Записки школьного врача Шляхов Андрей
– Закончить эту вашу процедуру, успокоить ученицу и привести ко мне в кабинет. Не отправить, а привести!
– Разумеется. Это все, Эмилия Леонардовна?
– Нет, не все. После того, как вы приведете Кристину ко мне, вы сразу же забудете всю эту историю. Раз и навсегда!
– Забуду, – пообещал я.
– Иначе вам придется иметь дело с ее отцом, а он церемониться не любит…
– Я-то тут при чем, Эмилия Леонардовна?
– Пока ни при чем. Но у вас может возникнуть соблазн быстро заработать пятьсот–шестьсот, а то и тысячу долларов, продав эту историю в какую-нибудь помойную газетенку. Лучше так не поступать…
«…Потому что покойникам деньги ни к чему. И инвалидам первой группы они много радости не доставят», – прочел я в ее глазах.
– Все будет в порядке, Эмилия Леонардовна…
– Доктор, четыре раза промыли! – Из-за двери выглянула Ольга. – Выходит одна вода.
– Еще один раз, пожалуйста. Последний…
Я в качестве врача никогда не сталкивался с отравлениями но-шпой, но когда учился на первом курсе и еще были живы мои родители, отравилась наша соседка Катя, симпатичная, веселая, общительная девушка, студентка третьего курса МГУ, факультет не помню. У Кати было много поклонников, но с любовью вышла какая-то трагедия – то ли не любил, то ли обманул, то ли как-то подставил. Бабки во дворе болтали разное – у каждой была своя версия. Катю, еще живую, нашла дома мать. Дочь лежала на диване без сознания, а рядом на полу валялся пустой пузырек из-под но-шпы…
Мать позвонила по «ноль-три», но впопыхах переврала номер дома. Телефонный номер назвала правильно, но пока бригада перезванивала и уточняла адрес, Катя умерла. Отметив сорок дней со дня ее смерти, мать повесилась. Такая вот грустная история. Тоже с но-шпой.
К директору мы повели Кристину вдвоем с Ольгой – дождались начала очередного урока, чтобы не проходить сквозь толпу любопытных, и вышли в коридор.
– Голова не кружится? – спросил я, заботливо поддерживая ее под руку.
– Нет, только есть сильно хочется.
Еще бы не хотелось – после промывания в желудке не было ровным счетом ничего. Возбуждение, вызванное пережитым, потихоньку улеглось и на первый план стали выходить самые простые потребности – поесть, поспать…
В директорской приемной Кристину приняла Марина. Поохала, усадила в кресло и спросила у меня:
– Можно ей чаю?
– Не можно, а даже нужно, – ответил я. – И сахара побольше.
– У меня есть печенье и шоколад.
– Это тоже можно.
– А ложечку ликера в чай?
Я последовательно разрешил и ложечку ликера, и мед вместо сахара, и круассаны… Наконец Марина смилостивилась и отпустила меня.
Я поспешил на кухню – снимать пробу.
Сегодня вместо морковных котлет были биточки из цветной капусты. Биточки мне понравились, впрочем, после всего, что произошло, мне бы понравились и морковные котлеты.
– Как там дела? – спросил Юра, имея в виду историю с самоубийством.
– Все хорошо, – ответил я, не считая возможным вдаваться в подробности. Дело было не столько в светлой личности папаши Канданова, сколько в элементарной врачебной этике.
– Третий случай на моей памяти, – вздохнул Юра.
– Неужели? – не поверил я.
– Да. Была восьмиклассница, которая забралась в кабинете физики на подоконник и орала, что сейчас спрыгнет вниз. Третий этаж – вполне можно шею свернуть. И в этом году незадолго до последнего звонка одиннадцатиклассник вены в туалете резал. Канцелярским ножом.
– Грамотно, – одобрил я, – и лезвие острое, и глубоко порезать можно.
– Какое там глубоко, – презрительно скривился Юра. – Так, поцарапал немножко, и все.
– А по каким причинам?
– Восьмикласснице учительница замечание сделала, как можно пережить такое…
– В грубой форме, наверное?
Я не мог представить, после какого замечания может захотеться выпрыгнуть в окно. Впрочем, переходный возраст…
– Я тебя умоляю – какие могут быть грубые замечания в нашей богадельне?! Это же «Пантеона наук»! – Юра откровенно издевался. – Здесь самое строгое замечание звучит так: «Пожалуйста, позвольте мне продолжить урок». Это дурь избалованных деток, банальная дурь и ничего кроме дури. А парню отец не ту машину в честь окончания школы собрался покупать. Он, наверное, хотел «Порше»-кабриолет, а ему «бэху» или «мерс» пообещали. Как же можно жить после такого? Только вены резать! Тебя вот родители много баловали?
– Ну, баловали, конечно.
– Покупали все, что попросишь?
– Нет.
– Вены резать желание было?
– Не было.
– Лошара ты беспонтовый, а еще доктор!
Мы посмеялись, правда, мой смех был немного натянутым. При воспоминании о родителях на меня накатывает грусть. Затем я вернулся к себе и застал в кабинете Тамару Ивановну. Считая себя моей покровительницей и наставницей, она зашла подбодрить меня, а заодно и рассказать, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.
– Я так переживаю, – вздохнула она, когда Ольгу вызвала к себе завуч Чучалина и мы остались вдвоем. – Все думаю: «Сережа будет меня ругать за то, что я сманила его сюда».
– Не переживайте, Тамара Ивановна! Во-первых, вы меня не сманили, а во-вторых, решение принимал я сам. За что мне вас ругать? Только благодарить.
– Если что – сразу ко мне. Всегда помогу советом…
Оставшись в одиночестве, я провел небольшой сеанс аутотренинга. Напомнил себе, сколько я теперь буду получать, вспомнил – как паршиво в любую погоду – в снег, дождь и зной бегать по участкам и для полноты впечатлений освежил в памяти самую яркую из истерик Полины Осиповны, моей заведующей из поликлиники. Настроение сразу улучшилось. В конце концов, я и не собирался работать здесь всю жизнь. Год-другой поработаю, а там видно будет.
Другой бы на моем месте здесь бы и жену себе подыскал – подходящих по возрасту учительниц хватало, но я еще не созрел окончательно для женитьбы. Вот исполнится тридцать, тогда посмотрим… Да и вроде как особой популярности у местных дев я пока что не снискал. Только секретарь директора явно, не таясь, выказывает мне свое расположение. Ну и слава богу, так спокойнее.
– Все волнуются, – доложила по возвращении Ольга. – Боятся цепной реакции…
– Это как? – не въехал я.
– Это когда родители начинают выяснять между собой отношения, а в результате весь класс сваливает на сторону. В другие заведения. У нас такое один раз было, когда в десятом «А» народ кокаином увлекся…
– Кокаином?
– Кокаином, – подтвердила Ольга. – А что – им это по карману, богатеньким Буратинам. Тут такие «съезды» происходили – родители орали на Эмилию Леонардовну: «Мой ребенок не такой, его кто-то втянул! Может, это ваши педагоги наркотиками торгуют, а вы их покрываете!» – и так далее. У всех дети не такие, а порошок кто-то ведь таскал. В итоге все как один забрали детей. Класс остался пустым. Так и выпускали через год три одиннадцатых класса вместо четырех. И сейчас вот начнут родители выяснять, кто их дочь довел до того, что она руки на себя собралась наложить, так сразу такая волна поднимется… Ну не придурки, а? Чего им не хватает?..
Как я уже понял, выражение «Чего им не хватает?» было традиционным вопросом сотрудников гимназии.
– …Нам-то с вами все равно, а для педагогов потеря каждого ученика – удар по карману. И нехилый такой удар, они же все на сдельщине да на процентах сидят. Что заработал – то и получил. У Эмилии Леонардовны не забалуешь!
– Это я уже понял, – вырвалось у меня, что называется, «на автомате».
«Идиот! – тут же отругал я себя. – Держи язык на привязи!»
Ольга, в отличие от Тани, как-то не располагала к откровенности и задушевным беседам. Проступала в ней какая-то потаенная гнильца. Излишне вкрадчивый голос, нарочито невинный взгляд, привычка не смотреть в глаза собеседнику.
– Что, уже представился случай? Быстро вы успели, Сергей Юрьевич…
И не поймешь – то ли посочувствовала, то ли съехидничала. Мутная баба, мутная и противная. В поликлинике я бы от такой медсестры сразу бы постарался избавиться. Там это было просто – стоило только начать назначать по многу уколов на участке, как медсестры сваливали к другому врачу.
– Как успел, так и успел! – сухо ответил я, давая понять, что продолжать разговор не намерен. – Давайте лучше займемся составлением графика прививок.
– График можно взять и прошлогодний… – ухмыльнулась Ольга. – Все равно у нас идут поголовные отказы. Кто вообще прививки делать не собирается, кто делает их в своих крутых медицинских центрах. Я просто перепишу график, чтобы он соответствовал календарю – пусть лежит для проверки.
– А проверки часто бывают? – Про проверки мне никто ничего не говорил. – И какие?
– В основном – пожарные и СЭС, но они дальше директорского кабинета редко заходят. А если и заглянут куда, то так, мельком, для вида. Один раз какая-то комиссия из Департамента образования была, а один раз ОМОН приезжал – настоящее маски-шоу устроил. Мы все конкретно так пересрались, а оказалось, что они на территории какие-то учения проводили, и нас это тоже коснулось – не то захватывали нас, не то освобождали. Ну, это проверкой назвать нельзя, так просто…
На доске объявлений (метра полтора на три – ничего себе досочка), висевшей в вестибюле, повесили большой плакат. На фоне из желто-оранжевых осенних листьев ярко-синими буквами было написано: «Восьмой театральный фестиваль нашей гимназии будет проходить с 5 по 15 октября! Актеры приглашают зрителей. Стоимость билета – море улыбок и шквал аплодисментов!»
Я подумал о том, какое определение больше подошло бы к самой гимназии – «театр абсурда» или «фестиваль маразма»? Думал всю дорогу до метро, но так и не решил. Прикольное рабочее место мне подвернулось, будет что в старости вспомнить, если, конечно, доживу.
Гламур, амур и прочие удовольствия
– Хотите логическую задачу? – спросила меня Марина.
– Хочу. – Я ждал, пока освободится Эмилия Леонардовна. Она вызвала меня к себе, но пока я шел, ей позвонили по какому-то важному делу, и вот уже десять минут я сидел в приемной. – Я просто обожаю логические задачи.
– Тогда слушайте. – Марина улыбнулась и повела бровями. – В одном бутике произошла интересная история. Приходит молодая женщина. Стильная такая, холеная, уверенная в себе, но это я так, для образности, к задаче это отношения не имеет. Приходит не одна, а с дядечкой лет пятидесяти…
– Дядечка лысый, жирный с дорогими часами на руке, – добавил я.
– Да, такой папик в законе. – Слово «папик» Марина произнесла с придыханием. – Обручальные кольца у них одинаковые, из чего можно сделать вывод, что это – муж и жена. Женщина выбирает самое дорогое платье, долго, с удовольствием, примеряет его и просто-напросто вопит от восторга…
– Вам бы книги писать, – польстил я.
– Времени нет, а то бы я могла, – «скромно» призналась Марина. – Ну, муж, как и положено, морщится от воплей жены и покупает это платье, тихо сетуя на цену. Как-никак – целых четыре тысячи долларов. Они уходят. На следующее утро та же женщина приходит с совершенно другим мужчиной. Молодым, стройным, загорелым, модно одетым, и тоже с обручальным кольцом на руке, но не с таким, как у нее. Любовник, значит. Женщина берет точно такое же платье, что она купила вчера, и начинает опять его мерить. Это дорогой бутик, продавцы вышколены на совесть и, разумеется, ничему не удивляются. Мужчина покупает женщине это самое платье, и они уходят. Теперь внимание, вопрос: «Что случилось на следующий день?»
Чтобы доставить Марине максимум удовольствия, я, прежде чем ответить, около минуты имитировал мыслительный процесс.
– На следующий день эта женщина пришла в бутик третий раз. Причем пришла одна, без сопровождающих, и вернула одно из двух платьев. Получила за него четыре тысячи долларов и осталась при подарке, который можно носить как при муже, так и при любовнике. И обоим будет приятно.
– Браво! Браво, Сергей! – восхитилась Марина. – Никто не угадывал. Все обычно тупо ведутся на поводу и отвечают: «Пришла с третьим мужиком и купила третье платье!» Зачем? Шоб було! Люди совсем разучились думать!
Зазвонил телефон – Эмилия Леонардовна наконец-то освободилась и жаждала меня видеть. Перед тем как взяться за дверную ручку, я внутренне подобрался – это уже вошло у меня в привычку при общении с директором гимназии. Расслабляться – себе дороже.
– Помимо родительских собраний, на которые, если честно, мало кто приходит, мы проводим нечто вроде конференций. Приходят желающие из числа родителей, а также – журналисты. Пресса и телевидение. Мы отвечаем на вопросы, которые нам задают, то есть рекламируем нашу гимназию. Как, по-вашему, Сергей Юрьевич, наша гимназия заслуживает того, чтобы ее хвалили? На ваш свежий взгляд?
Вариант ответа мог быть только один.
– Конечно, заслуживает!
– Первая конференция в этом учебном году состоится в первое воскресенье октября…
– В воскресенье? – переспросил я, думая, что моя начальница оговорилась.
– Да, в воскресенье. – На меня посмотрели как на идиота. – Когда же еще мы можем рассчитывать на присутствие родителей? Родители наших учени-ков очень занятые люди. И учебный процесс не должен страдать, так что воскресенье – самый лучший день!
Я кивнул – понял, мол, больше вопросов не имею.
– Мне бы хотелось, Сергей Юрьевич, чтобы вы выступили на конференции с небольшой речью, минуты на полторы-две. Небольшой, но насыщенной, содержательной. Тема – преимущества обучения в нашей гимназии с точки зрения медицины. Вникаете?
– Если можно – то хотелось бы поподробнее…
– Подробности – ваше дело! – нахмурилась Эмилия Леонардовна. – Вы, надеюсь, не считаете, что я должна написать за вас вашу речь? Преимущества обучения в нашей гимназии с точки зрения медицины – разве я не ясно выразилась? По-моему, яснее некуда. Или вы просто не хотите приезжать на работу в выходной день?
Конечно, не хочу. Кому охота убивать свой законный выходной на какую-то дурацкую конференцию? Пресса и телевидение, говорите? Знаем мы эту прессу и телевидение – макулатурный листок районного значения и кабельное телевидение. И то – если снизойдут. А выходной, любимый, заслуженный выходной, накроется медным тазом.
Но, разумеется, сказал я совсем не то, что думал:
– Нет, почему же не хочу? Конечно, приеду, раз такое дело. И речь подготовлю…
– Возможно, вам придется отвечать на вопросы.
– Отвечу, нет проблем.
– Тогда у меня все. Постарайтесь выступить содержательно.
– Все будет в порядке! – заверил я, совершенно не представляя, какие преимущества с точки зрения здоровья дает обучение в «Пантеоне наук».
Находились бы мы за городом, можно было бы об уникальной экологии порассуждать, а тут, в треугольнике, образованном тремя оживленными магистралями, какая может быть экология? Одни выхлопные газы. Да, задала мне директор задачу.
Хотя… можно начать с питания. Мол, если где-то кормят как попало, то у нас тщательно проработанный рацион и уникальные, экологичски чистые продукты. Вот это пойдет первым номером. А вторым будут наши кабинеты – правильно подобранная мебель (с учетом роста и прочих особенностей малолетних организмов), освещенность, материалы, используемые при ремонте, и так далее. Такая вот блиц-лекция по гигиене школьников. То что надо.
Так, интересно, а что написано в моих должностных обязанностях? Что-то я не припоминаю, чтобы там было указано нечто подобное…
Папка с правилами и обязанностями лежала в верхнем ящике моего стола. Правильная привычка, сформировавшаяся еще во время работы в поликлинике, где часто приходилось напоминать администрации, что я обязан делать, а что – нет.
Эмилии Леонардовне, конечно, лучше не перечить, но хотя бы для себя стоит знать, напрягают меня по закону или нет.
Я достал папку, раскрыл ее и начал читать.
«Проводит детальный медицинский осмотр учащихся с занесением необходимых данных в личную карту ученика. Ведет наблюдение за физическим развитием и состоянием здоровья детей путем регулярных осмотров, взвешивания детей, измерения их роста…»
– Таня, а когда проводятся эти регулярные осмотры учеников?
– Они вообще не проводятся. Пока ученики в нас не нуждаются, мы их не беспокоим.
– Логично.
«Совместно с педагогами обеспечивает сохранение и укрепление здоровья учащихся, проводит мероприятия, способствующие их психофизическому развитию…»
Это чушь. Типичная «программная» белиберда. Пустопорожняя красивость.
«Оказывает лечебную помощь внезапно заболевшим в учреждении детям…»
Это я всегда готов. Священный долг врача.
«Ведет в установленном порядке документацию и отчетность…»
Ну, это святое. Хорошо хоть, что бумажек с гулькин нос, не то что в поликлинике. Я напряг память – что там ведется в обычной школе?
Папки с отчетностью по каждому классу…
Медицинская карта на каждого ребенка…
Журнал учета профилактических прививок…
Журнал учета инфекционных заболеваний…
Журнал регистрации амбулаторных больных…
Журнал учета санитарно-просветительной работы…
Книга для записей оценок санитарного состояния учреждений…
Журнал регистрации медицинской помощи, оказываемой на занятиях физкультуры и при спортивных мероприятиях («травматический»)…
Журнал медико-педагогического контроля за уроками физкультуры…
Ну, и длиннющие годовые отчеты, куда же без них?
«Осуществляет надзор за санитарным состоянием всех помещений гимназии, прежде всего пищеблока и за гигиеническим режимом…»
Слишком глобально написано – на деле я всего лишь снимаю пробу с обеда. Завтраками не интересуюсь, потому что ученикам начальных классов на завтрак дают «привозную» выпечку. Некому в гимназии по ночам булочки печь.
А, вот! «Проводит санитарно-просветительскую работу среди учеников, их родителей и сотрудников гимназии…»Можете быть спокойны, дорогой Сергей Юрьевич, напрягают-запрягают вас в рамках ваших должностных обязанностей. «При экстренной необходимости по приказу директора гимназии врач может привлекаться к работе в выходные и праздничные дни…» Как там говорят братья-украинцы? Бачили очи, що купували – тепер иште, хочь повилазьте. Как-то так.
Мои размышления прервала учительница биологии Усыченко, женщина предпенсионного возраста с вечной печатью скорби на простоватом лице. Такое выражение, в моем представлении, могут иметь королевы в изгнании, но никак не школьные учителя. Посмотришь на Усыченко, и жить не хочется, не то чтобы уроки учить.
– Здравствуйте, доктор, можно к вам?
Терпеть не могу дурацких вопросов. Видишь же, что я свободен, так чего спрашивать?
– Здравствуйте, Лариса Анатольевна, можно, конечно.
Подчеркнутое «Лариса Анатольевна» намекало на то, что и у меня есть имя с отчеством. Я ведь тоже могу сказать: «Проходите, учительница, садитесь». Что за странная манера обращаться к человеку по его профессии?
Апофеоз такого обращения – это слово «военный». Не «офицер», что еще как-то логично, а «военный». Несколько дней назад кассир в супермаркете кричала вслед майору: «Военный, вернитесь, вы сок забыли!» Умора!
Усыченко уселась на стул, поерзала, вздохнула, словно говоря: «Ну и неудобная у вас мебель», – и попросила измерить ей давление. Стул действительно был неудобным – объемистый зад Усыченко свисал с обеих сторон.
– Сто сорок на восемьдесят пять, Лариса Анатольевна.
– Прекрасно, просто прекрасно, доктор! У меня уже лет восемь не было таких цифр! Все за двести зашкаливало.
– Рад за вас.
– А знаете, почему?
Вопрос был не риторическим – он требовал ответа.
– Потому что вы правильно лечитесь, – ответил я.
Какие тут еще возможны варианты?
– Да, доктор, лечение должно быть правильным! – оживилась Лариса Анатольевна. – Если бы вы знали, сколько я перепила таблеток…
От подобных любительниц пустопорожних разговоров в поликлинике я отделывался мгновенно. «Извините, я очень занят» – и проникновенный взгляд. Срабатывало всегда – то ли говорил я убедительно, то ли взглядом гипнотизировал. Но здесь не поликлиника, а «лучшая частная гимназия Москвы», и потом, надо же налаживать отношения с коллегами по работе.
– Моя печень просто не выдерживала такой нагрузки! Капотен, верапамил, энап, атенолол, арифон, фуросемид…
– Вы принимали все это одновременно? – ужаснулся я.
– Нет… не совсем одновременно, но принимала, и не только это – большую часть таблеток я и не вспомню. И ничего мне не помогало…
Сейчас поделится заветным прабабкиным рецептом – пустырник заваривать или череду. А может, куски селедки к вискам прикладывать, есть ведь и такой рецепт.
Чего только нет! На пятом курсе мы развлекались тем, что придумывали самые невероятные «рецепты» и искали их в Интернете – есть ли такое на самом деле? Находилось все – вплоть до лечения экземы и псориаза повязками с калом. Все придумано для нас.
– А потом мне посоветовали профессора Неунывайко… Вы его, конечно, знаете – это светило международного уровня.
– Галактического, – хмыкнул я.
К профессору Неунывайко я когда-то чуть не устроился на работу. «Работа в крупной медицинской фирме студентам и пенсионерам. Индивидуальный график, высокий заработок» – привлекательное, надо сказать, объявление.
Офис «крупной медицинской фирмы» располагался у черта на куличках, на первом этаже жилого дома. Через дорогу шумел-бурлил рынок. Не самое пафосное место.
Внутри все было знакомым – типичный поликлинический интерьер. Светло-зеленый коридор, банкетки, двери в ряд… Самого профессора я, разумеется, не видел – набор вела какая-то женщина. Она рассказала, что работа заключается в «пропаганде достижений профессора Неунывайко». Проще говоря, мне предстояло сидеть в коридоре, вроде как в очереди в какой-нибудь кабинет, и рассказывать страждущим о том, как я благодаря профессору исцелился от множества заболеваний, включая сахарный диабет. Такса – четыре доллара в час.
Я отказался, решив, что лучше бегать по Москве курьером, чем заниматься подобной пропагандой.
– Можно сказать и так. – Лариса Анатольевна не заметила моей иронии или же сделала вид. – Он меня спас! На первом же приеме велел выбросить все таблетки…
Таня, к которой Лариса Анатольевна сидела спиной, посмотрела на меня и закатила глаза кверху – ну все, теперь не отвяжетесь!
– …и стал чистить мой организм…
Чистка – это модно, потому что всем понятно. Было плохо и грязно, почистили – стало хорошо. Это вам не действие бета-блокаторов и не бином Ньютона. Чистят нынче все – кишечник, сосуды, чакры и весь организм целиком. Мозги только прочистить некому.
– …клизмы с травами, очищение желчного пузыря, точечный массаж…
– Лариса Анатольевна, простите, но мне надо подготовить документацию для Эмилии Леонардовны. Давайте продолжим наш разговор в другой раз…
– Да-да, конечно, – согласилась Лариса Анатольевна, но с места не двинулась. – Я только покажу вам одну вещь. Вот это – мой спаситель…
Она подняла вверх правую руку и продемонстрировала нам с Таней браслет, туго обхватывающий ее запястье. Небольшие черные квадратики, гладкие, без дополнительного декора. Ничего особенного.
– Это шунгит! – пояснила Усыченко. – Целебный камень! Во времена Петра Первого шунгит имел при себе каждый, но потом постепенно о нем забыли. Сейчас, на наше счастье, вспомнили, но вы же понимаете, что все хорошее подделывается…
Я демонстративно посмотрел на наручные часы. Это куда выразительнее, чем смотреть на часы, висящие на стене.
– Не смею больше вас отвлекать, – Усыченко наконец-то соизволила встать, – но знайте, что если вам понадобится настоящий шунгит, то я могу его достать…
Вот оно что! А я-то думал, что ей просто пообщаться не с кем – все коллеги на уроках, а у нее окно. Правильно говорят: «Во всем непонятном ищи коммерческую подоплеку». Тетя Лариса захотела заработать…
– Скажу сразу – он мне не понадобится! – Тон мой был немного резковат, но я считаю, что лучше сразу расставить точки над «и». – Я не верю в подобные чудодейственные средства.
– Ах, когда я была так молода, как вы, я тоже в них не верила… – Лариса Анатольевна снисходительно посмотрела на меня и, не простившись, вышла.
– Обиделась, – констатировала Таня.
– Ну и черт с ней! – невежливо ответил я. – Лучше сразу обидеть, чем ежедневно слушать лекции о чудодейственных камнях.
– А моя мама как поверила двадцать лет назад в медный браслет, так его и не снимает. Говорит, что стоит снять, как сразу…
– Таня, и вы туда же?
– Молчу-молчу, Сергей Юрьевич! Но с Усыченко вы лучше не конфликтуйте, это такая змея…
– Видели мы и пострашнее.
Змеями меня не испугать – насмотрелся в поликлинике. Ну – змеи, ну – пошипят, ну – расскажут обо мне за глаза что-то гадкое. Меня это не волнует. Тем более что с директором гимназии отношения, если честно, складываются не самым лучшим образом и не исключено, что я здесь надолго не задержусь.
– Да, Эмилия Леонардовна и Надежда Борисовна будут пострашнее, – согласилась со мной Таня. – Но они – начальство, а эта – просто змея.
С минуту я осмысливал услышанное, а потом осторожно поинтересовался:
– Скажите, Таня, а нормальные люди, не змеи, в нашей гимназии работают?
– Конечно! – обрадовала меня Таня. – Мы с вами, Славик Ананичев…
– Это кто?
– Учитель физкультуры в младших классах. У него еще отчество редкое – Мефодиевич. Потом Филиппова, Казарян, Лиза Проскурникова… Да много у нас нормальных людей. Даже Марина Максимовна, хоть и секретарь директора…
– А что, директорскому секретарю положено быть стервой?
– Конечно, положено, – убежденно сказала Таня. – По должности. Вон у моей дочери в школе такая вредная секретутка, что дети боятся ее больше, чем директора.
– Ну, здешние дети, положим, никого не боятся, – улыбнулся я.
– Да, это их все боятся, – согласилась Таня. – Смотрю на некоторых и думаю – ну как так можно, а? Вчера Лиза Проскурникова жаловалась втихаря, что один третьеклассник постоянно плюется в нее на уроке.
– Прямо так и плюется?
– Да, причем постоянно. И ничего с ним не сделаешь – на замечания он не реагирует. Смеется, знает ведь, гаденыш, что ничего ему не будет. Если Лиза пожалуется начальству – ей же и достанется. У Эмилии на все один ответ: «Не можете найти общий язык с детьми, не можете обеспечить дисциплину – валите к чертям собачьим, у меня очередь из желающих работать!»
– А что преподает Лиза?
– Английский. Да вы ее видели…
– Видеть я всех видел, только еще не знаю, кто есть кто.
– На Лизу вы точно обратили внимание. На нее все мужчины сразу обращают внимание – у нее такие большие глаза и бюст тоже…
– Прекрасная рекомендация! – рассмеялся я. – «Большие глаза и бюст тоже»! Да не смущайтесь вы, я шучу.
– Нет, ну кому что нравится… – Таня все же смутилась. – Может, вам такие, как Марина Максимовна, больше по душе. Вкусы же разные…
– А Марина Максимовна тоже педагог? – спросил я, желая сменить тему.
– Нет, она какой-то там дизайнер. Но на это сейчас не проживешь – дизайнеров развелось много, конкуренция там, говорят, бешеная, вот она и работает у Эмилии Леонардовны. Здесь зарплаты у всех хорошие, даже у уборщиц. А Марина Максимовна пришла к Эмилии Леонардовне свои дизайнерские услуги предлагать и так ей понравилась, что попала в секретари. До нее там такой гламурный мальчик работал. Пытался соблазнять всех, кто моложе сорока. Гламур, амур и прочие удовольствия. Ну, пока он комплименты отпускал налево и направо, все было ничего, но как-то раз Эмилия Леонардовна вернулась вечером с полпути – папку какую-то забыла в кабинете – и застукала его вместе с одной из учительниц. В самый интересный момент, представляете? Дома им, видите ли, негде было – мальчик с мамой жил, а учительница с мужем. Ясное дело – обоих тут же и уволили. Чтобы не пятнали репутацию гимназии…
Между двух огней
Детям свойственно шалить, бегать, прыгать, пихаться, толкаться и все такое прочее. Когда шалость имеет последствия, детей приводят ко мне. Иногда даже, приносят.
Ученик шестого «Б» Кованев толкнул своего одноклассника Термышева так, что тот упал и ушиб локоть об пол.
Локоть немного болел, но движения в суставе ограничены не были. Я не нашел у Термышева ничего страшного (хорошо, что он не ударился головой, а то ведь пришлось бы его госпитализировать), но тем не менее порекомендовал ему сделать рентген, выдал направление с диагнозом «ушиб локтя» и на неделю освободил от письменных занятий. Проглотив таблетку анальгетика, Термышев пошел учиться дальше.
Утром следующего дня я имел счастье познакомиться с матерью Термышева. «Счастье» – это слишком мягко сказано.
Она ждала меня у дверей кабинета. Вся такая тоненькая, высокая, красивая, холеная и на взводе. Каблуки-шпильки отбивают что-то вроде «Полета валькирий». Брови грозно сдвинуты, в глазах ярость. Одета в черное – черная кожаная куртка, черный свитер, черные джинсы, черные сапоги. И сумка черная. Ниндзя.
Читать бесплатно другие книги:
