Чемодан миссис Синклер Уолтерс Луиза
– Мы разве знакомы?
– Нет, но мне знаком этот дом. Я здесь бывал. Мы дружили с женщиной, которая тогда здесь жила. Вы ее случайно не знаете?
– Нет. Может, Сэл знает. Сэл! – позвал он.
К двери подошла девушка. Судя по виду, работница Земледельческой армии и совсем не похожая ни на Эгги, ни на Нину.
Ян поклонился:
– Я разыскиваю миссис Дороти Синклер.
– Про такую не слышала. Эгги, наверное, ее знала.
– Эгги по-прежнему здесь живет?
– Нет. Уехала в сорок втором. Кажется, в сорок втором. Перебралась на другую ферму, в Йоркшир. Слышала, она собирается замуж за своего парня, когда его демобилизуют. Они хотели уехать в Алабаму. Или в Арканзас? Не помню.
– А где Нина? Здесь тогда жила еще одна девушка. Ее звали Нина.
Ян пытался сдержать нетерпение.
– Этого я не знаю. Слышала только, что была тут какая-то Нина. Потом она ребенка родила.
– Ребенка?
– Ага. Дочку. Думаю, замуж она вышла. Больше ничего о ней не знаю.
– Понятно.
– Кстати, Эгги часто говорила про какую-то Дороти. Но я ее не застала.
– А скажите… патефон еще цел?
– Да, – ответила Сэл, удивленная неожиданным вопросом.
– Можно мне на него взглянуть? Дело в том, что это мой патефон. Я привез его Дороти в начале войны. На время. Теперь хотел бы его забрать.
– Мне-то что, – сказала девушка. – Вещь не моя. Билл, ты как думаешь?
Парень пожал плечами:
– Это ж не наш дом. Мы скоро домой возвращаемся. Нам патефон ни к чему. Берите, если нужно.
Они пропустили Яна в кухню, уже ничем не напоминавшую кухню Дороти. Здесь было сумрачно и грязно. Потом он прошел в такую же пыльную и запущенную гостиную, заставленную коробками с вещами. Сэл кивнула на комод, где стоял патефон. Ян приподнял аппарат и поморщился от боли в правой руке. Билл вызвался помочь, и Ян был вынужден согласиться. Пока Билл относил патефон в машину, Ян собрал оставшиеся пластинки. Когда-то их было больше. Он поблагодарил Сэл. Она улыбнулась и спросила:
– А вы-то откуда будете?
– Из Польши.
– Ого!
– Думаете туда вернуться? – спросил подошедший Билл.
– К великому сожалению, нет.
– Я бы тоже не стал, – сказал Билл.
Ян еще раз поблагодарил нынешних обитателей дома, простился с ними и медленно пошел к машине.
В Оксфорд он приехал через месяц с небольшим. Чувствовал себя лучше. Сил прибавилось. Наверное, зря он ездил в Линкольншир. Тогда он был еще слаб. Но теперь шел на поправку. Летний Оксфорд ему понравился. Красивый город и величественный. Он бродил по Оксфорду, восторгаясь знаменитыми колледжами, домами, увитыми плющом. Война их пощадила. И повсюду: в магазинах, в библиотеках, на улицах – он расспрашивал о Дороти. Его воспринимали как зануду или даже чокнутого, но не лишенного обаяния.
– Я ищу дом миссис Хонор. – Однажды Дороти назвала свою девичью фамилию, и он запомнил. – Она живет со взрослой дочерью, которую зовут Дороти. Вы случайно не знаете, где их найти?
Он уже был готов отказаться от дальнейших поисков. Его энергия иссякала. Надежды таяли. Почему о не сохранил письмо Дороти или хотя бы не запомнил ее оксфордский адрес? Поддавшись тогда порыву дурацкой гордости, он порвал ее письмо.
И вдруг… Женщина, взявшаяся помочь симпатичному иностранцу, улыбнулась, но не покачала головой:
– Рут? Рут Хонор?
Вот так, уставший и дрожащий от волнения, он оказался в северной части города, перед домом с синей дверью. Успокоив дыхание, постучал. Никто не отозвался. Он заглянул через окно. Внутри дом выглядел пустым и заброшенным. Тогда он обратился к соседу, наблюдавшему за ним через живую изгородь, похожую на длинный зеленый прилавок.
