Новейшая история стран Европы и Америки. XX век. Часть 3. 1945–2000 Коллектив авторов
Провал экономических реформ эпохи перестройки подвел черту под существованием социализма как мировой общественной системы. Попытка правительственных кругов СССР и ряда восточноевропейских стран активизировать в конце 80-х гг. реформаторский процесс за счет демократизации, обеспечения идеологического плюрализма и гласности лишь ускорили развал системы. В этот процесс были вовлечены и те страны, руководство которых до последнего момента отказывалось от корректировки своей политики. Недвусмысленную роль здесь сыграла советская дипломатия – Горбачев морально поддерживал любые оппозиционные движения (включая и открыто сепаратистские в многонациональных государствах) как проявление растущей демократизации. Политизация общества, распад властной системы, дискредитация сложившейся на протяжении последних десятилетий ценностной системы усугубляли нарастающий экономический кризис и делал крах социализма неизбежным.
§ 9. Проблемы постсоциалистического развития стран Восточной Европы
Распад социалистической системы был неизбежен, но сценарии смены государственного строя зависели от наследия социалистической эпохи. В тех странах, где в период перестройки активизировались реформы, идеологический плюрализм был наибольшим и коммунистическое руководство сознавало неизбежность происходящих событий, переход совершался более плавно и на правовой основе.
В Польше с 1988 г. участились акции протеста, основным лейтмотивом которых было требование легализовать профобъединение «Солидарность» во главе с Л. Валенсой. Одновременно более жесткую позицию заняло и руководство официальных профсоюзов. Исполком Всепольского соглашения профсоюзов даже обратился в сейм с заявлением о вотуме недоверия правительству Месснера. VIII пленум ЦК ПОРП, состоявшийся в августе 1988 г., принял решение о возобновлении диалога с умеренным крылом оппозиции. Спустя месяц правительство возглавил известный публицист М. Раковский, приложивший все силы для организации диалога со всеми конструктивными общественными объединениями. В отличие от своих предшественников Раковский считал принципиально важным сочетание экономических реформ с демократизацией общественного строя. В 1989 г. при поддержке реформаторского крыла ПОРП правительство организовало несколько заседаний круглого стола с участием представителей государственной администрации, ПОРП, общественных организаций, католической церкви и профсоюзов. Заключительные документы круглого стола, подписанные в апреле, закрепили стратегию реформы политической системы. На июнь назначались первые выборы в сейм на альтернативной основе. По взаимной договоренности 60 % депутатских мандатов изначально гарантировалось для ПОРП и ее союзников по коалиции, а остальные 40 % мест отдавались беспартийным депутатам и представителям оппозиции. В соответствии с решениями круглого стола в апреле был также восстановлен институт президента и учреждена вторая палата парламента. Тогда же был изменен закон о профсоюзах, допустивший существование независимых профобъединений.
Июньские выборы показали стремительное падение влияния ПОРП и рост популярности оппозиционных движений, в том числе «Солидарности». Новый состав парламента лишь большинством в один голос избрал на пост президента В. Ярузельского. Попытка назначения главой правительства министра внутренних дел генерала Ч. Кищака встретила решительное противодействие со стороны оппозиции. По призыву Л. Валенсы Объединенная крестьянская партия и «Стронництво демократичное» (чьи представители избирались в сейм в составе правительственного блока) образовали коалицию с «Солидарностью». Это создало совершенно новую политическую ситуацию и привело к созданию коалиционного правительственного кабинета под руководством представителя «Солидарности» Т. Мазовецкого. Правительство объявило о начале глубоких экономических и политических преобразований. В частности, уже в октябре была обнародована экономическая программа правительства, составленная Л. Бальцеровичем, суть которой сводилась к немедленному «шоковому» переходу экономики на рыночные отношения. В декабре были приняты поправки к конституции, провозгласившие Польшу демократическим правовым государством. Исключались статьи о ПОРП как руководящей политической силе польского общества и социалистическом характере польского государства, закреплялась многопартийность. В январе 1990 г. XI съезд ПОРП заявил о прекращении деятельности партии. По предложению Ярузельского в ноябре – декабре 1990 г. состоялись внеочередные президентские выборы, принесшие победу Л. Валенсе.
Рубежное значение для политического развития Венгрии приобрела партийная конференция, прошедшая в мае 1988 г. После нее начался процесс обновления высшего партийного руководства и формирование фракций в ВСРП. Новым генеральным секретарем партии стал представитель центристов Карой Грос. При активной поддержке «отца» реформы 60-х гг. Р. Ньерша премьер-министр М. Немет начал наиболее радикальные преобразования по внедрению рыночных отношений. Еще до ликвидации коммунистического режима его правительству удалось создать негосударственную фондовую биржу, начать тотальную либерализацию ценообразования, ввести конвертируемость национальной валюты. Была ужесточена политика в отношении нерентабельных государственных предприятий, проведена налоговая реформа, фактически легализован весь «теневой» сектор экономики. Несмотря на рост цен и развитие инфляционных процессов, правительство пошло на самые непопулярные меры – ограничение социальных субсидий, сокращение многих целевых бюджетных программ. Тем самым еще при формальном сохранении коммунистического режима в Венгрии началась «шоковая» экономическая реформа.
Одновременно в Венгрии развертывалась и политическая реформа. После февральского 1989 г. Пленума ЦК ВСРП был объявлен курс на демократизацию государственного устройства, ввод многопартийности. Государственный министр и член Политбюро ВСРП Имре Пожгаи возглавил общественную кампанию по переоценке событий 1956 г. Это стало поворотным моментом в изменении общественных настроений в Венгрии. Сопротивление консервативной части руководства ВСПР и двойственная позиция К. Гроса лишь способствовали нарастанию кризиса в самой партии. В октябре 1989 г. состоялся внеочередной съезд ВСРП, принявший решение о преобразовании ее в Венгерскую социалистическую партию. Реформаторское крыло добилось значительного обновления партийной программы, а ортодоксальные коммунисты вместе с частью центристской группировки воссоздали ВСРП. На фоне раскола правящей партии новые оппозиционные партии одержали убедительную победу на первых свободных выборах весной 1990 г. Фаворитом их стал Венгерский демократический форум, который вместе с христианско-демократической партией и воссозданной партией мелких хозяев образовал правящую либерально-демохристианскую коалицию. Лидер ВДФ Йожеф Анталл возглавил правительство. Президентом республики стал Арпад Генц, руководитель второй крупнейшей партии бывшей оппозиции – «Союза свободных демократов», отстаивавшего национально-либеральные идеи.
Трансформация государственного строя в Югославии происходила в тесной связи с дезинтеграцией многонациональной федерации. На протяжении 80-х гг. развивался острый конфликт между группировками республиканских властных элит – кадрами старой партийной номенклатуры и представителями молодой национальной бюрократии этноцентристского толка. Те и другие апеллировали к националистической интеллигенции и широко использовали демократические и популистские лозунги. Усилилась критика конституции 1974 г. Новое сербское руководство С. Милошевича требовало восстановить полный суверенитет республики над национальными автономными краями Косово и Воеводиной. В Хорватии и Словении развивались идеи «асимметричной федерации», в которой эти две республики занимали бы особое положение. Перелом наступил в январе 1990 г. На XIV Внеочередном съезде СКЮ делегации Словении и Хорватии заявили о независимости своих Союзов коммунистов и покинули съезд. СКЮ распался на фактически независимые республиканские организации (шесть республиканских и две краевые). Эпицентр власти окончательно переместился в республики, к этнократическим кланам. В 1990 г. развернулась подготовка выборов в республиканские парламентские органы на альтернативной основе. Устойчивым лейтмотивом политической жизни стали антисербские выступления, ставшие следствием изменений федеративных отношений. Словения первой из республик закрепила право на выход из состава Югославии и приоритет республиканских законов в отношении союзных. В результате апрельских выборов в Словении и Хорватии коммунистические партии потерпели поражение. В Словении к власти пришла «Демократическая оппозиция Словении» (ДЕМОС), а в Хорватии – «Хорватское демократическое содружество» (ХДС) под руководством Ф. Туджмана, бывшего генерала югославской армии. Вслед за выборами последовало принятие новых конституций, провозглашение суверенитета обеих республик, установление приоритета республиканского законодательства над федеральным, изменение государственной символики. Словенская и хорватская государственность более не трактовалась как социалистическая.
В ноябре – декабре 1990 г. прошли выборы на многопартийной основе и в остальных четырех югославских республиках. В Сербии еще накануне выборов Союз коммунистов заявил о своем самороспуске и вместе с республиканским Социалистическим союзом трудового народа создал Социалистическую партию Сербии (СПС). Рост словенского и хорватского сепаратизма дал повод руководству СПС построить политическую программу на основе идеи сохранение федерализма под лозунгом «Сильная Сербия в сильной Югославии». Жесткая критика прежнего титоистского коммунистического режима и провозглашение программы рыночных преобразований принесли партии Милошевича убедительную победу. Со сходными результатами завершились и выборы в Черногории. Союз коммунистов Черногории построил предвыборную программу на жесткой критике любого национализма и шовинизма, на лозунгах построения общества гражданских свобод, эффективной экономики, социальной защищенности. Выборы в Боснии и Герцеговине, а также в Македонии не принесли решающего перевеса ни одной из участвовавших партий. Правительственные органы были сформированы в Боснии и Герцеговине на основе временной коалиции национальных партий сербов, хорватов и мусульман, а председателем Президиума был избран мусульманский лидер А. Изетбегович. В Македонии коалиционное правительство было составлено из представителей националистически ориентированной Демократической партии македонского национального единства и реформированного Союза коммунистов Македонии.
Последовавший после проведения выборов распад единого конституционного пространства поставил югославское федеральное государство на грань самоликвидации. С конца 1990 г. началась серия консультаций на уровне Президиума СФРЮ, а также двусторонних встреч республиканских лидеров. Итог этим неудачным попыткам найти компромиссную модель новой юго-славянской государственности подвела встреча шести президентов 6 июня 1991 г. На ней было принято провести в каждой республике референдум о будущем статусе Югославии. Но уже 26 июня последовало согласованное заявление руководства Словении и Хорватии об установлении полного государственного суверенитета этих республик и выходе их из федерации. В правовом отношении это решение основывалось на итогах референдумов, состоявшихся в Словении и Хорватии еще в конце 1990 г. В ноябре 1991 г. о суверенитете объявила Македония, а на территории Боснии и Герцеговины вспыхнул межэтнический конфликт. В этой ситуации руководство Сербии и Черногории в конце апреля 1992 г. объявило о создании новой федерации – Союзной Республики Югославии, в составе этих двух республик.
Достаточно драматично происходила смена государственного строя и в других странах Восточной Европы. «Сигнал» к ним был дан крахом социалистического режима в ГДР осенью 1989 г. Многолетний восточногерманский лидер Э. Хонеккер был первым из плеяды старых коммунистических руководителей, кто до последнего момента препятствовал распаду системы, но был вынужден уступить широкому демократическому движению, перешедшему в открытые акции гражданского неповиновения. Той же «горячей осенью» 1989 г. массовые демонстрации и забастовки смели коммунистические режимы в Чехословакии, Болгарии, Румынии. События в Чехословакии были впоследствии признаны «классическими» по своему сценарию. 17 ноября в Праге состоялась массовая студенческая манифестация в память жертв разогнанной нацистами в 1939 г. демонстрации. Неадекватно жесткие меры воздействия, использованные силами правопорядка против наиболее активных манифестантов, спровоцировали взрыв возмущения в наэлектризованном обществе. По призыву «Гражданского форума» – объединения чешских оппозиционных студенческих, правозащитных и интеллигентских организаций, а также объединенного комитета словацких оппозиционных организаций («Общества против насилия») начались акции гражданского протеста. Апогея они достигли 25 ноября. Под давлением общественного мнения внеочередной Пленум ЦК КПЧ сместил с поста генерального секретаря партии М. Якеша. Его преемник К. Урбанек представлял реформаторское крыло КПЧ, стремившееся к компромиссу в оппозицией и полной смене прежнего руководства страны. Уже в конце ноября Федеральное собрание ЧССР исключило из конституции статью о руководящей роли коммунистической партии. В его состав путем ротации были введены представители оппозиции, а председателем избран герой «пражской весны» А. Дубчек. В декабре 1989 г. с поста президента республики ушел Г. Гусак, а новым президентом Федеральное собрание избрало лидера «Гражданского форума» В. Гавела. Правительство под руководством нового премьер-министра М. Чалфы начало подготовку радикальной экономической реформы. Одновременно развернулось активное партийное строительство. В рядах бывшей оппозиции, помимо «Гражданского форума» и «Общества против насилия», сформировались партии националистического толка (Чехословацкая народная партия, чешская Национал-социалистическая партия, словацкая Демократическая партия). Четыре небольшие либеральные партии образовали Республиканскую унию. Дополняли пеструю политическую палитру праворадикальные Республиканская партия (чешская) и Партия свободы (словацкая), партия «зеленых», прогерманская Христианско-демократическая партия, проанглийская Консервативная партия. Общественность была взбудоражена этими процессами. Огромный резонанс получила дискуссия о событиях 1948 г., о выводе с территории страны советских войск, о судьбе чехословацкого федерализма. КПЧ стремительно теряла влияние. Результаты парламентских выборов в июне 1990 г. принесли полную победу бывшей оппозиции.
В Болгарии толчок для смены политического строя также был дан «молодым крылом» самой коммунистической партии. Ноябрьский 1989 г. пленум ЦК БКП сместил Т. Живкова с занимаемой должности. Генеральным секретарем стал лидер «реформаторов» П. Младенов. Уже в январе 1990 г. была осуществлена конституционная реформа, ликвидировавшая монополию коммунистической партии на власть, закрепившая принцип многопартийности. Младенов попытался перевести события в русло «управляемых» реформ. Однако в считанные месяцы сложилось мощное оппозиционное движение, перехватившее у коммунистов инициативу. Основу организованной оппозиции составили объявившие о своем восстановлении существовавшие еще в середине века партии – социал-демократическая, радикально-демократическая, Болгарский земледельческий народный союз. В декабре 1989 г. оппозиционные партии и движения объединились в Союз демократических сил (СДС). В стране началась стремительная поляризация политических сил. Организованные по инициативе СДС в конце 1989 г. массовые демонстрации с требованием радикальных демократических перемен вынудили правительство начать подготовку выборов на альтернативной основе. В самой БКП усилилась борьба фракций. В апреле 1990 г. после общепартийного референдума была изменена идеологическая ориентация партии – она стала называться Болгарская социалистическая партия. Выборы, прошедшие в июне 1990 г., принесли успех БСП. Решающую роль сыграли результаты выборов в провинции, еще мало охваченной гражданским движением. Оппозиция попыталась взять реванш «на улице». Правительство оказалось под жестким прессингом. Не прекращавшиеся митинги, демонстрации и студенческие забастовки вынудили Младенова уйти с поста президента страны. 1 августа 1990 г. на эту должность был избран известный публицист Желю Желев, председатель координационного совета СДС. С образованием в декабре 1990 г. коалиционного правительства Д. Попова с участием представителей СДС, БСП и БЗНС процесс демонтажа коммунистического государственного строя завершился.
В Румынии падение коммунистической диктатуры сопровождалось серьезными военными столкновениями. Поводом к обострению политической ситуации в стране стал расстрел подразделениями службы госбезопасности «Секуритате» демонстрации протеста в городе Тимишоаре 17 декабря 1989 г. В последующие дни волнения начались в Будапеште. Министр обороны В. Миля, отказавшийся ввести в Тимишоар армейские части, был застрелен секуристами. Несмотря на объявление в официальных средствах массовой информации о самоубийстве министра, армия начала поддерживать повстанцев. С 22 декабря столкновения между военными и сотрудниками «Секуритате» происходили уже по всей стране. Эпицентром восстания стала столица, где многотысячная толпа при поддержке танковых подразделений осадила дом Государственного совета. Бои завершились 25 декабря, и в тот же день после импровизированного заседания военного трибунала супружеская чета Чаушеску, властвовавшая в коммунистической Румынии, была расстреляна. В результате столкновений погибли более тысячи человек, половина из которых – в Бухаресте. Власть перешла к созданному в дни восстания Фронту национального спасения (ФНС). В состав его руководства вошли как известные правозащитники, так и опальные бывшие руководители партии и правительства. Председателем ФНС стал Ион Илиеску, входивший в свое время в окружение Чаушеску. Программа ФНС содержала популярные лозунги – ликвидация однопартийности, установление правовой, демократической государственности, организация свободных парламентских и президентских выборов, признание равноправия форм собственности. Илиеску попытался представить свое движение как общенациональное, объединяющее интересы всех слоев румынского общества. С учетом того, что в период правления Чаушеску в стране отсутствовали малейшие признаки организованной оппозиции, ФНС сразу же завоевал прочные лидирующие позиции. Бурный процесс образования новых партий и движений, развернувшийся в последующие месяцы, не изменил ситуацию. Коммунистическая же партия была запрещена новым правительством уже в первые дни 1990 г. Возникшая на ее основе Социалистическая партия труда оказалась немногочисленной и идеологически дезориентированной. Единственными серьезными конкурентами ФСН на выборах в парламент в мае 1990 г. стали воссозданные «исторические» партии – Национал-цэрэнистская (демохристианского толка) и Национал-либеральная, а также выступившая с ними в едином избирательном блоке Социал-демократическая партия. Тем не менее ФСН сумел одержать убедительную победу, а И. Илиеску был избран на пост президента страны.
Позднее всего демонтаж коммунистического режима произошел в Албании. В 1991 г. здесь состоялся Х съезд правящей Албанской партии труда, коренным образом изменивший программные установки партии и состав ее руководства. А менее чем через год после первых свободных выборов к власти пришла оппозиционная Демократическая партия. В 1992 г. ее лидер Сали Беришу был избран парламентом на пост президента страны.
Эксцессы, сопровождавшие смену государственного строя в Румынии, были исключением из правил. Бескровный характер слома восточноевропейских коммунистических диктатур, стремительность этих событий дали основание назвать их «бархатными революциями». Секрет беспрепятственности прихода к власти демократических сил состоял как в обреченности коммунистических режимов, изживших себя, так и в роли «второго эшелона» правящей элиты. Именно косвенная поддержка партработников среднего звена, рвущихся к власти после десятилетий правления «геронтократов», позволила пестрой диссидентской оппозиции оформиться в кратчайшие сроки в мощную политическую силу. «Второй эшелон» власти инициировал процесс самореформирования правящих партий, а в некоторых случаях и блокировал попытки высших правительственных кругов использовать для сохранения своей власти силы армии и госбезопасности (характерно, что на фоне бурных столичных событий, «на местах» власть переходила к новым политическим силам в спокойной, «рабочей» обстановке).
Надежды молодых коммунистических лидеров закрепиться у власти были беспочвенны. Последовавшее за «бархатными революциями» укрепление многопартийной системы, проведение свободных выборов привели к глубокому кризису и упадку коммунистического движения. Потребуется несколько лет, чтобы на его обломках возродились влиятельные, способные бороться за власть левые партии. Пока же новые правительства были сформированы без участия коммунистов и социал-демократов. Их основу составили коалиции либерально-демократического толка – «Гражданский форум» в Чехословакии, Союз демократических сил в Болгарии, «Фронт национального спасения» в Румынии. Заметную роль в политической жизни стали играть партии христианской ориентации, а также националистические движения. В многонациональных государствах, особенно Югославии и Чехословакии, образование нового партийно-политического спектра оказалось связано с национально-региональными особенностями. Чрезвычайно важным был национальный фактор и в развитии политической обстановки в Прибалтийских республиках СССР. Уже с 1987–1988 гг. здесь оформилась сильная демократическая оппозиция, открыто ориентированная на восстановление национального суверенитета. Выборы в республиканские Советы народных депутатов в 1989 г. принесли победу оппозиционным коалициям – Народным фронтам. Это позволило еще до окончательного распада Советского Союза провозгласить национальную независимость. Страны Балтии – Эстония, Латвия и Литва – получили официальное признание мирового сообщества и дальнейшем отказались от какого-либо участия в интеграции с другими республиками бывшего СССР.
События августовского путча в Москве и последовавшее за ними изменение государственного строя в СССР в 1991 г. окончательно ликвидировало саму возможность строительства социализма по советскому образцу. Восточноевропейский регион восстановил геополитическую самостоятельность. Начался новый период в его истории.
Стремительный распад социалистической государственности стал прологом к глубоким социально-экономическим преобразованиям в странах восточноевропейского региона. Эйфория «бархатных революций» породила надежды на столь же быстрое решение десятилетиями накапливавшихся проблем. В массовой психологии доминировало убеждение в том, что коммунизм некогда насильственно вырвал этот регион из лона западной цивилизации и теперь надлежит лишь как можно скорее встать на уже проторенный путь. Для новой политической элиты было несвойственно корректировать стратегию реформ в соответствии с национальной и региональной спецификой, соотносить ее результаты с социальными издержками. Преобладало мнение, что экономические трудности возникают не внутри рыночного механизма, а являются результатом государственного вмешательства. Поэтому целесообразность ускоренного построения «капитализма без прилагательных» (по выражению В. Клауса), полного демонтажа плановой модели и тотального перевода экономического механизма на либеральные, рыночные принципы функционирования сомнению не подвергалась.
Реальная готовность стран региона к либерализации экономики, «стартовая скорость» постсоциалистических реформ была весьма различной. Уже последние коммунистические правительства в Венгрии и Польше предприняли достаточно радикальные меры по освобождению ценообразования, отказу от планово-распределительного механизма государственного управления, включению национальных экономических систем в мировой финансовый и товарный рынок. К аналогичной экономической реформе приступило в конце 80-х гг. и югославское правительство А. Марковича. В других странах восточноевропейского региона реформаторский процесс блокировался консервативными режимами вплоть до их падения в ходе «бархатных революций». Но если восточногерманская и чехословацкая экономика обладали мощным потенциалом и в минимальной степени были обременены проблемой внешнего долга, то Румыния, Албания, Болгария начали переживать глубокий экономический спад уже в 80-х гг. Тем не менее стратегия постсоциалистических преобразований во всех этих странах оказалась совершенно универсальной. Основой ее стала программа «шоковой терапии». Концепция «шоковой терапии» первоначально разрабатывалась специалистами МВФ и МБРР и была реализована в Турции, Израиле, Чили и ряде других стран. Ведущими теоретиками и идеологами «шоковых» постсоциалистических преобразований в восточноевропейских странах стали Л. Бальцерович, Я. Корнаи, В. Клаус, С. Гомулка, Я. Винецкий. Подразумевалось, что первоочередной мерой должна была стать макроэкономическая стабилизация, включавшая борьбу с инфляцией (ликвидацию избыточной денежной массы, ограничение эмиссии), ужесточение кредитной и налоговой политики, урегулирование внешней задолженности (путем реструктуризации долга и списания части его в условиях демократических реформ). Программа стабилизационных мер опиралась, таким образом, на постулаты монетаризма и теории предложения. В качестве следующего шага предполагалась тотальная либерализация экономики – освобождение ценообразования от какого-либо централизованного контроля, снятие ограничений в области торговли (в том числе экспортно-импортных операций), либерализация фондового рынка, системы поставок сырьевых ресурсов, рынка наемного труда. Особую важность имело формирование коммерческой банковской системы, развитие негосударственных финансовых рынков. Все ограничения деятельности частного сектора подлежали отмене. Развитие института частного предпринимательства подразумевало также введение процедуры банкротства, ликвидацию монополий, отказ от искусственного приоритета тех или иных отраслей и видов производства. Большая часть государственного сектора подлежала приватизации. Соответствующим образом пересматривались цели и методы государственной экономической политики. Государство переходило к системе косвенного регулирования. Осуществлялась коренная реформа социального, налогового, бюджетного законодательства.
Особенностью восточноевропейских «шоковых реформ» стало сочетание монетарных антиинфляционных и валютных стабилизирующих мер с достаточно активной стимулирующей политикой в области доходов. Этот вариант «шоковой терапии» получил в мировой практике название гетеродоксального. Альтернативный вариант стабилизации (ортодоксальный) широко использовался в России и большинстве стран СНГ. Он базировался только на валютно-финансовых монетарных мерах. Специфика восточноевропейской политики объяснялась опасением подорвать складывающуюся рыночную кредитно-денежную систему всплеском инфляции. Но целенаправленная поддержка высокого уровня доходов населения требовала сохранения государственного влияния в экономике, в том числе практики «замороженных» обменных курсов, контроля за ценами и заработной платой, отказа от процедуры банкротств. Поэтому применение гетеродоксального варианта «шоковых реформ» ограничивалось лишь самыми первыми этапами преобразований.
Все проекты «шоковой терапии» были ориентированы на максимальное ускорение либерализации экономики. Предполагалось, что во избежание негативного влияния «отстающих» секторов на уже сложившиеся сегменты рыночной инфраструктуры целесообразно осуществлять структурные преобразования одновременно во всех сферах. Ускоренный характер реформ рассматривался также в качестве важнейшего средства преодоления инерционности огосударствленной экономики, лоббирования со стороны естественных монополистов, возможных вспышек социального протеста со стороны населения. Наконец, имело смысл в максимальной степени использовать и тот кредит доверия, который новые режимы получили в результате слома коммунистической системы. Следовало учесть, что электорат недолго сможет мириться с трудностями переходного периода, и уже вскоре возможность продолжения реформ окажется в зависимости от их социального эффекта.
Основные преобразования «шоковой терапии» были осуществлены в восточноевропейских странах на протяжении 1990–1992 гг. Они привели к двойственным результатам. Радикальная ломка механизма централизованного планирования и контроля, широкая приватизация, тотальная либерализация ценообразования и внешней торговли, ввод конвертируемости национальных валют, демонтаж значительной части социальной распределительной системы способствовали стремительному формированию рыночной инфраструктуры. Был ликвидирован дефицит потребительских товаров. В сферу предпринимательской деятельности включилась значительная часть населения. Однако негативные последствия «шоковой терапии» превзошли все самые пессимистические ожидания. Последовал глубокий спад производства. Валовой национальный продукт уменьшился в Болгарии и Румынии на 50 %, в Венгрии и Чехословакии – на 25 %, в Польше – на 20 %. Безработица в целом по региону охватила более 1/10 трудоспособного населения. Широко распространенным явлением стали частичная занятость, опережающий рост безработицы среди молодежи. Огромные масштабы приобрела инфляция. Даже ценой жестких монетарных мероприятий восточноевропейским правительствам не удавалось добиться снижения инфляции ниже среднегодового уровня 20–40 %. В таких условиях образовывался завышенный уровень номинальных и реальных процентных ставок, что ограничивало кредит и мешало экономическому оживлению. Инфляционные ожидания становились дополнительным источником неуверенности для бизнеса. Неожиданной оказалась устойчивость инфляции. Предложение денег на рынке неизменно отставало от индекса потребительских цен, тогда как в мировой практике именно этот фактор являлся решающим для стимулирования инфляционных процессов. Обычные монетарные методы оказывались в данном случае малоэффективными.
Результаты первого периода постсоциалистических преобразований показали, что стратегия «шоковой терапии» базировалась на целом ряде ошибочных постулатов. Ключевым из них можно признать переоценку экономических последствий приватизации и слома командно-административного механизма. Приватизация должна была обеспечить эффективное управление и дополнительные источники финансирования, а также формирование широкого слоя собственников – залог решения многих социально-психологических проблем. Использовались две модели приватизации. Первый вариант (ваучерный) основывался на свободном распределении государственной собственности среди всего населения. Предусматривалось наделение каждого гражданина ваучером, который можно обменять на акции одного из общенациональных фондов – владельцев группы предприятий. Схемы подобной приватизации были разработаны в Чехословакии, Болгарии, Польше и Румынии, но эффективно реализованы лишь в Чехии. Выигрышная в идеологическом плане, ваучерная модель не могла создать действительно эффективную систему управления. Собственность оказывалась «распылена», а сфера предпринимательской активности существенно сокращалась. Сама же приватизация не приносила дополнительных финансовых средств ни предприятиям, ни бюджету. Альтернативная модель приватизации носила коммерческий характер. Акционирование и продажа предприятий осуществлялись выборочно. Приватизированные предприятия в этом случае быстро включались в новую систему управления, их деятельность строилась на жестких требованиях к рентабельности. Но процесс приватизации, а вместе с ним и структурно-отраслевые преобразования растягивались по времени.
Иллюзией оказалось и убеждение в том, что смена форм собственности автоматически приведет к созданию инновационного, гибкого производственного механизма, что с падением коммунистических режимов господство монополий в экономике естественным образом сменится атмосферой свободной конкуренции. Зачастую приватизированные предприятия оказались «негосударственными», но еще не становились частными. В условиях либерализационных шоков, инфляционных ожиданий, сложнопрогнозируемой смены схем индексации зарплаты и пенсий, частых (и не всегда объективно мотивированных) скачков валютного курса и цен на отдельные товары предприятия, как частные, так и государственные, склонялись к схожей стратегии – сокращению производства для спекулятивного стимулирования потребительского спроса или повышению цен на продукцию вместо борьбы за снижение ее себестоимости и издержек производства. Это, в свою очередь, становилось источником устойчивой инфляции.
Противоречивые экономические последствия «шоковой терапии» дополнялись ее негативными социальными последствиями. Падение уровня жизни, неизбежное при структурных преобразованиях, дифференциация доходов и социальная поляризация общества воспринимались чрезвычайно болезненно. Среди наиболее уязвимых слоев оказались те группы населения, которые раньше занимали достаточно привилегированное (в том числе и в моральном плане) положение – офицеры, ученые, врачи, учителя. Оказалось, что при всем желании перенять западный жизненный стандарт большинство населения отнюдь не спешило отказаться от социальных гарантий государства и болезненно реагировало на политику жесткой экономии в социальной сфере. Сложные психологические проблемы затронули и наиболее преуспевающие слои населения, связанные с бизнесом. В большинстве восточноевропейских стран отсутствовали традиции предпринимательской культуры, не сложилось четкое правовое пространство рыночных отношений. На предпринимательскую деятельность оказывала влияние клановая психология, ориентация на получение доходов любыми, в том числе и полулегальными, средствами. Велика оказалась волна коррупции, затронувшая все этажи власти. Слой предпринимателей пока оставался малочисленным, а массовая приватизация в большинстве стран региона не оправдала надежд на стремительное формирование «класса капиталистов».
Обострение социальной обстановки, очевидная необходимость корректировки реформаторского курса вызвали перестройку партийно-политического спектра и приход к власти левоцентристских сил. Концептуальную основу обновленной стратегии рыночных преобразований составил так называемый градуалистический подход. Не отрицая важность макроэкономической стабилизации, в том числе и многих аспектов «шоковой терапии», сторонники градуализма указывали на ее социальные издержки и ратовали за более сбалансированные, постепенные реформы. Более конкретные рекомендации существенно разнились. Представители социал-демократических кругов выступали с позиций, близких к классическому кейнсианству, и указывали на необходимость опережающего стимулирования потребительского спроса (Я. Крегель, Э. Мацнер, К. Ласки). Радикальное крыло социалистов опиралось на теоретические выводы О. Ланге и по-прежнему доказывало возможность построения рыночного социализма с преобладанием государственной собственности. Большим влиянием пользовались представители институционалистской школы, получившей распространение на Западе еще в 50–60-х гг. Институционалисты считали приватизацию и либерализацию ценообразования недостаточной основой для полной реструктуризации экономики. Эффективность реформ, в их представлении, зависела от соотнесения масштабов приватизационного процесса с развитием всей рыночной инфраструктуры, обеспечения эффективного сочетания государственного и частного секторов экономики, сохранение государственного контроля над ценами товаров первой необходимости.
Ключевым компонентом всех градуалистических концепций стала идея социализации осуществляемых реформ, уменьшения их издержек, невзирая на увеличение срока реализации и отступление от модели «капитализма без прилагательных». Но столь же общим недостатком явилось отсутствие четких ответов на ключевые проблемы, выявленные либерализационными шоками: каково соотношение между скоростью реформ и их экономической эффективностью, какие методы могут позволить провести реструктуризацию промышленности без снижения уровня производства и занятости, какие источники финансирования могут обеспечить осуществление социальных стабилизационных мер при строгих бюджетных ограничениях и сокращении прямых экономических полномочий государства? Социализация реформ вступала в противоречие и с рекомендациями международных финансовых кругов, в том числе экспертов МВФ. Отказ от жесткого монетаризма грозил еще более обострить проблему внешних инвестиций, отсрочить возможность интеграции в экономическое пространство Европейского союза.
Наибольшее влияние на ход постсоциалистических преобразований градуалистические концепции оказали в середине 90-х гг. В 1993 г. в большинстве стран региона был достигнут пик кризиса. Общественные настроения в этот период в наибольшей степени благоприятствовали отказу от либертарных шоковых моделей и социализации формируемого рыночного социализма. Складывалась и объективная возможность подобной корректировки – основные структурные изменения завершались, в наиболее рентабельных отраслях наметился подъем. Но дрейф реформаторского курса «влево» не был радикальным. Во второй половине 90-х гг. стало очевидно, что дилемма «быстрые, шоковые, реформы или медленные, градуалистические» сменяется более четким и целенаправленным выбором приоритетных сфер и направлений реформирования. К ним можно отнести развитие законодательной базы рыночной экономики, осуществление нового этапа приватизации, развитие системы трудовых отношений, бюджетную реформу.
Несмотря на интенсивное конституционное строительство, сопровождавшее слом коммунистических режимов, вплоть до 1993–1994 гг. в большинстве восточноевропейских стран отсутствовала фундаментальная правовая база рыночной экономики. Развитие законотворчества в этом направлении в середине 90-х гг. позволило обеспечить защиту прав собственности, сформировать институт контрактных отношений, обеспечить правовые основы конкурентной среды, формализовать процедуру начала и завершения хозяйственной деятельности, в том числе наиболее болезненный вопрос – основания и порядок банкротства. В итоге, начали складываться стабильные рыночные «правила игры», способствующие снижению предпринимательских рисков и привлечению иностранных капиталовложений.
В контексте активного правового строительства, охватившего вторую половину 90-х гг., существенные коррективы были внесены и в антимонополистическое законодательство многих восточноевропейских стран. В этом отношении показателен пример Польши, Чехии, Словении, Румынии, где основанием для антимонополистических ограничений стало выступать не долевое участие того или иного производителя в отраслевом рынке, а признаки «монополистического поведения» – значительное завышение цен, снижение качества продукции, незаконное препятствование вхождению новых конкурентов в рынок и т. п. Подобная практика оказалась особенно эффективна в связи с началом в середине 90-х гг. нового этапа приватизации. В отличие от периода «шоковой терапии», приватизация стала распространяться на базовые отрасли и крупные предприятия, в том числе нерентабельные, отягощенные избыточной занятостью, устаревшим оборудованием, большой социальной инфраструктурой. Более широко использовались аукционные формы приватизации, жестко пресекалась практика полулегальной распродажи государственного имущества, использования государственных средств для некоммерческого финансирования частных фирм. Изменились подходы и к практике массовой ваучерной приватизации. В большинстве стран, где была принята эта модель, ее реализация первоначально оказалась отсрочена – в Польше и Румынии до конца 1995 г., в Болгарии до начала 1996 г. Теперь же ваучерная модель была в значительной степени коммерционализирована. Население перестало смотреть на приватизацию как способ распределения общих благ. Показателен референдум, прошедший в Польше в феврале 1996 г., где большинство граждан высказались в поддержку преимущественно платной приватизации, способной обеспечить приток средств в государственный бюджет и реально оздоровить производство. По той же причине во второй половине 90-х гг. значительно сократилась практика «инсайдерской приватизации», когда льготные права на выкуп акций имели трудовые коллективы или администрация предприятий. Параллельно упрощается практика продажи предприятий иностранным инвесторам.
Новым направлением реформаторского процесса во второй половине 90-х гг. стала институциональная модернизация социальной системы. Несмотря на либертарный пафос эпохи «шоковой терапии», существовавшая ранее модель социального обеспечения претерпела тогда минимальные изменения. Значительно сократилось лишь ее бюджетное финансирование. Подобная ситуация значительно усиливала негативные последствия структурных преобразований и вызывала растущее напряжение в обществе. Институциональная реформа социальной сферы подразумевала создание широкой сети негосударственных организаций и фондов, специализирующихся на различных формах социального обеспечения и имеющих смешанный порядок финансирования (отчисления работников, предпринимателей, потребителей, государства, а также собственная коммерческая деятельность). Коммерческие элементы вводились и в деятельность государственных страховых и пенсионных фондов.
Развитие экономики переходного типа в восточноевропейских странах во второй половине 90 гг. наглядно показало, что практически невозможно найти единый алгоритм подобных преобразований. Несмотря на относительную синхронность реформ и схожесть общей стратегии, они привели к очень разным результатам. Пять стран – Чехия, Польша, Венгрия, Словакия и Словения – сформировали группу лидеров. Для них была характерна не только более последовательная и целенаправленная реформаторская политика, но и высокая «стартовая скорость» реформ. С 1993–1994 гг. во всех пяти странах сохранялся уверенный экономический рост. Значительно возросла активность инвесторов (как внутренних, так и внешних), умеренной стала инфляция – от 6,4 % (Словакия) до 18 % (Венгрия). Принципиально важной чертой современного развития стран-инсайдеров восточноевропейского региона стало приближение отраслевой структуры к постиндустриальному типу, в том числе быстрое уменьшение роли добывающей промышленности, ускоренное развитие индустрии услуг, все более органичное включение в мировое и европейское экономическое и информационное пространство. Все эти страны являются наиболее реальными претендентами на вступление в ЕС в начале XXI в.
Совершенно иным остается экономическое положение восточноевропейских стран-аутсайдеров, в числе которых оказались Албания, Болгария, Румыния, а также большинство южно-славянских государств. «Прыжок в рынок» оказался слишком тяжелым испытанием для экономических систем, неподготовленных к этому хотя бы фрагментарными реформами 60 – 80-х гг. Несбалансированность и низкая эффективность «шоковых» экономических преобразований вызвали здесь особое обострение социальных проблем и стали причиной политической дестабилизации. В Югославии и Албании общественный кризис приобрел форму гражданской войны. Все эти события еще больше усугубляли отставание от региональных лидеров. Лишь к концу 90-х гг. в экономическом развитии Румынии, Болгарии, Хорватии наметился позитивный сдвиг. Албания, Босния и Герцеговина, Македония, обновленная Югославия, напротив, откатились за черту бедности. Международная напряженность на Балканах, политическая нестабильность в самих странах-аутсайдерах остаются непреодолимым препятствием для развертывания эффективных преобразований.
На протяжении 1990–1992 гг. практически во всех восточноевропейских странах произошла радикальная перестройка политико-правовой системы. Ключевой целью конституционного строительства являлось формирование государства, аналогичного наиболее зрелым, признанным образцам правовой демократии. Новый государственный строй основывался на политическом плюрализме, гласности, многопартийности, разделении властей, закреплении прав личности. Но при этом практика конституционного правотворчества приобрела двойственный характер. С одной стороны, безусловный приоритет отдается освобождению личности из-под опеки государства, закреплению принципов демократии, законности, рыночной свободы. Конституции рассматриваются как высшее олицетворение ценностей, надежд и чаяний общества, избавившегося от угрозы тоталитаризма. С другой – необходимость легитимации нового государственного строя предопределила весьма детальную регламентацию в постсоциалистических конституциях самых различных аспектов общественных отношений. В силу неразвитости институтов рыночной экономики, плюралистической социальной инфраструктуры и демократической политической системы государство пытается взять на себя ответственность за их устойчивое функционирование или даже создание. Конституции оказываются переполнены нормативным материалом, создающим институциональные гарантии в области трудовых отношений и социального обеспечения, деятельности профсоюзов и иных ассоциаций, защиты окружающей среды и обеспечения безопасности, гражданских и политических отношений. Конституционно закрепляется обязанность государства по защите рыночного характера экономического строя, национального культурного и языкового пространства. Тенденция нормативной перегрузки конституций угрожает превращением их в декларативные политические манифесты, лишь косвенно отражающие реальный правопорядок. К тому же закрепление в конституциях в качестве безусловно обязательных норм многообразных экономических, политических и социальных принципов, только начавших внедряться в общественные отношения, девальвирует сам конституционный порядок, обесценивает значимость конституции как основного закона. Одновременно возрастает и значимость прямого регулирования со стороны государства.
После кратковременной эйфории тотальной демократизации, сопровождавшей «бархатные революции» и первые шаги по становлению постсоциалистической государственности, в большинстве стран Восточной Европы стала очевидной тенденция централизации властной системы. В конституционном праве она отразилась прежде всего в явном преобладании прерогатив главы государства. Лишь в Венгрии и Чехословакии возобладал принцип верховенства парламента. В остальных странах региона закрепился порядок всенародных прямых выборов президента, что обеспечивает главе государства полную независимость от парламента. При наличии чрезвычайно широких полномочий президенты, как правило, не несут ответственности за свои политические действия. Так, например, конституция Болгарии содержит прямое определение «безответственного правления» президента: «Президент не несет ответственности за действия, совершенные им при исполнении своих функций». В качестве основания для привлечения главы государства к ответственности указываются лишь государственная измена и нарушение конституции. Схожие статьи содержатся в конституциях Польши, Венгрии, Словакии, Югославии. Еще одной характерной чертой постсоциалистического государственного строительства стала практика «конституционного умолчания», оставляющая те или иные вопросы государственного управления и взаимоотношений ветвей власти без четкого решения. Наиболее частым является «конституционное умолчание» по поводу процедуры импичмента в отношении президента, осуществления конституционного правосудия, вынесения вотума недоверия правительству со стороны парламента.
Синтез либеральных и этатистских принципов является характерной чертой не только постсоциалистического государственного строительства, но и всей современной конституционной традиции. Созданные после Второй мировой войны конституции ФРГ, Италии, Австрии, Франции, Испании, Португалии олицетворяют отказ как от наследия тоталитарной государственности, так и от классического либерального взгляда на личность как самодостаточный феномен. Либерально-этатистская конституционная доктрина опирается на понимание неразрывной, диалектической связи индивида и общества, важности всех факторов социализации личности и, соответственно, преодолевает жесткие рамки либеральной модели «государства – ночного сторожа». Соответственно расширяется круг конституционно регулируемых общественных отношений и прямые полномочия государственной власти. Эта практика отражает не признание самоценности некоего «государственного интереса», а восприятие народа (нации) как реального субъекта, обладающего общими целями, правами и обязанностями. Постсоциалистический конституционализм отчасти отражает ту же тенденцию. Но еще в большей степени он связан не с торжеством либерально-этатистской идеологической доктрины, а с особенностями переходного периода, сохранением авторитарных черт политической культуры общества.
Постсоциалистической «скрытый авторитаризм» характеризует не столько правовую систему, сколько политические процессы, стилистику властвования новых демократических лидеров. Пришедшая к власти после «бархатных революций» элита уже вскоре оказалась расколота на две группировки. Обнаружились противоречия между представителями прежней диссидентской оппозиции и выходцами из административного и партийного аппарата, «управленцами». Это противоборство «романтики» и «прагматизма», как правило, завершалось в пользу последнего, но уход из правящих коалиций людей, олицетворявших для общественности «совесть реформ», наносил серьезный моральный урон демократическим силам. К тому же управленческие кадры, кроме своего опыта государственной работы, цепкости и решительности, привнесли в политическую жизнь практику лоббизма, иногда трудно отличаемого от коррупции, авторитарный стиль руководства. Создаются условия для распространения на систему государственного управления клановых отношений, роста коррумпированности высших эшелонов власти.
