Святыня Лихэйн Деннис

24

Заросшая травой пустынная щебеночная дорога заворачивала к заливу Тампа. Вода и берег за стеной дождя тонули во мраке, и было трудно определить, где кончалось одно и начиналось другое. По обеим сторонам дороги вдруг возникали белые домики, некоторые под вывесками, с надписями, расплывавшимися туманными пятнами. Домики словно парили в воздухе, не имея опоры. Спинные плавники Солнечного моста не приближались и не удалялись, тоже словно нависнув над ветреной тьмой, врезанные в лиловато-синий мрак.

Когда мы ехали вверх по трехмильному пандусу, ведшему к среднему пролету моста, нам навстречу из-за стены воды вынырнула с противоположной стороны машина, направлявшаяся на юг, водянистые огни ее фар проплыли мимо. В зеркальце заднего вида я наблюдал два одиноких огонька фар, оспинками испещрившие тьму в миле за нами. В два часа ночи, под проливным дождем, растекавшимся лужами по обеим сторонам дороги, мы взбирались вверх к гигантским желтым плавникам, словно ночь эта сама по себе не была достаточным наказанием нераскаявшимся грешникам.

Я зевнул и внутренне содрогнулся при мысли провести еще двадцать четыре часа втиснутым в тесное пространство «челики». Я покрутил радио, не найдя ничего, кроме станций, специализирующихся на низкосортном классическом роке, и поймав потом лишь пару танцевальных мелодий и несколько вопиющих примеров так называемого мягкого рока — ни то ни се, ни рыба ни мясо — идеально для невзыскательного слушателя.

Я выключил радио, когда дорога круче пошла вверх и вокруг исчезло все, кроме спинных плавников. Хвостовые огни машины Джея посверкивали мне впереди подобно красным глазам дикого зверя, а справа от нас ширился залив и струились перила ограждения.

— Великанский мост, — сказал я.

— И к тому же Богом проклятый, — продолжила Энджи. — Ведь это же новостройка, а настоящий Солнечный мост, вернее, то, что от него осталось, слева от нас.

Она прикурила от зажигалки на приборной доске, а я взглянул влево, но не разглядел ничего за пеленой воды.

— В начале восьмидесятых, — продолжала она, — первый Солнечный мост разрушила проходившая под ним баржа. От ее удара рухнул средний пролет, а с ним полетело вниз и несколько автомобилей.

— Откуда ты все это знаешь?

— Оттуда. — Она чуть приоткрыла окошко, и в образовавшуюся щель полетели кольца сигаретного дыма. — Прочла вчера в краеведческой книге. У тебя в номере тоже такая имелась. А когда они открывали этот новый мост, с парнем, который спешил на открытие, случился сердечный приступ уже на въезде со стороны Сент-Пита. Его машина полетела в воду, и он погиб.

Я взглянул из окна — залив под нами уходил вниз, как дно шахты лифта.

— Ты врешь, — боязливо сказал я.

Она подняла вверх правую руку:

— Слово скаута!

— Положи обе руки на руль, — сказал я.

Неожиданно через приоткрытое оконце Энджи донесся шлепающий звук шин, скользящих по мокрой дороге. Слева от нас. Я взглянул налево, а Энджи прошипела:

— Какого черта!

Она крутанула руль, и мимо нас, вторгшись на нашу полосу, стрелой пролетел золотистый «лексус» на скорости не меньше семидесяти миль в час. Колеса «челики» со стороны пассажира ударились о бордюрный камень между полосой и ограждением, и весь корпус машины содрогнулся и завибрировал, в то время как рука Энджи налегла на руль, выпрямляя курс.

«Лексус» сиганул мимо, мы же опять рванули на полосу. Хвостовые огни «лексуса» не горели. Он шел прямо перед нами посередине между двумя полосами, и в луче света, падавшего от плавников, я на мгновение различил прямую как палка скелетообразную фигуру водителя.

— Это Кушинг, — сказал я.

— Черт! — Энджи просигналила резким рожком «челики», я же открыл бардачок и вытащил оттуда пушку, сперва мою, затем Энджи. Ее пушку я сунул за кронштейн экстренного тормоза, свою же зарядил.

Голова Джея впереди вытянулась — он глядел в зеркало заднего вида. Энджи не снимала руку с рожка, но издаваемое им унылое блеяние заглушил грохот, когда мистер Кушинг носом своего «лексуса» саданул в зад «3000 JT» Джея.

Правые колеса маленькой спортивной машины подпрыгнули на бордюрном камне, и со стороны, противоположной водительской, в воздух посыпались искры, когда машина, отскочив от ограждения, накренилась вправо, к Джею. Джей с силой крутанул руль влево, и машина съехала с бордюра. Его зеркало бокового вида слетело и, пронесясь сквозь дождь подобно ракете, стукнулось в наше ветровое стекло, образовав на нем паутину трещин прямо возле моего лица.

Когда нос машины Джея повело влево, а правое заднее колесо опять очутилось на бордюре, Энджи ударила в хвост «лексуса». Мистер Кушинг не дрогнул, по-прежнему тесня своим «лексусом» машину Джея. Серебристый колпак колеса соскочил и, скатившись с решетки нашего радиатора, исчез под колесами. Маленький легкий «3000 JT» не мог тягаться с «лексусом», еще секунда — и он полетит от удара, как пушинка, и Кушинг шутя и играючи сбросит его с моста.

Я видел, как мотнулась взад-вперед голова Джея, когда он попытался, крутя руль, противостоять новому, более жесткому удару «лексуса», который Кушинг направил на борт машины со стороны водителя.

— Держи машину, — сказал я Энджи и, опустив оконное стекло, высунулся под проливной дождь и порывы воющего ветра, нацелил пушку в заднее стекло «лексуса». Дождь заливал мне глаза, но я трижды выстрелил. Вспышки выстрелов, как зарницы, разорвали тьму, и заднее стекло «лексуса», разлетевшись в куски, посыпалось на багажник. Мистер Кушинг тронул тормоза, и я нырнул внутрь машины, в то время как Энджи протаранила «лексус», так что машина Джея оказалась далеко впереди.

Однако отскочил от бордюра Джей слишком стремительно, и правые колеса «3000 JT», оторвавшись от земли, зависли в воздухе. Энджи вскрикнула, а из салона «лексуса» вырвались вспышки выстрелов.

Ветровое стекло «челики» разлетелось.

Дождь и ветер сыпанули градом осколков нам в волосы, в лицо и шею. Энджи бросила машину вправо, и шины опять проехались по бордюру, скрежеща колпаками по цементу. «Тойота» на секунду словно съежилась, а потом опять вернулась на полосу.

Впереди машина Джея кувыркнулась.

Она подпрыгнула на борту со стороны водителя, потом перевернулась крышей вниз, а «лексус», набрав скорость, с силой толкнул ее к самому барьеру, едва не закрутив волчком.

— Черт бы их побрал! — прошипел я и, привстав с сиденья, наклонился над приборной доской.

Я так далеко подался вперед, что кисти моих рук, просунувшись сквозь разбитое ветровое стекло, легли на капот. Стараясь твердо держать руку, несмотря на то, что мелкие осколки впивались мне в кисти и лицо, я сделал еще три выстрела, целя в салон «лексуса».

По-видимому, я в кого-то попал, потому что «лексус», дернувшись, оторвался от машины Джея, и его бросило поперек левой полосы. Машина стукнулась о барьер под последним из желтых плавников, стукнулась сильно, так, что ее накренило в сторону, а затем качнуло назад, и тяжелый золотистый корпус, подпрыгнув, опустился багажником вперед на разделительную линию перед нами.

— Давай назад! — крикнула мне Энджи, крутя баранку «челики» вправо и стараясь избежать столкновения с багажником «лексуса», маячившим перед нами.

Золотистая машина наплывала на нас сквозь тьму. Энджи обеими руками вращала руль, я же пытался сесть на место.

Мы не преуспели — ни она, ни я.

Когда мы врезались в «лексус», тело мое очутилось в воздухе. Пронесясь над капотом «челики», я шлепнулся на багажник «лексуса» и тут же, не снижая скорости, как дельфин в своем прыжке, грудью врезался в мокрую, в капельках воды пополам с осколками стекла гальку покрытия. Я услышал, как справа от меня что-то грохнуло о цемент с такой силой, будто ночь раскололась пополам.

Плечо мое стукнулось о покрытие, и в ключице что-то хрустнуло. Я покатился по земле, перекувырнулся и опять покатился. Правой рукой я крепко держал пушку, и она дважды выстрелила, между тем как небо надо мной стало вращаться, а мост качнулся и осел.

Движение мое прекратилось, когда я зацепился за что-то окровавленным, вопящим от боли плечом. Левое плечо мое одеревенело и одновременно словно обвисло, я был скользким от крови.

Но правой рукой я все еще мог сжимать мою пушку, и хотя бедро, на которое я приземлился, казалось мне наполненным острыми камешками, ноги были целы. Оглянувшись, я увидел, что дверца «лексуса» со стороны пассажира открыта. Машина была от меня метрах в десяти, а ее багажник был намертво сцеплен с покореженным носом «челики». Я стоял пошатываясь, а из «челики» со свистом хлестала вода, по моему лицу струилась вода, смешавшаяся с кровью, — густая, как томатная паста.

Справа от меня, на другой стороне, затормозил и встал черный джип, и водитель что-то кричал мне, но слов его за шумом ветра и дождя не было слышно.

Не обращая внимания на его крики, я переключился на «лексус».

Из «лексуса» выкарабкался, приземлившись на одно колено, Недотепа; его белая рубашка была красной от пропитавшей ее крови, на месте правой брови зияла рваная дырка. Я заковылял к нему, в то время как он, помогая себе дулом пистолета, попытался встать с колена. Ухватившись за открытую дверцу, он смотрел, как я приближаюсь, и по тому, как прыгал его кадык, я понимал, что он борется с тошнотой. Он бросил неуверенный взгляд на пистолет в своей руке, потом перевел взгляд на меня.

— Не надо, — сказал я.

Он опустил глаза ниже, поглядел, как откуда-то из его груди хлестала кровь, и пальцы его крепче сжали рукоять пистолета.

— Не надо, — повторил я.

«Пожалуйста, не надо», — думал я про себя.

Но он все же начал поднимать пистолет и, мигая от дождя, глядел на меня в упор. Короткое тело его покачивалось, как у пьяного.

Я дважды выстрелил ему в грудь, в самую середину, прежде чем он успел оторвать пистолет от бедра, и он шлепнулся о машину, округлив рот в подобие какого-то робкого овала, словно собираясь спросить что-то. Он хотел было схватиться за открытую дверцу машины, но рука его скользнула в переднюю щель. Его тело начало крениться вправо, локоть заклинило в щели, и так он и умер — полуосев на землю, зажатый, как в тиски, дверцей машины, с невысказанным вопросом, запечатлевшимся в глазах.

Я услышал какой-то прерывистый звук и, поглядев через крышу машины, увидел мистера Кушинга, наводившего на меня поблескивавший ствол. Он целился, крепко прищурив глаз, обхватив курок костистым бледным пальцем. Он улыбался.

Потом из середины его шеи вдруг вырвалось пухлое красное облачко, тут же залившее воротник его рубашки.

Он нахмурился и потянулся рукой к шее, но прежде чем рука коснулась шеи, он упал вперед, ударившись лицом о крышу машины. Автомат, скользнув по ветровому стеклу, нашел свое пристанище на капоте. Длинное худое тело мистера Кушинга наклонилось вправо и исчезло за капотом машины, мягко шлепнувшись о землю.

За ним из темноты вынырнула Энджи с пушкой, все еще протянутой в его сторону. Капли дождя с шипением падали на все еще горячий ствол; в темных волосах Энджи поблескивали стеклянные крошки, лоб и переносицу пересекали тонкие, как лезвие бритвы, царапины, но в целом она вышла из аварии, пострадав меньше, чем пострадал Недотепа или же я.

Я улыбнулся ей, и она ответила мне усталой улыбкой.

А потом она поглядела через мое плечо:

— Господи Иисусе, Патрик… Господи…

Я повернулся и увидел то, что так грохнуло, когда меня выбросило из «челики».

«3000 JT» Джея лежал в пятидесяти метрах от нас вверх колесами. Большая часть кузова оказалась за смятым ограждением, и первым моим чувством было изумление, что машина не свалилась с моста. Задняя часть машины находилась на мосту, но две трети ее зависли над пустотой; машину удерживали от падения лишь крошащийся цемент и два покоробленных металлических кольца. На наших глазах передняя часть машины опустилась чуть ниже в пустоту, и зад ее приподнялся над цементной опорой. Стальные кольца скрипнули.

Кинувшись к ограждению, я встал на колени, чтобы посмотреть на Джея. Он висел вниз головой, пристегнутый к сиденью поясом безопасности. Его колени оказались возле подбородка, а голова чуть ли не касалась днища машины.

— Не двигайся, — сказал я.

Он скосил глаза в мою сторону:

— Не волнуйся. Двигаться не буду.

Я посмотрел на ограждение. Скользкое от капелек дождя, оно вновь издало стонущий скрип. По ту сторону ограждения виднелась узкая полоска цементного основания — удержаться на нем мог разве что ребенок, да и то еще не достигший четырехлетнего возраста, но сидеть сложа руки и ждать, пока опора увеличится, я не мог. Под полоской цемента была лишь пустота — черная дыра пространства — и вода, тяжелая и жесткая, как поверхность скалы в ста ярдах под нею.

С залива пронесся порыв ветра, и рядом со мной встала Энджи. Машина подалась чуть вправо, потом рывком опустилась ниже еще на дюйм.

— О нет, — сказал Джей и засмеялся слабым смехом. — Нет, нет, нет!

— Джей, — сказала Энджи, — я лезу.

— Ты лезешь? — воскликнул я. — Нет. Я же могу протянуть руки дальше.

Она перелезла через ограждение.

— Но у тебя ноги больше, а рука твоя в ужасном виде. Ты хоть пошевелить ею можешь?

Ответа она ждать не стала. Ухватившись за непокоробленную часть ограждения, она стала продвигаться к машине. Я шел вровень с ней, и правая рука моя была в дюйме от ее руки.

Под новым порывом ветра с дождем мост словно покачнулся.

Энджи добралась до машины, и я крепко, обеими руками, ухватил ее за правую руку, когда она наклонилась, присев на корточки в неудобной напряженной позе.

Свесившись с ограждения, она протянула левую руку, и в этот момент до нас издали донесся вой сирен.

— Джей, — сказала она.

— Да?

— Я не могу дотянуться.

Она напряглась изо всех сил, и я сильнее сжал ее руку, чувствуя, как надуваются под кожей ее жилы и как пульсирует в них кровь, но пальцы Энджи не могли ухватить ручку перевернутой дверцы машины.

— Ты сейчас должен помочь мне, Джей.

— Как?

— Ты дверцу открыть не можешь?

Джей изогнул шею, пытаясь найти ручку.

— Мне никогда еще не случалось висеть в машине вниз головой, знаешь ли.

— А я никогда еще не свисала с моста на высоте трехсот метров над водой, — сказала Энджи. — Так что мы квиты.

— Я нащупал ручку, — сказал он.

— Теперь толкни дверь, открой ее и тянись к моей руке, — сказала Энджи, и тело ее слегка качнулось от ветра.

Щурясь от дождя, проникавшего в окошко, он надул щеки, затем выдохнул воздух.

— Мне кажется, что если я двинусь хоть на дюйм, эта хреновина опрокинется.

— Надо рискнуть, Джей! — Ее рука чуть не выскользнула из моей, я сжал ее руку, и пальцы Энджи опять впились в меня.

— Ага, — отозвался Джей, — однако скажу тебе, я…

Машина накренилась, и вся махина моста громко скрипнула; на этот раз звук был пронзительно высокий, отчаянный, как крик, и поврежденный цемент, удерживавший машину, стал крошиться.

— Нет, нет, нет, — сказал Джей.

И машина рухнула с моста.

Энджи вскрикнула и отпрянула от машины, когда покоробленное металлическое кольцо задело ее плечо. Я сжал изо всех сил ее руку и перетащил ее, брыкающуюся в воздухе, через ограждение.

Прижавшись лицом к моему лицу и обвив рукой мою шею, с колотящимся о мои бицепсы сердцем, которому вторило, громыхая мне в уши, мое собственное колотящееся сердце, она глядела вместе со мной на то место, куда рухнула машина Джея, рухнула, пронесясь сквозь струи дождя, и исчезла в темноте.

25

— С ним будет все в порядке? — спросил инспектор Джефферсон у фельдшера, трудившегося над моим плечом.

— У него повреждена скапула. Может быть, перелом. Без рентгена сказать трудно.

— Что повреждено? — спросил я.

— Лопаточная кость, — пояснил фельдшер. — Определенно повреждена.

Джефферсон посмотрел на него сонным взглядом и медленно покачал головой.

— Ну, какое-то время он продержится, а там его и доктор посмотрит.

— Черт, — сказал фельдшер и тоже покачал головой. Он туго перевязал меня, начиная от подмышки, через плечо, ключицу, спину и грудь и вновь заканчивая подмышкой.

Инспектор Карнел Джефферсон не сводил с меня своего сонного взгляда и тогда, когда фельдшер уже кончил со мной возиться. На вид Джефферсону было под сорок — стройный чернокожий парень среднего роста и комплекции, с мягким подвижным ртом, в углах которого постоянно играла ленивая улыбка. На нем был легкий синий плащ поверх рыжевато-коричневого костюма, а незастегнутый ворот белой рубашки был повязан цветастым розово-синим шелковым галстуком, чуть-чуть сбившимся на сторону. Волосы он стриг так коротко, и так плотно они прилегали к черепу, что было непонятно, зачем вообще он не сбривает их окончательно; дождь заливал ему лицо, но он даже не смаргивал капли.

Он казался симпатягой — с таким хорошо поболтать в спортзале, может быть, даже выпить пару стаканчиков после работы. Такие парни обычно души не чают в своих детях, а если и дают волю сексуальным фантазиям, то не иначе как с женой.

Однако мне попадались такого рода полицейские, и надо сказать, что иметь с такими дело не слишком-то приятно. На допросе или в суде, где он дает показания, такой симпатяга, не успеешь мигнуть, превращается в хищную акулу. Чернокожий в южном штате никогда бы не смог дослужиться до инспектора, имей он привычку корешиться с подозреваемыми.

— Итак, мистер Кензи, не правда ли?

— Угу.

— И вы частный сыщик из Бостона? Верно?

— Я вам так и сказал.

— Хм… Хороший город?

— Бостон?

— Да. Хороший город?

— Мне нравится.

— Говорят, осенью он особенно красив. — Губы его сморщились, и он кивнул. — А еще говорят, негров там не очень-то жалуют.

— Дураков везде хватает, — сказал я.

— О, конечно! Хватает. — Он потер ладонью голову и секунду глядел вверх на моросящий дождь, потом сморгнул капли дождя. — Дураков везде хватает, — повторил он. — Ну, коль скоро мы стоим здесь под дождем и тихо-мирно обсуждаем расовые отношения и сколько кругом дураков и все такое прочее, почему бы вам не рассказать о парочке погибших здесь дураков, из-за которых застопорилось движение на моем мосту?

Его ленивые глазки нашли мои глаза, и на секунду во взгляде его мелькнуло что-то от акулы, мелькнуло и исчезло.

— Тому, кто поменьше, я дважды выстрелил в грудь.

Он вздернул брови.

— Я заметил. Верно.

— А моя партнерша пристрелила второго, когда он навел на меня автомат.

Он оглянулся на Энджи. Та сидела наискосок, в другой карете «скорой помощи», и фельдшер протирал спиртом царапины на ее лице, ногах и шее, а коллега Джефферсона, детектив Лайл Вандемейкер, допрашивал ее.

— Знаешь, парень, — присвистнув, проговорил Джефферсон, — партнерша твоя должна быть экстракласс, если может пришить дурака, прострелив ему горло с расстояния в десять метров и под проливным дождем. Удивительная женщина!

— Так и есть, — сказал я. — Она удивительная женщина.

Он погладил подбородок и кивнул своим мыслям.

— Скажу вам, что меня смущает, мистер Кензи. Мне хочется разобраться, кто тут на самом деле дурак. Понимаете, о чем я? Вы вот утверждаете, что дураками были двое погибших, и мне хочется вам верить. Допустим. Черт знает, как мне хочется сказать вам: «Ну ладно!» — и, обменявшись рукопожатиями, отпустить вас обратно в Бостон. Я говорю это совершенно искренне, честное слово! Ну а если — можно ведь сделать такое предположение — вы обманываете меня и настоящие дураки здесь вы и ваша партнерша, не будет ли с моей стороны верхом идиотизма вас отпустить, а? Тем более что свидетелей у нас пока что нет, и единственное, на что мы можем опираться, это ваши слова противу слов тех двух парней, которые слов этих произнести не могут, потому что вы, как бы это выразиться, произвели в них несколько выстрелов и они погибли. Вы следите за ходом моей мысли?

— В целом да, — сказал я.

По другой стороне моста транспорт шел гуще, чем это можно было ожидать в три часа утра, потому что две полосы, по которым обычно машины шли на юг, полиция теперь разделила, отдав одну полосу машинам, двигавшимся в южном направлении, другую же — двигавшимся на север. Каждая машина на той стороне моста замедляла ход, так как водитель пытался разглядеть, почему народ толпится на этой. На аварийной полосе замер черный джип с двумя ярко-зелеными досками для серфинга. Сигнальные огни машины посверкивали.

Во владельце машины я узнал того самого парня, который кричал мне что-то издали, как раз перед тем, как я застрелил Недотепу.

Это был загорелый худой парень с выгоревшими патлами светлых волос, без рубашки. Он стоял позади своего джипа и о чем-то оживленно беседовал с двумя копами. Несколько раз он указал в мою сторону.

Его спутница, молодая женщина, такая же худая и светловолосая, как и он, прислонилась к капоту машины. Встретившись со мной взглядом, она весело, как старому знакомому, помахала мне рукой.

Я заставил себя помахать ей в ответ, как того требовала вежливость, после чего повернулся к своему ближайшему окружению.

Нашу сторону моста загораживали «лексус» и «челика», а также шесть или семь зелено-белых патрульных машин, несколько машин без опознавательных знаков, две пожарные машины, три кареты «скорой помощи» и черный грузовой фургон с желтой надписью: «Береговая служба графства Пайнлас». За несколько минут до этого фургон сбросил с моста со стороны Сент-Пита четырех водолазов, и сейчас они работали в воде, ища тело Джея.

Джефферсон глядел на пробоину, которую оставила в ограждении машина Джея. Залитая светом красных фар пожарной машины, пробоина казалась кровавой раной.

— Вы здорово уделали мой мост, мистер Кензи, не правда ли?

— Это не я, — сказал я, — это два этих погибших дурака.

— Это вы так говорите, — сказал он. — Вы.

Фельдшер пинцетом удалял осколки стекла и камешки, впившиеся в кожу моего лица, запутавшиеся в волосах, а меня передернуло оттого, что за сверкающими фарами и темной моросью дождя я вдруг увидел толпу, начавшую собираться по другую сторону нашей баррикады. В три часа утра они поднялись на мост лишь за тем, чтобы самолично стать свидетелями насилия. Наверное, телевидения им было мало. Как мало им было и собственных их жизней. Им всего было мало.

Фельдшер извлек откуда-то из середины моего лба порядочный осколок, и из отверстия моментально хлынула кровь и, залив мне переносицу, стала проникать в глаза. Я несколько раз моргнул, а он схватил какую-то марлю, веки мои задрожали, а с ними задрожали и огни машин вокруг, и в мигающем свете передо мной в толпе вдруг мелькнули медового цвета волосы и такая же кожа.

Я подался вперед, вглядываясь в дождь и огни, и увидел ее опять, увидел на одну секунду, но решил, что это мне изменяет зрение, пострадавшее от удара, потому что такого не могло быть.

А может быть, могло?

На одно мгновение сквозь дождь, огни, сквозь пелену крови, застилавшую мне глаза, я скрестил взгляд с Дезире Стоун.

И потом она исчезла.

26

Солнечный мост соединяет два графства. Графство Мэнати на южной его стороне включает в себя Брадентон, Лонгбоут-Ки, а также Анна-Мария-Айленд. Графство Пайнлас на северной стороне состоит из Сент-Питерсбурга, Сент-Питерсбург-Бич, Голфнорта и Пайнлас-Парка. Сент-Питерсбургская полиция прибыла на место происшествия первой со своими водолазами и пожарными машинами, так что после легкой перепалки с управлением полиции Брадентона нас спустили с моста и повезли на север полицейские Сент-Пита.

Когда мы съехали с моста — Энджи, запертая в хвостовом отсеке одной полицейской машины, я же — на заднем сиденье другой, — четыре водолаза, с ног до головы затянутые в черные резиновые костюмы, вытащили из залива Тампа и положили на берег тело Джея.

Мы проезжали мимо, и я поглядел из окна. Мокрое тело лежало на траве; оно было белым, как брюхо у рыбы. Темные волосы Джея, слипнувшись, обрамляли лицо, глаза были плотно закрыты, а лоб пробит.

Если бы не дырка во лбу, можно было подумать, что он спит — таким спокойствием веяло от него. На вид он казался лет четырнадцати.

— Ну вот, — сказал Джефферсон, возвратившись в комнату для допросов, — у нас для вас плохие новости, мистер Кензи.

Голова моя пульсировала болью с такой силой, словно под черепной коробкой у меня поселился целый полк девушек-барабанщиц, во рту был вкус высушенной на солнце кожи. Я не мог пошевелить левой рукой, не смог бы пошевелить ею, даже если бы мне позволяли бинты, а царапины на голове и лице запеклись и вспухли.

— В каком смысле? — выдавил я.

Джефферсон бросил на стол между нами картонную папку, снял пиджак и повесил его на спинку стула, прежде чем сесть.

— Этот мистер Грэм Клифтон… Как вы его называли там, на мосту, — Недотепа?

Я кивнул.

Он улыбнулся:

— Мне понравилось. Так вот, этот Недотепа получил три пули. Все они выпущены из вашего оружия. Первая прошила его сзади и вышла через правую грудь.

— Я говорил вам, что стрелял по движущейся машине, — сказал я, — и мне показалось, что попал.

— И правильно показалось, — сказал он. — А потом, когда он вышел из машины, вы дважды выстрелили в него, да, да! Но не это плохие новости. Плохие новости — это то, что вы сказали мне, что этот Недотепа работал на Тревора Стоуна из Марблхеда, Массачусетс.

Я кивнул.

Задержав на мне взгляд, он медленно покачал головой.

— Погодите, — сказал я.

— Мистер Клифтон работал в «Буллок Индастрис», разведывательной и внедренческой компании, расположенной в Бакхеде.

— Бакхеде? — переспросил я.

Он кивнул:

— Это в Атланте, Джорджия. А в Бостоне, насколько нам известно, мистер Клифтон никогда не был.

— Ерунда какая, — сказал я.

— Боюсь, что нет. Я беседовал с его квартирным хозяином, его шефом в Атланте, с его соседями.

— Соседями, — повторил я.

— Ну да, вы же знаете, что такое соседи — люди, которые живут с вами рядом, видят вас ежедневно, здороваются с вами. Так вот целая куча таких соседей в Бакхеде клянутся, что в последние десять лет видели мистера Клифтона в Атланте чуть ли не ежедневно.

— А что насчет мистера Кушинга? — спросил я, и девушки-барабанщицы в моей черепной коробке разом ударили в цимбалы.

— Тоже служил в Атланте. Отсюда и номера штата Джорджия на «лексусе». Что же до вашего мистера Стоуна, он был порядком обескуражен, когда я позвонил ему. Судя по всему, этот отошедший от дел бизнесмен сейчас умирает от рака и нанял вас для поисков дочери. Зачем вас понесло во Флориду, он понятия не имеет. Говорит, что последний раз общался с вами пять дней назад. Честно говоря, он думает, что вы сбежали с деньгами, которые он вам дал. Ну а о мистере Клифтоне, как и о мистере Кушинге, он слыхом не слыхивал.

— Инспектор Джефферсон, — сказал я, — а вы проверили, кто числится владельцем «Буллок Индастрис»?

— А как вы думаете, мистер Кензи?

— Конечно, проверили.

Он кивнул и заглянул в папку.

— Конечно, проверил. Фирма относится к «Мор и Весснер Лимитед», британскому холдингу.

— А кто владеет холдингом?

Он поглядел в записи.

— Сэр Альфред Ллевин, английский граф, по слухам, близок к королевской семье, играет в пул с принцем Чарльзом и в покер с королевой, так что вот, если желаете.

— А Тревор Стоун тут ни при чем, — сказал я.

— Ни при чем, если он не английский граф. Но он ведь не английский граф, так? И вы это точно знаете?

— А Джей Бекер? — спросил я. — Что смог сообщить вам мистер Стоун о нем?

— То же, что и о вас. Мистер Бекер сбежал с деньгами мистера Стоуна.

Зажмурив глаза от ослепительно яркого света флуоресцентных ламп над головой, я попытался усилием воли утихомирить громыхание в голове. Не помогло.

— Инспектор, — сказал я.

— Да?

— Что, по вашему мнению, произошло вечером на мосту?

Он откинулся в кресле.

— Рад, что вы задали мне этот вопрос, мистер Кензи. Рад.

Из нагрудного кармана рубашки он вытащил пачку жевательной резинки и предложил резинку мне. Когда я отрицательно качнул головой, он пожал плечами и, развернув бумажку, сунул одну резинку в рот и с полминуты жевал ее.

— Каким-то образом вы и ваша партнерша разыскали Джея Бекера, но скрыли это от всех. Вы решили бежать, прихватив с собой деньги Тревора Стоуна, но двести тысяч, которые он вам дал, вы посчитали суммой недостаточной.

— Двести тысяч, — проговорил я. — Он сказал вам, что заплатил нам двести тысяч?

Он кивнул.

— Итак, вы нашли Джея Бекера, но тот, заподозрив неладное, попытался от вас улизнуть. Вы настигли его на Солнечном мосту и, маневрируя, хотели отрезать ему путь, но планам вашим помешали два ни в чем не повинных бизнесмена, случившиеся тут на мосту. В темноте, под дождем, все вышло не так, как было задумано. Все три машины столкнулись. Машина Бекера грохнулась с моста. Это бы еще ничего, но надо было что-то делать с двумя свидетелями. Вот вы и пристрелили их, а потом выстрелом разбили их заднее стекло, чтобы дело выглядело так, словно вы стреляли из машины. Вот как все было. Не отвертитесь.