Бог пятничного вечера Мартин Чарльз
Джинджер поднялась.
– Приве-е-ет, Ву-у-у-у-ди-и-и-и.
Краем глаза я заметил слева от себя какое-то движение. Бритоголовый здоровяк, явно главарь, направился в мою сторону. Ростом он был примерно пять футов десять дюймов и выглядел настоящим качком. Парень регулярно качал «железо» и определенно глотал стероиды, дабы поддерживать себя в такой форме. На нем были потрепанные джинсы, грудь, шея и лицо почти сплошь покрыты татуировками. Эффектнее всего выглядели языки пламени, некоторые из которых походили на длинные тонкие руки с проступающими венами, – они извивались по груди, шее и поднимались на лицо. Один из огненных языков обвивал шею, окружал висок и веером расходился над ухом и по затылку – что-то среднее между Квиквегом и Невероятным Халком. Вуд был прав: рукоятка пистолета демонстративно торчала у него из-за пояса. Судя по живости, с которой он двигался, и выражению глаз, он был единственным в этой компании, кто не принимал галлюциногенов. Он был трезв как стеклышко и не купился на мой не слишком убедительный спектакль.
Главарь встал между мной и Джинджер и уже собирался вмазать Вуду, когда я решил, что лучшая защита – нападение. В футболе это называется «быстрый счет»: ты хватаешь мяч и вводишь его в игру, не дав защите опомниться. Я не сказал ни слова. Задействовал ноги: кинетическая цепь зародилась в пальцах ног, и я с силой врезал ему левой в правую скулу. Он рухнул на землю, и я почувствовал, как треснули кости: его челюсти и моей руки. Парень с белым порошком под носом посмотрел, как я вырубил его приятеля, оторвался от бутылки виски и попытался встать, но не удержался на ногах и повалился спиной на кушетку.
Все остальные были слишком ошарашены, чтобы реагировать, поэтому Вуд схватил Джинджер в одну руку, ее платье в другую и пулей понесся с ней к фургону. Когда мы усадили ее на переднее сиденье, она расплакалась, повисла на мне и забормотала, что ей очень жаль. Говорила и что-то еще, но я не все понял. Я отпихнул девушку на Вуда, и мы помчались, разбрасывая гравий и землю, к дороге, куда как раз прибыл капитан Роджерс с пятью машинами. Где-то между складом и поворотом рука моя распухла до размеров боксерской перчатки.
Мой растущий статус местной знаменитости сделал свое дело, и когда я внес Джинджер через раздвижные стеклянные двери, Брунсвикское отделение «Скорой помощи» сразу вышло из спячки. Я положил ее на кровать и хотел уйти, но она вцепилась в меня и не отпускала, пока ее осматривали. Врач уступил, сестры засуетились. Очень скоро стало понятно, что Джинджер не в себе и не в состоянии понять свое медицинское состояние, поэтому врач доверил эту информацию мне. Час спустя, читая отчет по токсикологии, он сказал, что в ее организме наркотиков столько, что хватило бы убить маленькую лошадь, и в этом убойном коктейле присутствует, помимо всего прочего, еще и лошадиный транквилизатор.
Я посмотрел на спящую Джинджер.
– Лошадиный транквилизатор?
Врач кивнул.
– Штука недорогая и распространенная. На черном рынке идет как наркотик для изнасилования. В последнее время сталкиваюсь с ним довольно часто. – Он принялся объяснять, что этот наркотик чаще всего используют парни, которые хотят вырубить девушку часов на двенадцать, чтобы потом она не помнила, что было вечером. Из класса так называемых «амнезиаков». Жертвы просыпаются вялыми и не помнят, что с ними происходило. Врач сказал, что кто-то, вероятно, подсыпал Джинджер наркотик в выпивку, и он сомневается, что она вспомнит, что с ней было. Более того, продолжал он, в зависимости от дозы наркотик может даже стереть воспоминания о том, что произошло до его принятия. Большая вероятность, что Джинджер завтра проснется в больнице и не будет знать, почему она здесь. Заканчивая вносить записи в медицинскую карту, врач посмотрел на мою руку.
– А с парнем что?
– В отключке.
– Вполне верю, – кивнул доктор и, отложив в сторону планшет, принялся осматривать меня. Закончив, он бросил взгляд на настенные часы и посмотрел на меня поверх очков. Было уже за полночь.
– Вы начинаете сегодня вечером?
Я кивнул.
– Есть ли вероятность, что мне удастся уговорить тебя посидеть на скамейке запасных?
Я покачал головой.
Он прищурил один глаз.
– Насколько ты крут?
Я ответил честно:
– Не так крут, как все думают.
Он показал на мою руку.
– Я должен заняться ею или… – Доктор осторожно дотронулся в нескольких местах до тыльной стороны руки стерильным щупом, – эта кость пережмет вот здесь артерию и нерв, в результате чего ты однажды можешь лишиться способности держать за руку жену, открывать дверь или застегивать штаны. – Мне такая перспектива не понравилась. – Я могу дать тебе наркоз и прооперировать, и наутро ты проснешься отдохнувшим и счастливым, лишь с незначительной болью в руке, но в этом случае завтра ты не сможешь играть. Второй вариант – вправить кость прямо сейчас, и тогда завтра ты можешь рискнуть и надеяться, что не повредишь руку еще сильнее.
– А если вы сегодня прооперируете, на сколько я выйду из строя?
Он покачал головой из стороны в сторону.
– От четырех до шести недель.
– А если рискну?
Он нахмурился.
– Если завтра ты повредишь руку, боль может оказаться невыносимой, и завтра вечером ты снова придешь и будешь умолять меня сделать то, что я должен сделать сейчас.
– А если не поврежу?
– Есть вероятность, хоть и небольшая, что кость срастется и мне не придется тебя резать.
Вуд, который сидел неподалеку, покачал головой.
– Мэтти, не геройствуй. Соглашайся на операцию. Я позвоню твоей маме. Не рискуй колледжем. У нас есть Скуизи, и мы справимся.
Скуизи был нашим запасным квотербеком. Мне нравился Скуизи. У него был потенциал хорошего квотербека, но его время еще не пришло, и если бы мы вышли с ним в основе в пятницу, то были бы разбиты наголову.
Очевидно, Вуд, чувствуя себя виноватым в том, что втянул меня в переделку с реальными последствиями, уже позвонил Одри, потому что в эту минуту она вошла в кабинет. Едва взглянув на мою кисть, она взяла меня под руку и наклонилась вперед:
– Доктор, сделайте так, как он вам скажет.
Я посмотрел на свою распухшую руку.
– Вправляйте.
Остаток ночи прошел невесело, и я мало спал. Джинджер оставили в больнице до утра. Чудесным образом она на следующий день появилась на игре в своей чирлидерской форме. О событиях прошлой ночи девушка, по слухам, ничего не помнила. Я не был уверен, настоящая ли это амнезия или просто удобная амнезия. Как бы то ни было, перед игрой она ничего мне не сказала и все четыре четверти болела как ни в чем не бывало. Вуд лез вон из кожи, чтобы защитить меня, а главное, мою левую руку. Ею для бросков я не пользовался, но он чувствовал себя виноватым и не хотел, чтоб история с травмой поставила под угрозу мое поступление в колледж. После игры я вышел из раздевалки, спрятал левую руку в большой передний карман спортивной куртки – и чтобы защитить ее, и потому что она была завернута в лед. К тому же я не хотел, чтобы болельщики или кто-то еще начали задавать вопросы. Джинджер стояла одна в сторонке, что было необычно, поскольку она любила находиться в центре внимания. Одри направлялась ко мне. Джинджер подошла первой и взяла меня под руку. Потом скользнула по моей левой руке в карман к мешочку со льдом и оставила руку там.
– Ты любишь ее, да?
– Да.
– Это настоящее?
Я кивнул.
Она повернулась ко мне, вскинула глаза. Одри была уже футах в двадцати.
– Есть надежда, что поделишься? – Она взглянула на Одри. – Она ничего не узнает.
– Джинджер, мне жаль, что вчера так случилось. Сочувствую тебе. Я твой друг, но…
– Порченый товар?
– Наивная? Да. Но порченый товар? Я бы так не сказал.
– Значит, ты меня не одобряешь?
– Одобрение тут ни при чем.
– А что тогда?
Я покачал головой.
Она изобразила притворную улыбку и прижалась ко мне.
– Что!
– Джинджер, ты склонна принимать плохие решения и заришься на то, что тебе не принадлежит.
Она сжала мою руку.
– А чего ж ты тогда вчера явился?
– Потому что Вуд позвонил.
– А ты делаешь все, о чем Вуд просит?
– Я ему доверяю.
Она отшатнулась.
– А мне доверяешь?
– Нет.
Она хмуро кивнула. Одри была уже рядом. Джинджер стиснула мою руку с удивившей меня силой. Боль была жуткая и пронзила как нож. У меня чуть не подкосились ноги.
– И кто же из нас наивный?
Улыбку как ветром сдуло – на меня смотрели холодно-стальные глаза, из которых ушла жизнь.
Джинджер повернулась к нам спиной и исчезла в толпе. Одри подошла, мягко взяла меня за руку, и мы молча наблюдали, как Джинджер заводит толпу. Одри покачала головой.
– Вот ведь змея, да?
Я кивнул.
Одри повернулась к моей машине.
– Есть предложение. Я покупаю тебе чизбургер, а ты рассказываешь мне, что именно здесь происходит.
– Я расскажу тебе, что случилось, но не уверен, что знаю, что происходит.
Неделю спустя по неизвестным нам причинам Джинджер бросила школу и исчезла.
Прошло четыре года, прежде чем я увидел ее снова.
Глава 14
Мы сидели на веранде, потягивая кофе, и Рей рассказывал о Далтоне Роджерсе. Ученик выпускного класса, рост – шесть футов три дюйма, вес – сто девяносто пять фунтов, скорость – четыре с половиной. Ни в какие лагеря его не приглашали, ни одна школа интереса к нему не проявила. В первый год сделал пять тачдаунов в одной игре. Во второй год превзошел мой результат по ярдажу. Проигрывал, но временами демонстрировал блестящую игру. Рей задумчиво посмотрел на свой кофе.
– Здесь многие думают, что, может быть, теперь у нас есть кто-то, в кого стоит поверить.
– То есть кто-то, кто заставит их позабыть обо мне.
Рей подул на кофе.
– Вот именно.
Проблемы у Ди начались в лагере после первого года, когда он узнал, что новый тренер из Сент-Бернара, Деймон Фелпс, убрал его в запас и решил ставить в основу своего сына, Маркуса.
– Нет ничего хуже ставки на любимчиков.
Рей кивнул.
– Ты еще не все знаешь. – Он раскурил трубку и затянулся. – До приезда тренера Деймона Ди мог бросать. Бросок у него был чисто на высшем уровне. Затем Деймон проводит с ним несколько тренировочных занятий, – Рей выставил пальцы, – и полностью меняет его бросковое движение. Говорит, что «сделает из него квотербека профессионального уровня». – Рей сплюнул. – Да он и понятия не имеет, что такое квотербек профессионального уровня. Взял парня, изменил ему технику, и теперь у нас уже две проблемы: одна у него в руке и другая в голове.
– Что он сделал с броском? – спросил я.
Рей выдохнул дым изо рта.
– Разрезал надвое, а потом прихватил половинки на живую. – Он помолчал. – Скажем так. Допустим, Ди – это конь Секретариат, и длина его среднего шага – восемь ярдов. Затем появляется гениальный тренер Деймон и вешает ему на ноги шестифутовые цепи. Господь создал эту лошадку делать восемь ярдов. Восемь, а не шесть. Его тело устроено так, чтобы делать одно, а тренер требует, чтобы он делал другое. Теперь он не может ни бегать, ни бросать. Тело у него разбалансировано, мозги парализованы. На парня навешали цепей – и на ноги, и на мозги. – Мне нравилось, как Рей говорит о футболе. – Если хочешь помочь мальчишке, – он постучал себя по виску, – освободи сначала его голову, а цепи с ног спадут сами.
Нам было хорошо вдвоем – приятное общение, тишина. То, что со мной сделала тюрьма, с ним сделал возраст. Несколько минут мы молчали. Первым заговорил я:
– Рей?
Он посмотрел на меня, не поворачивая головы.
– Что случилось с Одри? На самом деле?
Он усмехнулся:
– Ты, вот что с ней случилось.
– Нет, это я знаю. Но… Я не то имею в виду. Она – другая. – Он понимающе кивнул. – Ты присматривал за ней. Я знаю. И она тебя любит. Всегда любила. Отчасти поэтому она здесь.
– Ее сломал суд, – тщательно подбирая слова, заговорил Рей. – Несколько недель почти ничего не ела, закончила тем, что попала в реанимацию, лежала под капельницей. Я привез ее домой, две недели откармливал куриным супом, а когда она окрепла, сказал, что со всеми этими глупостями надо заканчивать. Убедил повидать тебя в тюрьме. Объяснил, что это ее обязанность. – Он отпил кофе. – Если Джинджер в чем и преуспела, так это в том, что подорвала веру Одри в тебя. Сомнение – такая вещь: пустит корни, и уже никакой силой его не выкорчуешь. – Рей покачал головой. – Показания, свидетели, видео – слишком много всего. Ей были нужны бесспорные доказательства противного, но ты их ей не дал, не пробился к ней. – Рей кивнул в сторону школы. – Сад. Сколько она там земли перевернула. Это ведь ее руки делали то, в чем голова не могла разобраться. – Он ткнул пальцем за спину. – Твой частный зал славы? Нет, это она твое прошлое разгребала, чтобы ответ на свое будущее найти. – Рей покачал головой. – Сколько раз она видела, как ты спасал игру в последней четверти? – Я промолчал, и он ответил сам: – Десятки, но потом, в самый важный момент, не спас. Не смог. Ты хорош в схватке, в куче потных парней – там ты герой. Но когда дело касается ее самой, ее сердца, ее чувств – тут ты не вытягиваешь, тут ты слабак. Вот так, просто и ясно. Так она это все видит.
Я выдохнул. Выпустил то, что держал в себе с того момента, как вышел из тюрьмы.
– Я скажу тебе кое-что, – продолжал Рей. – Может, тебе это не понравится, может, ты не захочешь это слушать, но оно там, под этой ее злостью. Сколько раз я помогал ей латать это паршивое пугало. Значит, зернышко надежды все-таки есть. Пусть крохотное, но есть. И как ни старается, задушить его она не может. Выплюнуть не может. Не может.
– Надежды на что?
– На тебя.
– Почему?
– Потому что ты еще не вытащил ее из этого дерьма. Знаю, поздно, но женское сердце понять трудно.
– Неужели ты действительно в это веришь? Сколько лет прошло…
Рей вскинул бровь.
– Эй, мы же об Одри говорим, а не о ком-то там. Это я тебе напоминать должен? Ее ведь не зря прозвали Абатой. – Он махнул рукой в сторону лежавшего перед нами воображаемого поля. – Когда тебя били, больно было ей. И до сих пор больно. – Он посмотрел на меня. – И средство остановить это есть только одно.
– Но я же не могу.
Рей покачал головой. По щеке скатилась слеза.
– Когда-то я видел на этом поле парнишку. Видел, как он делал вещи, казавшиеся невероятными. Что бы там ни говорили по телевизору, что бы ни писали в газетах и журналах, он стал великим, потому что одно делал лучше всех. – Рей тряхнул головой. – Он никогда не уходил с поля с горючим в баке. Все оставлял там. Все до капли. – Молчание, потом кивок. Рей повернулся ко мне. – Помню, как тащил тебя от боковой в раздевалку, потому что ты на ногах не стоял. Вот таким я тебя помню. Мне наплевать, сыграешь ты еще один даун или нет. Мне наплевать, какие там у тебя проблемы, но мне не наплевать, что случится с этой девочкой. Ты должен постараться – ради нее. – Рей постучал меня в грудь, сморгнул слезы и постучал уже себя. – И ради меня тоже.
Я обнял его за шею, привлек к себе. Он похлопал меня по руке, а я чмокнул его в висок.
– Да, постараюсь.
Одри и Ди появились, когда уже рассвело. В одной руке Ди нес бутсы, в другой – шлем, мяч – под мышкой. Я, одетый в толстовку, спортивные брюки и старые армейские черные ботинки, подошел снаружи без мяча. Ди, похоже, смутился. Одри сняла с плеча и вручила мне сумку. Я достал из нее и подал парню пару черных ботинок, таких же, что были у меня на ногах, только новых. Парень протянул руку.
– Ты серьезно?
– Ты у меня спрашиваешь?
Он быстро сел и, посмеиваясь, начал переобуваться.
– Вот уж не знал, что собираюсь в армию.
Когда мы еще учились в школе, родственники Вуда подарили ему мотоцикл «Хонда» с двигателем на сто двадцать пять кубических сантиметров, на котором мы гоняли по их участку. Пока Ди шнуровал ботинки, я подкатил мотоцикл к Одри. Она села и тут же его завела. Я взял у Ди шлем.
– Пока еще рано. Квотербек начинается с ног. Давай посмотрим, что у тебя с ними.
Парень поднял ноги, пробуя вес ботинок, и посмотрел на мои старенькие.
– Я разные носил – эти не самые легкие.
– Как раз то, что надо. – Я кивнул в сторону Одри. – Претензии к ней.
– С ними, наверно, какая-то история связана, а?
– Я бегал в них в школе, думал, что дополнительный вес добавит быстроты. Так и получилось. Когда поступил в колледж, тоже в них бегал, но потом выиграл Хайсмена и, наверно, немного возгордился. Перестал носить ботинки, и в том же году мы проиграли в национальном чемпионате. – Я пожал плечами. – На следующее утро Одри изменила мой тренировочный график, чтобы избежать встречи с репортерами, и договорилась, чтобы на поле меня ждал Родди и… – Я посмотрел на ботинки. – Когда в три ночи зазвонил будильник, они уже стояли рядом с кроватью. С тех пор надевал на каждую тренировку и бегать стал быстрее.
Ди улыбнулся.
– И ты бросил тот бексайд Родди. В угол. На сорок семь ярдов. Три защитника. Один из трех лучших розыгрышей десятилетия.
– Ну… – Я посмотрел на Одри. – Ничего бы не было без десяти других парней и одной девушки.
Ди положил мяч рядом со шлемом, давая понять, что готов. Я взял мяч и вложил ему в руки.
– Следующие восемь недель ты его из рук не выпускаешь. Увижу тебя без мяча, увижу, что ты его бросил, – пожалеешь, что попался.
Он попался.
– Да, сэр.
– Есть – с мячом, спать – с мячом, в туалет – с мячом. Без него ты можешь быть только в одном месте – на работе. Согласен?
– А в душ?
– Держи над головой.
– Сурово.
– Это я только разогреваюсь. Пошли.
Мы потрусили по дорожке, ведущей от домика к железнодорожным путям. Одри ехала рядом, иногда чуть отставая, на второй передаче. Сказать, что она мастерски владела мотоциклом, было, наверно, нельзя, но в свое время, сопровождая меня, она намотала на нем сотни миль, так что в указаниях не нуждалась.
Ди копировал каждое мое движение. Я поднялся на насыпь и побежал по шпалам, наступая на каждую. Так мы пробежали одну милю и пошли на вторую. Ди делал все, как я. Повторял один к одному. На третьей миле я перешел на более длинный шаг. Ди последовал моему примеру. На бегу я говорил с ним о защите, нападении, комбинациях и возможных ситуациях против разных построений защиты. Мне хотелось выяснить, что он знает и умеет ли анализировать и общаться с партнерами в условиях физического стресса.
У него получалось. Парень был сообразительный. И, конечно, те часы, что они с Одри просматривали старые записи, не прошли даром.
На четвертой миле мы повернули назад. Мой ножной браслет, несколько унций дополнительного веса, натирал кожу внизу голени. Перед пробежкой я обмотал его клейкой лентой и закрепил шнуровкой, чтобы не прыгал, но теперь повязка ослабла. На шестой миле мы немного сбавили и перешли на прыжки со шпалы на шпалу. Потом попробовали со скрещением ног, потом со скачками. Поначалу парень сбивался и даже спотыкался, но в конце концов нашел нужный ритм и уже не отставал.
Одри постоянно держалась поблизости. Лица ее я не видел – приходилось смотреть на шпалы. Я просто знал, что она рядом. Судя по всему, ее интересовал Ди, а вот интереса ко мне она не выказывала.
Мы свернули с железнодорожных путей. Ди уже тяжело дышал, но скорости не сбавлял, и я погнал его дальше. Мы пробежали через свалку, между стенами спрессованных машин, и в конце ее оказались у подножия Ведра. Я указал на вершину.
– Каждая пробежка заканчивается там.
Парень не отставал ни на шаг. Уставшие, хватая ртом воздух, мы оставили Одри внизу и помчались вверх. После первого подъема Ди немного сбился с ритма. Я чуточку сбавил, положил руку ему на спину и слегка подтолкнул. Он задержал дыхание и прибавил. Я перешел на прежний режим. Мы преодолели три четверти подъема, когда Ди выдохся, что было кстати: я хотел знать его уровень. А еще – может ли он превзойти себя. Я прибавил в последний раз, и он отстал на пару шагов. Я подождал и побежал рядом с ним. Ткнул его плечом в плечо.
– Нет. Не сейчас. Если хочешь стать чем-то большим, что ты есть сейчас, держись рядом со мной. Знаю, ты устал, но меня это не касается. Отдышишься наверху. Хочешь стать лучше? Если да, то считай, что это начало. – Он выдал все, что мог, и ни разу не пожаловался.
На вершине Ди согнулся и постарался перевести дух, но при этом продолжал смотреть на меня. Ждал, что будет дальше. Рано или поздно каждый квотербек сталкивается в игре с таким моментом, когда все летит к чертям и выходит из-под контроля. Обычно такое случается в четвертой четверти, когда он устал и сил уже не осталось, когда все болит и тело в синяках, когда мозг требует одного: упасть и отключиться. Остановить мучителя. Одри верила в Ди, и это многое для меня значило, но я должен был сам увидеть, что в нем есть. Как говорят, насколько глубок его колодец. Сможет ли отвечать мне, когда все его мысли будут только об одном – выйти? И важно ли это все для него? Я хотел знать, что для него важнее, быть квотербеком или играть квотербека.
Кому-то такое истязание в первый день тренировок может показаться жестоким, но я не хотел понапрасну тратить время – свое и ее, поэтому и гонял парня, пока у него кости не затрещали. Вот этого момента я и ждал. А когда дождался, когда его тело сделало все, что могло, увидел, что он не раскис, а смотрит и слушает меня.
Тренировкой этого не добьешься. Парень хотел играть квотербека.
После того как он перевел дыхание, мы сбежали вниз. Ди уже стал переобуваться, но я остановил его:
– Не сейчас. Отдохни.
Парень с облегчением улыбнулся.
– Что? Вымотал я тебя, старичок?
Я рассмеялся.
– Иди домой, поешь. Первым делом заправься протеином. Начни с чего-нибудь легкоусвояемого вроде яиц. И мне наплевать, нравятся они тебе или нет. Отныне яйца – твой лучший друг. Потом сложные углеводы, никакого сахара, никаких белых углеводов. Напитки: побольше жидкостей, но только не содовые, не молоко. Пей больше воды. Что-нибудь с электролитами. От молочных продуктов держись подальше: они тебе не друзья.
Ди сел, потом лег на спину. Рассмеялся.
– Круто… – Он показал на железнодорожные пути, потом на гору. – Одними электролитами не обойтись. Мне понадобятся носилки и хирург.
Я повернулся к Одри. Она на меня не смотрела. Я ждал, когда же посмотрит, но она заупрямилась.
– Нельзя тренировать машину, которая устает или работает вхолостую. Мне нужно, чтобы он высыпался, ел и пил то, что следует, и чтобы ты это контролировала. Похоже, он еще не делал с собой ничего такого, о чем я собираюсь его попросить.
Одри бесстрастно кивнула. В объяснениях она не нуждалась, потому что все это знала. На самом деле я обращался через нее к нему, чтобы он понял – то, что я делаю, будет занимать двадцать четыре часа в сутки. Позиция квотербека – особенная. Уходя с поля, он не перестает быть квотербеком. Что ест, когда и сколько спит, сколько пьет, что попадает в его организм – все имеет значение.
Ди все еще лежал, раскинувшись, на земле. Я опустился на колени рядом с ним.
– Девушка есть?
Он ухмыльнулся.
– Может быть.
– Либо она есть, либо нет. Как и насчет беременности: или беременная, или нет.
– Она мне нравится.
– А она об этом знает?
– Я только пытаюсь…
– Он еще не пригласил ее на свидание.
– Когда пригласишь, имей в виду – не позже десяти. Узнаю, что пришел позже, следующее утро тебе не понравится – время дорого. Свое можешь проматывать, но не мое. У меня его меньше, чем было когда-то.
Он кивнул.
– Ты не кивай, мне надо услышать.
Его грудь поднималась и опускалась на несколько дюймов при каждом вдохе и выдохе.
– Ты всегда так отрабатывал?
– Да, но не соскакивай с темы.
– Я понял: десять часов, ни минутой позже.
– Если любит – поймет. – Впервые за все утро Одри посмотрела на меня. Я как раз снимал ленту с браслета, под которым обнаружилась сбитая в кровь голень. Далтон взглянул на мой окровавленный носок.
– Ни фига ты, больно?
Я оставил вопрос без ответа.
– И еще одно.
Он сел.
– Мне про тебя рассказывали, Одри и Рей. Рассказывали, как бы ты хотел играть в колледже. Но то, что они говорят, неважно, если не согласен ты сам. Так чего ты хочешь?
Ди ответил не сразу. Посмотрел на поле за деревьями.
– В первый год мы выиграли округ. Потом проиграли в полуфинале. Для некоторых ничего страшного – ну проиграли и проиграли, – но я заканчиваю в следующем году. Я бы хотел вернуть тех парней. – Он посмотрел на меня. Повертел мяч в руках. – Пройти дальше.
– Потом?
Ди пожал плечами.
– Я хотел бы знать, могу ли играть на следующем уровне. Большинство ребят в такой ситуации уже делают выбор. В прошлом году я в одной игре сделал пять перехватов. – Он указал на дальнюю сторону поля. – Я не в том положении, на которое рассчитывал. Мне нужно больше практики, чаще выходить на поле. – Он, помолчав, кивнул. – Мой соперник – сын тренера. Хороший парень. Думаю, у него сейчас все пойдет быстрее, потому что он колется. Этим летом он побывал в нескольких лагерях и, насколько я знаю, произвел впечатление на скаутов. У него собственный веб-сайт и куча загруженных записей. Сестра Линн говорит, что я должен быть настолько лучше, чтобы тренер просто не мог играть без меня, и я должен быть лучше к самому началу сезона.
Я все еще разматывал свои ленты.
– Во-первых, – я постучал себя по голове, – квотербек начинается здесь. И, – я постучал себя по груди, – здесь. – Я изобразил инъекцию в руку. – Не здесь. – Под лентой обнаружилась запекшаяся кровь и открытый порез. По ноге потекла ярко-красная струйка крови. – Во-вторых, вопрос не в том, сможешь ли ты играть на таком уровне. Ты сможешь. Тебе нужно принять прямо сейчас это и переменить отношение к себе. Вопрос в том, готов ли ты делать то, что требуется, когда критики говорят, что ты не можешь?
Ди кивнул.
– Готов ли ты бороться с обстоятельствами, которые не можешь контролировать и которые складываются не в твою пользу?
– Да.
– Что ж, посмотрим. – Я пожал плечами и положил руку ему на плечо. Если не считать легкого подталкивания в спину, когда мы бежали в гору, я дотронулся до него в первый раз. – Есть вещи, контролировать которые мы можем. Есть такие, которые не можем. Не зацикливайся на том, чего не можешь. Сосредоточься на том, что можешь. Я не могу заставить тренера ставить тебя в состав, но мы в состоянии сделать так, чтобы затруднить ему выбор. Твоя задача – использовать каждую возможность. Если получится, то болельщики выдернут тебя со скамейки, когда стероидный парень споткнется. Согласен?
Ди улыбнулся.
– Согласен.
– Работа есть?
Он равнодушно кивнул.
– У Мейсона. – Он посмотрел на Одри, потом снова на меня. – Но у меня кое-что отложено. Я могу тебе заплатить.
Я усмехнулся.
– Мне твои деньги не нужны. – Мейсон владел семейным бизнесом – бакалейным магазином. – Работаешь на расфасовке?
– И расставляю товар на полках.
Значит, весь день на ногах.
– Отдыхай, когда можешь. Питайся с умом. Больше пей. Увидимся вечером. – Я хлопнул ладонью по траве. – Здесь, в шесть вечера.
– Э…
Читать бесплатно другие книги:
