Анжелика в Новом Свете Голон Анн

Из-за густой листвы не видно было неба, но солнечные лучи пробивались сквозь медную стену леса и, пронизывая пещерный мрак, слепили глаза. Анжелика уже давно потеряла из виду индейцев, которые шли впереди. Шум водопада заглушал теперь те звуки, по которым, даже не видя никого из своих спутников, Анжелика угадывала, что караван где-то близко. Словно всадница из страшной сказки, она очутилась у пределов опасных земель, где не слышно было даже шагов ее лошади.

Грохот становился чудовищным.

Вдруг со склона, вдоль которого тянулась тропинка, скатился огромный плоский камень и, тяжело рухнув под самые копыта лошади, преградил ей дорогу. Затем, будто под колдовским действием сине-зеленого цвета, эта овальная глыба вдруг задвигалась, приподнимаясь, начала раздуваться, превратившись в какой-то морщинистый серый пузырь, и, наконец лопнув по швам, выбросила наружу маленькую головку, отвратительно раскачивающуюся на вытянутой тонкой шее.

Волли в ужасе взвилась на дыбы. Анжелика закричала, но сама не услышала звука своего голоса. Должно быть, кричала и Онорина… Вздыбившаяся лошадь била копытами в воздухе и пятилась к пропасти. Еще минута, и, запутавшись в поводьях, она скатится вниз, увлекая за собой Анжелику с ребенком. Сделав над собой нечеловеческое усилие, Анжелика бросилась на шею лошади и, навалившись всей тяжестью своего тела, заставила ее опуститься на передние ноги. Но это не спасло положения. Волли продолжала отступать к роковому обрыву.

А между тем на тропинке была всего-навсего безобидная, правда, гигантских размеров, черепаха. Но как это объяснить обезумевшему животному? Ужасный грохот вокруг заглушал все звуки. Анжелика не слышала, как трещат ветки, хотя на ее глазах они ломались, разлетаясь в разные стороны. Все ближе бесновалась вода в потоке, все ближе видела Анжелика бешеный танец бурлящей пены, которую, казалось, изрыгает таинственное чудовище, но она не осознавала сейчас, что оглушающий ее грохот исходит именно оттуда.

Вдруг перед глазами Анжелики мелькнуло что-то красное. «Кровь», — пронеслось у нее в голове. Это длилось долю секунды. Потом ей почудился глухой шум падения — это катились на дно пропасти их тела, и она даже ощутила, как подхватил ее с ревом несущийся поток.

В этот момент ветка, больно хлестнув по лицу, привела ее в чувство. Каменистая почва уже осыпалась под копытами Волли, топтавшейся в нескольких дюймах от края пропасти. Но со смертью еще можно было бороться. Мысль об Онорине, маленькие ручонки которой вцепились в нее, побудила Анжелику к действию. Ей казалось, что вся ее воля и до предела обострившаяся мысль сосредоточились сейчас на этих ручонках. Теперь она знала, что надо делать. Она совсем бросила поводья и дала лошади полную свободу. Волли, не ждавшая этого освобождения, только успела мотнуть головой, как Анжелика до крови пришпорила ее. Лошадь скакнула вперед, спасительное пространство было отвоевано. У Анжелики хватило сил вывести лошадь на тропинку, но она снова остановилась там с дрожащими коленями — гигантская черепаха, попрежнему, преграждала путь.

— Черепаха! Это же черепаха! — прокричала Анжелика, словно лошадь могла ее понять.

Она не слышала звука собственного голоса. Но теперь она чувствовала, как мучительно ноют у нее руки и ноги. Она знала, что никто не придет к ней на помощь, никто не поможет справиться с лошадью, никто не отгонит с тропинки это чудовище.

И вдруг она заметила, что совсем рядом безмолвно стоят индейцы. Должно быть, они видели, как она укрощала лошадь, как отчаянно боролась со смертью, с каким бесстрашием, удивительным даже для существа необычного, смотрела она в глаза смерти. Анжелике показалось, что лица индейцев искажены ужасом и они пребывают в каком-то странном оцепенении…

Онорина все еще была за ее спиной. Анжелике удалось повернуться к ней и прокричать, чтобы та прыгала на землю. Девочка, видимо, поняла… Анжелика с облегчением увидела, как она скатилась на сухие листья и подбежала к индейцу, который стоял ближе всех.

Тогда и она сама спрыгнула с лошади. Сделать это было нелегко. Волли вся напряглась, пытаясь вырваться и ускакать в чащу. Она снова вздыбилась, и Анжелика чудом избежала удара копытом. Ей удалось удержать повод, и, сильно стегая лошадь, она заставила ее сойти с тропинки — необходимо было увести Волли от черепахи, которая наводила на нее такой страх.

Наконец лошадь начала понемногу успокаиваться. Вся еще дрожащая и взмыленная, она дала привязать себя к дереву; она больше не вырывалась и, вдруг смирившись, беспомощно опустила к самой земле свою узкую, породистую голову.

Тогда Анжелика вернулась на тропинку и медленно направилась к черепахе. Индейцы замерли. Затаив дыхание, они ждали, что же сейчас произойдет. Панцирь черепахи был похож на овальный гостиный столик, а покрытые чешуей лапы были толщиной с руку подростка.

Гнев Анжелики был сильнее того омерзения, какое вызывало у нее это допотопное чудовище, которое, видя, что она приближается к нему, начало медленно втягивать голову. Упершись ногой в черепаху, Анжелика столкнула ее с тропинки. Не удержавшись на обрыве, огромная колода перевернулась, подскочила и покатилась вниз. Все кончилось тем, что в воду, подняв столб брызг, рухнула черепаха.

Анжелика была как в тумане. Она вытерла руки о сухие листья и на минуту опустилась на землю, потом медленно встала и пошла к лошади. Она довела ее до вершины, крепко держа за повод. Вскоре они спустились к поляне, поросшей спелой черникой и маленькими голубыми елочками. Как по волшебству, рев водопада стих, его словно поглотила бездна. И сразу стало слышно, как поют птицы, звенят кузнечики, гудит ветер. У подножия гор, насколько хватало глаз, простиралась долина, по которой продолжал свой путь караван. Вслед за Анжеликой на поляне появились и индейцы. Они снова обрели дар речи и что-то живо обсуждали на своем гортанном языке. Анжелика слышала, как позади, едва поспевая за ней, тихонько всхлипывает Онорина. Но вот девочка заплакала навзрыд. Пришлось снова садиться на лошадь. А она многое бы сейчас отдала, чтобы упасть в траву и хоть ненадолго забыться сном.

— Иди ко мне, — сказала она Онорине. Анжелика посадила ее перед собой, вытерла нос и распухшие от слез глаза, поцеловала девочку и прижала к себе.

Вдруг в нескольких шагах она увидела де Пейрака, который вместе с сыновьями и большей частью отряда, вернувшись назад, ехал к ней навстречу.

— Что у вас случилось?

— Ничего особенного, — ответила бледная как смерть Анжелика.

Она понимала, что в эту минуту, в разорванном платье, с плачущей девочкой на руках, на окровавленной лошади, она являет собой зрелище довольно жалкое в глазах мужа, не привыкшего обременять себя семьей во время своих экспедиций.

— Мне сказали, что вы встретили ирокезов? — допытывался де Пейрак.

Анжелика отрицательно покачала головой. Подоспевшие индейцы, перебивая друг друга, начали что-то пространно объяснять де Пейраку. В разговор, собрав все свои познания в языке индейцев, вступили Флоримон и Кантор.

— Мопунтук продолжает настаивать, что там были ирокезы.

При одном упоминании об этом племени со всех сторон послышалось щелканье взводимых курков. Испанские солдаты подошли ближе.

Анжелика не могла произнести ни слова. Наконец она пробормотала:

— Там была черепаха… Черепаха на… тропинке.

И в нескольких словах она рассказала обо всем, что произошло. Граф де Пейрак нахмурил брови и так взглянул на лошадь, что Анжелика ощутила себя перед ней виноватой. Онорина снова зарыдала.

— Бедная черепаха, — приговаривала девочка. — Она была такая глупая, такая неловкая… А ты… ты ее столкнула в пропасть… Какая ты злая!

Анжелика почувствовала, что она тоже сейчас разрыдается. Тем более в эту минуту она заметила, что Онорина босиком. Должно быть, она оставила свои башмаки у озера. Это была настоящая катастрофа. Как раздобыть детские башмаки в этих диких лесах? Капля переполнила чашу. Если бы ее руки не были заняты — приходилось держать и лошадь, и Онорину, — она бы достала носовой платок и спрятала в нем свое горе. А так она просто отвернулась, чтобы скрыть брызнувшие из глаз слезы.

Индейцы были в страшном возбуждении, при помощи мимики и жестов они пытались объяснить белым, которые их засыпали вопросами на всех языках, что же все-таки произошло. Испанцы требовали, чтобы им показали, где враг. Граф, приподнявшись в седле, негромко сказал:

— Тихо!

Но тон, которым это было сказано, возымел немедленное действие. Индейцы затихли. Когда на лице де Пейрака появлялось такое выражение, всем становилось ясно, что следует тут же повиноваться. «Он мог бы сейчас убить человека», — содрогнувшись, подумала Анжелика. Граф де Пейрак мягко опустил руку на голову Онорины.

— Черепахи прекрасно плавают, — сказал он. — Черепаха, которая вас так испугала, уже выбралась из воды и сейчас гуляет по берегу и ловит мух.

Девочка доверчиво взглянула на него и тут же успокоилась. Затем, спешившись, граф подошел к Мопунтуку. Они стояли рядом, оба одного роста, и граф де Пейрак внимательно слушал слова сагамора. Подоспевший Никола Перро помог окончательно разобраться в недоразумении. Жоффрей де Пейрак улыбнулся, сел на коня и подъехал к Анжелике.

— Оказывается, это одно из их суеверных толкований… Для них черепаха — символ ирокезов. Встреча с ней — плохое предзнаменование, почти точное подтверждение того, что их самый грозный враг где-то рядом. Потому они и застыли на месте от ужаса при виде этого безобидного животного, довольно распространенного в этих краях.

Никола Перро добавил:

— Они говорят, что тотем ирокезов появился на пути белой женщины, чтобы погубить ее, но белая женщина не испугалась, не отступила, а взяла над ним верх. Отныне, сударыня, как утверждают металлаки, ни одно из племен, входящих в ирокезский союз, вам не страшно.

— Вашими бы устами да мед пить… — ответила Анжелика, с трудом выдавив из себя улыбку.

— Вы поедете рядом со мной, дорога здесь это позволяет. Мы сейчас выезжаем на тропу, на длинную trail, как ее называют англичане, она тянется на сотни лье вдоль хребта Аппалачей. Держитесь подле меня, дорогая!

Оттого что голос де Пейрака звучал спокойно и уверенно, у Анжелики сразу стало легче на душе. И то, что теперь она поедет рядом с мужем, очень ее обрадовало. Но вид у него был довольно мрачный, и Анжелике подумалось, что случай с черепахой все-таки расстроил его, но, прекрасно умея владеть своими чувствами, он этого не показывает.

Наконец они добрались до большого озера со светло-зеленой водой. Сильно изрезанная линия берега кое-где глубоко вдавалась в него длинными языками, поросшими чахлыми соснами. Перед путниками раскинулась лощина, узкая и довольно глубокая. Как раз напротив них над лощиной возвышался холм, похожий на огромную клумбу, усеянную розовыми, красными, оранжевыми и лиловыми цветами, среди которых мелькали пятна зелени изумительных оттенков. Что-то в этой цветущей горе показалось Пейраку подозрительным.

Он приказал подать ему подзорную трубу. Погода уже давно начала портиться, и сейчас тучи спускались все ниже, навстречу туману, постепенно заволакивающему землю.

— Скоро будет совсем темно, — сказал граф. Он быстро протянул подзорную трубу Анжелике. — Взгляните-ка, вы ничего там не видите?

Перед глазами Анжелики прежде всего встали белые и черные стволы, поддерживающие пылающую массу листьев. И вдруг в стеклянном кружочке она с удивлением заметила мелькающие среди деревьев фигуры людей. Над их головами она ясно различила уборы из перьев.

— Что вы видите?

— Я вижу индейцев… двух или трех, нет, нет, погодите… больше.

— Вы не видите, какие у них прически?

— У них бритые головы и на самой макушке торчат волосы, украшенные перьями. — Она опустила подзорную трубу. — Жоффрей, такие прически были у кайюгов…

— Да!

Он медленно сложил трубу.

— Неужели ваша встреча с черепахой действительно явилась предзнаменованием? Я не хотел бы прослыть за человека суеверного… и тем не менее готов биться об заклад, что перед нами ирокезы…

Один за другим люди стягивались к опушке леса. Индейцы, смешавшись с белыми, со злобой, уже порядком всех раздражавшей, смотрели на пестрый пригорок, где скрывался невидимый враг.

— Вот не повезло! — воскликнул повар Малапрад. — До Катарунка-то рукой подать. Еще немного, и мы бы увидели нашего славного О'Коннела и могли бы насладиться благами цивилизации. Мессир де Пейрак, по приезде я собирался приготовить вам фрикадельки из дичи с капустным соусом… Только как бы из нас самих сейчас не сделали фрикадельки…

Одно из пяти племен, входивших в ирокезский племенной союз.

— Что это вы вдруг приуныли, люди добрые! — воскликнул Флоримон. — Мы с удовольствием отведаем ваше блюдо, Малапрад. Здесь, на Севере, ирокезы нагнали на всех такой страх, что все разбегаются при одном упоминании о них. Я встречал ирокезов в Новой Англии, их там называют могавками. Они ничуть не страшнее могикан. Они даже помогали англичанам защищать Нью-Йорк от недругов, которые время от времени вырезают белых, живущих вдоль границ.

— Хорошо бы узнать, за кого они нас принимают, за французов или за англичан? Во всяком случае, металлаков, которые нас сопровождают, они, мягко выражаясь, недолюбливают. Вообще они считают, что те, кто не принадлежит к их расе, годятся только на жаркое. И металлаки это прекрасно знают. Взгляните-ка на них!

Действительно, индейцы под предводительством своего сагамора готовились к битве. Они быстро сбросили ношу на землю. Женщины и дети мгновенно исчезли, их словно втянула в себя чаща багряного леса. Воины разрисовывали себя красной, черной и белой краской; лучники проверяли тетиву и стрелы, снабженные на концах перьями для более точного полета.

У каждого к левой руке был прикреплен тяжелый кастет, а в правой зажат нож — индейцы приготовилсь снимать в бою скальпы. Взяв его в зубы, чтобы освободить руки, они натягивали тетиву луков.

Несколько разведчиков, как змеи, проскользнули в пунцово-желтые заросли. Индейцы во главе с Мопунтуком подтянулись ближе к белым. Жестокая радость озаряла их татуированные физиономии.

Европейцы, за исключением, может быть, таких юнцов, как Флоримон, не разделяли энтузиазма краснокожих. Их лица, почерневшие за долгие дни пути, выражали усталость и досаду. Если правда, что всего несколько часов отделяли их от Катарунка, где они смогли бы укрыться за палисадом и где их ждали, пусть даже самые примитивные, удобства человеческого жилья, было действительно очень обидно, натолкнувшись на засаду, рисковать своей жизнью.

Анжелика взглядом спросила у мужа, что он собирается делать.

— Подождем, — ответил он. — Решим, когда вернутся разведчики. Если ирокезы нападут на нас, будем защищаться, если они нас не тронут, мы тем более не тронем их. Я предупредил Мопунтука: если он развяжет бой без враждебных выпадов с той стороны, я его поддерживать не стану.

С оружием в руках они ждали.

Ирокезы не только не проявляли намерения атаковать белых, но, возможно, они просто их не заметили; на холме уже никого не было. Они как сквозь землю провалились. Металлаки повернули к Анжелике свои размалеванные лица. Они покачивали головами. Белая женщина обратила в бегство страшных ирокезов.

Глава 5

— У каждого племени есть свой тотем. Но черепаха — это общий тотем всех ирокезов, — объяснял Никола Перро в этот вечер на привале.

Холод выползал из ущелий, люди жались ближе к кострам. Жоффрей де Пейрак показал рукой на блестящую ленту реки, плавно извивающуюся в долине.

— Это Кеннебек…

И люди де Пейрака возликовали, словно древние евреи, завидевшие Землю Обетованную. Сейчас они особенно радовались, что скоро окажутся под надежной защитой палисада, потому что, после того как в зарослях были замечены индейцы, а особенно после происшествия с черепахой, в сердца их закралось чувство смутного страха.

Нудно звенели комары. Анжелика, завернув Онорину в свою накидку из толстой шерсти, сидела, укачивая девочку. Время от времени глаза обращались к блестящей полоске реки, петляющей по долине. Там был Катарунк, их пристань.

— Волк — тотем могавков, — продолжал Никола Перро, — косуля — онондагов, лисица — онеидов, медведь — кайюгов, паук — сенеков. Но черепаха — это тотем всех ирокезов, входящих в Союз пяти племен.

Никола Перро задумался, и кожа на его обветренном лбу собралась в глубокие складки.

— Здешние племена индейцев ведут кочевой образ жизни, они питаются из одного котла и не знают, что такое хлеб и соль… Ирокезы — совсем другое дело. Это великий народ земледельцев…

— Оказывается, вы их большой поклонник, — заметила Анжелика.

Канадец подскочил:

— Сохрани боже! Это сущие дьяволы! У нас, канадцев, нет более заклятых врагов. Я жил у них, — помолчав, продолжал он. — Забыть об этом времени невозможно. Тот, кто делил с ними кров и хлеб, поймет меня. Я хорошо знаю Священную долину… там царят три божества, чтимые у ирокезов…

— Три божества?

— Да! Маис, тыква и фасоль, — ответил Перро без тени улыбки.

Онорина уснула. Осторожно, чтобы не разбудить девочку, Анжелика встала и отнесла ее в палатку, которую на ночь разбивали для детей и женщин. Она заботливо укутала ее в медвежью шкуру и снова вернулась к костру, чтобы помочь госпоже Жонас, вместе с Малапрадом готовившей ужин.

Аппалачи, залитые лучами заходящего солнца, казались багровыми. Лагерь расположился на высоком, выступающем вперед горном отроге, его хорошо со всех сторон обдувал ветер, и потому тут было меньше комаров и мошкары, да с него и удобнее было обозревать окрестности.

Флоримон с Кантором запекали в золе завернутую в листья рыбу, которую они руками поймали в реке. На вертеле жарились огромные куски лося, а в котелке варилось изысканное блюдо — язык лося, приправленный душистыми травами.

Котел с маисовой кашей уже сняли с огня, и госпожа Жонас принялась раскладывать ее в миски. Ее постоянно раздражала бесцеремонность индейцев, которые первыми тянули свои немытые посудины. Они всюду совали свой нос, хватали все, что попадется под руку, с невозмутимой дерзостью мешали всем, но ведь они были здесь у себя дома и, в сущности, белые пользовались их гостеприимством и покровительством.

Госпожа Жонас поджимала губы и, как ей казалось, бросала весьма красноречивые взгляды на графа де Пейрака. Она никак не могла взять в толк, как такой благородный, такой воспитанный человек может терпеть их присутствие. Анжелика тоже иногда думала об этом.

Холодный голубоватый свет залил долину. Вдоль опушки леса ходили часовые.

День был богат волнениями, закончился еще один этап пути. Что-то принесет им следующий?

Анжелика глазами поискала мужа, он стоял чуть в стороне ото всех и смотрел куда-то вдаль. Он был один. Вся его фигура выражала глубокую сосредоточенность.

Анжелика заметила, что, когда он таким образом замыкался в себе, никто не смел его потревожить. Особое уважение окружало графа де Пейрака. Все эти люди, столь различные и в большинстве своем живущие постоянно настороже, вручили ему свои судьбы. И они с недоверием и ревностью приняли Анжелику, неожиданно появившуюся в жизни их господина.

— Кто не знает, что даже самого сильного человека баба может превратить в тряпку, — пробурчал овернец Кловис, щуря раскосые глаза.

— Ну нет, такой не размякнет, — возразил ему бретонец Жан Ле Куеннек. И, бросив восхищенный взгляд в сторону Анжелики, добавил:

— Да и женщина не из таких…

— Много ты в этом смыслишь! — пожал плечами Кловис. Черные вислые усы придавали его лицу выражение горечи.

Анжелика без труда угадывала подобные разговоры. Она сама когда-то командовала такими же людьми. Но это были не ее люди.

Их сплотили вокруг графа де Пейрака пережитые вместе опасности и общие победы. Всех их связывали узы неподкупной, нерушимой, скупой на проявления мужской дружбы с тем, чья воля и опыт заставили их видеть в нем своего единственного господина и единственную свою надежду. Вместе с ним они сражались с маврами и христианами, бороздили воды Карибского моря, грудью встречали штормы. Вместе с ним они делили добычу. С его милостивого разрешения устраивали кутежи и вели разгульную жизнь в портах. И щедрый хозяин раздавал золото полными пригоршнями.

Анжелика иногда пыталась вообразить, как жил Жоффрей, когда ее не было рядом с ним. Чаще всего он почему-то представлялся ей окруженным своими приборами. Она видела его склоненным над картой или глобусом в каюте покачивающегося на волнах корабля или на какой-нибудь башне в Канди наблюдающим далекие звезды в астрономическую трубу, стоящую огромных денег. Но ведь в этом прошлом были вечера, когда слуга пропускал к нему в комнату женскую фигуру, закутанную в покрывало, где-нибудь на островах Карибского моря. Это могла быть прекрасная испанка, пылкая мавританка или тоненькая, гибкая индианка.

И всякий раз ради этих женщин он прерывал свои труды и принимал их с такой изысканной галантностью, был так остроумен, так предупредителен, так умел пленять их, что они сторицей воздавали ему за все его старания.

Все-таки у нее был необыкновенный муж!

Анжелика встретилась с ним вновь в пору расцвета его сил и способностей; сейчас это был зрелый человек, привыкший рассчитывать только на самого себя. И Анжелике по праву принадлежало место рядом с ним. Но когда она видела его таким далеким, поглощенным своими мыслями, она не осмеливалась подойти к нему.

Стало совсем темно. У костра Кантор пел мелодичную тосканскую песенку, подыгрывая себе на гитаре. Его бархатистый и очень верный голос, в котором иногда прорывались еще высокие детские ноты, звучал пленительно. Когда он пел, казалось, нет счастливее человека на свете.

Ей до сих пор так и не удалось поближе познакомиться со своими сыновьями, узнать, что такое они, ее дети, и подружиться с ними.

Когда же наконец они доберутся до Катарунка?

Прежде чем вернуться к костру, Анжелика решила пойти взглянуть на свою лошадь, ей почему-то стало неспокойно за нее. Она спустилась на берег реки, где оставила пастись Волли.

Предчувствие не обмануло ее. Лошади на месте действительно не было. И только на дереве, за которое она была привязана, болталась длинная веревка. Анжелика знала, что далеко Волли уйти не могла. Приподнявшись на носки, она отвязала веревку и, намотав ее на руку, пошла вдоль реки и стала тихонько звать лошадь.

В небе поднялась бледная луна. У ног Анжелики журчала меж камней сильно обмелевшая за лето река. Где-то поблизости потрескивали ветви. Анжелика пошла в том направлении. И вскоре в неверном свете луны она увидела свою беглянку, которая спокойно щипала траву на маленькой поляне. Но стоило только Анжелике приблизиться к ней, как норовистая лошадь бросилась куда-то в сторону. Лишь на вершине скалы Анжелике удалось наконец заарканить ее, и тогда она поняла, что потеряла из виду огни лагеря. Впрочем, в этом не было ничего страшного: ей нужно было снова спуститься к реке и пойти вниз по течению. Потуже подтянув подпругу, она крепко держала лошадь и изо всех сил напрягала слух, чтобы уловить журчание реки.

Ей вдруг показалось, что, сливаясь с далеким зовом оленя, с шумом листвы и глухим рычанием водопадов, из глубины леса до нее донеслись звуки церковного песнопения.

Глава 6

— Ave Maria…

Звуки духовного гимна раздавались в ночной мгле. Анжелика подняла голову, словно пытаясь сквозь ветви деревьев разглядеть поющих в небе ангелов. Вздрогнув, она со страхом огляделась.

По краю скалы поднимался колеблющийся розоватый свет, и на его фоне мелькали причудливые танцующие тени.

Крепко держа лошадь, Анжелика подкралась к самому краю. Поющие голоса неслись откуда-то снизу.

Она готова была поверить, что снова попала в Ньельский лес, где, скрываясь от преследований, гугеноты пели свои псалмы. Осторожно она продвинулась еще ближе и, заглянув в ущелье, оцепенела… Ее взору открылась невероятная, почти нереальная картина…

У реки, текущей по самому дну, ярко горели два больших костра, и их алые отсветы полыхали на соседних скалах. Священник в черной сутане, подняв руки, благословлял стоящих перед ним на коленях людей.

Священник стоял к Анжелике спиной, и она не видела его лица. Среди молящихся были люди в коротких плащах из лосиной кожи и меховых шапках, другие — в военных мундирах, расшитых золотым позументом. Анжелика даже заметила среди них мужчин благородной осанки, в кружевных воротниках и манжетах.

Неожиданно пение оборвалось. Теперь звучал только голос священника, громкий и страстный:

— Владычица небесная…

— Молись за нас! — хором подхватила толпа.

Анжелика попятилась.

Французы!..

— Заступница грешных! Утешительница скорбящих…

— Молись за нас, молись за нас…

Трапперы, солдаты и сеньоры, стоя на коленях, благоговейно склонив головы, перебирали четки.

Французы!..

Сердце Анжелики бешено колотилось. Могло бы показаться, что все это происходит в каком-то кошмарном сне, в котором она заново переживает все старые муки, если бы позади французов она не различала бронзовые фигуры полуголых индейцев. Одни из них тоже молились и пели. Другие, сидя вокруг костра, вытаскивали руками какие-то объедки из деревянной миски. В воздухе еще пахло супом, и пустой котел валялся чуть поодаль.

Огромный лохматый индеец медленно поднялся с земли, наклонился к костру и вытащил из него раскаленный докрасна топор. Осторожно держа его в руках, он отошел в сторону, и только тут Анжелика заметила привязанного к дереву голого индейца.

Не спеша, словно проделывая самую обычную работу, гигант подошел к нему и приложил к его бедру раскаленный топор. Тот даже не вскрикнул. Но через мгновение Анжелика почувствовала невыносимый запах горелого мяса. В ужасе, едва сдержав крик, она сделала резкое движение, лошадь метнулась, под ее копытами затрещали ветки. Поняв, что ее сейчас заметят, Анжелика быстро вскочила на лошадь.

Индеец, который уже снова сунул топор в пылающие угли, насторожился, поднял голову и вскинул к вершине скалы мускулистые, украшенные браслетами из перьев руки.

Все тотчас же вскочили на ноги, и перед их изумленными взорами на фоне неба, залитого луной, пронесся силуэт всадницы, женщины с длинными развевающимися волосами.

Крик ужаса потряс воздух:

— Демон! Демон Акадии!

Глава 7

— Вы говорите, они закричали «Демон Акадии!»?

— Во всяком случае, мне показалось.

— Не дай бог, чтобы они вас приняли за этого демона! — воскликнул Никола Перро и перекрестился. За ним перекрестился и Мопертюи.

— Не знаю, за кого они меня приняли… но бросились за мной они как сумасшедшие. Один из них чуть не догнал меня у самой реки… Мне пришлось отстреливаться.

— Вы не убили его? — озабоченно спросил Пейрак.

— Нет, я попала ему в шляпу, и он свалился в воду. Я же вам говорю, это французы, они расположились на стоянку по другую сторону этой самой горы.

— Если вы не возражаете, мессир де Пейрак, мы, канадцы, сходим туда. Черт нас подери, если мы не встретим среди них кого-нибудь из добрых старых знакомых, с которыми нам найдется о чем потолковать.

— Не забывай, Перро, что власти Квебека приговорили нас к смерти, — напомнил Мопертюи, — а монсеньор епископ отлучил от церкви.

— А! Все это ерунда! Разве можно устоять перед встречей с земляками…

Никола Перро, Мопертюи и его сын Пьер-Жозеф, двадцатилетний юноша, прижитый им от индианки, скрылись в лесной чаще.

С той самой минуты, когда, вернувшись, Анжелика подняла тревогу, весь лагерь был на ногах. Подождав, пока канадцы исчезнут в лесу, Анжелика обернулась к де Пейраку. Она с трудом сдерживала нервную дрожь, и в голосе ее звучало раздражение.

— Почему вы не предупредили меня, что в этих краях мы можем встретить французов?

— Вас меньше всего должна удивлять встреча с французами на земле Северной Америки. Они здесь немногочисленны, я вам об этом говорил, но полны боевого духа и такие же скитальцы и бродяги, как индейцы. Мы неизбежно должны были привлечь их любопытство… Садитесь сюда, поближе к огню, дорогая. Вы же совсем застыли. Эта неприятная встреча так встревожила вас. И опять виною ваша несносная лошадь…

Анжелика поднесла руки к самому пламени. Она действительно застыла, заледенела до самого сердца. Вопросы были готовы сорваться с ее языка. Ей так хотелось, чтобы муж успокоил ее, и в то же время она должна была знать истинные размеры угрожавшей им опасности.

— Вы боялись именно этой встречи, Жоффрей? Поэтому вы так торопили нас? Вы опасались, что канадские французы захватят земли, которые вы считаете своими?

— Да! В Голдсборо мой ближайший сосед, барон де Сен-Гастин, комендант французского форта Пентагоет, с которым я поддерживаю самые добрососедские отношения, предупреждал меня, что миссионеры-католики, наставляющие в вере индейцев, очень обеспокоены моим приездом в верховья Кеннебека и что они обратились к губернатору Квебека с просьбой послать против меня вооруженных солдат.

— Какое право имеют французы препятствовать вашему прибытию в эти места?

— Они считают, что эти земли принадлежат им.

— А кому они принадлежат на самом деле?

— Тому, кто смелее. Договор, подписанный Францией, признает их за англичанами. Но англичане не осваивают эти земли, они боятся леса и предпочитают не отрываться от побережья.

— А если канадские французы узнают, кто вы такой и кто я?

— Это случится не завтра… А тогда я буду сильнее всей этой жалкой французской колонии. Так что не бойтесь ничего. Людовик XIV не доберется до нас. А если даже он и попытается это сделать, здесь мы сможем бороться с ним. Америка велика, а мы свободны… Успокойтесь же!

— А что значит крик, раздавшийся мне вдогонку, — «Демон Акадии!»?

— Они, должно быть, приняли вас за призрак. Перро рассказывал мне, что недавно Новую Францию потрясли откровения некой монахини из Квебека, во сне ей якобы явился дьявол в образе женщины, который должен отвратить от церкви души индейцев, крещеных и некрещеных. Они ждут и боятся его появления. Предсказано, что дьявол явится верхом на мифическом животном…

— Теперь мне все понятно! — воскликнула Анжелика с нервным смехом. — Когда они увидели женщину на лошади… а такое здесь невозможно даже и представить… Да, все соответствует этим небылицам…

Пейрак казался озабоченным.

— Все это нелепо… и тем не менее довольно серьезно. Путаница, которая произошла в их головах, может нам дорого обойтись. Ведь эти люди — фанатики.

— Но не могут же они напасть на нас, если мы не дадим для этого никакого повода.

— Посмотрим! Будущее покажет их намерения. Сегодня утром Перро послал индейца в разведку. Он должен разузнать, где сейчас ирокезы, куда направляются французы и их союзники алгонкины, абенаки, гуроны, которых они берут с собой в военные походы. Между прочим, мне кажется, что индейцы, замеченные сегодня нами, всего-навсего гуроны, сопровождающие французов. Хотя они и заклятые враги ирокезов, но у них много общих с ними обычаев, например, они одинаково завязывают волосы на макушке… Нам известно, что сейчас ирокезы вышли на военную тропу и, возможно, французы охотятся за ними, и мы могли бы… Такова Америка! Необитаемые пространства вдруг оживают, оказывается, что вокруг тебя люди, самые разные, но всегда враги…

В подлеске замелькали огни факелов, они приближались к лагерю. Это возвращались недовольные канадцы. Спустившись вниз по течению реки, они без труда нашли место стоянки, но, кроме пленного ирокеза, привязанного к дереву, там никого не оказалось.

Напрасно они кричали во весь голос: «Эге-ге! Где вы, люди со Святого Лаврентия? Где вы, братцы?»

Никто им не ответил.

А пленный ирокез, замученный до полусмерти, которого они отвязали, улучив мгновение, изловчился, прыгнул в сторону и исчез в лесной чаще.

Теперь путников окружал безмолвный, таинственный лес, населенный призраками невидимых врагов, вокруг чуть слышно шелестела листва, и где-то вдали раздавался трубный зов оленя.

Жоффрей де Пейрак усилил дозор, часовые всю ночь будут охранять лагерь: они не должны быть застигнуты врасплох. Он предложил Анжелике пойти отдохнуть. Проводив ее до палатки и пользуясь полной темнотой, Жоффрей притянул ее к себе и хотел поцеловать в губы. Но она слишком много пережила сегодня, была слишком взволнована и не ответила на его ласку. В такие минуты она вопреки своей воле сердилась на него за то, что на время пути он отдалил ее от себя и что они не вместе проводят ночи. Однако она мирилась с этим, понимая, что этого требует дисциплина в отряде, где появление нескольких женщин явилось целым событием.

Когда они, пленники-христиане, бежавшие от султана Марокко, шли через пустыню. Колен Патюрель придерживался тех же принципов. «Запомните, — говорил он, — эта женщина ничья. Никаких любовных историй до тех пор, пока мы целыми и невредимыми не доберемся до христианских земель».

Этим же правилом руководствовался и де Пейрак, решительно собрав всех женщин с детьми под один кров; мужчины спали по трое в шалашах.

И сам он, их единственный господин, полновластный хозяин, строго следовал общим правилам, не допуская для себя каких-либо привилегий. Он принял закон древних воинственных племен: ночь перед битвой или каким-нибудь важным событием воин проводит без женщины, чтобы сохранить ясность мысли и силы.

У Анжелики же не было сил. Порой она чувствовала себя такой слабой, и ей ужасно не хватало Жоффрея. Вдали от него она никогда не была спокойна. Она боялась снова потерять его, не успев до конца поверить в чудо их встречи.

Она знала, что сдержанность де Пейрака и его внешняя холодность скрывают пылкую чувственность и она, Анжелика, попрежнему вызывает в нем страстные желания. Но порой ей начинало казаться, что она для него лишь источник наслаждений, что для нее нет места в его духовной жизни, он не доверяет ей своих тайн, радостей и забот. Анжелика успела понять, что судьба вновь связала ее с человеком, которого она теперь почти не знает, но которому должна повиноваться во всем. Она уже не раз наталкивалась на его железную волю. У него были свои незыблемые принципы, свои тайны, и он стал гораздо осторожнее, чем прежде. Невозможно было заранее предугадать его замыслы.

Анжелика плохо спала. Она все время прислушивалась, ожидая, что вот-вот раздадутся выстрелы и канадцы ворвутся в их лагерь. На рассвете, услышав голоса, она выскользнула из палатки.

Индеец-разведчик появился из тумана. Он почтительно приветствовал своего хозяина Никола Перро и графа де Пейрака, которые устремились к нему навстречу.

К ним подошла и Анжелика, и они сообщили ей новость, только что принесенную индейцем. Два дня назад небольшой отряд канадских французов, сопровождаемый их краснокожими союзниками, захватил форт Катарунк.

Еще не совсем рассвело, когда караван снялся с места. Было очень холодно. Чуть розовеющий туман окутывал землю и в двух шагах ничего не было видно. Двигаясь друг за другом, ведя под уздцы лошадей, путешественники пересекли поляну и погрузились в мокрый кустарник. Приказы отдавались шепотом, и закоченевших детей заставляли сдерживать кашель. Роса дождем обрушилась на них. Старались двигаться бесшумно, и со стороны шествие их выглядело очень таинственным. Понемногу туман начал рассеиваться, и, когда светло-желтый диск солнца всплыл над землею, туман сразу исчез, и обновленная сверкающая природа вновь вспыхнула всеми ослепительно яркими красками.

Отряд как раз переходил открытое место, и из уст в уста передали приказ быстрее добраться до опушки дубового леса, который тянулся чуть правее. Здесь было разрешено сбросить на землю поклажу и расположиться на отдых.

Постепенно зной начал забираться и сюда, под лиловую листву огромных кряжистых дубов. Люди все еще разговаривали шепотом.

Четверо солдат-испанцев начали медленно спускаться по склону ущелья. Пока они, грузно ступая и ломая ветки, пробирались вниз, индейцы Мопунтука, словно призраки, бесшумно растаяли в зарослях и первыми оказались у реки, текущей по дну ущелья. Укрывшись за сухостойным кустарником, испанцы укрепили в речной гальке треноги и на них — фитильные аркебузы, орудия типа маленьких кулеврин, только гораздо более мощные, и стреляли они раза в три дальше мушкетов, но зато и менее точно.

Анжелика, видя, что готовятся к бою, не слишком ясно представляла, что же она должна будет делать. Но в этот момент к ней подошел де Пейрак.

— Сударыня, я обращаюсь к вам как к самому меткому стрелку в моем отряде. Ваше искусство нам сейчас очень пригодится…

Он велел Онорине быть умницей и не отходить от Жонасов и тут же приказал двум своим людям охранять детей и присматривать за лошадьми. Затем подвел Анжелику к самому краю утеса, над которым нависли тяжелые, мрачные скалы. Это был прекрасный наблюдательный пункт, откуда на большом расстоянии вниз и вверх по течению просматривалась река. Она была довольно широкая и даже в это время года полноводная и бурная. Реку пересекал каменистый перешеек, по которому без труда можно было перебраться на тот берег. В остальных местах река была глубокая и изобиловала быстринами. С этого перешейка-порога вода постепенно начинала скатываться к озеру, поблескивающему вдали сквозь пурпурную листву.

— Переправа Саку, — задумчиво произнес Никола Перро. На самой середине перешейка возвышался маленький островок, поросший кустарником. Граф показал на него Анжелике, а также обратил ее внимание на темную глубокую щель, зияющую в зарослях, через которую идущие по лесной тропе путники выходят на берег.

— Очень скоро там должны появиться люди, которые начнут переходить реку. Вероятнее всего, это будут ваши вчерашние знакомцы — французы, сопровождаемые индейцами. Вы, конечно, сразу их узнаете. Когда они доберутся до островка — но именно только тогда, не раньше, — вы откроете по ним огонь: нельзя разрешить им пройти вторую половину переправы и выбраться на тот берег.

— Остров слишком далеко, стрелять по нему отсюда почти невозможно, — сказала Анжелика, нахмурив брови.

— Это и заставило меня остановить свой выбор на таком искусном стрелке, как вы. Мы, к сожалению, не имеем возможности расположиться в другом месте. Крутой выступ отделяет нас от позиции гораздо более удобной, лежащей как раз напротив острова, но у нас нет времени, чтобы добраться туда. Нам потребовалось бы на это несколько часов. Придется стрелять отсюда… Надо остановить головную часть отряда, чтобы никто не перешел на тот берег, иначе они поднимут тревогу в Катарунке. Их необходимо остановить. Но при этом жертв быть не должно. Я хочу избежать малейшего кровопролития.

— Вы требуете от меня циркового трюка!

— Возможно, дорогая. От этой задачи отказался даже Флоримон, а ведь он прекрасный стрелок.

Юноша стоял рядом. Он недоверчиво поглядывал на родителей. Ему бы очень хотелось показать свои таланты, но он был достаточно честен, чтобы взяться за дело, которое он вряд ли мог бы выполнить.

— Стрелять по острову, отец, невозможно! — воскликнул он. — В момент, когда они только начнут переходить реку, — другое дело.

— В это время часть отряда будет еще в лесу. А я не хочу, чтобы кто-нибудь из них улизнул. Чуть выше по течению реки укрылось несколько наших стрелков. Они задержат каждого, кто попытается бежать, но, если этих беглецов окажется слишком много, разгорится настоящий бой, из которого всегда кто-нибудь да выберется. Нет, первый выстрел должен раздаться, когда все они выйдут из лесу, начнут переправу и первые доберутся до острова. Наши испанцы, засевшие в засаде на берегу, отрежут им путь к отступлению. Таким образом, они будут окружены со всех сторон.

— Но островок лежит прямо перед нами. Остановить головную часть отряда, когда тот начнет переходить вторую половину перешейка, на таком расстоянии и никого даже не ранить кажется мне задачей невыполнимой…

— И тем не менее вы беретесь выполнить эту невыполнимую задачу, сударыня?

Анжелика внимательно оглядела местность, а затем повернулась к мужу.

— Но почему бы вам не взяться за это самому, Жоффрей? Ведь вы же прекрасный стрелок.

— Думаю, что у вас глаза зорче и на этом расстоянии вы справитесь с задачей лучше, чем я…

Она колебалась. Выполнить то, о чем просил ее Жоффрей, было невероятно трудно. Помимо всего яркое солнце слепило глаза. Но она была так счастлива оттого, что Жоффрей оказывает ей доверие, и оттого, что, видимо, наконец кончается ее бездействие! Сыновья и все мужчины, стоявшие рядом, растерянно смотрели на нее. Они были явно озадачены действиями графа. И она была рада доказать, что война и запах пороха знакомы ей не меньше, чем им, бывшим пиратам. И так как де Пейрак снова повторил:

— Вы беретесь, сударыня, выполнить эту невыполнимую задачу?

Она ответила:

— Попытаюсь… Из какого ружья мне придется стрелять?

Кто-то протянул ей только что заряженный мушкет. Она отказалась от него.

— Нет, я сама должна его зарядить.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

В «расширении для строительной отрасли» описываются знания и практики, которые «обычно признаются в ...
Учебник подготовлен в соответствии с новой программой по психологии, рассчитанной на 250 аудиторных ...
Вы решили отдохнуть на Байкале? Поздравляем! Но не забудьте взять с собой нашу книгу. Здесь рассказа...
Потусторонний мир не такдалеко, как представляется множеству людей. Во всяком случае, всего-тостолет...
Что делать, если вдруг люди начали массово превращаться в умертвий? Как выжить в таком мире? Впрочем...
«Живущие инстинктами, эгоизмом и жаждой наживы, отчаянно пытаются изобрести рецепт бессмертия, ибо о...