Ударом на удар! Сталин в XXI веке Логинов Анатолий

Капитан поддержал его, и песня зазвучала в два голоса, заставляя услышавших ее замирать от неожиданности. Казалось, вернулись времена Тихоокеанской войны и над Японией кружат тени самураев, готовых бросить ее сыновей в новые кровавые битвы…

Огромный, намного больше любого тяжелого дальнего бомбардировщика, самолет с двигателями, непривычно висящими под крылом, легко коснулся земли у самого края полосы и, плавно затормаживаясь, под взволнованный шепот зрителей прокатился по ней до конца. Авиалайнер застыл на самом обрезе «бетонки» так, что его нос завис над травой, покрывающей землю вокруг взлетно-посадочной полосы. Моторы непривычно взвыли в последний раз и затихли. Десяток бойцов отцепили от тягача необычно большой трап, собранный из труб и гофрированных пластин, посверкивающих некрашеным металлом и головками болтов. По команде техника солдаты уперлись и подкатили это громоздкое сооружение прямо к открывшемуся в фюзеляже авиалайнера на уровне второго этажа высотного дома люку.

Выглядывающий из люка человек в униформе что-то крикнул, неслышимое на расстоянии, затем скрылся внутри. Пока в самолете собирались на выход, к хвостовой части гиганта подъехали и остановились несколько больших легковых автомобилей с крылатой фигуркой «Паккарда» на капоте, прямо над решеткой радиатора.

Он неторопливо вышел из машины и сразу посмотрел на небо, где, ревя моторами, продолжала кружиться тройка двухвостых, похожих на летучих мышей машин. Обернулся на ходу к догоняющему Молотову, спросил:

– Вече[8], как считаешь, «Красное Знамя» Стефановский и командир корейцев Ким Ги Ок заслужили?

– Считаю, ты прав, Коба, – приостановившийся на мгновение Молотов поднес руку к глазам «козырьком» и посмотрел на выписывающие фигуры в воздухе самолеты. – Даже я, полный дилетант, понимаю, как трудно подготовиться к полетам с незнакомого аэродрома. Да еще сразу после перелета через половину континента. Согласен, и Стефановский, и корейский летчик свои награды заслужили, – и уже глядя на осторожно спускающихся по трапу кубинцев, добавил: – Вот и наши гости…

Пока гости и хозяева здоровались и рассаживались по машинам, тройка «мигов» продолжала барражировать в воздухе. Проводив колонну, устремившуюся по дороге на большой скорости к Москве, два боевых истребителя и одна «спарка»[9] с ходу, без стандартной «коробочки» приземлились на том же аэродроме и зарулили на специально подготовленные стоянки.

Неторопливо поднялся длинный фонарь учебно-боевого МиГа-29 и прямо к собравшимся поглазеть на невиданную машину авиаторам вылез, быстро соскочив со стремянки, громадный детина с бочкообразной грудью, обтянутой, несмотря на жару, странным комбинезоном. Известный всему ГЛИЦ летчик Стефановский покровительственно осмотрел присутствующих, потом сделал несколько слегка заплетающихся шагов и покровительственно похлопал по плечу высадившегося из второй кабины невысокого, крепко сбитого азиата, корейца или, возможно, китайца.

– Ну, ты молоток, друг, – заявил он улыбающемуся летчику, – летаешь на ять!

– Что за машина, товарищ подполковник? – спросил кто-то из толпы. – Из будущего?

– Ну, ребята, на какой только технике мне летать ни приходилось… – он аж зажмурился от удовольствия, словно гигантский кот, наевшийся сметаны, – но это, я вам скажу, что-то! Ласточка, а не машина! Вираж – песня! Управляется – держите меня четверо! Мановением мизинца, без всяких усилий! А машина – наших корейских товарищей. Давайте я вас познакомлю, все равно ждать, пока транспортник с их технарями прилетит…

Лейтенант пил чай. Крепко заваренный, почти черный на цвет чай из металлической кружки с нанесенной на нее непонятным способом надписью: «Лейтенанту Кижеватову от бойцов ЧОП «Фрида». Название этого самого ЧОПа лейтенанту категорически не нравилось. Впрочем, как и сама идея частных армий, практически мгновенно вырождающихся в банды. Но тут уж ничего не поделаешь, некоторые вещи надо принимать как они есть. Зато бойцов, подаривших кружку, сделанную из нержавейки, но очень легкую и, самое главное, не греющуюся, но хорошо удерживающую тепло внутри, он вспоминал постоянно. Как и их командира – Василия Нестеренко, и самого «хозяина» доморощенного «осназа» и целого завода. Почему «хозяин» в кавычках? Да ведь настоящий капиталист свое имущество никогда и ни за что задаром не отдаст. А этот, когда узнал, что вместо России будущего появился Советский Союз, не только передал стране завод, но и пробился к товарищу Сталину, чтобы изложить известные ему про будущее факты. И бойцы на заставе успели прижиться, хотя и прошло всего несколько дней. Хорошие бойцы, настоящие. Жаль, что уехали. Но у ребят своя задача. Им в первую очередь не новобранцев на заставе натаскивать нужно. Завод охранять – намного важнее. Враг не дремлет, как бы ни хотел казаться безвредным…

Вот и пусть частная ВОХРА стережет государственный завод. У них служба такая. А у нас, у часовых границы – своя. Мы обязаны следить, чтобы на рубежах тихо было. Хорошо, что нынешние поляки спокойнее своих предшественников. Ни «осадников», ни прочих «хацкеров». Помитинговала какая-то кучка у пограничного поста, тем дело и ограничилось. Даже не пришлось демонстрировать «станкач», выкатывая пулемет, до поры укрытый брезентом, из помещения. Да и с начальником польской погранзаставы, Томашем Кислинским, благодаря Нестеренко из будущего, неплохие отношения сложились.

Казалось бы, все устаканилось. Немецких диверсантов выловили без остатка. Задержанные уже давно в Минске, а то и куда дальше переданы. На границе – тишь, гладь да божья благодать. Тишина, как на кладбище посреди болота. Основные нарушители – контрабандисты с обеих сторон пока в ситуации не разобрались. Старых тропок не тревожат, а новые торить опасаются. Неси службу, радуйся…

Вот только если для чего и существует руководство и командование, так это для того, чтобы служба медом не казалась. Лейтенант отставил в сторону кружку и вытер руки о вафельное полотенце, оставленное в канцелярии заботливым старшиной. Взял лежащую в стороне телеграмму, придавленную, чтобы не унесло сквозняком, кобурой с ТТ:

«Во взаимодействии с местным управлением ГБ НКГБ обеспечить принятие и размещение эшелонов, а также передачу польской стороне бывших военнослужащих польской армии, интернированных в СССР после освобождения Западной Белоруссии и Западной Украины…» Сроки, ответственные лица. Все как обычно в подобных документах. Но вот указание о возможности провокаций и их недопущении настораживает.

Что там рассказывал Василий по этому поводу? Якобы мы всех этих поляков в расход вывели, применив высшую меру социальной защиты, о чем немцы во всю глотку поведали миру через два года после случившегося[10]. Или поведают? Должны были поведать? – с этим переносом запутаться несложно. И что самое увлекательное, Геббельс и компания завыли точь-в-точь тогда, как им поплохело на фронте. По сопатке получили и сразу могилы расстрелянных обнаружили. Очень вовремя, если не сказать громче.

И где? В Катыни, надо же… Кижеватов был в позапрошлом году в тех местах и видел тот небольшой, редкий до прозрачности лес между дорогами. Ну да, нашли место. Они бы еще заявили, что расстрелы прямо в центре Смоленска происходили и никто ничего не видел и не слышал. Рядом с тем местом не только дороги, а еще дом отдыха НКВД и пионерский лагерь… Впрочем, это если головой думать, то понятно, что «липа» чистой воды. Но поляки в эту ерунду верят, как в божественное откровение. И ко всему, многие заинтересованы правду прикрыть. Так что провокаций можно и нужно ждать ежечасно. Все же с отъездом чоповцы могли и не спешить, их опыт весьма бы пригодился. Нынешняя война всяко отличается от перестрелок на «зеленке». Но они-то уже наверняка в Харькове. Андрей вспомнил огромные, словно вагоны поезда, машины, гоняющие со скоростью хорошего гоночного автомобиля, грустно вздохнул. И его бойцы, Нестеренко с Фридлендером, там же. Фактически в отпуске, хоть по бумагам и командировка. Заслужили ребята, спору нет. Переодетых «диверсов» из немецкого осназа вычислить и скрутить – это не фунт изюма. Но сейчас они были бы нелишними. Вечная беда с нехваткой личного состава. А еще майор требует наряд на погранпосту своими бойцами усилить, как будто на комендатуре бездельников мало. Ту же учебную заставу распатронить можно…

Лейтенант закусил нижнюю губу и, отложив телеграмму, начал прикидывать план мероприятий заставы. Потом, конечно, из отряда на комендатуру, а затем и на него спустят приказ. Но если многое можно сделать заранее, то отчего бы не сделать? Основная задача любого командира – думать. Причем думать до боя…

Записывая для памяти приходящие в голову идеи, Андрей отгонял настойчиво лезущие в голову воспоминания об увиденном фильме. Там, в не случившемся будущем, и его, и бойцов ждало куда более трудное дело. Но они справились тогда, значит, справятся и сейчас. Надо только использовать весь свой опыт и переданные потомками знания. И перекрыть все ходы-выходы так, чтобы муха не пролетела, а не то что террорист с гранатометом или пулеметом. Или еще хуже – с каким-нибудь сильным ядом из придуманных в будущем. При этом надо обставить все незаметно от нахлынувших после обращения Советского правительства туристов из того самого будущего. Так что думай, лейтенант, ломай голову. Это твоя застава и твой долг.

Актовый зал паровозного депо «Жовтень» был забит битком. Пришлось принести дополнительные стулья из канцелярии, приемной и комнаты профкома, и все равно чуть ли не треть пришедших вынуждена была сидеть на подоконниках или привалиться к стенам по бокам от входных дверей. Председатель профсоюзного комитета, крепко сбитый широколицый мужчина, прохаживался перед столами президиума и бросал в зал короткие рубленые фразы:

– …Вот так должен поступать советский человек… Пример всем нам… Настоящий товарищ…

В конце каждой фразы профсоюзный лидер вытягивал руку в сторону невысокого худенького паренька, смущенно стоящего у правого края сцены. Тот, явно не привыкший находиться в центре внимания, внимательно изучал пол у себя под ногами и прятал за спину недоотмытые от въевшегося в кожу масла руки, покрытые мозолями и заусенцами.

– Ну, Вениамин, – закончил речь предпрофкома, – расскажи товарищам, как… – он чуть не брякнул: «дошел до жизни такой», но вовремя сообразил, что эта фраза немного не к месту, и закончил: – …как было дело.

– Та шо? – вяло промямлил паренек. – Чи я не так шо? Я того… Степанычу же нужнее. Мине ж на баловство…

Зал взорвался аплодисментами.

«Украину» Венька нашел в мусорной куче. Выбросил туда велосипед отец Дрюхи Беззубого, предварительно наехав на предмет гордости сына задними колесами служебной «эмки». Наехал, скорее всего, не для наказания сына и не по его вине. Потому как иначе выпороли бы, да и все. А Беззубому даже новый велик купили. Остатки старого же Капитон Серафимыч отволок на помойку, с которой Венька притаранил к себе домой.

Преступления в том не было ни малейшего. Выкинул – забыл. А вот трудности возникали. Дрюха был с Холодной Горы. И заветная свалка, где Венька обнаружил сокровище, располагалась там же. Сам Венька тоже жил на Горе, но Лысой. Отношения между районами были не слишком безоблачные. Еще до революции лысогорские хлопцы регулярно отправлялись к соседям с нехитрым намерением «надавать холодранцам по шапке». И столь же регулярно удостаивались ответных визитов. А раз-другой в месяц овраг, разделявший «Горы», становился ареной упорнейших боев «стенка на стенку». Само собой, хоть драки и проходили стихийно, имелся целый свод неписаных правил, нарушитель которых карался всеобщим презрением. «Крысой» такого человека называли как враги, так и друзья. Хвататься за дрын или железяки разрешалось только при явном численном преимуществе противника. Доставать нож, он же «режик», «пика», «жабокол» и «свинорез», считалось в подлянку. Туда же входили и нарушения запрета бить «ниже пояса» и тем более упавшего. Лежачего не бьют! Благодаря этому многолетняя «война» пока обходилась разбитыми носами и «фонарями» на полморды. Серьезные травмы были редкостью, а смертельных случаев на ребячьей памяти не случалось вовсе. Легче от этого Веньке не становилось. Мелкому для своих тринадцати лет парню предстояло протащить через «вражескую» территорию тяжелую и громоздкую железяку. Протащить на горбу, потому что на самостоятельное передвижение велосипед был не способен. Венька справился. Зная каждый закоулок и все дырки в заборах обоих районов лучше большинства хлопцев округи, он умудрился пересечь Холодную Гору, обойдя места сбора вражеских «армий», и не попасться на глаза никому опасному. Малышня и девчонки не считаются! Лишь в самом конце долгого пути, уже выбираясь из оврага, шестым чувством почуял за спиной погоню. Обернулся, скрутил дулю и заливисто засвистел, призывая на помощь лысогорскую «гвардию». Тройка преследователей, оказавшись лицом к лицу с шестеркой защитников, да еще на чужой территории, благоразумно предпочла отступить, напоследок пригрозив «накрутить хвоста Венику».

Впрочем, кто в таком возрасте придает значение подобным угрозам? Несмотря на невеликие физические кондиции, осложненные недавней болезнью, хлопец в лысогорской табели о рангах котировался достаточно высоко, обладая удивительно сильными кистями рук и владением некоторым набором «приемчиков». Вот за них – спасибо брату! А главное, в бой Венька кидался сломя голову, не чувствуя боли и не замечая полученных ударов. Так что у противника был небольшой выбор вариантов окончания драки: либо нокаут, либо позорное бегство. И второе случалось куда чаще первого. А уж угроз не боялся никто и никогда. Давно известно: кто может сделать – делает, а кто не может – угрожает! Или обещает.

Зато теперь Венька оказался владельцем настоящего велосипеда! Правда, его еще предстояло научить ездить. Не Веньку, конечно, хлопец-то кататься умел, а велосипед. Вытянуть обода, поменять спицы, найти кучу недостающих подшипников и трубу на место сломанного пополам руля, приспособить какую-нибудь замену бесследно пропавшему седлу. Да и рама нуждалась в «небольшом» ремонте: ни одной прямой трубы в конструкции не наблюдалось. И на закусь – самое сложное: камеры и покрышки. Их никак не выправить – только купить!

Нищей Венькина семья не была. Не голодали. Но и богатыми не назовешь. О том, чтобы оставить себе хоть копейку из крохотной зарплаты ученика слесаря, и речи быть не могло. Тем более сейчас, когда Аврик в армии. И хотя брат в каждом письме пишет, что ему ничего не нужно и что снабжение в Пограничных войсках – выше всех похвал, какая мать может не послать сыну посылку с шерстяными носками и пачку халвы, неизвестно каким ветром занесенную в магазин Потребсоюза. Нет, о зарплате речи не было, вся уходила в общий семейный котел.

А потому Венька начал копить результаты счастливых случаев. В литровую молочную бутылку ложились и найденный на дороге гривенник, и откуп за выигранные в «ножички» биты, и результат шахматного матча с зазнайкой Йоськой. Йоська сам виноват, никто за язык не тянул! Тоже мне, Капабланка недоделанный выискался! Мало ли, кто в какой кружок ходит! Веньку брат учил играть, а Аврик все и всегда делал лучше всех! Конечно, Венька похуже брата фигуры ставит, но «великому шахматисту» Йоське хватило с запасом и горочкой сверху! А на «хрусты» предложил играть не Венька, так что все честно!

Пока бутылка наполнялась, хлопец не терял времени даром. Раму выпрямили в депо. Пришлось сходить к Семенову, чтобы разрешил остаться после работы и воспользоваться станками. Станки общественные, а велосипед личный, со свалки притащенный. И использовать общественные станки в личных целях – подлянка хуже ножа в драке. Если самовольно, конечно. Но товарищ Семенов разрешил и даже не заставил отрабатывать дополнительную смену, хотя Венька и предлагал. Да и правки той – на час работы. Заодно и обода протянули. Степаныч помог. Оси Дрюхин отец не попортил, а шарики нашлись в каком-то агрегате непонятного назначения, обнаруженном на той же свалке Холодной Горы. Потрошил Венька загадочный механизм прямо на месте. Уволочь такую махину не представлялось возможным. Дважды пришлось прятаться за кучами мусора, пережидая визиты местных парней. Но в результате – собранные каретка и обе втулки, а также совершенно шикарная дюймовая труба для руля. Обрезок трубы пошел на подседельный штырь. Само седло хлопец выстругал из толстой доски и обтянул куском старой телогрейки. Пилил, строгал и шил Венька всю зиму. А к майским праздникам в спортивный магазин завезли покрышки. Тщательно пересчитав содержимое банки, хлопец вздохнул, ссыпал жалобно зазвеневшие медяки обратно и помчался в магазин. Уговаривать тетю Надю отложить пару. Собрать оставалось совсем немного.

Продавщицу он убедил. Беда пришла из депо. Придя вечером на работу, Венька узнал, что Степаныча придавило краном. Как опытнейший мастер умудрился так попасть, никто и не понял. Темы для разговоров в депо были иные. Рабочие вспоминали другие несчастные случаи, судачили про оплату больничных листков, порядок получения инвалидности, размер пенсии… Из всей суматохи и болтовни Венька понял одно: Степанычу, жившему вдвоем с дочкой Веркой, противной врединой на пару лет младше самого Веньки, придется не плохо, а очень плохо.

Вечером хлопчик опять выгреб все сбережения, ссыпал их в верхонку и бегом, боясь передумать, бросился к дому Степаныча…

После того прошлое воодушевление пропало. Возиться с велосипедом не бросил, но времени на «железного коня» тратил намного меньше, чем раньше, предпочитая гонять по улицам. Тем более основная работа была сделана, но без покрышек доводить мелочи смысла не имело. Можно было накопить еще раз. Венька начал, конечно, но… На следующее лето… Если повезет… Венька понятия не имел, что его поступок мимо окружающих не прошел. Дело дошло до того, что с улиц Лысой Горы и деповских курилок разговор перешел на уровень профкома и директора. И вопрос о том, как поступить, глядя на эту историю, даже поставили на повестку заседания парткома.

Сегодняшнее собрание было для него сюрпризом. Хлопец судорожно пытался придумать, что же такое сказать. Обычно Венька за словом в карман не лез. Но обычно – это в предшествующих дракам перепалках с «холодранцами» или при получении разноса за какую-нибудь проделку. Но последнее редко: работать, учиться, активно участвовать в уличной жизни и при этом успевать хулиганить – непросто. На хулиганство Веньке просто не хватало времени. Но если случалось, всегда находил что сказать. А вот так, на трибуне, у всех на виду, когда ради Веньки собрали весь коллектив и лучшие люди депо уже добрый час только тем и занимаются, что хвалят, хвалят, хвалят… Его, Веньку, хвалят. За совершенно естественный поступок…

– Та любой бы так зробил, – закончил хлопец, совершенно не слышный в громе рукоплесканий.

Предпрофкома поднял руку, призывая к тишине, и произнес:

– Скромность – одно из важнейших качеств советского человека. И все мы видим, что и в этом Веня не подкачал! – оратор сделал паузу. – Руководство депо, совместно с партийным и профсоюзным комитетами решило наградить Вениамина Фридлендера двумя покрышками к велосипеду «Украина» и тремя камерами к ним, – председатель задумался и уточнил: – Третья на случай, если порвется.

Он жестом фокусника откуда-то (виновнику торжества показалось, что из воздуха) извлек означенное. Рабочие снова зааплодировали. Венька не верил своим глазам. И ушам тоже. На негнущихся ногах он доковылял до центра сцены и принял награду. Дальнейшее прошло мимо сознания. Мысли витали очень далеко от торжественного заседания, которое он почти не слышал. Руки сжимали два вожделенных резиновых обруча, а дома, подвешенный к стенке, ждал почти полностью собранный велосипед…

«Переговорщики. Да, идея старинная, известная, пожалуй, со времен первых государств с их спецслужбами и весьма здравая. Истина в том, что разведкам, а иногда и политикам официально дружественных государств очень часто требуется поговорить. Причем неофициально и напрямую, без лишних ушей и глаз. И тогда в дело вступаем мы – официальные секретные агенты, так сказать, – размышляя о постороннем, Иван готовился к предстоящей встрече, не первой, но на сегодняшний день важнейшей за все время его службы. – И надо признать, такие контакты часто намного эффективнее официальных. Если вспомнить Карибский кризис и переговоры Фомин – Скалли, то всякие сомнения отпадут…» – подойдя к двери, он задержался на несколько секунд, пытаясь обнаружить в отражении на стекле возможных наблюдателей. Дилетантство? Нет, просто разумная предосторожность, пусть и слегка наивная.

Войдя в полутемный, с улицы зал, он остановился. Несмотря на популярность ресторана, в эти часы народу в нем было мало. «Идеальное место и время для встречи», – отметил он, тут же заметив машущего ему рукой Джона. Приветливо улыбнувшись и поздоровавшись, подошедший метрдотель проводил посетителя к столику и удалился. Тут же реализовавшийся словно из ниоткуда официант принял заказ и снова загадочным образом испарился в воздухе.

– Как дела, мистер Айвен? – Широкая, «в тридцать два зуба», улыбка и веселый тон не могли скрыть озабоченности собеседника.

– Просто отлично, – улыбнувшись, ответил Иван, – а как вы, мистер Джон?

Старый, сохранившийся еще с первой встречи ритуал, когда он от смущения неожиданно представился Иваном Ивановым, а его американский контрагент в ответ – Джоном Доу.

– Я? Да у меня вообще отлично, – почти незаметно скосив взгляд на сервирующего стол официанта, ответил собеседник с явным акцентом коренного «дикси»[12]. – Я же вложился в «Exxon Mobil». А тут еще в политике очередное шоу разворачивается, правительство как наскипидаренное бегает и заседания каждый день, – и весело рассмеялся. Но едва официант отошел, как все напускное веселье слетело с Джона, как шелуха.

– Итак, что вы можете сказать, Айвен? – отложив в сторону вилку, спросил он.

– О встрече просили вы. Значит, я рискну предположить, что сообщить что-то хотите вы, – весело ответил Иван, отпив из бокала, – все равно в табличке будет написано, как в «Оссидентале»[13], – но осекся, заметив серьезный взгляд собеседника.

– Айвен, мне не до шуток. «Ястребы» давят на администрацию.

– Хорошо. Я был… «дома» вместе с боссом. Могу заверить вас, что наше командование полностью владеет ситуацией. Связь с ракетоносцами установлена, они получили задачу адекватно отвечать на любую провокацию, – он замолчал, посмотрев на побледневшего Джона, – но можете смело гарантировать своим друзьям, что без приказа никто ничего не сделает.

– А приказ…?

– А приказ отдаст лично «Дядя» или лицо, имеющее соответствующие полномочия, – Иван подождал, пока Джон допьет вино и успокоится. – Так что любые попытки повторить появление боевых самолетов и прочие недоразумения… Помните, как в одном североафриканском государстве на столицу внезапно полетели бомбы? Или как еще раньше на один остров у ваших берегов внезапно вторглись иностранные войска? Вот, чтобы таких ситуаций не было, приказ и отдан.

– Но… откуда связь и каким образом…?

– А вот это – без комментариев, сами понимаете…

– Тогда давайте обсудим вопрос с Прибалтикой, – несколько успокоившись, предложил Джон.

– Могу сказать только, что мы не видим никакого предмета обсуждения. Страны Прибалтики законно, в полном соответствии с демократическими процедурами вошли в состав нашей страны. То, что они заменили современников, – это форс-мажор. И вообще, подумайте, зачем вам лишняя головная боль в виде кучки нищих окраин? Не верите? – Иван достал из кармана миниатюрную флешку и передал собеседнику. – Можете ознакомиться с истинным положением дел. Там еще не везде туалеты во дворах построены, между нами говоря…

– Нет. Мы не можем бросить своих союзников. Передайте, что мы сделаем все для их освобождения, – Джон явно не ожидал такого подготовленного ответа оппонента и сейчас просто повторял полученные ранее инструкции.

– Нет, мистер Доу. Они не союзники. Они могли бы ими стать через семьдесят лет, – резко перебил его Иван, – но сейчас – это совершенно другие территории. Впрочем, мы можем предложить компромисс, – он подмигнул. – Как ваши друзья посмотрят на референдум? Организованный не позднее чем через три месяца? Сразу предупреждаю, что раньше не получится из-за террористических действий засланных нацистами группировок. Передайте, что мы согласны на присутствие иностранных наблюдателей.

– А агитация?

– Попробуйте. Только радио, мы не разрешим привоз антисоветских листовок на нашу территорию.

– Хорошо. Мы подумаем. Что ваши начальники думают о ситуации на Дальнем Востоке?

– Мы согласны подписать мирный договор с Японией на условиях сохранения статус-кво. Но эти территории должны быть демилитаризованы.

– Вы не можете диктовать суверенному государству.

– А мы и не диктуем. Просто предлагаем ввести на этих территориях действие конституции. Девятая статья, всего лишь.

– Ну, в этом отношении мы вас тоже поддержим, – улыбнулся Джон.

Разговор плавно перешел на обсуждение отличий переместившихся и неперемещенцев, погоды и блюд. И наконец собеседники распрощались

– Я передам ваши предложения. Полагаю, у нас еще будет повод пообщаться, – заметил, прощаясь, Джон.

От депо до дома пятнадцать минут хода. Если бегом – десять. Венька пролетел за пять. На установку покрышек и накачивание камер одолженным у соседа насосом ушло еще пятнадцать. Вместе с одалживанием и возвратом. С окончания заседания не прошло и получаса, когда самый счастливый человек на Земле впервые нажал на педаль своего собственного велосипеда. Венька аккуратно проехал по Черниговскому переулку, свернул на Черкасскую, с нее на улицу Революции 1905 года, потом через Волошинский переулок проскочил до Верхнеудинской и рванул вниз, к оврагу, решив проверить, как машина пойдет в гору. Троицу с Холодной увидел уже на спуске. Дрюха Беззубый, Васька Супрун и Петька Чубатый. Все трое старше и сильнее. И не уклониться, не сбежать, пока затормозишь разогнавшийся на спуске велик, пока развернешь…

– Свали с дороги! Зашибу!!! – заорал Венька, еще быстрее крутя педали.

Сработало. Васька еле успел отпрыгнуть в сторону. Велосипедист пронесся мимо, продолжая наращивать скорость, в надежде проскочить до угла Черкасской и Черниговского проезда и уйти на свою территорию. Получилось, но почти. Перед самым подъемом из-за крутого поворота пришлось сбавлять скорость. И выкрутить на тягун уже не хватало ни разгона, ни сил. А преследователи были совсем близко. Венька спрыгнул с велосипеда, заливисто засвистел, созывая своих, и бросился вниз, не столько навстречу врагу, сколько к валявшейся на обочине штакетине. Один против троих, все по правилам. Деревяшка в руках будущей жертвы несколько охладила пыл врагов. Все трое остановились, переводя дыхание и злобно посматривая на лысогорца. Венька продолжал свистеть, уже безнадежно понимая, что никого из хлопцев поблизости нет. И придется отбиваться в одиночку.

– Слышь, свистун, – начал Дрюха, – ты навищо мой велик упер? Вертай взад, где выросло!

– Да ты шо? – картинно удивился Венька, – А може тебе еще дрючок в сраку запихать? Чи говна на лопати? То твой батька его до помойки сволок, с него и требуй.

– Ты мне тут не это, – ощерился Беззубый, – он на Холодной лежал, значит – наш!

– Ща! Свалка ничейная! – перешел в наступление Венька, почуявший слабость позиций Беззубого. – И от твоего драндулета там нету ни грамма! Рама, и та наперекосяк вся была, шо твоя бошка! А покрышки вообще в депо подарили!

– Тебе? – не поверил Супрун. – Подарили?

– А то!

– За шо?! – выдохнул Беззубый.

– За дело! Тебя спросить забыли! Звездуй лесом!

Подмога пришла с неожиданной стороны.

– Ша, Дрюха, – вмешался Чубатый, – то правда, шо он гуторит? Велик на свалку снесли?

Петька сильно разбирался в правилах, чем заслужил уважение обитателей обоих районов.

– Та батя по дури на свалку снес, – шмыгнул засопливевшим носом Дрюха, не решаясь врать, – я просто не успел обратно сволочь! Пришел, а этот уже упер!

– Не гони поперед паровоза! – веско сказал Чубатый. – Шо на свалке – то ничье. Может брать. И за покрышки, я слышал, слесарюги трепались, то святое. Слышь, Веник, по велику до тебя претензий нет. Но до нас ты ходил! Выбирай, либо на троих, либо с Дрюхой стыкнешься!

– Шо, Беззубому не терпится без зубов остаться? То ж запросто!

Венька потому и пер буром, что прекрасно понимал безвыходность положения. Штакетина не поможет, трое есть трое. Но и один на один с Дрюхой ему не справиться. Беззубый хоть и трусоват, но аж на два года старше и намного сильнее. Впрочем, против Супруна или тем более Чубатого еще хуже будет. А пытаться отбрехаться – себя не уважать. Он отбросил штакетину:

– Ну? Давай, раз смелый! Тащи сюда свои зубы!

– Да я из тебя…

Дрюха бросился вперед, но Венька, отшагнув вбок, залепил кулаком в ухо. Через секунду хлопцы катались по земле, отчаянно мутузя друг друга. Наконец Венька оказался сидящим верхом на враге, и его кулак немедленно воткнулся в лицо Дрюхи. Тот поплыл. Надо было закреплять успех, пока противник не опомнился, но… Сильная рука перехватила удар, а вторая за шиворот стащила Веньку с почти поверженного врага.

– Шо за шум, а драки нет? – поинтересовался знакомый, но совершенно невозможный, здесь и сейчас, голос. Венька извернулся и не поверил глазам. Аврик! В форме! Но он же на границе! А рядом еще один пограничник стоит. «Еще больше Аврика! И с треугольниками в петлицах! Сержант!»

Брат поставил хлопца на землю и повторил вопрос.

– Так шо за повод до этого шухера?

– Он мне зуб выбил, – проскулил Дрюха, поднимаясь и сплевывая кровь. – Даже два.

– И шо с твоих бивней? – спросил Абрам, разглядывая пацана.

Кроме выбитых зубов и распухшей губы, Дрюха обзавелся в «стычке» еще и «фонарями» на оба глаза. Пограничник перевел взгляд на брата. Тот выглядел получше. Синяк наличествовал лишь один. Да вяло сочилась струйка крови из вроде бы целого носа. По всем признакам, победителем был Венька.

– Та честно ж стыкнулись, – веско сказал Чубатый, с опаской поглядывая на военных, – один на один, Веник на Беззубого. За районы. По велику мы вопросы еще раньше сняли.

– Вот же идиоты малохольные, – процедил сержант. – Так и будут друг дружке мозги вышибать, пока немцы не придут да всех разом к стенке не поставят. Так бы и «стыкнулся» с кем, чтобы впредь неповадно было. Только на них и так живого места нет…

– Так немцы же того, тю-тю, – удивился Петька. – По репродуктору объявляли.

Абрам вздохнул:

– И шо? Немцы тю-тю, так какая другая лярва вылезет. Чего хорошего нету, а врагов у нас всегда навалом. Вам, может, вместе воевать придется. А у этого, – рядовой кивнул на Дрюху, – зубы выбитые. Толком и сухарь не сгрызет. Так и помрет голодным.

Беззубый испуганно дернулся, очевидно, представив муки голодной смерти.

– А мы шо, против? – пробурчал Чубатый. – Всегда так было, шо Холодная с Лысой махались. Можем и без стыка решать. Если Лысые первыми не полезут.

– Лысая, Холодная… У вас даже город один, не говоря уже о стране, – покачал головой сержант и хмуро добавил: – Всё! Разбежались на хрен, шантрапа!

Но Венька не слышал ни аргументов сержанта, ни неуверенных оправданий хлопцев. И едва замечал боль вокруг глаза, в боку и почему-то в правой ягодице. «Аврик приехал! Аврик! В отпуск, наверное. Ему же еще служить и служить! Как здорово! Венька должен ему столько рассказать! Про депо, про велосипед, про Степаныча! И что его наградили! Сейчас!.. Аврик!»

Когда, наконец, «холодранцы» убрались восвояси, хлопец, вцепившись, словно в детстве, в руку брата, потащил того домой, на Черниговский, от радости и не заметив, что сержант, сплюнув по поводу некоторых дурней, поднял брошенный велосипед и покатил за братьями.

– Товарищ Поликарпов, проходите, – вежливо предложил личный порученец Берии, распахнув дверь. Николай Николаевич поднялся и, столь же вежливо поблагодарив майора ГБ, прошел в кабинет. Стоявший у стола нарком немедленно сделал несколько шагов навстречу и поздоровался. Пожав протянутую руку и слегка расслабившись, кажется, сегодня о возможном аресте можно забыть, с обвиняемыми так не здороваются, Поликарпов оглядел кабинет. С удивлением обнаружил сидящего в углу с настороженным видом смутно знакомого человека южноевропейской наружности в дорогом, пошитом по фигуре, но сильно помятом костюме, словно долгое время хранившемся где-то на складе. Было заметно по взглядам, которые он бросал на свой пиджак, что мужчину это очень смущает.

– Вы, если я не ошибаюсь, знакомы, – словно только сейчас вспомнив о сидящем, с улыбкой повернулся к сидящему нарком. – Не так ли, Роберт Людвигович? Николай Николаевич?

«Это же Бартини, – неожиданно вспомнил Поликарпов. – Итальянский авиаконструктор, вроде бы арестованный и расстрелянный, по слухам. Жив, значит. Но явно «оттуда»: худой, да и костюмчик…»

– А вы садитесь, пожалуйста, товарищ Поликарпов, где вам удобнее. Разговор у нас долгий будет, – добавил Берия, полуобернувшись.

– Вы уже знаете, что наша страна перенеслась в будущее и в настоящее время находится во враждебном окружении, опередившем нас на семьдесят лет, – начал он, усевшись и дождавшись, когда Поликарпов тоже выберет себе место за столом. – Благодаря помощи наших друзей мы уже получили систематизированные сведения по многим вопросам. В том числе по войне в воздухе и развитию истребительной авиации за эти годы, – нарком покосился на лежащую на столе папку. – Нам также стало известно, что вы, Николай Николаевич, точно представляли, каким должен быть истребитель в надвигавшейся войне. Ваш, – Берия слегка запнулся и покосился на Бартини, – И-185 по своим параметрам отвечал требованиям конца войны. Той войны, от которой нас перенесло в будущее… – замолчав на несколько секунд, нарком дал возможность собеседникам обдумать сказанное. – А товарищ Бартини, – казавшийся невозмутимым южанин едва заметно вздрогнул, – известен как выдающийся, – Берия улыбнулся и снял пенсне, – конструктор и изобретатель, гений предвидения. Мы решили, что два таких выдающихся конструктора смогут помочь нам разработать планы по модернизации предлагаемой нашими зарубежными друзьями устаревшей техники. Нам дают самолеты, отстающие от современного уровня лет на тридцать. Вам после посещения заводов наших партнеров и изучения итогов развития авиации за семьдесят лет необходимо будет проработать возможности модернизации этих машин в перспективный, способный драться на равных с самыми современными самолетами, легкий истребитель, приспособленный для наших условий. Вы согласны?

– Для такого истребителя нужен соответствующий двигатель, материалы, – осторожно заметил Поликарпов. – И аппаратура, которую мы производить не сможем, по крайней мере, две пятилетки, а то и три.

Бартини промолчал, кивком подтвердив согласие.

– Это учтено, – ответил нарком, – через дружественную фирму ведутся переговоры о закупке современных турбореактивных двигателей и доступной нам гражданской аппаратуры. Разработки аналогов начаты у нас. Предварительные характеристики вы получите.

– Кого еще я могу привлечь к этой работе? И каковы сроки? – По тону чувствовалось, что Поликарпов уже согласен взяться за столь интересную работу.

– Привлечь? Все ваше бюро, – тут же ответил Берия, – финансирование будет выделено из специальных фондов. Пока вам дается время на изучение доступных материалов и подготовку к командировке. Сроки поездки будут определены после дополнительных переговоров. Вам сообщат.

Дверь приоткрылась, и в нее вновь заглянул порученец.

– Товарищ Генеральный комиссар, прибыл.

– А вот и ваш помощник, – отметил Берия и скомандовал адъютанту. – Пригласите через три минуты. – И тут же пояснил присутствующим: – Нам удалось найти среди неперемещенцев человека, увлеченного историей авиации. Как эксперт он, пожалуй, не слишком компетентен, но у него имеется огромный объем сведений о войнах, прошедших за эти семьдесят лет. Он имеет… имел несколько опубликованных книг о действиях авиации.

– А профессионального летчика? – тут же спросил Поликарпов.

– Увы, пока нет. Но я думаю, на днях мы организуем вам встречу с летчиками-инструкторами дружественной страны и осмотр их авиатехники. А пока, – нарком повернулся к открывающейся двери, – знакомьтесь…

– Не жмуриться! Глаз не отводить! – Сергей, едва заметно вздохнув, вновь довернул лицо к слепящему свету лампы, стараясь не моргать и не жмуриться. Политрук удовлетворенно хмыкнул и повторил:

– Значит, вы отказываетесь признавать, что по договоренности с красноармейцем Рошалем пытались установить связь с пронацистским националистическим подпольем?

– Да. – Язык ворочается с трудом, неимоверно хочется пить.

– Что «да»? Отвечайте конкретно, подследственный!

– Мне… трудно говорить. Можно воды?

– Чего?! А продавать однополчан немцам и предавать Родину тебе было не трудно? Обойдешься!

– Я… не… предавал. – «Собраться, не дать этой сволочи сбить себя с толку», – мысли едва шевелятся. «Третьи… или вторые сутки непрерывных допросов? Или всего чуть больше двадцати часов?» Сергей никак не мог вспомнить, сколько же сейчас должно быть времени. Отвлекшись от чьего-то идущего откуда-то спереди, словно из самой испускающей режущий глаза яркий свет лампы, голоса, он вспоминал…

Неожиданный обстрел лагеря утром двадцать второго. Бомбежка. Бой. Отступление оставшихся в живых и оказавшихся под его командованием бойцов. Встреча со сбитым летчиком и бой с бандой националистов, к которой пытался перебежать испугавшийся смерти и в результате сам к ней пришедший красноармеец Рошаль. Ничего, мы им показали «Литву юденфрай». Путь к своим с ранеными на руках. Идти было неимоверно трудно. Взятую в деревне повозку пришлось бросить и уходить в чащу леса. По всем дорогам, ведущим к фронту, шли и шли колонны немецкой пехоты. Пришлось соорудить импровизированные носилки и нести раненых на руках. Шли медленно, оставляя за собой хорошо заметную тропу, вытоптанную среди деревьев. А иначе не пройдешь с громоздким грузом.

Вот по этому следу на них и вышли. Пришлось принимать бой. Первым погиб Антонюк, шедший в тыловом охранении. Он успел подстрелить кого-то из внезапно появившихся из-за деревьев нападавших, но под огнем почти тридцати стрелков выжить было нереально…

– Молчишь, падла?! – Удар по уху, уронивший его с табуретки, был настолько неожиданным, что Сергей действовал на инстинктах, словно во время уличной драки.

Резкий удар ногой в колено… вскочить. Быстро не получается, затекшее от неподвижности тело повинуется с трудом. Еще пропущенный удар… во рту появился сладковатый привкус крови. Зуб выбил, похоже. Ну, скотина, получай!

Неожиданно в голове словно взорвалась граната, и Сергей потерял сознание…

Очнулся он от льющейся на него воды. Вода текла по лицу, затекала в рот, и он стал с наслаждением глотать эти живительные капли.

– Хватит, Сергеев! Видишь, очнулся, скотина, – знакомый голос звучал, словно гром с неба. – Вставай, сволочь, подстилка немецкая. Вставай, падла… – Набор ругательств был прост и безыскусен, автоматически отметил Громов. «Да уж, до старшины-сверхсрочника Тюкалова ему как до неба».

– Вставай, я сказал! – политрук уже орал, и Сергей, напрягая силы, с чей-то помощью поднялся на дрожащие ноги. Голова кружилась, но боли, за исключением уха, он не чувствовал.

– Што, хфихово себя чувствуешь? Не надо было шопротивляться органам. – Только сейчас Сергей заметил, что особист слегка шепелявит и под глазом у него расплывается весьма роскошный синяк. «Нормально я его приложил», – стараясь выглядеть равнодушным, порадовался про себя Сергей и добавил, сплевывая на пол кровавый сгусток: – Врача вызовите.

– Врач-ша?!! – разозлился политрук, а Сергей опять слетел с табуретки от неожиданного удара сзади и ненадолго потерял сознание.

Очнулся он от острого, бьющего в нос запаха нашатыря. Чихнул, попытался отдернуть голову и почувствовал, как в ней оживает боль. Мягкая рука придержала его за затылок, и, вдохнув еще раз обжигающе-очищающего голову воздуха, он почувствовал, как боль постепенно затихает, словно сворачиваясь в клубок где-то в районе затылка.

– Осторожно, товарищ лейтенант, – неожиданно прозвучавший мягкий женский голос заставил его открыть глаза. А дальше они распахнулись во всю ширь уже самостоятельно. Действительно, красивая, похожая на Любовь Орлову, женщина в белом халате, пусть и накинутом поверх формы, совершенно не вписывалась в интерьер кабинета. Тем более что она очень осторожно придерживала его голову своей рукой, а сидящий за столом особист, с обмотанной белым бинтом, словно раненый Щорс, головой, смотрел на это все молча и даже без особой злости. Зато стоявший возле него сержант, коротышка с мрачным, дегенеративным лицом, нервно поглаживающий правой рукой ствольную коробку автомата, глядел так, словно только ждал разрешения передернуть затвор и выпустить в Сергея весь диск.

– Очнулся? Ну и все, Марина Сергеевна, мы можем вас отпустить. Теперь нам с этим гражданином, – особист подчеркнул это слово интонацией, – дальше разговаривать.

– Товарищ политрук, Павел Дмитриевич, у него же гематома на голове и сотрясение мозга, как минимум. Какие расспросы, его по всем законам в госпиталь надо, – словно не заметив ни взглядов, ни интонации, ответила военврач.

– По закону? – опять возмутился особист. – А предавал он нашу Родину тоже по закону? Нет уж, спасибо вам за помощь, Марина Сергеевна, а дальше предоставьте НАМ разбираться. Все, идите, идите, – нетерпеливо повторил он.

Смущенно взглянув на Сергея, женщина пожала плечами и, собрав медицинские принадлежности в сумку с большим красным крестом на боку, вышла.

– Сергеев, ты мне объясни, ты – идиот? – словно не замечая сидящего лейтенанта, обратился к сержанту особист. – Тебе же было сказано, позвать фельдшера, а ты кого привел?

– Так не было фельдшера, товарищ политрук. Чи я виноват, хто быв, того и позвал, – невольно приняв стойку смирно, ответил сержант и бросил на лейтенанта взгляд, полный такой злобы, что Сергей чуть снова не упал с табуретки.

– Вот она члену военного совета все об увиденном расскажет, тогда и узнаешь, кто виноват, – злобно усмехаясь, заметил политрук и тут же вскочил, словно подброшенный неведомой силой. – Товарищ батальонный комиссар… – начал он доклад и замолчал, остановленный кем-то, невидимым Громовым. Из-за спины Сергея, неслышно ступая, вышел невысокий крепыш в форме кавалериста со знаками различия батальонного комиссара.

– Та-ак, – протянул он, осматриваясь. – Дмитриев и Сергеев. Опять вы, суки. Неуемная парочка – баран да ярочка. Точнее – два безмозглых барана. Липуете[14]? Да еще с применением мер физического воздействия? Мало мне втыков за вас перепадало? А сейчас этим делом сам ЧВС фронта заинтересовался…

Изящная двухмоторная машина серебристого цвета совершенно не напоминала тот биплан, на котором Юрий попал в столицу. Конечно, до современных лайнеров, которыми летал последнее время бывший гендиректор, этому самолету было далеко, но все же чувствовалось, что это – пассажирский самолет, а не на скорую руку переделанный «кукурузник».

– Красивый, – обернувшись к сопровождающему, заметил Колганов.

– Да, неплохой. Пассажирский, типа ПС-84. Доставит нас прямо до места, там уже посадочную площадку приготовили.

– Рядом?

– Не волнуйтесь, чуть в стороне и прикрытие – как аэродром для завода. Не демаскирует.

Они взобрались по небольшой металлической лесенке внутрь. Стоящий у дверей летун в комбинезоне жестом пригласил их в глубь салона, где на смешных авиакреслах сидела дюжина человек, одетых, так же как они, в гражданские костюмы. Подниматься по наклонному голому дюралевому полу было непривычно и не слишком удобно, зато кресло оказалось намного лучше того, что он подсознательно ожидал. Никаких особых приспособлений, типа неудобных ремней через плечо или рукоятки для откидывания спинки на кресле не оказалось. Стюардесса также не появилась, зато довольно-таки громко загудели двигатели, разгоняя появившуюся было у Юрия сонливость. Разбег и взлет оказались неожиданно мягкими, практически малозаметными. Уши при наборе почему-то не закладывало, да и той изматывающей тряски на воздушных ямах, которую ждал Колганов и которая так отравила ему предыдущий полет, тоже пока не наблюдалось. Поудобнее устроившись в кресле и с завистью заметив, что его сопровождающий уже спокойно дремлет, Юрий попытался смотреть в иллюминатор. Но и за бортом ничего интересного не происходило. Где-то внизу неразличимо для глаз медленно убегали за горизонт квадраты разноцветной земли, какие-то непонятные скопления, леса, чем-то похожие на изображения на географических картах. Облака, такие разнообразные при наблюдении с земли, отсюда казались одинаковыми, словно вывешенные на солнце для просушки пуховые перины. Посмотрев некоторое время и соскучившись от наблюдаемого однообразия и, мягко говоря, не слишком тихого гула моторов, он задумался о своей дальнейшей судьбе. Понятно, что, собираясь сюда, он подумал обо всем. Но это было там, в спокойном мире две тысячи десятого, на солнечном Кипре, в хорошем отеле.

А теперь он пытался осмыслить свои впечатления от пребывания здесь, в мире своих предков и понять, был прав он или его оппонент. Он вспомнил молодого, самоуверенного мальчика-мажора Павла Тухочевского (почти Тухачевского, усмехнулся он невольно), вещающего на веранде отеля «Голден Бэй» в кругу русских туристов о неизбежном крушении Советского Союза вследствие нападения всего мира на слишком непохожее на него общество, и подумал, что здесь эту угрозу воспринимают не очень серьезно. Впрочем, как ему сказали в Наркомате обороны, сейчас имеется возможность дать сигнал на пуск как минимум трем подводным лодкам. Юрий припомнил, что на каждой такой лодке шестнадцать ракет с четырьмя или восемью боеголовками. Все время почему-то сбиваясь и вспоминая стоявший в его кабинете компьютер, он мысленно сосчитал, что в залпе получается от сто девяносто двух до трехсот восьмидесяти четырех ракет, скорее всего ближе к первой цифре. Если учесть, что во время Карибского кризиса у СССР было всего тридцать способных достичь США ракет, эта цифра внушала некий оптимизм. С другой стороны, и экстренность его командировки, и замеченные им в Наркомате явные современники, и то, что работы по его линии (в его время это было двенадцатое главное управление Министерства обороны, сейчас – управление «Ноль» НКО) начинались не просто срочно – сверхсрочно, могло свидетельствовать об обратном. Тогда разговаривающие с ним чины всего лишь делали «хорошую мину при плохой игре».

«Ничего, у Ирана этих ракет еще меньше, чем у СССР сейчас. И никто на него нападать не спешит. А если учесть, что прямую экономическую выгоду от войны с Союзом в нынешних условиях получить невозможно, то, вероятно, здешнее руководство решило эту задачу правильно», – поерзав затекшим от сидения телом, подумал он. Несмотря на все удобство кресла, долгий полет сказывался, накапливались усталость и раздражение. Утешала только возможность свободно вытянуть ноги, почти недостижимая в салонах эконом– и бизнес-классов современных самолетов. Смотреть в иллюминатор надоело, сидеть просто так – тоже, поэтому Юрий воспринял появление того же летчика (или борттехника, а может, и стюарда, в этом разбираться совершенно не хотелось), предложившего выпить на выбор коньяка, водки или боржоми, как избавление. Он взял сто грамм «Двина», памятного по посиделкам в Бресте с сержантом ГБ Лерманом. Энкавэдэшником, оказавшимся совершенно непохожим на стереотипного хмурого, вечно подозрительного и говорящего лозунгами чекиста. Скорее, это был особист Вася Попрыкин из их воинской части времен застоя, весельчак и балагур, дружески относившийся ко всем знакомым офицерам, не дурак выпить, воспринимающий службу как неизбежное зло и не собирающийся никого закладывать без необходимости. «А хорошо мы посидели в Бресте, – подумал он, половиня рюмку. – Даже детишки, бегающие по коридору, не помешали». – Он допил коньяк, запил боржоми из стакана и вспомнил собственное обалдение от новости, что КПЗ управления НКВД используется как гостиница для семьи иновременников, которой негде переночевать.

Коньяк неожиданно помог. Гул моторов словно ушел куда-то в подсознание, растворился и перестал раздражать слух. Потянуло в сон и, едва успев вернуть проходящему мимо стюарду бокал, Юрий вдруг безмятежно заснул. И снилась ему лейтенантская юность, первый самостоятельный наряд – патруль по гарнизону. Весна, тепло, чирикающие воробьи, лужицы на дорожках и он в патруле. Преисполненный важности молодой лейтенант в шинели с повязкой на левой руке, с приятно оттягивающей бок кобурой, в надраенных до блеска сапогах, идущий впереди двух таких же отглаженных и сияющих начищенными пуговицами и ремнями бойцов…

Брат приехал не один. Кроме сослуживца Аврика, сержанта Васи, с ним был еще и совсем взрослый мужик. Звали его Василь Сергеич. Занятный мужик: в странной пятнистой одежде, не военной (все виды формы Венька знал наизусть. Хоть среди ночи разбуди, летчика от кавалериста отличит. Даже глаз не раскрывая!), но очень удобной. А еще он называл сержанта Васю дедом.

Венька по первости решил, что кличка такая, а Аврик Васю по имени зовет, потому что по званию младше. Но потом выяснилось, что Василь Сергеич из будущего прилетел! То есть из тех советских, что за границей были и сразу в Союз вернулись, когда произошло то, о чем товарищ Молотов по радио говорил. Не предали Родину за буржуйские цацки, как некоторые! Венька даже презрительно сплюнул на пол, когда про них подумал. Только потихоньку, чтобы мама не заметила, и сразу ногой затер.

Но Василь Сергеич оказался не из таких. Всю жизнь в армии служил. Форма его странная военной оказалась, только из будущего. А еще Василь Сергеич сказал, что скоро такую и в Советском Союзе делать будут! Сначала самым лучшим выдадут, а потом всем!

А Аврику с Васей – одним из первых, в том Венька ни капельки не сомневался! Они же не просто одни из лучших, они самые лучшие! Диверсантов немецких поймали! Наверняка медалями наградят. А может, и орденами! Это ж настоящий подвиг! Если Веньке за такую ерунду покрышки вручили, то за немцев орден полагается! «Знак Почета» там или даже Красная Звезда!

Правда, бойцы считали, что наградили его правильно. Как Венька ни пытался объяснить, что ничего особенного не совершил, но с ним не согласились.

– Понимаешь, Вениамин, – сказал Василь Сергеевич, – дело не в том, что ты деньги отдал. В этом ничего особенного нет. Буржуй тоже может денег дать, чтобы о нем хорошо думали. Денег у буржуя много, не так их и жалко. А в том дело, что ты мечту свою ради товарища не пожалел. Такое только хороший человек сделать может. И от чистого сердца. Вот другие твои товарищи это и оценили. Что правильный ты человек, настоящий. Советский!

– Да какой я «настоящий», – махнул рукой Венька, – самый обычный! Такой же, как все!

– Правильно, – согласился Василь Сергеич. – Так и должны быть все такими. Ты знаешь, что Степанычу не ты один деньги отдал? Многие дали. В депо подписка была. И профком выделил безвозмездную помощь. Вот твой велосипед где сейчас?

– Хлопцам дал, – признался Венька, – пущай катаются, пока мне не нужен. У нас на районе ни у кого «Украины» нет. – И с гордостью добавил: – А у меня есть!

– А если сломают?

– И шо? – удивился хлопец. – Починю! Да и не сломают, я крепко зробил!

– Вот видишь! Тебе для товарищей велосипеда не жалко. И поработать ты для них готов. А ведь пока, к сожалению, не все такие…

– Точно! Йоська свой велик никому не дает! Жадюга!

– Вот поэтому и надо тех, кто правильно поступает, награждать. Чтобы остальные видели и чтобы с них пример брали. А тот же Йоська задумается в следующий раз. То ли варенье съесть, то ли еще и товарищей угостить. Понимаешь?

Венька понимал. Но все равно, геройства в своем поступке не видел. То ли дело шпионов ловить!

Выяснилось еще, что Василь Сергеич Васю не зря дедом называл. Оказывается, дед Василь Сергеича на войне с немцами погиб. А сын остался, вырос, женился. И родился Василь Сергеич. Но теперь вся страна в будущее перенеслась, и войны не будет, потому что немцы воюют с Советским Союзом из двадцать первого века или вообще с динозаврами! А раз войны не будет, то и дед Василь Сергеича не погибнет. А это Вася и есть. Но и это еще не все! Оказывается, вместе с Василь Сергеичем приехал и Венькин внук! Правда, в Харьков приехать не смог. Сейчас каждый на своем месте нужен. Венька долго не мог понять, как это может быть: ни жены, ни сына еще нет, а внук уже есть. Зато мама все расспрашивала про правнука: и какой он, и где, и чем занимается… И плакала. Странные эти женщины. Что плакать, если войны не будет, сержант Вася не погибнет, Аврика не ранят, немцы в Харьков не придут, да еще новый родственник появился? И человек он хороший. А потом Василь Сергеич Веньке свою машину показал! Зверь – машина! Такой ни у кого нет. Даже в горкоме! Здоровая, как грузовик, блестящая, скругленная, будто самолет. Если по хорошей дороге, больше ста километров в час ехать может! Венька хотел глянуть, как устроена, но постеснялся спросить. Сложно, наверное, своими руками не соберешь. Но это пока. А в будущем еще посмотрим!..

Засыпал Венька долго. Слишком длинный выдался день. Работа, собрание с награждением, велосипед новый, драка, Аврик с друзьями, машина… И только когда почти уснул, вспомнил: у него же сегодня день рождения! Все забыли! Даже мама! И ничего страшного. Только лучше получилось!..

«Нам важны не столько только оружие и техника, что они нам предоставят, сколько их специалисты. Военные и особенно медицинские. Одна из лучших в мире медицинских школ, даже Венесуэле в обмен на нефть врачей поставляют. Вот пусть и нам с этим помогут, особенно четвертому главному управлению. Обязательно озадачить товарищей Митерева и Смирнова[15]. Самому тоже не помешает подлечиться. Двенадцать лет, это совсем мало. Не успеешь сделать все намеченное, – он усмехнулся, вспомнив, что Лаврентий, побоявшийся сам дать эту информацию, сумел сделать это через Фридлендера. Молодой еще наш будущий нарком, к советским интригам не привыкший. Ничего, пообтешем, поможем. Да, наркомат его надо будет привлечь к медицинским вопросам обязательно. Если бы еще и проверенного медика из неперемещенцев найти. Надо бы продержаться больше, чем отпущенная дюжина. И суметь сохранить работоспособность. Иначе…» – он пару раз затянулся, пуская горьковатый дым уголком рта. И, положив папиросу в пепельницу, горько усмехнулся в усы, вспомнив, как описывал Рауль Кастро предательские действия его преемников. Ну и что, что это произошло почти через сорок лет после его смерти. Его ошибка, он не смог справиться с этой гидрой. Люди, имис дэда, которые исподволь, капля за каплей подточили, пропили и просрали все, на что он положил жизнь! Ничего лучшего не придумали, как вернуться к дореволюционному порядку, сидеть на шее у народа и распродавать Родину оптом и в розницу. Но ошибка его, тут никуда не денешься.

Как всегда, признание собственных ошибок вызвало откуда-то из глубин души холодную, почти неконтролируемую ярость. Усилием воли подавив ее, он несколько мгновений просто смотрел на экран вычислителя. Меняющиеся цифры секунд действовали успокаивающе, заставляли переключиться на конструктивные размышления.

«Этот маленький остров, с незначительными запасами полезных ископаемых, некогда одна из беднейших стран мира, сумел не только противостоять США, но и выдержал предательство нашей элиты и выжил вопреки всему. Вот пример настоящего социализма, пример того, как нужно действовать. Нам русские цари оставили огромное государство до Камчатки. Мы получили в наследство это государство. И впервые мы, большевики, сплотили и укрепили эти просторы как единое, неделимое государство, не в интересах помещиков и капиталистов, а в пользу трудящихся, всех народов, составляющих это государство. Мы объединили страну таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего, не только нанесла бы ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу. Поэтому каждый, кто пытается разрушить это единство, кто стремится к отделению отдельной части и национальности, – враг, заклятый враг народов СССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага, пусть он и был старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью. Только так и никак иначе. Но кроме борьбы с врагами, мы должны объяснять своим людям не только необходимость такой борьбы, но и хитрости вражеской пропаганды. И объяснять не ради галочки, объяснять так, чтобы до любого дошло, что случится с ним и его семьей, если разрушить наше государство. И объяснить, что дело не только в социализме. Надо объяснить это и тем, кто к социализму равнодушен, кто не совсем понял его преимущества, кто еще не осознал, что альтернативы социализму нет. Надо собрать и показать на примерах той же Восточной Германии, той же Румынии, той же Польши, что возврат к старым порядкам означает тотальное обнищание, означает ограбление трудящихся масс. А руководящие кадры надо держать в ежовых рукавицах. Пожалуй, стоит усилить органы контроля. И позаботиться о воспитании соответствующих кадров для этих организаций. К тому же распад Союза, случившийся в нашем мире, показал, что дело не только в социализме. Надо обязательно вспомнить и про русофобию Запада, и про желание получить наши ресурсы. Тем более что капиталисты сами много чего рассекретили за это время из своих архивов. Напомнить Абакумову и Фридлендеру, чтобы побольше таких фактов набрали. Фридлендеру будет в самый раз. Он и при социализме пожил, и при капитализме. Продвинулся и там, и там, так что может сравнивать объективно. Как он там сказал? «Есть СССР – есть станки, нет СССР – есть бардак». Точно заметил. И необходимо развитие теории. Я уже не раз отмечал, что мы не знаем того общества, которое построили. Нужно изучение теории социализма! Все эти перепевы Маркса, Энгельса, Ленина, начетническое повторение вместо изучения и развития теории приводит только к дискредитации марксизма-ленинизма, превращению его в подобие религии. Один из самых опасных недостатков нашей партии – низкий теоретический уровень подготовки ее членов. Без теории нам смерть, и история это ясно показала…

Звонок из Китая прозвучал почти предсказуемо, хотя и неожиданно. Среди ночи, когда большинство людей спит, но как раз тогда, когда в Китае начинается следующий день.

– Товарищ Сталин, – Вышинский[16] понимал, что перехватить разговор по спутниковому телефону современной аппаратуре ничего не стоит, почему и говорил практически открыто, – наши китайские товарищи выражают нам полнейшую солидарность и готовы не только передать находящиеся на консервации боевые самолеты и обучить наших летчиков, но даже принять наших специалистов.

– Вы хорошо поработали, Андрей Януарьевич! – ответ Сталина был банален, но собеседники прекрасно понимали друг друга.

– Но, Иосиф Виссарионович, – переходя на имя-отчество, Вышинский показал, что именно сейчас прозвучат ключевые слова, – нам ставится целый ряд условий.

– Каких?

– Наши китайские товарищи, – тут Вышинский слегка кашлянул, показывая, что открыто говорить он не может, – готовы работать с нами. И даже передать все технологии. Но их условия – концессии на разработки месторождений, представляющих интерес для их экономики, и непременное привлечение наших разработчиков имеющихся у них технологий к совместной работе.

– Это кого же? – слова Сталина отдавали сарказмом.

– Товарищ Сталин, – Вышинский говорил спокойно, но великолепная аппаратура позволяла расслышать напряженность в его голосе, – китайцы готовы поименно назвать не только их имена, но и сделанные ими разработки.

Он достал из коробки папиросу «Герцеговина Флор» и дунул в мундштук. Задумчиво и привычно смяв ее, прикурил. Это только для внешних атрибутов и для затягивания времени на обдумывание использовалась трубка, чаще же, когда необходимо сосредоточиться, он курил папиросы. Сейчас был именно такой момент. Замнаркома терпеливо ждал ответа.

– Андрей Януарьевич, нам от наших товарищей, таких же, как мы, марксистов, скрывать нечего. Пусть подготовят списки и наших, и своих специалистов. Полагаю, что и Новосибирск, как и Красноярск, их устроит. Мы со своей стороны создадим самые благоприятные условия.

Вот так. Или они решили, что могут полностью диктовать свои условия? Нет уж, хотите договариваться – будем договариваться. Хотите иметь преимущества? Только взаимно. А он был прав, когда предположил, что с китайскими товарищами будет не проще, чем с поляками. По крайней мере, Молотов тоже не в восторге от начала переговоров с Сикорским. Антикоммунист, даже участвовавший в свое время в вооруженной борьбе против здешнего Советского Союза вместе с афганскими басмачами. Придется Вячику поработать в поте лица. А чтобы ему было полегче, передадим на днях польской стороне всех интернированных, сидящих в лагерях. И пропаганда, и нам кормить меньше бездельников.

Он поднялся и подошел к окну, за которым темнела летняя ночь. Несмотря на открытую форточку, в комнате было душновато. Посмотрев в окно и пройдясь вдоль стола, он опять сел и взял очередную папку. Это были материалы по развитию авиации.

«Что же, неплохо поработали товарищи. Единственное, что так и не решили, – вопрос транспортной связи с Кубой. Корабли – это главное, но надо предусмотреть и более быстрые способы. Самолеты, летающие на такое расстояние с приемлемой нагрузкой, мы пока выпускать не можем. Закупать или придумать какую-то альтернативу? Немецкие авиаторы решили в свое время этот вопрос с помощью дирижаблей. Может быть, действительно подумать о дирижабле? Используя имеющиеся наработки, закупленные новые материалы и информацию о гелии? С учетом рейсов «Гинденбурга» может получиться. Или подумать о летающих лодках? С дозаправкой от кораблей? Дать команду, пусть продумают варианты, – он взялся за трубку. – Нет, надо отдохнуть. Что там Госкино предлагает запустить в прокат? Поглядим, проанализируем и отдохнем заодно. «Белое солнце пустыни» выпускают в первую очередь. Его я уже смотрел. «Приключения неуловимых»? Первая серия. Интересно, как его переделали в будущем? – Он затянулся, обдумывая. – А что, посмотрим. Заодно и обдумаем, что делать…»

Он поднял трубку и попросил соединить с наркомом внутренних дел.

– Товарищ Берия? Не спишь еще? Есть предложение посмотреть хороший фильм. А заодно поговорить. Что? Да, материалы прихвати, – он перешел на грузинский. – Что-то меня тишина на наших границах смущает. Особенно на Юге и на Кавказе. Что? Чечня волнуется? Вот и это обсудим тоже. И украинских националистов, да. Жду.