Помимо стилистики государственного управления «скрытый авторитаризм» проявлялся в высокой персонификации политической жизни, значимости фигуры политического лидера в общественной жизни. Показательны возросшие монархические настроения в некоторых странах региона (так, например, реставрация монархии стала темой оживленной дискуссии в Болгарии весной 1997 г.). Примером радикального проявления авторитарных тенденций можно считать события в Албании в начале 1997 г., когда на гребне широкого общественного движения «обманутых вкладчиков» в стране произошел государственный переворот с переходом власти от одного политического клана к другому. Лишь вмешательство международных миротворческих сил остановило сползание страны в гражданский хаос. Причиной подобного положения является медленное развитие «живого плюрализма» – реального многообразия гражданских связей, свободы выражения мнений, противоречащих господствующей идеологии. Трудности, вызванные структурными экономическими преобразованиями, массовая маргинализация общества в условиях стремительного слома ценностной системы создавали благоприятные условия для сохранения «скрытого авторитаризма» как в массовом сознании, так и в психологии правящей элиты.
Еще одним политическим следствием социально-экономических проблем, сопровождавших «шоковые» реформы, стала активизация левых партий и движений. Реорганизация левой части партийно-политического спектра завершилась уже к 1993–1994 гг. Программные установки обновленной левой оппозиции основывались на идеях социальной амортизации реформ, большего учета национальной специфики, отказа от безоглядной ориентации на западную модель развития. В июне 1994 г. победила на парламентских выборах Венгерская социалистическая партия, лидер которой Дьюла Хорн возглавил правительство. В 1993 г. на парламентских выборах в Польше победила коалиция Союз левых демократических сил, а спустя два года ее лидер и глава партии «Социал-Демократия Республики Польша» Александр Квасьневский одержал победу и на президентских выборах. В этот же период, несмотря на жесткий идеологический прессинг, левые силы сумели прийти к власти и в Болгарии, Литве, чуть позднее – в Албании. Стабильным оставалось их положение в Словакии, Югославии.
Изменение политической ситуации болезненно воспринималось либерально-демократическими кругами и становилось предметом ожесточенной борьбы, нередко выходящей за рамки парламентской демократии. Так, например, бывший польский президент Л. Валенса, проиграв выборы в 1995 г., обвинил своих оппонентов едва ли не в шпионаже в пользу России и попытался организовать с помощью «Солидарности» акции гражданского неповиновения. В Болгарии нападки либеральной оппозиции под спекулятивными антикоммунистическими лозунгами вызвали в марте 1997 г. правительственный кризис и досрочное проведение парламентских выборов. Но на самом деле активизация левых сил не являлась признаком возрождения коммунистической альтернативы. Более того, этот процесс оказался чрезвычайно важным для дальнейшей демократизации общества, восстановления сбалансированного партийно-политического спектра, ликвидации угрозы монопольного властвования новой идеологической концепции. Во второй половине 90-х гг. инициатива постепенно начала переходить вновь к правоцентристским политическим партиям и движениям. Так, например, в 1998 г. «Солидарность» в коалиции с «Союзом свободы» Л. Бальцеровича одержала победу на парламентских выборах в Польше. В том же 1998 г. убедительной победой правой оппозиции завершились выборы в Венгрии. Причем лидером избирательной кампании оказался недавний аутсайдер – Союз молодых демократов во главе с В. Орбаном.
В большинстве случаев возвращение правых к власти не сопровождалось новым витком идеологической конфронтации. Основой правительственных программ становится прагматизм, технократические методы решения назревших социально-экономических проблем. Показателен пример Чехии, где Социал-демократическая партия М. Земана после поражения на выборах 1998 г. тем не менее образовала правительство «парламентского меньшинства». Это стало возможным благодаря сенсационному соглашению между ее руководством и В. Клаусом, лидером Гражданской демократической партии (правопреемницы «Гражданского форума»). «Отец» чешской экономической реформы 90-х гг., радикальный либерал В. Клаус предпочел в качестве союзников социалистов нового поколения, а не своих недавних партнеров из Унии свободы и Христианско-демократической партии. Этот альянс, возможность которого была совершенно невероятной еще несколько лет назад, ориентирован на стабилизацию политического положения в стране, последовательное решение социальных проблем. С теми же целями румынское правительство В. Черби, образованное после победы на выборах 1996 г. правых партий, спустя год было коренным образом реформировано и пополнено беспартийными «технократами». Новые тенденции в общественно-политической жизни восточноевропейских стран свидетельствуют о постепенном преодолении постсоциалистического наследия и успешном формировании институтов гражданского общества, плюралистической демократии.
Одной из наиболее острых и болезненных проблем политического развития постсоциалистических государств Восточной Европы стал национальный вопрос. Саму тенденцию национальной самоидентификации, консолидации языкового, культурного пространства различных этнических групп можно считать вполне закономерной в условиях ломки тоталитарной идеологии, поиска новых мировоззренческих ориентиров, попыток укрепления позиций региона на международной арене. Однако зачастую национальный вопрос переходил из сферы духовного строительства в область политических спекуляций, становился средством создания политического капитала, предметом межнациональной и межгосударственной розни. Пестрая этногосударственная карта восточноевропейского региона создавала для этого самые благоприятные условия. Правового и политического решения требовала судьба турецкой диаспоры в Болгарии (более 10 млн человек), греческой – в Албании, венгерской – в Словакии, румынской – в Венгрии. В период «бархатных революций» пошатнулось единство чехословацкой и югославской федераций, сформированных по национальному признаку. Чрезвычайно острой являлась проблема русскоязычного населения в странах Балтии.
Урегулирование национальных отношений стало важнейшей задачей в период постсоциалистического конституционного строительства. В унитарных полиэтнических восточноевропейских странах – Польше, Болгарии, Венгрии, Румынии – были законодательно закреплены права национальных меньшинств на сохранение их самобытности. Польская конституция устанавливает право каждого гражданина на сохранение своей национальной и этнической идентичности. Сходные определения включены в болгарскую и румынскую конституции (право каждого развивать свою культуру в соответствии со своей «этнической самоидентификацией», право членов национальных меньшинств «сохранять, развивать и выражать свою этническую, культурную, языковую и религиозную идентичность»). Но если польская конституция признает право национальных меньшинств «сохранять свою отличительность», то и болгарская, и румынская конституции уклоняются от закрепления каких-либо коллективных прав подобных групп. Болгарская конституция даже запрещает формирование политических партий на этнических основах. Румынская конституция заявляет о необходимости отказаться от защитительных мер национальных меньшинств, которые нарушают «принцип равенства и отказа от дискриминации по отношению к другим румынским гражданам». Болгарская и румынская конституции закрепляют также преобладание языка коренного этноса. Например, в болгарской конституции содержится положение о том, что «болгарский язык является языком Республики» и что «изучение и применение болгарского языка является правом и обязанностью каждого болгарского гражданина». В той же конституции восточное православное христианство рассматривается как «традиционная религия в Республике Болгарии», что явно противоречит принципу свободы вероисповедания и отделения церкви от государства. Наиболее демократична в решении национального вопроса венгерская конституция. Она объявляет национальные и этнические меньшинства «составными элементами государства» и признает право этих групп населения развивать свою культуру, пользоваться родным языком и получать на своем языке образование.
Более сложным оказалось решение национального вопроса в федеральных государствах – Чехословакии и Югославии. Обострение национального вопроса в Чехословакии стало очевидным сразу же после «бархатной революции» 1989 г. Широкий общественный резонанс приобрело обсуждение нового названия государства. Выяснилось, что франкоязычный текст Трианонского договора, учредившего федерацию, содержал название «Чехо-Словакия», тогда как конституция 1920 г. закрепила название «Чехословакия». Словацкие политические деятели использовали этот исторический казус для постановки вопроса о создании более симметричной модели федерации. Новое название государства – Чешская и Словацкая республика, утвержденное в апреле 1990 г., символизировало торжество идеи постепенной децентрализации федеральной государственности. В период подготовки и проведения первых свободных выборов в 1990 г. размежевание чешских и словацких политических сил стало еще более глубоким. Полное преобладание в Чехии «Гражданского форума» отразилось в формировании федеральных органов власти. Представитель радикального крыла партии В. Клаус стал министром экономики и фактически возглавил процесс реформ в стране. В Словакии сильным оставалось влияние левых и националистических партий. Принятая в декабре 1990 г. федеральная конституция закрепила первичность суверенитета двух республик и значительно сузила прерогативы федерального правительства.
В последующие полтора года динамика развития двух республик становилась все более разной. В Чехии успешно была осуществлена широкая приватизация, сохранялся минимальный уровень безработицы, быстро формировалась рыночная инфраструктура, росли иностранные капиталовложения. В Словаки процесс реформ носил менее успешный характер. Словацкая экономика, отягощенная непропорционально преобладающей тяжелой индустрией, громоздким военно-промышленным сектором не могла быть эффективно реформирована по «плану Клауса». Конверсия ВПК принесла всплеск безработицы. Либерализация ценообразования без успешных структурных преобразований подорвала потребительский рынок. К 1992 г. уже 40 % населения республики оказались за чертой бедности. Словацкое правительство В. Мечьяра требовало учесть региональную специфику в ходе реформ и обвиняло Прагу в нарушении принципа федерализма. В то же время федеральный министр экономики Клаус ратовал за усиление роли Чехии в рамках государства и даже преобразование федерации на территориальной, а не национальной основе. После победы на выборах 1992 г. в Словакии партии Мечьяра (Движения за демократическую Словакию) и на выборах в Чехии Гражданской демократической партии Клауса два центра политического влияния окончательно обособились. В 1992 г. последовали 4 раунда переговоров Мечьяра и Клауса, возглавивших республиканские правительства. Переговоры эти прошли в достаточно конструктивном стиле – обе стороны быстро достигли решения о начале процесса раздела федерации под контролем парламента. В июле 1992 г. была принята декларация Словацкого национального совета о суверенитете, хотя по опросам 34 % словаков в этот период еще выступали против раздела (равно как и 44 % чехов). 25 ноября 1992 г. Федеральное собрание ЧСФР большинством в 3 голоса приняло окончательное решение о разделе. В кратчайшие сроки была проведена большая работа по подготовке правовой базы этого процесса. В частности, были приняты Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, предусматривавший механизм государственных консультаций и принцип свободного перемещения лиц на 15 лет, Таможенная уния о свободном перемещении товаров и услуг, комплекс договоров о границах, Договор о взаимных обязательствах в области труда (о равных условиях трудоустройства), Договор о возврате культурных ценностей, закон о разделе федерального имущества и т. д. Граждане Чехословакии получили право выбора гражданства той или другой республики. 31 декабря 1992 г. «бархатный развод» завершился. Преемниками федерального государства стали Словацкая республика и Чешская республика.
Распад югославского федеративного государства был результатом как долговременных этнических конфликтов, обеспечивших Балканам репутацию «порохового погреба Европы», так и кризиса модели «самоуправляющегося социализма». Конституция 1974 г. закрепила суверенитет республик и преобладающие экономические прерогативы региональных субъектов. Исключением явилась Сербия, взаимоотношения которой с автономными краями стали асимметричными (законы и органы власти республики имели ограниченное действие на территории краев). Именно Сербия стала ареной первого острого этнического конфликта – в 1981 г. здесь резко активизировались сепаратистские настроения среди албанского населения края Косово. В дальнейшем, несмотря на временную стабилизацию обстановки в Сербии, проблема межнациональной розни становилась все более очевидной. Этот вопрос обсуждался на специальных пленумах ЦК СКЮ в декабре 1987 г. и в июле 1988 г. Однако принятые на них решения остались без последствий. Постепенно эпицентр противоречий сосредоточился на взаимоотношениях наиболее влиятельных республик – Сербии, Хорватии и Словении. Их противостояние имело глубокие исторические корни. Соперничество Сербии и Хорватии за преобладание в Балканском регионе сочеталось с разной внешнеполитической ориентацией (для Хорватии более традиционен прогерманский курс, для Сербии – пророссийский). Конфликт имел и конфессиональную почву – сербскому православию противостоял хорватский католический клерикализм. Клерикально-католическая окраска также была присуща словенскому национализму. Но с 80-х гг. словенские националистические круги делали упор на экономические проблемы, подчеркивая высокий уровень словенской промышленности и культуры, образованность населения республики, готовность Словении к быстрой интеграции в западноевропейское пространство.
Новым явлением балканской общественно-политической жизни стало зарождение мусульманского национализма. В рамках югославского государства лица исламского вероисповедания впервые были определены как самостоятельная социальная группа в 1953 г. (категория «югославов неопределенных» в списках федеральной переписи). С 1961 г. было официально признано существование этнической группы мусульман, а в 1971 г. принадлежность к мусульманам стала рассматриваться как национальная. Подобная уникальная практика была связана прежде всего со спецификой этнокультурного развития Боснии и Герцеговины, где население раскололось на этнические группы именно по религиозному признаку: католики считали себя хорватами, православные – сербами, а мусульмане рассматривали ислам как основной фактор национальной самоидентификации. Впоследствии к исламской нации стало тяготеть и албанское население края Косово.
В период «бархатных революций» этническое противостояние окончательно превратилось в доминанту общественно-политической жизни югославской федерации. Коммунистическое руководство республик, ищущее выход из кризиса социализма в экономическом и политическом обособлении своих государств, приобрело черты этнополитических клановых элит. Суверенизация республик в 1990–1992 гг. не остановила нарастания межнациональной напряженности. Тлевший десятилетиями конфликт приобрел форму открытых военных столкновений. Первые выстрелы прозвучали в Словении. Еще до окончательного распада федеративного государства словенское руководство взяло курс на создание национальных военизированных формирований (отрядов территориальной обороны), разработку планов противодействия частям регулярной югославской армии. 26 июня 1991 г., в день провозглашения независимости, словенские вооруженные силы взяли под свой контроль опорные и таможенные пункты на границах республики, в том числе и границах с Австрией и Италией. Спустя несколько часов федеральный парламент принял решение о защите государственных границ. Выдвижение к внешним границам Словении частей югославской армии было встречено вооруженным сопротивлением местных отрядов самообороны. Явный перевес в вооружении югославских войск не имел большого значения, поскольку федеральное правительство решительно отказывалось признать начало военных действий. В ходе разрозненных стычек югославская сторона потеряла 44 убитых, словенская – 3. Правительство Словении официально объявило об агрессии Югославии против суверенного государства. Югославские части, передислоцированные к границе республики, оказались блокированы гражданским населением. В начале июля при посредничестве представителей ЕС начались переговоры. По их результатам подразделения югославской армии уже к концу месяца были выведены с территории Словении. Причина уступчивости официального Белграда заключалась, с одной стороны, в нежелании провоцировать крупномасштабный конфликт, а с другой – попыткой предотвратить образование словенско-хорватской коалиции. Сепаратизм хорватского руководства, в том числе нового лидера республики Ф. Туджмана, носил более агрессивный характер. В Хорватии открыто провоцировалась этническая рознь, нагнеталась антисербская истерия. В этой ситуации сербское население республики, компактно проживавшее в общинах Книна, Западной и Восточной Славонии, Северной Далмации, Бании и Лики, все решительнее выступало за создание национальной автономии. В конце июля 1990 г. был сформирован Сербский Сабор – представительный орган сербского народа в Хорватии, а также его исполнительные органы. Председателем Сабора стал Милан Бабич. По решению референдума, проведенного среди сербского населения, 21 декабря 1990 г. была провозглашена автономная область Сербская Крайна. Спустя несколько дней в Загребе была принята и новая хорватская конституция, где сербы признавались национальным меньшинством, но не о какой автономии речи не шло. В последующие месяцы Хорватию захлестнула волна сербофобии, участились террористические акты в отношении сербского населения и служащих югославской армии, начались гонения на православную церковь. Весной – летом 1991 г. начались постоянные вооруженные столкновения между хорватской полицией и сербскими отрядами самообороны. Руководство Сербской Крайны взяло курс на выход из республики. 12 мая 1991 г. в Себской Крайне был проведен референдум о присоединении к Сербии, а 16 мая соответствующее решение приняла краевая Скупщина. Поскольку югославское правительство не спешило солидаризироваться с такими действиями, 19 декабря 1991 г. сербские области Хорватии объединились в независимую Республику Сербскую Крайну.
Во второй половине 1991 г. военные действия на границе Хорватии и Сербской Крайны приобрели крупномасштабный характер. В них постепенно втягивались и регулярные части югославской армии, дислоцированные в сербских областях. Какой-либо ясной позиции в отношении этого конфликта у командования федеральной армии не было, но разрозненные действия югославских частей воспринимались правительством Хорватии и политическими кругами западных стран как агрессия со стороны Сербии. Переломным для общественного мнения на Западе стали события октября – ноября 1991 г., когда подразделения югославской армии почти месяц подвергали артиллерийскому обстрелу хорватский укрепленный район у города Дубровник. С этого момента любые действия хорватской армии находили полную моральную поддержку на Западе, тогда как Сербия постепенно оказывалась во внешнеполитической изоляции.
В конце ноября 1991 г. хорватская армия предприняла наступление в Западной Славонии. Военные операции сопровождались геноцидом сербского населения. Югославская федеральная армия, оставшаяся без политического руководства и четкого командования, стремительно теряла боеспособность. Сербские лидеры взяли курс на создание собственных вооруженных сил и не стремились к непосредственному вмешательству в хорватские события. В ноябре 1991 г. Президиум СФРЮ обратился к ООН с просьбой о вводе в зону конфликта миротворческого контингента. «Голубые каски» прибыли в Югославию весной 1992 г., однако, невзирая на присутствие миротворцев, хорватские войска осуществили несколько наступательных операций в стратегически важных районах Восточной Славонии. Одновременно проводилась модернизация хорватской армии. В 1992–1994 гг. благодаря экономической помощи Запада Хорватия истратила более миллиарда долларов на черном рынке вооружений. Официальное перемирие между Крайной и Загребом было заключено при российском посредничестве лишь в марте 1994 г. Но последовавшие затем политические переговоры зашли в тупик. Стремясь к радикальному решению «сербского вопроса» Хорватия вновь развязала военные действия. В мае и августе 1995 г. в ходе операций «Блеск» и «Буря» хорватская армия разгромила вооруженные формирования Сербской Крайны. Югославское правительство, равно как и сербские руководители из Боснии и Герцеговины, фактически заняло нейтральную позицию. Несмотря на декларативные обвинения в адрес Загреба С. Милошевич надеялся локализовать конфликт и не допустить втягивания в него Югославии. Миротворческий контингент ООН начал выводиться с территории Хорватии уже в августе 1995 г. Вслед за военным разгромом Сербской Крайны последовала этническая чистка этой территории и окончательная консолидация хорватской государственности.
Быстро нарушилось хрупкое равновесие в Боснии и Герцеговине. Лидер боснийских сербов Р. Караджич занимал весьма радикальную позицию и призывал официальный Белград начать объединение всего сербского населения бывшей Югославии. 9 января 1992 г. Скупщина сербского народа провозгласила Республику Сербскую Боснию и Герцеговину в качестве федеративной единицы СФРЮ. Но прошедший менее чем через месяц общереспубликанский референдум высказался за полный суверенитет государства. 1 марта 1992 г. Босния и Герцеговина объявила свою независимость. Мусульманские лидеры республики форсировали подготовку к военному столкновению с дислоцированными в Боснии и Герцеговине частями югославской армии. Одновременно свою армию начала создавать и Республика Сербская в составе Боснии и Герцеговины. В апреле 1992 г. между сербами и мусульманами начались открытые военные столкновения. США и Европейский союз вновь обвинили в разжигании конфликта Сербию. Руководящие органы СБСЕ ультимативно потребовали от Югославии вывести все войска с территории Боснии. Соответствующий договор был подписан уже 18 мая. Однако военные действия на территории республики становились все ожесточеннее. Размещенный в Боснии и Герцеговине миротворческий контингент ООН в этой ситуации оказался практически бессилен. До сентября 1993 г. «голубые каски» даже не имели права применять оружие. В республику начали пребывать сербские добровольцы из Югославии и моджахеды из многих мусульманских стран. Все большую активность проявляли и хорватские военные формирования. Конфликт приобрел трехсторонний характер, когда сербы, хорваты и мусульмане сражались между собой. Тем не менее «двойной стандарт» в отношении западных стран к событиям в Боснии сохранился. Это проявилось в полной мере в апреле 1993 г., когда в ответ на этнические чистки, проводимые мусульманами в сербских селах, войска сербов подвергли артиллерийскому обстрелу осажденный город Сребреница. Это стало поводом для принятия Советом Безопасности ООН резолюции об экономических санкциях против Югославии, т. е. страны, формально даже не участвовавшей в конфликте. Администрация США все более откровенно ориентировалась на силовое решение конфликта. Авиация НАТО превратила небо Боснии и Герцеговины в свою подконтрольную зону и периодически наносила «превентивные» удары по позициям сербских войск.
Военные действия в Боснии с разной степенью активности продолжались на протяжении всего 1993 г. Сербские воска были вынуждены отказаться от активных операций и с большим трудом сдерживали наступление мусульман. В начале 1994 г. обстановка существенно обострилась в связи с новым витком хорвато-мусульманского противоборства. Более жесткими стали и действия «миротворцев». 7 февраля на базаре в осажденном сербами Сараево сработало взрывное устройство. Погибло более 70 человек. В этой акции были обвинены сербы, хотя доказательств не нашлось. Совет НАТО под угрозой авиационных ударов потребовал отвести тяжелое вооружение сербских формирований от города. Ситуацию разрядило неожиданное вмешательство российской дипломатии. В результате достигнутых договоренностей в зоны отвода сербских войск вводились российские миротворческие силы. Угроза усиления позиций России на Балканах заставила официальный Вашингтон форсировать усилия по созданию единого антисербского фронта в зоне конфликта. В марте 1994 г. при американском посредничестве была достигнута договоренность о создании в Боснии и Герцеговине хорвато-мусульманской федерации. В действительности это федеративное объединение более походило на перемирие, но оно существенно изменило стратегическую ситуацию в Боснии. Мусульманские войска получили возможность активизировать свои действия против сербов. Зачастую они использовали и тактику «вытеснения» миротворческих подразделений ООН, захватывая нейтральные зоны. Аналогичные же действия сербов у города Горажде карались налетами авиации НАТО.
Во второй половине 1994 – начале 1995 г. военные действия в Боснии сосредоточились вокруг города Сараево, блокированного сербскими войсками, в районах Тузлы и Травника. Весенне-летнее наступление мусульман в Восточной Боснии происходило фактически одновременно с хорватскими операциями «Блеск» и «Буря» в Сербской Крайне. Потоки беженцев из Крайны хлынули в Боснию. В ответ сербские войска предприняли крупномасштабное наступление против мусульманских формирований в Боснии. В республику вновь были введены регулярные части югославской армии. Но инициатива всецело принадлежала руководству боснийских сербов, лидер которых Р. Караджич уже мало сверял свои действия с позицией официального Белграда. В августе – сентябре 1995 г. авиация НАТО предприняла беспрецедентные по масштабам налеты на позиции сербской армии. Это в корне изменило обстановку на фронте и вернуло инициативу мусульманам. Одновременно американская дипломатия предпринимала усилия по политическому урегулированию конфликта. В отличие от предыдущего периода к диалогу был приглашен лидер Сербии Милошевич. В дальнейшем переговоры стали проводиться по схеме: Сербия – Хорватия – Босния и Герцеговина, где боснийскую сторону фактически представляли мусульманские лидеры республики. Руководство же боснийской Сербской республики из этого процесса было исключено.
В ноябре 1995 г. после трехнедельных переговоров на территории авиационной базы в Дейтоне (штат Огайо) Ф. Туджман, С. Милошевич и А. Изетбегович подписали соглашение о принципах урегулирования конфликта. Подразумевалось прежде всего решение военных вопросов – поэтапное прекращение военных действий, разведение воюющих сторон, разминирование территории и т. п. Лидеры боснийских сербов должны были предстать перед международным трибуналом, созданным по решению ООН. Для политического послевоенного урегулирования основой должна была стать существовавшая конституция независимого государства Босния и Герцеговина. Стороны обязывались организовать свободные выборы, в течение года решить проблему беженцев, осуществить меры по нормализации экономической обстановки. Был подписан договор о разграничении двух этнических зон в Боснии – хорвато-мусульманской (51 % территории) и сербской (49 % территории). В ведении единого правительства были сохранены вопросы внешней политики, координации экономического развития, установления подданства, формирования валютно-финансовой системы. Гарантом реализации дейтонского договора стали «Многонациональные силы по выполнению мирных соглашений» (ИФОР), находящиеся под командованием НАТО и имевшие мандат ООН. Их задачей стало обеспечение вывода противоборствующих войск из зоны конфликта, контроль над тяжелыми вооружениями, контроль над воздушным пространством региона, оказание поддержки процессу гражданского умиротворения, восстановления транспортной и информационной инфраструктуры.
Весной 1996 г. в Брюсселе состоялась Международная конференция по экономическому восстановлению Боснии и Герцеговины. По ее итогам было принято решение о скоординированной финансовой и экономической помощи региону со стороны ЕС, МБРР, США и Японии. Расширил сферу своих действий в Боснии и ОБСЕ. При поддержке международных наблюдателей в сентябре 1996 г. в республике прошли выборы, вновь принесшие пост президента А. Изетбеговичу. Однако окончательно стабилизировать обстановку так и не удалось. Мандат миротворческих сил был продлен, а сами они были переименованы в СФОР – силы по стабилизации. Завершение наиболее острой фазы боснийского кризиса не принесло окончательного умиротворения Балканскому региону. Уже в 1996 г. стала очевидной постепенная радикализация политического курса югославского правительства. Основной причиной послужила активизация оппозиционных движений в самой Сербии. Одержав победу на локальных (промежуточных) выборах в Скупщину, оппозиционный блок «Единство» 77 дней добивался от президента Милошевича признания этого результата. Белград был охвачен манифестациями и массовыми митингами. Это противостояние принесло оппозиции успех, но в дальнейшем она оказалась фактически расколота соперничеством своих лидеров. В окружении же Милошевича значительно укрепились националистически настроенные политики. Большое влияние на правительство приобрела националистическая Сербская радикальная партия В. Шешеля. Изменения стали особенно заметны после успешных для Милошевича федеральных президентских выборов в июле 1997 г. Имидж миротворца и реформатора постепенно сменялся ролью сторонника сильной и единой Югославии, знакомой по событиям 1989–1990 гг.
Уже осенью 1997 г. Милошевич столкнулся с нарастанием центробежных тенденций в обновленной федерации. На президентских выборах в Черногории потерпел поражение его ставленник М. Булатович. Партия нового лидера республики Мило Джукановича одержала победу в следующем году и на парламентских выборах. Ответом федерального правительства стало назначение Булатовича премьер-министром Югославии и начало жесткого давления на черногорское руководство с требованием провести республиканскую конституционную реформу по образцу СРЮ. Нарастание кризиса в сербо-черногорских отношениях было приостановлено лишь в связи с еще более серьезной угрозой – кризисом в Косово. В начале марта 1998 г. в автономном крае вспыхнули вооруженные столкновения между сербской полицией и боевиками из местной националистической организации «Армии освобождения Косово» (АОК). Полагая, что участие в процесс боснийского урегулирования обеспечивает Белграду лояльное отношение со стороны Запада, Милошевич избрал наиболее жесткий вариант действий. В сущности, курс на свертывание прерогатив косовской автономии был взят значительно раньше. Еще в 1989 г. сербский парламент ликвидировал «асимметричность» в отношениях с краем, а в 1990 г. в Косово было вообще введено прямое правление. Рост сепаратистских настроений среди албанского населения края в последующие годы сопровождался обособлением умеренной оппозиции – Демократической лиги Косово под руководством И. Руговы и радикального крыла, опорой которому стала АОК. В 1998 г. сербским силам правопорядка в Косово уже противостояли достаточно многочисленные и подготовленные военные формирования.
Мартовский кризис 1998 г. подтолкнул Косово к гражданской войне и значительно обострил международное положение Югославии. В вооруженные действия постепенно втягивались и части югославской армии. Уже в июне американская администрация выразила озабоченность событиями в Косово и «не исключила» военного вмешательства со стороны НАТО. После ввода в Косово в июле– августе 1998 г. дополнительных подразделений югославской армии с тяжелыми вооружениями США ультимативно потребовали от Белграда немедленного прекращения боевых действий. Тем не менее операции сербских сил в Косово продолжались до осени. Из края в соседние Албанию и Македонию устремились потоки беженцев. В октябре их численность достигла уже 300 тыс. человек. Лишь под прямой угрозой авианалетов со стороны НАТО югославское руководство согласилось начать поэтапный отвод войск и размещение в крае наблюдателей из ОБСЕ. Эти меры лишь временно способствовали нормализации положения в крае. Камнем преткновения стал правовой статус Косово. Сербская сторона принципиально отказывалась от любых форм расширения косовской автономии, албанцы настаивали на самоопределении вплоть до выхода из состава федерации. Международные переговоры, посвященные косовской проблеме, прошедшие в феврале 1999 г. в Рамбуйе, были сорваны неуступчивостью обеих противоборствующих сторон.
24 марта 1999 г. руководство НАТО объявило о срыве политических переговоров по Косово и своей готовности нанести авиационные удары по военным объектам в Югославии для того, чтобы склонить руководство страны к более конструктивной позиции. Одновременно на территорию Македонии был передислоцирован 11-тысячный контингент войск НАТО. В течение последующих двух месяцев территория Косово и другие районы Югославии подвергались ракетно-бомбовым ударам. Одной из мишеней стал и Белград. Параллельно развернулась ожесточенная пропагандистская война, которую Югославия явно проиграла. Впоследствии выяснилось, что официальные лица НАТО и многие средства массовой информации намеренно искажали информацию, представляя картины массового геноцида албанского населения в Косово. Но в период проведения военной кампании общественность в ведущих странах Запада, безусловно, поддерживала антисербские действия. Оказавшись под жесточайшим политическим и военным прессингом, перед лицом гуманитарной катастрофы внутри страны югославское руководство было вынуждено пойти на соглашение с НАТО. Важную роль в этот период сыграло и посредничество российской дипломатии. По результатам переговоров сербские войска в июне 1999 г. были полностью выведены из Косово. Вслед за ними ушло и большинство сербского, еврейского и цыганского населения края. Одновременно в Косово начали возвращаться албанские беженцы. Отряды АОК должны были сдать оружие. Косово перешло под контроль международных миротворческих сил. Территория края была поделена на три зоны – северную, центральную и южную. В их рамках выделены сектора ответственности пяти крупнейших стран НАТО (США, Великобритании, Франции, Германии, Италии), а также России. Как показали последующие события, присутствие миротворческих сил не обеспечило безопасности сербского населения. В Косово начались этнические чистки – теперь уже антисербские. В самой Сербии окончание военных действий также не принесло стабилизации. Участившиеся выступления оппозиции сменились летом – осенью 2000 г. новым витком сербо-черногорского конфликта. В июле федеральным правительством была осуществлена реформа конституционного устройства. Ее основным компонентом стал переход к избранию президента путем всеобщих, прямых выборов (ранее президент избирался парламентом). Первые выборы по новой модели прошли в сентябре 2000 г. Черногорский президент М. Джуканович призвал своих сограждан бойкотировать их. Федеральное правительство отдало приказ о передаче избирательных участков в Черногории под контроль армии. В Сербии избирательная кампания вызвала резкую радикализацию оппозиционного движения. Его представитель Воислав Коштуница отказался признать результаты первого тура выборов, в ходе которых он опередил Милошевича, но не набрал 50 % голосов. Решение Конституционного суда не о пересмотре результатов выборов, а их полной отмене и переносе выборов на 2001 г. вызвало взрыв недовольства оппозиции. В ночь на 6 октября толпы манифестантов разгромили здание Народной Скупщины в Белграде. Конституционный суд объявил Коштуницу президентом. Еще до этого решения лидеры ведущих стран Запада поспешили заявить о поражении Милошевича и отказе признать иные результаты выборов.
События югославского кризиса показали всю глубину геополитических противоречий, характеризующих процесс вовлечения постсоциалистической Восточной Европы в мировую политику. Неустойчивый региональный баланс сил, постоянно возобновляющееся «местечковое» соперничество, пестрая этническая карта, разная скорость и эффективность экономических преобразований, отсутствие устойчивых традиций существования суверенной национальной государственности – все эти факторы способствовали росту внешнеполитической уязвимости восточноевропейских стран. Большую роль сыграл и психологический комплекс «освобождения из социалистического лагеря», устойчивое недоверие и даже неприязнь к России как геополитической преемницы тоталитарной империи, надежда заручиться внешней поддержкой и гарантиями против повторного втягивания в сферу влияния недавнего союзника. Результатом стало стремление восточноевропейских стран решать спорные вопросы и проблемы безопасности не путем двустороннего или регионального сотрудничества, а прежде всего за счет поддержки великих держав (что исторически определяется термином «балканизация»). Особую важность с этой точки зрения имеет прямое самоотождествление многих восточноевропейских стран с «Западом», готовность к максимально быстрой интеграции в западноевропейские или евро-атлантические экономические, политические, военные структуры.
Европейские Сообщества, на основе которых с 1993 г. возник Европейский союз, изначально заняли чрезвычайно заинтересованную позицию по вопросу о судьбе молодых демократических государств Восточной Европы. Опережая реакцию ОБСЕ и ООН, еще 17 декабря 1991 г. брюссельское совещание министров иностранных дел стран Сообществ приняло Декларацию о критериях признания новых государств в Восточной Европе и на территории Советского Союза. Однако надежды новых восточноевропейских правительств на ускоренную прямую интеграцию в Единую Европу оказались преждевременны. Еще с конца 80-х гг. проблема расширения ЕС стала предметом активных дискуссий. Если Великобритания выступила за приоритет этого направления в развитии Сообществ, то практически все остальные влиятельные члены ЕС ратовали за углубление интеграционного процесса, которое сопровождалось бы поэтапным расширением сначала за счет развитых западноевропейских государств и лишь впоследствии стран Восточной Европы. Именно эта позиция и была отражена в Маастрихтском договоре.
В отношении восточноевропейских стран ЕС избрал иную стратегию – расширение сотрудничества на основе соглашений об ассоциированном членстве. Из восточноевропейских стран первыми такие соглашения с ЕС подписали в 1991 г. Венгрия, Польша и Чехословакия. Впоследствии они были подписаны еще десятью государствами региона (включая страны Балтии). Статус ассоциированного члена предполагает регулярные политические консультации и широкие экономические отношения с союзом, включая установление режима свободной торговли, в перспективе – и прямое вступление в ЕС. Соглашения обеспечивают широкий доступ ассоциированных членов к информации о деятельности ЕС, формируют особые механизмы оказания технической и финансовой помощи. В 1993 г. ЕС принял окончательное политическое решение о том, что «ассоциированные страны Центральной и Восточной Европы, желающие того, станут членами Европейского союза». Но сроки вступления были поставлены в зависимость от достижения необходимого уровня экономического и политического развития. Стратегия ЕС по интеграции стран ЦВЕ была конкретизирована на заседании Европейского совета в Эссене (Германия) в декабре 1994 г. Совет выработал комплексную программу мер по подготовке стран Восточной Европы к вступлению в союз. Амстердамский договор 1997 г., расширивший многие направления деятельности ЕС, также закрепил линию на последовательную интеграцию ассоциированных членов. В ходе специального заседания Европейского совета в Берлине в марте 1999 г. было зафиксировано, что пять восточноевропейских стран – Венгрия, Польша, Словения, Чехия и Эстония (а также Кипр) – смогут стать полноправными членами ЕС ориентировочно в 2001–2003 гг.
Выработка проектов расширения НАТО на Восток была тесно связана со становлением новой стратегической концепции альянса после завершения «холодной войны». Рубежным шагом на этом пути можно считать принятие в 1994 г. концепции многонациональных оперативных сил, предусматривающей возможность формирования коалиционных сил для проведения операций с участием стран НАТО, ЗЕС, а также государств, не являющихся членами данных союзов. Для отработки практических аспектов подобных операций с 1994 г. под эгидой НАТО стала реализовываться комплексная программа военно-политического сотрудничества «Партнерство во имя мира». Новая стратегическая концепция альянса была принята в 1999 г. В соответствии с ней НАТО принял на себя обязательства по предотвращению угрозы международной стабильности не только в евро-атлантической зоне, но и за пределами территории государств-членов. Как показали события югославского кризиса, реализация подобной стратегии может осуществляться и в обход ООН и ОБСЕ.
В свете изменения стратегических целей и зоны ответственности НАТО одной из приоритетных задач альянса стало расширение связей со странами – бывшими членами ОВД. Впервые эта задача была поставлена уже в Лондонской декларации 1990 г. и подтверждена на встрече министров иностранных дел стран НАТО в Копенгагене в июне 1991 г. 20 декабря 1991 г. НАТО вместе с 9 государствами Восточной Европы учредил Совет североатлантического сотрудничества – многосторонний консультативный орган, в рамках которого начался постоянный политический диалог сторон (в работе его впоследствии приняли участие и многие страны СНГ). С 1994 г. восточноевропейские страны начали принимать активное участие в программе «Партнерство во имя мира». Несмотря на разносторонний характер этого сотрудничества (проведение учений для отработки операций по поддержанию мира, поисковых и спасательных операций, гуманитарных акций и т. п.), основной целью программы стало обеспечение в долгосрочной перспективе совместимости вооруженных сил государств-партнеров и НАТО. Это вызвало нарастающее политическое напряжение в отношениях альянса и России.
В 1995 г. на фоне дальнейшей разработки проектов расширения североатлантического альянса руководство НАТО выступило с предложением об институционализации политического диалога с Россией. Это позволило сгладить обозначившуюся напряженность и перевести решение проблемы о расширении альянса в более конструктивное русло. Уже в 1996–1997 гг. начались переговоры с двенадцатью странами Восточноевропейского и Прибалтийского регионов, проявившими интерес к вступлению в альянс (Албанией, Болгарией, Венгрией, Македонией, Польшей, Румынией, Словакией, Словенией, Чехией, Литвой, Латвией, Эстонией). Окончательное решение о «первой волне» вступления в альянс было принято на мадридском саммите НАТО в июле 1997 г. Приглашение вступить в НАТО получили три государства – Венгрия, Польша и Чехия. Соответствующие договоры с ними были подписаны уже 16 декабря 1997 г. В том же 1997 г. была модифицирована и программа сотрудничества с остальными государствами региона. Она получила название «Расширенная программа партнерства ради мира».
Ввиду интенсификации деятельности ЕС и НАТО по их поэтапному расширению политическая судьба Восточноевропейского региона на первый взгляд представляется вполне очевидной. Однако масштабы и темпы этого процесса, его реальные формы могут в дальнейшем существенно варьироваться. На протяжении 90-х гг. стало очевидно, что реализация идеи «возвращения в лоно западной цивилизации» оказалась гораздо сложнее, чем это предполагалось. Многие политики в восточноевропейских странах, в том числе из правительств «второй волны», пришедшие к власти в 1994–1995 гг., пытаются найти более сбалансированное решение внешнеполитических проблем. Рождается понимание того, что интересам Восточной Европы соответствует не поглощение ее западными экономическими и военными структурами, а реальная интеграция в мировое сообщество с сохранением собственного культурного, экономического, геополитического своеобразия, укрепление внутренних связей в регионе. В этом отношении можно отметить взаимодействие стран так называемой вишеградской группы, на основе которой в 1993 г. была создана Центрально-европейская зона свободной торговли (Словакия, Чехия, Венгрия, Польша, с 1995 г. – Словения). Восточноевропейские страны являются активными участниками и других интеграционных объединений – Черноморского экономического сотрудничества, Совета государств Балтийского моря, Сотрудничества карпатских регионов. Специфическую политику субрегионального сотрудничества проводит Румыния, выстроившая в 90-х гг. сложную систему «треугольников» – взаимодополняющих трехсторонних пактов сотрудничества (с Польшей и Украиной, Болгарией и Турцией, Молдовой и Украиной, Венгрией и Австрией, Болгарией и Грецией). Но станет ли такое региональное сотрудничество магистральным направлением внешнеполитической деятельности стран Восточной Европы или останется временным вариантом регулирования отношений с соседними государствами на период до вступления в ЕС, покажет время.
Глава 4
Страны Латинской Америки в 1945–2000 гг.
Положение стран Латинской Америки во второй половине XX в. определялось общими тенденциями мирового развития. Изменение демографической ситуации, научно-технический прогресс, рост интеграции, структурные кризисы, локальные войны, феномен патриотического национализма, «холодная война», разрядка, рост внешней задолженности и другие глобальные проблемы современности затрагивали различные стороны латиноамериканской действительности самым непосредственным образом. В то же время здесь сохранились традиционные черты патриархальности ушедших эпох. На исторической канве 50–90-х гг. зафиксированы разнообразные экономические, политические, правовые и социокультурные эксперименты, проведенные различными реформаторами с целью вырваться из порочного круга отсталости и зависимости.
§ 10. Латинская Америка в 40–50-е гг.
Вторая мировая война существенно повлияла на развитие экономики стран Латинской Америки.
Крупные поставки продовольственно-сырьевой продукции обеспечили латиноамериканским странам накопление валютных запасов. Сокращение импорта товаров из воюющих стран привело к быстрому росту местной промышленности – «импортзамещающей индустриализации». Были построены новые и расширены существовавшие ранее предприятия как в традиционных отраслях обрабатывающей промышленности, так и в «новых» отраслях (химической, металлургической, нефтеперерабатывающей). Численность рабочих и служащих на промышленных предприятиях региона выросла за годы войны почти вдвое. Одновременно окреп экономический потенциал национальных предпринимательских кругов, выросли их политические амбиции, усилилось их стремление потеснить традиционные олигархические группы.
В общественно-политической жизни, массовой психологии, политической ориентации латиноамериканских стран на завершающем этапе Второй мировой войны и в первые послевоенные годы произошел поворот к демократизации. Это выразилось в подъеме массового движения (митинги, демонстрации, восстания) и свержении диктаторских режимов в Сальвадоре (апрель 1944 г.), Эквадоре (май 1944 г.), Гватемале (октябрь 1944 г.). В результате массовых манифестаций 1944–1945 гг. в Аргентине и Бразилии были амнистированы политзаключенные и восстановлены гражданские свободы. Правительство Г. Вильярроэля в Боливии, Р. Гальегоса в Венесуэле, Х. Арбенса в Гватемале и Х.Д. Перона в Аргентине проводили прогрессивные экономические мероприятия в защиту национальных природных ресурсов, шли на уступки трудящимся. Активизировалось профсоюзное движение, особенно его левый фланг в лице Конфедерации трудящихся Латинской Америки (КТЛА). В одних странах были легализованы запрещенные ранее компартии, в других – созданы новые. Коммунисты вошли в правительство на Кубе, в Эквадоре, Чили. Заметно уменьшилось влияние в обществе правых консервативных политических группировок.
Страны центральноамериканского субрегиона (Гватемала, Гондурас, Сальвадор, Никарагуа, Коста-Рика, Панама и Белиз) в своем большинстве относятся к наименее развитым странам Латинской Америки. Для них характерна агро-продовольственная и в меньшей степени сырьевая специализация, ярко выраженный экспортный характер экономики, сильная зависимость от иностранных монополий и инвестиций, относительно слаборазвитый промышленный сектор, большой удельный вес сельского населения в ЭАН, патриархальные пережитки в сельском хозяйстве, высокий ценз неграмотности, низкий уровень жизни и нищета подавляющего большинства населения, нестабильность политической жизни, влиятельная роль армии (за исключением Коста-Рики, где конституция 1949 г. упразднила вооруженные силы). Однотипный характер аграрных отношений в этих странах, основанный на преобладании крупной частной собственности на землю местных землевладельцев и иностранных компаний, обусловливал остроту аграрного вопроса и делал аграрные реформы необходимым условием модернизации экономики Центральной Америки.
Особенностью экономической ситуации в субрегионе стало преобладание американской торгово-производственной компании «Юнайтед фрут компани» (ЮФКО), которую латиноамериканцы называли «зеленым чудовищем», «банановой империей». Основанная в 1899 г. ЮФКО занималась выращиванием на территории стран Центральной Америки бананов, сахарного тростника, какао, земляного ореха и других тропических культур и их экспортом, компания владела также большим земельным фондом. Она занималась разведкой нефти и природного газа, имела сахарные и другие перерабатывающие заводы. Располагая собственными судами, ЮФКО занималась морскими перевозками, а имея собственные радиостанции контролировала связь и часть СМИ. Поощряемая диктаторскими режимами компания практически свободно вывозила прибыли, усиливая утечку валюты и обескровливая экономику центральноамериканских стран.
Политическая ситуация в Центральной Америке характеризовалась тем, что в Гватемале, Гондурасе, Сальвадоре и Никарагуа у власти находились антинародные диктаторские режимы военно-полицейского типа, установленные еще в 30-е гг. либо насильственным путем, либо с помощью американских монополий и дипломатической службы США.
Считая террор и репрессии основным средством сохранения своей власти, диктаторы допускали полнейшее беззаконие по отношению к правам человека, массовые убийства по политическим мотивам становились, по сути дела, нормой. Сальвадорский диктатор Эрнандес Мартинес, например, считал, что «убийство муравья более тяжкое преступление, чем убийство человека, ведь человек после смерти перевоплощается, а муравей умирает раз и навсегда». Тысячи людей погибли в результате террора, многим пришлось покинуть родину.
Стремясь сохранить свою незаконно установленную власть, диктаторы самыми различными способами обеспечили себе столь же незаконное с точки зрения действовавших конституций неоднократное «переизбрание». Рассказывают, что гондурасский диктатор Кариас Андино так отвечал на упреки в нарушении конституции: «Господь Бог является несменяемым владыкой, а мы созданы по его образу и подобию».
Надежной опорой диктаторских режимов были армия и полицейский аппарат, пользовавшиеся многочисленными привилегиями. Расходы на них оставались самой солидной статьей государственных бюджетов.
В заключительный период Второй мировой войны под влиянием успехов стран антифашистской коалиции в Центральной Америке, как и в регионе в целом, наметился поворот к демократизации. Репрессивный потенциал диктатур исчерпал себя, складывались предпосылки для свержения антинародных режимов. В 1944 г. пала диктатура Эрнандеса Мартинеса в Сальвадоре. В Гватемале произошла революция[17].
Режим гватемальского диктатора Х. Убико (1931–1944) характеризовался всеми перечисленными выше чертами. Расходы госбюджета на армию и аппарат МВД были втрое больше, чем расходы на нужды общественного развития и в 6 раз больше, чем на сельское хозяйство.
В разросшейся до огромных размеров армии на 75 рядовых и сержантов приходился 1 генерал. Уменьшалась заработная плата, сокращались ассигнования на социальные нужды, в том числе на образование. Зарплата сельского учителя, например, составляла 7 долл. в месяц, а крестьянина 15 центов в день. Диктатор придерживался принципа: «Если у народа будет много денег, он может свергнуть меня; надо занять ум людей вопросом, где достать пропитание на завтра; тогда будет обеспечено политическое спокойствие». Крестьяне были обязаны бесплатно отработать на строительстве дорог три недели в году. Кроме того, 150 дней в году они должны были работать на плантациях землевладельцев. Иностранные монополии, в первую очередь «Юнайтед фрут компани», пользовались благосклонностью диктатора. 3/4 гватемальцев были неграмотны. Подавляющее большинство населения влачило нищенское существование. Малейшее проявление недовольства каралось расстрелом.
Летом 1944 г. в Гватемале начались волнения и забастовки, массовый размах которых заставил диктатора Убико передать власть военной хунте. В октябре того же года группа молодых военных патриотов во главе с капитаном Хакобо Арбенсом при поддержке народа свергла власть этой хунты. Временное революционное правительство возглавил Хуан Хосе Аревало, вернувшийся в страну из изгнания писатель, доктор философских и педагогических наук, лидер созданной в 1944 г. буржуазной партии Народно-освободительный фронт. В декабре 1944 г. Х.Х. Аревало был избран президентом Гватемалы, вступив в должность в марте 1945 г.
В стране провозглашались демократические свободы, разрешалась деятельность профсоюзов, провозглашалось право на социальное обеспечение трудящихся. Из госаппарата и армии увольнялись сторонники свергнутого диктатора. Новая буржуазно-демократическая конституция 1945 г. объявляла достоянием народа все природные богатства, допускала экспроприацию частной собственности в интересах государства, осуждала латифундизм, предоставляла права женщинам. Был принят кодекс о труде, вводивший 8-часовой рабочий день, минимум зарплаты и оплачиваемые отпуска, реорганизована армия, укреплен госбанк, установлены дипломатические отношения с СССР. Провозглашено обязательное и бесплатное обучение детей в возрасте от 7 до 14 лет. В развитие конституционного положения о принадлежности всех природных богатств народу был принят закон о защите недр, поставивший под контроль деятельность иностранных нефтяных монополий.
Умеренные демократические преобразования Аревало вызвали недовольство США. С 1946 по 1950 г. в Гватемале было предпринято 30 попыток государственного переворота. Когда в феврале 1949 г. народ отразил очередной антигосударственный мятеж, посол США Паттерсон потребовал ввода американских войск в Гватемалу. Правительство объявило Паттерсона персоной non grata и выслало его из страны. Перед отъездом Паттерсон заявил Аревало: «Господин президент, Ваше правительство не получит ни гроша, ни пары ботинок от моего правительства, пока Вы не прекратите преследование американского бизнеса».
Между тем революционный процесс в стране продолжал развиваться по восходящей линии. Быстро росла численность профсоюзов и активизировалась деятельность политических партий, в том числе левых – компартии (Гватемальской партии труда) и Партии революционного действия во главе с Хакобо Арбенсом, возглавившим осенью 1944 г. борьбу за свержение диктатуры. На очередных всеобщих выборах президентом Гватемалы был избран Х. Арбенс (1951–1954).
Правительство Арбенса пошло по пути углубления демократических преобразований. Началось строительство новых предприятий, электростанций, дорог, речных и морских портов. Увеличился размер заработной платы и пенсий, расширялось строительство жилья. Но главным стал закон об аграрной реформе (1952), в соответствии с которым у гватемальских латифундистов и у «Юнайтед фрут компани» было экспроприировано (с выплатой компенсации) свыше полумиллиона гектар земли. Большую часть этой земли за совсем небольшую плату получили нуждавшиеся крестьяне, которым к тому же государство предоставляло кредиты на покупку семян и инвентаря.
Поскольку у «Юнайтед фрут компани» было отчуждено две трети земельной площади, то правительство США встало на ее защиту и заявило гватемальскому правительству официальный протест против аграрной реформы, обвинив Гватемалу в коммунистической угрозе континенту. На правительство Х. Арбенса было оказано внушительное давление, но президент, пользуясь поддержкой большинства населения, решительно заявил о продолжении своего независимого курса. В такой ситуации США, опасаясь распространения «гватемальского опыта» на другие страны, решили использовать интервенцию для насильственного свержения Арбенса. В июне 1954 г. на территорию Гватемалы вторглись подготовленные в Гондурасе и Никарагуа на средства США отряды интервентов.
Командование гватемальской армии отказалось поддержать просьбу Арбенса о раздаче оружия населению для отпора интервентам. Х. Арбенс ушел в отставку. Власть перешла к военной хунте во главе с командующим отрядами интервентов К. Кастильо Армасом. В Гватемале установился диктаторский режим.
В 40-е – первой половине 50-х гг. набирают силу национал-реформистские партии и националистические популистские движения. В основе этого процесса лежали такие факторы, как усиление экономического потенциала и политических амбиций латиноамериканской буржуазии в годы Второй мировой войны; «импортзамещающая индустриализация»; рост национального патриотизма латиноамериканцев, стремившихся ограничить прочные позиции олигархических кругов и иностранных монополий в пользу большего экономического суверенитета. Эти партии и движения выступали под знаменами национального единения во имя прогресса и социальной справедливости, предлагали социально-экономические реформы в интересах большинства нации как наиболее действенное «революционное» средство, способное укрепить роль государства в экономике и улучшить положение трудящихся. Осуждая как левый, так и правый экстремизм и революционное насилие, национал-реформисты отвергали социальную борьбу, противопоставляя ей единение нации во имя реформ и социального мира в рамках конституционного правления и сохранения демократических свобод.
Идеи и лозунги национал-реформистов и национал-популистов привлекли в ряды их партий многочисленных сторонников из самых различных социальных слоев – национальных предпринимательских кругов, мелкой буржуазии, интеллигенции, служащих, крестьян, рабочих, маргиналов. В руководство этих партий входили, как правило, популярные политические лидеры, обладавшие харизмой, владевшие блестящей ораторской техникой, выдвигавшие злободневные лозунги, использовавшие звонкие революционные фразы и лексикон, доступный настроениям широких масс. Яркие, эмоциональные, патриотические выступления национал-реформистских лидеров и вождей популизма эффективно влияли на массовую психологию и «работали» на авторитет и даже культ вождей. Популизм стал своеобразной формой прямого диалога «вождь – народ».
К числу наиболее известных национал-реформистских партий относились апристская Народная партия (Перу), Демократическое действие (Венесуэла), Националистическое революционное движение (Боливия)[18], Национальное освобождение (Коста-Рика), Институционно-революционная партия (Мексика) и др. Крупнейшие националистические популистские движения 40–50-х гг. возникли в период правления Ж. Варгаса (Бразилия) и Х.Д. Перона (Аргентина).
Став в результате военного переворота 1943 г. членом правительства и затем президентом (1946–1955), профессиональный военный, генерал Хуан Доминго Перон (1895–1974) в условиях благоприятной экономической конъюнктуры военных и первых послевоенных лет энергично проводил курс на самостоятельное развитие национальной экономики и активную социальную политику. С помощью национализации железных дорог, телефонной связи, Центробанка и ряда других предприятий был укреплен государственный сектор. Принятие 5-летнего плана стимулировало деятельность национальных предпринимательских кругов, почти вдвое сократились иностранные инвестиции. Была создана национальная система социального обеспечения, вводившая всеобщее пенсионное обеспечение (мужчин с 55 лет, женщин с 50) и оплачиваемые отпуска. Правительство повысило реальную заработную плату, ввело премии в размере месячного оклада в конце года, запретило детский труд, приступило к строительству жилья и домов отдыха для рабочих. С целью сделать рабочее движение своей массовой опорой Перон осуществил поголовную синдикализацию трудящихся: национальный профцентр Аргентины – ВКТ увеличил численность до 3 млн человек. Вместе с тем деятельность тех профсоюзов, где влиянием пользовались коммунисты, запрещалась, преследовались участники забастовок и лидеры левого движения. Внешнеполитический курс Аргентины отличался стремлением к большей самостоятельности на международной арене. Став президентом, Перон немедленно установил дипломатические отношения с СССР.
Перон заложил в основу своей политики идеи хустисиализма и особого аргентинского пути развития. «Хустисиализм» (от исп. justicia – справедливость) представлял собой концепцию о единстве всех слоев аргентинской нации под знаменем «Великой Аргентины» во имя преодоления отсталости и зависимости страны с целью построения общества социальной справедливости под руководством надклассового государства и его вождя. На базе концепции хустисиализма (12 истин) в 1947 г. возникла Перонистская партия (с 1958 г. и до сих пор называется Хустисиалистской). В ряды Перонистской партии вошли представители помещиков, крупной, средней и мелкой буржуазии, рабочих, крестьян, интеллигенции, профсоюзные, женские и молодежные организации, вдохновляемые лозунгом борьбы за «политически суверенную, экономически независимую и социально справедливую родину». Популярности перонизма способствовали личные качества его лидера: Перона отличала общительность, динамичность, целеустремленность, широкий кругозор (писал работы по военной истории), трудолюбие. С принятием конституции 1949 г. (отменена в 1956) режим Перона приобрел авторитарные черты, произошло сращивание госаппарата с перонистской верхушкой. В целом перонизм представлял собой буржуазно-националистическое течение на принципах национал-реформизма, корпоративизма и социального христианства. Перонизм оставил заметный след в истории Аргентины как популистское движение, сыгравшее позитивную роль в национальном развитии.
Во второй половине 40-х гг. в большинстве латиноамериканских стран произошло ужесточение политического климата (реакционный поворот), в основе которого лежал главным образом внешний фактор – «холодная война» и межамериканское сотрудничество под контролем США.
В сентябре 1947 г. страны Латинской Америки и США подписали в Рио-де-Жанейро «Межамериканский договор о взаимопомощи» (Пакт Рио-де-Жанейро). На базе идейных и организационных принципов этого документа весной 1948 г. была создана Организация американских государств (ОАГ). Она стала первым военно-политическим блоком западных государств после Второй мировой войны. Целями ОАГ стали политическое и военное сотрудничество ее участников для обеспечения мира и безопасности, совместные, вплоть до вооруженных, действия всех против нападения на одну из стран, экономическое, социальное и культурное сотрудничество. Против «коммунистической опасности» в Западном полушарии предусматривались самые энергичные меры, включая коллективную интервенцию в страну, попавшую под влияние международного коммунизма. Крен вправо в международных отношениях в конце 40-х – первой половине 50-х гг. ухудшил общественно-политический климат и в отдельных странах, там были запрещены компартии, преследовались деятели профсоюзов и левых демократических движений. Коммунисты, входившие в правительства Кубы, Эквадора и Чили, были изгнаны со своих постов. С помощью военной интервенции была задушена гватемальская революция. Был свергнут конституционный президент Перу Х.Л. Бустаманте и установлена диктатура М. Одрия, президента Венесуэлы Р. Гальегоса сместил диктатор Перес Хименес, на Кубе установилась диктатура Р.Ф. Батисты, в Парагвае власть захватил диктатор А. Стреснер, в Аргентине военные свергли популярного президента Перона. Военные перевороты произошли в Бразилии, Панаме, Гондурасе. Таким образом, многие латиноамериканские страны оказалось под властью диктатур.
Во второй половине 50-х гг. в связи с кризисными явлениями в мировом капиталистическом хозяйстве и падением цен мирового рынка на товары латиноамериканского экспорта осложняется экономическая ситуация в регионе. В то же время повышаются цены на импортируемые странами Латинской Америки оборудование, машины и т. п. Уменьшение валютной выручки от экспорта и необходимость увеличения расходов на импорт ухудшило финансовое положение латиноамериканских стран, снизило темпы их роста, усилило инфляцию, вызвало бурный рост цен, повысило уровень безработицы. Демографическая ситуация[20], «взорванная» высокими темпами роста населения, увеличила аграрное перенаселение, «вытолкнув» в города большую массу маргиналов, заселивших нищенские антисанитарные трущобы на окраинах городов, обострив жилищную, транспортную и продовольственную проблемы, пополнив ряды безработных и обездоленных.
Ощутимое снижение жизненного уровня латиноамериканцев и неблагоприятный политический климат диктаторских режимов обострили социальную напряженность, послужили предпосылками подъема революционного и демократического движения во многих странах Латинской Америки во второй половине 50-х гг. В результате этого подъема в 1956–1957 гг. были свергнуты диктатуры в Перу, Колумбии, Гондурасе, Венесуэле. В Аргентине военные передали полномочия конституционному президенту А. Фрондиси (1958). В других странах сохранились диктаторские режимы, несмотря на героические попытки их свержения (в Никарагуа в результате покушения был смертельно ранен диктатор А. Сомоса, в Гватемале солдат дворцовой охраны убил диктатора Кастильо Армаса). Наиболее ярким примером стала кубинская революция.
§ 11. Кубинская революция
Главные отрасли экономики дореволюционной Кубы, ее общественная жизнь, оборона, культура, образование, средства массовой информации, идеология, массовая психология, образ жизни кубинцев, туризм и индустрия развлечений находились в сфере непосредственных интересов США. Американские компании контролировали свыше половины производства кубинского сахара (Куба занимала первое место в мире по производству тростникового сахара), более 90 % электроэнергетики, 2/3 американских капиталов было вложено в сферу обслуживания и сельское хозяйство. Вывоз прибылей американских компаний превышал ввоз их капитала на Кубу. Экономическая зависимость парализовала самостоятельное развитие Кубы, а военно-политическое сотрудничество с США и присутствие американской военно-морской базы в бухте Гуантанамо ограничивало суверенитет страны.
В сельском хозяйстве Кубы 3/4 земельного фонда принадлежало американским компаниям и местным латифундистам, владевшим также предприятиями по переработке сельскохозяйственной продукции, где трудились по найму около 0,5 млн сезонных рабочих (население Кубы в 1958 г. 6,6 млн). Основная масса сельского населения – это безземельные и малоземельные крестьяне, жившие в условиях крайней нищеты. Все это обусловливало особую остроту аграрного вопроса.
Политический режим Р.Ф. Батисты, установленный в результате государственного военного переворота в 1952 г., вызывал откровенное недовольство большинства кубинцев. Правительство Батисты, отменив конституцию 1940 г. и разогнав Национальный конгресс, сосредоточило в своих руках всю законодательную и исполнительную власть. Батиста национализировал часть железных дорог, строил шоссейные дороги, правительственные здания, военный порт, обеспечил армию телевизионной системой связи, закупил для армии самолеты и оружие. Несмотря на это, в основе его внутренней и внешней политики лежал антинациональный курс. Так, в 1956 г. Батиста поддержал уменьшение квоты на поставки кубинского сахара в США, что сократило валютные поступления от экспорта и снизило национальный доход. В следующем году США повысили тарифы на ввоз знаменитого кубинского табака, что привело к тем же пагубным результатам. Объем американских капиталовложений в годы правления Батисты увеличился на 1/3. Батиста поддерживал деятельность американских компаний, выделяя им из государственной казны средства в порядке «экономической помощи». Под нажимом США Куба разорвала дипломатические отношения с СССР и поддержала интервенцию против гватемальской революции. Увеличились ассигнования на содержание армии и репрессивных органов для борьбы с оппозицией. Уровень жизни простых кубинцев был крайне низким, неудовлетворительным было состояние здравоохранения и социального обеспечения, обострилась жилищная проблема. По уровню хронической безработицы, охватывавшей 1/4 ЭАН, Куба занимала одно из первых мест в мире.
В среде кубинского пролетариата, городской мелкой буржуазии, сельских трудящихся, служащих, интеллигенции, студенчества, части национальной кубинской буржуазии зрело недовольство этим положением и росла решимость покончить с зависимостью от США, решить аграрный вопрос и ликвидировать диктатуру Батисты.
Революционную борьбу на Кубе в 50-е гг. начали представители радикальной мелкобуржуазной революционной демократии и непролетарских слоев. Первой попыткой стало нападение группы молодых патриотов на военную казарму Монкада в г. Сантьяго-де-Куба 26 июля 1953 г. с целью захватить оружие, раздать его населению и поднять восстание. Атака закончилась неудачей, многие были убиты, остальные арестованы. Штурм Монкады возглавил Фидель Кастро Рус (род. 1926 г.), сын богатого землевладельца, юрист, человек выдающихся личных качеств, огромной воли, неукротимой смелости, вызывавший у окружающих его людей всеобщее восхищение. В своей речи «История меня оправдает» на судебном процессе против штурмовавших Монкаду Ф. Кастро сформулировал основные цели борьбы, которую он начал со своими единомышленниками против Батисты: свержение диктатуры, восстановление буржуазно-демократических свобод, улучшение жизни простых кубинцев, ликвидация латифундизма и раздача земли крестьянам, уничтожение зависимости от иностранных монополий, самостоятельное экономическое и политическое развитие Кубы. Суд приговорил революционеров к 15 годам тюрьмы. Однако протест широкой общественности заставил Батисту освободить Ф. Кастро и его товарищей. Весной 1955 г. они эмигрируют в Мексику, где почти полтора года готовят экспедицию для высадки на Кубе. Здесь же они создают революционно-демократическую организацию «Движение 26 июля», программа которой базировалась на речи Ф. Кастро «История меня оправдает».
Революционеры приобрели за 12 тыс. долл. подержанную яхту «Гранма». Приняв на борт 82 человека и оружие, яхта взяла курс к берегам Кубы. Потрепанная штормом и едва уцелевшая она причалила к побережью провинции Ориенте 2 декабря 1956 г., опоздав на два дня к запланированному заранее вооруженному выступлению студентов и рабочих в Сантьяго-де-Куба. Отряд с «Гранмы» был встречен огнем правительственных войск, уцелевшая горстка людей скрылась в горах Сьерра-Маэстра. Здесь образовался «партизанский очаг» и началась тяжелая, изнурительная и опасная партизанская борьба.
Повстанцы, организованные в так называемые колонны, проводили дерзкие военные операции под руководством братьев Кастро, Э. Че Гевары, К. Сьенфуэгоса, К. Гарсии, Р. Вальдеса Менендеса, Х. Альмейды Боске. Летом 1957 г. был опубликован манифест к народу, в котором говорилось о неотложности радикального решения аграрного вопроса и о необходимости создания широкого антидиктаторского фронта. Привлеченные желанием получить землю к повстанцам присоединялись крестьяне. Партизан поддержало студенчество, основавшее организацию «Революционный директорат 13 марта» (13 марта 1957 г. его участники неудачно атаковали президентский дворец). Компартия, действовавшая под названием Народно-социалистическая партия (НСП), призвала всех коммунистов поддержать повстанческую армию Ф. Кастро. Даже руководители кубинских буржуазных партий заключили с Ф. Кастро соглашение о его поддержке. Таким образом, в вооруженной народной борьбе против диктатуры сформировалось единство трех политических организаций («Движение 26 июля», НСП, «Революционный директорат») при ведущей роли «Движения 26 июля».
С середины 1958 г. успехи повстанческой армии и масштабное забастовочное движение, развернувшееся по всей стране, способствовали перерастанию партизанской войны в революцию. На освобожденной территории партизаны распределяли землю среди крестьян, создавали школы, помогали многодетным семьям бедняков. В ноябре – декабре 1958 г. Повстанческая армия развернула заключительные боевые операции в восточной (Ориенте), центральной (Лас-Вильяс) и западной (Пинар-дель-Рио) провинциях Кубы. 31 декабря 1958 г. Батиста сложил с себя полномочия и вылетел с семьей в Доминиканскую Республику, где правил диктатор Трухильо. Охваченная всеобщей забастовкой 1–2 января 1959 г. Гавана с воодушевлением встретила колонну повстанческой армии во главе с Че Геварой. Через неделю в столицу вошла повстанческая армия Ф. Кастро. Таким образом, начатая штурмом Монкады 26 июля 1953 г. борьба за революцию вылилась в период с декабря 1956 г. по декабрь 1958 г. в партизанскую борьбу повстанческой армии и переросла в народную революцию, победившую 1 января 1959 г. Победа кубинской революции подорвала теорию «географического детерминизма» об особой зависимости Латинской Америки от США в силу их географической близости.
Вопрос о власти после победы революции был решен с участием представителей буржуазно-либеральных кругов, поддержавших в 1958 г. Ф. Кастро. Временным президентом стал государственный деятель, адвокат по профессии, Мануэль Уррутия, во Временное революционное правительство, которое возглавил Хосе Миро Кардона, вошли лидеры буржуазных партий и Ф. Кастро. Правительство сосредоточило в своих руках как законодательную, так и исполнительную власть. Повстанческая армия контролировала ситуацию. Были восстановлены демократические свободы, распущены батистовская армия и полиция, казнены около 200 ближайших приспешников Батисты. Обсуждение вопроса о дальнейших преобразованиях вызвало разногласия в правительстве и привело к его отставке. С 16 февраля 1959 г. премьер-министром становится Ф. Кастро, за ним остается также пост главнокомандующего повстанческой армией. Новое правительство повысило зарплату, снизило цены на коммунальные услуги и приступило к решению аграрного вопроса.
17 мая 1959 г. была объявлена первая аграрная реформа. Она положила конец латифундизму, установив максимальный предел земельной площади для одного лица или организации в 400 га. Земли свыше установленного максимума экспроприировались и распределялись среди безземельных, малоземельных крестьян и сельскохозяйственных рабочих. Для крестьянской семьи из 5 человек предоставлялся бесплатно участок в 27 га. Желающие могли дополнительно приобрести у государства в рассрочку участки до 67 га. Землей могли владеть только граждане Кубы, все владения иностранных монополий конфисковывались. Образцово организованные животноводческие хозяйства и сахарно-тростниковые плантации не подлежали разделу, а переходили в руки государства для создания государственных народных имений или кооперативов.
Протестуя против радикального содержания аграрной реформы, из правительства ушли последние представители буржуазии, президент Уррутия подал в отставку. С июля 1959 г. (по декабрь 1976 г.) президентом Кубы был политический деятель, юрист, член НСП Освальдо Дортикос Торрадо. Правительство по-прежнему оставалось органом не только исполнительной, но и законодательной власти. Вместо выборного законодательного органа народного представительства была диктатура вооруженного народа. Правительство опиралось на массовые организации – комитеты защиты революции (КЗР), профсоюзы, Национальную ассоциацию мелких землевладельцев (АНАП), Союз коммунистической молодежи, Федерацию кубинских женщин. Кроме того, специфика Кубы состояла в сочетании партийных и государственных постов при сильной централизации власти в одних руках. Постепенно складывались черты тоталитарного режима, основанного на однопартийной системе и господстве одной идеологии, интегрировавшего в государственные структуры население страны, полностью запрещавшего любое оппозиционное движение, базировавшегося на бюрократическом партийно-государственном аппарате и культе вождя революции.
Куба установила с СССР торговые и экономические отношения, а с мая 1960 г. – дипломатические отношения. В ответ на это усилился нажим США: американские компании прекратили поставки нефти на Кубу и сократили закупки кубинского сахара, что весьма болезненно отразилось на состоянии экономики (страна обеспечивала себя нефтью лишь на 2–3 %). Куба сделала свой выбор: летом 1960 г. были национализированы нефтеперерабатывающая промышленность, сахарные заводы и другие американские предприятия. Тогда США установили экономическую блокаду Кубы, прервали торговлю с ней, приняли закон о лишении американской помощи любого государства, оказывающего военную или экономическую поддержку Кубе, прекратили туристические поездки американцев на остров, что дополнительно лишило Кубу 60 млн долл. годового дохода и оставило без работы в сфере обслуживания десятки тысяч кубинцев. В январе 1961 г. США разорвали дипломатические отношения с Кубой. В этой критической ситуации СССР и другие социалистические страны закупили кубинский сахар и обеспечили ее нефтью и другими необходимыми товарами. Осенью 1960 г. кубинское правительство национализировало местную крупную и среднюю промышленность, торговлю, банки и транспорт. Куба оказалась втянутой в борьбу двух сверхдержав – СССР и США.
В мае 1961 г. были созданы регулярные вооруженные силы Кубы. В их состав вошли сухопутные войска, ВВС и ПВО, ВМФ, а также народная милиция. Армия состоит из регулярных сухопутных войск и территориального ополчения. Закон о всеобщей воинской обязанности распространяется на всех мужчин с 17 лет (женщины служат в мирное время в добровольном порядке). Территориальное ополчение готовит резервистов на всей территории страны. После победы революции вся оставшаяся в строю боевая техника была принята на вооружение. Часть ее, особенно военная авиация, находилась в изношенном состоянии. Куба начала переговоры о поставках вооружения с Великобританией, Бельгией и другими европейскими странами. США, однако, оказали на страны-поставщики оружия сильное давление и практически добились эмбарго на поставки боевой техники на Кубу, ослушавшихся ожидало наказание, например, в порту Гаваны был взорван корабль с бельгийскими боеприпасами. В этих условиях Куба подписала соглашение о военных поставках с СССР и Чехословакией.
США добились исключения Кубы из Организации американских государств (ОАГ) и методом «выкручивания рук» и нажима заставили все латиноамериканские государства разорвать отношения с Кубой (не подчинилась только Мексика). На территории США (в Майами) сосредоточилась кубинская эмиграция во главе с Х. Миро Кардоной. Президент Д. Эйзенхауэр в марте 1960 г. отдал секретное распоряжение о помощи кубинским эмигрантам для их подготовки к военным действиям против Кубы. Дж. Кеннеди в конце ноября 1960 г. поручает ЦРУ разработать план вторжения, но без единого американского солдата. В марте 1961 г. советская разведка сообщала, что подготовка вторжения закончена. 17 апреля 1961 г. произошла высадка с американских кораблей кубинских контрреволюционеров на Плайа-Хирон, американские военные самолеты нарушили воздушное пространство Кубы. Однако кубинские вооруженные силы за 72 часа разгромили этот десант, было взято в плен 1200 человек.
Несмотря на провал интервенции, напряженность сохранялась: около 50 военных лагерей и баз на территории США и стран Центральной Америки обучали и готовили отряды кубинских контрас. Кубинское правительство усилило меры по обеспечению безопасности страны. Летом 1962 г. в Москве Н.С. Хрущев и Ф. Кастро подписали советско-кубинский договор о военной помощи.
В соответствии с договором на 85 торговых судах, совершивших более 180 рейсов, СССР доставил на Кубу необходимую военную технику, военных специалистов и вооружение, включая стратегические ядерные ракеты среднего радиуса действия. Ракеты R-12 были смонтированы в обстановке строгой секретности в лесах и горах Эсперона, там же были оборудованы 60 стартовых площадок. Американская спутниковая разведсистема обнаружила эти приготовления, и 16 октября 1962 г. Белому дому стало известно о нахождении на Кубе советских ракет, в радиус действия которых входил ряд крупных городов США. Президент Дж. Кеннеди провел специальное совещание и потребовал немедленно убрать советские ракеты с Кубы. 22 октября США объявили военно-морскую блокаду Кубы. К ее берегам подошли 183 корабля американских ВМС, на борту которых находились 85 тыс. солдат морской пехоты США. В небо были подняты самолеты стратегической авиации ВВС США, экипированные ядерными бомбами. Эта блокада должна была обеспечить «карантин» на поставки вооружения на Кубу путем задержания и досмотра судов других стран. Куба и СССР отказались признать подобный «карантин». Назревала опасность прямой военной конфронтации СССР и США, человечество оказалось на грани мировой термоядерной войны.
Начался карибский «ракетный» кризис. США привели в повышенную боевую готовность все вооруженные силы, войска НАТО, 6-й Средиземноморский и 7-й Тихоокеанский флоты. 23 октября аналогичные меры приняли СССР и страны Варшавского Договора. Куба была приведена в состояние полной боевой готовности, превратившись в высокоорганизованный и четко управляемый военный лагерь. Ввиду непосредственной и реальной угрозы миру Н.С. Хрущев и Дж. Кеннеди начали переговоры. К поискам мирного компромисса подключились ООН и ее Генеральный секретарь У Тан, прилетавший на Кубу для переговоров с Ф. Кастро и советским послом А. Алексеевым. Президент США, несмотря на мощное давление сторонников силового подхода, все же занял реалистическую позицию, и к концу октября американская и советская стороны договорились о мирном окончании кризиса. СССР соглашался вывести свои ракеты с Кубы при условии, что США обязуются уважать неприкосновенность Кубы и не осуществлять против нее актов агрессии. 20 ноября 1962 г. американская военная блокада Кубы была снята.
Страна продолжала идти объявленным в 1960 и 1961 гг. курсом на построение социализма. Были национализированы мелкие предприятия в промышленности, розничной торговле и сфере обслуживания. В 1963 г. началась вторая аграрная реформа, согласно которой хозяйства свыше 67 га экспроприировались и преобразовывались в народные имения для производства животноводческой продукции. На Кубе осталось 2 общественно-экономических уклада – государственный социалистический и мелкотоварный. Формировалась административно-командная система. Странам Латинской Америки Куба продемонстрировала возможность перехода к социализму в короткие сроки при одном и том же политическом руководстве.
Особое значение для дальнейшего развития Кубы приобрел вопрос об оптимальной модели национальной экономики, так как революция произошла в отсталой монокультурной зависимой стране, трудности которой усугубляла экономическая блокада. Первоначальная программа, предусматривавшая форсированную индустриализацию и создание многоотраслевого сельского хозяйства, была спланирована без учета внутренних возможностей и особенностей страны. Внутренние накопления быстро истощились, дорогостоящее импортное сырье, низкая производительность труда и недостаточная квалификация кубинских рабочих делали промышленное производство малорентабельным (импорт обходился дешевле). Планы были пересмотрены и в 1964 г. был взят новый курс на развитие тех отраслей экономики, для которых на Кубе были все условия, т. е. производство сахара и продуктов животноводства.
Трудности аграрных преобразований и индустриализации, финансирование обороны, ликвидация мелкого кустарного и индивидуального производства, отмена розничного рынка, разрыв внешних связей с традиционными партнерами заставили правительство перейти к карточной системе снабжения кубинцев.
Курс на построение социализма сделал необходимым сближение трех ведущих политических организаций – «Движения 26 июля», НСП и «Революционного директората» – на базе официальной идеологии марксизма-ленинизма. В 1961 г. эти организации сплотились в «Объединенные революционные организации» (ОРО), спустя два года ОРО преобразовались в Единую партию социалистической революции, которая в 1965 г. была переименована в Коммунистическую партию Кубы. На I съезде компартии (1975) были приняты партийные (программа и устав) и государственные документы, в частности проект конституции. В 1976 г. конституция вступила в силу. В том же году, согласно конституции, были проведены выборы в новые органы власти – Национальную ассамблею народной власти (парламент), провинциальные и муниципальные ассамблеи (местные органы власти). Председателем Государственного совета (высший орган Национальной ассамблеи в промежутках между ее сессиями) и премьер-министром стал Ф. Кастро, занимавший также пост первого секретаря ЦК компартии. Заместителем на всех трех ведущих постах был утвержден его брат – Рауль Кастро.
К середине 70-х гг. улучшилось внешнеполитическое положение Кубы. Многие страны Латинской Америки, разрывая блокаду, наладили с ней экономические и дипломатические отношения. В 1977–1978 гг. Куба оказала военную помощь Эфиопии, а с середины 70-х до конца 80-х гг. кубинские войска сражались в Анголе. В развивающихся странах Африки работали кубинские военные и гражданские специалисты. Куба вошла в Движение неприсоединения и стала его активной участницей. Продолжая участвовать в международном социалистическом разделении труда, Куба активно сотрудничала с Советским Союзом. 2/3 кубинского экспорта приходилось на СССР: по гарантированным ценам выше мировых рыночных она продавала Советскому Союзу сахар, цитрусовые, табак, поставляла одну треть потреблявшегося в СССР сахара. Советская сторона поставляла на Кубу сырье, технику, продовольствие и промышленные товары – нефть, трактора, грузовые автомобили, зерно и др. СССР готовил кадры для кубинской экономики и культуры, помогал строить различные предприятия, вплоть до атомной электростанции. Поставки советских комбайнов позволили механизировать чрезвычайно трудоемкую рубку сахарного тростника (до 2/3 урожая). Благодаря этой помощи и напряженному труду самих кубинцев росли экономические показатели, началось сотрудничество в области освоения космоса: в 1980 г. состоялся совместный космический полет Ю. Романенко и А. Тамайо Мендеса.
Еще более ощутимыми и привлекательными для других развивающихся стран были успехи в социальной и культурной областях: ликвидация безработицы, жилищное строительство, отмена квартплаты, всеобщая грамотность, всеобщее бесплатное и обязательное 9-летнее образование, создание Академии наук; бесплатное здравоохранение, снижение детской смертности и увеличение средней продолжительности жизни до 75 лет, централизованное, всеобъемлющее и гарантированное государством социальное страхование и соцобеспечение. Куба занимает первое место в мире по числу воспитателей, врачей и преподавателей физкультуры на душу населения, здесь самый низкий уровень детской и материнской смертности среди развивающихся стран. ВВП на душу населения достиг 2 тыс. долл. (1985).
Однако Куба испытывала и до сих пор продолжает испытывать серьезные трудности в развитии своей экономики. Быстрый революционный натиск, успешный в борьбе за власть, экономически себя не оправдал. В конце 80-х – первой половине 90-х гг. снижались темпы роста производства ВВП, сокращалось производство сахара, сохранялась карточная система. Больших расходов требовали оборона, социальные выплаты, финансирование разросшегося управленческого аппарата (в середине 80-х гг. чиновники составляли 0,5 млн человек на 10 млн населения), поддержка вооруженных повстанческих движений в других странах. Природа усугубляла положение: стихийные бедствия, засуха и ураганы наносили народному хозяйству огромный ущерб. В середине 80-х гг. упали цены мирового рынка на сахар, это болезненно отразилось на экспортной выручке Кубы. В то же время увеличились проценты по внешним кредитам, выросла внешняя задолженность Кубы (к началу 90-х гг. – 7,5 млрд долл., Советскому Союзу – 19 млрд руб.). Издержки административно-командной системы породили уравниловку, бесхозяйственность, коррупцию, хищения и спекуляцию.
Для выхода из критического положения еще в 70-е гг. было введено планирование народного хозяйства с элементами хозрасчета. С 1987 г. начался так называемый процесс «ректифиации» (очищения, исправления ошибок), под которым подразумевалось повышение трудовой дисциплины, борьба с бюрократизмом, сокращение управленческого аппарата. По обвинению в коррупции и контрабанде наркотиков были казнены несколько ответственных работников МВД и армии. За хищения и спекуляцию несколько сот служащих административного аппарата были арестованы и отданы под суд. В 1986 г. Куба отказалась от выполнения обязательств по выплате внешнего долга (эта проблема остается нерешенной и по сей день). Были разрешены поездки кубинских эмигрантов к родственникам на Кубу. Начала обеспечиваться религиозная свобода – верующим гражданам разрешили вступать в партию.
Экономические и политические трудности вызывали рост недовольства части кубинского общества, но рамки тоталитарного государства отвергали любое оппозиционное движение. Немногочисленные правозащитные диссидентские организации, возникшие в интеллигентской и студенческой среде, были разгромлены. В более благоприятных условиях действует оппозиционное движение в эмиграции, организационно оформленное в 90-е гг. в два центра. Один из них, в США, в Майами (где проживает около 1 млн кубинских эмигрантов) под названием «Национальный фонд американских кубинцев» во главе с Х. Мас Каносой объединил правые антикастровские группы и выступил за жесткие решительные меры против Кубы, вплоть до свержения Ф. Кастро. Другая, более умеренная либеральная организация – «Демократическая платформа Кубы» во главе с К.А. Монтанером действует в Мадриде. Монтанер выступает за мирный переход от тоталитарного правления к представительной демократии путем свободных выборов под контролем международных наблюдателей.
В начале 90-х гг. произошло дальнейшее ухудшение положения в стране. Изменение геополитической карты мира и обвал экономических отношений с Россией и другими странами бывшего соцлагеря имел катастрофические последствия для всех сторон жизни Кубы. В условиях сохранявшейся американской блокады кубинская экономика была поставлена на грань коллапса. Куба объявила о начале «особого периода в мирное время» и вынуждена была взять курс на выживание под лозунгом «Социализм или смерть!». Это предполагало строгую экономию всех ресурсов (в первую очередь нефтяных), уменьшение социальных расходов, усиление нормирования, прекращение интернациональной помощи другим странам. В то же время кубинское руководство приступило к экономическим реформам. В отличие от неолиберальных реформ в бывших соцстранах, на Кубе было решено сохранить регулирующие функции государства в процессе реформирования.
В соответствии с реформами в 1994 г. был реорганизован совет министров, осуществлена децентрализация экономики, введен полный хозрасчет и самофинансирование государственных предприятий, они получили право свободного выхода на мировой рынок. Контроль государства распространялся лишь на базовые отрасли. В законодательном порядке была признана частная и смешанная собственность. Существенно расширялась разрешенная ранее индивидуальная трудовая деятельность.
В мае 1994 г. Национальная ассамблея приняла программу финансового оздоровления с целью изъятия из обращения инфляционных денег и сбалансирования госбюджета. Для ликвидации высокого уровня инфляции и дефицита госбюджета, достигшего 1/3 ВВП, началось реформирование финансовой системы: были введены новые цены на товары и новые налоги, сокращалось финансирование убыточных предприятий, уменьшались расходы на содержание госаппарата, была либерализована торговля алкогольной продукцией и табаком. Введенное с августа 1993 г. свободное обращение иностранной валюты, открытие обменных касс и валютных магазинов дало государству дополнительный приток валютных средств от интуристов, предпринимателей и рядовых граждан (около половины населения ежегодно стала получать от родственников из-за рубежа 500–800 млн долл.). Уже через 3 года дефицит госбюджета снизился до 3 % ВВП, а объем денежной массы уменьшился на 1/5 часть, повысился курс национальной валюты (с 120 до 22 песо за 1 долл.). Санация финансов на Кубе, по мнению экспертов ООН, дала результаты, превзошедшие все ожидания. Оздоровление финансов позволило осуществить банковскую реформу, согласно которой помимо Центробанка, теперь действуют коммерческие и инвестиционные банки. Автоматизирована и компьютеризирована система расчетных операций, в стране появились представительства зарубежных банков.
Куба начала привлекать иностранные инвестиции. Национальная ассамблея приняла в 1995 г. соответствующий закон, дополненный в последующие годы указами о свободных зонах и промышленных парках, где для вкладчиков действуют дополнительные налоговые льготы. Однако США поставили заслон: акт Торричелли (1992) и закон Хелмса – Бэртона (1996) перекрывали доступ Кубы к необходимым ей источникам валюты. Ряд перспективных проектов пришлось закрыть, но в целом Соединенным Штатам не удалось остановить приток капиталов на Кубу. Соглашения об инвестициях заключены с 30 странами, а объем иностранных поступлений достиг 2,2 млрд долл. Подавляющая часть инвестиций поступает из Канады и стран ЕС. Доля участия иностранного капитала была ограничена 49 %, теперь разрешена деятельность предприятий со 100 % иностранного капитала, причем во всех отраслях экономики, включая операции с недвижимостью.
Кубинское правительство вынуждено было принять также меры по улучшению снабжения населения. До начала 90-х гг. более половины потребляемого страной продовольствия импортировалось. Обвал российско-кубинской торговли и условия американской блокады резко ухудшили ситуацию на потребительском рынке. Правительство приняло продовольственную программу, усилило контроль за производством и нормированным распределением основных продовольственных и промышленных товаров, расширило сеть валютных магазинов, разрешило торговлю на рынках.
Одновременно пришлось восстанавливать баланс внешней торговли, разрушенный потерей прежних партнеров (70 % объема внешнеторговых операций приходилось на СССР). Существование «сахарной» экономики, ориентированной на рынки соцстран, оказалось под угрозой, резко сократились поставки энергоносителей. Кубе срочно потребовалось найти новые рынки для сбыта товаров своего традиционного экспорта и для закупки необходимых ей товаров и топлива. Пришлось отказаться от монополии государства на внешнюю торговлю. Вопросами экспорта и импорта стали заниматься несколько сотен внешнеторговых компаний, установивших отношения с тысячами фирм из более чем 100 стран. Помимо продажи сахара, Куба вывозит никель, табак, морепродукты, цитрусовые. К этому списку в последнее время прибавилась и продукция фармацевтической промышленности (медоборудование, вакцины, ветеринарные препараты), экспортируемые в страны Латинской Америки, Азии и Африки. Набирает обороты индустрия туризма. В 90-е гг. число туристов, знакомившихся с красотами острова, возрастало на 20 % в год. Доходы от туризма составили наиболее существенный вклад в государственную казну. Несмотря на трудности, на Кубе действует программа помощи детям – жертвам чернобыльской катастрофы. Уже 14 тыс. таких детей бесплатно посетило Кубу и прошло курс лечения.
В октябре 1997 г. прошел V съезд компартии, одобривший основные процессы «особого периода». В том же году по случаю приезда на Кубу папы римского кубинцы отмечали Рождество, впервые после 1969 г., когда рождественский праздник был отменен как религиозный.
В результате проведенных реформ к началу нового столетия на Кубе остановлен спад ВВП, во второй половине 90-х гг. прирост ВВП составил 3 % в год. Создан благоприятный инвестиционный режим (общий объем внешнего финансирования достиг 2,5 млрд долл.). Число совместных предприятий увеличилось до 350, еще более 100 таких предприятий размещено в свободных зонах. На Кубе формируется многоукладная, конкурентоспособная и социально-ориентированная экономика. Поскольку дальнейшее развитие Кубы пойдет по пути рыночной экономики, возможно с учетом китайского и вьетнамского опыта, то одной из актуальных задач является продолжение социальной ориентации и справедливого распределения доходов, сохранение национальной идентичности. Многое зависит от расстановки сил в обществе и властных структурах. Кубинские лидеры были и остаются открытыми для диалога с народом. На стыке веков в «безальтернативном мире» миллионы людей продолжают воспринимать Кубу как символ национального достоинства маленького народа в его противостоянии могущественной сверхдержаве.
§ 12. Латинская Америка в 60-е гг.
Победа кубинской революции заметно повлияла на освободительное движение Латинской Америки. Во многих странах возникло движение солидарности с Кубой. Росли антиамериканские настроения, крепло стремление к экономической самостоятельности, защите национального суверенитета. Рабочее движение и борьба крестьян против иностранных монополий и национальных олигархий стали более активными и массовыми. Некоторые колонии обрели политическую независимость (Ямайка в 1962 г., Барбадос и Гайана в 1966 г.). Другие страны значительно продвинулись в деле объединения демократических сил: в 1961–1962 гг. в Уругвае был создан Левый фронт освобождения, в Бразилии – Фронт национального освобождения, в Мексике – Движение за национальное освобождение, в Гватемале – Революционный патриотический фронт. Активизировалось массовое движение с требованием возвращения Панаме зоны Панамского канала. Убийство диктатора Р. Трухильо ускорило переход к конституционному правлению в Доминиканской Республике. Президенты Бразилии Жуселино Кубичек (1956–1961), Жанио Куадрос (январь – август 1961 г.) и Жоао Гуларт (1961–1964) проводили достаточно независимый националистический курс в интересах страны, в том числе в международной политике[21]. Президент Аргентины Артуро Ильиа (1963–1966) восстановил демократические права и свободы и развернул мероприятия в пользу национальной экономики. Учитывая требования мексиканской буржуазии и патриотические настроения трудящихся президент А. Лопес Матеос (1958–1964) укрепил госсектор, ввел ограничения для иностранного капитала, отстаивал независимый внешнеполитический курс Мексики.
В 60-е гг. в некоторых странах (Гватемала, Никарагуа, Эквадор, Колумбия, Перу) развернулось партизанское движение. Успешная повстанческая борьба кубинцев, завершившаяся победой революции, вдохновила латиноамериканских студентов и представителей интеллигенции, сторонников леворадикальных теорий, на создание «партизанских очагов» в сельских районах.
Повстанцев отличало стремление к конкретной деятельности, особенно к вооруженной борьбе, желание подтолкнуть вперед и ускорить медленный, с их точки зрения, ход событий. Гораздо меньшее внимание они уделяли разработке теории, созданию твердого теоретического фундамента своего движения. Абсолютизация действия – ключ к пониманию их практической деятельности. Стратегия действия, по их мнению, должна развиваться по следующей схеме: начать борьбу в сельской местности, завоевать поддержку крестьян и, создав сильный боевой авангард среди них, распространиться в город. Однако этим планам не суждено было сбыться. Для подавления партизанского движения использовались правительственные войска, хорошо вооруженные и экипированные новейшим американским снаряжением, в том числе «антипартизанскими» легкими танками, разведывательными самолетами, вертолетами и бомбардировщиками, которые безжалостно бомбили напалмом районы действия партизан. Численное превосходство правительственных войск делало сопротивление партизан бесполезным. Большая часть повстанцев погибла в боях, другие были схвачены в плен и расстреляны, оставшееся меньшинство подверглось суровым преследованиям. Имя одного их погибших в 1967 г. в Боливии – Эрнесто Че Гевары превратилось в героический символ и приобрело широкую популярность. Крестьяне, принимавшие участие в волнениях и присоединявшиеся к повстанцам, также были подвергнуты суровым репрессиям. Таким образом, партизанская борьба как стимул к развитию массовой вооруженной борьбы крестьян оказалась неэффективной и желаемых результатов не принесла. Основная теоретическая и тактическая ошибка повстанцев – это неправильная оценка положения и ошибочное мнение о готовности крестьян к борьбе. Серьезным промахом было искусственное, не учитывавшее национальной специфики использование тактики «партизанского очага», хорошо зарекомендовавшей себя в совершенно иных условиях. Повстанцы недооценили значения активной поддержки городского населения и необходимости координации действий с другими отрядами оппозиционных сил.
Таким образом, подъем демократического движения, начавшийся во второй половине 50-х гг., продолжался и в начале 60-х гг.
Чтобы сдержать этот размах борьбы (главным образом, антиамериканской) и не допустить «второй Кубы», были совершены превентивные государственные перевороты и установлены диктаторские режимы У. Кастело Бранко в Бразилии (1964), Э. Перальты Асурдии в Гватемале (1963), Д.Р. Кабраля в Доминиканской Республике (1963), Х.К. Онгания в Аргентине (1966) и др. В январе 1964 г. американские войска, находившиеся в зоне Панамского канала, расстреляли массовую демонстрацию панамских студентов.
Вместе с тем наряду с террористической практикой в 60-е гг. развивалась и другая – либерально-реформистская тенденция. Кризис традиционной, зависимой экономики Латинской Америки делал поиск оптимальных путей развития чрезвычайно актуальным. Достижения научно-технической революции, быстро внедрявшиеся в развитых странах, делали отставание периферийных стран все более ощутимым. Все острее давала о себе знать проблема экономической модернизации. Региону были нужны реформы. Воплощением национал-реформизма стал «Союз ради прогресса».
«Союз ради прогресса» представляет собой программу экономического, социального и политического развития Латинской Америки с целью модернизации. Предложенная президентом США Дж. Кеннеди в русле политики «новых рубежей, эта программа получила одобрение и была подписана 19 латиноамериканскими странами в августе 1961 г. в уругвайском городе Пунта-дель-Эсте.
Идейным фундаментом «Союза ради прогресса» стала выдвинутая внешнеполитическими кругами США концепция «мирной регулируемой революции» в условиях свободы. Теория и практика «Союза ради прогресса» впитала в себя и положения «доктрины ЭКЛА», разработанной экспертами ЭКЛА[22], среди которых наибольшую известность приобрел выдающийся экономист Рауль Пребиш (Аргентина). Критика Пребишем зависимости сырьевой «периферии» развивающихся стран от «центра», его анализ факторов, определяющих отставание Латинской Америки, изучение проблем экономической интеграции, планирования, иностранных инвестиций легли в основу десаррольизма (от исп. desarrollo – развитие) – теории о преодолении отсталости и модернизации стран Латинской Америки при помощи индустриализации, интенсивного развития сельского хозяйства и экономической интеграции. Идеи Пребиша и десаррольистов органично вошли в «доктрину ЭКЛА».
Основная цель программы «Союз ради прогресса», рассчитанной на 10 лет, заключалась в ускоренном, «догоняющем» развитые страны мира социально-экономическом развитии Латинской Америки для того, чтобы сократить разрыв между уровнем жизни латиноамериканцев и народов развитых стран. Для такого ускорения необходимо было добиться прироста ВВП на душу населения не менее 2,5 % в год, создать диверсифицированную (многоотраслевую, а не монокультурную, как раньше) экономику путем реформ, в том числе аграрной, налоговой, жилищной, образовательной, необходимо также использовать планирование, развивать региональную экономическую интеграцию, внедрить достижения НТР. На выполнение программы «Союз ради прогресса» предполагалось в течение 10 лет выделить 100 млрд долл. Из них 20 млрд долл. предоставляли США (за счет своих и западноевропейских и японских капиталов) и 80 млрд долл. сами страны Латинской Америки из собственных ресурсов в порядке «самопомощи».
Предусматриваемая «Союзом ради прогресса» модернизация должна была сказаться на изменении социальной структуры латиноамериканских стран, усилив такой ее компонент, как средние слои. Именно средние слои были признаны наиболее надежными союзниками и участниками «мирной регулируемой революции». Интересы США, по мнению советников Кеннеди, требовали переориентации с олигархических кругов на национальную буржуазию, мелкобуржуазные слои, интеллигенцию, студенчество и даже частично на рабочих и крестьян Латинской Америки, т. е. на новую социальную опору. В вопросе о формах политического развития предполагался переход от поддержки Соединенными Штатами диктаторских режимов в Латинской Америке к поддержке представительной демократии.
Отношение к «Союзу ради прогресса» было неодинаковым. Одни приветствовали его как эффективное средство преодоления отсталости, другие воспринимали его критически. Это стало одной из причин медленного осуществления его программ. За время действия «Союза ради прогресса» в большинстве стран Латинской Америки были выработаны проекты и начаты реформистские эксперименты. Однако практические результаты «Союза ради прогресса» оказались не такими внушительными, как официально заявленные. Прирост ВНП на душу населения достиг намеченных 2,5 % лишь в середине 60-х гг., когда в результате благоприятной конъюнктуры на мировых рынках выросли цены на аграрно-сырьевую продукцию латиноамериканского экспорта и соответственно увеличилась валютная выручка многих латиноамериканских стран. В пяти странах этот показатель превысил 2,5 %, в других странах он был ниже, а в Уругвае, Сальвадоре и на Гаити – даже со знаком «минус». В целом за десятилетие средний прирост ВНП на душу населения не превысил 1,6 %.
Аграрные реформы, осуществленные в 15 странах, лишь незначительно затрагивали земельные владения латифундистов и не смогли обеспечить всех нуждавшихся крестьян землей. Аграрные преобразования по существу сводились к раздаче государственных пустующих земель и конфискации части помещичьих земель с выплатой компенсации их владельцам.
Налоговые реформы во многих странах заметно увеличили общую сумму налоговых поступлений, но резкого увеличения налогов на прибыли иностранных компаний не произошло. Более того, правительство США требовало от своих латиноамериканских партнеров создания благоприятных условий для деятельности частного американского капитала в Латинской Америке и требовало также лишать помощи те страны, которые не создают благоприятного инвестиционного климата или пытаются осуществлять национализацию. Конгресс США принял закон, по которому США могут прекратить помощь любой стране, где национализирована американская собственность (поправка Хикенлупера). Общая сумма ежегодных доходов монополий США, действовавших в Латинской Америке в тот период, превысила 3 млрд долл. Внешний долг латиноамериканских стран, составлявший в 1960 г. 10 млрд долл., вырос в 1970 г. до 17,6 млрд долл.
Наибольших успехов «Союзу ради прогресса» удалось достичь в строительстве школ и больниц, в развитии объектов инфраструктуры (шоссейных и железных дорог, портов, электростанций и т. п.), подготовке преподавательских кадров, увеличении инвестиций. За счет средств «Союза ради прогресса» в Латинской Америке было построено 326 тыс. жилых домов, 900 больниц и медпунктов, свыше 36 тыс. классных комнат, подготовлено 75 тыс. учителей (согласно более поздним данным 800 тыс.), издано почти 10 млн школьных учебников, обеспечено продовольствием 27 млн человек. Эти, безусловно, внушительные цифры свидетельствовали об определенном сдвиге в решении острых проблем социального и культурного развития. Вместе с тем, например, нуждавшихся в жилье насчитывалось от 15 до 19 млн. Число выпущенных учебников составляло всего 10–15 % от необходимого количества.
Таким образом, догнать развитые страны не удалось. Разрыв в экономическом благосостоянии между Латинской Америкой и развитыми странами продолжал углубляться.
В то же время в США произошла смена внешнеполитических ориентиров, коснувшаяся и Латинской Америки. Помощник госсекретаря по межамериканским делам Т. Манн призвал обратить главное внимание на защиту американских капиталовложений и на «противодействие коммунизму». В соответствии с доктриной Манна (1964) США отказывались от предусматривавшейся «Союзом ради прогресса» преимущественной поддержки «представительной демократии» и соглашались признать любой режим (в том числе военную диктатуру), который обеспечит благоприятные условия для американских инвестиций. Идеи доктрины Манна легли в основу доктрины Джонсона (1965). Джонсон заявлял, что «основная угроза исходит от коммунизма» и «вся мощь США будет брошена на помощь любой стране, свободе которой будут угрожать силы, находящиеся вне континента». Это означало, что Соединенным Штатам не следовало больше препятствовать реакционным военным переворотам. Более того, провозглашалось «законное право» США на вооруженное вмешательство в дела любой латиноамериканской страны, которой угрожает «установление коммунистического правительства». Придерживаясь этой линии, США способствовали замене правительств в Бразилии, Гватемале, Эквадоре, Доминиканской Республике и Гондурасе военными режимами.
Во второй половине 60-х гг. основным направлением деятельности «Союза ради прогресса» становится экономическая интеграция.
Развитию интеграционных процессов в различных частях мира способствовали такие факторы, как интернационализация экономики, политики и культуры, существование международных монополистических объединений, общность исторических традиций. Интеграция, предполагающая сближение национальных хозяйств и проведение согласованной межгосударственной политики, означает для стран Латинской Америки также стремление объединить усилия в сохранении независимого экономического развития. Организационное оформление интеграции началось в 50-е и продолжилось в 60-е гг. В конце XX в. в мире насчитывается полтора десятка различных региональных и межрегиональных интеграционных объединений, в том числе в Латинской Америке.
Особенность экономической интеграции в Латинской Америке – это существование нескольких торгово-экономических группировок, главнейшими из которых в 60-е гг. стали Латиноамериканская ассоциация свободной торговли (ЛАСТ) и Центральноамериканский общий рынок (ЦАОР), находившиеся на разной стадии интеграции и до сих пор экономически и политически слабо связанные между собой. Крупнейшим интеграционным объединением является ЛАСТ, основанная в 1960 г. семью странами (Аргентина, Бразилия, Мексика, Парагвай, Перу, Чили, Уругвай). В течение 60-х гг. к ним присоединились еще 4 страны – Колумбия, Эквадор, Венесуэла и Боливия. Тогда же, в 1960 г., Гватемала, Гондурас, Сальвадор, Никарагуа, а позже Коста-Рика создали ЦАОР[23].
Официальными целями ЛАСТ провозглашались содействие повышению уровня жизни населения, постепенная (в течение 12 лет) отмена таможенных пошлин и иных внешнеторговых тарифов для свободного обмена товарами и услугами, обеспечение равных конкурентных условий между участниками, согласование торговой политики в отношении третьих стран.
В ходе интеграции внутри ЛАСТ возникли субрегиональные группировки – Лаплатский блок (Аргентина, Бразилия, Уругвай, Боливия, Парагвай) и Андская группа (Перу, Чили, Колумбия, Боливия, Эквадор). Уже за первый год деятельности товарооборот ЛАСТ увеличился на 20 %, за второй – на 15–20 %. В дальнейшем этот рост резко сократился.
В Центральной Америке необходимость интеграции диктовалась особенно малыми рынками. Ухудшение условий реализации аграрной продукции на мировых рынках и конкуренция со стороны иностранных предприятий подталкивали национальные предпринимательские круги к расширению рынков сбыта за счет соседних государств. Договор о создании ЦАОР, подписанный на 20 лет, предусматривал немедленную отмену тарифных ограничений почти на 50 % всех товаров, разрешал свободное передвижение рабочей силы и капиталов в пределах стран-участниц, устанавливал высокие пошлины в отношении третьих стран. Практическая реализация этих положений обеспечила введение общей расчетной валюты (центральноамериканский песо), были созданы новые отрасли промышленности (стекольная, резиновая, цементная, производство удобрений). За несколько лет страны ЦАОР достигли самообеспечения по ряду второстепенных товаров (упаковочных материалов, пластмасс, мебели). Главную выгоду от создания ЦАОР получила промышленность, на сельское хозяйство интеграция не оказала существенного влияния. Хотя ЦАОР развивался более быстрыми темпами, чем ЛАСТ, тем не менее уже во второй половине 60-х гг. в нем появились кризисные явления.
В Карибском бассейне в 1968 г. возникло еще одно интеграционное объединение – Карибская ассоциация свободной торговли (КАСТ), объединившая как самостоятельные мелкие государства, так и владения Великобритании. КАСТ выдвинула задачи диверсификации и устранения всех ограничений в торговле между ее участниками, ускорение экономического роста и справедливую конкуренцию в зоне Карибского бассейна.
Таким образом, интеграция в Латинской Америке приняла характер торгово-таможенной либерализации, некоторой координации валютной политики и лишь в ограниченных масштабах – кооперирования промышленности. В конечном счете она не стала всеисцеляющим средством ликвидации кризиса внешней торговли.
Основными препятствиями в деятельности субрегиональных интеграционных объединений стало сходство экономической и внешнеторговой структур, различные уровни экономического развития, противодействие иностранных монополий и транснациональных корпораций.
Действительно, например, все страны ЦАОР являлись производителями однотипных сельскохозяйственных товаров и покупателями промышленной продукции в основном у США. 2/3 торгового оборота ЛАСТ составляли сельскохозяйственные товары, около 1/3 – минеральное сырье и лишь несколько процентов – готовые изделия. Латинская Америка производила только 1/5 часть необходимых ей машин и оборудования. Индустриальное развитие наталкивалось на проблему сбыта в условиях архаичных аграрных отношений и малой емкости внутренних рынков, оказавшихся относительно насыщенными вследствие низких доходов населения. С проблемой затоваривания сталкивались не только «старые» отрасли, но и сравнительно молодые (автомобилестроение, тракторостроение). Перенасыщение одних отраслей и нехватка средств для становления других стали двумя сторонами очень пагубного для стран региона явления – расхищения скудных денежных ресурсов. Оставалась острой проблема безработицы.
Все это ослабляло заинтересованность ряда стран в интеграции. Например, Боливии невыгодно покупать товары ЛАСТ, где издержки производства и, следовательно, цены выше, чем в Западной Европе; Колумбии неинтересно получать за свой экспорт неустойчивую валюту латиноамериканских стран. Каждая из стран стремилась выговорить для себя наибольшее число льгот и предоставить поменьше привилегий другим, стараясь продвинуться за счет партнера. Усиливалась неравномерность развития отдельных стран и отраслей, выигрывали – сильнейшие.
Наиболее заинтересованными в интеграции были крупные национальные предпринимательские круги, уже не нуждавшиеся в торгово-таможенной защите и рвавшиеся на оперативный простор. В более ущемленном положении оказывались средние и мелкие предприниматели, для которых быстрая ликвидация таможенного протекционизма представляла непосредственную угрозу.
Отношения между странами, входившими в ЦАОР, носили напряженный конкурентный характер, обострявшийся как из-за наличия военно-диктаторских режимов, так и из-за различий в уровне и темпах развития. Наибольшие противоречия возникали между более развитой Коста-Рикой и остальными странами. Панама вообще отказалась участвовать в интеграции.
2/5 всех экспортных операций осуществляли непосредственно иностранные компании, действовавшие в Латинской Америке. Наиболее важные предприятия размещались в ведущих странах региона и контролировались ТНК. Во всех странах ЛАСТ система налогообложения предусматривала равные условия как для национальных, так и для иностранных компаний; к иностранному вкладчику предъявлялись такие же требования, как к национальному; ни в одной стране (кроме Бразилии) не существовало контроля, ограничивающего перевод прибылей и дивидендов за границу.
Для координации вопросов сотрудничества и совместной защиты интересов в области экономики и внешней торговли в 1964 г. была создана Специальная латиноамериканская координационная комиссия (СЕКЛА), в которую вошли представители стран региона без участия США. СЕКЛА приняла ряд документов, содержавших предложения по ликвидации неравноправных отношений между Латинской Америкой и США. В середине 70-х функции СЕКЛА перешли к ЛАЭС (Латиноамериканской экономической системе), деятельность которой также была направлена на достижение экономической самостоятельности и ограничение позиций ТНК в регионе.
Интеграционные процессы 60-х гг. затронули не только экономику, но и военно-политическую сферу. Появление очагов партизанского движения в различных странах региона обусловило более тесное военное сотрудничество этих стран с военными ведомствами США. В 1963 г. для совместной борьбы против «подрывной деятельности» в странах Центральной Америки при содействии США был организован Центральноамериканский совет обороны. В 1964 г. из представителей всех стран региона был создан Латиноамериканский парламент, решения которого по социально-экономическим и политическим вопросам носили рекомендательный характер.
Еще одной важной и значительной тенденцией развития Латинской Америки в 60–70-е гг. стали прогрессивные военные режимы в Перу, Панаме, Боливии, Эквадоре, Гондурасе. Вооруженные силы в Латинской Америке традиционно играли большую роль в качестве гаранта порядка и своего рода политического арбитра. Частые государственные перевороты, совершаемые руками армии, приводили к власти то одну, то другую группировку господствующей элиты. Во всех странах, кроме Уругвая и Коста-Рики, существовала обязательная воинская повинность. Для латиноамериканских армий характерен непропорционально высокий процент офицеров. На нужды армии шло в среднем 25 % бюджета (в Парагвае до 50 %). По социальному составу основная масса солдат – выходцы из крестьян. В истории армий в Латинской Америке преобладали военные перевороты правого, консервативно-реставрационного содержания. Существует лишь несколько примеров левых патриотических выступлений военных. Это движение тенентистов и «колонна Престеса» в Бразилии (20-е гг.), восстание военных моряков в Чили (1931), свержение диктатуры (1944) и участие военных в революционном процессе в Гватемале, восстание военных конституционалистов в Доминиканской Республике (1965).
Появление «новой», по сравнению с традиционно консервативной, роли военных в Латинской Америке объясняется, во-первых, ростом численности пролетарских и средних городских слоев в послевоенные годы, что привело к пополнению офицерского корпуса выходцами из этих малообеспеченных слоев. Во-вторых, выросший под влиянием НТР образовательный уровень офицеров делал их способными понять причины отсталости своих стран и готовыми разработать новые военные доктрины, направленные на ограничение зависимости от иностранного капитала, отстранение олигархии, ликвидацию нищеты. В-третьих, на мировоззрение латиноамериканских военных повлияли так называемые гражданские действия (участие вооруженных сил в строительстве гражданских объектов в отсталых сельских районах) и привлечение военных к противопартизанской борьбе. Использование армии как полицейской силы для подавления народных волнений вызывало недовольство ее патриотических кругов, особенно средних и младших офицеров. В-четвертых, на рост гражданского патриотического самосознания латиноамериканских военных повлияли такие внешние факторы, как кубинская революция, националистические акции Г.А. Насера в Египте, процесс деколонизации.
Находившиеся у власти в 60–70-е гг. прогрессивные военные режимы[24] провели в пользу трудовых слоев населения своих стран такие значительные мероприятия, как аграрные реформы, национализацию иностранной собственности, социальную поддержку, независимый внешнеполитический курс.
3 октября 1968 г. вооруженные силы Перу совершили очередной государственный переворот, каких было немало в истории страны. Однако последующие события показали, что на этот раз военные выступили в новой для себя роли. Военная хунта в составе командующих всеми родами войск избрала президентом генерала Хуана Веласко Альварадо (1909–1977) и назначила правительство, названное Революционным правительством вооруженных сил (РПВС). Началась радикальная трансформация традиционной экономической структуры. Национальная доктрина и планы развития страны базировались на программном документе «План Инка» и исходили из «обеспечения интересов широких масс нации». Основные принципы экономической политики РПВС были изложены в так называемой «доктрине Веласко» и сводились к тому, что: 1) основные богатства и природные ресурсы должны принадлежать государству; 2) экономическое развитие направляется на удовлетворение интересов нации в целом, а не на стремление к наживе отдельных лиц и группировок; 3) иностранные капиталовложения должны содействовать росту национальной экономики; 4) необходимо укрепить независимость страны и улучшить условия жизни народа.
В соответствии с этой доктриной в экономике должны сосуществовать различные виды собственности – частной, кооперативной, государственной, смешанной. Иностранные предприятия должны постепенно превращаться в смешанные, а затем – в национальные.
В октябре 1968 г. правительство установило контроль над нефтепромыслами Бреа и Париньяс и над всем нефтеперерабатывающим комплексом в Таларе, где добычу и переработку нефти вела американская компания «Интернэшнл петролеум компани» (ИПК). На ее базе была создана государственная перуанская нефтяная компания ПЕТРОПЕРУ. Утвердилась ведущая роль государства в освоении и эксплуатации минеральных ресурсов: был экспроприирован крупнейший в стране горнорудный и металлургический комплекс, принадлежавший американской компани и «Серро де Паско», в ведение государства перешел экспорт всей продукции горнорудной промышленности и переработки меди, а также национализированы 14 крупных американских предприятий в тяжелой промышленности. Устанавливалась государственная монополия на рыбную промышленность и производство рыбной муки – важнейшие отрасли национальной экономики (в то время Перу занимало 1-е место в мире по улову рыбы). Таким образом, к 1974 г. из 79 крупнейших предприятий Перу 42 уже находились в государственной и коллективной собственности, на их долю приходилось более 50 % выпуска промышленной продукции.
Ограничивалась сфера деятельности иностранных банков, а все вновь создаваемые банки должны были принадлежать исключительно перуанцам. Устанавливался правительственный контроль над всеми валютными операциями, обмен иностранной валюты отныне производился только в государственном банке Перу. Согласно закону «О свободе печати» был введен государственный контроль над средствами массовой информации и связи, принадлежавшими частному, в том числе иностранному, капиталу; все органы печати республики переходили в руки перуанцев по рождению, постоянно живших в стране. Впервые в истории страны специалисты разработали пятилетний план экономического и социального развития на 1971–1975 гг.
Одна из главных проблем состояла в ликвидации социальной несправедливости, порождающей народные выступления. Считая капиталистический путь развития причиной отсталости и нищеты, военные выдвинули концепцию «нового общества», отличающегося как от капитализма, так и от коммунизма – построение «социальной демократии всеобщего участия». В соответствии с «Основным законом о промышленности» 1970 г. каждое промышленное предприятие обязывалось ежегодно выделять 10 % прибылей для распределения среди трудящихся. На предприятиях создавались «промышленные общины», представлявшие и защищавшие интересы трудящихся. Они были призваны обеспечить постепенный переход 50 % капитала под контроль рабочих. Представитель общины должен был входить в административный совет предприятия.
Для сельского хозяйства Перу, где было занято более половины самодеятельного населения, особое значение имел закон об аграрной реформе 1969 г., базировавшийся на принципе «земля тем, кто ее обрабатывает». Экспроприации подлежали владения латифундистов, площадь, которых превышала установленный законом максимум. В руки государства переходили также заброшенные и пустующие земли. Значительная часть экспроприированной земли передавалась крестьянам с условием выплаты ее стоимости в течение 20 лет. Закон предусматривал экспроприацию крупных агропромышленных комплексов, в том числе сахарных плантаций американских монополий. В отдельных случаях саботажа на территорию поместий вводились войска. Индейские общины получили землю из фонда аграрной реформы, кроме того, им возвращалась земля, прежде отобранная у них латифундистами. Поощрялось создание крестьянских кооперативов. С латифундизмом было покончено.
Для более широкого привлечения на сторону революции масс правительство создало так называемую Национальную систему поддержки социальной мобилизации (СИНАМОС) – управление по пропаганде и оргработе среди различных слоев населения. В обязанности СИНАМОС было вменено контролировать и направлять общественную деятельность промышленных общин, кооперативов, общественных организаций, объединений студенческой молодежи, интеллигенции, рабочих и крестьян.
Реформируя базовые структуры экономики, РПВС не могло не затронуть и сферу духовной жизни общества, систему образования и воспитания.
«Всеобщий закон об образовании» 1972 г. вводил трехступенчатую систему образования. Первая ступень – «начальная» – охватывала дошкольников. Вторая ступень – базовое образование – была рассчитана на 9 классов обязательного и бесплатного обучения в государственных школах для детей от 6 до 15 лет. Третья ступень – высшее образование – включало 3 цикла: высшие профессиональные школы, затем университеты (в том числе военные институты и духовные семинарии) и, наконец, высший цикл подготовки докторов наук. Как частные, так и государственные университеты получали права автономии. Солидным достижением реформы можно признать, во-первых, не только общеобразовательную, но и трудовую подготовку учащихся, ориентированную на нужды промышленности и сельского хозяйства, и, во-вторых, обучение на местных индейских языках параллельно с испанским. В 1975 г. язык крупнейшей индейской народности кечуа был признан в качестве официального языка Перу наряду с испанским, что способствовало интеграции многомиллионного индейского населения в процесс прогрессивных преобразований.
В основу внешней политики военных были положены принципы невмешательства во внутренние дела, уважение национального суверенитета и территориальной целостности государств, принцип идеологического и политического плюрализма. Восстанавливались дипломатические отношения с СССР и большинством стран социалистической системы, в том числе Кубой, дипломатические отношения были установлены более чем с 20 афро-азиатскими странами. Перу вступило в Движение неприсоединения с целью борьбы за разрядку, ограничение вооружений, за создание зон мира и ликвидацию военных баз на чужих территориях, за новый мировой экономический порядок. Наиболее энергичные инициативы Перу в Движении неприсоединения были направлены на укрепление позиций стран-экспортеров сырья.
Когда в 1969 г. был создан Андский пакт о субрегиональной экономической интеграции, то одним из его решений, принятых по инициативе Перу и правительства Народного единства в Чили, стало установление гораздо более жестких правил для иностранных инвестиций (прибыли, переводимые за границу иностранными компаниями, отныне не могли превышать 14 %). Это решение ущемляло позиции американских монополий в Перу и других странах Андского пакта и усилило конфронтацию с США.
Конфронтация Перу с Соединенными Штатами берет свое начало с национализации нефтепромыслов Бреа и Париньяс в октябре 1968 г. Тогда американское правительство угрожало лишить Перу экономической помощи и преференциальных тарифов на рынке США. Американская пресса развернула антиперуанскую кампанию, обвиняя военное правительство в «коммунизме» и «насеризме». США оказали давление на Международный валютный фонд, стремясь приостановить предоставление Перу новых кредитов. Вокруг Перу в тот период сосредоточилось внимание всех латиноамериканских стран. Большинство их них осудило угрозы США. В таких условиях США не решились на открытые экономические санкции против Перу и объявили об отсрочке их применения. Новое обострение перуано-американских отношений произошло в связи с захватом американских судов в 200-мильной морской зоне Перу. В качестве наказания США прекратили военную помощь Перу. В ответ перуанское правительство предложило американским военным миссиям покинуть страну. Правительство США, опасаясь того, что перуанские власти найдут новые источники получения военного оборудования, отступило и возобновило поставки американского оружия Перу. Резко отрицательной была реакция Вашингтона и на аграрную реформу: Перу пригрозили отменой перуанской сахарной квоты на рынке США.
В дальнейшем США сочетали прямой нажим на РПВС с более гибкой тактикой «осторожной финансовой блокады» по принципу «малозаметного присутствия». Однако для выполнения широкомасштабных программ, объявленных военными, резко возросла необходимость привлечения в Перу новых инвестиций. В 1971 г. РПВС объявило о «новых правилах игры» с США и создании в Перу «климата доверия» к иностранным инвесторам и международным монополиям, начавшим финансировать множество проектов. Перу получило ассигнования от Парижского клуба, МАБР, МБРР. Во вновь создаваемых с привлечением иностранного капитала предприятиях перуанское государство оставляло за собой контрольный пакет акций, а долг иностранному кредитору выплачивало на компенсационной основе.
Таким образом, в период 1968–1975 гг. в многоукладной экономике Перу основными стали четыре сектора собственности с упором на сектор общественной собственности, что способствовало формированию экономики переходного типа с чертами некапиталистического развития с учетом национальных индейских традиций Перу.
Однако политика РПВС воплощала в себе и глубокие внутренние противоречия. «Военная революция» осуществлялась как процесс преобразований «сверху» и шла при достаточно пассивном участии населения. Отсутствовало единство и постепенно обострялась борьба течений в РПВС. Все явственнее давала о себе знать группировка правых офицеров, установившая контроль над ключевыми постами в правительственных учреждениях.
Идеи «исключительности» и «оригинальности» перуанской революции, эклектичность взглядов и утопические представления военных о модернизации общества, затрудняли ход социально-экономических мероприятий РПВС. Порочный круг отсталости еще крепче сжимался тисками зависимости от внешних источников финансирования. Энергично действовала оппозиция. Ущемленная курсом Веласко Альварадо олигархия саботировала политику правительства. Большинство предпринимателей отвергло, например, создание промышленных общин. Саботаж частного сектора имел негативные последствия для перуанской экономики: сократились темпы роста промышленного сектора, экономическое давление ТНК затрудняло погашение внешних долгов. Из-за мирового топливно-энергетического и валютно-финансового кризисов 1974–1975 гг. внешний долг Перу вырос до 3 млрд долларов.
Названные обстоятельства послужили причиной кризиса правительства Веласко Альварадо и способствовали возникновению угрозы его преобразованиям. За спиной Веласко фактически складывался контрреволюционный альянс. В таких условиях правые добились смещения Веласко. 30 августа 1975 г. президентом был назначен представитель умеренных кругов генерал Ф. Моралес Бермудес. Начался процесс вытеснения из правительства прогрессивно настроенных военных. Смерть Веласко Альварадо в 1977 г. фактически обеспечила свободу действий правым.
Правительство Моралеса Бермудеса в сравнительно короткие сроки капитулировало перед международными финансовыми институтами и перуанской олигархией и приостановило претворение в жизнь начатых реформ. В октябре 1977 г. был обнародован новый правительственный план социально-экономического развития Перу на 1977–1980 гг. «Тупак Амару».
В него были включены положения, предусматривавшие передачу власти гражданским деятелям, обозначился упор на развитие частнопредпринимательской деятельности с участием местного и иностранного капитала при сохранении госсектора лишь в некоторых отраслях экономики. Промышленные общины были лишены своего первоначального содержания и все больше становились на путь «народного капитализма» и «мелкого акционирования». Предпринимателям предоставлялись широкие возможности увольнения неугодных рабочих и профсоюзных деятелей. Новый закон о печати свел на нет идею о передаче в руки общественных организаций средств информации. Прекратила свое существование СИНАМОС.
Оппозиционное движение подверглось преследованиям, была восстановлена практика депортаций общественных, политических и профсоюзных деятелей. Участились отмены конституционных гарантий.
Таким образом, правым группировкам и течениям, действовавшим как внутри, так и вне вооруженных сил и правительства, удалось повернуть вспять процесс революционных преобразований. Тем не менее в рамках национально-прогрессивного, революционно-демократического реформизма правительства вооруженных сил и президента Веласко Альварадо периода 1968–1975 гг. наиболее важные цели были достигнуты, что сделало отдельные результаты их деятельности практически необратимыми.
В общественно-политических процессах 60-х гг. в Латинской Америке особое место занимает так называемый обновленческий процесс в католицизме, «теология освобождения» и движение «мятежной церкви». В латиноамериканских странах проживает 1/3 католиков мира. Деятельностью католической церкви в регионе официально руководит Ватикан, где создана Папская комиссия по делам Латинской Америки. В 60-е гг. в клерикальной среде растет стремление к «обновлению», т. е. модернизации церкви и всей системы католических организаций, в том числе в социальном аспекте. Приспосабливая теологию к современным условиям, церковь начинает критиковать диктаторские режимы, нищету и угнетение, выступать за улучшение положения своей паствы, признавать справедливость социальной борьбы, осуждая вместе с тем революционное насилие. Вторая Генеральная ассамблея Латиноамериканского совета епископов, состоявшаяся в колумбийском городе Медельин в 1968 г., подтвердила в своих решениях необходимость глубоких перемен в Латинской Америке. Появление внутри католического духовенства радикальных течений характерно для многих стран региона. «Теология освобождения» распространяется среди части священников и рядовых верующих. Возникает более радикальное течение – движение «мятежной церкви», сторонники которой выступают за активное участие церкви в освободительной борьбе, включая ее насильственные формы. Сторонники «мятежной церкви» соединяли религиозные христианские ценности с леворадикальными и даже марксистскими идеями в своеобразный сплав «гуманного социализма», основанного на Евангелии. Некоторые молодые священники сблизились с леворадикальными организациями и участвовали в партизанском движении 60-х гг. Колумбийский священник Камило Торрес вступил в отряд повстанцев и был убит в перестрелке с правительственными войсками, но его призывы к решительной борьбе за социальное освобождение нашли немало последователей.
В 60-е гг. продолжало развиваться межамериканское сотрудничество. Большое международное значение имело заключение в 1967 г. договора о запрещении ядерного оружия в Латинской Америке – договора Тлателолько (по месту подписания этого документа, Тлателолько – район в Мехико, где находится МИД Мексики). Договор Тлателолько, который подписали свыше 20 стран, предусматривает запрещение испытаний, использование, производство, приобретение, хранение и размещение ядерного оружия на территории этих стран. Допускаются лишь взрывы ядерных устройств в мирных целях. Объявление Латинской Америки безъядерной зоной стало столь значимым явлением в международной жизни, что его признали впоследствии ведущие ядерные государства.
§ 13. Латинская Америка в 70-е гг.
В первой половине 70-х гг. в одних странах (Перу, Панама, Эквадор) продолжалась деятельность левонационалистических военных правительств. В других (Венесуэле, Чили, Боливии, Гайане, Ямайке) было предпринято наступление на позиции иностранных компаний – проведена масштабная национализация. Правительство Форбса Бернхема в Гайане, провозгласив курс на построение «кооперативного социалистического общества» (1970), национализировало сахарные плантации и заводы английских компаний, разработку бокситов, по добыче которых страна занимала 4-е место в капиталистическом мире, ввело бесплатное медицинское обслуживание. В Венесуэле – одной из ведущих стран-экспортеров нефти (3-е место в капиталистическом мире) президенты Рафаэль Кальдера (1969–1974) и Карлос Андрес Перес (1974–1979) предприняли важнейшие для экономики страны меры: были национализированы газовая, железорудная и нефтяная отрасли. Правительство Майкла Мэнли (1972–1980) на Ямайке, разделяя принцип «демократического социализма», осуществило ограничение деятельности иностранных монополий, национализировав половину мощностей добычи бокситов (2-е место в капиталистическом мире по добыче и экспорту бокситов). В Аргентине к власти вернулись перонисты (1973), через 18 лет эмиграции возвратился Х.Д. Перон. Президент Мексики Луис Эчеверрия (1970–1976) выделял дополнительные ассигнования на развитие госсектора, содействовал национальному производству, усиливал регламентацию иностранного капитала, увеличивал расходы на науку, образование и социальное обеспечение. Внешняя политика названных стран отличалась самостоятельностью курса, что проявилось в поддержке национально-освободительных движений, участии в Движении неприсоединения, в сотрудничестве с Советским Союзом, Кубой и другими соцстранами.
В начале 70-х гг. в Латинской Америке, помимо националистических, распространялись и антикапиталистические настроения. Расширились позиции Социнтерна в регионе, в его ряды вступили политические партии ряда стран. Продолжался процесс деколонизации: независимость получили владения Великобритании – Багамские острова (1973), Гренада (1974) и колония Голландии – Суринам (1975).
В 70-е гг. продолжалось и развитие интеграционного процесса. На базе КАСТ возникло политико-экономическое объединение стран Карибского бассейна – Карибское сообщество (КАРИКОМ). Его участники стремились к достижению большей эффективности экономики и расширению сотрудничества во всех областях. В 1978 г. был подписан Амазонский пакт – экономическая группировка 8 государств, расположенных в бассейне реки Амазонка (Бразилия, Боливия, Венесуэла, Гайана, Колумбия, Перу, Суринам и Эквадор), целью которых провозглашалось гармоничное развитие слабо освоенных амазонских территорий с рациональным использованием их природных ресурсов и защитой экологии.
Особое место в процессах демократизации начала 70-х гг. занимают события в Чили, считающиеся революционными по глубине преобразований и ориентации в перспективе на социализм.
Республика Чили относилась к разряду относительно развитых стран Латинской Америки[25]. Как и в других странах региона, в Чили после Второй мировой войны углубился кризис традиционной структуры. Об этом свидетельствовали такие показатели, как замедление темпов экономического развития, острота аграрного вопроса, серьезные валютно-финансовые затруднения, отраслевые экономические и социальные диспропорции и др.
В 1964–1970 гг. у власти находилась центристская Христианско-демократическая партия (ХДП) во главе с ее лидером Эдуардо Фреем. В рамках программы «Революция в условиях свободы» ХДП провела ряд реформ. В результате аграрной реформы (1967) из 100 тысяч нуждавшихся семей землю получили 29 тыс. семей, позиции латифундистов были поколеблены. 51 % акций меднорудных предприятий были выкуплены по высокой цене у монополий США и стали собственностью чилийского государства, хотя сохранялось техническое сотрудничество и административный контроль со стороны американских кампаний. Были построены новые школы, активизировалось жилищное строительство, созданы организации молодежи, домохозяек, матерей и других социально не организованных слоев населения. Однако со всеми проблемами справиться не удалось: внешний долг страны вырос до 6,8 млрд долл., инфляция достигла 40 % в год, 2,5 млн чилийцев продолжали ютиться в лачугах, безработица увеличилась до 8,3 %. Реформы христианских демократов могли быть продолжены и радикализованы. Высокая социальная и политическая активность практически всех категорий чилийских трудящихся внушала надежду на перемены.
В такой обстановке в конце 1969 г. был создан блок «Народное единство» из нескольких левых партий и организаций – СПЧ, КПЧ, Радикальной партии, Движения единого народного действия (МАПУ) и двух других небольших партий (социал-демократической и Независимого народного действия – АПИ). Народное единство возглавил социалист Сальвадор Альенде (1908–1973), сын адвоката, врач, политический деятель, депутат парламента, генеральный секретарь Социалистической партии, сенатор, трижды выдвигался кандидатом в президенты. Предвыборная программа Народного единства включала такие требования, как национализация, решение аграрного вопроса, поддержка средних и мелких национальных предпринимателей, мероприятия в пользу трудящихся, демократизация государственного аппарата, уважение различных форм собственности (частной, кооперативной, государственной), политический плюрализм, внешняя политика в интересах государства. Выполнение этой программы Народного единства могло в перспективе наметить переход к социализму.
На президентских выборах 4 сентября 1970 г. С. Альенде опередил кандидата от правых партий Х. Алессандри на 1,4 % голосов, а претендента от ХДП Р. Томича на 8,5 %. Парламенту страны предстояло определить кандидатуру президента, среди депутатов развернулась острая борьба. Из 200 мест в парламенте 80 принадлежало левым депутатам, более 70 мест – христианским демократам, свыше 40 – правым партиям. Следовательно, решение зависело от позиции ХДП. Христианские демократы решили поддержать С. Альенде, если он обязуется выполнить следующие условия: не вмешиваться в дела армии и не создавать вооруженных формирований, кроме уже существующих; соблюдать автономность судебной системы; не нарушать свободу СМИ, действовать в рамках конституции. Эти требования ХДП получили название «статута конституционных гарантий». С. Альенде согласился принять «статут конституционных гарантий», а ХДП проголосовала за его кандидатуру. В такой ситуации правые попытались предотвратить приход к власти президента-марксиста с помощью армии и военного заговора. Однако командующий армией генерал Рене Шнейдер не пошел на это и был убит. Сменивший Р. Шнейдера на его посту генерал К. Пратс был сторонником конституции и поддержал избранного народом Альенде. Попытка заговора провалилась. Таким образом, социалист С. Альенде стал президентом Чили. В ноябре 1970 г. он сформировал левое правительство из социалистов, коммунистов, радикалов, представителей всех партий Народного единства. Однако Народное единство обладало лишь рычагами исполнительной власти (правительство и президент), не имея большинства в конгрессе. Тем не менее правительство приступило к выполнению предвыборной программы.
Читать бесплатно другие книги:
