Германия: самоликвидация Саррацин Тило
Федеральная служба статистики имеет также варианты, пересчитанные на возможно более высокий приток приезжих — ежегодно в 200 тыс. человек. Здесь они не приведены, поскольку больший приток, чем предполагаемые 100 тыс., был бы совершенно точно не полезен. Наряду с этим Федеральная служба статистики провела также «модельные расчёты» для нулевой иммиграции и для нового подъёма рождаемости до 2,1 ребёнка на женщину (табл. 8.6). Этим модельным расчётам не присваивается значение прогноза, поскольку они кажутся, пожалуй, слишком нереалистичными. Правда, они позволяют сделать интересные выводы, как показывает сравнение их контрольных значений с базисным прогнозом.
Таблица 8.6
Сравнительная характеристика показателей базис-прогнозов и модельных расчётов
Источник: Satistisches Bundesamt: Schtzwerte der 12. koordinierten Bevlkerungsberechnung. Alle Daten unter www.destatis.de
Ухудшение структуры населения и растущее социальное бремя выражаются лучше всего в подъёме коэффициента старости (люди старше 65 лет в отношении к населению в трудоспособном возрасте). Этот подъём удваивается от нынешнего высокого показателя в 33,7 до 67,4 %, тогда как разгрузка по коэффициенту молодости за счёт падения рождаемости уже исчерпана (рис. 8.1).
Интересно, что в этих соотношениях мало что изменится, если установить баланс миграции на ноль. Правда, тогда в 2060 г. в Германии будет жить ещё на 6,5 млн человек меньше, но коэффициенты нагрузки едва ли изменятся. По сравнению с вариантом, в котором миграция присутствует, коэффициент молодости слегка падает — с 30,9 до 30,6 %. Но коэффициент старости повышается тоже всего лишь с 67,4 до 72,9 %. Можно сказать, что в 2060 г. от этого уже мало что будет зависеть. Итак, миграция улучшит будущую структуру населения несущественно или соответственно не сможет остановить вызванное падением рождаемости неотвратимо надвигающееся на Германию мощное структурное ухудшение. Модельный расчёт показывает это совершенно отчётливо. Но культурные, финансовые и моральные нагрузки дальнейшей миграции из стран Африки, Ближнего и Среднего Востока (индийцы и китайцы не приедут) будут иметь тем больший вес.
Подлинным и единственным рычагом для улучшения структуры населения остаётся повышение коэффициента рождаемости по возможности до уровня сохранения имеющейся численности. Это показывает второй модельный расчёт. Было бы наверняка нереалистично надеяться, что немцы за несколько лет изменят свой менталитет и доля бездетных и бессемейных снова опустится на уровень 1960-х гг. Но что так уж сильно отличает нас от американцев и французов, чтобы такое было совершенно невозможно? Допустим, что это удалось, тогда нас ещё некоторое время сопровождало бы бремя старости, но структуры изменились бы уже через несколько десятилетий: подъём коэффициента рождаемости до 2,1 означал бы, что коэффициент старости к 2050 г. поднялся бы вместо 67,4 % «всего лишь» до 53,5 %. Правда, коэффициент молодости 2060 г. находился бы на уровне 48,2 % вместо 30,9 %, и тем самым на долгое время был бы снова достигнут нормальный уровень. Нагрузки ради молодёжи берёшь на себя легче и охотнее, ведь они направлены в будущее, а не в прошлое, как, например, при обеспечении стариков в домах престарелых. В 2060 г. число детей и подростков было бы чуть ли не в два раза больше, чем в базисном прогнозе. Такой поворот демографического тренда придал бы значительные импульсы роста во всех областях.
Год рождения женщины 1850 1860 1870 1880 1890 1900 1910 1920 1930 1940 1950 1960 1970 1980
Год рождения ребёнка
Источник:. Birg H. Die demographische Zeitenwende. Der Bevolkerungsruckgang i Deutschland und Europa, 4. Auflage Munchen, 2005; актуализировано им же и Рейнхардом Лоосом с данными Федеральной службы статистики. CFR (групповой коэффициент фертильности) для годов рождения с 1962 по 1974 г., приводится по приблизительным подсчётам.
Рис. 8.1. Долгосрочная динамика коэффициента рождаемости в Германии за период с 1890 по 2010 г.
Однако почему необходимо, чтобы было именно так? Ведь нет никакого рационального обоснования для того, почему индивидуумы, семьи, племена, народы вообще должны размножаться. Народы гибнут не только от голода, болезней, завоевания или геноцида. Они могут умирать тихо. И кому от этого хуже? На их место придут другие племена и народы. Каждый сам должен решать для себя, считает ли он важным иметь потомство, чтобы его семья разрасталась и дальше, а его народ имел будущее в своём культурном и физическом своеобразии.
В истории человечества «тихий» закат народов и племён вследствие недостаточной фертильности отнюдь не редкость{466}. Если у кого-то нет интереса к собственному потомству, то это его личное дело, равно как и его сексуальные предпочтения, вкус в области искусства и вероисповедание. Но остаётся интересным научно и социологически вопрос, почему определённый народ в более высокой степени, чем другие, отвергает размножение. Для живущих в любом случае интересно, как сложится жизнь в мире после того, как их не станет.
Феномен перехода из традиционного общества с высокой смертностью и высокой рождаемостью к развитому индустриальному государству с низкой смертностью и низкой рождаемостью сегодня достаточно исследован и объяснён. Он возникает в мире повсюду, где экономика продолжительное время развивается благоприятно. Повсеместно признанными и объясняющими факторами являются.
• стремление к повышению и обеспечению стандарта жизни;
• многообразие различных жизненных проектов в современном мире, которые как раз и конкурируют с семьёй и детьми;
• отделение обеспечения в старости от потомства;
• то обстоятельство, что дети из фактора дохода и обеспечения в будущем становятся фактором расходов;
• эмансипация и трудовая деятельность женщин;
• отпугивающие принуждения традиционного образа семьи;
• падение религиозной ориентации и тем самым падающий интерес к посмертному существованию.
Всё это делает понятным желание иметь не слишком много детей или полный отказ от собственной семьи, но не объясняет, почему во Франции или в США, а также и в североевропейских странах коэффициент рождаемости существенно выше, чем у нас.
Часто предполагают, что маленькая рождаемость объясняется трендом к семье с одним ребёнком. Это неверно. У женщин в Германии, если они вообще имеют детей, распределение по величине семьи достаточно стабильное. Доминирует семья с двумя детьми, и в среднем женщины с детьми имеют около 2,2 ребёнка. Решающим фактором является растущая доля пожизненно бездетных женщин: у рождённых в 1940 г. 10,6 % женщин были пожизненно бездетными, в 1965 г. их было уже свыше 30 %, и эта доля, кажется, продолжает расти в последующих годах рождения{467}. Также различие в немецком и французском коэффициенте рождаемости можно объяснить различными долями пожизненно бездетных женщин.
Вступая в дискуссию по демографии, имеешь дело прежде всего, с двумя группами спорящих. Одни спрашивают: «В чём вообще заключается проблема?» Это представители газетного отдела культуры и сторонники «мультикульти», которые мечтают о транснациональном будущем человечества и втайне скорбят, что вообще родились немцами. Другие говорят: «Ничего не поделаешь, поэтому и сожалеть об этом не стоит». Это большинство политиков во всех партиях, которые предпочитают тревожиться о том, что через 100 лет температура на планете поднимется на 2–4 градуса, а не о том, что число немцев к тому же самому времени упадёт на 80 %. Последним можно сказать, что повлиять на немецкий коэффициент рождаемости в любом случае легче, чем на среднюю температуру планеты. Кто расписался в своём бессилии по отношению к коэффициенту рождаемости, тому не стоит хлопотать о мировой температуре. Первым следует сказать: кто не придаёт значения обстоятельству, что есть немецкий язык и немецкая культура, тому безразлично, будут ли в будущем люди, которые станут носителями этого языка и культуры. В остальном поборники «мультикультуры» заблуждаются, поскольку транснациональному мировому сообществу никогда не бывать. Пока существует человечество, оно будет делиться на государства и народы, говорить на разных языках и придерживаться разных обычаев.
Что же ожидает Германию, если немецкий народ тихо угаснет? Будут ли здесь тогда говорить преимущественно по-турецки или по-арабски, а может, даже и по-французски или по-польски, если эти народы лучше нас решат свои проблемы?
Целесообразно будет свести проблематику демографического развития Германии к пяти пунктам.
1. Первая основная демографическая нагрузка состоит в сдвиге соотношения между людьми в трудоспособном возрасте и людьми по ту сторону трудоспособного возраста. В 2005 г. в Германии на одного пенсионера приходилось по два трудоспособных гражданина, однако в 2050 г. это соотношение будет 1:1.
2. Вторая основная демографическая нагрузка состоит в старении трудоспособных граждан: 30 % из них в 2050 г. будут в возрасте самое меньшее 55 лет и только 20 % в возрасте между 25 и 35 годами. Это само по себе уже понижает производительность и инновационную силу общества (см. табл. в приложении).
3. Третья основная демографическая нагрузка состоит в сокращении численности населения от поколения к поколению. В продолжительной перспективе совершенно невозможно представить себе государство, если число рождений в каждом поколении падает на 36 %, а в трёх поколениях соответственно на 74 %. А ведь это логическое следствие нынешнего немецкого нетто-коэффициента воспроизводства в 0,64.
4. Четвёртая основная демографическая нагрузка состоит в различной фертильности образованных и необразованных слоёв. Это уже через несколько поколений серьёзно скажется на интеллектуальном потенциале общества.
5. Пятая основная демографическая нагрузка состоит в нарастании доли людей с мусульманской миграционной историей в населении в целом, частично по причине иммиграции, частично по причине более высокой фертильности. Неблагоприятно действует, кроме того, культурная чужеродность этих мигрантов и их преимущественно малограмотное происхождение, которое сказывается в соответственно плохом образовании. Тем самым пятая основная нагрузка обостряет проблематику четвёртой основной нагрузки.
Эти пять демографических основных нагрузок имеют свои последствия, а именно:
• четвёртая и пятая нагрузки вызовут сдвиг структуры населения в сторону необразованных слоёв, которые шагают в ногу с меньшей заинтересованностью в приобретении знаний, равно как и с меньшей способностью их приобретать;
• по нормальному Гауссову распределению интеллекта следует, что каждое незначительное падение среднего интеллекта связано с сокращением (выше среднего) доли высокоодарённых людей, потому что нисходящая правая часть кривой нормального распределения как бы сдвинута влево. Этот эффект имеет и обратное действие: потомки восточноевропейских евреев со средним IQ 115 долгое время преобладали в интеллектуальных профессиях и кругах вплоть до лауреатов Нобелевской премии;
• комбинация из малого числа людей в трудоспособном возрасте, растущего среднего возраста, падающего среднего интеллекта, равно как и растущего отдаления от образования и культуры, наносит суммарный ущерб будущему интеллектуальному потенциалу Германии.
Но необходимое дальнейшее наращивание образовательных усилий лишь ограниченно может противодействовать сдвигам основной нагрузки, вызванным демографическими причинами, поскольку:
1. Одарённость и высокая одарённость всячески поощряются уже сегодня.
Тут уже мало что можно наверстать.
2. Система образования, к сожалению, имеет тенденцию снижения уровня и требований, если успеваемость основного большинства отстаёт.
Это привело к колоссальному различию уровня абитуриентов в Германии.
3. Возможно, наблюдаемые по всему миру различия в PISA частично объяснимы разной способностью кучёбеуразных популяций.
Это значит, что они являются не только выражением различной продуктивности системы образования, но и различного распределения интеллекта по регионам и различной малограмотности. Это объясняло бы, почему три немецких города-государства с их высокой долей мигрантов и зависимого от трансфертных выплат населения, несмотря на более высокие образовательные расходы на душу населения, показали себя в тестах намного хуже относительно среднего балла по федеральным землям, в частности южнонемецким.
4. В ходе будущего демографического развития потенциал качественно хороших учителей будет падать в той мере, в какой растёт конкурентное давление других профессий за лучшие и количественно редеющие головы.
Количество и качество
С точки зрения эволюции человек развивается из низших видов и его развитие, как и развитие других млекопитающих, никогда не закончится. Люди, подобно всем живым существам, оснащены различными свойствами, закреплёнными в наследственности. Это не означает, что все свойства наследуемы; некоторые, как цвет волос и глаз, наследуются полностью, другие, как темперамент, умственные способности, особые таланты, наследственные заболевания, лишь частично, а в остальном они обусловлены окружающей средой.
В 2009 г. отмечали 200 лет со дня рождения Чарльза Дарвина. Празднование этой даты по всему миру показало, что дарвиновская эволюционная теория больше не имеет серьёзных научных противников. Её продолжают отвергать христианские фундаменталисты в США и мусульмане во многих частях мира. Мусульманские студенты в Голландии отвергают эволюционную теорию почти без исключения, а также её отвергают 75 % турок, 86 % пакистанцев и 92 % египтян{468}.
Через 12 лет после своего новаторского труда «Возникновение видов» Чарльз Дарвин опубликовал «Происхождение человека». Он применил эволюционную теорию во всей полноте наблюдений к развитию человека. Дарвин подчеркнул впечатляющее сходство человеческих рас, что говорит о лёгкости их перемешивания, и большое различие индивидуумов внутри рас и племён{469}. Но Дарвин показал и то, что разница в условиях жизни посредством естественного отбора вызывает различные проявления, например, в цвете кожи, строении тела, подверженности болезням при определённых климатических условиях и неодинаковое развитие органов чувств{470}.
Дарвин подробно высказывался о больших различиях в умственной одарённости и о наследовании этих различий. В этой области человек также не отличается от высших животных, в особенности приматов:
«Всем свойственны одни и те же чувства, зрительные восприятия и ощущения, — они подвержены схожим страстям, склонностям и душевным движениям; даже самые сложные, такие как ревность, подозрительность, честолюбие, благодарность, великодушие, мы встречаем у тех и у других; они пытаются обманывать и знают месть; иногда они чувствительны к смешному и даже выказывают чувство юмора; они испытывают удивление и любопытство; они обладают теми же способностями: подражание, внимательность, размышление, сравнение и выбор, память, фантазия, идейные ассоциации и разум, хотя и в различных градациях. Индивидуумы одной породы разнятся по интеллекту между абсолютной тупостью и высшей остротой»{471}.
То же справедливо и для людей: «Вариабельность или различие умственных способностей, настолько очевидны, что не заслуживают обсуждения». И точно так же, как в мире высших животных, эти различия наследуются: «Так, например, бесспорны наследственная передача умственных способностей у наших собак, лошадей и других домашних животных. Кроме специальных склонностей и навыков, наверняка наследуются общий интеллект, храбрость, злобный или добрый темперамент и т. п. У людей мы наблюдаем похожее почти в каждой семье. С другой стороны, также известно, что безумие и душевные болезни равным образом характерны для всей семьи»{472}. Во время написания своего труда «Происхождение человека» Дарвин не знал результатов исследований Грегора Менделя о законах наследования признаков{473}, которые очень хорошо согласуются с эволюционной теорией.
Умственные способности также подчиняются законам Менделя. Как уже было показано в главах 3 и 6, по актуальному состоянию науки можно считать доказанным, что человеческий интеллект на 50–80 % наследуется.
В то время как наследование цвета глаз и волос ни для кого не представляет проблему и большинством также признаются наследственные компоненты в темпераменте и характере, наследование умственных способностей многими воспринимается с трудом. Верно, что, говоря о наследовании умственного потенциала, нельзя пренебрегать и колоссальной гибкостью человеческого разума. Верно также, что человеческое развитие вытекает из культурной эволюции, которая осуществляется через умственные задатки человека. Только переданное и заново наследуемое индивидуумом знание делает возможными человеческую цивилизацию и общество{474}. Если бы интеллект не наследовался, умственные способности живых существ не могли бы расти путём естественного отбора. По словам Дарвина: «Утверждение, не основанное ни на каком прямом доказательстве, что ни одно животное с течением времени не развивало свой интеллект или другие умственные способности, означало бы вообще отрицательный ответ на вопрос о развитии видов. Мы видели, что, по Лартету[69] живущие ныне млекопитающие различных видов имеют мозг более крупный, чем их предки третичного периода»{475}.
Дарвиновская теория эволюции, законы Менделя{476} и эмпирические факты наследования умственных способностей, в том числе и человеческого интеллекта, вместе образуют здание эмпирически-логической мысли, против которой ничего не возразишь, если претендуешь на научную серьёзность.
Непрерывное развитие человеческих умственных способностей последовало в силу естественного отбора, в котором совершенствовались также социальные инстинкты и развивался язык{477}. Подстёгнутая этим более высокая кооперационная способность человека определила его растущее превосходство, причём в естественном отборе играли роль различия в фертильности и способности к выживанию. Человек вступал в нарастающую конкуренцию не только с животными, но и с себе подобными. Племена и народы с более низкой фертильностью либо с меньшим коэффициентом выживаемости вытеснялись или растворялись в других. При этом цивилизованные народы постепенно сужали пространство природных народов, которые Дарвин называл «дикими».
Дарвин подробно рассмотрел влияние цивилизации на естественный отбор и констатировал: «Мы должны поэтому примириться с несомненно отрицательными следствиями сохранения и размножения слабых»{478}. Он упоминает обеспокоенность Грега и Френсиса Гальтонов, «а именно тот факт, что неимущие и легкомысленные, которые достаточно часто бывают влекомы вниз пороками всех видов, почти без исключения рано женятся и выходят замуж, тогда как ответственные и умеренные, которые и в других отношениях живут добросовестно, женятся в предписанном возрасте, чтобы жить потом со своими детьми без забот. Преждевременно вступившие в брак порождают в течение известного периода не только большее число поколений, но ещё и производят, как показал Дункан, гораздо больше детей. Так легкомысленные, падшие и порочные члены человечества склонны к тому, чтобы размножаться быстрее, чем совестливые, обладающие чувством долга люди»{479}. Если такие классы «размножаются быстрее, чем лучшие классы, то народ деградирует, как уже не раз показывала история. Мы должны подумать о том, что прогресс вовсе не является необратимым законом». Прогресс нации для Дарвина находится в тесной связи «с размножением интеллектуально и морально высокоодарённых людей и с повышением общего уровня»{480}.
Дарвин выявляет опасности цивилизации, но при этом замечает, полный надежды: «Тем не менее со временем внутри той же общности более интеллектуальные члены будут успешнее, чем малоодарённые, и оставят более многочисленное потомство, и это тоже форма естественного отбора»{481}. Позднее он, правда, высказывался более пессимистично. Альфред Руссель Уоллес, который разрабатывал теорию эволюции параллельно с Дарвином и независимо от него, сообщал об одном из своих последних разговоров с ним: Дарвин «высказывался о будущем человечества очень мрачно на том основании, что в нашей современной цивилизации естественному отбору нет места. Общеизвестно, что наше население обновляется в каждом поколении в большей степени из низших, чем из среднего и высших классов»{482}.
Вопрос, могут ли демографические эффекты привести к дисгеническим, то есть связанным с дурной наследственностью, последствиям, интенсивно исследовался и обсуждался в последней трети XIX в. и в первой половине ХХ в. Британский биолог Джулиан Хаксли интегрировал теорию Дарвина в генетику Менделя{483} и анализировал дисгенические последствия низкой — ниже среднего уровня — фертильности образованных слоёв{484}. Во второй половине ХХ в. происходило всё больше нападок на эту тему. Эти атаки были, в конечном счёте, выражением оценок, отвергавших известные вопросы как недопустимые. Но они не были эмпирически обоснованными. Тот эмпирический факт, что интеллект так же, как многие другие человеческие свойства, имеет сильную наследственную компоненту, сегодня на деле неопровержим{485}. Тем самым в принципе не может оспариваться возможность того, что сдвиги в структуре населения имеют дисгенические последствия.
В обществах с особенно низкой рождаемостью образованных слоёв, как в Германии, взаимосвязь дисгенических последствий имеет высокую практическую релевантность. Тут следует принять во внимание предостережение Дарвина: «Мы должны подумать о том, что прогресс вовсе не является необратимым законом». Качественные сдвиги в динамике рождаемости в Германии и их долгосрочные последствия, а именно:
• относительный прирост необразованных автохтонных слоёв;
• прирост доли малограмотных мигрантов;
• сильное сокращение потомства образованных слоёв;
• гомогамный выбор партнёров в образованных слоях, влияют так, что доля, как и число, более интеллигентных членов немецкого общества будет сокращаться, тогда как доля людей с интеллектом ниже среднего, по нынешним меркам, будет расти.
Образец генеративного поведения в Германии с середины 1960-х гг. — не дарвиновский естественный отбор в смысле выживания наиболее приспособленных, а культурно обусловленный, управляемый самими людьми выбор, который абсолютно и относительно в высоком темпе уменьшает единственный возобновляемый ресурс, имеющийся в распоряжении Германии, а именно: интеллект. Ведь редких земель и металлов, необходимых, например, для современной аккумуляторной техники, в Германии и Европе больше нет. Единственная валюта, которой мы можем расплачиваться за них на мировых рынках, это продукты нашего интеллекта.
Лео Апотекер, бывший представитель правления концерна программных продуктов SAP, заметил в 2009 г. по поводу перспектив Германии:
«Не хватает инженеров, все гоняются за парой немецких инженеров. Если так дело пойдёт и дальше, мы получим здесь проблему. В Индии и Китае, напротив, каждый год из университетов выходят около 700 тыс. инженеров. Поиск талантов — это самый большой вызов после мирового кризиса. Мы должны позаботиться о том, чтобы наши инженеры были образованы лучше всех в мире, а наша инфраструктура была превосходной. Другие наступают нам на пятки. Итак, мы должны быть всё лучше, альтернативы этому нет»{486}.
Это невозможно будет сделать без решительного поворота в демографическом развитии.
Социальный слой
Развитие населения представляет собой не просто рост или сокращение численности и соответственно старение либо омоложение. В гораздо большей степени меняется состав населения, а это в свою очередь меняет культурно передаваемые, а также генетические свойства, если различные части населения размножаются с разной интенсивностью. Сюда добавляются воздействия миграции на состав населения. Эти темы наталкиваются на примечательное отсутствие интереса к демографическим исследованиям. Изучают всё что угодно, но только не последствия разной фертильности в зависимости от происхождения и социального расслоения{487}. Притом что этот вопрос важнее, чем какие-нибудь тонкости в динамике собранных цифр по рождаемости.
В Германии можно наблюдать, что нетто-коэффициент воспроизводства необразованных слоёв либо нижнего слоя лежит выше национального среднего значения, а нетто-коэффициент образованных слоёв или среднего и верхнего слоёв, напротив, лежит ниже. Отчётливо выше среднего лежит и нетто-коэффициент воспроизводства мусульманских мигрантов. Они принадлежат в Германии по большей части к необразованному либо к нижнему слою.
В микропереписи 2008 г. Федеральная служба статистики учитывала число детей по году рождения матерей и по уровню их образования{488}. Для тех годов рождения, фертильная фаза которых закончилась, можно вывести из этих данных коэффициент рождаемости по коэффициенту рождаемости за всю жизнь, а также нетто-коэффициент воспроизводства в зависимости от уровня образования. Для группы родившихся в 1964–1968 гг. можно получить из этих данных следующие окончательные цифры{489}:
низкий уровень образования — 1,86 ребёнка на женщину;
средний уровень образования — 1,45 ребёнка на женщину;
высокий уровень образования — 1,26 ребёнка на женщину.
Если предположить в фертильном поведении стабильность в нескольких поколениях, то доли общего числа рождений распределяются так, как показано в табл. 8.7: всего лишь через три поколения доля населения нижней группы удваивается, а через четыре поколения доля верхней группы уменьшается наполовину. Итак, отклонения в коэффициентах рождаемости очень быстро ведут к изменениям в структуре населения. Эта механика всегда действует в тех случаях, когда нетто-коэффициенты воспроизводства различны, и в разной мере в зависимости от степени различия.
Таблица 8.7
Модельный расчёт обусловленности показателя рождаемости уровнем образования
Источник: Satistisches Bundesamt: Schtzwerte der 12. koordinierten Bevlkerungsberechnung. Alle Daten unter www.destatis.de
Можно нормировать эти данные дополнительно при помощи IQ разных групп: если допустить, что в исходном положении средний IQ всех групп был равен 100, а IQ для группы с высоким уровнем образования был равен 120, то для группы со средним уровнем образования IQ будет 96, а для группы с низким уровнем — 85. Сдвиг доли населения между группами вызывает такие последствия, что средний IQ населения в каждом поколении падает на целый пункт и через четыре поколения уже равен 95. По тому же принципу, только в другом направлении, столетиями совершался подъём IQ у восточноевропейских евреев. В этом развитии тоже ничего не меняется, если допустить, что между группами совершается обмен, как это постоянно и происходит на самом деле: более умным и более толковым удаётся подняться вверх из состояния низкого образования и нижнего слоя, зато другие — опускаются. Этот факт гораздо больше способствует тому, что в тенденции нехватка одарённост концентрируется внизу, а одарённость скапливается наверху.
Проблематика кроется в нетто-коэффициенте воспроизводства, различающемся от слоя к слою. Это поневоле приводит к тому, что доля менее толковых и менее интеллектуальных от поколения к поколению повышается, покуда группы имеют различную фертильность в зависимости от социального положения. Анализ мог бы быть другим лишь в том случае, если исходить из положения, что вообще нет взаимосвязи между унаследованными способностями, с одной стороны, и уровнем образования и социальным положением — с другой. Но этого, пожалуй, никто не станет утверждать. Даже если взаимосвязь выражается слабо, в соединении с различной фертильностью разных слоёв она действует селективно.
В сегментировании Федеральной службы статистики «высокий» уровень образования означает диплом университета, специального вуза или учебного заведения, которое готовит техников и мастеров. Проблематика только обостряется, если рассматривать отдельной графой одни лишь университетские и вузовские дипломы. Здесь доля бездетных женщин в возрастной группе 40–45 лет составляет уже 40 %{490}. В этой группе в последние десятилетия бездетность увеличилась заметнее всего. Правда, в бездетности выше среднего уровня у выпускниц вузов в целом нет ничего нового, однако вес феномена возрастает из-за двойного действия растущей доли женщин с университетским дипломом и растущей доли бездетных среди них.
Ещё острее, чем у женщин с университетским дипломом, обстоит дело у научных работников: не имеют детей 73 % работающих в научно-педагогическом составе средней категории в университетах в возрастной группе от 22 до 44 лет, среди женщин таких даже 75 %. Особенно мало детей имеют пары, в которых оба — научные работники. Из женщин-профессоров дети есть только у одной трети{491}.
Даже если только малая часть человеческого интеллекта передаётся по наследству — а нет научно обоснованных сомнений в том, что доля наследственности в интеллекте составляет как минимум 50 %, — фертильность ниже среднего уровня у самых интеллектуальных женщин (которая к тому же идёт в ногу с фертильностью ниже среднего уровня у самых интеллектуальных мужчин вследствие гомогамного выбора партнёров) поневоле ведёт к понижению среднего наследуемого интеллекта. Такой процесс осуществляется, разумеется, постепенно и потому с лёгкостью недооценивается, но постепенным было и развитие видов — от амёбы до человека.
В целом для Германии эмпирически доказано, что фертильность людей тем выше, чем ниже уровень образования, социоэкономический статус, доходы и — в причинной взамосвязи с тремя этими пунктами — интеллект. С этими дисгеническими воздействиями приходится сталкиваться всем индустриальным обществам{492}. Воздействия, правда, тем значительнее, чем дальше друг от друга расходятся коэффициенты рождаемости разных слоёв и чем меньшее компенсирующее действие на основе своей структуры оказывает миграция, если она есть.
Миграция
Миграция оказывает влияние на демографию в основном через два канала: через непосредственное воздействие притока и оттока населения и через рождаемость мигрантов и их потомства. Германия могла отложить остроту проблемы падения рождаемости на несколько десятилетий ещё и потому, что несколько волн мигрантов чередовались, сменяя друг друга: в 1960-е и 1970-е гг. приезжали гастарбайтеры и затем привозили свои семьи, в 1980-е и 1990-е гг. потянулись переселенцы из Советского Союза, а также из Польши и Румынии, в начале 1980-х и особенно в 1990-е гг. приехали беженцы войн и люди, претендующие на политическое убежище, так называемые азюланты.
У молодого поколения уже 40 % рождаемости приходится на женщин с миграционной историей, среди них, в свою очередь, треть женщин с миграционной историей Ближнего и Среднего Востока, а также Африки. Эти женщины составляют 6,5 % в возрастной группе от 15 до 35 лет, но на них приходится 13,5 % рождаемости в этой группе, то есть разница более чем двойная. Женщины с другой миграционной историей составляют 18,6 % этой возрастной группы, и на них приходится 26,3 % рождаемости. Доля женщин без миграционной истории составляет соответственно 74,9 %, но их доля в рождаемости — лишь 60,2 % (табл. 8.8).
Доля женщин с мусульманской или африканской миграционной историей стремительно растёт в младшей возрастной группе, и ещё сильнее растёт их доля в рождаемости. Интересно, что доля рождаемости в отношении к доле населения у более молодых не падает, а, наоборот, возрастает. Правда, в группе женщин с турецкой миграционной историей можно наблюдать, что число родов у более молодых женщин, рождённых уже в Германии, ниже, однако это с лихвой компенсируется за счёт «импорт-эффекта» брачных партнёров, приезжающих для воссоединения семей.
Таблица 8.8
Показатели рождаемости у населения с миграционной историей (выходцев из стран Ближнего, Среднего Востока и Африки, %)
Источник: Statistisches Bundesamt: Mikrozensus 2008. Neue Daten zur Kinderlosigkeit in Deutschland. Wiesbaden 2009 и собственные расчёты.
Насколько колоссальна динамика, развиваемая за счёт комбинации из высокого коэффициента рождаемости и дальнейшего притока, можно измерить по тому, что доля мусульманских/африканских мигрантов в возрастной группе от 15 до 35 лет представлена в три с половиной раза выше, чем в возрастной группе от 50 до 75 лет, а у детей этой группы даже вчетверо выше. Умеренный приток в 100 тыс. мигрантов в год означает за одно поколение 3 млн мигрантов, половина из которых женщины. Представим теперь, что в среднем у приезжающих мигрантов и уже живущих в Германии женщин с миграционной историей нетто-коэффициент воспроизводства равен единице, но у остальных женщин в Германии он равен 0,65, и из этого расхождения в череде поколений получается принципиальный сдвиг доли населения (табл. 8.9).
В таблице речь идёт — и это следует подчеркнуть — о модельном расчёте, а не о прогнозе. Поскольку нет научно достоверного метода предсказания фертильного поведения и иммиграции на несколько десятилетий вперёд. Модельный расчёт подтверждает в тенденции высказывание Фурала Огера, что в Германии 2100 г. будет 35 млн турок и приблизительно 20 млн немцев. Тот, кому это динамичное изменение долей покажется неправдоподобным, пусть оглянется на 1980 г. или на 1965 г.: уже наступившие с тех пор изменения долей в структуре населения в точности сопоставимы в их динамике. Нижеприведённый модельный расчёт есть не что иное, как математически неотвратимое следствие трёх допущений: ежегодный приток равен 100 тыс. человек, нетто-коэффициент воспроизводства мигрантов из стран Ближнего и Среднего Востока, а также из Африки равен 1, и среднеарифметической нетто-коэффициент воспроизводства остального населения равен 0,65.
Таблица 8.9
Модельный расчёт динамики доли населения — выходцев из стран Ближнего, Среднего Востока и Африки (%)
Источник: Statistisches Bundesamt: Mikrozensus 2008. Neue Daten zur Kinderlosigkeit in Deutschland. Wiesbaden 2009 и собственные расчёты.
Если принять другие допущения — например, что приток составит более 100 тыс. человек в год, а часть молодых немцев уедет из страны и что разница нетто-коэффициентов воспроизводства будет ещё большей, — тогда относительный сдвиг будет ещё резче. В модельном расчёте рассматривается иммиграция исключительно из Ближнего и Среднего Востока, а также из Африки, ибо реалистично только это, потому что Германия по уже приведённым ранее причинам не является привлекательной для других групп иммигрантов. Смело в своём оптимизме, а в оценке порядка величин, скорее, осторожно то допущение, что иммиграция ограничится 100 тыс. человек в год. Если она окажется больше, как полагают многие, то вышеприведённый модельный расчёт может оказаться слишком наивным.
То, что автохтонные немцы в течение короткого времени станут меньшинством в преимущественно мусульманской стране со смешанным, в основном турецким, арабским и африканским населением, было бы логичным и неизбежным следствием того обстоятельства, что мы как народ и общество слишком вялы и инертны, чтобы позаботиться об уровне рождаемости, которое сохранило бы нашу численность хотя бы на имеющемся уровне, гарантирующем наше будущее, и что мы как бы делегируем эту задачу мигрантам. Иной циник мог бы аргументировать: мигранты ведь могут выполнять любую низкую работу, которую многие немцы исполняют неохотно, — например, производство на свет и воспитание детей. Кстати, поток мигрантов вызывает падение зарплаты, поскольку они вступают в конкуренцию с немецким нижним слоем. Немецкий средний и верхний слои, напротив, живут комфортабельно, бездетно или малодетно в своих загородных виллах и элегантных квартирах старинной постройки. Они даже не замечают, что страна вследствие демографического развития изменилась до неузнаваемости, что ей грозит отказ от самой себя — и это самое меньшее, что можно сказать. Когда они это заметят, может оказаться слишком поздно. Как говорит Гегель, столь же поэтично, сколь и мрачно: «Сова Минервы начинает свой полёт лишь с наступленьем сумерек».
Религия
Часто утверждают, что фертильность мигрантов по мере выравнивания менталитетов и жизненных привычек быстро приблизится к фертильности принимающей страны. Это, как показывают наблюдения, верно для мигрантов из ЕС и Восточной Европы. У мусульманских же мигрантов всё иначе. Дело не только в том, что общее культурное приспособление тянется у них чересчур медленно, если вообще происходит (частично даже наблюдается во втором поколении сильный откат назад, вместо выравнивания менталитетов — за счёт эффекта воссоединения семей). Но может играть свою роль и другой фактор, а именно: довольно сильная религиозность мусульманских мигрантов, явление, которое в младших поколениях, судя по всему, даже усиливается.
Взаимосвязь между фертильностью и религиозностью известна давно. В большинстве случаев это объясняется традиционным характером обществ с высокой религиозностью. Секуляризация общества и падение рождаемости являются тогда двумя аспектами одного и того же процесса общественной модернизации. Но, судя по всему, это в лучшем случае лишь часть правды. Нельзя не заметить, что в США особенно религиозные группы, такие, как евангелисты и мормоны, имеют коэффициент рождаемости выше среднего, и это хотя бы частично может объяснить то обстоятельство, что в США, несмотря на почти полное отсутствие государственной семейной политики, нетто-коэффициент воспроизводства оседлого населения во всех группах равен 1.
Различные исследования в разных странах мира доказывают и в наши дни положительную взаимосвязь между религиозностью и фертильностью{493}. Религиовед Михаэль Блюме смог показать, что с религиозностью число детей растёт тем заметнее, чем крепче спаяна религиозная община, к которой принадлежат люди, и это действует тем надёжнее, чем сильнее они чувствуют свою принадлежность к ней{494}. Блюме пытается доказать, что эта взаимосвязь сохраняется во все времена: чем секулярнее и атеистичнее народ или социальная группа, тем ниже и коэффициент рождаемости.
Религия всегда была неотделима от вопросов зарождения жизни и смерти, а тем самым от секса и размножения. Поддержание и преумножение жизни во все времена было религиозной заповедью. Религиозные связи укрепляют групповое поведение, стимулируют альтруизм и в целом направляют взор на те ценности и цели, которые перешагивают границы собственного «Я». Если логично обоснованная и безупречно доказанная Блюме связь между религиозностью и генеративным поведением действительно имеет место, то следствием было бы то, что демографический вес вновь и вновь сдвигался бы в сторону религиозных групп, причём это ещё вопрос — то ли религиозность передаётся через социальные традиции и культурный контекст, то ли играет роль генетический компонент. Последнее вероятно, поскольку во все времена у всех людей была какая-нибудь форма религиозности. Как всегда, заявляется, что многократно доказан тот чисто эмпирический факт, что нетто-коэффициент воспроизводства растёт по мере близости к религии. Особенно сильный довод — предпринятое Михаэлем Блюме обобщение данных швейцарской переписи населения за 2000 г. Участие в переписи было обязанностью граждан, утверждённой законом. Свыше 96 % швейцарцев дали при этом сведения о своей религиозной принадлежности. Если дифференцировать религии по такому показателю, как число детей, приходящееся на одну женщину, то открывается следующая картина{495}:
Индуизм 2,79
Ислам 2,44
Иудаизм 2,06
Религиозные секты 2,04
Евангелисты 2,02
В среднем по Швейцарии 1,43
Римско-католическая церковь 1,41 Протестанты 1,35
Атеисты 1,11
Блюме утверждает: «В известном смысле после периодов секуляризации религиозность вырастает заново в новых формах, как через демографически успешно адаптированные религиозные меньшинства внутри страны, так и через иммиграцию (происходящую в большинстве случаев из религиозномногодетных семей). И эти экспертные заключения, естественно, чрезвычайно интересны также для изучения эволюции человека, ведь они дают понять, что религиозность может быть развита как успешный, генетически заданный признак — и развиваться дальше»{496}. И Фридрих Август фон Хайек[70], будучи сам агностиком, приписывал религиозному сознанию преимущество естественного отбора, если оно стимулирует альтруизм, существование семьи и частную собственность, то есть такое положение вещей, которое благоприятно для дальнейшего культурного и экономического развития{497}.
Сопоставимая по силе религиозность мусульман в Германии делает правдоподобным то, что их фертильность продолжительное время будет превышать среднее значение по Германии. И наоборот, высокая и растущая доля не принадлежащих ни к какой конфессии людей среди немцев означает длительное подавление немецкого коэффициента рождаемости. Положение дел в Швейцарии во многом можно перенести на Германию: у атеистов на одну женщину приходится лишь 1,11 ребёнка по сравнению с 1,43 ребёнка в среднем по Швейцарии, с 2,02—2,06 у евангелистов, сектантов и иудеев и с 2,44 у мусульман.
Маленькая модель населения
Цифры таковы, что может показаться оправданным и даже необходимым констатировать как долгосрочный стабильный тренд более высокую фертильность населения мусульманской веры. При этом сохраняется также долгосрочный стабильный тренд, что люди с более низким образованием имеют коэффициент рождаемости выше среднего, а люди с хорошим образованием — коэффициент рождаемости ниже среднего. Если скомбинировать два уже проведённых модельных расчёта для структуры населения по социальному расслоению и по доле мигрантов, то получится динамика, приведённая в табл. 8.10.
Растущая доля рождаемости мусульманских мигрантов ведёт, впрочем, к тому, что сокращение населения через несколько поколений закончится и начнётся новый рост. Как это скажется на отдельных группах населения, показывает табл. 8.11. Следует ещё раз подчеркнуть, что речь идёт всего лишь о модельном расчёте, а никак не об экстраполяции или тем более прогнозе. Если всё же допустить, что сохранится нынешний нетто-коэффициент воспроизводства людей с высоким образованием, то их доля упадёт с сегодняшнего 21 % через три поколения до 5,9 %, их абсолютное число сократится на 83 % до округлённо 17 % сегодняшней численности. При этом проблема не в том, что число потомков людей с высшим образованием сокращается от поколения к поколению. Это было бы не столь важно, если бы все люди были одинаково одарены, поскольку тогда образование было бы сугубо вопросом воспитания. Но поскольку уровень образования и наследственный интеллект находятся в плодотворной взаимосвязи, со временем должно стать невыгодно для интеллектуального потенциала населения, чтобы люди с высоким уровнем образования длительно имели фертильность ниже средней, а люди с низким уровнем образования — фертильность выше средней.
Таблица 8.10
Доля мигрантов и принадлежность к социальному слою (%)
Источник: собственные расчёты по данным Statistisches Bundesamt: Schtzwerte der 12. koordinierten Bevlkerungsberechnung. Alle Daten unter www.destatis.de
Таблица 8.11
Динамика населения по доле мигрантов и принадлежности к социальному слою
Источник: собственные расчёты по данным Statistisches Bundesamt: Schtzwerte der 12. koordinierten Bevlkerungsberechnung. Alle Daten unter www.destatis.de
Далее модельный расчёт выявляет, что всякий дефицит рождаемости, насколько бы разными ни были коэффициенты фертильности отдельных групп, сам себя постепенно тормозит. Так как доля рождаемости групп с высокой фертильностью возрастает и поднимает тем самым средний коэффициент рождаемости, тогда как доля групп с низкой фертильностью окончательно падает, часто до бесконечно малого или очень низкого значения — в примере нашего модельного расчёта это доля потомков группы населения с высоким уровнем образования.
Рост или сокращение населения сами по себе не обладают самоценностью. Естественная динамика населения возникает из динамики смертности, а также свободного решения людей о числе их детей и времени их рождения. В принципе так и должно быть.
Но в двух случаях численность населения становится легитимным объектом для государственного вмешательства, если оставить без внимания внешнеполитические, военные и властно-политические соображения. Это происходит, когда: 1) естественный рост населения превышает возможности страны по надлежащему обеспечению всех граждан; 2) сокращение населения нарушает необходимый баланс между трудоспособными и уже нетрудоспособными гражданами.
Первый случай касается многих развивающихся стран. Столь же свирепой, сколь и эффективной мерой была в таком случае китайская «политика одного ребёнка». Со вторым случаем сталкивается ряд стареющих индустриальных стран, в числе которых находится и Германия. Во времена бума и нехватки рабочей силы импорт трудовых резервов действовал как кратковременная разгрузка и повышал благосостояние местных жителей. Такой опыт был у немцев в 1960-е и в первую половину 1970-х гг. Сомнения в успехе этого предприятия возникли, когда речь пошла о последствиях, а именно: о полной интеграции гастарбайтеров в немецкое социальное государство и о воссоединении семей.
В принципе можно сказать, что хорошо образованные мигрантские трудовые резервы, которые всю свою жизнь работали в Германии либо по окончании их занятости покинули страну, внесли свой позитивный вклад — по крайней мере в тех случаях, когда и их семьи, которые они привезли с собой или вызвали к себе позднее, тоже показали достаточную готовность и способность к интеграции. И наоборот, мигрантские группы с участием в трудовой деятельности ниже среднего и зависимостью от трансфертных выплат выше среднего обошлись казне в убыток, а не в прибыль. Сюда входят и расходы, связанные с перемещением и переквалификацией работников, а эти расходы различны в зависимости от происхождения мигрантов.
Австралия, Канада и США используют возможность тщательного отбора своих иммигрантов по стране происхождения, по квалификации и по способностям. В Канаде иммигранты в среднем квалифицированнее, чем местные, и соответственно поднимают интеллектуальный и квалификационный уровень страны. В Германии и в большинстве европейских стран дело обстоит не так, потому что они гораздо менее привлекательны для квалифицированных иммигрантов и по этой причине приманивают к себе не самых лучших. Лишь Великобритания из-за языка имеет лучшие шансы, и Испания на том же основании привлекательна для иммигрантов из Южной Америки. Для остальной Европы и Германии остаётся в основном мусульманская иммиграция из стран Ближнего и Среднего Востока, а также
Африки. Эти иммигранты мало квалифицированны и необразованны, они привлечены в первую очередь социальными выплатами в Европе, и у них совершенно другой культурный фон.
Международно сопоставимые результаты тестов PISA делают возможным сравнение знаний детей мигрантов друг с другом по всему миру: математическая компетенция была нормирована в тестах 2003 г. так, что среднее значение по ОЭСР составляло 500 пунктов. На базе PISA-2003 в исследовании по «срезу» населения была изучена математическая компетенция детей мигрантов в 13 странах назначения, прибывших из 15 стран происхождения{498}. Результаты показаны в табл. 8.12 (для интерпретации цифр нужно учесть, что 25 баллов разницы в компетенции соответствуют одному школьному году). Целые пропасти лежат между математическими компетенциями детей мигрантов из Вьетнама, Китая или Индии и компетенцией детей мигрантов из Пакистана или Турции. Различная структура иммиграции в странах назначения имеет следствием то, что средние профили компетенции мигрантов в зависимости от страны назначения сильно различаются. Квалифицированная иммиграция в другие страны повышает там среднюю компетенцию (вероятно, и интеллект), в Германии же всё наоборот. Примечательна однозначность, с которой мигранты разных национальностей из Восточной Азии в математической компетенции стоят во главе, а мигранты из мусульманских стран — в конце шкалы. Итак, мусульманская миграция не является вкладом в повышение уровня компетенции в стране.
Таблица 8.12
Количество баллов по результатам тестов PISA-2003 у детей мигрантов
Ср.: LevelsM., Dronkers J., Kraaykamp G. Immigrant Children’s Educational Achievement in Western Countries: origin, Destination, and Community Effects on Mathematical Performance // American Sociological Review. Bd. 73 (2008). S. 835ff. Таbelle 2.
Из-за различного культурного фона по мере роста доли мусульманских мигрантов в населении прогрессивно нарастают конфликты, трения и нездоровые отношения. Поскольку эти мигранты живут преимущественно в городах, а там охотнее всего в этнических кварталах, дальнейшая заметная мусульманская иммиграция означала бы, что они станут большинством в растущем числе городов и селений. Это уже сегодня намечается во многих местах Германии. К сожалению, об этом нет статистики и достоверных исследований, которые допускали бы обобщённые количественные выводы{499}. Однако взгляд со стороны подтверждает, что есть сотни кварталов — таких, как Дуйсбург-Марксло и Берлин-Нойкёльн.
В нидерландских селениях численность жителей и рождаемость учитываются по отдельности для автохтонов и аллохтонов. Уже в 2003 г. Амстердам имел мигрантское население в 47 %, на которые приходилось 56 % всей рождаемости{500}. Такой непрерывной отчётности по развитию подобных внутригородских этнических структур недостаёт Германии. Имеющиеся исследования, по крайней мере, показывают, что турецкие граждане обособляются наиболее сильно{501} и что имеется «отчётливая взаимосвязь между долей иностранцев, получением социальной помощи и безработицей в жилых районах»{502}.
Германия изменится в культурном отношении до неузнаваемости, если мы пустим на самотёк развитие, которое может привести — и, вероятно, приведёт — к тому, что большие города Германии, а может, и вся страна через несколько поколений будет населена мусульманами турецкого, арабского и африканского происхождения. Но национальная идентичность и общественная стабильность требуют известной гомогенности в системе ценностей и приемлемых культурных традиций. И тут действует предостережение Штефана Люфта: «Государство должно требовать законопослушания, но оно становится диктатурой образа мыслей, если именем толерантности потребует признания определённых “ценностей”, хотя для этого у него не будет законных оснований»{503}. Этапроблема становится тем настоятельнее, чем выше доля мигрантов с другой структурой ценностей. Решаема она, только если ограничить стремительный рост этой доли населения.
Многим мусульманским мигрантам особенно тяжело даётся освобождение от набожной тирании традиции и преодоление культурного отчуждения в новом окружении{504}. Культурные традиции переходят от родителей к детям и изменяются тем медленнее — если вообще изменяются, — чем больше мигрантская группа по сравнению с автохтонным населением.
Американские исследования доказали, что мнения второго поколения иммигрантов, например, по вопросам перераспределения сильно подвержены влиянию мнений, которые доминируют в странах, из которых происходят их родители. Это действительно даже тогда, когда такие влияния, как возраст, доход и воспитание, выносятся за скобки{505}. При этом культурная традиция охватывает отнюдь не одни лишь измеримые «взгляды», но и менталитеты, принципиальные жизненные установки, систему ценностей, мировоззрения. Озабоченность Гервига Бирга по поводу того, что может наступить «крушение культуры», если мусульманские доли населения превысят определённую меру, кажутся весьма реалистичными.
Культурная чужеродность мусульманских мигрантов могла бы стать относительной, если бы эти мигранты представляли собой особый квалификационный или интеллектуальный потенциал. Но этого что-то не наблюдается. То, что иммиграция не является решением, а в европейском варианте только усугубляет проблему, было доказано в гл. 9. Очевидно, что совершенно не всё равно, кто въезжает в страну{506}. Релевантные для въезда в Германию районы происхождения — Турция, Ближний и Средний Восток, Северная Африка — показывают как в исследованиях PISA, так и в исследованиях TiMSS (International Mathematics and Science Study) очень низкие значения, которые совпадают со школьной успеваемостью соответствующих мигрантских групп в странах назначения{507}.
По профессиональной квалификации, как и по образовательному потенциалу, мусульманских мигрантов даже во втором поколении можно отнести преимущественно к немецкому нижнему слою. Из-за дальнейшей миграции с Ближнего и Среднего Востока, а также из Африки структурные проблемы, которые мы имеем уже сегодня, только усиливаются по мере того, как доля менее продуктивных в интеллектуальном отношении слоёв в Германии непрерывно увеличивается по демографическим причинам. Кроме того, вновь и вновь старательно вытесняется понимание того, что немецкая иммиграция последних десятилетий была не иммиграцией в трудовую деятельность, а главным образом иммиграцией в социальную систему: с 1970 по 2003 г. число иностранцев в Германии выросло с 3 до 7,3 млн. Число иностранцев, обязанных выплачивать социальную страховку, остаётся, напротив, постоянным на уровне 1,8 млн{508}. Немецкая система основного обеспечения, сконструированная так, что в Германии каждый имеет как минимум 60 % среднего дохода, обеспечивает мусульманским мигрантам в Германии без всяких заявок и без работы доход, который по масштабам их родины можно было бы назвать сказочным. Тем самым и запросы этих мигрантов по зарплате изначально, как правило, намного превышают уровень их квалификации, а их высокая безработица заранее запрограммирована этими неисполнимыми запросами.
Те, кто приезжает в Германию из стран Африки, Ближнего и Среднего Востока, хотят улучшить уровень своей жизни. Это им и без всякой работы гарантирует немецкая социальная система. Те же, кто, напротив, едет в США или Канаду, точно знают, что улучшить жизнь им помогут только их руки и голова. Те, кто не полагается на себя или не хочет обременять себя большими нагрузками, никогда не поедут в эти страны. Иммигранты в этих странах, таким образом, представляют собой позитивный отбор. В Германии и Европе всё иначе. Иммиграция в Германию окупается и для неспособных, и для ленивых, если только их родина достаточно бедна.
Все эти трудности мы взваливаем на себя, хотя миграция не может разрешить ту центральную проблему, которую должна была бы разрешить, по мнению многих, а именно: позаботиться о структурной компенсации падения рождаемости. Ещё в 2000 г. исследование ООН показало, что постоянное сокращение работоспособного населения в Германии можно было бы остановить только ежегодным приёмом почти 500 тыс. мигрантов. В таком случае въехавшие с 1996 г. и их потомки достигли бы в Германии уже к 2050 г. доли населения приблизительно в 36 %{509}. Если бы наша цель состояла в том, чтобы за счёт иммиграции держать постоянным соотношение пожилых людей и людей в трудоспособном возрасте, то доля въехавших с 1996 г. и их потомков в населении Германии составляла бы к середине века уже 80 %. Но будущую нехватку квалифицированной молодёжи при структуре нашей иммиграции тоже не устранить даже независимо от количества этой иммиграции:
«Поскольку иммигрантам без высшего образования и даже давно работающим местным с высшим образованием не под силу одно — заранее подготовить критическую массу одарённых молодых людей, которые сызмальства росли бы с хай-теком, умели бы с ним обращаться и далее честолюбиво и нетерпеливо стремились бы вывести его на новые высоты. Полноценно заменить неродившихся так же непросто, как воскресить мёртвых»{510}.
На фоне этих фактов и взаимосвязей кажется наивным всеобщее восхваление миграции, охотно практикуемое некоторыми экономистами. Но о некоторых вещах можно судить, лишь подчинившись конкретным фактам и следствиям; одни лишь общие разговоры ни к чему не приведут{511}.
За переходный период в несколько десятилетий уже не остановить те демографические структурные ухудшения, которые следуют за имеющимся падением рождаемости. Квота бремени старости к 2060 г. в любом случае драматически изменится к худшему. Даже если бы с сегодняшнего дня баланс миграции в Германии был равен нулю, эта квота не стала бы намного хуже. Таков ошеломляющий результат вышеприведённого модельного расчёта Федеральной службы статистики (см. табл. 8.6, с. 299). Поэтому единственно разумная перспектива действий может состоять лишь в том, чтобы пресечь дальнейшую иммиграцию из стран Ближнего и Среднего Востока, равно как и Африки. Это, конечно, потребует энергичного противодействия высокому — и в будущем, пожалуй, даже нарастающему — давлению иммиграции{512}.
Набожные и необразованные иностранцы в Германии отличаются плодовитостью выше среднего. В случае мусульманской миграции во многом конгруэнтны три группы. Это было бы не так плохо, если бы одновременно с этим немецкое население со средним и высшим образованием не сокращалось в каждом поколении на треть и не приводило к отражённым в табл. 8.11 (см. с. 319) абсурдным сдвигам в структуре населения.
Последствия для интеллектуального и технического потенциала Германии, её стандарта жизни и положения в мире очевидны. Правда, если так пойдёт и дальше, через несколько поколений наберётся уже не так много немцев, которые смогут горевать по этому поводу. Гервиг Бирг страшится, что «демографический упадок Германии (и Европы) когда-нибудь однажды, оглянувшись назад, можно будет истолковать как предостерегающий знак ухода нашей страны из её тысячелетней истории, так и не замеченный современниками»{513}.
Бирг пессимистичен: «Поскольку политическую власть при демократии завоёвывают путём выборов, для успеха которых обещание беззаботного будущего зарекомендовало себя как самое подходящее средство, вытеснение демографической проблемы стало одной из тайных всепартийных мер благоразумия нашего демократического государства всеобщего благоденствия»{514}. Кое-что может пойти по-другому, если нетто-коэффициент воспроизводства немецкого среднего слоя снова поднимется. Без всякой иммиграции мог бы развернуться и тренд к старению, чтобы через два поколения вновь достигнуть благоприятной структуры населения, поскольку и умные размножались бы не ниже среднего уровня. Но до этого дело дойдёт лишь в том случае, если немцы быстро и по-настоящему радикально изменят своё фертильное поведение, а это означает, что нижний слой получит меньше детей, а средний и верхний ощутимо больше, чем до сих пор.
Рычаг и точка приложения для этого есть, правда, необходимо желание привести его в действие. К сожалению, для этого я не вижу в сегодняшней Германии ни общественного, ни политического большинства. Люди куда охотнее поддаются тому вытеснению, на которое жалуется Бирг. Но через несколько десятилетий, когда спрогнозированные сдвиги населения развернутся во всю свою ширь, будет поздно. Каждая из мыслимых мер, которая могла бы поспособствовать перелому, несёт в себе какое-нибудь противоречие. Почти все они под соответствующим углом зрения могут быть названы политически предосудительными.
Условием для всякого фактического изменения является общественный и политический консенсус в том, что это неотложно, неизбежно и безальтернативно — существенно поднять коэффициент рождаемости в Германии и при этом существенно повысить долю среднего и верхнего слоя в рождаемости. Когда мы достигнем в этом единодушия, можно будет совсем по-другому обсуждать те меры, которые необходимо принять. Без такого консенсуса всё утонет в разговорах и разобьётся о внутренние противоречия.
Шведский социолог Гуннар Мюрдаль[71] ещё в 1930-е гг. на примере своей родины интенсивно изучал вопрос о том, что развитое западное общество в целом имеет тенденцию к меньшей фертильности, чем это было бы необходимо для устойчивости её дальнейшего существования, и он также склонялся к выводу, что далеко не всё равно, у кого будут рождаться дети{515}.
Буржуазная вестфальская семья Саррацин, к которой я принадлежу с отцовской стороны, в XIX в. сильно росла. Этот едва ли не типовой пример создания семьи хорошо прослеживается благодаря семейному архиву: молодые мужчины обучались и делали первые профессиональные шаги, пока не добивались приличной должности. В возрасте между 27 и 32 годами они просили руки девушки из хорошего дома, у которой было хорошее воспитание и надёжное приданое. Молодые женщины были не моложе 19 лет, но и вряд ли старше 25. Затем быстрой чередой рождались на свет от четырёх до семи детей, и когда женщине было 30–35 лет, фаза образования семьи уже завершалась. Сведений о разводах в семейном архиве не содержится. У моих предков с материнской стороны пример сходный, и так продолжалось вплоть до поколения моих родителей.
В XIX в. не могло быть и речи о том, чтобы фертильность образованных слоёв была ниже средней, напротив: на удивление большая часть людей вообще не вступала в брак, потому что не имела средств для создания семьи, а детская смертность среди бедных была высока. Тем больше детей имел тот, кто вступал в брак. С этой точки зрения ГДР стояла ещё на традициях XIX в.: женщины рожали рано, даже будучи студентками, и в основном во время учёбы. Это имело свои преимущества, поскольку благодаря этому они скорее получали квартиру. Кроме того, было создано достаточно мест в яслях и дошкольных полнодневных учреждениях, так что, несмотря на детей, можно было продолжать учёбу. В ГДР не сталкивались с феноменом, уже несколько десятилетий известным в ФРГ: женщины с хорошим образованием рожают меньше детей. Но, с другой стороны, в ГДР «не стоило» рожать детей для того, чтобы за счёт денежных пособий улучшить свой жизненный стандарт. Основные потребности были обеспечены у всех, а купить можно было не так уж много, поэтому и в нижнем слое рождаемость не превышала средние показатели.
Более высокая по сравнению с прежней ФРГ фертильность образованных граждан и более низкая фертильность нижнего слоя благотворно сказывались на среднем интеллекте в ГДР. Исследователь интеллекта Фолькмар Вайс оценивает средний IQ последнего поколения родившихся в ГДР детей в 102 пункта, а средний интеллект рождённых сегодня в объединённой Германии он оценивает в 95 пунктов, из-за высокой доли нижнего слоя (см. гл. 3, примеч. 79).
То, что в сегодняшней Германии обстоятельства сильно изменились, отчётливо показывают два типичных случая.
Случай 1. Если девушка не заканчивает неполную среднюю школу или не получает профессионального образования и в ранние годы рожает ребёнка, её обеспечивают, помимо основного обеспечения, квартирой и семейным доходом, с работой или без работы, с партнёром или без партнёра, с одним или несколькими детьми. Скромный стандарт жизни ей гарантирован, и он улучшается с каждым вновь рождённым ребёнком. Фертильность выше среднего уровня наблюдается у зависимого от трансфертов или живущего в сомнительных отношениях нижнего слоя, равно как и у группы малограмотных граждан. Если женщина съезжается с партнёром, стандарт жизни ухудшается, исходя из арифметики трансфертов. Система премирует отдалённость от рынка труда и воспитание детей в одиночку, и это подавляет традиционную структуру семьи.
Случай 2. Студентка заканчивает учёбу в обычный для Германии срок, сдаёт экзамен и устраивается работать по профессии. Теперь ей 28–30 лет, и она ищет партнёра. Пытаясь создать семью, она находится в том возрасте, в котором в прежние времена женщины рожали третьего, четвёртого или пятого, но в любом случае последнего своего ребёнка. Так называемые биологические часы тикают, поскольку истекла уже половина детородных лет, то есть времени между 15-м и 49-м годами жизни, поскольку вероятность зачатия, начиная с 25 лет, год от года падает. Если потом желанный ребёнок появится, время и силы для второго ребёнка ещё, может, и найдутся, но для третьего или четвёртого — уже нет.
В обоих случаях нелегко преодолеть образец, имеющийся перед глазами, ибо в чём может заключаться мотив преодоления? Молодая женщина без образования не имеет других перспектив, которые подталкивали бы её к этому шагу. Если у неё мало честолюбия или она не очень умна, то в своём положении она не видит никаких проблем. Её жизнь не сопряжена ни с нуждой, ни с позором. Правда, будь у неё больше интеллекта и честолюбия, она бы никогда не оказалась в таком положении. В другом примере выпускница вуза знает, что брак больше не обещает ей пожизненного обеспечения. Как правило, она хотела бы иметь партнёра как минимум равного себе ранга, что особенно затрудняет поиск партнёров образованным, успешным женщинам, и они лишь частично будут готовы подчинить своё профессиональное будущее созданию семьи. Логичный результат — доля бездетных от 30 до 40 % и нетто-коэффициент воспроизводства около 0,5 в группе образованных граждан.
В целом социализация в современном обществе имеет следствием то, что оптимизация собственного жизненного пути — самореализация, может быть, слишком громкое слово — является центральным пунктом. Это совершенно легитимно; многочисленные деятели искусства и науки именно так всегда и действовали. Партнёрство, семья и дети уже не являются чем-то само собой разумеющимся, а есть всего лишь кирпичики эскиза жизни, в рамках которого они больше не являются целью, а лишь инструментами. Высокий показатель разводов и частая смена партнёров не должны означать, что браки и партнёрства функционируют хуже, чем раньше, но претензии к ним стали выше. С экономической точки зрения можно было бы сказать, что в какой-то степени успешный современный человек, у которого есть выбор из нескольких вариантов жизни, оптимизирует свою жизнь, приводя в равновесие предельную полезность различных активностей, а это означает как раз менее стабильное партнёрство и в этом партнёрстве — меньшее число детей.
Рекомендуется осторожность при скоропалительном перечислении всех препятствий, которые противостоят рождению и воспитанию детей в современном мире: ещё никогда семьи в Германии не получали столь обширной поддержки, как в наши дни, ещё никогда не были столь объёмными материальная помощь и предложения по уходу, воспитанию и образованию. Если рассматривать «препятствия», то цифры рождаемости в Великобритании и США должны бы оказаться ещё намного ниже, чем у нас, поскольку именно в Соединённых Штатах нет ничего, что можно было бы сравнить с нашей «семейной политикой». В обеих странах образованные слои к тому же вкладывают большие суммы в воспитание и образование своих детей, тогда как в немецкой системе, финансируемой из государственного бюджета, такая необходимость вовсе не возникает, а ведь они делают это как нечто само собой разумеющееся{516}. Конечно, и те индустриальные страны, которые показывают существенно более высокий коэффициент рождаемости, чем Германия, а именно: США, Великобритания, Франция и Скандинавские страны, имеют некоторый перекос в структуре рождаемости, оказывающий дисгеническое действие: в каждой из этих стран образованные слои проявляют фертильность ниже средней, однако отклонение от среднего арифметического значения во многом не такое резкое, как в Германии, и уровень рождаемости в целом выше{517}.
Если есть желание переломить или склонить в другую сторону тренды, которые выразились в обоих приведённых выше типичных случаях, тогда необходимы мощные и наверняка спорно действующие средства, то есть те средства, которым присущи сильные политические противопоказания и которые как бы в самих себе содержат свои опровержения. Поэтому поворот тренда станет возможным только тогда, когда большинство граждан придут к убеждению, что против политического и общественного приоритета смены курса нельзя выдвинуть разумных сомнений.
Различные контрмеры будут обсуждаться здесь в двух аспектах: что пригодно для того, чтобы поднять коэффициент рождаемости, и что пригодно для того, чтобы воспрепятствовать дисгенически действующей структуре рождаемости? Исключительным мерилом оценки является при этом эффективность мер и лежащая в их основе разумность. Они будут оцениваться не по тому, отвечают ли они немецким конституционным принципам. Если будет политическая воля к тому, чтобы добиться применения разумных мер, то будет найден и путь их формирования в соответствии с конституцией — в крайнем случае, ради этого можно и конституцию изменить.
От пары — к семье
Наши показатели по разводам никогда уже не будут снова такими, как в XIX в., для этого, может быть, стала слишком высока ожидаемая продолжительность жизни. С другой стороны, вызывает сомнение, что последней «мудростью» в области семейной политики является то, что в среднем по федерации 14 % детей — а в городах-государствах их даже 27 % — растут с родителем-одиночкой, и эта тенденция растёт{518}.
Есть значительное число людей, которые принадлежат сразу к нескольким разным группам: к нижнему слою, к зависящим от трансфертных выплат гражданам, к людям, имеющим статус родителей-одиночек. Система трансфертов упрощает развод и для многих делает его финансово безнаказанным, да что там, в финансовом отношении может быть даже нецелесообразным стремиться на рынок труда, будучи родителем-одиночкой с детьми{519}. Но дети часто лучше развиваются даже в не очень хорошо функционирующей полной семье, нежели при одном родителе, где им приходится быть свидетелями попыток завязать партнёрство или найти партнёра. Поскольку здоровые дети могут выдержать очень многое, то даже неупорядоченные семейные отношения в большинстве случаев причиняют им не так много вреда, однако возможности развития детей они урезают.
Люди вступают в брак позднее, они разводятся легче и остаются безбрачными намного чаще, чем раньше. И если даже причислить к бракам растущее число сожительств без свидетельства о браке, то в этой картине ничего не изменится. Это угнетает показатель рождаемости и отнимает у многих детей возможность расти в полной семье с братьями и сёстрами. Статистика показывает к тому же, что из длительных партнёрств чаще, чем из недолговечных отношений, рождаются дети, нередко их даже несколько.
Итак, что может сделать государство, чтобы стимулировать склонность к длительным партнёрским связям? Основной закон ставит под свою особую защиту брак и семью. Правда, с течением десятилетий эта защита стала пустой формулой. Единственный смысл привилегированности брака состоит в том, чтобы защитить его как предпочтительное место для рождения и воспитания детей. Там, где не могут рождаться дети, привилегированность партнёрства в общем бессмысленна. Однополые партнёрства — дело особого рода, и они имеют что-то общее с браком максимум в том смысле, что два человека живут вместе и, возможно, имеют сексуальные отношения. Детей, о которых по существу идёт речь при защите брака, тут, во всяком случае, ждать не приходится. Смысл привилегированности брака состоял в том, чтобы создать для этого пространство, защищённое государством.
После того как были устранены семейные, материальные и наследственно-правовые преимущества брака, а также дети, происходящие из него, от привилегированности осталась лишь пустая оболочка. Не стоит это оплакивать, ибо здесь кроется общественно-политическая логика, но всё же следует констатировать, что у супружеской связи и у длительных партнёрских отношений тем самым была отнята всякая институциональная привлекательность.
Если исходить из того, что многие длительные партнёрства мужчин и женщин, во-первых, повышают потенциальное число детей и, во-вторых, являются лучшим условием для их развития и хорошего воспитания, то следует так поощрять и поддерживать привлекательность и общественную оценку длительных партнёрств, чтобы это оказало влияние и на общественный климат. Люди хоть и думают, что действуют главным образом из личных побуждений и по собственным решениям, но на самом деле они реагируют большей частью на ожидания общества и охотно следуют им до тех пор, пока это не станет противоречить их инстинктам или не повлечёт за собой непосредственного ущерба.
Как создать и поддерживать общественный климат, который особо ценит длительное партнёрство между мужчинами и женщинами, — вопрос многогранный. В любом случае не следует думать, будто любая форма социальной организации имеет для общества одинаковую ценность{520}.
Предложения по социальному обслуживанию, полнодневные школы
Классическое разделение труда — мужчина кормилец, женщина заботится о домашнем хозяйстве — как доминирующая ролевая модель своё отжила, и тем самым высококачественное, по возможности полнодневное предложение по социальному обслуживанию, при желании начиная с ясельного возраста, является железным условием для всякой современной политики в области семьи. Те европейские страны, которые традиционно сохраняют у себя такое предложение по социальному обслуживанию или выстроили его в последние десятилетия, — такие, как Франция или Скандинавские страны, — имеют не столь экстремально низкие коэффициенты рождаемости, какие отмечены сейчас в Южной Европе. В США можно наблюдать, что в штатах с большим предложением по социальному обслуживанию большее число женщин работает без ущерба для рождаемости. В Восточной Германии, напротив, очень хорошее предложение по социальному обслуживанию детей в раннем возрасте не смогло воспрепятствовать падению коэффициента рождаемости до западногерманского уровня. Возможно, причина в специфических условиях восточногерманского рынка труда. В восточногерманских землях в распоряжении 41 % маленьких детей в возрасте до трёх лет имеются места в яслях или у воспитательниц малого домашнего детского сада; в Западной Германии эта доля находится на уровне всего лишь 9,9 %{521}. Тут предстоит пройти ещё долгий путь, прежде чем будет создано предложение по социальному обслуживанию в соответствии с потребностями. В детских садах надо бы выстроить прежде всего долю полнодневного обслуживания, ибо трудовая деятельность матерей будет действительно возможна только в том случае, если детский сад учтёт время на сборы и на дорогу.
В школьной системе необходима обширная перестройка на полнодневную школу по англосаксонскому или французскому образцу. Речь не может идти только о том, чтобы присматривать за детьми в группе продлённого дня, куда важнее, чтобы школьники любого возраста с 8 часов утра до 4 часов дня были в школе. В конечном счёте, каждый ребёнок любого возраста в нормальные рабочие часы по будням должен быть надёжно устроен — в том случае, если этого захотят родители. Если отведённое время использовать для разумного воспитания, для предложений по образованию и для конкретных требований к детям, то это будет лучшим вкладом в равенство шансов для детей из нижнего слоя.
Длительность обучения, образцы карьеры
Обычные для Германии длительные сроки обучения частично виноваты в том, что женщины с высоким уровнем образования рожают первого ребёнка довольно поздно, если вообще не остаются бездетными. Но и социологически обусловлено то, что в Германии не торопятся с первым ребёнком, пока в достаточной степени не урегулируют существенные моменты жизни. В США явно преобладает другой менталитет. Правда, там женщины тоже не спешат с первым ребёнком до завершения своего обучения, но обучение у них заканчивается гораздо раньше, чем в Германии. И потом всё идёт существенно быстрее: большинство первых родов в США происходят у женщин, которые только что получили учёную степень или профессиональный разряд. Белые, нелатиноамериканские женщины рожают там до 40 лет в среднем 1,8 ребёнка, женщины с университетским образованием — 1,7, то есть не намного меньше среднеарифметического показателя. Большинство рожающих — в возрасте от 20 до 29 лет{522}, в Германии они в среднем на пять лет старше, а именно, между 26 и 34 годами. Американские женщины тоже рациональным образом связывают своё обучение и первого ребёнка, однако им не приходится так долго ждать завершения образования. В Германии необходимо уменьшить средний возраст, в котором заканчивают вузы. Но одно это не устранит ту нерешительность, с которой женщины, имеющие высшее образование в Германии, создают семьи.
Родительские пособия, родительский отпуск
Введённые в 1978 г. пособия по материнству, пособия на воспитание (1986), равно как и родительские пособия (2006), должны способствовать тому, чтобы лучше согласовать между собой рождение детей и трудовую занятость женщин. Они предусматривают отпуск на определённое время после родов и известную материальную компенсацию за отсутствующие заработки. Весьма отрадно, что родительским отпуском решает воспользоваться всё большее число отцов{523}. Правда, воздействие этого на коэффициент рождаемости статистически не подтверждается. Не исключены, пожалуй, и известные упреждающие эффекты. Гервиг Бирг доказал, что пособия на воспитание вызывают минимальный эффект при втором и третьем ребёнке, но не оказывают никакого измеримого воздействия на количество и возраст первых родов{524}. Также и в случае родительских пособий эффект роста общего числа родов, на который возлагались надежды, пока не наблюдается и до настоящего времени в имеющихся данных не просматривается, чтобы социальная структура родителей улучшилась, как того хотели. Целенаправленность мер, правда, тоже была подпорчена тем, что право на родительские пособия признавалось и за неработающими родителями или родителями с низким доходом. Тем не менее следует и впредь пытаться поощрять детородную готовность работающих родителей приемлемой комбинацией из возмещения зарплаты и правил освобождения от работы.
Стимулы в пенсионном страховании
Высказывание Конрада Аденауэра: «Дети у людей рождаются всегда» — многими считалось в 1958 г. неопровержимым постулатом тысячелетнего человеческого опыта. Аденауэр мог бы ориентироваться лучше, если бы читал Population. A Problem for Democracy Гуннара Мюрдаля, написанную в 1938 г. Переключение законного пенсионного страхования на метод перераспределения денежных средств среди современников и тем самым гарантированное участие всех пенсионеров во всеобщем развитии жизненного стандарта независимо от того, имеют ли они детей и сколько, лишило ещё одного рационального мотива рождение и воспитание детей: те, кто растил их, несли материальные убытки из-за возникавших расходов, усилий и упущенных возможностей заработка и при этом больше не имели никаких преимуществ в своём обеспечении по старости, поскольку оно перестало зависеть от наличия детей. Многие полагают, что это серьёзно повлияло на падение рождаемости с середины 1960-х гг. По масштабу это могло быть так именно в Германии. Падение рождаемости, правда, наблюдалось и в других странах с сопоставимым состоянием развития, которые не имели такого высокого обеспечения по старости, независимого от наличия детей.
Стоит подумать о том, чтобы перераспределить бремя взносов, на размер которых влияет численность обеспечиваемых на данный момент пенсионеров, так, чтобы люди с детьми платили заметно меньше, а бездетные — заметно больше. Если бы разница была большей, это наверняка возымело бы действие. Интересно было бы выяснить, подтолкнуло бы это тех, кто уже имеет детей, к рождению следующих, а тех, у кого (пока) нет детей, к рождению первенцев. Если сделать в этом направлении недостаточно, то эта мера останется недейственной. Если же переусердствовать, то может так случиться, что как раз молодые и мобильные получат повод к манёвру уклонения — например, путём переезда в другие страны. Ведь для тех, кто должен платить более высокие взносы, уже существующая разительная диспропорция в пенсионном страховании между вычетом страховых и пенсионных взносов и получаемой затем пенсией становится ещё острее.
Детские пособия, социальные пособия
В США не предусмотрены компенсации многодетным семьям и также отсутствует политика в области семьи, хотя 25 % детей рождается там от матерей, живущих в относительной бедности. Лишь 6,4 % женщин, рожающих ребёнка, живут на государственную поддержку{525}. Проведённая в 1996 г. реформа системы вэлферов{526} предоставила штатам существенные возможности в собственном формировании. При этом всячески главенствовало желание снизить коэффициент рождаемости «вэлферных матерей», а вэлферные карьеры в целом ограничить. Это явно удалось (правда, те женщины, которые всё ещё получают денежные пособия из системы вэлферов, имеют коэффициент рождаемости в три раза выше среднего национального).
Как следствие этой реформы, расхождение в рождаемости по уровню образования в США ниже, чем у нас. Женщины с университетским образованием рожают в среднем 1,6–1,7 ребёнка. Из них 27 % остаются бездетными{527} против 40 % в Германии. На 7,2 % женщин с университетским образованием в детородном возрасте приходится, тем не менее, 8,7 % рождаемости.
У женщин, не закончивших школу, коэффициент рождаемости выше среднего. Эта группа охватывает 19 % женщин в детородном возрасте и достигает в рождаемости доли в 23 %. Сильно упрощая, можно сказать: США не занимаются общим поощрением семьи, для которого в Германии предусмотрены такие меры, как детские пособия или компенсация многодетным семьям. Тем не менее у них ощутимо больший коэффициент рождаемости, который имеет гораздо меньший разброс в зависимости от уровня образования. В противоположность немецкой политике повышенную рождаемость нижнего слоя там тормозят тем, что большинство матерей с низким доходом не получают денежных пособий системы вэлферов.
Германия расходует в год 37 млрд евро на детские пособия{528}. Но это не фактические нетто-расходы. Если бы — чисто умозрительно — совсем не выплачивать детские пособия, то возникли бы дополнительные налоговые недоимки из-за налоговых льгот для многодетных в 19,5 млрд евро. Итак, нетто-сумма немецких детских пособий равна округлённо 17,5 млрд евро{529}. Для детей тех, кто получает основное обеспечение, предусмотрено более высокое возмещение расходов — в форме доплат на жильё и в форме социальных пособий. В основном обеспечении на каждого ребёнка выделяется суммарно 322 евро нетто (см. табл. 4.1, с. 96). Безработная супружеская пара с пятью детьми достигает, таким образом, нетто-дохода в 2700 евро, а если к этому добавить немного нелегальной подработки, то легко набирается 3500 евро и больше.
Интересно было бы сравнить размер детского пособия и норму покрытия потребности детей в основном обеспечении с фактическими расходами семьи,{530}.
• Детские пособия на первого и второго ребёнка составляют ежемесячно по 185 евро, итак, на двоих детей это будет 370 евро. Излишек в основном обеспечении на одного ребёнка составляет 322 евро, то есть на двух детей 644 евро.
• Супружеская пара без детей имеет в Германии средние месячные потребительские расходы в 2398 евро, потребительские расходы пары с детьми составляют 2820 евро, то есть на 422 евро в месяц больше. В семьях, где есть дети, в среднем с родителями живёт по двое детей, это как была, так и осталась обычная величина семьи, если в ней вообще есть дети.
• Домохозяйства из четырех человек (без детей) расходуют в среднем 2964 евро, то есть на 566 евро больше, чем пара.
Итак, в основном обеспечении на детей предусмотрен избыток, превышающий дополнительные расходы, которые все немецкие домохозяйства в среднем тратят на детей. Вполне можно потратить на своих детей и меньше, чем в среднем, и они при этом не умрут с голоду. Это значит, в конечном счёте, что получатели трансфертных выплат могут повысить стандарт своей жизни, производя на свет детей. Тем самым естественный порядок вещей, заведённый в мире, ставится с ног на голову. Сами по себе детские пособия сегодня уже настолько высоки, что средние дополнительные расходы на детей практически покрываются, а на маленьких детей — с избытком.
Другими словами, дети, особенно если их много, облегчают нижнему слою возможность обустроить жизнь самым приятным образом и без регулярной работы, ибо денежные пособия на детей могут с лихвой покрыть все расходы взрослых на их жизненный стандарт, используясь не по назначению. Эту практику, к сожалению, часто наблюдаемую, можно пресечь, если понизить в системе основного обеспечения долю, предназначенную на потребности детей, а сэкономленные таким образом средства вложить в полнодневное обслуживание и питание в школах и детских садах. Введение школьной формы могло бы к тому же сократить расходы на одежду. Детям при этом больше достанется.
В здоровых жизненных обстоятельствах нормально, если жизненный стандарт и потребительские возможности взрослых понижаются, когда они со своих доходов обеспечивают и детей. Эта норма жизни должна принципиально распространяться и на родителей, которые получают основное обеспечение, в противном случае возникают структуры ложных стимулов, которые находят выражение в повышенном коэффициенте рождаемости у этой группы людей.
В Германии есть детские пособия, не зависящие от дохода родителей; они тоже приобретают свою привлекательность только в среде с низким доходом, то есть не у тех, у кого надо. Было бы лучше целенаправленно разгружать тех родителей, которые зарабатывают себе на жизнь трудовой деятельностью. Для этого подходит дополнительное освобождение от налогов, но также и не облагаемый налогом минимум, доплаты или иные разгрузки, затрагивающие взносы трудящихся на социальное страхование.
Читать бесплатно другие книги:
