
– Ашиара, а… он?
– Он – больше чем мать, отец, сестры и братья, вместе взятые… – выдохнула Мэй. – Он – Дар… Бастарза!
У меня екнуло сердце: она говорила не для нее, а для меня! И хотела сказать не «Дар Бастарза», а «Дар Вседержителя»!!!
Тиль молчала минуты полторы. А когда за моей спиной плеснула вода, собралась с духом и спросила:
– А как же… э-э-э… муж?
– Я отдала Крому все, что у меня есть… А муж – будет только мужем…
Настроение, и так бывшее омерзительным, стало еще хуже. Я поискал рукой посох, потом вспомнил, что отдал его королю, и в очередной раз пожалел, что согласился на его предложение.
– Мэй – последняя в роду. И – женщина… – глядя на меня, вздохнул Вейнарский Лев. – По законам Вейнара – сухая ветвь. Понимаешь?
Что тут было понимать – после ее замужества лен Атерн должен был перейти к другому роду.
– По сути, я должен выдать ее замуж и забыть о ее существовании. Но Латирданы в долгу перед д’Атернами. И не оплатить ей этот долг я не могу…
– А что, есть другой выход, сир? – осторожно поинтересовался я.
– Есть! – кивнул король. – Я могу выдать ее замуж за хейсара…
– И что при этом изменится?
Неддар качнулся с носка на пятку и обратно, потом посмотрел на леди Этерию и грустно улыбнулся:
– Мэйнария д’Атерн – гард’эйт! И при этом – девушка… Обычно тех, кто отдал свое сердце другому, начинают превозносить после смерти. Но в ее случае все по-другому: выступив в суде, она УЖЕ шагнула на эшафот и тем самым доказала, что ее клятва – не просто слова. Поэтому Шаргайл забурлил…
– Не только поэтому! – тихонечко добавила Этерия Кейвази. – Старейшины хейсаров потрясены тем, что род, породивший и ори’т’анна[68], и женщину-гард’эйт, может прерваться!
– Угу… – кивнул король. – Так и есть… В общем, они посоветовались с увеем[69] и предложили мне выход: Мэйнария выбирает достойнейшего из нескольких младших сыновей глав известнейших родов Шаргайла и выходит за него замуж. Во время свадебной церемонии ее избранник отказывается от своего рода и входит в ее. А их первенец становится бароном д’Атерн!
Я мрачно усмехнулся и пожал плечами:
– Звучит красиво, сир! Но чтобы все это сложилось, баронесса должна отказаться от данной клятвы. Должна, но… не откажется!
Латирдан скривился, как от зубной боли:
– Я знаю. Поэтому и прошу тебя дать ей два года…
– Простите, сир?
– Ты ведь пока не завершил свой Путь, правда? Так сделай последний Шаг не сейчас, а тогда, когда твоя гард’эйт родит и хоть чуть-чуть вскормит ребенка!
– Сир, я…
– Вдумайся в то, что я предлагаю! – взмолился король. – Это не отказ от клятвы! И не обман своего Бога – ты просто подаришь два года счастливой жизни человеку, который готов за тебя умереть!
– Мы уважаем твой Путь и понимаем, что остановиться в шаге от того, к чему ты стремился всю свою жизнь, безумно тяжело! – схватив меня за руку, пылко воскликнула баронесса Кейвази. – Но ты – сильный! Ты – мужчина! И ты сможешь!
– А если она родит не сына, а дочь? – опустив голову, спросил я.
– Как только у них родится ребенок, ее муж станет полноправным бароном д’Атерн. И сможет привести вторую жену…
«Два года… – мрачно подумал я. – Пятнадцать десятин до окончания траура, свадьба, беременность и несколько месяцев на вскармливание ребенка… И все это время – рядом с ней…»
Сердце бухнуло в грудную клетку и остановилось: я воочию увидел Мэй стоящей перед бочкой в чем мать родила и задохнулся от желания.
Словно почувствовав мое состояние, Мэй тяжело вздохнула и буркнула:
– Мне не хватает взгляда…
– Что? – не поняла Тиль.
– Ничего… – грустно ответила она и вздохнула: – Ладно, некогда рассиживаться. Помоги помыть волосы, пожалуйста…
Глава 9
Брат Ансельм, глава Ордена Вседержителя
Шестой день второй десятины
первого травника.
…Как и обещал брат Айрин, первая же ложка густого наваристого бульона заглушила мерзкий вкус выпитого отвара, а аромат свежеиспеченного хлеба перебил гнусный запах лечебных мазей.
Благодарно кивнув сидящему рядом с ложем лекарю, Ансельм открыл рот и с удовольствием проглотил очередную порцию исходящего паром варева.
– Пахнет изумительно… – подхватив ложкой крошечный кусочек куриного мяса, улыбнулся Айрин. – Ну-ка, открываем ротик и… ой, простите, ваше преподобие!!!
Отличное настроение, в котором глава Ордена Вседержителя пребывал с самого рассвета, словно ветром сдуло – с ним обращались как с несмышленым ребенком!
Он грозно нахмурил брови и холодно процедил:
– Три ночи на горохе[70]. Две сотни повторений «Покаяния» и три сотни – «Смирения»!
Лекарь сгорбил плечи и опустил взгляд:
– Как прикажете, ваше преподобие…
– Ну, и чего расселся? Корми дальше!
Тощая и пахнущая травами рука, ощутимо дергаясь, устремилась к тарелке. А из груди брата Айрина вырвался сокрушенный вздох: по его мнению, наказание было чрезмерно жестоким.
«Сам виноват…» – угрюмо подумал Ансельм, открыл рот и тут же его захлопнул, вопросительно уставившись на брата Бенора, выскользнувшего из-за портьеры.
– Брат Рон, ваше преподобие! – доложил монах и шевельнул пальцами, показывая, что иерарха стоит принять немедленно.
– Приглашай… – распорядился глава Ордена, потом повернулся к брату Айрину и взглядом показал ему на дверь.
…Ворвавшись в опочивальню Ансельма, брат Рон осенил себя знаком животворящего круга и ослепительно улыбнулся:
– Прекрасно выглядите, ваше преподобие: на щеках наконец появился румянец, а в глазах – жажда жизни!
Почувствовав, что веселость иерарха настоящая, а не показная, глава Ордена Вседержителя обрадовался, решил пересесть повыше, но вовремя вспомнил про свое состояние и отрывисто бросил:
– Рассказывай!
Иерарх подошел поближе к ложу, засунул руки в рукава сутаны и продемонстрировал два ряда ослепительно-белых зубов:
– Пришло письмо от брата Растана!
– Ты сияешь так, как будто он удавил Латирдана… – раздраженно хмыкнул Ансельм.
– Увы, ваше преподобие… – Монах развел руками, но улыбаться не перестал: – Короля Неддара охраняют уж очень хорошо. А вот графа Рендалла, как оказалось, не очень!
– Достали? – недоверчиво выдохнул глава Ордена Вседержителя.
– Ага: он – при смерти!
– Как?
– Брат Растан, конечно же «совершенно случайно», столкнулся на улице с женой одного из дворцовых поваров… – хохотнул иерарх. – И был до глубины души «поражен» ее красотой. Сделал ей учтивый комплимент, восхищенно улыбнулся…
– Короче!!! – нахмурился глава Ордена.
– Снял домик для свиданий и в первый же визит «возлюбленной» познакомил ее с братом Годримом… – торопливо пробормотал Рон. – А на следующий день она привела к нему мужа…
– И?
– Годрим убедил его в том, что он тоже повар, «поделился» с ним рецептом какого-то редкого блюда и кое-какими приправами…
– Чем все закончилось?! – рыкнул Ансельм.
– Повар подсыпал Рендаллу в ужин щепотку Черного Льда[71]!
Глава Ордена Вседержителя почувствовал, что его губы сами собой расползаются в мстительной улыбке:
– Думаю, ему было о-о-очень вкусно!
– Ага…
– Как считаешь, он выживет?
– Не думаю… – осклабился иерарх. – Мэтр Регмар, лекарь Неддара Латирдана, почему-то решил, что состояние Грасса – следствие перенесенного удара. И не просто решил, а убедил в этом еще и Арзая Белую Смерть…
– То есть повар – на свободе и продолжает готовить? – ошарашенно уточнил Ансельм.
– Да, ваше преподобие!
– Прелестно! Дайте Грассу порадоваться жизни эдак с десятину, а потом накормите Льдом еще раз…
– Накормим, ваше преподобие… – ухмыльнулся иерарх. – А потом с удовольствием оплачем!
– Ладно, плакальщик, рассказывай, что еще хорошего…
Рон почесал подбородок и зачем-то посмотрел в окно:
– Хорошего? Брат Кольер собрал и испытал уже семнадцать обычных и четыре тяжелых метателя. Таким образом, их у нас стало двадцать два – если, конечно, считать тот, который отправили в Берн…
– А что брат Малюс?
– Он в диком восторге: утверждает, что научился метать ведерный[72] сосуд с Огнем Веры почти на целый перестрел[73]…
– Ого!
– Да-а-а!!! – закатил глаза иерарх. – Жду не дождусь возможности посмотреть на это чудо своими глазами!
– Посмотришь. Через месяц. Когда поедешь в Парамскую обитель принимать работу…
Уловив в голосе Ансельма нотки раздражения, брат Рон виновато потупил взгляд и вздохнул:
– Айрин делает все что может…
– Вижу! Рассказывай дальше!
– Хорошо… Я отправил брату Малюсу сотню золотых, чтобы он заказал достаточное количество горшков под Огонь Веры, и на всякий случай послал к нему же еще два десятка братьев-клинков. Кроме того, распорядился найти поляну в глубине Парамского леса, дабы тренировки по стрельбе проходили как можно дальше от любопытных глаз. В ближайшие дни туда перетащат десять метателей и стрелки займутся делом…
– Правильно… – кивнул Ансельм.
Иерарх задумчиво пожевал ус и вздохнул:
– С хорошими новостями, пожалуй, все. Хотя нет, не все – есть подвижки и у брата Дайтера…
…Слово «подвижки» оказалось преуменьшением. Причем сильным: десятник клинков, волею Ансельма вознесшийся до третьего места в иерархии Ордена, взялся за порученное ему дело крайне добросовестно. И, тщательно изучив просчеты своих предшественников, решил подойти к решению проблемы с другого конца – прежде чем ДЕЛАТЬ, попытался ПОНЯТЬ!
Естественно, не самостоятельно, а с помощью тех, кто действительно знает. И приказал братьям-клинкам, засланным в Шаргайл еще братом Ламмом, найти горцев, недовольных своими сородичами.
Те подсуетились и нашли пару изгоев. Или, как себя называло это отребье, ори’те’ро[74].
Десяток золотых, подаренный меч, несколько ничего не значащих обещаний – и у «лишенных корней» развязался язык. Весьма неплохо – по утверждениям Рона, воины, воодушевленные открывшимися перспективами, были готовы на что угодно. И охотно рассказывали как об обычаях, так и о взаимоотношениях между кланами.
Конечно же, не обходилось без преувеличений – воины всячески превозносили свои способности и ни во что не ставили всех остальных. Поэтому братьям-клинкам, неплохо владеющим методикой ведения допросов, пришлось проверять чуть ли не каждое слово, сказанное одним, у другого, и наоборот.
Такой подход к заполнению белых пятен в знаниях Ордена о менталитете хейсаров не мог не принести результата, и на брата Дайтера снизошло озарение – он придумал план, причем сразу из трех слоев. Да, сырой, да, несколько наивный – но реальный!
Представив себе все открывающиеся перспективы, Ансельм не смог удержаться от довольной улыбки: про Вейнар, кость в горле, не дающую Ордену двигаться дальше вот уже два лиственя, можно было забыть. Эдак к середине жолтеня…
…Поворочав идею иерарха так и эдак, глава Ордена Вседержителя открыл глаза и уставился на брата Рона:
– Значит, так: Дайтеру скажешь, что я ОЧЕНЬ доволен и счел его достойным решить более сложный вопрос – вопрос с принцем Бальдром…
В глазах иерарха мелькнуло сомнение:
– Ваше преподобие, вы хотите поручить реализацию его плана мне?
– Да…
– Дайтер может решить, что это решение – результат моих интриг…
– Не решит – пригласишь его ко мне, и я сам объясню ему свои мотивы…
– Так будет лучше… – облегченно выдохнул Рон. – Особенно если вы разрешите ему переселиться в покои брата Ламма и подарите ему пару-тройку молоденьких сестер…
– Переселю и подарю… – кивнул Ансельм. И, взглядом приказав иерарху заткнуться, подробно объяснил, как надо строить общение с изгоями.
К концу рассказа в глазах монаха появилось искреннее восхищение:
– Ваше преподобие, ТЕПЕРЬ этот план просто обречен на успех!
– Угу… Если приложить к нему голову, а не задницу…
…Через пару минут, уточнив кое-какие мелочи и разобравшись с теми обещаниями, которые надо будет дать изгоям, Рон задумчиво уставился в окно и почесал затылок:
– Получается, что мы ничего не потеряли…
– Потеряли? – не понял Ансельм. – В каком смысле?
– На днях Неддар Латирдан отправил в опалу Этерию Кейвази, и я ломал голову, пытаясь понять, через кого еще к нему можно подойти…
– Ты уверен, что это именно опала?
– Да, ваше преподобие! Говорят, что ее вещи из покоев чуть ли не выбрасывали!
– Что ж, бывает и такое… – буркнул Ансельм, шевельнул правой рукой и чуть не взвыл от вспышки боли в сломанной ключице.
– Вам плохо, ваше преподобие? – встревоженно спросил брат Рон.
– Н-нет… Хотел сесть поудобнее… – прошипел глава Ордена и в очередной раз мысленно проклял всех тех, кто был виноват в его теперешнем состоянии.
Легче от этого не стало. Наоборот – дико зачесалась кожа под многочисленными повязками, заныла рана на ягодице и пересохло во рту.
Скосив взгляд на кувшин с обезболивающим, он облизал пересохшие губы и криво усмехнулся – боль была не особенно сильной. Значит, надо было терпеть.
– Разберись, насколько сильно обижены Кейвази. Если очень, то подведи к ним брата потолковее – пусть попробует понять, на что они готовы, чтобы отомстить. Если нет – поспособствуй тому, чтобы их ненависть стала как можно сильнее…
– Как, ваше преподобие?
– Пусти слух, что ею попользовались и бросили! Причем такой, чтобы на добром имени баронессы не осталось ни одного чистого пятнышка. А когда Дамир Кейвази выйдет из себя, мы получим очень неплохого союзника…
– Сделаю… Кстати, о союзниках: как мне кажется, мы можем подтолкнуть к сотрудничеству с нами либо Уверашей, либо Голонов…
Ансельм удивленно приподнял бровь:
– С чего это вдруг?
– Три дня назад в Авероне убили главу гильдии Охранников Вейнара. По уверениям моих людей, единственной реальной причиной этого убийства может быть лишь месть за его недавнее выступление в суде…
– Что за выступление?
– Подробностей я пока не знаю… – вздохнул иерарх. – Знаю лишь только то, что Голоны винят в смерти блудного сына не кого-то, а именно Уверашей…
– Лишних союзников не бывает… – улыбнулся Ансельм. – Поэтому разберись с причиной этой ненависти и предложи нашу помощь. Можно обеим сторонам…
– Но и Увераши, и Голоны беззаветно преданы Латирданам!
– Времена меняются… И если их преданность дала трещинку, то мы ее расширим…
Глава 10
Баронесса Мэйнария д’Атерн
Седьмой день второй десятины
первого травника.
…Щелчок тетивы арбалета, короткое гудение, глухой удар – и неугомонный Итлар из рода Максудов очередной раз поднял коня в галоп, чтобы успеть подхватить на лету падающий с дерева окровавленный комок перьев.
Успел. За мгновение до того, как тельце несчастной птички коснулось высокой – по середину бедра – травы. И, гордо вскинув трофей над головой, заулюлюкал.
– Интересно, ему не надоело? – «восхищенно» глядя на летящего к нам всадника, еле слышно поинтересовалась леди Этерия.
– Судя по выражению лица – нет… – мрачно отозвалась я и постаралась не скалиться, чтобы не расстроить несущегося ко мне «героя»…
…Осадив коня перед мордой моей кобылки, Сокол привстал на стременах и взмахнул зажатой в руке тушкой:
– Услышь меня, о, кати’но’сс’ай[75]! Если ты выберешь меня, то в нашем доме никогда не переведется свежая дичь, а дети вырастут сильными и здоровыми…
– Твоя рука – тверда, как слезы Эйдилии[76], а взор остер, как взор орла… – стараясь следовать советам Ваги как можно точнее, «приветливо» улыбнулась я. – Но для того, чтобы я услышала твою Песнь, умения разить птичек слишком мало…
Соперники Итлара увидели в моем ответе завуалированную издевку и расхохотались. Он – почему-то обрадовался:
– Труден путь к вершине Ан’гри[77], но первый шаг я уже сделал… Пройдет несколько десниц – и к моим ногам падет весь Горгот!
– Зачем тебе весь Горгот, Сокол? – выгнув бровь, ехидно поинтересовался Даратар Полуночник. – Неужели тебе мало одной леди Мэйнарии?
– Чтобы бросить его к ее ногам!!! – выкрутился воин. И встревоженно посмотрел на меня.
Я сделала вид, что не поняла двусмысленности его ответа и снова улыбнулась. Зря – моя улыбка не только обрадовала Сокола, но и раззадорила остальных.
– Весь Горгот в ногах – это же ни сесть, ни лечь… – хмыкнул Унгар Ночная Тишь. – Знаешь, Вечность, проведенная стоя, – не лучшее будущее для э’но’ситэ!
– Я буду носить ее на руках!
– Всю Вечность? А как же свежая дичь? – захлопал ресницами Медвежья Лапа. – Или ты собираешься отрастить себе еще пару рук?
Поняв, что хейсары опять завелись и не успокоятся, даже если на нас нападут лесовики, я натянула поводья и решительно направила кобылку к опушке.
У женихов тут же испортилось настроение – как же, я собиралась отойти по нужде в сопровождении Крома!
Конечно же, задергались не только они – Тиль пришпорила своего жеребца и, поравнявшись со мной, поинтересовалась, нет ли у меня желания прогуляться вместе с ней, Этерия Кейвази демонстративно нахмурила брови, а Вага Крыло Бури нервно стиснул рукоять Волчьего Клыка.
Реакцию двух последних я, по своему обыкновению, не заметила, а Тиль отказала, сказав, что один спутник у меня уже есть.
Пока хейсарка переваривала ответ, кобылка довезла меня до деревьев и остановилась. Я спешилась, набросила повод на ближайшую ветку, дождалась, пока Кром достанет из чересседельных сумок флягу с водой, и следом за ним нырнула в царство тени.
В лесу было тихо и прохладно. А еще пахло прелой листвой и какими-то ягодами. Настроение тут же скакнуло вверх, и я довольно заулыбалась.
В отличие от меня, Крому было не до улыбок – будь его воля, он оставил бы меня с Тиль. Естественно, после того, как убедился бы в том, что мне ничего не угрожает.
Полюбовавшись на его мрачный оскал, я дождалась, пока он найдет для меня подходящее место и повернется ко мне спиной, подошла к нему вплотную и ехидно хихикнула.
– Опять? – развернувшись на месте и укоризненно уставившись мне в глаза, спросил он.
Я довольно мотнула головой, шагнула к нему навстречу, спрятала лицо на его груди и чуть не заплакала, когда он отстранился:
– Мэй, так нельзя…
– Мне до смерти надоела стрельба по всему, что бегает и летает, комплименты, лесть, воинственные вопли и безостановочная болтовня… – с трудом сдерживая слезы, выдохнула я. – Я хочу… э-э-э… тишины!
– И поэтому ты сбегаешь в лес? – явно поняв, что хочу я никакой не тишины, а возможности побыть с ним наедине, вздохнул Кром.
– Да: после каждой такой остановки они по полчаса молчат!
Он поскреб пальцами шрам на щеке и развел руками – мол, вот она, тишина. Радуйся!
Радоваться в одиночку я не собиралась, поэтому сделала еще один шаг вперед и попросила:
– Обними меня, пожалуйста!
– Мэй!!!
– Что – «Мэй»? – воскликнула я, вцепилась в его нагрудник и встала на цыпочки: – Посмотри мне в глаза! Неужели ты не видишь, что мы – две половинки одного целого? Что я готова на все, лишь бы ты был со мной?! Что в моем сердце нет места ни для каких женихов?!
Кром скрипнул зубами, зачем-то посмотрел в сторону дороги и опустил взгляд:
– Нам пора… Давай поговорим об этом вечером?
Я обрадованно кивнула, потянулась к его щеке, чтобы коснуться ее губами, и, конечно же, промахнулась – он без особого труда выскользнул из моего захвата и спрятался за дерево!
Мне стало смешно и приятно – я видела, как он смотрел на мои губы перед тем, как увернуться.
Поэтому я раскинула руки, уставилась на клочок синего неба над головой и закрутилась в безумном танце…
…Следующие несколько часов я тихо сходила с ума, не замечая ни стремительно темнеющего неба, ни перешептываний Тиль и ее подруги Сати, ни мрачных взглядов Ваги и женихов: Кром ехал совсем рядом, стремя в стремя, и я умирала от желания прикоснуться коленом к его колену.
Нет, смотреть на него я себе не позволяла: слушала рассуждения леди Этерии о куртуазной поэзии Белогорья и, кажется, даже высказывала свое мнение. Но при этом видела перед собой лицо Крома, раз за разом мысленно повторяла его слова «мы поговорим об этом вечером…» и представляла себе этот разговор.
Хотя нет, не разговор, а взгляды. Его взгляды: самый первый, в котором должна была плескаться боль напополам с решимостью следовать своему Пути. Второй, который должен был появиться в середине разговора, – с постепенно разгорающимися искорками сомнения и робкой надеждой. И, конечно же, последний – полный чистой, незамутненной радости, нежной любви и безумного желания.