Минус одна минута. Книга третья. Последняя земля Тимошенко Галина
И Тимофей нехотя пояснил:
– Каждый такой функционал наглядно демонстрирует всем окружающим, что за человек его прототип. И если прототип хочет чего-нибудь гадостного… Кстати, ты, я надеюсь, не сомневаешься, что в глубине души каждый человек хоть чего-нибудь гадостного да хочет?
Герман изобразил лицом что-то неопределенное, и Тимофей удовлетворенно кивнул.
– Так вот если прототип чего-то гадостного все-таки хочет, то у него появится функционал, который это гадостное сделает. И как, по-твоему, окружающие смогут понять, что это сделал не сам прототип?
Герман немного поразмыслил, утвердительно кивнул и все-таки осторожно уточнил:
– Но вы ведь тоже не можете знать, чего хотите в глубине души, правда? Тогда ваши функционалы точно так же будут…
– Заткнись! – яростно взревел Тимофей. – Думаешь, я всего этого не понимаю?! Я не смог иначе! Просто не придумал, как сделать, чтобы было по-другому! Вот такой я идиот!
Ошеломленный Герман даже лицом потек: еще ни разу на протяжении всей его экторской жизни хозяин не высказывался о самом себе в подобном тоне, и теперь он понятия не имел, как на это реагировать.
Тимофей в бессильном гневе стукнул кулаком по подлокотнику дивана и даже замычал – так горестно, будто только что собственными руками разбил драгоценную китайскую вазу какой-нибудь славной эпохи.
Некоторое время он сидел молча, и Герман с некоторым испугом начал подумывать о том, чем ему будет угрожать факт нечаянного присутствия при столь крамольных откровениях хозяина.
Однако через несколько минут Тимофей вдруг спокойно спросил:
– Ты что-то еще знаешь… о моих функционалах?
Эктор даже вздрогнул от неожиданности, но все же заставил себя ответить честно:
– Только о том, который приходил к Антону. Он обошел почти всю Равнину. К нам весь день таскались разные экторы и рассказывали… Словом, все в шоке, потому что извинений от вас никто не ждал.
Он немного подумал и решил бросить шапку оземь:
– Кстати, я тоже удивился. Никогда бы не подумал, что вы… что вас так волнует, как о вас думают другие люди.
Тимофей саркастически усмехнулся:
– Не поверишь – я бы тоже никогда не подумал…
Он покосился на потрясенного Германа и усмехнулся еще ядовитей:
– Вот такая вот сегодня у нас с тобой ночь откровений.
Эктор предпочел промолчать: и так уже сказано раз в сто больше, чем было бы достаточно для внутренней революции. А Тимофей, к вящему собственному удивлению, продолжал:
– Получается, я проиграл Стасу. По всем статьям проиграл. И значит, я отнюдь не так умен, как полагал. Правда, достаточно умен, чтобы это признать, но все-таки… Я ведь даже самолет делаю, чтобы банально сбежать. То есть выглядит-то это так, что я ужасный молодец: смог их всех ослушаться – но ведь все равно это будет бегство, так ведь?
Герман просто места себе не находил: его экторская картина мира трещала по швам. С одной стороны, скептическое ехидство, которым он был наделен по воле самого же Тимофея, было в восторге: и прежде много раз он был свидетелем не самых удачных действий своего хозяина, но тот никогда этого не признавал – а теперь наконец-то признал. С другой стороны, было очевидно: Тимофею сейчас не позавидуешь. Просто ни за что не позавидуешь. В сорок с чем-то лет свалиться с собственного внутреннего пьедестала… Наверное, не у всех после такого получается выжить.
Герман вспомнил, что главная и единственная задача эктора – быть полезным своему хозяину, и вкрадчиво сказал:
– А что, если попытаться все-таки прочесть тетрадь Галилея? Не зря ведь этот ваш… функционал… словари-то принес? Может, окажется, что вы все равно выиграли больше, чем проиграли?
Вот же зараза! Все просчитал… И то, что хозяина не так уж и порадовало получение загадочной тетради, тоже понял. Что ж, если уж получилось намечтать себе такого умного эктора, было бы полным идиотизмом этим не пользоваться.
И Тимофей решительно сказал:
– Ты прав, мой друг, – он снова искоса глянул на явно польщенного эктора и подтвердил: – Празднуй, я свои слова назад не возьму. Пошли, будем изучать латынь.
22.10. За три дня до…
…Ждать ему пришлось долго: ненавистный хозяин дома никак не желал укладываться спать. Двигаясь вслед за его перемещениями по дому, он видел через разные окна, как тот задумчиво бродил по комнатам, время от времени бросался то к книжным полкам, то к письменному столу. Потом он долго тянул очень горячий чай (было видно, как над огромной чашкой кружит легкий парк), принимал душ, стелил постель…
Переходя от одного окна к другому, он не уставал восхищаться и одновременно злиться: как же превосходно был устроен этот дом! Всего необходимого в нем было достаточно, ничего лишнего не имелось, и все находилось как раз на нужных местах. Чувствовалось, что хозяин точно так же наслаждается устройством своего жилища. Какого же черта тогда он столько времени проводит в этом идиотском домишке в поселке переселенцев?! Будто кот, территорию метит: это мое, и это – тоже мое?
Когда хозяин наконец-таки вышел из душа, распаренный и умиротворенный, он мысленно выругал себя за то, что в своих размышлениях упустил отличный момент напасть, пока тот был расслаблен и наверняка утратил всякую бдительность. Ну ничего, спящий человек тоже вряд ли способен оказать серьезное сопротивление. Осталось подождать совсем немного.
22.20. За три дня до…
– Ты не мог бы сказать, что все это мне померещилось? – ошеломленно пробормотал Стас, не сводя взгляда с опустевшего подоконника, на котором несколько секунд назад стоял двойник Буряка.
Оставшийся в кабинете Буряк ничего на это не ответил: он продолжал остолбенело стоять у двери, глядя туда же, куда и Стас. Только через минуту он с трудом сдвинулся с места и не слишком твердо добрался до первого попавшегося стула.
Стас обернулся на скрип стула, жалобно охнувшего под обвалившимся на сиденье Буряком, и констатировал:
– Понятно. Не мог бы.
Он подошел к Буряку и осторожно (вдруг теперь от безобидных стульев тоже можно ждать всяческих сюрпризов?) присел рядом.
Разговаривать не хотелось. Точнее, не получалось: было неясно, как вообще два взрослых, трезвых и умных мужика могут всерьез обсуждать только что увиденное.
Обоих вернул в реальность резкий стук в дверь. Стас кинул удивленный взгляд на дверь: экторы и прочие вежливые люди в этот кабинет стучали куда более деликатно, а все остальные просто ее распахивали, не обременяясь необходимостью предупредить о своем появлении. Впрочем, в следующую секунду привычное положение вещей было почти восстановлено: дверь открылась, и в кабинет ворвался Артем.
– Конец света? – без всякого выражения спросил Стас, с облегчением рассматривая своего обычно весьма корректного старшего эктора.
В конце концов, что бы ни случилось за пределами института, оно даст возможность отсрочить обсуждение фантасмагории с двойниками.
– Пока не знаю, но скорее всего, – совершенно серьезно ответил Артем. – Экторы целый день рассказывают странные вещи…
Стас пихнул локтем продолжавшего смотреть в одну точку Буряка:
– Просыпайся, шизофреник. Тут, похоже, еще какая-то хрень намечается.
Буряк медленно повернул голову в сторону Артема, честно стараясь сфокусировать на нем взгляд.
Артем негромко продолжал:
– Людей на Равнине стало раза в три больше, чем раньше, при этом новых лиц нет. А Славка Вертухин за десять минут трижды встретил Капитана.
– И что? – непонимающе наморщил лоб Стас.
– Все три раза Капитан шел ему навстречу. При этом обратно он не проходил ни разу, – мрачно разъяснил Артем.
Стас с Буряком переглянулись, что загадочным образом возродило Буряка к жизни:
– Сильно подозреваю, что так было не только с Капитаном, – буркнул он, внимательно глядя на Артема.
Тот только молча кивнул.
– А я сильно подозреваю, что есть что-то еще, что тебе не нравится, – добавил Стас. – Иначе бы ты не ворвался сюда как маленький и очень злобный торнадо.
После утонченно-недовольной паузы Артем нехотя подтвердил:
– Еще как есть. Двоих мужчин избили, троих женщин изнасиловали.
Стас сердито крякнул:
– «Троих»… Окстись, филолог, собирательные числительные не употребляются с существительными женского рода.
– Это единственное, что тебе не понравилось в моих словах? – неприязненно осведомился Артем.
– Тем, что мне не понравилось, должны заниматься экторы-полицейские, а не я, – огрызнулся Стас. – Чего ты с этим к нам-то пришел?
– Прошу прощения, – язвительно поклонился Артем. – Может, вас тогда слегка заинтересует тот факт, что мужчин избил итер Даня?
Тут уж Стас действительно изумился:
– Чего-о?! Даня даже ходить не может, как он мог кого-то избить?!
– Причем между двумя драками, судя по рассказам очевидцев, прошло не больше пяти минут. Только первая драка была в районе Нового холма, а вторая – в поселке переселенцев, – мстительно закончил Артем.
Крыть нечем: последнее сообщение вообще ни в какие ворота не лезло. Еще в начале первой на Стасовой памяти волны дестабилизации тихому и безобидному итеру Дане выстрелами орудий, стрелявших из крепости бывшего малбона Кайрата, перешибло обе ноги. Никакие врачебные усилия добросовестной Цветаны Дане не помогли, передвигался с тех пор он исключительно в инвалидном кресле, а никаких агрессивных устремлений не проявлял вообще никогда. Вообразить, что он мог кого-то избить, потом перебежать с одного края Равнины на другой и отлупить еще кого-то, было категорически невозможно.
Тем временем Артем, видимо, решил их окончательно добить:
– А женщин изнасиловали отшельник Бастер, Антон и… – он слегка запнулся, – и Маргарита.
Стас обессиленно выдохнул:
– Маргарита?..
– Именно так. И Антон, который казачий муж, обожающий свою Ульяночку. И любитель океанских рыб Бастер, который отродясь со двора не выходил.
– Насколько я понимаю, это толькоте случаи, о которых ты знаешь, – резюмировал Буряк, и Артем сокрушенно кивнул.
Стас задумчиво произнес:
– Новый артефакт.
Никто из присутствующих ему не возразил.
– Кстати, Артем, ты же еще не знаешь… – вспомнил Стас. – Когда мы с Буряком минут десять назад вошли в кабинет, тут уже был один Буряк. Только он в окно выскочил, тебя не дождался. Сильное, я тебе скажу, впечатление. Мы как раз собирались хоть что-нибудь на этот счет предположить, а тут ты… Зато теперь все как-то понятнее выглядит.
– В самом деле? – скептически вздернул брови Буряк.
– К сожалению, да, – печально подтвердил Стас. – Похоже, весь наш новый порядок собирается рухнуть. Или даже уже рухнул.
– Объяснить ничего не хочешь? – раздраженно поинтересовался Буряк. – Мы, видишь ли, не такие умные, как ты. Или, может, просто не такие быстрые
Стас решительно встал и направился к двери:
– Полетели к Зинину. Устроим там заседание Совета в суженном составе. Женщин пугать пока не будем.
…К зависти многих жителей Равнины, не одаренных такой бескрайней фантазией, размер зининского двора вполне позволял самолету без ущерба для чего бы то ни было приземлиться прямо рядом с входной дверью. Когда мужчины повыскакивали из любимой Стасовой серебряной птицы и быстро пошли к дому, Артем настороженно окликнул двух других:
– Гляньте на окна! Там, по-моему, фонарик…
Буряк, не замедляя шага, досадливо бросил:
– Пошли быстрее, там все увидим.
Оказавшись у двери первым, он несколько раз изо всех сил постучал. Из дома не раздалось ни единого звука, ни в одном окне не появился свет, зато дверь неожиданно подалась. Буряк тревожно оглянулся на отставших и ринулся внутрь.
Когда все трое уже были в темном коридоре, откуда-то из глубин дома донесся странный сдавленный хрип, и они, не сговариваясь, побежали на звук.
На пороге спальни по-прежнему несшийся первым Буряк споткнулся обо что-то, отчего по стенам метнулся яркий желтый луч, и яростно чертыхнулся. Двигавшийся следом за ним Артем сориентировался быстрее: он нагнулся, поднял с пола фонарик и направил его в сторону начинающего слабеть хрипа.
Над кроватью Зинина склонился какой-то человек, которого в следующую секунду отшвырнул в сторону Стас.
На шею Зинина была наброшена петля из прочного капронового шнура, и историк с багровым лицом и панически выпученными глазами скрюченными пальцами неловко пытался сорвать ее с себя.
Сердобольный Артем склонился над пострадавшим хозяином дома, пытаясь сообразить, как ему можно сейчас помочь. Стас в это время со всего маху врезал нападавшему кулаком в лицо. Буряк готовился сделать то же самое, напряженно вглядываясь в полутьме в смутно знакомое лицо противника. Он уже даже занес руку, но в этот момент Стас болезненно охнул и потрясенно уставился на стоявшего перед ним человека, который и глазом не моргнул, получив мощный хук в челюсть. Буряк едва успел остановить занесенную руку.
– Это еще что за черт?! – неуверенно проговорил Стас, кривясь от боли и рассматривая свой кулак.
Человек перед ним рванулся влево, явно намереваясь добраться до двери, но так и не пострадавший Буряк успел выставить ногу, и тот с размаху шлепнулся на пол, опять-таки не издав ни единого звука.
На всякий случай оба уселись поверх поверженного противника и начали изучать разбитые костяшки Стасовых пальцев.
– Будто со всей дури по мраморной стене врезал, – пожаловался Стас. – Робот, что ли?! Это вообще кто?
Буряк крайне неласково ухватил нападавшего за довольно длинные волосы, рванул его голову назад и наклонился взглянуть ему в лицо.
– Похоже, это Игнат, – негромко сказал он.
Нельзя сказать, что новость была ошеломительной: мортал Игнат всегда с очевидностью симпатизировал Тимофею, так что его легко было заподозрить в изрядной неприязни ко всем без исключения членам нынешнего Совета. Но почему именно Зинин?..
Стас оторвался от изучения своей пострадавшей руки, изогнулся, чтобы тоже рассмотреть лицо нападавшего, и удивленно хмыкнул: на лице того в месте удара не наблюдалось ни капель крови, ни даже легкого покраснения.
– Действительно, Игнат… Ты чего делал-то, идиот?! Чем тебе наш Зинин помешал? И почему я об тебя ударился, как об камень?
Лежа на полу с сильно запрокинутой назад головой, говорить мортал явно не мог, но его губы кривила злорадная усмешка.
– Давай перевернем его, – предложил Буряк. – Так он точно ничего не скажет.
Стараясь ни в один момент не ослаблять хватку и пыхтя, мужчины заставили Игната улечься на спину. Стас разместился на ногах мортала, а Буряк уселся на его правую руку, придавив обеими ногами к полу левую.