Райский сад дьявола Вайнер Георгий

— Вы считаете, что это удел России? — с усмешкой спросил Хэнк.

— Да, конечно. Поэтому давайте сосредоточимся на наших интересах. Для нас чрезвычайно важно, чтобы мы могли контролировать весь путь товара — от завода до уличных торговцев. Если это вам по силам, вот вам моя рука. Вы согласны?

— Да, я согласен. Я доведу это до конца… — уверенно сказал Хэнк.

Выдержки из рапорта заместителя начальника отделения ФБР в Нью-Йорке Луиса Схилиро…

В настоящее время в Нью-Йорке продолжают функционировать пять мафиозных семей:

1. Бонанно. Всего 130 членов. Босс — Джозеф Массино, его правая рука — Сэл Витале. Советники (consigliere): Энтони Сперо (осужден условно), Джеймс Тартаглионе — отбывает наказание.

2. Коломбо. Всего 120 членов. Босс — Эндрю Руссо отбывает наказание. Сегодня его замещает Джо Какаче. Советник — Винцент Алои.

3. Гамбино. Всего 200 членов. Босс — Джон Готти — в тюрьме. Заменивший отца Джон Готти-младший осужден и ожидает начала отбывания срока. Делами «семьи» управляет сегодня «капо» Питер Готти совместно с другими «капо».

4. Дженовезе. Всего от 200 до 250 членов. Босс — Винсент Джиганте — осужден. В тюрьме также находится заместитель «крестного отца» — Мишел Дженерозо. Функции босса исполняет Доминик Чирилло.

5. Лучезе. Всего 100 членов. Босс — Виктор Амьюзо — в тюрьме, за решеткой и второй человек в «семье» — Джозеф Дифиди. Роль лидера исполняет Стив Креа.

58. Нью-Йорк. Стивен Полк. Расписка

Вопреки традиционным представлениям обывателей, подавляющее большинство убийств совершают не гангстеры и не наемные киллеры, и даже не уличные молодые злодеи. Большинство убийств совершают в семье. Об этом говорит статистика насильственного лишения жизни по всей стране, во всем мире.

Дела эти, сложные по своему замыслу или примитивные, как удар молотком в висок, бывает зачастую чрезвычайно трудно раскрыть именно в силу заурядности мотивов и обстоятельств исполнения. Обычно их можно разгадать только за счет интуиции преследователя и неугасающего азарта ловца, который живет стремлением загнать преступника в силки. Первое большое «убийственное» дело, которое Полк расследовал, было очевидным по мотивам и неразрешимым из-за отсутствия доказательств.

Муж, Томас Миллер, очень серьезный ученый-физик из Массачусетского технологического института, маленький невзрачный мужчинка лет пятидесяти — в том самом опасном возрасте, когда жизненные позиции завоеваны, деньги и признание есть, а ощущение, что жизнь прожита мимо радости и наслаждений, подвигает на безумные поступки.

Жена, Грета Миллер, профессор акустики, поношенная кошелка, с протертой до суставов серой кожей, помешанная на науке распространения звуков и борьбе за женскую независимость.

Лаборантка на кафедре мужа — мексиканистого вида девица двадцати семи лет.

Полк совершенно не помнил ее лица, но прекрасно помнил ее удивительную попку: маленькую, тугую, с плавной подкруткой на ходу, изящным полувращением — жила она своей, отдельной от хозяйки деятельной жизнью. Видно, эта попка затмила ученому солнце, и решил он избавиться от жены, чтобы в полной мере вкусить счастья от безраздельного обладания этой волшебной попкой. Развод его не устраивал, поскольку жена, несмотря на приверженность феминистской идее, в суде разорила бы его дотла и свою женскую независимость обеспечила за счет состояния бывшего супруга.

Ученый решил эту проблему на своем уровне, поскольку ни один из традиционных способов убийства надоевшей жены ему не подходил. Кромсать жену ножиками, палить из «смит-вессона», как пьяный ковбой в салуне, топить в бассейне? Фи! Низкопробно! Оставляет следы и, возможно, свидетелей.

Он решил смоделировать нераскрываемое убийство и изготовил собственноручно забавное устройство — из черного дерева полированная коробочка размером с толстый портсигар, в которую вделан серебряный заводной ключ — что-то вроде портативной шарманки. От поворота ключа устройство оживало, сладко шептало имя жены — «Грета», издавало чуть слышную музыку и загадочный механический шум, который создавал через резонатор механизм на батарейке «ААА».

Муж прислал ей этот музыкальный снаряд из Канады с письмом от якобы какого-то изобретателя с просьбой ознакомиться. Жена стала слушать шкатулку, доворачивая винтом спусковое устройство, пока курок не сработал, и стреляющее устройство под тяжелый патрон «мосберг» разнесло ей голову.

Вдовец-ученый был безутешен, и Полку оставалось только выразить свои соболезнования, поскольку — надо отдать вдовцу должное — с дотошностью серьезного исследователя безутешный муж учел все возможные варианты расследования и не оставил Полку никаких шансов. Только для того, чтобы по маленьким обломкам восстановить адский снаряд, экспертам ФБР понадобилось два месяца.

И вот тогда, много лет назад, Полк впервые ощутил в себе азарт охотника, жадную ярость бегущего вослед, нетерпеливое предчувствие прячущейся разгадки, волнение от выбора пути к истине. Во что бы то ни стало! Полк все-таки изыскал эти пути и с невероятным трудом собрал доказательства, что именно Томас Миллер изготовил музыкальную стреляющую бомбу, и тот получил пожизненное заключение.

Наверное, бессонными южными ночами в Талахасси, в режимном блоке федеральной тюрьмы, страдая от духоты и бесконечности неволи, он вспоминает волшебную попку своей лаборантки, восходящую над ним, как луна, сулящая покой и утешение. Но в сон-мечту врывается со страниц сказки черт в обличье молодого феда Стивена Полка, дрожащего от азарта погони и отнимающего мечту, подсовывая взамен раздробленную голову ненавистной жены. Может быть, это и есть отмщение?

Нечто похожее на эту горячку, которая сотрясает изнутри в ожидании результата, не покидало Полка и сейчас.

Полк вспоминал, как в детстве отец нравоучительно-весело повторял ему:

— Я, как изобретатель микроскопа Антон Ван Левенгук, хочу, чтобы ты помнил — «всякий, кто хочет понять смысл тайны, должен быть всегда погружен в свои мысли»…

Вместе с бригадой Джордана, привлекая детективов из территориальной полиции, Полк под микроскопом профессиональной подозрительности изучал огромный список людей, так или иначе имевших доступ на кухню госпиталя. Толпу людей, как на сите, трясли, проверяли, перетирали, и список этот постепенно уменьшался, просеивался, утрясался, и те, что остались непроцеженными на донышке полицейского решета, доставляли сейчас большие хлопоты. Эти люди, вызывающие пристальный интерес полиции криминальными страничками биографии или какими-то связями с русскими, могли навести на следы убийц Лахмана и Драпкина. Но у них у всех было надежное алиби или очень простые и убедительные объяснения, почему они не могли иметь никакого отношения к убийству на кухне госпиталя…

Полк встал, направился в коридор, налил себе из кофейной машины коричневой бурды, закурил. Вспомнил о вчерашнем разговоре с отцом. После встречи с Фрилэндом Полк хотел написать отцу большое письмо, но с каждым прожитым часом его решимость иссякала, и закончилось тем, что он позвонил вчера отцу по телефону. Слушал его старческий, хриплый, чуть дребезжащий голос, представлял себе отца в его пахнущем табаком и книжной пылью кабинете — худого, с марк-твеновскими толстыми седыми усами. К старости отец стал настолько тонок и изящен, что казалось, будто его скелет выточен из слоновой кости. Впервые в жизни Полк понял, что отец очень стар и нездоров, что он скоро умрет, и от любви и бессилия что-нибудь изменить Полку хотелось плакать.

Отец говорил:

— Сынок, ты умный парень, и надеюсь, что ты поймешь меня… Я хотел тебя избавить от многих искушений, соблазнов и ошибок… Я тебя очень люблю… Так я любил только твою мать, удивительный подарок, который сделала мне судьба… Я хотел, чтобы ты вспомнил расписку, которую ты дал своей маме…

Господи Боже ты мой! Он об этом помнил! О старой расписке!

Наверняка он хранит ее в своей потрескавшейся деревянной шкатулке среди самых ценных бумаг. Когда же это было? Полк учился тогда в школе, и мать очень сердилась и плакала — учителя жаловались на его непослушание и своеволие, на дерзкие вопросы и странные выходки.

Полк оправдывался:

— Мама, они врут! Как только они не могут ответить на мой вопрос, они говорят, что я хочу сорвать занятия! А я хочу знать правду и поступать так, как я считаю правильным. А чтобы ты не сомневалась, я выдам тебе долговое обязательство… — Он схватил со стола квитанцию из химчистки и на оборотной стороне написал: «Я, Стивен Полк, ученик двенадцатого класса школы имени Игнатия Лойолы, обязуюсь в течение следующих десяти лет стать великим человеком. Заверяю своей подписью и, если я не выполню обязательство, обещаю смириться, быть приличным мальчиком и принести тебе свои извинения. Стивен Полк».

Мать прочитала эту расписку, засмеялась и сказала со вздохом:

— Я не настаиваю, чтобы ты стал великим человеком, мне это не нужно. Стань хорошим человеком, мне этого будет вполне достаточно…

Это было так давно, это было просто старой шуткой, Полк забыл о ней. Он не стал великим человеком. И никогда им не станет. Да и не очень-то хотелось. Просто жил как жил. А отец помнил.

И вчера Полк сказал отцу:

— Не думай об этом, старик. Мне сказал Фрилэнд, что ты все делал в жизни не так, как другие. Ты и это сделал не так. Но все, что ты делал, меня устраивает… Я тебя люблю… Сейчас у меня очень трудное время, но недели через две я закончу все это и приеду к тебе. Я должен поехать в Россию, но перед этим я прикачу к тебе. Возьму отпуск, и будем жить, как когда-то. Будем ходить на рыбалку. Поедем на лодке, возьмем палатку, будем жить с тобой на озерах… Я тебе обещаю. Ты будешь меня дожидаться?

— Да, — сказал отец. — Я тебя всегда дожидаюсь…

И голос его не дребезжал, он стал еще глуше, мягче — может быть, от подступивших слез.

Раздался телефонный звонок. Полк снял трубку.

— Я хочу поговорить со старшим специальным агентом Стивеном Полком, — сказали с характерным нью-йоркским акцентом.

— Я у телефона.

— Здравствуйте, мистер Полк! С вами говорит подполковник Ордынцев, руководитель оперативно-розыскной бригады Министерства внутренних дел России.

Полк бесконечно удивился:

— Слушаю вас…

— Мне передали ваш запрос относительно Леона Бастаняна, исчезнувшего в Москве.

— Да, я отправил запрос третьего дня и, честно скажу вам, не ожидал, что вы так быстро откликнетесь…

— Ничего удивительного!.. — засмеялся в Москве человек с нью-йоркским акцентом. — Нас это интересует, поскольку мы занимаемся этим вопросом сами.

— По крайней мере у нас теперь будет непосредственная связь и возможность обменяться информацией. Я очень рад этому… — искренне сказал Полк и, не удержавшись, спросил: — У вас замечательный английский. Откуда?

— Я провел детство в Нью-Йорке, учился в школе в Ривер-дэйле. Мой отец работал в Штатах…

— Ага, понятно, — сказал по-русски Полк и предложил: — В таком случае мы с вами можем говорить и по-русски, и по-английски. Моя мать — русская, и я с детства знаю русский язык…

— Ну, тогда дело сладится, — засмеялся на другом конце провода, на другом континенте, через океан Ордынцев. — Дело Бастаняна, считайте, в шляпе. Мы еще до вашего запроса всерьез искали Бастаняна. Как я понял, вы и раньше обращались с этим же вопросом…

Полк мгновение помолчал и медленно сказал:

— Я не обращался ранее ни с какими запросами. Тот рапорт, о котором вы говорите, единственный…

— Да? — удивился Ордынцев. — У меня создалось впечатление, будто этот вопрос давно курсирует между нашим и вашим руководствами. В принципе это не важно… Мы будем заниматься этим делом очень рьяно…

59. Москва. Гостиница «Ренессанс»

В школе, обучая недорослей азам электричества, показывают живописный опыт: магнит подносят к рассыпанным металлическим опилкам, и вокруг полюсов образуются концентрические круги из железных крошек. Сейчас в гостинице «Ренессанс» наблюдался феномен сыскной поляризации взаимных интересов.

Арчил Мамия прошагал в номер, не заглядывая в портьерскую. Жилье, видимо, было снято им на постоянной основе или он отправился в номер, где когда-то жила Тойоточка, и возник вокруг него первый круг наблюдения.

Дуся Пронина не разгуливала между бутиками, кафе и развлекательными точками в вестибюле — более неуместной фигуры в этих шикарных местах придумать было невозможно. Дуся нырнула в какую-то глухую дверь с табличкой «Персонал» и через минуту вернулась в роскошную жизнь вестибюля с метлой в руках и белым пластиковым ведром. На свои очень негустые волосики Дуся прицепила носовой платок с кружевным уголком — потрясающе фирменная наколка получилась.

Проходя мимо подтянувшихся к местам событий Любчика, Кита и Милы, Дуся показала им глазами на Десанта, Лембита и Костина, которые стягивали первый круг металлических крошек для Мамочки.

— Ваш клиент поднялся на одиннадцатый этаж, — остановилась Дуся и стала протирать кожаное кресло.

— Откуда знаешь? — поинтересовался Любчик.

— Гляди на лифтовое табло, — мотнула головой Дуся.

Но сейчас Мамия интересовал оперативников как бы опосредствованно. Он и есть тот живец, на который нацелились ловцы. И все внимание Кита и Любчика было приковано к маневрам Лембита и Десанта. В отношении Костина у оперов были сомнения, и у них даже возник спор с Дусей, трудолюбиво подметавшей вокруг них несуществующую пыль. Она сердито сказала:

— Не морочьте мне голову! Этот черномазый привел сюда Мамочку. Похоже, он здесь у них за главного…

Кит распорядился:

— Любчик, звони Ордынцеву — нужно подкрепление! Мы их не разберем по рукам. А нам с тобой надо на одиннадцатый этаж, поближе к местам боев…

Любчик сказал Дусе:

— Здесь останется Мила, в случае чего подсоби…

Дуся засмеялась:

— Вот это я тебе не обещаю. Нам категорически запрещено вступать в любые конфликты на улице… Я не могу себя расшифровывать.

Мила вздохнула:

— Любчик, совсем ты без головы. Иди, я здесь обеспечу…

Кит и Любчик пошли в другой конец вестибюля и поднялись по южному лифту на одиннадцатый этаж, быстро миновали коридор и почти сразу нашли прекрасный наблюдательный пункт — кастелянскую кладовую. Через приоткрытую дверь они просматривали почти весь коридор и дверь номера 1104, из которого когда-то забирали Тойоточку. Звякнул северный лифт, и в коридоре появились Десант и Лембит. Они не пошли в номер, а заглянули в комнату горничных. Оттуда донеслись бурчащие злые голоса, потом все смолкло, и в коридоре появилась процессия.

Насмерть перепуганная толстая горничная катила перед собой тележку обслуживания, а за ней шли Лембит и Десант. Они остановились у дверей номера 1104, и Кит с Любчиком увидели, что Десант подталкивает горничную пистолетом в спину. Постучав в дверь, срывающимся голосом горничная возгласила:

— Простите, пожалуйста, я забыла здесь инвентарь…

Что отвечал Мамочка, было не слышно, но, видимо, он не торопился открывать дверь, и тогда Десант вырвал из рук горничной служебный ключ, отпихнул ее, вставил в замочную скважину и распахнул дверь. Десант шагнул внутрь, какое-то мгновение было тихо, короткий возглас, и вдруг из номера раздался крик, горячий, темный, он рванул наружу, как кровь горлом. Десант выскочил в коридор, и в тот же момент Любчик и Кит бросились к ним навстречу. Лембит навскидку выстрелил несколько раз. Пули, срывая куски штукатурки, шваркнули по потолку и стенам. Открыть огонь по бандитам сыщики не могли — поле стрельбы перекрывала толстая горничная, никак не реагировавшая на крики Любчика: «Ложись! Ляг!»

Оставалось надеяться на быстроту ног. Но Гордон Марк Александрович утверждает, что преступники бегают всегда быстрее, чем сыщики, — у них в крови больше адреналина. Лембит бежал первым, за ним споро поспевал Десант, Любчик обогнул телегу с гостиничной ерундой, в которую насмерть вцепилась окаменевшая от ужаса горничная. Она будто дожидалась этого момента и рухнула на пол в обмороке — прямо под ноги Киту.

Летучим бегемотом взмыл над ней в прыжке Кит, с грохотом приземлился, а бандиты уже добежали до поворота к северному лифту. Любчик остановился, широко, осадисто расставил ноги, поднял ствол «Макарова», замер на миг и нажал скобу.

Выстрел слился с криком Десанта, пуля подкинула его, он с тяжелым тупым стуком грохнулся ничком. Лембит скрылся за поворотом. Кит с дробным топотом помчался дальше за Лембитом, а Любчик задержался около Десанта…

Черный Мародер Костин сидел в вестибюле за столиком с чашкой кофе, задумчиво подпирал голову рукой. В ладони лежал наушник телефона, и, судя по звукам с одиннадцатого этажа, Костин понял, что дела — швах. Он неторопливо встал и направился к выходу вместе с толпой иностранцев. Ему наперерез рванула Мила. Гостиничные охранники, привлеченные криком Милы «Стой!», пропустили спокойно шагающего вослед гостям столицы Мародера и схватили Милу — ловля проституток была им много привычнее и выгоднее, чем погоня за бандитами. Пока Мила орала, доставали из кармана ее ксиву, пока эти грамотеи ее изучали и расспрашивали — Черный Мародер исчез…

А Любчик присел рядом с валяющимся в коридоре Десантом, которому пуля пробила насквозь бедро, не спеша обыскал его, вытащил у него из кармана «вальтер», надел наручники, расстегнул ему брючный ремень, достал из петель и туго перетянул бедро выше раны. Сомлевшей от ужаса горничной Любчик очень строго сказал:

— Давай, давай, маманя, вставай! Нечего разлеживаться, стой тут и смотри за ним. Если он захочет подняться, зови меня. Мы с тобой вдвоем угомоним его очень быстро…

Побежал по этому осточертевшему коридору в номер 1104 и увидел, что Мамочка валяется на полу посреди комнаты. Из груди, с правой стороны, чуть ниже плеча, торчит рукоять ножа.

Мамочка был в сознании. Он смотрел с ненавистью на вошедшего Любчика.

— Ну, вот видишь, Мамочка, — доброжелательно приветствовал его Любчик. — Страна должна знать своих уродов! Как и обещал, я к тебе вернулся. Но поздновато. Это ты сам виноват…

И стал набирать номер «скорой помощи».

60. Москва. Джангиров. Сходка

На сходку в гостинице «Интерконтиненталь» Моньку отвез Швец. Он остановил свой «исузу-трупер» подальше от циркульного подъезда парадного входа и сказал:

— Ну что, Моня, это у вас вроде пленума ЦК?

— Что-то вроде того, — усмехнулся Монька. Посидел, подумал, потом неспешно сказал: — У нас в Одессе был один козырной фраер по фамилии Самокиш. Очень хитрый человек, всех всегда хотел наколоть. Мы его для краткости называли Самокиш-ин-тухес… Пришлось его однажды зарезать.

Швец поддакнул:

— В общих чертах ясно. А что такое «самокиш»?

— Самокиш? — удивился Монька. — Киш — значит поцелуй, а все остальное тебе должно быть понятно.

— Понятно, — согласился Швец. — Ты кого имеешь в виду?

— Да так, никого. Ты меня отсюда не забирай, меня потом привезут. Знаешь, как расшифровывается слово «вор»?

— А чего там расшифровывать? — удивился Швец. — Вор — это и есть вор.

— Нет, не знаешь, — покачал головой Монька. — Вор — это высшее общество России…

— Ну, может быть, — недоверчиво протянул Швец, — У вас все честь по чести, по регламенту, по закону по вашему.

— Должно быть, во всяком случае, — сказал Монька. — У настоящих воров есть, слава Богу, блатной закон, и этим они, к счастью, отличаются от так называемых честных людей. А чести у них нет, и не люди они вовсе. Единственная радость — «капусту» квасят на счетах. Варят тыщщи из капусты…

— Монька, если ты сейчас будешь проповедовать мне идею бедности, я вылезу из машины и пойду в парикмахерскую — стричься в монахи, — возмутился Швец. — Наша жизнь показала, что бедным быть не просто глупо, а очень стыдно. Нормальный человек должен быть богатым!

Монька посмотрел на него задумчиво и сказал:

— Нормальный человек должен быть счастливым… Ладно, я пошел… Появлюсь у вас к ночи.

Монька вышел из машины и, косолапо переваливаясь на своих изувеченных ногах, отправился к входу. Швец вспомнил татуировку — «они устали». Он был готов ему поверить. Развернул машину и помчался к Джангиру.

А там уже царил большой переполох — явились Костин и Лембит и поведали о провале карательной операции.

Джангир сидел на своем высоком стульчике, мрачно смотрел на оживленного Швеца, который сразу деловито поинтересовался:

— Мамочке дорвали пасть?

— Достал его, похоже, Десант, — ответил Костин.

— Застрелил? — уточнил Швец.

— Нет, ножом угрохал. Менты там ждали нас, — сказал Костин. — Это была ловушка. Десанта или ранили, или убили, не знаем пока…

— Ничего себе! — присвистнул Швец. — Они вам Мамочку отдали, а вы, козлы, не смогли отработать! И-и-эх!

Джангир знал, что это была его вина. Грубый прокол. Его подловил Ордынцев — сделал «вилку». Джангир не сомневался, что это ордынцевская выдумка, он его подманил, как волка на хрюкающего в мешке подсвинка. Естественно, Джангир ничего не рассказывал своим про вчерашний звонок. Сейчас он вел себя, как все обделавшиеся люди, используя традиционный способ — спихнуть на крайнего. А крайним был попавший в лапы к ментам Десант.

— Кретин! — шипел Джангир. — У него руки из жопы растут, зато обе левые…

— Ну, это ты не прав, босс, — сказал, глядя в землю Костин, и Лембит поддержал его: — Десант сделал все как надо, я был с ним до последнего момента.

Ах, насколько было бы сейчас легче на душе, если бы этот грубый ляп допустил не он, а кто-то из его подхватчиков! Разорался, наказал, отлучил! И стало бы гораздо легче. А так хоть самого себя за задницу кусай — не поможет!

И все, естественно, сходится одномоментно. Монька пошел на сходку, посадили Десанта — вся надежда, что он тертый калач и будет помалкивать. С ним не будет осложнений, успокаивал себя Джангир. Главное сейчас, чтобы Монька хорошо провел сходку. Вот это важно! Когда они расставались сегодня, Джангир попросил:

— Ты так и скажи им, что до нас мудрые люди в Коране записали: «Вору отсекайте руки, как устрашение от Аллаха» — сура пятая, айят сорок второй! Ты им напомни, — повторил Джангир.

— Петь, ты совсем того? — покрутил Монька пальцем у виска и захохотал. — Главное, что айят сорок второй! Смотри, если ты ошибся, не простят они твоей мусульманской неграмотности… — и пошел к выходу.

Джангиров догнал его у дверей и спросил тревожно:

— Монька, скажи, пожалуйста, а если все получится как надо и сходка примет решение, не может что-нибудь измениться? Ну, могут они отменить решение?

Монька снисходительно кинул:

— Тот, кто приговорен сходняком, не может быть никем прощен или помилован. Умрет он. Это наказание у нас — как кара Господня… А теперь сиди, жди его.

Джангир велел Швецу поднять на ноги всех заблатованных милицейских начальников.

— Давай ищи, ищи, ищи! Разыщи всех своих трехгрошовых оперов, пусть крутятся-вертятся! Надо Десанта достать с кичи! Ни в коем случае нельзя его там оставлять…

Швец умчался по своим делам, и для Джангира потянулись бесконечно долгие часы ожидания. Только около полуночи заявился Монька, сильно навеселе.

— Ну что? — посунулся к нему Джангир.

Монька пожал плечами:

— Если ты вор, живи по понятиям… А если барыга, плати как все…

— Что это значит? — не понял Джангир.

Монька уселся в кресло, положил ноги на столик и велел Джангиру:

— Гони коньяк! — и перебросил ему через стол сложенный вчетверо лист бумаги.

Джангир жадно впился в листок:

— Это что?

— Это, Джангир дорогой, называется «прогон»! Или «малява», по-вашему — директивное письмо-указание.

На листе бумаги было выведено старательными буквами:

Приветствуем всех честных арестантов!

Привет бродягам и мужикам!

Здоровья и удачи вам!

Жизнь ворам!

Час добрый!

Ставим вас в курс за жизнь Нарика Нугзарова по кличке Псих, за кого ворами вынесено решение как за гада. Сегодня в Москве, по осени 1995 года, октября 12, большая сходка воров относительно Нарика вынесла однозначное решение, что Псих — блядина. А посему каждый уважающий себя человек при встрече с ним должен поступить в соответствии с вынесенным решением. Нарик, рядясь под вора и получив венец, грубо скрысятничал у товарищей больше полмиллиона долларов, о чем сходка воров имеет твердые документы. Поэтому мы постановляем и сообщаем вам, что он решением нашим должен быть наказан битьем по ушам, после чего с него будет спрошено как с гадины и негодяя. Эта ксива подписана семью ворами в законе.

Мы подписали:

Саша Циркуль.

Монька Веселый.

Бичо Стреляный.

Вальтер.

Тенгиз Комуняя.

Рожден Старый.

Гия Сухумский.

Исполнить надлежит всем, кто соблюдает наш закон.

— Как тебе это удалось? — положил на стол бумагу Джангир, посмотрел исподлобья на улыбающегося Моньку.

— Этот листок стоил один миллион долларов, который ты должен будешь внести в общак.

Джангир вздохнул:

— Хорошо. Я готов к этому.

— Миллион не деньги, за день на руках соберем. Но не в этом дело. Все не так просто. Полмиллиона ты внесешь наликом, а полмиллиона — чуть погодя. Они требуют, чтобы ты совершил блатной поступок и принес украденное с рывка…

— Вот идиоты! — сказал со злобой Джангир. — Ты не мог это отметелить?

— Нет, — покачал головой Монька. — У них свои расчеты…

Джангир снова взял в руки лист, почитал, потом спросил:

— А что, они компьютер купить не могут? Почему от руки надо писать?

Монька усмехнулся:

— Я допускаю, что они все вместе могли бы себе насобирать на компьютер. Циркуль один контролирует сто восемьдесят — двести миллионов долларов. Но порядок есть порядок, письмо на общак пишется от руки. От сердца.

Джангир взял со стойки бара хрустальный графин с золотистым коньяком, разлил по бокалам, спросил приятеля:

— Слушай, а почему половина воров в законе грузины?

Монька тяжело вздохнул:

— Сейчас две трети воров поднялись из лаврушников…

Джангиров усмехнулся:

— Такое впечатление, что князь Багратион тоже был из «пиковой масти»…

Чокнулись, пригубили, Монька удовлетворенно почмокал губами:

— Хороший коньячок, нежный.

Приободрившийся и пришедший в себя Джангир, конечно, не упустил случая:

— Не хороший, а замечательный! Этому коньяку около ста лет.

Монька встал:

— Ладно, рассказывай это кому-нибудь еще. Коньяк живет в бочке лет семьдесят — семьдесят пять… Как люди. Потом «деревенеет» и умирает. А мне пора, пока я совсем не одеревенел… Спать надо…

«Каждый третий вор в законе, на которого имеется досье в МВД России, является выходцем из Грузии», — передает РИА «Новости» со ссылкой на источники в правоохранительных органах.

Представители МВД отмечают, что Грузия фактически не предпринимает никаких действий по поиску и задержанию своих граждан, совершивших преступления на территории России.

В связи с этим министерство намерено поставить вопрос о закрытии российских границ для грузинских граждан и введении жесткого визового режима в отношении этой республики.

По данным МВД, наплыв грузинских уголовных авторитетов в ряд городов России, и в первую очередь в Москву, произошел в начале 90-х годов, когда в Грузии начались активные аресты лидеров преступного мира.

С тех пор так называемая грузинская преступная группировка неуклонно усиливалась. Сейчас ее главари поддерживают активные связи с правительственными чиновниками Грузии, включая правоохранительные органы республики, а также с грузинскими общинами в США, Германии, Голландии, Бельгии и Израиле.

Бандиты облагают «комиссионными» компании по торговле автомобилями, коммерческие банки, рестораны, захватывают заложников, занимаются грабежом и мошенничеством. Самыми «колоритными» фигурами грузинского преступного сообщества в МВД называют арестованного за хранение наркотиков 43-летнего вора в законе Шарикадзе, известного под кличкой Омар Тбилисский, а также 42-летнего «автомобильного короля» Мамаладзе, который был недавно убит в одной из криминальных разборок.

61. Москва. Ордынцев. Расчет

Из-за стеклянной, закрашенной белилами двери, я слышал ровный баритон хирурга. Мой друг Фима Удовский, видимо, диктовал ассистенту протокол — отчет об операции, и спокойствие его голоса удивительно не соответствовало тому, что он говорил:

— …Проникающее ранение, нанесенное холодным оружием, с повреждением плечевой сумки, переломом верхних ребер, разрушением ключичной кости, разрывом связок и нервов правой стороны плечевого пояса… Из раны извлечен десантный нож двухсторонней заточки с кровостоком, обушком и ограничением по рукояти…

Врачи «скорой помощи», приехавшие в гостиницу, не стали вытаскивать нож из раны и везли Мамочку в больницу с торчащим из груди мессером. Они объяснили мне, что боятся извлекать нож — не исключено, что он сразу же умрет от острой кровопотери.

Слава Богу, не умер, довезли. По дороге в клинику я разыскал Фиму по телефону, так что бандита и убийцу Арчила Мамия ждала хирургическая бригада, анестезиолог и реаниматолог, — как самого что ни на есть драгоценного пациента, героя, доставленного с поля битвы.

Фима не пустил нас дальше порога операционного блока, и мы с Любчиком в этом предбаннике вечности томились третий час, прислушиваясь к голосам из-за двери.

— …Ранением, угрожающим жизни, является проникающий удар в брюшную полость. Раневое отверстие диаметром около трех миллиметров находится на три сантиметра ниже и четыре сантиметра левее пупка. Травма причинена острым длинным деревянным предметом, напоминающим стилет — спицу с обломанной ручкой.

Извлеченная из раны спица длиной 23 сантиметра из твердой породы дерева — дуба или бука — причинила повреждения: сквозное ранение мочевого пузыря, части тонкого кишечника и задела двенадцатиперстную кишку, с обильным внутренним кровотечением…

Мы недоуменно переглянулись с Любчиком — никаких таких ранений на теле Мамочки мы не видели.

Голоса за стеклянной дверью смолкли, раздался чей-то резкий громкий смех, и снова успокаивающий голос доктора Удовского:

— Великий хирург Вегенер говорил, что если кровь на полу не твоя, успокойся и продолжай делать операцию…

Монотонность происходящего усыпляла. Обычная больничная рутина, нарушаемая только торчащим у дверей милиционером в форме. И беспрерывно снующий туда и обратно персонал в зеленых выцветших от постоянного кипячения хирургических формах, из-за которых они были похожи не на врачей, а на усталых штукатуров.

Любчик, явно нервничая, сказал:

— Боюсь, что эта скотина умрет, и мы не успеем с ним поговорить…

Я пожал плечами:

— Капитан Любчик! Меньше цинизма…

Может быть, я задремал, но в какой-то момент снова открыл глаза и увидел, что, загораживая весь дверной проем, появился в белом фартуке, похожем на поварской, Фима Удовский. На необъятном животе следы крови расходились темными пятнами и разводами. Фима был похож на громадный кухонный холодильник «Шарп».

Мы с Любчиком одновременно вскочили ему навстречу и дуэтом, как спевшиеся эстрадники, завопили:

— Как он?

Страницы: «« ... 1718192021222324 »»

Читать бесплатно другие книги:

В повести, давшей название сборнику, по мнению автора, поставлены с ног на голову наиболее известные...
Всем известно изречение Конфуция о черной кошке в темной комнате. Однако много веков спустя инспекто...
Константин Савин, входящий в десятку лучших и всемирно известных репортеров тайно прибыл в Эдинбург....
Перед вами замечательный фантастический роман Ли Брекетт. Увлекательный сюжет, удивительные приключе...