Как все начиналось Ефиминюк Марина
– К вам с мальчиком мы приставим двух адептов, ребёнок пока будет с тобой. Сегодня свяжемся с Арвилем Фатиа и решим, что делать. А сейчас идите.
Я кивнула и, взяв Анука за руку, поспешила к двери.
– Асия, – позвал тихо Магистр, я обернулась, – пожалуйста, береги его!
– Обещаю.
Больше всего Марфу раздражала охрана. Адепты, высказывая особенное рвение в несении службы, обыскивали и входящих, и выходящих покупателей. Тётка искренне переживала, что они распугают всю клиентуру, но народу в лавке толкалось как никогда много. В основном это были жаждущие увидеть маленького Наследника, ребёнок их разочаровывал: ни тебе страшных чёрных глаз, ни клыков и даже звериных когтей не нашлось.
Нам же Анук казался идеальным мальчиком: ни капризничал, ни плакал, улыбался, ел с аппетитом и спокойно улёгся днём спать. «Красавец, – шептала Марфа, – был бы твой сыночек, Аська, – вздыхала она, – была бы я счастливая бабка!»
На следующий день, сопровождаемые отрядом адептов, мы с Ануком в закрытой карете прибыли в Совет.
Публика к нашему приезду подобралась колоритная: два Советника Магистра Ануфрия. Один невысокий, с пивным животом и румянцем во всю щеку на круглых гладких щеках, и сам напоминающий бочонок с пивом – Советник Леонид. Второй его полная противоположность – длинный и худой, как жердь, со спутанными седыми вихрами, с фанатичным блеском в выпученных глазах – Советник Георгий. Я им смущённо кивнула и окинула быстрым взглядом остальных.
На диване развалился гном, закинув ноги в грязных кирзовых сапогах на подлокотник. Я с недоумением уставилась на него, как на неведомую зверушку. Гномы, как правило, рыжие, этот же был альбинос. Белые волосы, светло-голубые, почти прозрачные, глубоко посажёные глаза обрамляли такие же белесые ресницы и брови; поджарый, судя по всему, выше обычного гномьего роста.
Прислонившись к широкому подоконнику и задумчиво рассматривая вид из окна, стоял молодой человек. Этот субъект был, наоборот, яркий брюнет. Больше всего он походил на вурдалака, пардон, перевёртыша. Чёрные волосы вороньего пера, бородка клинышком и красные радужные оболочки глаз. Кого же он мне напоминает?
«Он не напоминает вурдалака, он и есть вурдалак! – вдруг поняла я. – Мама!» Помнится, мой папаша водил дружбу с перевёртышем. Каждый раз тот приходил к нам в дом, смотрел на меня своими красными глазищами, но не приближался, а потом напивался, как сапожник, и засыпал на узкой лавке в горнице. «Этот тип больно на того пропойцу походит, – я нахмурилась, – хотя кто их разберёт этих вурдалаков, они все на одно лицо!»
Все, находящиеся в комнате, были напряжены, мне показалось, что ещё немного и между участниками сего действия сверкнёт молния.
– Ася, – нервно улыбнулся мне сидящий за столом Магистр, он единственный старался сохранить, по крайней мере, внешнее спокойствие, – ну, наконец, а то мы вас с Ануком заждались.
Он продолжал улыбаться, отчего в мою душу закралось предчувствие надвигающихся неприятностей.
Я остановилась посреди комнаты. Анук испугался такого количества народа и прижался ко мне.
– Итак, господа, – начал Магистр, – мы обсудили с Арвилем Фатиа сложившуюся ситуацию. К нам уже вчера выехала делегация, возглавляемая его правой рукой Леоном Неаполи, – Ануфрий замолчал, находящиеся в комнате сразу подались вперёд. – Нет, это не объявление войны, визит дружественный.
Раздался всеобщий вздох облегчения.
– Кроме того, Арвиль Фатиа, подозревает, что похититель мог быть человеком, поэтому вся человеческая община в Данийе попадает под подозрение. Боюсь, что некоторых вышлют на родину. Так что готовьтесь, господа, вероятно, начнётся то, чего мы все так сильно опасаемся.
Новость о том, что данийцы людей не съедали, а просто позволяли им оставаться, жить и работать на благостной земле, для меня стало откровением.
– Для того чтобы обеспечить безопасность мальчика, мы с Арвилем пришли к общему решению отправить его обратно в Фатию без лишнего шума, инкогнито, под присмотром специально отобранной группы.
– Но как так? – удивился Советник Георгий. – Мы должны для выяснения всех недоразумений выслать делегацию. Магистр Ануфрий, что могут сделать для погашения конфликта ведьма-недоучка, гном, вурдалак, простите, – он с искренним сожалением посмотрел на брюнета, – перевёртыш и адепт. Они же ничего не понимают в политике! Это же целая проблема! А мы посылаем какую-то гоп-компанию.
Я вытаращилась на Советника, доходило до меня туго. Так значит я еду с маленьким Ануком в Солнечную Донийю? Потом я покосилась на брюнета: так ещё и с настоящим вурдалаком. Они что с ума все посходили? И потом мне что же не спать все время, трясясь, что сей господин как-нибудь ночью в полнолуние превратится в чудище, разорвёт меня на куски и полакомится моей печёнкой?! Если вурдалаки требуют независимости и признания себя цивилизованной расой, это не значит, что они не кушают молодых беззащитных девиц! Да, я такая беззащитная, что меня сам бог велел сожрать!
Из горестных размышлений меня вывел голос Советника Леонида:
– А где, кстати, адепт Иван? – ответа не последовало, и о нем сразу забыли.
– Выслушайте меня, не перебивая! – вдруг рявкнул Ануфрий. – Вслед за ними через несколько дней поедет и делегация, состоящая из магов во главе с Советником Леонидом, – продолжил Глава Совета, пухлый величественно кивнул. – Группа с Ануком тронется в путь на лошадях без повозок, а потому она будет быстрее. До Фатии они доберутся, не привлекая к себе никакого внимания, уже через неделю, а делегация будет ехать почти месяц, и её увидят и заметят все. С делегацией мальчик может быть снова похищен или хуже того убит, – объяснял Магистр Советникам, как школьникам пятиклашкам.
После долгих и нудных обсуждений сего действия все пришли к выводу, что этот план наиболее приемлем. Единственное, что не нравилось никому, в том числе и мне, так это моё участие в походе.
Я проголодалась, у меня устали ноги и очень хотелось чихнуть, а остатки хорошего воспитания этого не позволяли. Анук уже перестал бояться, от нечего делать потрогал все статуэтки в кабинете, нарисовал какую-то каракулю на секретном документе у Магистра Ануфрия, чем вызвал немое удивление всех окружающих, а я широко зевнула.
– Она не должна ехать, – уже в сотый раз произнёс Советник Георгий, – она же была отчислена за профнепригодность из Училища Магии, девушка потенциально опасна. Как выяснилось, её сила не опечатана. Маг-недоучка не может управлять своими способностями.
– Не надо было выгонять, – буркнула я себе под нос. Все документы на отчисление согласовывались и подписывались Советом.
– Прецедент сохранения магии мы рассмотрим по её возвращению. Поймите же Вы, – устало повторил Глава Совета, – без неё Наследник никуда не поедет. Да вы попробуйте сейчас увести его в другую комнату, он сразу превратиться в маленькое чудовище, разнесёт весь кабинет и нападёт на охрану.
– Это дочь Прохора Вехрова? – вдруг спросил вурдалак, в его голосе читался неприкрытый ужас. В комнате воцарилась гробовая тишина, давящая на уши.
Магистр то ли кивнул, то ли пожал плечами.
Я ничего не поняла из этого разговора, но вопрос мне сразу не понравился.
– Решено, – заключил Ануфрий. – Вот, Ася, познакомься, эти люди, – тут Магистр запнулся, – эти господа будут вас с Ануком сопровождать и защищать. Это Виль – наёмник по особо важным делам Совета Магии, – перевёртыш величественно качнул головой, я же уставилась на его кисти: тонкие аристократичные пальцы с острыми чёрными звериными когтями. Голос Магистра снова отдалился. «Значит все же папашкин приятель! Это ж надо так вляпаться! – огорчился внутренний голос. – Вляпалась ты, Аська, по самые уши!»
– Это Пантелей – он изъездил всю территорию Словении вдоль и поперёк и проведёт вас самой безопасной дорогой, он ваш проводник, – продолжал знакомить Ануфрий.
Гном махнул рукой и усмехнулся:
– Для тебя, милая, – обратился он ко мне, – можно просто дядя Пан. А Вам, Магистр, я вот что скажу – за такие деньги я и василиска лично препровожу народ пугать и ещё платочком ему вслед помашу.
Глаза Ануфрия недобро сверкнули, гном не затыкался все утро и своими скабрёзными шуточками и намёками довёл его личного секретаря, премилую девушку Настюшу до слез.
– А это Иван, наш лучший на сегодняшний день адепт, – произнёс Магистр, а потом осёкся, Ивана в кабинете не оказалось, – а где Иван?
– Иван! – крикнул Советник Леонид, краснея, как рак. Этот самый Иван Петушков, горе луковое, вечно портил все показатели! То пьяный на сборы придёт, то в караул с разбитым носом выйдет, а сейчас на секретное совещание опаздывает!
В дверь заглянула чья-то круглая башка и, очень хитро улыбаясь, произнесла:
– Он через минутку будет.
В тот же момент, отталкивая его, в кабинет ввалился мой давний знакомый. Выглядел он ещё хуже, чем в нашу последнюю встречу. Губа у него зажила, и опухоль с переносицы спала, но кроваво-красные глаза свидетельствовали о бессонных ночах проведённых в интересном месте после ежедневного приёма моей настойки. Он все время хотел зайтись кашлем, но сдерживался, при этом скукоживаясь всем телом. Лекарство подействовало на сто процентов и даже больше: несчастный больше не кашлял, он просто боялся этого делать. Его затравленные вид вызвал во мне глухой приступ раскаянья. Может, напрасно я с ним так жестоко поступила?
– Что с Вами, адепт Петушков? – строго спросил Магистр.
– Я приболел, – прошамкал, едва дыша, тот, – я последнее время себя очень плохо чувствую.
Я не выдержала и хихикнула, тут Иван заметил меня. Глаза его засветились жаждой крови, а руки сами потянулись ко мне.
– Она! Она! Это все она виновата! Ведьма! В костёр её! – заорал он дико, кидаясь в мою сторону. – Задушу! Ненавижу!
– Адепт Петушков! – закричал Ануфрий, но все было тщетно – парень его не слышал.
Тут передо мной появился Анук, поблёскивая чёрными глазами без белков.
– Ой, мама что это? – тоненько заголосил Иван. – Спасите!
Он попытался выскочить из комнаты, но стал открывать дверь в обратную сторону, та никак не поддавалась, чем яростнее он дёргал, тем печальнее скрипел косяк. И тут случилось самое страшное: он чихнул, с такой силой, что его отшатнуло и развернуло спиной, в его животе раздался булькающий звук, и адепт сполз на пол, блаженно и виновато улыбаясь. Совещание пришлось отложить до момента, когда он приведёт себя в порядок.
Через полчаса, после того, как я принесла ему лекарство и свои извинения, мы тем же составом собрались в кабинете. Иван злобно сверлил меня взглядом, а потом заявил, едва не плача:
– Нет, можете лишать меня лицензии, но я с ней никуда не пойду! Она меня или со свету сживёт, или угробит! Не пойду! Ведьма самая настоящая! Ну почему этого ребёнка не нашла славная, милая девушка, а эта пигалица?!
– Я пойду! – раздался знакомый голос; я даже не заметила, как Сергий появился в кабинете. – Я эту пигалицу одну далеко боюсь отпускать, тем более с такой компанией. Магистр, Вы посмотрите на неё, у неё на лбу написано: «притягиваю все беды». И вообще, она мне без пяти минут жена!
Я на него вытаращилась, но с последним заявлением спорить не стала, действительно, если рядом будет хорошо знакомый человек, на кого я могу положиться, мне будет гораздо легче.
– Нет, – отчеканил Магистр, – при всём моем к Вам уважении, Вы, Сергий, теоретик, учёный. Вы с детьми возитесь. А нам нужен воин, которой практиковал боевую магию, а не учебники о ней писал. Вы будете в делегации, там Вы пригодитесь. Все, сегодня вечер вам на сборы, завтра с утра отправляетесь в путь. Обсуждение завершено и решение окончательно!
Вечером Марфа, Сергий и Динара устроили мне проводы. За столом молчали как на поминках. Тостов не говорили и, когда выпивали, не чокались. В конце концов, эти трое стали говорить обо мне в прошедшем времени, как будто я не сидела рядом, а уже сгинула где-то по дороге к Солнечной Данийи.
– Хорошая была девка, – причитала пьяная Марфа, – правда глупая, и все время в неприятности попадала.
– Ага, – едва не плакала не более трезвая Динарка, – это её и сгубило. А глаза, какие красивые и печальные, как у коровы!
– И звёздочки, – вдруг всхлипнул Сергий, – эти звёздочки у пальчика, как они переливались, какие были яркие. Я ей магию опечатал, самым сильным заклинанием, а они горят.
Я не выдержала:
– Слушайте, вы меня уже умертвили, похоронили и цветочки на могилку посадили. Откройте глаза – я здесь живая и здоровая!
Троица удивлённо уставилась в мою сторону, а потом Марфа прошептала:
– Это пока! – И вдруг заголосила во весь голос: – На кого ж ты меня покинула?! Кто ж теперь в старости мне чай на травках будет подавать! – а потом замолчала, посмотрела на меня совершенно трезвым взглядом и ткнула пальцем в Сергия. – Вот! Надо было замуж выходить! Никто бы мужнюю жену не потащил никуда!
– Да! – поддакнул тот. – Надо было за меня замуж выходить, я бы тебе купил платье из эльфийского шелка!
– Да ну вас! – разозлилась я. – Не нужно мне твоё платье и замуж не пойду, лучше уж, и вправду, помереть!
Сергий удивлённо посмотрел на меня:
– Ты чего, Ась, я и не настаиваю! Можно подумать ты одна девка в городе! У меня, к твоему сведению, и другие кандидатуры есть.
– Ну, и вали к своим кандидатурам! – едва не плакала я от злости. – Больно надо! Иди, иди, прямо сейчас.
– Ну, все! Аська с ума сбрендила, – констатировала Марфа, – то замуж не хочет, то гонит, как влюблённая дура!
– Да ладно, – примирительно прогудел Сергий, – не обижайся, это ж я так, к твоему сведению. Давай я лучше тебе про данийцев расскажу, чтобы ты врага в лицо знала!
– Рассказывай! – согласилась пьяная Динарка.
– Значит так, Аська, злить их нельзя, если уж он превратился в демона, то можно спрятаться в сугробе, а можно попричитать: «Даниец, миленький, не кушай тётечку!»
– В Данийе сугробов нет – там вечное лето! – не выдержала я. – Советчик безмозглый. Тебе, Сергий, вообще, стыдно такое говорить, всё-таки лекции в Училище читаешь!
И опять я летала во сне. Проснувшись среди ночи, я увидела, что мальчик не спит, а внимательно смотрит на меня.
– Ты видел, Малыш, – шёпотом спросила я, – ты знаешь, где это?
Тот серьёзно кивнул и прошептал:
– Дома.
Глава 3
Начало пути. Дом с чудовищами
На утро ветер принёс с южной стороны тепло, снег начал таять, улицы стали непроходимыми от мокрой снежной каши. Провожали нас со двора Училища, там же мне выдали лошадь, рыжую кобылку Бурёнку. То ли её назвали от слова «буря», то ли из-за ассоциации с коровой; мне хотелось верить в первое. Закрепив дорожные сумки на лошадиных боках, я обняла Марфу, которая уже с ночи собирала в платочек слезы. «Не плачь, Лукинична, – подбодрила я её, – скоро вернусь».
Мы тронулись в путь. Надо сказать, что мы представляли собой весьма забавную компашку: опухший адепт, перевёртыш, гном – альбинос и маленькая девочка в моем лице с ещё более маленьким мальчиком.
Все молчали, ощущая торжественность момента. Уже через десять минут стало понятно, что мою лошадь назвали в честь коровы, она еле передвигала ноги от старости. Мои попутчики уезжали вперёд, потом останавливались и ждали. Первым не выдержал гном:
– Нет, эту клячу пора либо пристрелить и сожрать, либо зарубить и тоже сожрать. Так что, милая, готовься: твой транспорт станет обедом!
Я хмуро посмотрела на него:
– А я пешком пойду? Умник!
– А давайте её и зверёныша прибьём здесь, а сами скажем, что на нас напали! – радостно предложил Иван, сморкаясь в платочек. – Ты, Виль, человечину любишь?
– А давайте мы все помолчим!!! – неожиданно зло рыкнул перевёртыш. Все сразу замолкли, ведь он вурдалак, ему виднее, да и злить его не стоит.
Мы миновали пригород и выехали на дорогу, тянущуюся, казалось, бесконечно между двух кромок тёмного леса. Изредка нам встречались маленькие села; те, что побогаче с ладными срубами, победнее с покосившимися заборами и тёмными от дождей и времени домами-избушками.
Я никогда не была дальше близлежащих к городу деревень, куда мы, дети, отправлялись на заработки, поэтому мне казалось, что я наконец-то выбралась из замкнутого маленького мирка и сейчас еду в большой, полный неожиданностей мир.
Неожиданности не заставили себя ждать: прямо перед нами пробежал заяц.
– Чтоб тебя! – в сердцах плюнул гном, останавливаясь. – Ох, ребятки, плохая это примета.
– А ты что, в приметы веришь? – удивилась я.
– Ещё как!
Буквально через несколько метров, совсем рядом со мной, на дорогу вышел вполне обыкновенный волк, настолько худой, что можно было пересчитать торчащие ребра. Он окинул голодным взглядом нашу компанию, и мне показалось, что даже облизнулся, когда увидел мою откормленную Бурёнку. Лошадь отреагировала на него с завидной для её возраста резвостью: фыркнула и попыталась встать на дыбы, но ноги расползлись в разбухшей от талого снега дороге, и она неловко завалилась на бок. Судорожно прижимая заснувшего Анука, я свалилась в ледяную жижу. Волк испугался шума и быстро ретировался обратно в чащу. Порты на мне немедленно промокли, а в сапоги залилась вода. Мои безуспешные попытки выбраться из-под лошади и встать хотя бы на четвереньки вызвали у Ивана приступ истерического хохота, вылившегося в не менее яростный приступ кашля. Пантелей покрутил пальцем у виска, глядя на него, крякнул и, спешившись, помог мне подняться:
– Нет, эту клячу надо сожрать! – буркнул он. – Говорил же вам – плохая примета заяц на дороге.
Меня водрузили обратно на лошадь, посадили ничего не понимающего со сна мальчика и снова тронулись в путь.
Через три часа езды, у меня затекло все тело, влажные штаны покрылись равномерной коркой льда. После падения лошадь стала заметно прихрамывать, и езда на ней мне казалась невыносимой пыткой.
– А давайте сделаем привал, – осторожно предложила я, – и что-нибудь покушаем.
– Женщины, – фыркнул Виль.
– И дети! – грозно добавила я, – Малыш, ты не замёрз?
Мальчик поднял на меня совершенно счастливые глаза и радостным звонким голосом произнёс:
– Лошадка. Мама. Кататься.
– Знает малец толк в развлечениях, – протянул гном. – Настоящий мужчина: жеребца ему, женщин и быстрой езды.
Я вытаращилась, мне бы никогда не пришла в голову такая интерпретация слов Анука.
– Только на этой кляче, парень, далеко не уедешь, – между тем продолжал Пан со знанием дела, – да мы её скоро сожрём!
– Ага, а закусим твоей мамой, – радостно продолжил Иван, – ты ведь тоже любишь человечину!
Я бросила на него уничтожающий взгляд. Мои путники, пока я раскладывала припасы, принесли хворост и попытались разжечь огонь, но ветки намокли и никак не хотели гореть.
– Дайте я, – Иван наклонился, сделал пару взмахов руками, пахнуло жасмином, и нас окатила тёплая волна магии, а потом мокрые дрова вспыхнули, весело пощёлкивая. Что не говори, адепт тип противный, но колдовать горазд.
После обеда, когда каша закончилась, и чай был выпит, мы сидели у костра, просто потому, что одна мысль о слякотной дороге вызывала неприязнь. Виль протирал свой и без того блестящий меч тряпочкой, Иван ковырялся в зубе тонкой палочкой, а я, обняв Анука, пыталась согреться. Пан вдруг спросил:
– Вань, а за что ты Аську так ненавидишь. Глянь, девка хороша, а ты её то сожрать, то прибить.
Виль, явно заинтересованный сим разговором, оторвался от созерцания собственного отражения в мече.
– Ну, э-э-э, – адепт замялся.
– Я его в дуэли победила, а потом слабительного, вместо микстуры от кашля дала, – выпалила я.
– Что? – гном и перевёртыш переглянулись, явно чего-то не понимая.
– Ага, – закричал Ваня, лицо его стало пунцового света, а у губ появилась пена, как у бешеного быка, – да знаешь ли ты, несчастная, что из-за тебя и твоих капель я не мог от туалета дальше, чем на три сажени уйти! Да меня гарнизон засмеял, уже предлагали новый нужник копать рядом с прежним, что де в этот всё равно уже не попадёшь, и если сделать рядом, то можно со мной разговаривать и перестукиваться через стеночку, чтоб мне не скучно было в одиночестве! У меня теперь погоняло: Ванька – туалетчик!
Виль и Пан переглянулись, безуспешно пряча улыбки. Гном тяжело дышал, ноздри его раздувались, вурдалак пытался сосредоточиться на полировке меча. В это время Ванятка как-то странно всхлипнул и плаксиво произнёс тонким голосом:
– Идиоты!
Именно это и было последней каплей и перевёртыш, и гном загоготали на весь лес. Испуганная их смехом с голых веток берёз слетела стая ворон. Пан схватился за живот, Виль прихрюкивал и утирал текущие по щекам слезы.
– Что вы ржёте, дурачьё! – едва не рыдал адепт.
Он взмахнул руками и, поскользнувшись на талом снегу, свалился на спину, вызвав очередной приступ смеха у приятелей.
– Ох, Петушков, – причитал гном, – насмешил! Вот тебе как с ведьмами ссориться! Она девка серьёзная, без пяти минут травница. Кстати, Аська, а за что тебя из Училища попёрли? – вдруг спросил он.
Я было открыла рот, но Иван опередил меня. С детской непосредственностью он заявил:
– За профессиональную непригодность.
– Это официальная версия, – поморщилась я.
– А неофициальная?
Я помолчала, а потом призналась:
– Мне кажется, они меня боялись.
Ваня громко и театрально расхохотался:
– Испугаться тебя?
– Почему ты так думаешь? – насторожился Виль, в его красных глазах вновь промелькнуло беспокойство.
– Поэтому.
Я хлопнула в ладоши, над нашими головами загорелся неяркий энергетический светильник.
– За это? – удивился Виль.
– Вехрова, это делает любой первокурсник! – Ваня иронично улыбнулся.
– А это? – я покрепче обняла Анука, чтобы тот не испугался, вжала в голову в плечи, а потом махнула рукой, шар моментально метнулся в сторону в леса. Поляну сотряс сильнейший взрыв, от грохота заложило уши, до нас долетели брызги мокрого снега и горящие щепки. Моих спутников, не готовых к такой развязке, снесло с насиженных мест на снег взрывной волной. Когда дым рассеялся, я огляделась, Ваня выбрался из сугроба и тихо произнёс:
– Этого не может быть! Светильники не взрываются, а просто тают!
– Именно это я и пыталась сказать! – буркнула я.
Виль и Пан поднялись на ноги. Перевёртыш помрачнел ещё больше, а потом произнёс:
– Надо ехать, а то до темноты не успеем. Иначе женщинам и детям, – он бросил в мою сторону язвительный взгляд, – придётся ночевать на снегу в чистом поле.
– Так, – гном достал тряпичную карту, настолько потрёпанную, что на краях появилась бахрома, а некоторые надписи стёрлись. Больше всего она походила на план сражения или поля с магическими минами. Возле каждого города стояли разноцветные крестики, квадратики и кружочки, по середине была выжжена дыра, а сбоку огромное жёлтое пятно, обведённое чёрным карандашом.
– А что это? – заинтересовалась я.
– Это? Ну, – гном замялся, – в общем, красный крест означает, что в этом городе я пошалил, туда нельзя, синий крест, что там хорошие девочки и развлечения, а зелёный – злой надзор.
– А квадратики?
– Красный, что в этом городе есть харчевня, где наливают в долг. Но нас интересуют кружочки: это постоялые дворы, красные – хорошие, зеленые – похуже, синие – вообще лучше и не соваться.
– А где ещё и крестик пририсован?
– Там значит, у меня полюбовница была. И туда тоже лучше не лезть.
– Ага, – я с интересом рассматривала карту, по всему получалось, что нам нельзя было в большую половину постоялых дворов, они были или синие или с крестом. – А это что? – я ткнула на пятно.
– Ох, и любопытная ты, киса, – не выдержал гном, – это я суп пролил, и обвёл просто так, для красоты.
– А-а-а.
Он поднял голову, Иван и Виль, с интересом рассматривающие сие произведение искусства, отшатнулись от его спины и со скучающим видом разошлись в разные стороны.
– А вы, болваны, чего подглядываете? Ладно, Аська, она баба, ей по природе положено, а вы-то? Да, если хотите знать, эта карта на вес золота, мне за неё эльфийского жеребца предлагали, не отдал!
Те согласно покивали головами, старательно пряча любопытство.
До темноты мы, конечно, не успели. Нет, мы очень торопились, но моя лошадь, если её можно было так назвать, ну никак не могла двигаться быстро, видимо, это претило её лошадиной природе, поэтому перемещалась она с коровьей скоростью и такой же грацией.
Мы ехали по подмёрзшей от вечернего морозца дороге, вокруг тянулись засыпанные снегом поля.
– Да уж, – протянул Виль, – за сто вёрст даже ни одной избушки-развалюшки нет.
– Я есть хочу и спать, – вдруг простонал Иван.
– Стыдись, Ванечка, – пробурчал гном, – даже женщины и дети не ноют, а ты же мужик!
– Я в первую очередь че-ло-век! – огрызнулся тот.
Я посмотрела на него.
– Эх, Ваня, маловато я тебе капель дала, сейчас бы в наших рядах не было нытика!
Адепт замолк и, кажется, надулся.
– Что это? – вдруг подал голос Виль.
– Где, Вилли, дружок? – поинтересовался гном.
– Вот там, в поле, – перевёртыш ткнул пальцем в темноту. – Там огни.
Мы переглянулись и, не сговариваясь, дружно приподнялись на стременах. Действительно посреди поля в снегах, открытая ветрам, ютилась богом забытая деревенька.
– И вправду! – просопел Пан. – А ну туда, может, найдём ночлег. Мальцу нельзя ночевать на снегу.
Деревня казалась забытой и заброшенной, маленькие покосившиеся домики одиноко пряталась в темноте. Свет в их окнах не горел, а сами они казались заброшенными и покинутыми своими хозяевами. Тучи затянули луну, Ваня зажёг над нашими головами энергетический светильник. В его прозрачном голубоватом свете чудились неясные тени, как будто за нами по следу шёл кто-то невидимый. Стояла оглушающая тишина, на пустой улице не раздавалось даже собачьего лая, обычно предупреждавшего жителей деревни о ночных путниках. Мне стало жутко, сердце заныло от тревоги. Дорога вильнула и оборвалась, мы упёрлись в ворота большой избы. Она единственная выглядела добротной, а главное обжитой.
– Не нравится мне здесь, – протянул Виль, рассматривая высокий забор, – поехали отсюда, я что-то чувствую.
– Запихни свои обострённые чувства, знаешь куда? – разозлился гном. – Глянь, Аська совсем устала, а малец уже спит.
Я действительно еле держалась в седле, что ни говори, а к долгим прогулкам на лошади, которая скачет так, что может начаться морская болезнь, я не привыкла. Я бросила в сторону Виля умоляющий взгляд.
– Ну, как знаете, – буркнул тот, – но я предупредил.
– Эй, хозяева, – крикнул Пан, яростно колотя по воротам, – открывайте.
– Кто там? – послышался мужской бас.
– Странники, ночлег ищем. Мы с ребёнком и женщиной, им надо отдохнуть.
Послышались шаги, ворота открылись, и мы увидели мужика в чёрном длинном тулупе, держащего фонарь.
– Ну, заходь, коль не шутишь, – пробасил он. – Данилой меня звать.
Мы въехали в огромный пустой двор, с какими-то постройками по углам.
– Где лошадей оставить? – спросил гном.
Мужик кивнул в сторону построек:
– Пойдём, а вы, – он посмотрел на нас с Ануком, – ступайте в избу. Жена моя, Клава, вас накормит.
Пан с Иваном повели лошадей в стойло, а мы с Вилем и малышом направились в дом. Войдя, в нерешительности остановились на пороге, в доме пахло щами и жарко натопленной печью. Горница, застеленная домотканными половиками, освещалась неяркой керосиновой лампой. На нас уставились восемь пар глаз. Семейство совсем не ждало гостей. У печки молодая женщина с длинной косой пшеничного цвета и белым лицом, кажущимся восковым. Дети, семеро, погодки с такими же пшеничными волосами. У меня побежали мурашки по телу, а Анук прижался к моим ногам. Глаза у всех восьмерых были совершенно безжизненные, бледно голубые с чёрными точками зрачков. Почему-то вспомнилась поговорка: «нежданный гость хуже чумы». Малыши сидели на длинных лавках за столом и ужинали.
– Эх, говорю же что не чисто здесь, – прошептал мне на ухо Виль. – Чует моё сердце: беда будет!
В этот момент в избу ввалились Иван, Пантелей и хозяин.
– Ну что гости, встали на пороге, проходите. Клавдия, что ж как не живая, принимай гостей, – пробасил он.
Мне очень не хотелось думать, что Клавдия действительно выглядит несколько мёртвой. Данила разделся и снял шапку, я смогла рассмотреть его в неярком свете. Меня заколотило: у него были точно такие же волосы пшеничного цвета и такие же безжизненно-невидящие глаза, как и у всего семейства.
Нас усадили за стол, налили полные миски щей, и хотя еда была вкусная, а хозяин гостеприимен и весел, меня не оставляла мысль, что мы попали не в избу, а в заброшенный склеп, где все мёртвые встали, начали ходить, есть, разговаривать и ненавидеть всей душой живых. Я осторожно осмотрелась, мой взгляд упёрся в красный угол, где обычно в крестьянских избах располагался иконостас, полочка оказалась пуста. Меня охватило предчувствие надвигающейся, как лавина, беды, я старалась бороться с ним, но беспокойство не проходило.
– Девушка с ребёнком ляжет в избе, Клавдия постелет, – распорядился хозяин, когда закончился ужин, – а вы, – он кивнул моим друзьям, – на сеновале, там тепло, только самосад не смолите.
– Мы лучше в хлеве с лошадьми, – задумчиво протянул Виль, – и Ася с нами. Не хочется вас стеснять, вот какое семейство, самим, поди, места мало.
– Вы как хотите, – настаивал хозяин, – а мальчик и его мать должны спать в тепле и удобстве.
Казалось переспорить его невозможно, и Виль под напором гостеприимства все же согласился. Нам с Ануком постелили в маленькой комнатке с одним окошком. Мальчик, уставший от дороги, моментально уснул, а я лежала без сна, уставившись в побелённый потолок. Этот дом и эта семья мне, положительно, не нравились, и это очень волновало. Уж больно странными выглядели хозяева, уж больно ненавистно смотрели на хорошенького Анука дети. В конце концов, я не выдержала и, решив посоветоваться с приятелями, встала. Натянула одежду, нацарапала на косяке коморки пентаграмму, защищающую вход от всей известной мне нежити, и через большую комнату, где спали дети, тихо прошла в сени. Деревня безмолвствовала, только где-то далеко в лесу завыл волк на показавшуюся из-за облаков луну. Я хлопнула в ладоши, зажгла светильник и, увидев в одном из сараев огонёк, пошла на свет.
В конюшне было тепло, почти как в избе, снаружи она высилась тёмным великаном, внутри оказалась гораздо меньше. Освещая себе дорогу, я осторожно, чтобы не споткнуться, продвигалась рядом с пустыми стойлами. Где-то в другой половине конюшни слышались голоса:
– Ох, не нравится мне все это, – шептал Виль, – ребят, ну, сами посудите: лошади только наши, а хозяйских нет. Куда они сгинули? Если только их съели.
– А может, их продали, – предположил Ваня.
– Может быть, и продали, – вступила я в разговор, – только хозяева выглядят умершими дней пять к ряду. Меня это наводит на весьма неприятные мысли.
Я уселась на оглоблю и осмотрела сидящих кругом приятелей.
– И ты оставила Наследника с ними в одном доме? – воскликнул Ваня.
Я почувствовала, что опростоволосилась, и неуверенно кивнула:
– Вообще, я нарисовала на косяке охранную пентаграмму, – я осеклась, поймав на себе ироничный взгляд Виля, он усмехнулся:
– Если твои пентаграммы действуют так же, как светильники, то за здоровье маленького Властителя можно не беспокоиться.
Читать бесплатно другие книги:
