Библиотека Душ Риггз Ренсом

– О, я очень серьезный клиент.

Я не понимал, что задумала Эмма, но доверял ей достаточно для того, чтобы не перечить.

– А как насчет них? – поинтересовалась Лоррейн, неуверенно глядя на нас с Эддисоном. – Они всегда такие грубые?

– Да. Но в целом они ничего.

Лоррейн прищурилась и смерила нас взглядом, как будто прикидывая, насколько сложно будет вышвырнуть нас из заведения в случае, если возникнет такая необходимость.

– Что ты умеешь делать? – спросила она у меня. – Хоть что-нибудь?

Эмма откашлялась и выкатила на меня глаза. Я тут же понял, что она хочет этим сказать. Солги!

– Раньше я умел поднимать в воздух карандаши и другие предметы, – ответил я. – Но теперь у меня не получается заставить карандаш даже стоять на столе. Мне кажется, я не… не в порядке… не знаю, что со мной.

– Такое случается даже с лучшими из них, – заметила женщина и перевела взгляд на Эддисона. – А ты?

Эддисон закатил глаза.

– Я говорящий пес!

– И это все, что ты умеешь?

– Вот и я иногда задаю себе тот же вопрос, – не удержался я.

– Я не знаю, кто из вас оскорбил меня сильнее, – зарычал Эддисон.

Лоррейн в последний раз затянулась своей сигареткой и щелчком отшвырнула окурок в сторону.

– Ну ладно, милашки. Идите за мной.

Она зашагала по тротуару, а мы на мгновение задержались, чтобы посовещаться.

– Как насчет Харона? – спросил я. – Он сказал ждать здесь.

– Мы отлучимся всего на одну минуту, – успокоила меня Эмма. – И что-то мне подсказывает, что ей известно, где скрываются твари, гораздо лучше, чем Харону.

– И ты думаешь, что она так просто возьмет и все нам выложит? – поинтересовался Эддисон.

– А вот это мы увидим, – ответила Эмма и заспешила за Лоррейн.

У магазинчика Лоррейн не было ни витрины, ни вывески – всего лишь простая дверь с серебряным колокольчиком на шнурке. Лоррейн позвонила в колокольчик, но отворили нам не сразу. Вначале изнутри донеслись звуки многочисленных отодвигаемых в сторону засовов, после чего между косяком и дверью появилась узкая щель, из которой на нас смотрел чей-то глаз.

– Свежее мясо? – спросил мужской голос.

– Клиенты, – ответила Лоррейн. – Открывай.

Глаз исчез, а дверь распахнулась настежь. Мы вошли в прихожую, где нас смерил взглядом швейцар.

Он был одет в массивное пальто с высоким воротником и широкополую мягкую шляпу, надвинутую так низко, что из-под нее виднелся лишь кончик носа. Он преградил путь, сверля нас взглядом маленьких и пронзительных, напоминающих блестящие буравчики глаз.

– Ну что? – спросила Лоррейн.

Похоже, мужчина решил, что опасности мы не представляем, и отступил в сторону.

– Ладно, – произнес он, после чего закрыл и запер входную дверь.

Лоррейн уже вела нас по длинному коридору, и мужчина пристроился позади.

Мы вошли в гостиную, озаренную тусклым дрожащим светом масляных ламп, обшарпанное место, производящее обманчивое впечатление пышности. Позолоченный орнамент в виде завитков и бархатные драпировки украшали стены, куполообразный потолок был расписан изображениями загорелых греческих богов в коротких туниках, а вход обрамляли мраморные колонны.

Лоррейн кивнула швейцару:

– Спасибо, Карлос.

Карлос скользнул в сторону, расположившись в глубине комнаты. Лоррейн подошла к задрапированной стене и потянула за шнур. Ткань уплыла в сторону, открывая широкую витрину из толстого стекла. Мы подошли ближе и увидели, что за стеклом другая комната, очень похожая на ту, в которой находились мы, только меньше. И тут было много людей. Они сидели на стульях и диванах – одни читали, а другие дремали.

Я насчитал восемь человек. Некоторые из них были уже немолоды, и их виски тронула седина. Двоим – мальчику и девочке – явно не исполнилось и десяти лет. Я понял, что все они пленники.

Эддисон хотел задать какой-то вопрос, но Лоррейн раздраженно от него отмахнулась.

– Вопросы будете задавать потом.

Подойдя к стеклу, она сняла трубку, соединенную с нижней частью стены, и произнесла в нее:

– Номер тринадцать!

По ту сторону стекла встал и вышел вперед самый юный мальчик. Его руки и ноги были скованы цепью, и он был единственным из всей этой группы странных людей, кто был облачен в нечто наподобие арестантской робы – полосатый костюм и берет с пришитым к ним номером 13. Он выглядел от силы лет на десять, но на его лице имелась растительность взрослого мужчины – густая остроконечная бородка и брови, похожие на толстых гусениц, из-под которых на нас был устремлен холодный и оценивающий взгляд.

– Почему он в цепях? – спросил я. – Он опасен?

– Увидишь сам, – ответила Лоррейн.

Мальчик закрыл глаза, как будто сосредоточившись. Мгновение спустя из-под края его берета показались волосы, постепенно закрывая его лоб. Его борода тоже росла, скручиваясь в пучок, затем поднимаясь вверх и покачиваясь, как змея перед заклинателем.

– О, святые цапли! – воскликнул Эддисон. – Вот чудеса!

– А теперь смотри внимательно, – ухмыльнулась Лоррейн.

Номер тринадцать поднял свои скованные руки. Острый конец его раскачивающейся бороды устремился к замку, обшарил скважину и вполз внутрь. Мальчик открыл глаза, глядя прямо перед собой застывшим взглядом. Спустя десять или двадцать секунд его скрученная борода начала вибрировать, издавая высокую музыкальную ноту, которую мы слышали даже сквозь стекло.

Замок раскрылся, и цепи упали с его рук.

Мальчик слегка поклонился, а я едва удержался, чтобы не зааплодировать.

– Он может отпереть любой замок мира, – голосом, в котором звучала гордость, объявила Лоррейн.

Мальчик вернулся к своему стулу и журналу.

Лоррейн прикрыла трубку ладонью.

– Он абсолютно уникален, и все остальные тоже. Один умеет читать мысли, причем очень точно. Другой способен проникать сквозь стены от пола и до уровня его плеч. Поверьте, это гораздо более полезное умение, чем может показаться на первый взгляд. Вон та малышка летает после того, как выпьет виноградного сока с газировкой.

– Да неужели? – хрипло пробормотал Эддисон.

– Она с радостью вам это продемонстрирует, – заверила его Лоррейн и, снова приложив к губам трубку, подозвала девочку к окну.

– В этом нет необходимости, – сквозь стиснутые зубы процедила Эмма.

– Это их работа, – успокоила ее Лоррейн. – Номер пять, иди сюда!

Малышка подошла к столу, уставленному бутылками, выбрала одну из них, наполненную какой-то фиолетовой жидкостью, и сделала большой глоток. Опустошив бутылку, она поставила ее на стол, негромко икнула и подошла к стулу с плетеной спинкой. Мгновение спустя она икнула еще раз, и ее ступни начали приподниматься над полом, одновременно вытягиваясь вперед, в то время как ее голова оставалась почти неподвижной. К тому времени, как она икнула в третий раз, ее ноги поднялись под прямым углом к ее телу, и она легла на спину. Теперь единственной ее опорой была спинка стула, расположенная у нее под шеей.

Видимо, Лоррейн ожидала от нас более восторженной реакции, но хотя это зрелище и произвело на нас сильное впечатление, мы продолжали хранить молчание.

– Трудные клиенты, – пробормотала она, отпуская девочку.

– Ну ладно, – произнесла Лоррейн, вешая трубку и оборачиваясь к нам. – Если все это вас не заинтересовало, у меня есть договоренности с другими конюшнями. Ваш выбор ни в коем случае не ограничен тем, что вы увидели здесь.

– Конюшнями, – повторила Эмма. Она произнесла это совершенно безразличным тоном, но я видел, что внутри у нее все кипит. – Значит, вы признаете, что обращаетесь с ними, как с животными?

Лоррейн несколько мгновений изучающе смотрела на Эмму. Затем она бросила быстрый взгляд на мужчину в пальто, замершего в глубине комнаты.

– Конечно нет, – ответила она. – Это очень ценные экземпляры. Их хорошо кормят. Они хорошо отдыхают. Их тренируют с тем, чтобы они могли демонстрировать свои способности в любых, даже самых трудных условиях. И они чисты, как свежевыпавший снег. Большинство из них никогда даже не прикасалось к амбро. У меня в кабинете лежат документы, подтверждающие каждое мое слово. Если хотите, можете сами у них спросить. Номера тринадцать и шесть! – крикнула она в переговорное устройство. – Подойдите и скажите этим людям, как вам здесь живется.

Мальчик и девочка встали и подошли к окну. Мальчик снял трубку.

– Нам здесь очень нравится, – механически произнес он. – Мама с нами очень хорошо обращается.

Он передал трубку девочке.

– Нам нравится делать свою работу. Мы… – Она замялась, пытаясь вспомнить что-то заученное и забытое. – Нам нравится наша работа, – пробормотала она.

Лоррейн раздраженно махнула рукой, отпуская обоих.

– Ну вот, вы убедились сами. Теперь я могу позволить вам провести испытания еще одного или двух, но для просмотра всех вам придется внести какой-нибудь залог.

– Я хотела бы взглянуть на документы, – заявила Эмма, покосившись на мужчину в пальто. – Те, которые хранятся у вас в кабинете.

Ее прижатые к бокам ладони уже начали краснеть. Я понял, что если мы поскорее отсюда не уберемся, нас ожидают крупные неприятности. Какую бы информацию ни предоставила нам эта женщина, она не стоила драки. Что касается попытки спасти всех этих детей… как бы бесчувственно это ни звучало, сперва нам было необходимо выручить друзей.

– Вообще-то, в этом нет нужды, – вмешался я и, наклонившись к Эмме, прошептал: – Мы вернемся за ними потом. Сейчас есть дела важнее.

– Документы, – повторила она, не обратив ни малейшего внимания на мои доводы.

– Без проблем, – пожала плечами Лоррейн. – Пройдемте в кабинет и поговорим по-деловому.

Эмма уже шла за ней, и возможности остановить ее, не вызвав подозрений, у меня не было.

Кабинетом Лоррейн оказались втиснутые в стенной шкаф письменный стол и стул. Не успела она затворить за собой дверь, как Эмма бросилась на нее, прижав ее спиной к этой самой двери. Лоррейн выругалась и начала звать Карлоса на помощь, но притихла, когда Эмма поднесла к ее лицу светящуюся, как спираль электродуховки, ладонь. На блузке Лоррейн, там где ее толкнула Эмма, чернели два обугленных отпечатка.

Раздался сильный стук в дверь, за которым последовало глухое ворчание Карлоса.

– Скажи ему, что ты в порядке, – тихо, но угрожающе произнесла Эмма.

– Я в порядке! – сдавленным голосом повторила Лоррейн.

Дверь за ее спиной затряслась.

– Скажи еще раз.

– Исчезни! – уже более убедительно крикнула Лоррейн. – Я занята с клиентами!

Снова ворчание, затем звук удаляющихся шагов.

– Вы ведете себя очень глупо, – заявила Лоррейн. – Еще никто не сумел меня ограбить и остаться в живых.

– Нам не нужны деньги, – произнесла Эмма. – Ты ответишь на наши вопросы.

– О чем?

– Обо всех этих людях. Ты считаешь, что они тебе принадлежат?

Лоррейн нахмурила лоб.

– Что все это означает?

– Эти люди. Эти дети. Ты их купила. Ты считаешь, что они тебе принадлежат?

– Я никогда никого не покупала.

– Ты их купила и теперь продаешь. Ты рабовладелица.

– Все это работает совершенно иначе. Они пришли ко мне абсолютно добровольно. Я их агент.

– Ты их сутенер, – презрительно уточнила Эмма.

– Без меня они бы умерли с голоду. Или бы их схватили.

– Кто бы их схватил?

– Ты знаешь кто.

– Я хочу, чтобы ты произнесла это вслух.

– Это не самая лучшая идея, – рассмеялась женщина.

– Неужели? – Я сделал к ней шаг. – Это почему же?

– У них везде есть уши, и они не любят, когда о них говорят.

– Я убивал тварей, – произнес я. – Я их не боюсь.

– Значит, ты идиот.

– Можно мне ее укусить? – спросил Эддисон. – Мне очень-очень этого хочется. Совсем чуть-чуть.

– Что происходит, когда они хватают людей? – продолжал допрос я, не обращая внимания на Эддисона.

– Никто не знает, – ответила она. – Я пыталась выяснить, но…

– Я уверена, что ты приложила максимум усилий, – произнесла Эмма.

– Иногда они приходят сюда, – добавила Лоррейн. – За покупками.

– За покупками, – рыкнул Эддисон. – Какое милое выражение.

– Чтобы использовать моих людей. – Она огляделась и понизила голос до шепота: – Мне это не по душе. Никогда не знаешь, сколько человек им понадобится и когда они их вернут. Но приходится давать им все, что они требуют. Я бы пожаловалась, но… Жаловаться нельзя.

– Но ты не жалуешься на суммы, которые они платят, – презрительно фыркнула Эмма.

– То, через что приходится проходить моим людям, и близко не стоит тех денег. Когда я слышу, что они идут, я пытаюсь спрятать малышей. Они возвращают их измотанными, со стертой памятью. Я спрашиваю: «Где вы были? Что вас заставляли делать?» Но дети ничегошеньки не помнят. – Она покачала головой. – Но потом их преследуют кошмары. Жуткие кошмары. После этого продать их становится очень трудно.

– Надо было бы продать тебя, – побелев от гнева, произнесла Эмма. Она дрожала всем телом – Хотя за тебя никто и полфартинга не даст.

Чтобы не ударить Лоррейн, я сунул сжатые кулаки глубоко в карманы. Мы еще не все из нее выудили.

– Как насчет странных существ, которых они похищают в других петлях? – спросил я.

– Они их привозят в грузовиках. Раньше это случалось очень редко. В последнее время грузовики идут безостановочно.

– Сегодня утром тоже пришел грузовик? – наседал я.

– Пару часов назад, – кивнула она. – Солдаты были повсюду. Вооруженная охрана перекрыла улицу. Целое шоу устроили.

– А обычно?

– Обычно все происходит очень тихо. Думаю, здесь они чувствуют себя в безопасности. Должно быть, сегодня прибыло что-то совершенно особенное.

Это действительно были они, – подумал я и задрожал от волнения, о котором мне в ту же секунду пришлось забыть, потому что Эддисон бросился на Лоррейн.

– Я не сомневаюсь в том, что они чувствуют себя здесь в полной безопасности, – рычал он. – Среди таких предателей, как ты!

Я схватил его за ошейник и оттащил от женщины.

– Успокойся!

Эддисон пытался вырваться, и на мгновение мне показалось, что он может укусить и меня, но затем он расслабился.

– Мы занимаемся этим, чтобы выжить, – зашипела Лоррейн.

– Мы тоже, – сообщила ей Эмма. – А теперь рассказывай, куда идут эти грузовики. Но если ты солжешь или это окажется ловушкой, я вернусь и расплавлю тебе нос. – Она поднесла пылающий кончик пальца к носу Лоррейн. – Договорились?

Мне было нетрудно представить себе, как она это сделает. Она черпала силы из бездонного колодца ненависти, о глубине которого я до сих пор даже не догадывался. Несмотря на то, что в подобной ситуации это было как нельзя более кстати, мне стало не по себе. Я не хотел даже думать о том, на что она способна при соответствующей мотивации.

– Они идут в их часть Акра, – ответила Лоррейн, отворачиваясь от горячего пальца Эммы. – За мост.

– Какой мост?

Эмма поднесла палец еще ближе.

– В верхнем конце Дымящейся улицы. Но даже не пытайтесь его переходить, если не хотите, чтобы ваши головы насадили на пики.

Мне показалось, что больше выжать из Лоррейн мы не сможем. И необходимо было решить, что с ней делать. Эддисон хотел ее укусить. Эмма хотела раскаленным добела пальцем выжечь букву Р у нее на лбу, заклеймив на всю жизнь как рабовладелицу. Мне удалось отговорить их. Вместо этого мы заткнули даме рот шнуром для портьер и привязали ее к ножке стола. Мы уже собирались уйти, как вдруг я вспомнил о вопросе, который необходимо было ей задать.

– Странные существа, которых они похищают… Что они с ними делают?

– Мрррф!

Я вытащил кляп.

– Оттуда никто не возвращается, – ответила она. – Но ходят кое-какие слухи.

– О чем?

– О чем-то похуже смерти. – Она язвительно улыбнулась. – Если я правильно поняла, вы скоро и сами это узнаете.

Едва мы переступили порог конторы, как мужчина в пальто бросился на нас, сжимая в руке что-то тяжелое. Но не успел он до нас добежать, как из конторы донесся сдавленный крик, и он остановился, решив, что сначала необходимо позаботиться о Лоррейн. Как только он переступил порог, Эмма захлопнула дверь за его спиной и расплавила ручку, превратив ее в кусок бесполезной окалины.

Так мы выиграли пару минут.

Мы с Эддисоном бросились к выходу, но на полпути я сообразил, что Эммы с нами нет. Она колотила в стекло комнаты с порабощенными странными людьми.

– Мы можем помочь вам сбежать! Покажите мне, где находится дверь!

Пленники вяло обернулись и уставились на нее, не вставая со своих стульев и диванов.

– Разбейте чем-нибудь стекло! – кричала Эмма. – Быстрее!

Никто даже не шелохнулся. Они, похоже, растерялись. Скорее всего, они не верили в возможность спасения, либо они вообще не хотели, чтобы их кто-то спасал.

– Эмма, мы не можем ждать, – произнес я и потянул ее за рукав.

Она не сдавалась.

– Пожалуйста! – крикнула она в трубку. – Хотя бы детей отдайте!

Из конторы донеслись гневные вопли. Дверь затряслась, угрожая слететь с петель. Эмма в отчаянии ударила по стеклу кулаком.

– Да что с ними такое?

Изумленные взгляды. Мальчик и девочка начали плакать.

Эддисон вцепился зубами в подол платья Эммы.

– Мы должны идти!

Эмма выпустила трубку и разочарованно отвернулась.

Распахнув дверь, мы выскочили на улицу. За время нашего отсутствия тут сгустилась желтая пелена, окутав все дымкой, скрывающей из виду окружающие предметы. Когда мы добежали до конца квартала, мы услышали за спиной крики Лоррейн, но ее самой не было видно. Мы свернули за угол, а затем еще раз, пока не решили, что оторвались от преследования. Мы остановились перевести дыхание на совершенно безлюдной улице, у заколоченной витрины заброшенного магазина.

– Это называется Стокгольмским синдромом, – пояснил я. – Когда люди начинают сопереживать своему похитителю.

– Мне показалось, что им просто страшно, – возразил Эддисон. – Куда им бежать? Все это место одна сплошная тюрьма.

– Вы оба ошибаетесь, – покачала головой Эмма. – Они все накачаны наркотиками.

– Ты уверена?

Она отвела с глаз упавшие на лоб волосы.

– Когда после побега из дома я работала в цирке, после одного из моих огнеглотательных номеров ко мне подошла женщина. Она сказала, что знает, кто я, знает других людей наподобие меня, и заявила, что если я буду работать на нее, то смогу заработать гораздо больше денег. – Эмма смотрела вдаль, вспоминая. – Я сказала, что меня это не интересует, но она продолжала настаивать и в конце концов не на шутку разозлилась. Той ночью я проснулась на полу фургона с кляпом во рту и руками, скованными наручниками. Я не могла даже пошевелиться, и мои мысли путались. Меня спасла мисс Сапсан. Если бы она не нашла меня на следующий день, когда они остановились, чтобы подковать лошадь, – Эмма кивнула назад, туда, откуда мы прибежали, – меня могло ожидать то же самое.

– Ты никогда мне об этом не рассказывала, – тихо произнес я.

– Это не самые приятные воспоминания.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось через это пройти, – вмешался Эддисон. – Эта женщина… возможно, это именно она тебя тогда похитила?

Эмма задумалась.

– Все это было так давно. Я стерла из памяти самое худшее, включая лицо моей похитительницы. Я знаю одно. Если бы вы оставили меня с этой женщиной наедине, я не уверена, что мне удалось бы удержаться от того, чтобы ее не убить.

– У нас у всех есть свои демоны, – произнес я.

Внезапно я почувствовал, насколько устал, и, чтобы не упасть, прислонился к заколоченной витрине. Сколько мы уже не спали? Сколько времени прошло с того времени, как перед нами вместо мисс Сапсан появился Каул? Мне казалось, что это произошло несколько дней назад, хотя на самом деле прошло всего десять или двенадцать часов. Но все, что происходило в эти часы, было войной, кошмарными событиями и бесконечным ужасом. Я ощутил, что медленно сползаю на землю. Единственное, что до сих пор удерживало меня на ногах, – паника. Стоило ей ослабнуть – слабел и я.

Я позволил своим глазам закрыться на долю секунды. Но даже в этой черной мгновенной передышке меня ожидали ужасы. Призрак вечной смерти, из глаз которого стекала черная маслянистая жидкость, сидя на корточках, пожирал тело моего дедушки. Те же глаза с вонзенными в них садовыми ножницами и их обладатель, с диким воем погружающийся в болото. Искаженное болью лицо его хозяина, с простреленным животом падающего в бездну. Я уже убил своих демонов, но эти победы были слишком мимолетны, потому что на месте поверженных стремительно вырастали все новые чудища.

Мои глаза распахнулись от звука шагов за спиной. Они доносились из-за заколоченной витрины. Я отскочил и обернулся. Хотя магазин показался нам заброшенным, внутри кто-то был, и этот кто-то собирался выйти на улицу.

Вот она – паника. Я снова был настороже и готов сражаться. Мои друзья тоже услышали этот шум. Мы инстинктивно нырнули за сложенную рядом поленницу. Через отверстия между бревнами я прочитал выцветшую вывеску.

Мандей, Дайсон и Страйп, адвокаты. Нас ненавидят и боятся с 1666 года.

Зашуршал отодвигаемый засов, дверь медленно отворилась. На пороге появилась знакомая черная хламида: Харон. Он огляделся, а затем, решив, что все тихо, выскользнул наружу и запер за собой дверь. Он заспешил в сторону Скверной улицы, а мы начали шепотом совещаться, идти за ним или нет. Мы сомневались, что все еще в нем нуждаемся. Могли ли мы ему доверять? Может, да, а может, нет. Что он делал в этом заколоченном магазине? Возможно, именно этого адвоката он искал? Почему такая таинственность?

Ответов на все эти вопросы у нас не было, и мы решили, что сможем обойтись без него. Мы смотрели ему вслед, не двигаясь с места, пока его фигура не растаяла в пелене.

Мы отправились на розыски Дымящейся улицы и моста тварей. Не желая рисковать, мы решили искать, не задавая вопросов. Все стало значительно проще, когда обнаружились таблички с названиями улиц. На Акре они скрывались в самых неожиданных и неудобных местах – свисали позади скамей на уровне колен или на верхушках фонарей, а порой были выбиты в отполированных булыжниках мостовой под ногами. Но даже с их помощью мы чаще оказывались не там, куда стремились. Казалось, Акр предназначен для того, чтобы сводить с ума тех, кто угодил в его ловушку. Были улицы, заканчивавшиеся глухими тупиками только для того, чтобы снова начаться в совершенно другом месте. Улицы, извивавшиеся столь сильно, что пересекали сами себя. Было две или три улицы вообще без названий. Всем этим улицам было далеко до Скверной, за которой явно тщательно ухаживали, стремясь создать приятную атмосферу для покупателей странных людей. После того как я увидел товар Лоррейн, от одной мысли об этом меня начинало мутить.

Пока мы подобным образом блуждали, я начал осваивать уникальную географию Акра, запоминая кварталы не столько по названиям, сколько по облику. Все улицы отличались друг от друга, и магазины на них тоже были собраны в группы. Скорбная улица могла похвастать двумя похоронными бюро, медиумом и столяром, который работал исключительно с «древесиной, перепрофилированной от гробов», труппой профессиональных плакальщиц, по выходным неизменно выступавших под видом мужского квартета, и бухгалтером по налогообложению. Кровоточащая улица оказалась на удивление жизнерадостной – все дома тут были выкрашены в яркие цвета, а со всех подоконников свисали цветочные горшки и ящики. Даже замыкающая ее бойня радовала глаз нежно-голубыми стенами, и я с трудом справился со странным желанием войти и попросить об экскурсии. Зато Барвинковая улица оказалась настоящей помойной ямой. По самой ее середине протекала открытая сточная канава, над которой тучами роились мухи, а тротуары были завалены гниющими овощами – собственностью зеленщика, предлагавшего хорошие скидки на свой товар и обещавшего вернуть ему свежесть с помощью поцелуя.

Изнуренная улица оказалась всего пятидесяти футов в длину и располагала единственной торговой точкой: двое мужчин торговали бутербродами из корзины на тележке. Вокруг толпились дети, умоляя дать хоть кусочек, и Эддисон тоже свернул к ним, обнюхивая землю в поисках оброненной еды. Я уже хотел его отозвать, как вдруг один из мужчин закричал:

– Кошачье мясо! Вареное кошачье мясо!

Эддисон сам примчался назад, поджав хвост и поскуливая:

– Я больше никогда не буду есть, никогда, никогда…

Мы подошли к Дымящейся улице со стороны Верхнего Потека. По мере приближения к ней кварталы становились все более заброшенными, витрины магазинов и тротуары пустели, а земля чернела от клубящегося у наших ног пепла. Казалось, улица заразилась какой-то медленно вползающей на нее смертельной болезнью. В конце она резко поворачивала направо, и перед поворотом стоял старый деревянный дом, веранду которого охранял не менее старый сторож. Старик подметал пепел растрепанной метлой, но он собирался снова еще быстрее.

Я спросил, зачем ему это нужно. Он резко поднял голову и прижал метлу к груди, как будто опасаясь, что я ее украду. Его босые ноги почернели от пепла, и брюки до самых колен тоже были испачканы сажей.

– Кто-то же должен это делать, – ответил он. – Иначе все пойдет прахом.

Мы пошли дальше, а он снова принялся за свое занятие, хотя его скрюченные артритом пальцы с трудом сжимали древко метлы. Мне в нем почудилось что-то почти царственное. Меня восхитил вызов, который он бросал мирозданию. Он был часовым, отказавшимся покидать свой пост. Последний дозорный на краю света.

Повернув вместе с дорогой, мы зашагали мимо зданий, которые постепенно сбрасывали кожу. Сначала обожженная краска, чуть дальше почерневшие и полопавшиеся окна, затем провалившиеся крыши и осевшие стены. Когда мы подошли к перекрестку с Дымящейся улицей, от домов остались лишь рассыпавшиеся скелеты – хаос обугленных балок, между которыми из толстого слоя пепла сияли угли, напоминая готовые замереть навсегда крошечные сердца. Мы остановились и потрясенно огляделись. Зеленовато-желтый дым поднимался из глубоких трещин в асфальте. Над руинами зловеще возвышались обуглившиеся деревья. Ветер нес по улице пепел, местами собирая его в высокие барханы. Я никогда не думал, что придется очутиться в месте, настолько похожем на Ад.

– Так, значит, это и есть подъездная аллея тварей, – произнес Эддисон. – Этого и следовало ожидать.

– Это все просто нереально, – пробормотал я, расстегивая пальто. Здесь было тепло, как в сауне. Жар сочился отовсюду, проникая даже сквозь подошвы туфель. – Что там рассказывал об этом месте Харон?

– Тут был подземный пожар, – ответила Эмма. – Такие пожары длятся годами, потому что их невероятно трудно потушить.

Раздался громкий хлопок, как будто кто-то открыл гигантскую банку колы, и футах в десяти от нас из трещины в асфальте взметнулся высокий язык пламени. Мы вздрогнули и отскочили в сторону, а затем замерли, приходя в себя.

– Надо как можно скорее уходить отсюда, – произнесла Эмма. – Куда дальше?

Отсюда мы могли двинуться только налево или направо. Мы знали, что одним своим концом Дымящаяся улица упирается в Канаву, а другим – в мост тварей, но мы не знали, что в какой стороне. К тому же дым, туман и тучи пепла не позволяли толком сориентироваться. Сделав выбор наугад, мы рисковали совершить опасный крюк и потерять драгоценное время.

Нас охватило отчаяние, но тут откуда-то из тумана до нас донеслись чьи-то голоса, горланящие незнакомый мотив. Сбежав с дороги, мы спрятались за обуглившимися ребрами здания. По мере того как певцы приближались, их голоса звучали все громче, и нам удалось разобрать слова их странной песни.

Тут они все сделали паузу, чтобы набрать побольше воздуха, а затем окончили песню громовым: «…ШЕСТЬ ФУТОВ ПОД ЗЕМЛЕЙ!»

Задолго до того, как они появились из тумана, я понял, кому принадлежат эти голоса. Смутные фигуры приняли очертания мужчин в черных комбинезонах и грубых черных ботинках. У каждого на поясе весело покачивалась сумка с инструментами. Даже после тяжелого рабочего дня эти неутомимые парни во всю глотку распевали песни.

– Благослови птица их немузыкальные души, – тихонько засмеялась Эмма.

Сегодня мы уже видели, как они работают на берегу Канавы, поэтому логично было предположить, что они идут именно оттуда, а следовательно, в направлении моста. Дождавшись, пока мужчины прошагают мимо и скроются в тумане, мы выбрались на дорогу и пошли следом.

Мы брели по кучам пепла, от которого почернели штанины моих брюк, туфли и щиколотки Эммы и лапы Эддисона до самого живота. Где-то вдалеке рабочие затянули очередную песню, и их голоса странным эхом разнеслись по этой обгоревшей пустыне. Со всех сторон нас окружали руины. Время от времени раздавался резкий хлопок, вслед за которым из-под земли вырывался язык пламени. Но только самый первый испугал нас своей близостью. Нам повезло – изжариться заживо здесь было совсем просто.

Совершенно неожиданно поднялся ветер, черной метелью закручивая и поднимая в небо пепел и горячие головешки. Стало нечем дышать, как мы ни отворачивались и ни закрывали лица. Я натянул на рот воротник сорочки, но это не помогало, и я начал кашлять. Эмма взяла Эддисона на руки, но тут же стала задыхаться. Сорвав с себя пальто, я набросил его на них. Кашель Эммы стих, и я услышал, как Эддисон приглушенно произнес под плотной тканью:

– Спасибо!