Один момент, одно утро Райнер Сара
– Нет, спасибо.
Он тушит его о бетонный фонарный столб.
Лу набирает в грудь воздуха.
– Интересно, зачем ты продолжаешь это делать?
Он смотрит себе под ноги и бормочет:
– А вам-то какое дело? Мы с вами сегодня не встречаемся.
– Я не о себе беспокоюсь. О тебе. Интересно, зачем тебе эта вредная привычка?
Он оборачивается к ней с наглой улыбкой:
– Это делает мою жизнь забавнее, мисс.
– Но что тут может быть забавного?
– Это мое дело.
– Такие пристрастия губительны, особенно в твоем возрасте.
– Значит, вы сами когда-то курили?
Она отдает ему должное: он снова проявил сообразительность.
– Аарон, дело не во мне, а в тебе.
Он прищуривается. Он зол.
– Значит, доложите обо мне?
– Не знаю.
Лу считает, что поддерживать дисциплину – обязанность учителей, а не ее. Если она хочет добиться его доверия, ей не стоит докладывать о проступках Аарона.
Несколько шагов они молчат, продолжая идти рядом.
Они уже почти пришли.
Наконец, он нарушает молчание:
– Похоже, у вас свои секреты, у меня – свои.
Она понимает, на что он намекает; в его замечании таится угроза. И его аргумент имеет определенную логику. Он действительно хорошо соображает.
– Ты знаешь основные правила, – напоминает она ему, когда они входят в школу. – Твои отношения со мной не касаются моей жизни. Я здесь для того, чтобы помогать тебе и поддерживать.
– Как скажете. – Но он ухмыляется, уверенный, что обезоружил ее, по крайней мере в данный момент. – Увидимся.
Аарон поворачивается и уходит по коридору.
Лу, нахмурившись, поднимается к себе в кабинет. Сколько бы они с Кайрой ни продолжали эти игры, даже если будут запугивать ее дальше, результат будет один – она не откроется перед ними; они должны научиться уважительному отношению к окружающим. Тем не менее эти инциденты кое-что дали ей. Ей понадобится поддержка коллег, она хочет признаться директрисе. Ей придется поговорить с ней, как только обеим представится удобный случай.
Сразу после девяти Анна выходит из лифта в маркетинговое агентство Челси, где она работает внештатным копирайтером. Большинство людей ничего не знают о том, что случилось вчера, напоминает она себе, отгоняя мысли о Карен и Саймоне. Пожалуй, только ее начальник, которому она позвонила вчера утром, и Петра, женщина, которая планирует ее работу, немного в курсе. Но у них свои заботы, у них этот случай вызовет лишь мимолетный интерес, не более.
Конечно, немедленный вопрос секретарши у входа:
– Вам лучше?
Анна не поправляет ее. Если коллеги думают, что она заболела, ее это устраивает.
– Да, спасибо, – отвечает она и открывает двери в шумный офис, где проводит свои рабочие дни.
Стол Анны отделен от бухгалтерии загородкой высотой по плечо, через нее слышно, как молодая женщина по ту сторону стучит длинными ногтями по клавишам.
В креативном отделе ее коллеги ведут себя, как обычно: слева Колин, новый парень, только что из колледжа, что-то бормочет себе под нос, читая вслух рекламные сообщения, чтобы засечь их время при передаче по радио. По пачке листов А4 у него в руке она видит, что он записал несколько разных идей. Он такой сообразительный, что само его существование вызывает у Анны чувство вины. Справа от нее Билл, художественный директор, и Ян, еще один копирайтер, говорят о вчерашней телепередаче. Они больше похожи на нее – очень опытные в своем деле, средних лет, уставшие от жизни, язвительные. Оба ей нравятся. Но прежде чем Анна успевает позволить себе немного поболтать с утра, на нее набрасывается Петра.
– Привет, Анна! – энергично говорит она. – Тебе лучше?
Значит, начальник не сказал даже Петре, в чем дело. Анна не знает, то ли считать это осторожностью с его стороны, то ли безразличием, но не важно – так даже легче. Если кто-то будет с ней слишком добр, она может снова расплакаться.
– Да, спасибо, – кивает она, и Петра дает ей несколько писем, чтобы сделать наброски для страховой компании.
Поначалу Анну парализует страх: а вдруг она не сможет выполнить работу? Но через минуту она собирается с мыслями и начинает набирать текст. Через полчаса она чувствует себя уже вполне комфортно, и ей приятно сосредоточиться на знакомом деле. В конечном итоге она находит в себе силы выйти в коридор, где никто ее не услышит, и звонит Карен.
Карен стоит в кухне, глядя в большое створчатое окно до пола, но на самом деле ничего не видя, а Филлис сидит за столом с ручкой в руке. Дети в комнате смотрят «Дору-следопыта»[14] – не совсем то, что Карен бы одобрила в этот час, но сегодня все не так, как обычно.
Она могла бы что-нибудь надеть – хотя если бы кто-то попросил ее закрыть глаза и сказать, что на ней сейчас надето, она бы не вспомнила, – и могла бы приготовить детям завтрак, но сама даже не в состоянии ничего проглотить. Физически она чувствует себя странно. Хоть она и не двигается, но ноги кажутся легкими, как будто ступни не касаются пола. Она вроде тех фигур на картинах Шагала, где они летают в пространстве, вытянув руки и ноги, бросая вызов гравитации. Хуже того, она постоянно испытывает приливы ужасной паники, отчего у нее захватывает дыхание и колотится сердце.
Они с Филлис пытаются составить список друзей и родственников, которым нужно сообщить о смерти Саймона. Филлис взялась записывать, а Карен должна вспомнить имена. Если бы это было так просто! Все вверх дном, все не так, как должно быть, в том числе и память.
«Возьми себя в руки, – говорит она себе. – Они должны узнать, что случилось».
Карен смотрит на часы.
– Пожалуй, я могу сейчас некоторым позвонить. Самое подходящее время.
Филлис кивает.
– Но прежде чем ты позвонишь, я тут подумала: пожалуй, я бы сходила в похоронное бюро, посмотрела на Саймона.
– Конечно, – говорит Карен. – Конечно, сходите.
У Филлис срывается голос.
– Это кажется просто нереальным. – Она начинает плакать. – Мой мальчик…
Бедная Филлис. Даже сквозь собственную боль Карен чувствует боль матери о сыне. Каково было бы ей самой потерять Люка? Конечно, возраст ничего не значит. Карен подходит и кладет руки на согнутые возрастом плечи свекрови, а голову прижимает к ее мягким волосам. Они на какое-то время застывают в этой позе, ничего не говоря, только у Филлис текут слезы, – физический контакт говорит больше слов.
– Давайте тогда позвоним туда, – наконец, предлагает Карен. – Узнаем, когда можно прийти к Саймону после вскрытия. Думаю, с этого и надо начать.
– Ты пойдешь со мной?
Карен колеблется. Ей хочется ухватиться за всякую возможность, чтобы побыть с Саймоном, – она бы и вчера вернулась в больницу, если бы не Молли и Люк. Но в этом-то и дело: нужно подумать о них.
– Я лучше останусь. Но я бы хотела попрощаться с ним.
И тут их разговор прерывает детский голосок:
– С кем вы собираетесь попрощаться?
Обе оборачиваются и видят Люка.
– С твоим папой, – говорит Карен, не успев остановить себя.
– Но ты же, кажется, говорила, что папа не вернется.
О нет, она снова их запутала.
– Извини, малыш, он не вернется.
– Так как же бабушка собирается говорить с ним?
– Она хочет попрощаться с его телом, а не с самим папой.
– Я не понимаю.
– Папино тело перестало работать. – Она глубоко вздыхает. – Это очень печально, и мы будем очень по нему скучать. – Но Люк, похоже, ничего не понимает, и Карен продолжает: – Помнишь, я говорила вам вчера, что с ним вроде того, что случилось с Чарли? Помнишь, как тело Чарли было еще здесь, когда он умер, и мы его закопали в саду, но самого Чарли уже не было?
– Мы и папу закопаем в саду?
Карен не удерживается от тихого смешка.
– Нет, милый, нет. Ведь папа особенный человек, и мы через несколько дней устроим то, что называется «похороны». Это вроде как прием гостей, но люди будут печальными, и некоторые, может быть, будут плакать. Вот тогда ты, я и Молли сможем должным образом с папой попрощаться.
– Но я хочу поговорить с папой сегодня! – Малыш топает ногой. – Разве я не могу пойти с бабушкой?
Карен и Филлис смотрят друг на друга. Обе не знают, что сказать, что делать.
Филлис сажает его на колено и тихо говорит Карен:
– Знаешь, это, может быть, неплохая мысль, если он хочет. Я видела моего дедушку, когда была ненамного старше него.
Карен не уверена, что это будет правильно. С одной стороны, ей хочется оградить Люка, а с другой – она никогда не баловала детей, и это поможет ей самой побыть с телом Саймона. «Как бы решил Саймон? – думает она. – Захотел бы он, чтобы дети увидели его в гробу, холодного и безжизненного?» Она не уверена, что он одобрил бы такое решение. И все же она вспоминает их разговор, когда умер его отец, что, дескать, сейчас скрывают смерть близких от детей, а Саймон как раз этого не одобрял. Он знал прошлое своего отца – тот был ирландский католик и регулярно ходил в церковь, – и, когда отец умер, Саймон и Филлис постарались отнестись со всем уважением к его религии.
– Традиция изменилась – смерть стала более публичной, – сказал тогда Саймон, когда гроб перед похоронами поставили в родительском доме. – Папа бы захотел, чтобы было так.
Но хотя Саймон думал, что такое подобало его отцу, это все равно было другое поколение. Действительно ли он захотел бы того же для себя?
Мысли Карен лихорадочно крутятся в голове. В то же время она сознает, что Люк рядом и ждет. Сейчас не время медлить.
Пожалуй, в данной ситуации лучше всего прислушаться к желанию Люка. Она опускается на корточки рядом с ним, нежно берет его за плечи и заглядывает в глаза.
– Люк, милый. Если хочешь пойти попрощаться с папой, то, конечно, можешь отправиться туда с бабушкой. Но папа будет выглядеть не так.
Люк как будто немного испуган:
– Как – не так?
– Этого не надо бояться. И не беспокойся, – заверяет она сына.
– Увидишь, – говорит Филлис. – Он будет совсем неподвижен.
– Как будто спит?
– Похоже. Но еще неподвижнее.
Он кивает и, взглянув на Филлис, объявляет:
– Я пойду с тобой.
Карен так гордится его отвагой, что едва сдерживает чувства.
В это время звонит телефон. Карен вскакивает и, взяв трубку, успокаивается: это Анна.
Любезности не нужны.
– Как ты сегодня? – интересуется Анна.
– Ужасно, – отвечает Карен, но криво усмехается.
Анна благодарна ей за это – приятно слышать хоть такой смех.
– На самом деле ты застала нас, когда мы пытались кое-что решить. Подожди минутку, я только выйду. Мне пригодится твой совет.
Пока Анна ждет, ей слышно, как дверь открывается, а потом снова закрывается.
– Просто Филлис захотела пойти посмотреть на Саймона, – понижает голос Карен.
– Ну, хорошо. – Анна хмурится, не понимая, в чем проблема. – Он все еще в больнице?
– Его перевезут в похоронное бюро – это недалеко отсюда, по дороге в Хоув. Его перевезут туда сегодня утром после вскрытия.
– Так она, конечно, может поехать туда? Она ведь водит машину?
– Да-да, водит. Это не проблема. Просто Люк тоже захотел туда поехать.
– Люк? – Анна старается говорить прежним тоном. Почему-то она не может представить Люка рядом с Саймоном. Инстинктивно ей хочется уберечь его от травмы. Увидеть мертвого Саймона было достаточно страшно ей самой, а тут пятилетний малыш.
Карен объясняет:
– Он подслушал, что Филлис собирается туда поехать, и теперь тоже хочет попрощаться.
– А…
– Что ты думаешь?
– Ей-богу, Карен, это твои дети! Я действительно не знаю, что делать. А что Молли?
– Я подумала, что мы с ней останемся дома.
– Хм-м-м, не знаю. – Анна призывает всю свою эмоциональную отзывчивость и постепенно приходит, как ей кажется, к правильному решению. – Если ты даешь такую возможность Люку, то, может быть, нужно разрешить и Молли тоже попрощаться с отцом.
– Но ей всего три годика. Ты не думаешь, что для нее это будет чересчур?
Тут Анна вспоминает:
– Но та милая медсестра вчера посоветовала тебе, чтобы ты взяла детей посмотреть на него. Если они захотят.
– Правда?
– Да, она говорила об этом. Извини, я не напомнила тебе.
Анна чувствует себя виноватой: снова подвела Карен.
– О, не беспокойся. Мы все вчера были не в себе. Ну, мы и сегодня не в себе…
– Ты всегда можешь ей позвонить и спросить, но она говорила об этом, да. – Анна замолкает, потом добавляет: – Ведь Саймон же не изуродован, верно? Он не попал в аварию, и никакой несчастный случай с ним не произошел… Если бы такое случилось, тогда бы я не сказала «нет»: его вид мог бы их потрясти. Но он кажется умиротворенным.
– Да, это так… М-м-м, может быть, ты права… И все же я бы не стала заставлять малышку…
– Нет, конечно нет.
– Я знаю, что делать: я спрошу ее саму.
– Звучит очень разумно, – соглашается Анна. – Я уверена, ты поговоришь с ней так, что она поймет, и посмотрим, что она скажет. Но я думаю, что потом она будет благодарна за это.
«Боже мой, – через несколько минут думает Анна, положив трубку. – Кто я такая, чтобы поощрять Карен на такие поступки? Я провожу половину своей жизни дома, ни с кем не общаясь. Никто из моих коллег почти ничего не знает о моих бедах, ведь так? Представляю, что бы сказали Билл или Ян, если бы я рассказала им, на что способен Стив, когда напьется. Конечно, они бы пришли в ужас».
Анна вздыхает. Держать все переживания в себе не хорошо. После смерти Саймона это кажется еще более неправильным и вредным. Она возвращается за стол к своим письмам, стараясь снова отвлечься от этих мыслей. Но они по-прежнему в ее голове, просто поедают ее. Тайны. Ложь. Саймон жил так прямо и откровенно, что его смерть бросает неприятный свет на то, как много невысказанного она держит в себе.
Она не знает, сколько еще сможет выносить такую жизнь, и теперь видит все совсем иначе.
10 ч. 51 мин
– Это ты, Лу?
Учащенное дыхание. Лу сама собиралась позвонить, но мать ее опередила. Лу изображает энтузиазм:
– Да, мама, привет!
– Я вчера думала, ты мне позвонишь.
От этих слов Лу становится плохо.
– Извини, да, знаю… Я… м-м-м… Мне до того нужно было позвонить подруге, а потом я собиралась позвонить тебе. Я тебе говорила, что мне пришлось кое-что отменить, чтобы к тебе приехать.
Ха! Подавляй вину виной, Лу: это тактика.
Но мать, похоже, интересует только, будет ли Лу делать то, что она от нее хочет.
– Значит, ты приедешь?
– Да-да, приеду.
– В четверг?
У-у-у-у!
– Нет. Я приеду в субботу утром.
– Ну, правда? Не раньше?
– Боюсь, раньше не могу, – резко отвечает Лу.
Это ложь, она могла бы приехать в пятницу после тенниса, но ей невыносима перспектива такого длительного пребывания рядом с матерью.
– Я и так не иду в субботу вечером в гости.
Тут есть доля правды, и не отменять хотя бы часть своих планов всего лишь разумно. Будь она проклята, если поддастся матери полностью!
– Хорошо, дорогая, спасибо.
Мать Лу явно что-то заметила в ее тоне и поняла, что большего добиться не сможет.
– Дядя Пэт и тетя Одри будут так рады тебя увидеть.
Да, конечно, думает Лу, яростно крутя телефонный кабель, чтобы сдержать раздражение. Она хочет закончить разговор.
– Это все, мама? Просто мне нужно позвонить еще в пару мест, а у меня лишь несколько минут до следующего ученика.
– Ладно. – Слышно, что мать разочарована, но Лу не обращает на это внимания. В конце концов, обращайся с другими так, как они с тобой.
– Тогда пока! – с неуместной радостью говорит Лу и вешает трубку. Впрочем, освободившись, она не может удержаться, чтобы не пнуть свой ящик с карточками.
«Тогда лучше позвоню Вик», – решает она. Вик – ее давнишняя подруга, с которой Лу знакома со школы. Еще осталось несколько минут.
– Вик, это Лу.
– Привет.
– Боюсь, у меня довольно неприятная новость.
– Ну? Какая?
– Я не смогу к тебе прийти.
– Черт! Почему?
– Из-за мамы.
– Что, опять?
– Да, опять.
– Что на этот раз?
– Она хочет, чтобы я приехала и помогла ей. Приезжают тетя Одри и дядя Пэт. Дядя Пэт тут болел, и она пригласила их, так как они несколько месяцев никуда не выходили.
– А ты там зачем?
– Обхаживать их. Они требуют много внимания.
– А сама она не может?
– Говорит, что нет. У нее болит бедро, ты знаешь.
– Но ты всегда к ней ездишь. Не может помочь твоя сестра Джорджия?
– Ты же знаешь, что нет. Она могла бы зайти ненадолго, но у нее дети и дела – все уже распланировано.
– Но и у тебя то же самое! Я запланировала эту встречу сто лет назад.
– Знаю, знаю. Извини, мне очень жаль.
Куда ни повернись, везде Лу виновата. И все равно нельзя сказать, что она не разочарована. Вик знакома со столькими колоритными людьми, что на ее вечеринках всегда настоящее буйство.
– В субботу у меня день рождения. Редко он выпадает на выходные.
Вина усугубляется.
– Вик, честно, я бы с такой радостью пришла – тут и говорить нечего. Но я не умею говорить «нет». Ты знаешь, какая у меня мама. Если я не приеду, то будет обеспечен кошмар на несколько месяцев.
Вик вздыхает:
– Наверное. Но все равно досадно. Была еще одна причина, почему я хотела, чтобы ты пришла.
– Вот как?
– Я хотела кое с кем тебя познакомить.
Лу перестает вертеть телефонный кабель.
– Правда?
– Истинная.
– С кем?
Вик сама не лесбиянка, но она работает в театре, и у нее куча друзей такого сорта, хотя по большей части они мужчины.
– Недавно я встретила за кулисами прелестную женщину.
– Ну?
– Вот так. Подруга одного из актеров. Она точно твоего типа.
– Как ее зовут?
– София.
– Итальянка или испанка, что-то такое?
– Да, испанка, но она уже несколько лет живет здесь.
– И как она выглядит?
– Я сказала: твой тип. Хорошенькая.
– Хорошенькая в каком плане?
– Короткие темные вьющиеся волосы, карие глаза. Честно, она очень привлекательна. Я бы о такой мечтала, будь я лесбиянкой.
– М-м-м, звучит заманчиво. Чем она занимается?
– Работает в какой-то интернет-компании. Наверное, какой-то менеджер.
Значит, еще и соображает, и, похоже, образованная. Это то, что ей нужно. Все это очень притягательно.
– Сколько ей лет?
– Я бы сказала, лет тридцать.
Это на два года меньше, чем Лу, но не слишком молодая.
– Где она живет?