Сосед знал прежних жильцов дома. Здесь жила престарелая леди с дочерью. Обе вдовые. И еще – маленький мальчик, сын дочери. Чудесная семья. Но они уехали? Когда? Года три назад, если не четыре. Нет, своего адреса они не оставили. Кажется, муж дочери был поляк, погибший в самом начале войны.
– Вы случайно не помните фамилию дочери? – спросил Ян.
– Что-то вроде Пильковски. Или Пентриковски?
– Благодарю вас. – Грудь Яна сдавило от непонятного чувства. – А скажите, она больше не выходила замуж?
– Здесь она жила одна. Но я же вам сказал: они давно уехали. Нынешние хозяева дома живут в другом месте, но периодически появляются, чтобы забрать почту. Возможно, они знают, куда уехали эти люди… А вы русский?
– Благодарю вас за сведения. Нет, я не русский.
14 августа 1945 г.
Моя дорогая Доротея!
Я пытался тебя разыскать, но безуспешно. Поиски привели меня в оксфордский дом твоей матери, однако там твой след обрывался. Пишу тебе в надежде, что нынешние владельцы дома знают твой адрес и перешлют тебе мое письмо. Слабая надежда, но это все, что у меня есть. Думаю, если я приложу усилия, то найду тебя. Подозреваю, ты взяла мою фамилию, чему я только рад. Даже считаю, что ты оказала мне честь. В Англии не так уж много людей, носящих фамилию Петриковски! И в то же время не хочу тебя тревожить. Возможно, ты снова вышла замуж и у тебя другая фамилия. Возможно, ты вполне счастлива и уже не думаешь обо мне. Если мое письмо дойдет до тебя, хорошо. Если нет, так тому и быть. У меня есть планы на будущее, и если ты не откликнешься, я займусь их осуществлением.
Если помнишь, я говорил тебе, что не погибну на войне. Как видишь, остался жив. Почти все годы воевал, не щадя себя. Война измотала меня. Я выдохся. Несколько последних месяцев войны провел в госпитале. Воспалилась моя старая рана. Я чувствовал безмерную физическую и душевную усталость, сопровождавшуюся крушением всех моих надежд. Это было ужасно. Я ощущал себя больным, слабым и никчемным и не раз подумывал о смерти. Но с тех пор мое состояние изменилось к лучшему, и теперь все в моей жизни снова полно света, красок и звуков. Почти все, поскольку рядом нет тебя. Четыре с лишним года назад я совершил глупейшую и грубейшую ошибку. Я поторопился обрушить на тебя свои поспешные и оскорбительные суждения о тебе и твоем ребенке. Прости меня, дорогая, если сможешь. Я был бы счастлив жениться на тебе (мы ведь оба мечтали об этом браке), если ты по-прежнему свободна и, конечно, если ты этого хочешь. Уверен, тебя сильно рассердило и разочаровало мое письмо, посланное в феврале сорок первого. Я потом очень сожалел о каждом написанном там слове. Я был абсолютно неправ.
Мне нечего добавить к тому, что написал выше. В Polska я не вернусь. Для меня горестна разлука с родиной, но жить под властью коммунистов я не хочу. Я волен сам распоряжаться своей дальнейшей жизнью. У меня есть план: отправиться в Италию. Погреюсь на солнце, поплаваю в море, наслажусь итальянской кухней и найду себе работу. Работа там обязательно найдется. По мнению моего друга, Италия – прекрасное место для восстановления сил. В дальнейшем подумываю перебраться в Соединенные Штаты – страну возможностей. Может, вы с сыном приедете туда ко мне? Это моя самая драгоценная надежда.
Ян
39
А я все еще живу на этом свете. Дышу, сплю, хожу, смотрю и думаю.
Сейчас я вспоминаю день, когда мы втроем сели на поезд и поехали в Лондон. Я, Джон и Роберта. Ей исполнилось десять: возраст внучки перевалил на двузначные цифры. Это требовалось отпраздновать. Джон оправлялся после разрыва с женщиной по имени Кейт. Их роман не был продолжительным и с самого начала казался мне обреченным. В молодости Джон отличался настырностью. К тому же он все еще переживал уход Анны, ставший для него настоящим шоком. Меня вовсе не удивляет, что Кейт не выдержала и ушла. Она понимала, почему их отношения с Джоном не клеятся, и вовсе не мечтала, обжигаясь и набивая шишки, заменить ему Анну. Я ничуть не виню ее.
Итак, мы в Лондоне. Вначале посетили обожаемый Робертой Музей мадам Тюссо. Потом сели в метро и поехали на Трафальгарскую площадь. Там мы кормили голубей и любовались львами. Усадили Роберту на одного из них и сфотографировали. На ней был полосатый свитер. День выдался холодным, и от ланча на воздухе пришлось отказаться. Мы с Джоном плохо знали Лондон и еще хуже – лондонские рестораны. Стояли на площади и соображали, куда отправиться поесть. Я устала и хотела присесть.
Я уже собиралась предложить не мучиться поисками и пойти в кафе при Национальной галерее. Повернулась к зданию галереи и вдруг увидела рослую женщину шестидесяти с лишним лет. Женщина внимательно смотрела на меня. Возможно, она уже некоторое время наблюдала за мной. Этого я уже не узнаю. Женщина стояла возле фонтана. Она была не одна, а с другой женщиной, лет сорока, и двумя мальчишками – ровесниками Роберты или чуть младше. Они мне показались близнецами. Мальчишки были высокими, с волосами мышиного цвета. Роберта поглядывала на них с опаской. Женщина помоложе была копией Джона. Та, что постарше, Нина (а это, конечно же, была она), смотрела на нас. Бросив взгляд на мальчишек – явно ее внуков, – она снова вперилась глазами в Джона. За прошедшие годы она стала еще толще. Поседела. Выглядела усталой, измученной заботами. Но вовсе не несчастной. Мне очень хочется так думать. Секунды две мы с ней в упор смотрели друг на друга. И в ее глазах, точнее, где-то за ними я видела бесшабашную, сильную, горластую, не отличавшуюся умом девятнадцатилетнюю девчонку. Все это я увидела в те короткие секунды. Конечно, мое зрение уже тогда было ослаблено. Могут пройти годы, однако суть человека остается прежней. Нельзя не узнать лица женщины, которая когда-то мучилась от боли и страха и умоляла тебя о помощи.
Очень скоро ее заслонили другие гуляющие, у которых были свои жизненные истории. Убедившись, что она не пытается подойти ко мне, я облегченно вздохнула. Больше я в ее сторону не смотрела. Мы пошли в кафе, заказали еду, но я не могла проглотить ни куска. После неожиданной встречи мое сердце учащенно билось еще час или два. Потом мы бродили по залам галереи. Я поймала себя на мыслях об Эгги. Сохранилась ли их дружба с Ниной? Слава богу, что это была не Эгги. Та бросилась бы ко мне и вполне могла бы устроить сцену.
С Эгги мои мысли сами собой перетекли на Яна. Как всегда. Со дня нашей последней встречи не проходило дня, чтобы я не думала о нем и не пыталась представить его дальнейшую судьбу. Многие годы я лелеяла надежду, что услышу о нем, что он разыщет меня. Но этого не случилось. В моей жизни был еще один мужчина, но отношения с ним и близко не напоминали моих отношений с Яном. Было это лет пятьдесят назад. Что о нем сказать? Разведенный, не лишенный обаяния. Богатый и, как мне думается, весьма одинокий. Отношения, возникшие между нами, оставались прохладными. Он хотел большего, чем я могла дать. То ли он не выдержал, то ли я. Уже не помню.
Сейчас все эти люди наверняка мертвы. Это я что-то зажилась на свете. Даже Джон умер. Роберта, моя дорогая девочка, думает, будто я не знаю. Она говорит, у нее есть жених. Очень хороший человек. По-моему, я его когда-то даже видела. Немного зануда, но с чувством юмора, и в обаянии ему не откажешь. Им обязательно нужно пожениться, родить детей и строить крепкую, счастливую совместную жизнь. Я знаю, у них это получится.
Я счастлива, что не потеряла способности думать. Может, окружающим кажется, что я забываюсь или что-то путаю. Но стоит мне нырнуть глубже, и там я по-прежнему мыслю ясно. Наверное, у каждого человека есть сердцевина, над которой никакой возраст не властен. Но побороть усталость я не могу. Меня клонит в сон. Я уже давным-давно должна была бы погрузиться в вечный сон. Роберта расчесывает мне волосы. Ее движения очень нежные. Я чувствую, как потихонечку начинаю распадаться. Пора. Время настало. Я закрою глаза и больше не стану их открывать. Я отправлюсь к Яну. Если я так думаю, так оно и будет.
Но нет! Роберте что-то нужно от меня. Она хочет знать правду. Когда-то и Джон допытывался, желая знать правду. Ничего хитрого там нет. Через пару минут я соберусь с силами и положу конец ее волнениям.
– Роберта!
– Что, бабуня?
Ну вот и все. Я рассказала. Поначалу я путалась, но сумела добраться до конца.
Она шокирована, но не слишком. Думаю, она и так знает больше, только не догадывается. Она крепко меня обнимает. Это значит, что я по-прежнему ее бабуня и таковой останусь. И я рада, что встретилась с Яном. Он с первой минуты показался мне удивительным человеком.
Роберта гордится, что я пыталась спасти жизнь ее «настоящего» деда. Эту часть правды мне пришлось утаить. Все верят, что так оно и было. Пусть и Роберта верит. Возможно, это станет семейной легендой. Я не возражаю.
Она пытается мне что-то показать… но я ничего не вижу. Не понимаю, о чем она сейчас говорит. Ужасно дожить до такого возраста и потерять все, что когда-то имела. Твоя жизнь становится просто существованием, и ты переползаешь из одного дня в другой.
А сейчас мне пора к Яну. Я должна идти к нему. Наконец-то. Этот момент принадлежит только нам… Какой гул. И солнце. Боже, какое оно яркое и жаркое. Я стою босиком. У меня сильные, гладкие ноги. Над головой мчится эскадрилья. Сколько грохота от их самолетов. А вот и «харрикейн», на котором летит Ян. Самолет стремительно ныряет к земле, словно камешек, брошенный в стоячую воду. Я вижу его лицо. Его прекрасное лицо. Его улыбку. Он мне машет, и я машу в ответ. («Тише, бабуня». Кажется, это шепот Роберты.) А потом остается тишина. И по-прежнему очень жарко. Исчезают все краски и звуки. Я испытываю блаженство. Потом слышу его слова. Тогда они казались мне жестокими, но сейчас я нахожу в них утешение: «Я знал, ты необходима мне во все времена и тогда, когда время исчезнет».
Благодарности
Мне хотелось бы поблагодарить всех сотрудников издательства «Hodder and Stoughton», в особенности моего остроглазого редактора Сюзи Доре. Благодарю моего агента Ханну Фергюсон, давшую шанс мне и моему произведению. Мои искренние благодарности Деби Олпер, Айану Эндрюсу, Виктории Бьюли, Соне Брюндл-Прайс, Эмме Дарвин, Кэтрин Хетцель, Софи Джонас-Хилл и Джоди Клэр за советы, мнения, «вмешательства» на стадии работы над романом, постоянную помощь и ободрение. Благодарю Нейла Эванса и Марка Форстера за техническое обеспечение. Хочу также поблагодарить Сьюзен Дэвис, всех-всех литконсультантов из «Cornerstones» и Джо Дикинсон.
Работая над романом, я с особым удовольствием прочла три книги. Я даже забыла, что бралась за них с исследовательскими целями, желая придать больше достоверности своему роману. Это «Битва за Британию» Патрика Бишопа; «Как мы жили тогда. Повседневная жизнь во время Второй мировой войны» Нормана Лонгмейта и «За вашу и нашу свободу. Забытые герои Второй мировой: эскадрилья имени Костюшко» Линн Ольсен и Стэнли Клауда. Все исторические и фактологические ошибки целиком отношу на свой счет.
Спасибо моим друзьям: Радославе Барнаш-Банель за помощь с польским языком и Тессе Бертон за ее оптимизм и поддержку. Спасибо моим родителям, с ранних лет приохотившим меня к чтению. Спасибо Питу; не у каждой сестры бывает такой брат. Спасибо вам, мои дорогие дети: Оливер, Эмили, Джуд, Финн и Стэнли. Вы постоянно вдохновляли и поддерживали меня. И наконец, спасибо моему щедрому мужу Айану, создающему мне изумительные возможности.